Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

17

– Пусть ведомо тебе будет, капитан, и вам, уважаемые мореплаватели, что раз в три месяца из порта Глухая Бухта на Сапфировые острова отправляют припасы, главным образом тухлую солонину негодную для нужд королевского флота, которая идет на прокорм каторжников! – завладев всеобщим вниманием объявила Быстрые Глазки. – Подряжаются на это дело самые разные корабли, ибо казна постоянно пытается экономить и оплата невелика. Так что на островах никогда не знают, кого именно ожидать и определяют своего по условным сигналам, которые каждый шкипер получает отправляясь из Глухой Бухты.

– Если же, несколько из нас высадятся неподалеку от этого порта и заранее узнают, что за корабль подрядился везти припасы, а потом мы перехватим его в море, на руках у нас окажутся секретные сигналы с помощью которых можно проникнуть на каторгу под видом торговца, – в тишине, которую прерывал лишь плеск волн, продолжала рыжеволосая плутовка. – Сама каторга укреплена для обороны с моря, но никак не для того, чтобы противостоять атаке изнутри. Ближайший же корабль с припасами отправляется, по моим подсчетам, где-то через месяц.

– Любому, кто коснется этой девчонки хоть пальцем, я намотаю вокруг шеи его собственные потроха! – взревел капитан с такой силой, что окружавшие его пираты даже попятились.

– Ты и твои спутники немедленно будете в нашей команде! – лишний раз для острастки обведя свою ватагу пронзительным взглядом, обернулся капитан к Быстрым Глазкам. – А, если мой брат, и впрямь, окажется на свободе, ты увидишь, насколько я могу быть благодарен. Эй, несите наш круг, новеньким нужно дать клятву!

Как оказалось, в отличие от плутов, пираты, которые сами себя предпочитают называть не иначе, чем вольные мореплаватели, не только клянутся, но и заверяют эту клятву на большом круглом листе бумаги разукрашенном всякими злодейскими символами. Подписи свои они ставят по кругу, дабы королевским прокурорам не удалось разобрать, кто первым подписался и тем подал остальным дурной пример.

Не желая уподобляться, безграмотным матросам, имя которых пишет кто-нибудь другой, а они лишь собственноручно ставят крест, я старательно вывел на этом зловещем документе свое недавно приобретенное имя – Бес В Ребро. Вслед за чем, повторил за капитаном слова присяги, в коей милостью всех Богов и самой виселицей клялся соблюдать обычаи и порядки ватаги, а так же во всем подчиняться избираемым ватагой начальникам. Так же поступили и остальные мои спутники, включая Трину.

Справедливости ради нужно сказать, что кое-кто из вольных мореплавателей высказался в том смысле, что ее, по малолетству, можно и освободить от клятвы, но капитан настоял на своем.

– Когда она подрастет, она мне сама спасибо скажет, – свирепо заявил он, – за то что ни один из вас, похотливых кретинов, не может забраться к ней под юбку, потому что она, по клятве, ровня всем вам, а не просто девчонка на борту!

Ах, если знали бы мои несчастные родители, как их беспутный сын, менее чем за две недели стал сначала плутом, а потом и морским разбойником, – вероятно, от стыда за то, что породили подобное исчадие нашего рода, они лишились бы рассудка. Мне же, сознаюсь, в данных обстоятельствах соображения подобного порядка вовсе не шли на ум. Более всего, меня волновало то, что вот, я вторично поклялся виселицей и, уж если попытаться воспринять это как примету, то примета получается самая дурная.

– Быстрые Глазки, – спросил я спутницу, когда нам выдалось остаться одним. – Не изменили ли мы клятве, которую давали гильдии плутов, поклявшись тем же самым перед ватагой вольных мореплавателей? Не должно ли нам теперь быть повешенными?

– Ну что ты, мой добрый товарищ! – искренне успокоила она меня. – Вот, если бы мы, поступили в стражники или прокуроры, то уж тогда виселицы нам точно не миновать.

– А в Глухой Бухте мы точно сможем отсюда удрать? – понизив голос полюбопытствовал я, ибо и в мыслях моих не было, что все ее разговоры о нападении на королевскую каторгу, есть что-либо, кроме чистейшего плутовства.

– Бес В Ребро! – возмутилась она. – Мы должны дорожить своей честью, ибо наша честь – это честь нашей гильдии! Уж если я, мастер плутовства, говорю, что возможно вытащить кого-то с королевской каторги, значит я знаю, о чем говорю! Жаль, конечно, что такое славное деяние, я делаю не как товарищ нашей гильдии, а как вольная мореплавательница, но тут уж ничего не поделаешь, такова воля Богов.

– О, Боги! – поднял лицо к небесам я. – За что вы караете меня так сильно? Сначала этот грубый Инкуб, потом я стал плутом, теперь я – пират! Нет, все это определенно должно закончиться виселицей!

– Правила ватаги позволяют уйти из нее, – успокоила меня Быстрые Глазки. – Конечно, не раньше, чем мы освободим капитанова брата. Я ведь тоже не собираюсь быть мореплавательницей всю жизнь. Быть может, нам еще достанется какая-то доля из будущей добычи и мы, распрощавшись с ватагой, окажемся на свободе при деньгах.

– Ну, попадись нам в море этот барон Зубень! – свирепо сказал я, вспомнив наше последнее общение с Инкубом. – Я первый потребую, чтобы его выбросили за борт, да еще привязали к ногам что-нибудь тяжелое! Или лучше его повесить?

– Бес В Ребро, – рассмеялась Глазки, – ты настоящий пират, но согласись, барон подшутил над тобой гораздо остроумней.

– Я еще подумаю, – пообещал я в довершение этого разговора.

18

Должен оповестить всех, что жизнь вольного мореплавателя, или пирата, как нас называют те, кого мы величаем сухопутными крысами, не намного лучше, чем пребывание под охраной на купленном баронессой Зубень корабле.

Во-первых: питание наше не изменилось – та же солонина и всевозможные крупы, а вода по счету. Хотя, о радость, разбавленное горячее вино давали теперь и за завтраком.

Во-вторых: не боящиеся ни Богов, ни демонов, вольные мореплаватели переделали морскую примету насчет женщин весьма своеобразным образом – если женщина на борту кому-то принадлежит, то должна принадлежать всей ватаге. Естественно, обречь на это мою маленькую Трину я не мог.

В-третьих: будучи наравне с остальными, спали мы в одном кубрике с полусотней наших товарищей, что создавало, конечно же, массу неудобств.

Плыли мы теперь на корабле нашего капитана, прозвище которого было Свирепая Акула, сам же корабль по какому то странному стечению обстоятельств именовался «Милашка». Наше прежнее судно «Грифониха» шло за нами в кильватере, то есть, если разъяснять для тех, кого мы именовали сухопутными крысами, следом за нами.

Сначала я, было, решил, что несмотря на все вышеперечисленные неприятности, пиратское житье – неплохо. На борту царил относительный порядок: напиваться, либо играть в азартные игры было запрещено. Как объяснили мне знающие люди, немало ватаг погибло из-за того, что не придерживалось столь жестоких ограничений.

Потом до меня дошло, что, как равный среди равных, я должен участвовать в боях, и мне стало не по себе. Быть может, я и пожелал, чтобы был казнен барон Зубень, но, видят Боги, ведь это было в минуту отчаяния, а так я вовсе не кровожаден.

– Бес В Ребро, – объяснила мне Глазки, когда я поделился с нею своими сомнениями, – тебе конец, если они решат, что ты – трус. Не лезь на рожон, но и не отставай, иначе, долго не проживешь.

Некоторое время мы пребывали в праздности и я продолжал преподавать моим спутникам грамоту, как вдруг, мало-помалу, занятием этим заинтересовались прочие, окружающие нас матросы. Может быть, это и следствие повального бездействия, но, с тех пор, я мало верю, когда при мне говорят, что низшие сословия тупы и чужды всякому учению.

Первый корабль захваченный после того, как мы стали пиратами, достался слишком легко – судно это запросило пощады сразу же, как из нашей катапульты вылетело первое ядро. Я даже призадумался над тем, сколь выгодно быть вольным мореплавателем, – из общей добычи на мою долю достался неплохой камзол и сабля. Но вот другое судно…

Стрелы со свистом проносились над моей головой и я поминутно укрывался за фальшборт. Ядра летели не токмо с нашей стороны, но и от противника. Кому-то совсем рядом от меня таким ядром снесло голову, а потом мы пошли на абордаж.

Издавая воинственные кличи не хуже остальных, я, тем не менее, предпочел вовремя споткнуться, чтобы, ворвавшись на вражескую палубу, иметь перед собой не менее десятка широкоплечих товарищей по ватаге. Мне даже не пришлось никого рубить.

Груз этого судна наших товарищей не впечатлил, большее значение имело то, что у нас стало на один корабль больше, я же без труда определил, что в огромных, перевозимых нашим трофеем, бочках находится самое настоящее земляное масло, о свойствах которого был изрядно начитан.

Два дня я потратил на опыты, используя в качестве емкостей всевозможные глиняные горшки, и разбавляя вещество всевозможными маслами и жирами, а потом продемонстрировал своим товарищам зажигательную смесь, которая прилипает к дереву и горит даже в воде.

Капитан и наиболее уважаемые члены нашей ватаги совещались около трех часов, прежде, чем решили, что столь разрушительные снаряды надо употреблять крайне осторожно, дабы не сжечь добычу до того, как мы успеем ее захватить, и употреблять без меры, если речь идет о том, чтобы отбиться от королевского крейсера, желающего захватить нас.

Досужие умы могут укорить меня в том, что я поставил науку на службу морскому разбою. Со своей же стороны отвечу им, что сделал я это ради спасения собственной жизни и, что, не я, так кто-нибудь другой, снабдил бы вольных мореплавателей подобными снарядами.

Как бы то ни было, с тех пор я постоянно пребывал при одной из метательных машин, что позволяло мне идти на абордаж в последних рядах.

Была во всем этом деле и существенно неприятная сторона: желая меня уважить, вольные мореплаватели именовали созданное мною вещество не иначе, чем Бесова Смесь или Бесов Огонь, и, как я не объяснял им, что описание подобного рецепта читал в старинном фолианте, оставались при своем заблуждении. И, поскольку до сих пор можно еще встретить такое название, должен прямо сказать, что появилось оно вовсе вопреки моей воле.

Так носились мы по морю, наводя страх и ужас на торговцев, а эскадра наша состояла уже из четырех кораблей и, кроме камзола с саблей, появились у меня уже красные шаровары, но, тем часом, извилистый путь наш все ближе и ближе приводил нас к заветной капитановой мечте – освобождению брата, и, приблизившись к порту Глухая Бухта, мы и вовсе перестали нападать на корабли, чтобы соблюсти необходимую для нашей цели скрытность.

Мне же, по мере приближения к этой цели, становилось все тревожней.

19

Нет слов, чтобы описать те терзания духа, которые посещали меня, покуда капитан и Быстрые Глазки пребывали в порту Глухая Бухта, выясняя обстоятельства нашего дела. Но, наконец, они явились на борт, узнав все необходимое о корабле, который повезет на каторгу припасы.

Отплыв от порта подале, мы легли в дрейф и, наконец, встретив означенный корабль, атаковали его и взяли на абордаж. Команду большей частью перебили, а остальных сбросили за борт.

В ходе этой операции нам удалось получить все необходимые секретные знаки и, еще через неделю, захваченное нами судно входило в Бухту Черепа – порт королевской каторги – по берегам которой теснились многочисленные бараки с узниками. Пришли мы под вечер, дабы избежать разгрузки, потому что в бочках из под солонины, которую мы скинули за борт, укрылась большая часть нашей команды. Быстрые Глазки изображала купеческого сынка, которому папаша доверил осуществить сделку, я – ее слугу, а капитан Свирепая Акула – шкипера. Дюжина пиратов у которых, как он выразился, рожи не самые бандитские, изображала матросов. Крикун и Трина были юнгами, впрочем, им было рекомендовано не путаться под ногами и на палубе лишний раз не показываться.

После обмена любезностями, осмотра судна и обильных возлияний, а хозяева не приминули использовать прибытие нашего корабля в качестве повода для пирушки, на которую я, по счастью, приглашен не был, разошлись заполночь. Быстрые Глазки на этом застолье смогла очень тонко выведать, где именно на каторге в обычае помещать пиратов, чья вина не столь сурова, чтобы карать их виселицей. Я же в это время, вместе с остальными членами команды, высвобождал из пропахших тухлым мясом бочек наших товарищей по пиратскому ремеслу.

И вот, три вооруженных до зубов отряда растаяли в ночи. Два из них направились к бастионам прикрывавшим узкий выход из бухты, с целью вывести из строя метательные машины и дать знать остальным нашим судам, что потеха близко. Отряд же под командованием Свирепой Акулы, к которому присоединилась и Быстрые Глазки, направился освобождать узников.

В ужасном волнении застыл я возле метательной машины на палубе нашего судна сжимая в руке не зажженный до поры факел. Ковш катапульты был до предела взведен и заполнен огневыми снарядами моего собственного изготовления, а рядом, держа в руках потайной фонарь с закрытыми шторками, стоял Маленький Крикун. Лишь плеск волн, да поскрипывание швартовочных канатов нарушали эту зловещую тишину, но тут…

Звон тревожного колокола раздался с одного из бастионов и резко умолк. Затем на другом бастионе показались огни и нам стали слышны крики дерущихся. Потом шум пошел со стороны бараков.

– Началось! – открыл шторки фонаря Крикун, а я, хотя и чуть не выронил от неожиданности факел, но все же поднес его к пылающему фитилю и дав разгореться начал поспешно тыкать в пропитанную горючей смесью паклю, которой были заткнуты горшки. Освещенные быстро полыхнувшим красноватым пламенем, мы стали завидной мишенью для любого лучника и, поспешно отскочив назад, я крикнул:

– Бей!

Вместе с нами приставленный к машине дюжий пират взмахнул молотом, одним ударом выбил клин. Раздался щелчок, катапульта подпрыгнула от удара ковша о перекладину и снаряды, большая часть которых благополучно разгорелась, помчались в сторону деревянных построек на берегу.

– Навались! Тяни! – зашумели окружающие помогая нам вновь отвести лапу с ковшом в нижнее положение. – Клин давай, давай клин, в зад твою матушку!

Мы успели сделать еще пару выстрелов, когда над головами у нас засвистели стрелы и большая часть команды, похватав луки и арбалеты, рассеялась вдоль борта. А тут подоспел отряд с одного из бастионов и началась отчаянная рубка, давшая нам с Крикуном выстрелить еще раз.

Меж тем и к стражникам подошло подкрепление, и явились остатки второго отряда, так что силы противоборствующих сторон были почти одинаковы. Строения на берегу никто не думал тушить и они пылали во всю, когда в бухту вошли остальные наши корабли и тоже стали метать огненные снаряды. А из глубины острова подошел еще один немалый отряд в помощь страже и нашим товарищам на берегу стало несладко.

Но тут с адскими воплями вырвалась откуда-то из тьмы бесчисленная толпа злодеев, обреченных, ежели б не мы, пожизненно пребывать в своей каторжной доле. Размахивая обрывками цепей, коими совсем недавно еще были скованы, они с таким остервенением набросились на охрану, что та в поспешности начала отступать.

Капитан Свирепая Акула, возглавивший этот отряд, не стал преследовать врага, а тут же, вместе со вновь обретенным братом и Быстрыми Глазками поднялся на борт. Вслед за ним устремились бывшие узники, набившись на наше судно в таком количестве, что мы побоялись, что оно сейчас перевернется и поспешили поднять паруса.

Те, кто не успел погрузиться бросились вдоль берега искать лодки или шлюпки, некоторые кидались в воду с целью доплыть до наших кораблей и немалая получилась пожива акулам. А все-таки, как мы посчитали на следующий день, распределяя спасенных по кораблям, всего мы вывезли с каторги в ту ночь триста двадцать одного узника.

Это был самый большой побег за всю историю Королевской каторги на Сапфировых островах и устроившая его ватага капитана Свирепая Акула по праву прославилась среди всех морских разбойников Внутреннего моря.

20

Получив такое количество отчаянных бойцов, большей части которых нечего было терять и не стоило надеяться на милость правосудия, мы, естественно, преуспели в разбое и скоро у нашей ватаги было целых шесть кораблей. Тут-то и сдержал капитан Свирепая Акула данное моей рыжеволосой спутнице слово и отблагодарил ее тем, что поставил капитаном одного из захваченных судов.

Корабль ей достался небольшой и прозывался «Морская Кобылка», имел две мачты, а вооружен был катапультой, закрепленной как раз между ними в сторону левого борта. Экипаж составили, в основном, бывшие каторжники, да немногие бывалые пираты.

Для меня стало весьма удивительно то, с какой легкостью Свирепая Акула препоручил судно юной девице, не имеющей, к тому же, никакого мореходного опыта, но очень скоро я понял, что капитан у пиратов является более вожаком в бою, чем мореходом, а с этой ролью Быстрые Глазки справлялась получше иных мужчин.

Наша команда после недолгих обсуждений выбрала себе человека ответственного за дележку еды и воды – тоже одна из весьма уважаемых у вольных мореплавателей должностей. К нашей радости им стал Кривой, тот самый пожилой, одноглазый и хромой пират, что в молодости был плутом.

Меж тем, грамотных людей среди команды оказалось немного, кораблю же, кроме капитана, потребен шкипер и вот, Быстрые Глазки обратилась ко мне.

– Мой верный товарищ Бес В Ребро, – сказала она. – Ты как-то хвалился мне, что знаком с прибором, каким мореходы определяют положение корабля по светилу и говорил, что пользоваться им нет ничего проще.

– Конечно говорил, – не ведая, куда она клонит, я не стал отказываться от своих слов. – Я достаточно читал об этом в одной умной книге, посвященной науке о звездах и хоть сейчас могу сделать любые вычисления.

– Ты так же хорошо разбираешься в картах, кому и быть шкипером, как не тебе, – просияла спутница. – Не так ли?

Я робко возразил ей, что мореходство – наука тонкая и мне куда проще пребывать при метательных машинах, нежели знать, что моя ошибка в вычислениях может обречь всех нас на погибель. Быстрые Глазки же на это только рассмеялась.

– Послушай, Бес, – успокоила она. – Мы ведь плывем целой флотилией. Наше дело держаться вблизи своих кораблей, а не совершать путешествия самим, где от тебя потребовалось бы все твое умение. В парусах же и поворотах наши боцманы понимают лучше тебя, так что тут твое вмешательство не потребно.

Я вынужден был с ней согласиться. К тому же, хотя ни в кормежке, ни в безопасности своей я от новой должности не выигрывал, а все же шкиперу, как и капитану, и, выбранному командой, делильщику провианта, положена была отдельная каюта. А я до невозможности устал ютиться в тесном кубрике.

Команда выбрала меня шкипером тем охотнее, что на должность никто не претендовал. Для безграмотных этих людей сама возможность определять положение судна по светилу казалась неким священнодействием и, узнав, что я таковым умением располагаю, они испытали сильнейшее ко мне уважение. Насчет каюты получилось же следующее: коль скоро, на «Морской Кобылке» их было всего две – судно было небольшое – одну из них Глазки отдала Кривому, в другой же предложила поселиться нам троим, то есть ей, мне и Трине.

Братца своего она предпочла оставить среди остальных, дабы никто не сказал, что она его балует, маленькой же девочке, по ее мнению, в кубрике было не место. Команда порешила, что где и быть девчушке, как не с папашей – то есть со мной – я же со своей стороны дал себе слово ни в коем случае не нарушать клятвы, ибо, если первый раз, когда я поклялся милостью Богов и соблазнился прелестями Трины, мы попали к пиратам, то последний-то раз я поклялся еще и виселицей. Поэтому, выяснив, что кроватей в каюте всего две, я охотно согласился, чтобы мои спутницы спали вместе на одной из них, а мне досталась другая.

Мой милый дружок Трина тоже была в восторге от полученных нами удобств и радовалась тому, что я теперь стал такой важной на корабле персоной. То же, что Быстрые Глазки стала капитаном, воспринималось ею как нечто само собой разумеющееся.

Должен, однако, сказать, что рыжеволосый мой товарищ по плутовству и вольному мореходству испытала в первую же ночь на новом месте некоторые неудобства.

– Трина, маленькая развратница, что ты делаешь? – удивленно спросила она, едва мы заняли свои постели.

– А что? – удивилась моя милая Трина. – Мы со старшей сестренкой все время друг друга трогали перед сном.

– Ты спала в одной постели со своей сестрой? – зардевшись спросила Быстрые Глазки.

– И с младшим братиком, – объяснила девочка. – Мы втроем спали на одной постели.

– И вы все трогали друг друга? – еще больше смутилась Глазки.

– Когда было скучно, – с тем же невинным выражением лица призналась девочка. – Если тебе не нравится, я не буду.

– Ах, не в этом дело! Если хочешь, конечно… Бес В Ребро, не смотри на нас так! – потребовала она, заметив, что беседа эта до крайности меня заинтересовала.

– Послушайте, если вы будете заниматься этим, не нарушите ли вы клятву? – поспешил узнать я. – И потом, видя, чем вы занимаетесь, легко ли мне оставаться в стороне?

– Милостью Богов прошу, – пробормотала Быстрые Глазки, – не мешай нам, мы просто потрогаем друг друга. Может быть поцелуемся.

Я настоятельно посоветовал им вспомнить о виселице, которой мы поклялись, но ничего не помогало. В конце концов, я уснул, готовый в любой момент проснуться с петлей на шее. Но – и вот она справедливость Богов! – ровным счетом ничего не произошло. Боги простили им все эти вздохи, оглаживания и причмокивания.