Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

82

Через некоторое время жизни нашей в Свином Копыте, Глазки начала обращаться ко мне с просьбой скрыть недевство той или иной особы, о которой меня могли бы спросить. Когда число таких особ перевалило через семь и мне стало трудно их запоминать, я поинтересовался у нее, чего ради мне настолько напрягать голову.

– А того, милый муженек, – разом скинув через голову сорочку и прильнув ко мне всем телом, ибо беседа происходила ночью на нашем супружеском ложе, сообщила она, – что каждая особа эта заплатила нам по пять золотых.

– Ах, моя милая Денра, – обнял я ее. – Пусть мы и не продали мой медальон, но теперь я спокоен за нас всех. Ты, воистину, мастер плутовства. Почему ты мне раньше не сказала?

– Я боялась, что ты будешь излишне переживать, – тихо рассмеялась она, лаская меня обеими руками. – Но теперь вижу, что напрасно.

Учительские мои дела продвигались отлично. Ученицы предо мной трепетали, преподавал я им не утруждаясь, ибо их родителям было важнее, чтобы я присутствовал при их чадах, как угроза того, что потеря чести будет тут же выявлена, нежели знания. Любимой же из моих учениц стала Ханна – дочь господина Друза.

Старшая ее сестра благополучно вышла замуж, господин Друз отлучился по торговым делам, супруга его вечно пропадала по подругам и мы с Ханной оказались предоставлены сами себе. Прислуга же мешать нашим занятиям не смела.

Мало-помалу, отношения наши приняли столь доверительный характер, что, однажды, явившись в комнату для занятий, я застал там томно зевающую ученицу в одной ночной сорочке, длиною не достигавшей колен, и Ханна умоляла меня дать ей поспать, поскольку нынче всю ночь провела над любовной поэмой, которую стащила из спальни собственной матушки.

Понимая, что все это следствие грамотности, которую, в силу своего нынешнего образа жизни, несу подрастающему поколению, я снисходительно разрешал ей это, не забыв, после пробуждения заставить пересказать, что именно она прочитала.

Кое-что, из прочитанного, было Ханне непонятно. Особенно же, какое такое может быть удовольствие от любовных действий и как это можно испытать оное, не потеряв девство.

Снисходительно улыбнувшись, я объяснил ей, какие бывают самые разные любовные игры. Рассказанное заинтересовало ее настолько, что до конца урока мы говорили только об этом.

На эту же тему она сразу же завела разговор и завтрашним днем, явившись в комнату для занятий, опять-таки, сонной и в неглиже.

– Послушай, Ханна, – сказал я. – Ведь мы здесь для того, чтобы заниматься каллиграфией, а не для таких бесед.

– Ты сам говорил, что пишу я уже достаточно хорошо, – насмешливо сказала она. – У нас впереди два часа, успеем позаниматься и каллиграфией. Но мне еще так много хочется спросить о том, в чем мужчины и женщины находят приятствие и, как это может быть, не теряя девства.

– Очень просто, милая девочка, – ответствовал я. – Можешь ли ты сказать, что такое прикосновение тебе неприятно?

С этими словами я опустил вниз свою ладонь и скользнув ею под кружева сорочки коснулся нежного, трепетного бедра.

– Было бы совсем неприятно, я закричала бы или оттолкнула тебя, – потупившись пробормотала Ханна. – Но зачем ты делаешь это?

– Потому что мне это нравится и я хочу сделать тебе приятное, – признался я. – Ты не лишишься девственности, поверь мне.

– Мое тело, оно красивое? – смущенно спросила Ханна, когда сорочка ее оказалась снята. – У всех моих подруг уже есть груди, у меня же…

– Глупенькая, они у тебя будут еще очень и очень большие, – пообещал я, вспомнив ее матушку – жену господина Друза. – Не бойся же, давай не надолго приляжем, тебе, и впрямь будет приятно. Девственность же твоя нисколько не пострадает.

Ханну, которой вот-вот должно было исполниться четырнадцать, вопросы того, как можно испытать удовольствие с понравившимся юношей, не лишившись при этом девства, интересовали и в дальнейшие наши встречи.

Некоторые игры она отвергала сразу же, объявляя, что так низко она не падет никогда, о других же говорила, что сделает это только с любимым человеком, третьи же, хоть и стесняясь, позволяла мне с ней опробовать.

Постепенно я понял, что уже не в силах управлять событиями и, то что я сделаю в следующий момент совершенно не зависит от меня. Мне оставалось лишь играть в эти игры, то воспаряя в небеса от охватывающего меня блаженства, то мучаясь угрызениями совести от того, что с каждым днем опасная эта игра захватывает меня все больше и больше и я уже не могу без нее.

Быть может, все и кончилось бы именно так: доверительной дружбой столь разных по возрасту людей, учителя и ученицы, но рок, мой злой рок, не мог оставаться в стороне.

О, злая моя судьба! Нежный поцелуй, соприкосновение нагих тел, ее крепкие ягодицы в моих ладонях, и вдруг, встреча того, что может быть принято с тем, что может принять – по-детски нежным, но жадно распахнутым, влажным и горячим. И уже в следующий миг – расширившиеся от удивления глаза Ханны.

– О, Денра! – покаялся я тем же вечером. – Вот чем окончились все мои попытки идти по пути умеренности, добродетели и благомыслия. Как был я лгун, клятвопреступник, фальшивомонетчик, насильник, кровосмеситель, святотатец и многоженец, так им и остался!

– Ты теперь еще и растлитель, – усмехнулась она, выслушав меня внимательно. – А все же, знаешь, тот золотой, который ты подарил Ханне, она не выкинет в реку, как обещалась. И не потратит на платья или сладости. Она оставит его на память, поверь мне. И, может быть, со временем даже простит тебя. По крайности, ты сделал все, чтобы она не забеременела.

83

С остальными ученицами отношения мои были вполне подобающие общепринятым нормам приличия, за исключением, пожалуй, дочери городского головы. С первого же момента, оказавшись в комнате для занятий, я понял, что с девством его двадцатичетырехлетней красавицы-дочки все в порядке. Она же, вместо приветствия, улеглась на стол и задрав подол высоко подняла ноги.

– Вас ведь наняли, что бы вы убедились в моей невинности? – язвительно спросила она. – Осмотрите меня, но только не мучайте, пожалуйста, всю неделю философией.

Действительно, сей достойный муж нанял меня для занятий со своим чадом именно этой дисциплиной.

Подойдя и вежливо изучив то, что она на мое рассмотрение представила, я сообщил, что я, вообще-то, не врач и не повивальная бабка, поэтому, уж, если созерцаю, то исключительно для собственного удовольствия. Относительно же ее невинности уверил, что не сомневался в ней с первого взгляда.

– Вы, так же, должны понять и своих родителей, – объяснил я, покуда девица приводила наряды в порядок. – Их весьма волнует, что вы никак не выходите замуж. В их представлении, это может быть связано с тем, что лишившись однажды девства, вы теперь опасаетесь быть разоблаченной в первую же брачную ночь.

– Быть может, мне просто не хочется, чтобы рядом со мной валялся в постели какой-нибудь самодовольный мужлан. И не просто валялся, но и обладал мною, – призналась она поправляя платье. – О, как хотелось бы связать свою судьбу с натурой тонкой, нежной, способной по настоящему любить и сопереживать.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что девица обожает поэзию и даже сама пишет стихи. Это была очень длинная и еще не законченная поэма о двух подругах, живущих на каком-то сказочном теплом острове, где-то во Внутреннем море и о том, как они самоотверженно любят друг друга.

Всю неделю мы занимались с ней чтением этого произведения вслух, спорили о рифмах и эпитетах. Девица оказалась необычайно умна и время я провел с превеликим удовольствием, хотя, клянусь, заглядывать к ней под платья мне – увы! – больше не пришлось.

– Только учтите, – предупредил я ее напоследок. – Подобные отношения не длятся достаточно долго. И на избранном вами пути ждет вас немало разочарований. Загляните-ка вы на Дорогу Сорока Монастырей в Обитель Вечной Святости и передайте привет матушке-настоятельнице от старца Светоча. Уж, если кто вам и сможет помочь, так это она и ее сестры. Нигде больше не видел я отношений между девицами, столь напоминающих описанное вами.

Ученица моя заинтересовалась и обещала над этим подумать. Я же с чистым сердцем заверил родителя в ее невинности и посоветовал предпринять какую-нибудь поездку, желательно в благочестивых целях, – авось, девица развеется.

Весьма довольный собой, я явился домой, но не успел, по обыкновению своему, развалиться поверх постели, как раздался стук в дверь. Глазки отсутствовала, пребывая в гостях у жены местного судьи, дети с прислугой отправились гулять, так что открывать пришлось самому.

Гостьей оказалась шестнадцатилетняя девица – дочь одного из местных толстосумов. Как раз сегодня я должен был ужинать у него в гостях.

– Сударь, вы – чудовище! – прямо с порога произнесла она.

Я несколько опешил.

– Послушайте, добрая девушка, у меня нет никаких сомнений относительно вашего девства. Так я и сказал вашему батюшке не далее, чем вчера за обедом, – возразил я. – Стоит ли меня бесчестить?

– Ах, не стройте из себя невинно обиженного! – криво усмехнулась она. – Все, кому надо, давно уже знают, что девственность можно купить у вас за пять золотых, отданных вашей жене!

– Придется мне поговорить с женой и выяснить, что это за такие странные слухи, – изобразил удивление я. – Вы то на что сердитесь? Вы – самая настоящая девственница, причем тут пять золотых?

– Я вам нравлюсь? – взглянув на меня в упор спросила она.

Я признал, что она, несомненно, привлекательна.

– Прекрасно, – на пол сразу упало несколько булавок: с такой поспешностью девица стала избавляться от платья. – Вот это стоит пятидесяти золотых?

– Послушайте, э-э… Метта, – я, наконец-то, вспомнил как ее зовут. – Это стоит и большего, но я не в состоянии дать вам таких денег, как бы мне не хотелось.

– Отлично, – сказала она. – Это я даю вам пятьдесят золотых таким образом. Вы согласны?

– Вы сами только что сказали, что мои, так называемые, услуги клеветники оценивают в пять золотых, – смущенно напомнил я. – Причем же здесь пятьдесят?

– Не притворяйтесь невинной овечкой и скажите же, куда мне лечь или что вообще делать? – потребовала Метта. – Вы прекрасно знаете, что речь идет о моем отце!

Я отвел ее в нашу с Глазками спальню и уложил на кровать, попытавшись, однако же, уяснить:

– Причем же здесь ваш отец? Я не определяю этого у мужчин, да и глупо как-то ожидать, что, став вашим родителем, он остался в девственниках.

– Притом, глупец, что мой отец – самый богатый в городе человек, и, прожив во вдовстве пять лет, он хочет связать свою жизнь с особой целомудренной. Как я узнала, обе мерзавки, таскающиеся на наши ужины вот уже три дня к ряду, заплатили вашей жене по пятьдесят золотых. И только у единственного человека, который по-настоящему достоин быть моей новой матерью, нет и никогда не будет таких денег. Берете вы то, что я предлагаю или нет?

84

– То есть, – дошло наконец до меня. – Если я правильно понял, та, которую вы хотели бы видеть своей мачехой, тоже не девственна, в то время, как ваш батюшка ищет…

– Молчите, глупец! – приказала она. – Вы ее мизинца не стоите. Она старше меня всего на шесть лет, но опекает меня уже десять лет, с тех пор, как устроилась к нам моей нянькой. Когда лет восемь назад дела моего отца пошатнулись, от нас ушли многие, но не она. После же смерти матушки, нет у меня более близкого человека. Ее ли вина, что еще в детстве она полюбила уходившего воевать человека, а он не вернулся и не смог сделать ее своей законной женой? Сегодня я плачу за эту, единственную в ее жизни ночь.

– Ах, Метта, – утирая слезы вздохнул я. – Если бы ты знала, как хочется мне отказаться от твоей девственности! Я совсем готов подтвердить невинность этой особы перед твоим отцом и без всяких от тебя жертв. Проклятый Инкуб, в кого ты превратил меня? Милая моя девица, если бы ты знала, как нужно мне твое девство! Но ведь, беря его, я чувствую себя так, как будто вымогаю у несчастных их последнее!

– Какая тебе разница, что вымогать – золото или девство, – презрительно усмехнулась девица. – Поклянись лишь, что ты сегодня же подтвердишь непорочность моей будущей матери!

Я поклялся, а о том, что произошло дальше, говорить не буду. Было ли это приятно – да. Вспоминаю ли я об этом, сравниваю ли с чем-то – нет. Но до сих пор мне жаль, что моей двадцать второй девственницей оказалась именно эта девица и при именно таких обстоятельствах.

На прощанье я остановил Метту у двери, перекрыв ей выход плечом и достал из кармана золотой.

– Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне, – сознался я. – Возьми это и сохрани. Каждый раз, когда он попадется тебе на глаза, помолись за меня. Возможно, ты избавишь меня от того, чтобы я стал еще хуже, чем есть на самом деле.

– Какое мне дело до того, каков ты на самом деле, – усмехнулась она. – Ведь у нас с тобой сделка, не так ли? Я отдала тебе все, что у меня было, теперь же постарайся ты.

Когда пришла Глазки, то встретил я ее в весьма расстроенных чувствах.

Выслушав мой рассказ, она помрачнела:

– Слушай, Бес, мы, и впрямь, занимаемся здесь самым настоящим вымогательством. С той только разницей, что не мы приходим к развратным девицам требовать деньги, а они сами обращаются к нам, зная, что мы можем их разоблачить. В этом же случае, ты сам виноват. Ты не должен был принимать ее жертвы.

– Милая Денра, – сознался я. – Каждый раз, сделав подобное, я и сам говорю себе о том, что не должен был. Но почему, почему же у меня никогда не хватает сил отказаться от этого в тот момент, когда ничего непоправимого еще не совершено?

– Успокойся, – сказала она. – Лето уже началось, еще немного и мы навсегда распрощаемся с этим городом.

Тем же вечером, за ужином, после непродолжительной беседы с хлебосольным хозяином, когда он завел речь на несколько щекотливую для него тему, я ответил следующим образом:

– Добрый мой сударь, нет сомнения, что все три гостьи, о которых вы меня спрашиваете, девственны. Однако же, давайте говорить честно, вам, в ваши годы, любая из них принесет приятствие, ведь все они гораздо моложе вас. Каково же будет вашей дочери, которая сегодня, пять лет спустя после смерти матушки, уверен, все еще очень горячо переживает эту потерю? Заметили ли вы, с кем, из всех названных вами кандидаток, единственно, общается ваше дитя? Когда я женился вторично, так взял такую девицу, которая пришлась по сердцу и Гарлу, и, особенно, Трине. Видят Боги, я не прогадал.

– Вы совершенно правы, дорогой господин Фонарщик, – оживился собеседник. – По мне, молодая жена, будь она хоть сто раз целомудренна, это еще не все. Я слишком люблю дочь, а, если она и мачеха будут постоянно на ножах, так моя жизнь очень быстро превратится в ад. И, коль скоро, моя милая Метта так тянется к той, кого знает с шести лет от роду… Ну, не глупо ли мне искать еще чего-то?

Радость испытанная мною при этом была столь сильна, что я даже обнял своего собеседника.

– Вот слова достойнейшего и добродетельного отца семейства, – сказал я. – Уверен, сделав так, вы получите не только преданную и верную жену, но и заслужите любовь и уважение своей дочери.

– О, Боги! – сказал я вечером Денре, когда мы оказались на нашем почти супружеском ложе. – У меня будто камень с души упал. Пусть я и мерзавец, но сумел искупить хотя бы часть своей вины.

Так и протекало наше житье-бытье в славном городе Свиное Копыто. Бывали у нас огорчения, бывали и радости. Хоть и мучила совесть, ибо, идя плутовскою стезею, совершаешь вещи, иногда, самому себе неприятные, но были же и радости. Хоть и было в отношениях моих с ученицами и кое-что непотребное, а, все же, кроме Ханны, девственности из них никто не лишился. Но уж если видел я в ком из них тягу к знаниям, то делился всем, что сам познал в интересующих их вещах без утайки.

Главным же показателем успешного нашего в граде сем проживания, было то, что денежные запасы наши неуклонно увеличивались. А было это, при том, что и питались сейчас неплохо, весьма немаловажно, потому что предстоял нам еще поход далеко на север в поисках Ледяного храма, где хранится алмазная скрижаль. Так что преумножение богатств наших служило именно этой цели.

В каждом деле, однако же, не без священника, как говорит простонародье, когда хочет сказать, что достаточно гладко ничто достаточно долго идти не может.

85

Священника нашего звали отец Люрик и был он настоятелем местного Соборного храма, то есть, храма, посвященного не одному какому-то Богу, а всем Богам, вошедшим в Кадастр. Храм был так себе – из ныне известных ста девяносто шести Добрых Богов, там не было изображений и трех первых дюжин. О существовании же отца Люрика мы узнали не в самый спокойный для нас день.

Когда после уроков я вернулся в нашу скромную квартирку на Поросячьей улице, там ужас что творилось. Спрятавшаяся на кухне Лута, растерянная моя Трина, Крикун с пылающими ушами и рязъяренная, как ведьма Денра.

– Ой, мамочка, не надо больше, – утирая слезы пал на колени Гарл при моем появлении, но мамочка-сестра со всей беспощадностью вцепилась ему ногтями в ухо отчего бедняга взвыл.

– Милая женушка, – помятуя о наличии прислуги обратился я. – В чем провинился этот юный отпрыск?

– Луту пытался обесчестить! Под подол полез! – сердито закричала моя мнимая жена. – Я ему уши откручу!

– Да я только потрогать хотел! – заливаясь слезами покаялся злосчастный Крикун. – Я ничего такого…

– Ты его, женушка, выпори, – посоветовал я и пошел на кухню успокаивать юную служанку.

– Не обращай внимания, Лута, – посоветовал я под аккомпанемент воплей наказуемого в соседней комнате Крикуна. – Кровь в юнце играет, со всяким бывает.

– Я, хозяин, понимаю, – смущенно потупившись пробормотала пятнадцатилетняя Лута. – Только они как-то уж слишком серьезно все начали делать. Если бы просто…

– И просто не разрешай, – распорядился я. – Просто, это мне можно. Я человек рассудительный, не обижу, если что. Он же – мальчишка еще. Ничего не соображает.

Тут я немного приобнял ее за талию, Лута же смущенно хихикнула.

После наказания Крикуна, заставив его умыться, отправились совершать моцион. Впереди чинно следовали, взявшись за руки, Крикун и Трина, сзади мы – как родительская чета.

– А знаете, за нами следят от самого дома, – в полголоса сообщила Глазки, раскланявшись с очередным уважаемым городским семейством.

– И что будем делать? – забеспокоился я.

– Попетляем немного, – распорядилась мастер плутовства. – А потом возьмем в оборот.

В оборот незнакомца мы взяли в самом живописнейшем месте, на берегу протекавшей на окраине городка речушки с лесистыми берегами. Просто повернули назад, а когда поравнялись, Крикун шагнул в лево и, оказавшись за спиной у противника, выхватил кинжал, свой кинжал мгновенно выхватила Глазки, я шагнув вправо извлек из под одежды жезл, которым, при желании можно было не слабо стукнуть по голове, наш маленький же дружок Трина оказалась у меня за спиной.

Перед тем, как атаковать – впрочем, противник наш испугался настолько, что атакуй Глазки немедленно, тот был бы верным покойником – моя рыжеволосая сообщница сделала тайный знак Гильдии Плутов. Я – человек не кровожадный, поэтому с радостью увидел, как следивший за нами сделал ответный знак.

Глазки сделала знак подмастерья, противник сделал еще один ответный знак. Глазки сделала знак товарища, противник ответил лишь знаком подчинения. Глазки сделала знак мастера, противник лишь показал, что это выше его разумения. Тогда Глазки сделала тот знак, коим мастерам положено обращаться к подмастерьям. Противник наш побледнел.

– И кто тебя – подмастерье – послал следить за мной, мастером славной Гильдии Плутов? – поинтересовалась Глазки.

– Ах, мастер, – извиняющимся тоном признался достаточно юный темноволосый юноша. – Зовут меня Крепкие Пятки и, как изволите видеть, я послушнейший подмастерье нашей славной Гильдии. Сюда приехал из столицы, чтобы содержать больную матушку и пробиваюсь плутуя по мелочам в кости.

– Есть ли в граде сем ложа Гильдии? – холодно поинтересовалась Глазки, услышавши же в ответ, что таковой не имеется, приказала нам с Крикуном. – Покажите себя!

Я показал знак, коим, обычно, товарищи Гильдии обращаются к подмастерьям, Крикун изобразил то же самое. Крепкие Пятки побледнел. И было, скажу вам, отчего – если в городе нет ложи Гильдии, то, по нашим законам, ложей могут считать себя любые три члена Гильдии, если выше они ученического достоинства. Так что на берегу этой речушки собралась сейчас как раз ложа в составе: мастер, два товарища и ученик. А ложа обладает властью суда над любым своим членом, вплоть до приговора его к смерти.

– Верьте, добрые товарищи славной Гильдии и вы, ее уважаемый мастер в мою невиновность, – обратился к нам юноша, – ибо я считал, что служу делу праведному, угодному Богам. Обратился ко мне, не далее чем вчера, предстоятель Соборного Храма отец Люрик и просил, обещая в награду два золотых, немедленно принести ему адский медальон, который носит на своей шее некий господин Фонарщик. Потому и взялся я сегодня с утра следить за тем домом, где вы проживаете. И в мыслях у меня не было, что выступлю я в этом против своих товарищей.

– Смерти ты не достоин, ибо действовал по неведению, – успокоила нашего собеседника Быстрые Глазки. – От себя же замечу, друг мой подмастерье, что члены нашей Гильдии не работают на кого-то, подобно наемным убийцам или, даже, пиратам. Мы берем свое там, где его увидим. Учись же этому и достигнешь в гильдии продвижения.

Крепкие Пятки лишь почтительно поклонился принимая урок.

– Теперь подумаем же, что мы знаем об этом Люрике, – предложила рыжеволосая плутовка. – Зачем ему наш медальон?