Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

25

– Вы?.. Вы, правда, пиратский капитан? – прерывисто дыша спросила Миса, когда опустившая штаны Глазки втиснулась меж ее ног и начала изображать самое бесцеремонное изнасилование.

– Конечно, глупышка! – целиком отдаваясь творимому ей разврату сказала рыжеволосая. – Не далее, чем месяц назад, благодаря мне, с королевской каторги на Сапфировых островах бежало более трехсот узников.

– И это при том, что вы?.. – еще больше удивилась девица.

– Тихо, милая, тихо, это не мешает мне получать от тебя удовольствие, – рассмеялась моя соучастница по плутовству и пиратскому ремеслу. – А уж сегодня ночью ты будешь развлекать нас до рассвета.

– Ах, господа пираты! Пожалуйста! – еще крепче обвивая ногами бедра плутовки, вновь воззвала Миса.

– Теперь – Трина, а то она потом запачкается вашим семенем! – распорядилась Быстрые Глазки, уступая место моему маленькому дружку и подтягивая штаны.

– Только скорее! – потребовал я. Рядом нетерпеливо заныл, все еще уставившийся, по приказу сестры, в стену, Крикун.

Трина хихикнула и задрав подол своего платьица поспешно заняла поверх Мисы место нашего развратного капитана. Потом очередь дошла и до меня. Возможно, дело в том возбуждении, которое испытывала наша гостья, но лишить ее девственности оказалось гораздо проще, чем, в свое время, дочь трактирщицы.

– Эй, Крикун, давай, – разрешила Глазки и обратилась ко мне. – Знаешь, Бес, со времени того маленького приключения с баронессой Зубень, он стал просто несносен. В нем похоти еще больше, чем в тебе.

– Похоти много, да уж больно быстро он от нее избавляется, – ответствовал я, когда Крикун поднялся с постели. – Мы еще не все попробовали, не так ли?

– Еще так много можно успеть до утра, – усмехнулась Глазки. – Только сначала, давайте поедим сами и покормим пленницу.

– Давайте, – согласился я. – Вставай, Миса, и можешь не одеваться.

Так, перемежая застолье самым бесцеремонным развратом, мы развлекались с нашей гостьей до рассвета, причем, она получала удовольствие ничуть не меньшее, чем мы сами. Утром же я без сожаления вручил Мисе золотой из собственной доли в нашей пиратской добыче.

– Это много, – покраснела она. – За что?

– Эх, дорогая моя Миса, – улыбнулся я. – Легко пришло – легко ушло. Пиратская доля, она такая: трать, пока можешь, а завтра, глядишь, возможности уже не представится.

– Ты, Миса, в любом случае, потратишь эти деньги себе во благо, – поддержала меня Быстрые Глазки. – И о нас хорошую память сохранишь.

Тепло расставшись с Мисой, мы зажили той жизнью, которой всем вольным мореплавателям на берегу жить полагается.

В первый же вечер я сообщил владелице таверны-борделя, что готов хорошо заплатить, коль скоро она приведет ко мне девственниц. Особы, которых она тут же завела в нашу комнату девственницами, конечно же, не являлись. Через час она повторила попытку, приведя с собой еще пятерых в возрасте от десяти до пятидесяти, но и у них того, пробив что я мог бы приблизиться к числу, названному мне Инкубом, не оказалось.

Трактирщица долго со мной препиралась, доказывая, что все они девственницы, но я сразил ее на повал, сказав, как хорошо знаю, что на устроенном ею аукциона девственница была всего одна.

На следующий день с утра она притащила в нашу комнату сразу пятнадцать особ женского пола, но, когда я безошибочно распознал единственную среди них девицу – возрастом оная была около пятнадцати лет – и тут же увлек ее к кровати, трактирщица подняла шум, крича, что это ее племянница и приведена сюда единственно для того, чтобы определить, насколько верно я чувствую девство.

По крайности, в безошибочности моих суждений убедилась не только она, но и Быстрые Глазки. Уважения к магии и к потусторонним духам в нашем капитане после этого только прибавилось.

Утром третьего дня я встретил в районе порта, куда ходил проверять порядок на нашем судне, двух самых настоящих девственниц, которые весьма недвусмысленно предложили мне показать все, что у них есть за пару медных монет. Старшая, которой минуло уже одиннадцать, еще могла представлять для меня интерес. Однако, когда я объяснил им, за что именно они могли бы получить у меня не медяк, а целый серебряк, обе с дикими визгами бросились на утек. Мне оставалось только поспешно удалиться, коря себя за то, что не предложил золотую монету – уверен, это сразило бы их наповал.

Вечером того же дня Быстрые Глазки захотела побыть с нашей маленькой Триной и, поскольку, отправив под благовидным предлогом братца на корабль, она доказала, что ротик ее по прежнему быстр и хорош, я охотно уступил. Вместе с вернувшимся из гавани Крикуном, мы спустились на первый этаж таверны. Он – в тайной надежде найти шлюху подешевле, я, поскольку к шлюхам склонности не имею, – найти хорошего вина.

Вместо всего этого нашли десяток человек из нашей собственной команды и начались крики и объятия, как будто мы не виделись лет десять. Затем сдвинули пару столов, вытрясли у кого, что было в карманах – я до сих пор благодарен Глазкам, что она не дала мне забрать с собой всю мою долю, а часть оставила на хранение при себе, – и вино начало литься рекой.

26

Проснувшись, я долго не мог понять, где нахожусь: комната была достаточно уютной, но совершенно незнакомой. Еще более незнакомой оказалась пышнотелая особа не первой молодости, в голом виде возлежавшая на большей части постели. Девица лет семнадцати, с миловидным зареванным личиком хлопотала накрывая на стол завтрак. Девственницу в ней я определил с первого взгляда.

– Мир дому сему, – произнес я первое, что пришло мне в голову, пытаясь сообразить, где именно нахожусь. – Доброго всем утра и здоровья.

– И вам доброго утра… папенька, – последнее слово девица вымолвила с такой гримасой, будто у нее внезапно отчаянно разболелись зубы.

– А, проснулся, муженек, – пробурчала пышнотелая очухиваясь ото сна и тут же полезла ласкаться. – Ну-ка, поцелуй свою малышку Лу.

В смущении обшаривая телеса соседки по кровати, я любезно чмокнул ее в щеку, лихорадочно пытаясь сообразить, что собственно произошло и высматривая по сторонам свою одежду, ибо был абсолютно наг.

В первый момент я решил, что Боги, за какое-то прегрешение – а было-то у меня их последнее время предостаточно – вдруг поместили мою душу в чье-нибудь чужое тело. Мысли о возможности подобного неоднократно высказывались во всяких мудрых книгах, хотя наяву никто с эдаким не сталкивался. Потом, натягивая штаны и глянув на себя в зеркало, я пришел к выводу, что и лицом и сложением никак не отличаюсь от того себя, которого привык видеть постоянно.

Тут мне пришла мысль, что я долго болел и только от того не помню свою жену и совсем взрослую дочку, а все ужасы моей жизни – демоны, плутовство и пиратство – есть ни что иное, как горячечный бред.

– Но тогда, – спросил я сам себя, – что делает у постели эта ржавая сабля? И каким таким родом деятельности нужно еще заниматься, чтобы таскать на себе красные шаровары и меховой, по такой жаре, плащ?

Особа же, именовавшая меня супругом, помогла мне привести себя в порядок и, усадив за стол, принялась потчевать завтраком.

– Мне бы нужно сходить на корабль, – наугад сказал я, даже и не ведая, а бывал ли когда-нибудь хоть на одном корабле.

– Конечно, муженек, конечно же, – охотно подхватила женщина. – Я сама тебя провожу. Нужно же забрать серебро.

Снова пришел мне черед впасть в задумчивость. Ибо, если имеет она в виду кусок серебра, который достался мне при дележе, то он, находится у Глазок, а та, скорее всего, – в таверне. Если же, речь идет о серебряных монетах, то я их, верно, пропил – карманы моего камзола пусты, а на попойку я вчера угодил с ними.

С другой стороны, а был ли дележ? Была ли Быстрые Глазки? Маленький Крикун? В том, что попойка была, я не сомневался, так болела моя голова. Но вот с кем я пил?

Выйдя с незнакомой мне супругой за ворота дома, я с облегчением убедился, что порт Жемчужный не привиделся мне в горячечном бреду. Вон они, знакомые улицы, вон – таверна, а вон и «Морская Кобылка» у причала.

– Жди тут. Женщина на корабле – к несчастью, – приказал я спутнице и поднявшись по трапу робко спросил у вахтенного. – Капитан здесь?

– Здесь, – зевая кивнул тот. – С полночи явилась, злющая, как демон.

Стремглав я кинулся в знакомую и показавшуюся такой родной каюту:

– Глазки!

– Бес! Глупейшее ты создание, что ты наделал?! – бросилась она навстречу.

– Папочка! – кинулась ко мне в объятия Трина. – Папочка не оставайся с этой ужасной женщиной. Я все для тебя буду делать, хочешь?

Она вдруг всхлипнула, что окончательно меня смутило.

– Что со мной произошло? – прочистив горло спросил я. – Кто-нибудь знает?

– Ты женился, – трагическим голосом поведала мне Быстрые Глазки. – Неужели ты совсем ничего не помнишь?

– Как женился? – ужаснулся я и по удивлению моему она поняла, что память, и впрямь, мне отказала.

Срывающимся от волнения голосом поведала моя подруга по пиратскому ремеслу, как вчера, когда более благоразумные товарищи мои по пирушке, отправились к шлюхам, я откололся от честной компании и выбрел на ночные улицы города. Как разрывался более трезвый Крикун между похотью и долгом, а потом побрел за мною следом, не в силах догнать, поскольку ноги его изрядно заплетались, но прекрасно видя, как задеваю я через одну всех встречных поперечных девиц и предлагаю расстаться с девством, пока не поздно.

Как разыгралась ужасно скандальная сцена, когда пристал я к какой-то особе идущей по улице с дочерью. Как собралась толпа зевак и особа винила меня в бесчестии, а я же на всю улицу орал, что вот я, славный шкипер Бес В Ребро, пришедший из набега с полными сундуками серебра, а не какая-нибудь голытьба и, что, если надо, я и жениться могу.

И как вся эта толпа, во главе с моей будущей женой поволокла меня в ближайший храм, где я нахально повторив перед священником свои пьяные бредни, был в присутствии многочисленных свидетелей, повязан узами брака.

– О, Боги, за что вы караете меня так сильно?! – сокрушенно вздохнул я. – Ничего более нелепого со мной никогда еще не происходило.

27

– Послушай, – некоторое время помолчав спросил я свою рыжеволосую подругу, – а именем какого Бога меня поженили?

– Бог Лулах, он весьма чтим местными жителями, – ответствовала Быстрые Глазки.

– А входит ли он в Кадастр добрых Богов, утвержденный Духовным Советом нашего королевства?

Оставалась еще одна слабая надежда, но капитан тут же меня ее лишила:

– Входит. Брак законен и расторгнуть его нельзя без веских на то оснований.

– Да, – удрученно вздохнул я. – А там на пирсе моя дражайшая супруга ожидает, что я вернусь к ней с горами серебра. Не могли ли мы сразу же отплыть?

– Бес, мы не имеем права отплывать без ведома Свирепой Акулы, иначе вся ватага ополчится против нас. Он же никогда не разрешит обижать местных жителей и нарушать их законы. Ему ведь требуется иметь где-то безопасное пристанище. Так что, если власти обратятся к нам, пока мы находимся в порту, Акула отдаст тебя им.

Я обиженно объявил, что выдавать меня не за что и, уж, коли есть в этом деле пострадавшая сторона, то это, без сомнения, я.

– Не все так просто, – еще больше помрачнела Глазки. – Ты обещал ей серебро и она вышла за тебя замуж. Если теперь она не получит серебра, может обвинить тебя в обмане.

– О, Боги, – опять застонал я. – Где же взять такое количество серебра? Она что, рехнулась, когда поверила моим бредням?

– Бес, – с сочувствием глянула на меня собеседница, – сейчас идут важные переговоры и, в случае их успеха, ватага отойдет из порта со дня на день. Продержись еще немного. Из Жемчужного ты уйдешь законным мужем, но ведь возвращаться сюда не обязательно. Давай что-нибудь придумаем.

На пирс я выходил с карманами забитыми брусками свинца используемого для литья метательных ядер к катапультам. По размеру они были точь в точь, как брусок серебра, обломок которого достался мне в качестве добычи. Его я у Глазок забрал вместе с оставшимся золотым из моей доли.

– А где же сундуки? – с неудовольствием спросила супруга.

– Ты что, женщина, совсем ополоумела? – хоть я и собрался разговаривать учтиво, дабы не дать проснуться в ней подозрительности, но сдержаться не смог. – Уж лучше сразу бежать и кричать по всему городу, чтобы приходили и грабили. Вот, попробуй-ка мои карманы.

Ощутив в моих карманах немалую тяжесть она моментально расцвела:

– Ох, миленький муженек, прости свою маленькую, глупенькую Лу. Пойдем же скорее.

Вернувшись в уже знакомый мне дом, я отколол от обломка серебряного бруска небольшой кусок:

– Беги, женщина, к ювелиру и поменяй это на деньги. Купи сундук побольше, да привези его так, чтобы все видели, что он пустой, а то, не ровен час…

Замком я запасся заранее, чтобы быть уверенным, что в сундук никто без меня не заберется и обман не будет раскрыт.

Супруга моя стремглав отправилась выполнять указание, я же, решил продолжить знакомство с так нежданно приобретенной семьей.

– Иди сюда, – обратился я к хлопотавшей по хозяйству девице. – Что-то ты не ласкова со своим новым папочкой.

Девица, потупившись, неохотно приблизилась.

– Хороша, – окинув взглядом тонкую талию и заманчиво выпирающую грудь сделал я комплимент. О чем еще беседовать любящему родителю со взрослой дочерью, я и понятия не имел. – А отчего ты еще в девицах ходишь?

– Оставьте меня, ужасный вы человек! – вспыхнула она. – Ввалились в порядочный дом со своим награбленным серебром! Ослепили его блеском мою матушку! Была она честной вдовой, а теперь кто, пиратская жена?

– Я ее силком не тянул! – громко возмутился я вполне обоснованно, ибо, если верить Глазкам, стоило мне только о серебре заикнуться, так тут меня и окрутили. Спутница моя рыжеволосая вообще считала, что разговоры о женитьбе, которые я вел, касались более дочки, чем матери.

– Да уж, знал, как подкатиться! – тоже повысила голос девица. – Достатком прельстил! Богатством!

– Не ори на старших, выпорю! – разъярился я. – Задеру подол и так отхожу, что своих не узнаешь! Никакого почтения к старшим! Распустилась, вертихвостка! Я жизнью, можно сказать, рискую ежеминутно, а ты тут бедность проповедуешь? Походи по морям с мое, пожри солонину каждый день, поспи в тесном кубрике с полусотней висельников, а потом обличать будешь! Хорошо ли плохо, а я до шкипера дослужился! Небось дурака не возьмут!

Долго я отчитывал девицу в таком же духе, покуда не явилась ее матушка с сундуком. Та, узнав в чем дело, так же накинулась на дочь, я же, пользуясь случаем, загрузил свинец в сундук кинув обломок серебряного бруска сверху, и заботливо запер замок. При каждой загружаемой свинцовой чушке, вопли малышки Лу становились громче и громче, покуда девица в конце концов не разревелась.

В тот день я еще четырежды ходил в порт, возвращаясь с полными карманами свинца и, потея от утомления, вовсю проклинал сребролюбие доставшейся мне супруги. Вернувшись в последний раз, я опять выдал хозяйке кусочек настоящего серебра и приказал:

– Пока стемнело, купи еще один сундук, да чего-нибудь поесть.

Та радостно удалилась, из-подтишка пригрозив дочери кулаком, заплаканная же девица робко подошла ко мне просить прощения.

28

– Вот так-то лучше, – подобрел я при виде раскаивающейся девицы и ласково обняв за бедра попытался прижать к себе, но та стремглав прянула в сторону.

– Как вам не стыдно! И вас я должна величать своим отцом? – возмутилась она. – Как можно позволять такое по отношению к дочери своей жены.

Меж нами с падчерицей, определенно, вновь пробежала черная кошка.

– Послушай, глупая, – сердито ответил я. – кому и приласкать-то послушную дочь, как не любящему отцу? Здоровая кобыла, а ведешь себя последней дурой! Я что, укусил тебя или пытался задрать подол?

– О, Боги, за что мне это, за что! – со слезами на глазах запричитала она, но тут я, окончательно потерял терпение, приказал подогреть вина и, в ожидании оного, завалился на кровать прямо в башмаках.

В таком положении и застала меня супруга, которой дочь со всей поспешностью стала на меня жаловаться, но матушка, совершенно неожиданно приняла мою сторону, повторив буквально мои слова, да еще от себя добавив:

– Тебя, видно, похоть гложет, коль тебе, как последней шлюхе, в каждом взгляде видится намек, а в каждом прикосновении – приглашение к разврату!

Девица вновь зарыдала в голос, говоря о том сколь неразумно поступила Лу впустив меня в дом, матушка же отвечала ей дикими воплями. Определенно, моя жизнь превращалась в ад.

Смущала также необходимость исполнения супружеского долга. Толстые дряблые телеса Лу не вызывали во мне никакого желания, однако, учитывая это, во время последнего путешествия за свинцом, я прихватил с корабля кое-что из трав, используемых для приготовления эликсира. А именно, ту что должна была способствовать разжиганию похоти.

Итак, покуда домочадцы, вовсю ругаясь, накрывали ужин, я загреб из кармана горсть означенной травы и принялся тайком жевать. То ли дозу я избрал слишком большую, то ли действие травы без эликсира должно было быть именно таким, но к концу ужина мне было уже совершенно все равно, как малышка Лу выглядит, а интересовало только то, как скоро и сколь глубоко я смогу в нее погрузиться. Возможно еще и от того, что вина за ужином, по случаю мнимого обогащения, мы с супругой принимали безмерно.

– Пойдем, дражайшая моя! – при первой же возможности вскочив из-за стола, я потащил малышку Лу к кровати, падчерица же моя, покраснев, как вареный омар, кинулась тушить лампы.

Насытив всевозможными способами Лу, да так, что она свалилась без сил и громко захрапела, я поднялся с постели и, как был совершенно наг, осушил еще несколько чаш вина, потом же, заслышав, как на кровати ворочается падчерица, поднялся и подошел к ней.

– Уйдите! – испуганным шепотом попросила она. – Уйдите сей же час, а то я закричу!

– Слушай, доченька, а как тебя, собственно, зовут? – поинтересовался я, совершенно не обращая внимания на угрозу. – Я же не знаю этого до сих пор.

– Зовут меня Орна и я дочь почтенного в этом городе человека, – ныне покойного – а не какого-то пиратского головореза! – тем же громким шепотом сказала падчерица. – Уйдите немедленно с моей кровати, если хотите, чтобы я сохранила к вам хоть толику уважения, которое должна испытывать к мужу моей матери!

Проклятая трава все еще будоражила мою похоть, но, по счастью, уже не слишком сильно, так что я смог сохранить здравость ума и, даже не делая попыток пристать к девице просто прилег на край ее постели.

– Ну, а за что тебе меня уважать? – спросил я, помимо воли задумавшись над тем, как, вообще, пришлось оказаться мне в подобной ситуации. – Я – пират? Пират. Развратник? Да знала бы ты, милая Орна… Ты говоришь, что я виновен в том, что прельстил твою мать серебром? Ах, глупая девочка, еще как виновен, но – ведь сколь тяжко я за эту свою вину плачу.

– Оставьте же меня, оставьте! – в ужасе взмолилась она, когда я откинув в сторону ее покрывало и поспешно повернулась ко мне спиной.

– Ты, и впрямь, несносная девчонка, – прижавшись к ее заду, который отделяла от меня лишь тонкая сорочка, – посетовал я. – Завтра же тебя выпорю. И не вздумай орать, а то твоя мать проснется и вы будете ругаться до рассвета, а я, видят Боги, этого просто не вынесу.

– Ненавижу, – простонала Орна, когда я с удвоенной силой прижался к разделяющей наши тела сорочке. Удивительно, но именно это мгновение и оказалось самым приятным за всю ночь. Я имею в виду, что похоть моя, вместе с семенем, оставила меня окончательно.

– Сам себя ненавижу, – признался я, оставляя ее и возвращаясь на постель по прежнему храпящей супруги. – Сорочку обмой я ее слегка запачкал.

Уснул я после того мгновенно, а утром проснулся, опять-таки, от материных с дочкой пререканий.

– С тебя дуры убыло что ли? – кипятилась малышка Лу. – Ну, нажрался мужик. Они там – в море – по пол года баб не видят. Да он меня каждую ночь до полусмерти заезжает, я же терплю. Сама говоришь, под сорочку к тебе не лез. Оно и понятно, ты ему – дочка. А, если что-то потекло, так это со всяким бывает от долгого воздержания.

– О, Боги, ну почему первая же моя жена должна была непременно оказаться такой дурой? – мысленно воззвал я. В слух же, садясь на кровати и сладко зевнув произнес:

– Милая женушка, готов ли завтрак? Мне нужно поспешить в порт за серебром.

29

В этот день я совершил в порт и обратно бесчисленное число ходок и, после обеда, уже приступил к заполнению второго сундука.

– Бес В Ребро, продержись еще два дня, кроме сегодняшнего, – в одну из встреч попросила Быстрые Глазки, – утром третьего дня мы отплываем.

– О, Боги! – радостно воздел я руки к небесам. – Скорей бы в море!

Кроме того, она вручила мне кусок серебра из своей добычи, чем растрогала до слез.

– Разве мы больше не товарищи по гильдии и разве не должны помогать друг другу? – только и сказала рыжеволосая подруга в ответ на мои горячие благодарности. – Уж, если мы вырвались из замка Зубень вчетвером, то вчетвером должны и продолжать наш путь.

Когда я вернулся домой, юная падчерица мыла голову над большим медным тазом, скинув для верности сорочку, и, при виде меня, с визгом кинулась одеваться, что послужило поводом для очередной свары. Малышка Лу заталдычила, что Орна, де, сама меня совращает, беспрестанно привлекая к себе внимание. Падчерица же вновь разрыдалась, объясняя какой я мерзавец и говоря, что вот, мол, из-за моего имени Бес В Ребро, соседи уже окрестили мамашу Бесовкой, а скоро злые языки доберутся и до дочки.

Желая прекратить этот шум, я потребовал вина и за ужином напоил малышку Лу до полусмерти, дабы избежать выполнения супружеского долга. Вместо этого сразу же направился к падчерице.

– Орна, – забираясь под одеяло на ее кровати, отчего бедняжка захлюпала носом и вжалась спиной в стену, к которой была приставлена кровать, миролюбиво сказал я. – Мы оба прекрасно знаем, что ты права, а твоя матушка – нет. Но не могла бы ты прекратить ругать меня хотя бы в моем присутствии? Эти ваши скандалы просто невыносимо слушать.

– А мне невыносима сама жизнь, когда я вижу в кого превращается моя мать, – запричитала она. – Несчастный отец, должно, перевернулся в гробу! Еще неделя и я обязательно сведу счеты с жизнью!

– Уймись ты! – попытался образумить я. – Настанет, возможно, день, когда твоя мать убедится в том, какой я подлец и, с раскаянием, признает твою правоту. Быть может, настанет гораздо скорее, чем ты можешь думать.

– Если ее не убедило даже то, что вы сотворили со мной этой ночью… – заревела она в три ручья.

– О, Боги, как с тобой тяжело! – возмутился я. – С тебя убыло что ли? Лучше перестань лить слезы и ненадолго приляг на живот, я хочу повторить вчерашнее, но, без сорочки.

– Ни за что!

– Не ори, мать проснется и вы опять заведетесь! – сурово одернул я. – Ты ведь не помрешь, если, перед тем как мы потремся, немного задерешь подол!

– Вы никогда не добьетесь этого! – зло ответила Орна укладываясь на живот. – Делайте, как вчера, или убирайтесь вовсе.

Я, однако же, добился, но уже вечером следующего дня. Возможно, от того, что ругань меж ей и матушкой, продолжалась с еще большим ожесточением. Причем, Лу нападала на дочь тем больше, что я уже приступил к заполнению свинцом третьего сундука.

И наконец, наступил мой последний, как я искренне надеялся, день под крышей этого дома. Прошел он так же за переноской свинца, но вечером, заполнив третий сундук, я громогласно объявил, что дело сделано и все наше богатство находится в надежном месте, по каковому поводу потребовал закатить пирушку.

В ходе сопровождавшегося обильными возлияниями ужина, течение которого изредка прерывалось перебранками между матерью и дочкой, я вновь накачал свою половину и благополучно отправил в постель. Сам же решительно собирался не сомкнуть глаз до рассвета, ибо более всего на свете опасался проспать отплытие нашей ватаги. И вот, дождавшись, покуда моя, огорченная последней перебранкой с матушкой, падчерица уляжется, подошел и раздевшись забрался к ней под одеяло.

– Наконец-то, милая Орна, твоим мучениям приходит конец, – сообщил я. – Обещаю, что уже завтра к вечеру твоя жизнь будет совершенно другой.

– Отчего это?

– Твоя матушка полностью убедится в твоей правоте.

– Оставьте же, ну! – попыталась вырваться она и сорочка ее затрещал, так как ухватился я достаточно крепко.

– Видишь, порвалась! – довольный я разодрал ее до пояса и девица поспешно прикрыла грудь. – Именно это нам и надо.

– Оставь, что ты хочешь? – забыв о должном дочернем почтении взвизгнула Орна, но матушка ее на соседней кровати даже не перестала храпеть.

– Я обесчещу тебя и сбегу из дому, – объяснил я дорывая ее единственное сейчас одеяние.

– Чтобы она всю жизнь попрекала меня тем, что я тебя совратила, а потом отдалась? – сжалась в комок совершенно нагая девица.

– Трудно будет это сделать, коль скоро, проснувшись, она найдет тебя связанной с заткнутым ртом, – объяснил я свой план, набирая теплого масла из ближайшей к постели лампе.

– Все равно, – пробормотала падчерица с ужасом глядя на то, как я умащиваю свой столь устрашающий ее сейчас размерами орган. – Я не дам себя связывать и ничего не дам с собой делать!

– А когда, вскрыв сундуки, узнает, что вместо серебра там лежит свинец, – вернулся к постели я принеся немного масла в миске, – тут-то она поймет сколь опрометчиво впустила меня в дом и как была права ее умница-дочь.