Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

86

Священником отец Люрик был посредственным: лысоватый, бородатый и весь покрытый перхотью, не имел он ни вида, ни зычного голоса. Витийствовать же на проповедях любил необычайно, чем вгонял паству в беспросветную тоску. Жил один-одинешинек, блюдя целебат, как и должно особе духовного звания, дважды же в неделю приходила для приборок и прочих хозяйственных надобностей молоденькая служанка, доводившаяся ему, к тому же, племянницей.

Простонародье пошептывалось, что не только, дескать, для хозяйских, но и для иных дел ходит туда девица. Люди уважаемые, к коим здесь и наше семейство принадлежало, в столь пикантные подробности не углублялись. От себя же могу добавить, что девственницей данная юная особа никак не была, что я и сообщникам своим сказал тут же на берегу реки.

– Что же, поступим просто, – рассудила Глазки и передала Крепким Пяткам два золотых. – Чтобы ты не понес обиды и помог матушке, возьми деньги. Утром же явишься к священнику и выглядеть будешь очень взволнованно. Скажешь, что забрался в нашу квартиру и выкрал медальон, однако не успел дойти до дома своего, как обнаружил, что предмет сей у тебя таинственным образом исчез. Снова вернулся ты к нам и увидел, как спокойнейшим образом лежит он на тумбочке, откуда ты его украл. Вторично забрал ты священный предмет и положил его в карман, но у самого дома своего вновь понял, что карман пуст. И вновь вернувшись к нам, увидел амулет на тумбочке. В третий раз нес ты реликвию зажатой в кулак, но она будто испарилась перед самым твоим домом. Тогда ты решил раскаяться в грешных своих делах, так что теперь непременно хочешь посетить какие-нибудь святые места. Если я задумала правильно, так отцу Люрику захочется, чтобы покаяние твое проходило от града сего подальше и ему придется отвалить деньжат на дорожку. Средства эти и будут твоей долей в нашем плутовстве.

– Верьте, мастер, – с воодушевлением произнес Крепкие Пятки, – сделаю, как сказано и плутовство это обязательно состоится. Скажите же мне ваше имя, чтобы было мне, чем гордиться, ибо, клянусь, никогда еще не доводилось мне работать в паре со столь искусным сообщником.

– Не вправе ты, ученик, спрашивать имя мастера, – усмехнулась она в ответ. – Но вправе спросить имена товарищей Гильдии. Так вот, этого зовут Маленький Крикун, а этого – Бес В Ребро и о нем-то ты, конечно, слышал.

Юноша побледнел, поклонился мне со всей почтительностью, а потом, еще ниже, моей рыжеволосой сообщнице.

– И впрямь, высокочтимый мастер, – робко сказал он. – Уж, если сам Бес В Ребро – всего лишь ваш преданный товарищ, то имени вашего я и знать недостоин. Верьте, мастер, я скорее умру, чем выдам вас и ваших спутников.

На следующий же день мы встретили Крепкие Пятки на улице и он условным сигналом сообщил нам, что выполнил задуманное и даже получил от священника пять золотых на посещение святых мест.

– Что ж, – сказала Быстрые Глазки. – О матушке своей он побеспокоится, интерес его не пострадал. Нам же нужно готовиться к визиту священника. Подозреваю, что Люрик этот вознамерился во что бы то ни стало завладеть нашим медальоном, так постараемся на этом заработать.

На опасливый мой вопрос, а не натравит ли священник на нас стражу, она лишь усмехнулась и сказала, что Люрик, вероятно, побоится разоблачения, ибо, уж точно, спит со своей племянницей, коль скоро та лишена девства, так что, нужно ждать его скорейшего появления. Священник, однако же, появиться не спешил и мы занимались своими обычными делами.

Среди прочих дел, я навестил ночью Луту и подарил ей несколько медных монет, а она, в качестве ответной любезности, позволила себя щупать до самой зари. Глазки же, зная что служанка занята, смогла без опаски провести это время в спальне Трины.

На следующую ночь мы поменялись и я сам насладился прелестями моего маленького дружка, по которым, видят Боги, ведя скромное учительское существование, весьма соскучился. Как провела время Глазки, в точности не знаю, но вернулась она необычайно довольной и рассказала мне, где именно стоит ласкать пятнадцатилетнюю Луту, чтобы вознести на вершину блаженства.

Весь следующий день мы рассуждали, что предпринять: пойти ли нам вдвоем к Луте, либо к Трине и вспомнить наши старые игры. Однако, смущало меня то, что, пойдя к Трине, служанку придется оставить на попечение Крикуна, и, в таком случае, могло пострадать ее девство. А, уйди мы вдвоем к Луте, не рискнет ли похотливый юнец сунуться к нашей невинной Трине?

Этим вопросом мучался я до самого вечера и не успел еще прийти ни к какому решению, как вдруг, раздался стук в дверь.

– Их преподобие отец Люрик, – доложила Лута и в гостиной тут же оказался всклокоченный, в мятой рясе священнослужитель.

– Здравствуйте, отче, – благоговейно изрекла Глазки, почтительно приседая. – Какими судьбами заглянули вы в наше скромное жилище?

– Такими, что должен немедленно изъять у вас некий колдовской амулет, которым вы во всю пользуетесь вопреки законам Веры и Королевства! – безапелляционно изрек священник. – И ученю вам при том допрос, чтобы досконально знать, что вы за люди, откуда здесь взялись и не являетесь ли зловредными колдунами.

– Люди мы самые простые и в граде сем уважаемые, хоть и приехали сюда недавно, – с кроткой улыбкой ответствовала моя мнимая супруга. – Впрочем, садитесь, в ногах правды немного. Спрашивайте и мы с любезностью вам ответим.

87

Тут священник, и впрямь, учинил нам форменный допрос, старательно записывая наши ответы, для каковой цели притащил с собой и чернильницу, и перо, и бумагу. Меня это несколько взволновало, ведь и имена рекомендателей моих все были вымышленные, и места их проживания тоже.

Отвечали мы, однако, со всей невозмутимостью, да еще и попрекали святого отца безграмотностью, когда писал он то или иное слово, несоответствуясь правилам.

Была тут рассказана и история о праведной баронессе Клубень, и о старце Светоче, который наделил ее священным медальоном. Глазки же особенно напирала на то, что амулет сей хранится у меня, исключительно благодаря моей праведности, ибо ни разу, дескать, не возлежал я ни с одной женщиной вне брака, что она, как моя законная супруга, готова клятвенно подтвердить.

Я же не преминул заметить, что, передавая мне медальон, баронесса Клубень, особливо подчеркнула, что не может он перейти в иные руки иначе, чем с добровольного моего согласия, да и то – руки эти должны быть безгрешны. Если же грешник пожелает владеть им, то амулет оставит его в любом случае, кроме единого – грешник может купить себе прощение, расставшись с количеством золота, тяжесть коего сопоставима с тяжестью совершенного им греха.

Тут священник начал угрожать нам сожжением на костре, крича, что мы, явно скрываем при себе вещь колдовскую и демоническую, обещая не далее, чем завтра же, вызвать в город епископа. Глазки же на это обиженно ему отвечала:

– Странно мне слушать это от вас, отец Люрик. Разве молот и наковальня не являются законными символами Бога Хелла, который в Кадастре за номером тридцать третьим числится? Разве супруг мой не праведный и порядочный муж? Разве я распутница какая? Нет в этом городе о нас никаких порочащих слухов, хотя, есть тут и священники, о которых чего только не говорят!

Тут отец Люрик весь затрясся и потребовал тут же, под расписку сдать ему еретический медальон, чтобы мог он досконально разобраться Божеская, либо демоническая у него сущность.

– Если вы, святой отец, и впрямь, праведны, – сурово сказала Глазки, – то пусть супруг мой отдаст вам медальон и Боги нас рассудят. Может, действительно, обладать такой реликвией, только священники вправе? Отдай же этот предмет, милый муж!

– Как? Как могу отдать я эту святыню человеку, о котором чего только не говорят? – возопил я. – Ведь в точности известно мне, что племянница его не девственна!

– Если он грешен, предмет вернется к нам! – сурово сказала Глазки и силой сняв с моей шеи цепочку, на которой висел медальон, завернула его в кусок пергамента и с поклоном вручила священнику. – Добрые Боги да пребудут с вами, святой отец. Мы отдаем вам самое дорогое, что у нас есть, исключительно, во славу церкви.

– Я как можно скорее разберусь с сутью этого предмета и, если он, действительно, свят, жертва ваша не останется без награды! – высокопарно объявил отец Люрик и вышел прочь.

– О мой медальон! – простонал я после его уходя.

– Не переживай, муженек, – покосившись на Луту сказала Глазки. – Пусть вещь эта послужит правому делу.

Через пол часа, однако, отец Люрик явился к нам вновь. Он брызгал слюной, трясся и кричал о самом бессовестном обмане.

– Как, святой отец? – изумилась Быстрые Глазки. – Неужели священная вещь оставила вас?

– Говорю же тебе, он в точности развратничает со своей племянницей! – возопил я, когда после непродолжительных поисков медальон был найден в нашем кухонном столе, причем нашел его не кто иной, как Лута.

– Нет, отец Люрик! – сурово сказала моя мнимая супруга. – Клянусь Богами, не видать вам этого предмета, как своих ушей! Зовите лучше стражу. Мы объясним, что произошло и, я надеюсь, среди стражников найдется хотя бы один безгрешный человек, которому мы с чистым сердцем отдадим священную реликвию. А когда она останется при нем, все узнают вам истинную цену, блудодей в рясе!

Отец Люрик явился к нам еще через час и принес весьма объемистый кошель.

– Тяжелы ваши грехи, отче, – взвесив кошель усмехнулась Глазки. – Что же, будем надеяться, что вы оценили их правильно и медальон более не покинет вас.

– Помните же, через пол года ношения его, вы начнете видеть как бы сияние над головой каждой встреченной вами девственницы, – сказал я. – Такое легкое, серебристое.

Священник, зажав медальон в кулаке, поспешно удалился. Он все еще боялся как бы реликвия внезапно не оставила его.

– Не меньше двухсот золотых, – усмехнулась Глазки вновь пробуя вес кошеля. – Ну что, милая Лута, мой супруг недавно подарил тебе пяток медяков. А на что ты согласишься за пять золотых?

– И еще один сверху от меня лично за ее девство, – напомнил я.

– Ах, сударыня, – потупилась служанка, – скажите «десять» и, пожалуй, не будет такого, в чем я бы вам не уступила.

– Я скажу «девять», потому что ведь еще один золотой дает, от себя, мой супруг! – рассмеялась Быстрые Глазки. – Только знаешь, Гарл тоже будет с нами. Должны же вы с ним помириться.

– Я выполню все с превеликим удовольствием, – согласилась служанка. – Если вы обещаете вести себя столь же нежно, как и прошлую нашу ночь, так я еще и получу очень много наслаждения.

– Обязательно хочу при всем этом присутствовать, – объявила наша маленькая невинная Трина и в этом ей никто не возразил.

88

Нет смысла описывать все, что произошло у нас той ночью с Лутой. Достаточно будет, наверное, сказать, что больше всех удовольствия доставила ей Глазки, я лишил юную служанку девства и Крикун получил свою толику счастья. Милая же Трина с удовольствием приняла участие в наших играх.

Следующим днем мы отбыли из города Свиное Копыто, благо, был это уже первый день лета и, как я всем и каждому рассказал, ждали меня в столичной академии.

Добираться на север пришлось, и впрямь, через столицу, причем, должен сказать, град этот мне не по нраву пришелся. Жители там излишне тупы и ленивы, а, к тому же, весьма в гордости пребывают от близости своей к королевскому двору.

Внимание же мое привлекли там две вещи. Во-первых, выставленное на главной площади колесо, которое, как всем и каждому объяснялось, предназначено для жуткого разбойника Беса В Ребро. Во-вторых, кукольные народные представления на столичной ярмарке. Особенно одно из последних, где рассказывается о судьбе некоего плывшего по Внутреннему морю корабля. Много там было всякого разного народа: некий любящий сын, чьего отца отравил подлый дядюшка, да еще взял и женился на жене покойного; некий ревнивец, что посреди действа задушил свою любящую супругу, и пара влюбленных, чьи семьи враждовали, а они не придумали ничего лучше, как удрать от родни на злосчастном судне.

Злосчастном потому, что в конце представления наткнулся этот корабль на пиратское судно, название коего было «Адская Калоша» и мачты которого все были обвешаны трупами висельников. Водительствовали же этим судном жуткие разбойники – Быстрые Глазки и Бес В Ребро.

Не то даже меня обидело, что упомянутый Бес, скакал по палубе с огромной кружкой приклеенной к его левой ладони, в правой держа суковатую дубину, был тощ и страшен, как смертный грех. А то, что покуда все, кто еще на злосчастном судне были на тот момент живы, пытались жизни свои спасти, влюбленные идиоты, взявшись в бездеятельности за руки, торчали на самом его носу, то есть там, где у всех мореплавателей находится гальюн – сиречь, отхожее место.

Быстрые же Глазки наслаждалась кукольным спектаклем во всю, не смотря на то, что кукла, ее изображавшая, была, пожалуй противней моей – с красной паклей, вместо волос, на голове, толстая, как надутая.

Ненадолго задержавшись в столице, мы покинули ее и направились севернее, благо было какими деньгами платить за проезд. Чем далее мы продвигались в этом направлении, тем прохладней становилось лето и вот, наконец, оказались мы уже в тех районах, где королевская власть ослабела изрядно, ибо местным жителям сам черт был не брат.

Жили тут все, исключительно, охотой и торговлей пушниной и именно здесь сбивались ватаги, уходящие каждую неделю на север, где и зверья и меха невпроворот.

Тут начали мы выспрашивать, какой такой бывает дальний север и услышанное меня немало огорчило, ибо все, в один голос, говорили, что место это то, где холоднее всего, и морозы там такие, что выплюнутая изо рта слюна превращается в лед, не успев еще долететь до земли.

Приставши же к одной ватаге и, обзаведясь телегой с лошадью, чтобы не идти пешком, мы долго не могли понять, почему в таком изобилии гонят наши спутники на север собак. Когда же, несмотря на лето, проснулись однажды среди снегов, тут все и разъяснилось. Оказалось, что собаки используются средь них как животные ездовые, ибо переносят тамошние морозы гораздо лучше, чем иная лошадь.

Добравшись до города названием Полынья, а был это последний город, где королевская власть хоть как-то себя проявляла и, даже, пыталась собирать налоги, мы за бесценок продали и лошадь, и телегу, приобретя сани и полтора десятка собак втридорога.

К тому моменту какого-либо желания двигаться еще севернее у меня не было, но спутники мои, прослышав, сколь дешево можно приобрести в тех краях пушнину, решили продолжить путешествие. К тому же, Глазкам очень хотелось, чтобы вышел я из своего, в Гильдии Магов, ученического состояния, ибо считала она, что, не сделав этого, я, рано или поздно, буду подвержен ужасной тоске.

Тем не менее, в граде сем мы решили задержаться, так как надо же было привыкнуть к местному климату и получше узнать, что ждет нас дальше.

Очень скоро я понял, что свободы здесь царят необычайные и, уже не таясь, расхаживал со своим жезлом. В местных же трактирах меня и спутников моих не раз угощали подогретым вином за одну только возможность посмотреть, как жезл этот светится. Причем, среди угощателей наших я могу назвать не только местного префекта и судью, но и местного священника, невесть за какие провинности в эти суровые края сосланного.

Овощи здесь, конечно, были дороговаты, но, вот, мясо и рыбу потребляли мы в изобилии, потому что платить за них приходилось сущую безделицу. Так же и меховая одежда, которой мы здесь обзавелись, стоила, по столичным меркам, совсем недорого. Собак своих кормили так же рыбой, что оказалось выгодно необычайно и каждый день совершали на них поездки, стараясь овладеть искусством управления ими.

Еще скажу про этот город одну особенность, которую людям нашего времени, возможно, и вовсе не понять. Не было вокруг него ни укреплений, ни стен, ни даже рва. Быть может, такое небрежение собственной безопасностью и покажется кому-то странным, но должен отметить, что, живущие вокруг, племена северных кочевников настолько миролюбивы и кротки, что я сам, ознакомившись с ними как следует, понял, что постройка каких-либо оборонительных сооружений была бы в здешних краях напрасной тратой сил.

89

Меж тем случилась со мной новая напасть и стал меня буквально преследовать некий местный юноша именем Рудерис. Имя это сегодня, быть может, многим знакомо, особливо, благодаря его «Запискам», без которых ныне ни одна уважающая себя библиотека не обходится. И впрямь, должен сказать, никто не сделал столько для того, чтобы магическая наука была во всем мире уважаема, как этот пылкий юноша. Мне же от пылкости его пришлось претерпеть немало стыда.

Матушка юного Рудериса была вдовой и унаследовала дело мужа своего, то есть отправляла пушнину на юг, в столицу славного нашего Королевства, которое заочно приговорило меня к столь мученической смерти. Самому же ему только исполнилось пятнадцать лет, но уже тогда был он юноша начитанный, а тяга его к естествоиспытательству и изучению магии была безмерна.

Так вот, увидев как-то раз, как я в трактире балую публику видом моего светящегося жезла, юноша проникся ко мне величайшим уважением, сразу же опознав во мне мага. Тут же он подсел за наш стол и, слово за слово, узнал, что зовут меня Поздний Рассвет и я, действительно, член Магической Гильдии.

Тогда юный Рудерис и вовсе начал говорить странные вещи. Он сыпал цитатами, рассказывая жизнеописания разных древних народов и северных кочевников, сказав, что досконально знает, как именно может приобщиться он магии, и просил меня стать не более не менее, чем помощником ему в этом способе.

Узнав, в чем заключается способ сей, я ужаснулся и тут же сказал, что никогда на эдакое не пойду.

– Как, уважаемый мой Поздний Рассвет? Но ведь известно буквально всем, кто исследовал северных кочевников, что шаманы их вскармливают учеников собственным семенем и тем наделяют их подобием своей силы! – взволнованно убеждал меня юноша. – А иногда, такое делают и охотники, дабы воспитать из мальчика охотника по своему подобию! Таковые же обычаи были и у дикарей Внешних морей, и у ящеролюдей далекого юга!

Пытаясь остаться вежливым, я объяснил юноше, что способ сей, возможно, ничуть не хуже остальных, и тут же предложил ему опробовать его с кем-нибудь из местных шаманов, либо дикарей Внешних морей, а, по крайности, с ящеролюдьми, присовокупив, что, конечно, доводилось мне кормить таковой пищей кое-кого из девиц, но дерзнуть на это с юнцом я, по скромности своей, не решусь.

Глазки с Триной, присутствуя при нашем разговоре, откровенно посмеивались, Крикун же сидел залившись краской стыда, ибо весьма в лицах представил себе предлагаемое Рудерисом.

– Уж если так, то мы с милой Триной должны быть уже такими сильными магинями, – украдкой шепнула мне в ухо моя рыжеволосая спутница, чем и меня в краску вогнала.

Как мог я пытался отделаться от стремления юного Рудериса к магии, беспрестанно объясняя ему, что есть ведь и иные, не столь экзотические способы, приобщения к Великой Науке. Ничего не помогало, он преследовал меня непрестанно.

Еще через два дня на пороге комнаты, которую мы снимали в трактире, появилась матушка юноши – кроткая целомудренная вдова – и, пав на колени, молила меня взять любые деньги, но продать то вещество, употребив которое сын ее вознамерился приобщиться магии.

Еле выпроводив просительницу, я объявил спутникам, что, пожалуй, напрасно пренебрегаю долгом, который недвусмысленно требует отправления нашего на далекий север в поиски Ледяного храма и хранимой там скрижали. Требовалось, однако же, некоторое время на последние приготовления, посему решили задержаться на день.

Следующим днем явилась на пороге нашем юная дева, возрастом не старше девятнадцати, весьма мила собой и очень заплакана.

– Вот, – упав на колени, промолвила она. – Брат мой младший совсем потерял покой, матушка в отчаянии, ибо может он, похоже, и вовсе рассудка лишится и наложит на себя руки. Помогите же мне, добрый человек, и я буду беспрестанно поминать в молитвах ваше имя! Дайте же мне тот жизненный сок, в котором брат мой видит возможность овладения столь милой его сердцу наукой.

– Послушайте, невинное дитя! – взмолился в ответ я. – Непотребно же, чтобы мужчина играл в подобные игры с мужчиной! Сама мысль об этом мне неприятна, ибо противоречит моему естеству!

– Верно ли девица невинна? – вмешалась Быстрые Глазки, которой это нескончаемое преследование тоже порядком успело надоесть.

Я без сомнения подтвердил сей факт.

– Так возьми ее девственность и наполни это юное лоно своим семенем, – предложила Глазки, немало девицы не стесняясь. – Пусть ее братец сам извлекает то, что ему потребно, коль скоро оно будет залито туда.

Я признал, что на такое мог бы и согласиться, тем более, что она стала бы двадцать четвертой моей девицей – вот-вот, и будет пройдена половина назначенного Инкубом пути.

Юная дева, имя которой было Лакена, зарделась и, сказав, что нужно ей посоветоваться с братом и матушкой, тут же ушла, однако же явилась, не более, чем через час вместе с Рудерисом.

– О, мой добрый учитель! – со слезами на глазах произнес пылкий юноша. – Я столь рад, что вы решились, наконец, приобщить меня к вашей силе. Сестрица любезно согласилась послужить тем сосудом, в который будет собран драгоценный нектар, который поможет мне перейти на новый уровень моего существования!

– О, проклятый Инкуб! – мысленно возопил я. – Хоть ты, кажется, здесь и вовсе не при чем, но уверен, что это, непременно твоя вина! Ты обрекаешь меня беспрестанно на столь постыдные вещи, что имя мое будет покрыто позором, покуда светит дневное светило!