Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

46

В ближайший подходящий для ритуала день и час мы, отправив милую Трину спать, собрались в комнате с чудесной машиной и, обнажившись, помогли добродетельной вдове занять место в кресле и широко разведя ноги опустить их на высокие подставки, после чего она осторожно нанизалась на навершия цилиндров и немного повернула рычаг, отчего все части механизма задвигались в полном соответствии со своим предназначением. Поскольку полного состава трав для эликсира у меня не было, я напоил ее некоторым количеством настоянной на вине возбуждающей травы.

– О, Великий из величайших Инкуб! – возвестил я громогласно и засветил свой магический жезл. – Приди же в это недостойное твоего величия место и ответь на мои вопросы без утайки, без лжи и по справедливости!

– О, Великий Хелл! Мне сегодня хорошо, как никогда! – застонала обрабатываемая хитроумной машиной дварфянка. – Идите же сюда, идите! Мне пришла мысль занять чем-нибудь и рот!

Коль скоро шагнули мы с Маленьким Крикуном вдвоем, возникла, было, маленькая заминка, но тут вдова обхватила нас обоих за талии и, придвинув к себе поближе, начала с таким усердием обрабатывать попеременно, то его, то мой живой цилиндр, что очень скоро, в радости от испытанного блаженства, я еще раз воззвал к духу и засветил жезл. Вдова же и после этого нас с Крикуном не отпустила, попросивши Глазки, еще немного провернуть рычаг, ускорявший работу машины.

Несколько смутило и меня, и находящегося рядом мальчика, что детотворящие наши органы в какой-то момент вдруг соприкоснулись, однако, творимое при этом дварфянкой показалось нам настолько любопытным, что мы не смогли стесняться достаточно долго, ибо добродетельная вдова задумала ничуть не меньше, как забрать в свой рот нас обоих одновременно, и выполнить это ей удалось.

Дважды еще вспыхивал мой жезл, ибо дважды еще вдова доводила доверенное ей до полной твердости, а потом размягчения. И наконец, когда понадобилось перевести рычаг в самое крайнее положение и машина даже затряслась от напряжения, мы с Крикуном поспешно вырвались из объятий вдовы, ибо истощены были уже до самой крайности.

Быстрые же Глазки, тем временем, наблюдая за происходящим пришла в такое возбуждение, что сама приблизилась к вдове и едва только не села на ее лицо. Не знаю, пробовала ли наша добродетельная хозяйка что-либо подобное, но тут же стала ублажать обрамленные рыжим пушком нижние губки моей подруги с тем же старанием, что и наши члены.

Поскольку Глазки не на что было опереться, я подставил ей свое плечо и заботливо обнял за талию. Сознаюсь, ни разу в жизни не видел я до той ночи на ее лице выражения такого счастливого блаженства.

– О, Боги! – прошептала она мне на ухо. – Научить бы маленькую Трину делать это столь же хорошо!

После губы наши к вящему удивлению Крикуна сами собой слились вдруг в поцелуе и, совершенно неожиданно для себя, я после этого облобызал маленькие возбужденно торчащие соски на ее изящной крепкой груди.

– Бес В Ребро, перестань отвлекаться от ритуала, – с некоторым неудовольствием заметил Маленький Крикун.

– Ах, оставь, дуралей, быть может, он, наконец, уговорит ее расстаться с плевой! – громко, словно в забытье произнесла вдова и правая рука ее вдруг потянула рычаг на себя, отчего звуки машина начали затихать и, вскорости, она окончательно замерла. – В конце концов, твоя рыжая сестренка сосет же у него время от времени!

– Что?! – вскричал Крикун. – Она у него?..

– Да, да и еще восемь раз да, – голосом вдовы ответил подлый дух. – И еще одно «да» дважды за вечер!

– Заткнись, Крикун! Из-за тебя у нас уже осталось лишь два вопроса. Ты же, мерзкая потусторонняя тварь, – потребовал я у духа, – не смей отвечать никому, кроме меня!

– Кому хочу, тому и отвечаю, – возразил дух. – Сам виноват, коль берешь на вызывания сопливого щенка. Хотя, этот твой сеанс неудачным никак назвать нельзя. Удивительно, сколь изобретательны могут быть смертные по части удовлетворения собственной похоти. Это тебе не медные пестики и огурцы с кухни трактирщицы – здесь ты видишь, как на службу самоублажению приходит наука. Верь мне, рано или поздно, механика вытеснит ручной труд и из этой области.

– Хватит болтать! – потребовал я. – Живо же скажи нам, как скорее и вернее найти Северо-Западный проход.

– Конечно, ты уже вступил в гильдию самодовольных глупцов, именующих себя магами, и, даже, научился светить жезлом, по делу и без дела, чем стал весьма напоминать мне фонарщика, однако это не дает тебе никакого права орать на меня, – ответствовал Инкуб. – Касательно же твоего вопроса отвечу, если двигаться на север из самой нижней штольни некой заброшенной шахты и миновать угольный слой, начинающийся через тридцать шагов пустой породы, то вскорости, если не отклонишься от уровня, соединишься с одним из древних забытых туннелей.

– Ты все-таки обманул меня, – рассердился я. – Говори мне название этой шахты, так чтобы я мог найти ее.

– На два вопроса я вас точно обдурил, – самодовольно признался дух. – Шахта называется Гнилая Яма, ее в этих краях все знают.

Вслед за этим голова вдовы приподнялась и повернулась. В нашу сторону глянули ничего сейчас не выражающие глаза и тот же голос сказал:

– На последок, мой тебе совет, поимей эту рыженькую как можно скорее. Тебе понравится.

– Убирайся! – потребовал я. Голова женщины вновь упала на грудь и раздалось ее сонное дыхание.

– Нет сомнения, от раза к разу этот дух, и впрямь, пользуется все большей свободой, – сказал я сам себе. – Надо же, обозвать меня фонарщиком!

47

Когда только вдова отоспалась я тот же час сообщил ей о результатах вызывания.

– Послушайте, достойнейший маг, – нахмурилась эта добродетельнейшая женщина. – Даже, если мы найдем всего только угольный пласт в указанном вами месте, я и то буду считать ваш опыт успешным.

Этим же днем она практически за бесценок купила шахту Гнилая Яма, причем бывший ее хозяин был на седьмом небе от счастья, ибо нет для дварфа большей беды, чем владеть шахтой, не приносящей дохода.

Сразу после покупки Эфена направила в эту шахту работавших на нее горняков с приказом немедленно продолжать заброшенную штольню. Мы же, покуда, жили в ее доме.

Меж тем, в нашей компании царили обиды и размолвка. Только-только мы остались вчетвером в комнате, где поселила нас вдова, Крикун сразу же обрушился с упреками на меня и на сестру, обвиняя, что я – развратитель, а она – похотливая развращенная девица. Коль пререкания меж братом и сестрой разгорелись не на шутку, я почел за благо промолчать, ибо в семейных ссорах всегда оказывается виноват первый же посторонний, в них вмешавшийся.

– Ах ты двуличный маленький негодяй! – возмутилась Глазки в ответ на обвинения. – Почему-то каждую банную девицу, ублажающую тебя ртом, ты гладишь по головке, бормочешь ей нежные слова, говоришь, что она умница и, едва ли, не сознаешься в любви! Тут же, посмел назвать меня, свою сестру, позорящими словами! Чем это я хуже всех остальных?

Крикун же кричал, что не нужны были бы ему ни женщины, ни девицы, если бы он только знал, что такие с ними отношения вдруг дадут повод любимой сестрице творить то же, что эти особы. И вот, когда она выйдет замуж, тогда пусть делает, что хочет. При этом он называл сестру Денрой, а она его Гарлом из чего я сделал вывод, что это-то и есть их настоящие имена, которые я сподобился узнать спустя столько времени знакомства.

Потом Быстрые Глазки весьма сердито высказалась в том смысле, что женит брата на первой же потаскухе, которая ублажит его ртом, поскольку, дескать, быть праведником нужно начинать с себя самого, а уж потом о замужестве позаботится она. Павший же на колени Крикун всеми Богами молил ее внять разнице между полами и понять, что позволительное мужчинам, не позволяется дамам и, в особенности, девицам, и, что он, Крикун, повесится, если узнает, что родная его сестра превратилась в порочную, гулящую по рукам женщину.

Нежданно-негаданно, беседа вдруг переключилась на меня, причем называли меня спутники ни иначе, чем Бес В Ребро, будто совсем и забыв новое мое имя и магическое достоинство. При этом Глазки, сказала, что всегда щадила чувства своего брата, даже намеком не давая понять чем мы с ней занимаемся и, что вовлечена была в развратное деяние, лишь желая облегчить участь милого непорочного ребенка, коим является Трина. Крикун же, услышав о Трине, объявил, что беды все от меня – мол, я окончательно забыл про стыд – и предложил за лучшее немедленно прекратить все и всяческие деяния внутри нашей компании, как это в обычае на пиратских кораблях.

Услышав, что ни слова не вставивши в разговор, оказался-таки виноватым, я до крайности рассердился и объявил брату и сестре, что, сами промеж себя, они могут решать любой бред, а остальных пусть оставят в покое. И что Крикун первый же, полезет к любой даме или девице, которую я, при нем растлю, дабы хоть немного вкусить от ее прелестей, и что лез он уже по проторенному мною пути и к баронессе Зубень, и к скромной Мисе, и к банным девицам, и к матери юной Черы, да и к Эфене побежал, чуть не быстрее меня. И, что Глазки ни в жизнь не испереживалась бы так участью Трины – видят Боги, не самой ужасной, – если бы не хотела поиграть с ней в те же игры, что и я.

При виде того, что и я сержусь не меньше наших спутников, мой маленький дружок Трина вдруг всхлипнула и, залившись слезами спросила, что неужели из-за такой невинной забавы, как эта игра, все ее лучшие друзья вдруг переругались друг с другом.

– Нет-нет, маленькая моя красавица, – тут же подхватила ее на руки Глазки, – никто из нас и не думал ругаться. Не бойся, ты и дальше сможешь играть сколько хочешь и со мной, и со своим папочкой. Мы просто говорим о том, что я не буду играть с ним до тех пор, покуда Крикун не будет ни с кем развратничать.

– Как? – робко возмутился Крикун. – Значит Бес В Ребро будет и дальше заниматься с Триной всеми этими вещами?

– Не забыл ли ты, что он купил ее за пять серебряков? – усмехнулась Глазки. – Представь, я столько раз предлагала выкупить ее, но тщетно. И потом, ей с ним нравится – он забавляет ее и заботится о ней. Разлучить их было бы жестоко. Зато, ты получаешь свое – покуда ты хранишь целомудрие, я не согрешу ни с одним мужчиной и, уж, тем более, с Бесом.

– Да, но ты будешь с Триной, а я совсем один! – не сдавался брат.

– Ну, так заведи себе кого-нибудь своего же пола. Познакомься с каким-нибудь юным дварфом или, можешь даже с Бесом спать. Я объясню тебе, как получше ублажить его ртом.

Маленький Крикун взглянул на меня с ужасом и объявил, что во всех этих условиях видит явную нечестность.

– Никаких нечестностей, – возразила его сестра. – Покуда ты не смотришь на женщин, я не смотрю на мужчин. Условия совершенно равные, а спор наш никого другого не касается – ни Трины, ни Беса. Но, клянусь, стоит тебе согрешить хоть с единой бабенкой, как я совершу то, за что ты меня так поносишь, когда захочу, будь это прямо у тебя на глазах.

48

Прошло немного дней и вот, отряженные Эфеной дварфы пробились до упомянутого Инкубом угольного пласта. Радости добродетельной женщины не было предела. Тот час же она послала за мной и, поблагодарив в самых учтивых выражениях, объявила, что спутники мои хоть завтра могут явиться в ее шахту, где будут приняты в гильдию горняков.

На всякий случай, я расспросил вдову о традициях и обычаях гильдии, а все услышанное немедленно довел до сведения своих товарищей.

Узнав, что главным условием для вступления, является провести некоторое время работая в шахте, получая, кстати, при этом плату, положенную подмастерью, Глазки несколько нахмурилась.

– Знаешь, Бес… Прости, Рассвет, – поправилась она. – Меня засмеют в гильдии плутовства, если узнают, что я зарабатывала на жизнь трудом, а не плутовским искусством.

– Кто говорит о заработке? – возмутился я. – Наша цель – вступить в гильдию, чтобы попасть домой кратчайшим путем. Деньги на пропитание у нас благодаря Богам еще есть.

– Так-то оно так, – с сомнением покачала головой моя рыжеволосая подруга. – Но одно дело, когда мастер плутовства Быстрые Глазки становится вольным мореплавателем, другое дело – горняком. Все знают, какой это нелегкий труд.

– Так назовись другим именем, – посоветовал я. – По мне, имя Денра – достаточно распространено в нашем королевстве и никто не догадается, что это именно ты.

Девица вздохнула и согласилась.

Следующим днем мы оказались на шахте Гнилая Яма, где нас встретили товарищи местной ложи гильдии горняков во главе с несколькими мастерами. Тут же спутники мои, назвавшись настоящими своими именами, поклялись соблюдать все правила гильдии и блюсти ее секреты, после чего им были вручены особого устройства лампы для работы в шахте, имена их были внесены в книги и несколько пожилых дварфов начали рассказывать о том, как, собственно, надлежит вести себя во время горных работ. Как член гильдии магической, я мог беспрепятственно при всем этом присутствовать и премного узнал для себя любопытного.

Уже назавтра, товарищи мои должны были идти на горные работы. Труд им получили из тех, что обычно поручается всем вступающим – они должны были загружать в металлическую тележку добытый уголь и откатывать оную к тому месту, где он перекидывается на подъемный механизм, что доставляет добытое на поверхность.

Желая поддержать, я пошел на шахту вместе с ними и обнаружил, что появление мое вызвало у горняков немалую радость. Действительно, маги появлялись в Сломанной Лопате не часто, а уж на шахтах тем более. До магов же, как выяснилось, у горняков была особая нужда.

В первый же день ко мне обратился один из мастеров гильдии и в очень вежливых выражениях просил совершить вместе с ним обход шахты. Заметив, что я полностью в горном деле не искушен, он рассказал мне о коварных свойствах гнилостного подземного газа, который столь часто встречается в шахтах и из-за обилия которого именно эту шахту прозвали Гнилой Ямой.

Услышав о свойствах этого газа, смешиваясь с воздухом, взрываться со страшной силой от малейшей искры, и о паре случав, когда в результате образованных взрывами завалов были погребены заживо многие десятки горняков, я пришел в ужас.

– Ваше присутствие, досточтимый маг, позволит мне не пользоваться огнем во время обхода и мы, таким образом, избежим многих опасностей, – завершил свой рассказ сей достойный дварф. Я же, почтя за благо тут же согласиться, засветил свой жезл и пошел вместе с ним, освещая нам путь.

Не буду описывать подробности того, как именно проистекала все дни моего пребывания на шахте наша борьба со зловредным газом и какие использовались для этого средства – одно воспоминание о том, заставляет сердце мое замирать от ужаса – скажу лишь, что подобные обходы проводили мы трижды в день.

Выяснилось, к тому же, что на счет вызываемого мной света у горняков есть еще много всяческих суеверий. Во-первых, всякий из них, коему довелось ушибиться, тут же бежал ко мне, клятвенно заверяя, что от одного свечения жезлом над пораненным местом боль затихает. Во-вторых, некоторые из них говорили, что сама работа делается легче, если озарена магическим жезлом.

Последнее убеждение разделяли даже мои товарищи и ласковая моя Трина от всего сердца умоляла меня почаще испускать свет, когда они с Глазками и Крикуном катят полную угля железную тележку.

Естественно, отказать моему маленькому дружку я никак не мог и часто следовал вдоль металлических брусьев, ко которым взад-вперед толкали они свой груз со светящимся жезлом в руке. И, хотя за все мои деяния пользовался я среди горняков немалым уважением, а мои товарищи искренне меня благодарили, все чаще и чаще вспоминал я мерзкого Инкуба, столь обидно обозвавшего меня фонарщиком. Ведь получалось, что вся моя магия заключается лишь в умении испускать свет.

Недовольство мое этим было столь сильно, что я тут же поклялся себе как можно быстрее, буде представится тому возможность, выйти из ранга магических учеников и, во что бы то ни стало, стать полноправным товарищем сей славной гильдии. Правда, как это сделать я не имел ни малейшего представления, ибо мудрость для того нужна чрезвычайная. Не зря же маги, вопреки расхожим представлениям, не шастают по миру в поисках приключений, а сидят денно и нощно за книгами, оную мудрость постигая. Потому-то, о самых мудрых из них никто никогда и слыхом не слыхивал.

49

Меж тем, на погрузке того подъемника, у коего друзья мои разгружали подвезенный уголь работала семнадцатилетняя дварфская девица именем Рила, а в том, что она именно девица, я, благодаря данному мне Инкубом таланту, не сомневался.

Плотная и широкозадая, как все представительницы этого народа, черноволосая Рила была, достаточно хороша, особенно, когда сбрасывала, по случаю вечно царящей в шахте жары, курточку и ее, будто налитые шары, немалые груди вызывающе торчали в разные стороны.

Еще интересней было смотреть на нее в бане, где горняки и я с товарищами собирались еже вечерне отдохнуть, да смыть с себя угольную пыль. Там-то уж было видно, что зад у нее не менее крепок, чем грудь, а поросль на животе необычайно густая, что, как некоторые говорят, свидетельствует о страстности. В подмастерьях Рила ходила года уже три и два из них провела у доставляющего вверх уголь, подъемника.

В течении нескольких дней я свел с ней знакомство и, покуда друзья мои разгружали из тележки уголь, мы беседовали о том, о сем. Знакомство наше зашло настолько, что, время от времени, я уже мог позволить себе хлопнуть ее по упругому заду и высказаться на тот счет, что мол, не отказался бы я расчистить вход в некую, загороженную пока, штольню. Девица все больше отшучивалась, хотя, против похлопываний моих не возражала. Впрочем, не возражала она, как я вскоре заметил, если хлопал ее кто-нибудь еще помимо меня.

Но вот однажды, когда товарищи мои, по обыкновению, разгружались у подъемника и, обливаясь потом, опрокидывали свою тележку, а мы с Рилой обменивались ничего не значащими любезностями, она, вдруг став серьезной, поинтересовалась, а не могу ли я, как маг, раздобыть ей приворотного зелья.

Как мог, я объяснил, что привороты полностью противоречат данным мной в гильдии клятвам и ни один уважающий себя маг не станет кого-то к кому-то привораживать, ибо это есть насилие над свободной человеческой волей, которая дана нам Богами. Что же касается зелий, то это дело больше по части алхимиков или аптекарей, хотя и мы, маги, кое-что в этом деле понимаем.

– Я бы, по крайности, мог снабдить тебя зельем разжигающим страсть, – объяснил я девице, – ибо в этом нет ничего постыдного, так как многие особы и того, и другого пола мучаются не имея возможности обладать предметом своей любви, потому что органы их, в самый не подходящий момент, вдруг не хотят работать, как должно.

– А сильно ли зелье? – с любопытством спросила Рила.

– Да таково, что прими я достаточно, так, заездил бы тебя до полусмерти, – пытался перевести я разговор в шутку.

– Наверное, для этого нужен бур потолще, чем тот, которым ты обладаешь, – рассмеялась девица и тут же попросила, во что бы то ни стало, раздобыть ей возбуждающего похоть зелья.

– Да, но зачем тебе? – удивился я. – Ведь мужа у тебя нет и, судя по тому, что ты хранишь девство, любовника тоже.

– Ах, – отведя в сторону глаза, сообщила она. – Мой милый настолько скромен, что никак не решится покуситься на мое девство. Меж тем, сразу после того, я могла бы стать его женой и мне не было бы необходимости торчать около этого распроклятого подъемника.

Узнав у девицы, кто ее милый – а он работал тут же на шахте, – я несказанно удивился, ибо, по моим представлением, мало того, что в нем не было ничего примечательного, так он еще и обращал на девицу не больше внимания, чем все остальные горняки. Дабы несколько умерить пыл девицы, я объявил ей, что цена зелья составит уж никак не меньше трех золотых, но и это ее не остановило.

– Решено, – сказала она, – завтра же я принесу деньги, а ты приноси зелье и мы заключим сделку прямо здесь.

Тем же вечером, перед баней, я забежал в лавку местного травника и за два серебряка пополнил свои запасы возбуждающей похоть травы, а после бани – настоял ее в горячем вине.

Девица, увидевшая на завтра в моей руке медную флягу с зельем, тут же достала три золотых. Однако, дварфовская расчетливость и осторожность тут же взяли свое.

– Точно ли это то самое зелье? – сжимая в кулаке деньги, спросила она.

– Пусть на голову мою обрушится божественный молот Хелла! – страшно поклялся я. – Да пусть меня заживо замуруют, если это зелье не возбудит похоть в ком угодно, в мужчине ли, женщине, старике или ребенке!

Вслед за тем я подвел дело к тому, на что надеялся с самого начала и заметил, что, если девица согласится пожертвовать мне свое девство, то я отдам ей чудотворное зелье бесплатно.

– Ну, нет, Поздний Рассвет, – усмехнулась Рила, – пусть уж мой милый расширит эту расщелину своим кайлом, а не идет по чужому пути. Я готова отдать три золотых, но, все же, какие ты можешь дать гарантии, кроме своих клятв?

Пусть я всего лишь ученик магической гильдии, а труды мои на поприще магии не столь впечатляющи, но, все же, недоверие ко мне девицы изрядно рассердило меня, так как бросало тень на всю нашу славную гильдию.

– Вот что, девица, – сердито сказал я. – Можешь тут же выпить всю эту флягу, чтобы проверить ее действие. Если ты после этого ничего не почувствуешь, значит я обманщик и плут, а посему выплачу тебе пять золотых, поскольку пытался обмануть тебя. Если же, ты сама убедишься, что это настоящее зелье, я завтра принесу тебе еще одну флягу, но уже за пять золотых.

– Решено, – согласилась Рила и, призвав моих спутников, как раз в тот момент с натугой опрокидывающих очередную тележку с углем, в свидетели сего договора, единым махом опрокинула фляжку в свое горло.