Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"
Автор книги: Вадим Шакун
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
62
Несколько посетителей в поспешности подсаживались за один стол с моряком, желая услышать интересную историю.
– Хозяин, дайте еще винца достойному боцману! – попросил я в надежде, что рассказчик упьется и замолчит.
Не тут-то было! О ужас, целых два часа нам, изображая живейший интерес, пришлось слушать байки о, якобы, собственных похождениях.
Быстрые Глазки была в них огромной ярко-рыжей бабищей, которая в состоянии ударом кулака убить кашалота. Я же – пропойцей и бабником. Видели бы вы с каким замиранием сердца выслушивали внимающие оборванцу тупицы историю о том, как однажды мы захватили целый корабль на котором плыли в паломничество монахини и каждому пирату досталось по три из них! Сам рассказчик уверял, что в его боцманской каюте переночевало три монашки не достигших еще четырнадцатилетия и каждая из них до этой ночи была непорочно девственна. О количестве же закопанных нами с Глазками на всевозможных островах сокровищах я умолчу.
– На что ты сердишься? – рассмеялась спутница, когда мы вернулись в свою комнату. – Быть может, этот малый – плут и наш товарищ по гильдии. Таким образом он зарабатывает себе пропитание. Истории же эти ничем не отличаются от других пиратских легенд.
– Еще пол года таких историй, – сказал я, – и нас, не то что повесят и разрежут, но, вообще, – заживо изжарят.
– Сначала пусть поймают. Ты совершенно не похож сейчас на пиратского шкипера, да и я не огромная баба, – возразила девица. – А все же, портовые города нам безопасней миновать стороной.
Завтра же мы оставили Вонючую Гавань, купив, по случаю, женские одежды для Глазок и Трины, а также карту этих мест, дабы легче было ориентироваться в пути.
Эта-то карта и стала причиной нашего следующего приключения, ибо дорога совершала на ней огромную петлю, следовать которой нам не захотелось и, срезая путь, мы пошли напрямик, в результате чего блуждали по лесу два дня.
Благодаря Богам у нас еще были продукты, но, все же, ночевать под открытым небом было не очень приятно. Наконец, найдя небольшую пещерку среди холмов на берегу безвестной не обозначенной на карте речушки, мы сочли за благо переночевать.
Когда же я утром проснулся и вышел из пещеры, то с любопытством обнаружил, что мы не одни. Бесшумно подкрался я к воде, где беззаботно плескалась облаченная в одну лишь сорочку миловидная девица лет пятнадцати.
– Не бойся меня, милое дитя, – ласково проворковал я выходя из-за кустов, она же поднялась на ноги и по пояс стояла в воде.
– А чего мне тебя бояться? – поинтересовалась девица складывая руки на груди, ибо мокрое и тонкое ее одеяние столь плотно облегло маленькие прекрасные груди, что стало это выглядеть несколько для нее стеснительно.
– Знай же, что я ничего не собираюсь делать с тобой силой, – успокоил я. – Лишь по твоему хотению могли бы мы провести немало приятных минут.
– Знаешь, старец, слова твои столь странные, – усмехнулась она. – Отвернись, мне нужно выжать сорочку.
– Я же говорю, что не оскорблю твоей невинности, – несколько обидевшись на такое к себе обращение, повторил я. – Всего лишь посмотрю, и только.
– Чтоб у тебя язык отсох, если ты предлагаешь подобное благородной девице! – рассердилась она. – Находишься на землях моего отца и бесчестишь его единственную дочь?
– Прошу прощения, благородная дева, – поспешно извинился я, ибо первоначально, и впрямь, подумал, что предо мною обычная крестьянская девица. – Мы скромные путники. Касательно же меня, так я вовсе не хотел нанести тебе обиду.
– Отвернись же, потом поговорим, – поторопила она.
Я кротко выполнил эту просьбу, вышедшая на берег девица отжала сорочку и вновь в нее облачилась, дабы та подсохла на солнце.
– Кто же ты и какого звания? – полюбопытствовала она.
– Имея не менее двух поколений благородных предков, посвятил я жизнь свою изучению магии, – гордо ответствовал я.
– У графа – моего отца, благородных предков не менее двух дюжин, – усмехнулась девица. – Что же касательно магии, то я нахожу это любопытным.
– Любопытство твое мог бы я удовлетворить, – пообещал я, – но магия – наука сложная и повинуется своим законам. Вот, к примеру, стоило бы тебе снять сорочку…
– Ты опять? – нахмурилась девица.
Из пещеры на наши голоса появилась облаченная, по случаю лесных блужданий, в свой кожаный мужской костюм Глазки. Потом и остальные спутники. Графская дочь представилась Шеной, я же к неудовольствию Глазок, назвался Поздним Рассветом.
Узнав, что мы заблудились, девица сказала, что пещера, где мы оказались мало кому известна и случайно обнаружена ей во время детских игр. Нас же пригласила явиться к ужину в замок. Видя, с ее стороны, столь доброе к нам отношение, я завел ее в пещеру и продемонстрировал свечение магического жезла, что вызвало у девицы полный восторг.
Потом она натянула поверх высохшей сорочки платье, которое оказалось в седельной суме явившегося на ее свист коня и, объяснив, как найти дорогу отправилась в замок.
– Вопрос с пропитанием на вечер нами решен, – сказала простившись с юной девицей Глазки. – Зря ты назвался магом, но теперь ничего не поделаешь. Будем надеяться, что ее папаша-граф не имеет ничего против твоих товарищей по гильдии.
Дальнейшие события показали, однако, что здешний граф имеет что-нибудь против почти всего и вся. Но не буду забегать вперед.
63
Местный граф был человек достигший уже лет пятидесяти с лишним, моложавый, однако же беспрерывно брюзжащий по поводу лекарей, которые ни от чего не могут его вылечить. Впрочем, доставалось не только лекарям, но и вообще всем, кто по тем или иным причинам оказался у него за ужином.
Супруге – за то, что слишком много на столе пряных блюд. Дочери – за неподобающую благородной девице живость характера, хотя, видят Боги, сидела она за столом тише воды и ниже травы. Менестрелям же досталось за песни, кои были, по мнению этого деспота, весьма растленны. Кравчим – за то что наливают помногу вина.
Меня со спутниками усадили в самом низу стола среди челяди, от чего если и перепадали нам блюда, то ужасно уже подъеденные теми, кто сидел выше, а, зачастую, остывшие. Шена, видя такое к нам неуважение, смутилась еще больше и восседала неподалеку от папаши краснея за него от стыда.
Глазки и Трина были приняты графом за юношей, не то им попало бы за мужские наряды. Ко мне же хозяин обратился по части магии и долго прилюдно поносил меня за занятия столь не серьезным делом, которое есть, по мнению его, суть шарлатанство и надувательство. Много ссылался при этом на примеры своих знакомых, которых, де, маги лечили-лечили, да не вылечили. И на то, что никому еще не удалось с достаточной точностью предсказать будущее, либо сделать из свинца золото.
Помятуя, что ем, все-таки, хлеб этого человека, я скромно возразил, что бывает в жизни всякое, тако же и магами называется не мало шарлатанов, которые – не что иное, как самозванцы. Но что, быть может, доведется еще их светлости убедиться в могуществе этой великой науки.
– Э, любезный, как вас там… Поздний Рассвет, – презрительно отмахнулся граф. – Посмотрите, куда завела вас сия премудрость! Будь она столь могущественна, вы бы, верно, приехали сюда на золотой повозке, запряженной шестеркой скакунов!
Челядь громко рассмеялась, мне же только и осталось промолвить, что, быть может, приеду я еще и на золотой повозке. Смеху это вызвало еще больше, что окончательно испортило мой аппетит.
– Ах, сударь, простите меня пожалуйста! – нагнала меня и верных моих спутников Шена у самых ворот замка. – Характер у отца несносный, а чванство его бывает непереносимым.
Глазки успокоила девицу, сказав, что, хоть и наслушавшись брюзжания, мы, благодаря Шене, отлично поужинали. На том же, с графской дочерью и распрощались.
Не успели мы, однако, отойти от замка и половины мили, как встретили заплаканную крестьянскую девицу, идущую навстречу. На расспросы наши бедняжка, всхлипывая и шмыгая носом, поведала, что зовут ее Дора и, достигнув семнадцати лет, справляет она сегодня свадьбу, в замок же спешит, дабы выполнить некую повинность, свершения которой настоятельно требует их сеньор и благодетель граф.
– Что же за повинность имеется в виду? – нахмурилась Глазки, а узнав, что граф, не больше не меньше, как требует от своих крестьянок выполнения старинного права первой ночи, разразилась ругательствами по поводу такой непотребности.
Я же, подумав про себя, что обычай не всегда плох, поскольку, будь я сеньор, то без труда выполнил бы условие Инкуба, но тут, вспомнив о графе, чрезвычайно разозлился.
– Послушай, Дора, – обратился я к крестьянке. – А хочешь совершенно просто насмеяться над графом, чтобы не видел он твоего девства, как своих ушей?
– Возможно ли такое? – удивилась невеста. – Их сиятельство всегда очень строго требует отдачи всего того, что положено ему по праву сеньора.
– Так знай, глупенькая, – объяснил я. – Нужно тебе пойти сейчас же домой и сказать сначала своей родне, а потом, когда будет допрашивать граф и ему, что на этом самом месте, не успела ты подойти к замку, как, неизвестно откуда, возникла золотая повозка, запряженная шестеркой отличных белоснежных коней.
– За кучера сидел вот этот малец, – указал я на Крикуна. – В повозке – вот эти две особы и лично граф. Завидев тебя, он немедленно потребовал от тебя выполнения долга, сказав, что уезжает из замка и ждать ему недосуг. Ты же, как верная подданная, тут же, под кустом, ему подчинилась и отдалась.
– Сударь, вы не на мое ли девство заритесь? – сердито спросила Дора.
– Пусть твой жених его тебя и лишит, – предложил я. – Только до появления графа, чтобы тот не определил обмана. Неужто есть жених, который откажется от такого?
– Парень-то мой несколько трусоват, – смущенно признала невеста. – Не покусится он на то, что принадлежит их сиятельству. Да и родители не станут меня покрывать.
– А если добавить к этой истории, что, получив с тебя положенное, граф вручил тебе целый золотой? – встряла в разговор Глазки, доставая из кошеля монету.
– Верьте, судари, я девушка порядочная и собой не торгую, но, уж больно хочется посмеяться над графом, – потупилась крестьянка. – Он-то, сквалыга, ни одной девице больше медяка не дал за девство. Когда про золотой узнает, его удар хватит. А верно ли, наш обман не раскроют?
– Скажи только, что спутники графа, все время говорили про какой-то поздний рассвет, – уверил я и Глазки так же в том поклялась. Убежденная тем, девица поспешно позволила, говоря ее словами, попастись моему бычку на ее нетронутом лужке и, получив золотой, отправилась к жениху.
– Ах, друг мой Рассвет, – усмехнулась Глазки. – Не знаю, какой из тебя получится маг, но плут получился первостатейный!
– Что же это за плутовство такое, если не приносит нам выгоды? – грустно сказал я. – Нет, в плутовстве я такой же подмастерье, как и в магии.
– Не скажи, – возразила рыжеволосая плутовка. – Талантливое плутовство, зачастую, вершится не из корысти, а из любви к искусству.
– Как и многие другие талантливые вещи, – согласился я.
64
Ночевали в той же пещере, что и давеча, а утром нас разбудил ужасный шум.
– Ах вы, несчастный человек! – кричала стоявшая надо мной Шена. – Что же вы тут разлеглись? Неужели не знаете, что мой отец с полусотней верховых разыскивает вас по всей округе?
– Не переменил ли ваш батюшка, однако, мнения своего насчет магии? – зевая спросил я, ибо час был еще ранний.
– Да он вне себя! – рассмеялась девица. – Всю ночь кричал, что с помощью богопротивного колдовства, вы покусились на основы государственного миропорядка! Что вы опаснейший смутьян, поставивший целью, не более, не менее, нежели искоренение всего дворянского сословия и дарованных Богами привилегий!
– Мало ему еще! – сердито сказала Глазки. – Будет знать, как издеваться над бедными невестами! Надеюсь, вы-то, на нашей стороне?
– Ах, милый мальчик, – хоть они и были почти в одной поре, но Шена, как графская дочь сочла такое обращение к безродному, как она считала, юноше вполне уместным. – Я вынуждена скакать по лесу, устроившись в дамском седле – а это, согласись не совсем удобно – лишь потому, что мой отец, в глупости своей, решил, будто носить мужское одеяние и пользоваться мужским седлом девице не пристало. А до чего доводит его чванство, когда за мной пытаются ухаживать кавалеры? Тот, видите ли, слишком беден. Другой богат, но имеет менее, чем у нас, благородных предков. Третий и богат, и знатен, но, пятнадцать поколений назад, один из его предков оказался недостаточно храбр в какой-то битве. Нет, очень хорошо, что Поздний Рассвет так проучил папашу. А вы покажете мне свою золотую повозку?
– Нет, милая Шена, – усмехнулся я, – у всякой магии есть свои пределы. Хватит с тебя, пока свечения моего жезла. Но, если хочешь позлить отца, так скажи ему, что нынче же каталась в этой повозке и была мной обесчещена, ибо я навел на тебя чары. А, если скажешь, что бесчестил тебя я, принявши его обличие, и, по окончании, вручил тебе золотой, то он и вовсе будет наказан с лихвой.
– Неужели, ты мог бы поступить так с девицей, лишь потому, что повздорил с ее отцом? – сердито сказала Глазки. – Быть может, в твоих представлениях, бесчестя без счета невест, граф заслужил муки отца, чью дочь тоже обесчестили, но при чем тут девица?
Я смущенно сказал, что, если и думал в отношении того, чтобы возлечь с Шеной, то только с самого начала, когда впервые увидел ее купающейся в реке.
– Ты добрый и милый юноша, – улыбнулась моей рыжеволосой спутнице благородная девица. – Пойдем, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Нет, ну надо же! – мысленно огорчился я. – И почему все наперебой принимают Глазки за юношу? Ведь в ней нет ничего, совершенно ничего мужского! Милые алые губки, нежные щечки, такие выразительные, такие девичьи глаза! Конечно, я и сам, когда-то, принял ее за юного мага, но это вовсе не объясняет, почему все девицы так к ней льнут!
Глазки и Шена вернулись минут через пять и обе были красные, подобно вареным ракам.
– Поздний Рассвет, ты поступил не хорошо, превратив этого юношу в девицу, как бы он перед тобой не провинился, – сурово сказала мне дочь графа и мне показалось, что это уже слишком.
– Ну, нет! – рассердился я. – В конце концов, мною принесена клятва о не использовании магии для плутовства, так что я две эти вещи путать не буду! Понимаю, что добрая моя подруга, не хочет, чтобы я выглядел перед тобой тем, кем являюсь, то есть – заурядным магическим подмастерьем, но вынужден сказать тебе правду: все, что я на сегодня умею, так это испускать свет из жезла. Знаю, милая Шена, насколько тебе это неприятно, но никакой шестерки лошадей не было, мы просто дали крестьянской девице золотой, с тем, чтобы проучить твоего папашу.
– Но свет из жезла тоже не мало! – не стерпела Быстрые Глазки. – А магический меч, который ты создал? Колдун-язычник, которого ты убил?
– Игра случая и стечение обстоятельств. Я ли убил колдуна или жезл, решивший поменять хозяина, устроил все таким образом – неизвестно! – ответил я. – Про меч же мне, лучше, не напоминай: я до сих пор прихожу в ужас, когда вспоминаю, что пережил давая ему силу!
– Постойте! – нахмурилась Шена. – Значит, нет никакой повозки? Вы не можете менять свой образ? Как же вы тогда уйдете от погони?
– Так, как ты и предложила, – улыбнулась Быстрые Глазки. – Скажешь, что тебя обесчестил колдун, назовешь направление в которое мы поехали. Только-то и дела, что не в моих силах лишить тебя девства так, как это мог бы сделать мужчина. Ляг с Крикуном, если уж Рассвет тебе не мил.
– Ну знаешь, девица, – еще больше помрачнела Шена. – Ты то, в роли юноши, казалась мне несколько молода. Он же, и вовсе, мальчишка. Однако, если я расскажу папаше историю, которую придумал Рассвет, он, пожалуй, не будет столь привередлив по части моих женихов, да и с приданым не поскупится. А для этого непременно надо быть не девственной.
– Можно взять что-нибудь подобное толстой свечке, – предложил несколько расстроенный Крикун.
– Засунь ее себе знаешь куда? – наградила брата подзатыльником Глазки.
– Ах, Рассвет, – взглянув на меня в упор покачала головой Шена. – Еще во время нашей с тобой первой встречи, здесь на берегу, меня посетило какое-то странное предчувствие. Но, смотри, если не сможешь сделать так, чтобы я не забеременела, я прокляну всех магов вообще, а тебя – в особенности!
65
Не буду рассказывать всего, что пережил я в момент нашего единения с Шеной, ибо слова теряют свою выразительность, по сравнению с полученным наслаждением. Если и была тогда радость, то вовсе не от того, что девица эта у меня уже одиннадцатая по счету, а от того, что подарила мне судьба мгновение блаженства именно с этой девицей. Если и было трудно в нее войти, так это от боязни причинить ей боль. А, уж если беспокоило что – так это желание уберечь ее от нежданной беременности.
Крепко расцеловавшись на прощание, мы поклялись друг другу никогда не встретиться вновь, дабы новой встречей не замутнить в памяти воспоминания об этой последней и столь сладкой. Странно, однако, что, хотя клятв своих мы, волею Богов, сдержать не смогли, ни ее, ни меня это, в последствии, не огорчило.
Глазки тоже после этого расцеловала девицу, раскрасневшись они стыдливо от остальных удалились, чтобы перемолвиться парой слов, и на этом мы распрощались окончательно.
Идти пришлось лесом, опасаясь разыскивающих нас на дорогах верховых, а все же бес, видать именно тот, который упоминается в моем плутовском прозвище, так и пхнул меня под ребро, когда на дороге появилась телега в окружении нескольких крестьян.
– Куда бредете, люди добрые? – спросил я, появляясь на дороге.
– Знамо куда, в замок, – ответил один из крестьян. – Хлебни вина, добрый старец, у нас сегодня праздник.
Ясно, что последний год, проведенный в странствиях, изрядно утомил меня, а, все-таки, обращение это начинало мало-помалу раздражать. Однако, не подав виду, я пригубил кувшин вина и поделился им со спутниками.
– Так девица едет, чтобы отдать графу то, что положено ему по праву сеньора? – догадался я, выделив взором из толпы женщин на телеге юную нарядную невесту. – А не слыхивали ли вы еще о золотой повозке?
– Как не слыхивать, если пол дня верховые графские ищут ее по всей дороге. Да нам-то с того что? – пожал плечами крестьянин бывший тут за старшего.
– Так зачем же вам в замок ехать? – удивился я. – Расскажите потом, так, мол, итак – нагнала вас, откуда не возьмись, золотая повозка, запряженная шестеркой белых лошадей, вышел от туда сам их сиятельство, отказать не посмели – он девицей и попользовался. А вы домой поехали.
Крестьяне впали в продолжительную задумчивость.
– Так-то оно так, – сказал старший. – Слыхивали мы такое, но где же взять золотой? Говорят, тот, который в повозке, золотой за девство платит.
– Верно, – согласился я. – Но, чтобы все без обмана. Ваш жених – невесту девства лишает. Мы – золотой даем. А граф – в дураках остается.
– Их сиятельству это очень даже к лицу будет, – рассудительно признал старший и обратился к жениху. – Ну, ты чего молчишь?
Тут еще один крестьянин, разразился бранью, что какой это ему зять, если девку испортить не может. Жених, было смущенно возразил, что при всех такое делать не потребно, но невеста ударилась в слезы и, причитая, что он ее не любит, начала не излишне высоко, но чрезвычайно решительно задирать подол. Суженую громко поддержали матушка и будущая свекровь.
– Не орите на него так, а то он, и впрямь, ничего не сможет! – прикрикнул на всех старшой. – Ну-ка, сынок, засади ты ей так, чтобы аж запищала!
Подбадриваемый возгласами со всех сторон, жених-таки исхитрился сделать желаемое.
– Добрые люди, – вручив новобрачным золотой, обратился ко всем я. – Буде в ваших краях еще какая свадьба, так вы передайте жениху и невесте, чтобы не забывали про золотую повозку с шестеркой лошадей. Золотой – деньги небольшие. Пусть семья жениха расстарается заранее, а граф пусть и дальше дураком остается.
Тут невеста, даже не оправившая как следует подол и с немалой гордостью демонстрировавшая следы лишения ее девства, сообщила, что лучшей подруге ее замуж выходить через пол месяца и, они с женихом легко могли бы ссудить ей на время столь легко доставшийся от меня золотой. Оказавшаяся тут же, подругина мать рассыпалась в благодарностях и заранее пригласила всех на свадьбу.
С тем телега развернулась назад в село догуливать праздник, мы же снова углубились в лес.
– На этот раз, Бес В Ребро, ты проявил просто чудеся плутовства, – сказала Быстрые Глазки. – Потратив золотой, ты, даже не попользовался ни чьим девством.
– Ах, милый друг, уж, если в этом плутовстве согласилась принять участие столь благородная девица, как Шена, – плутовство должно быть совершенным, – только и смог ответить я.
Продолжая хорониться на графских землях мы, вскорости, миновали их, но еще долгое время шли тайком. Причем и Трина, и Глазки облачились в платье, опасаясь, что нас могут узнать по описанию наших одежд.
Естественно, такой способ передвижения, в наши неспокойные времена, до добра никогда не доведет. Так и мы, умудрились наткнуться на лесных разбойников. Было их не много – человек пять, – но более свирепых физиономий я в жизни своей не встречал.
Глазки и Крикун схватились за кинжалы, я выхватил из-под полы свой жезл, пытаясь сообразить, много ли толку будет от его свечения, Трина же спряталась за мной.
Стоя так, мы пытались понять что лучше: вступить ли в переговоры, объясняя, что мы принадлежим к гильдии плутов, либо принять неравный бой, как вдруг за спиной у нападавших послышался громкий цокот копыт.