Текст книги "Буратино"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

   Собственно, мужчины на Руси всегда носили серьги. Кто в левом ухе, кто в правом. Древний князь Святослав ходил "аки пардус", бил и хазар, и греков и носил серебряную серьгу. В левом ухе. Казаки запорожские часто использовали это украшение. У донских казаков это вообще было обязательным элементом военной формы. Правда, не для всех. Только для единственных сыновей в семье. Построит есаул казачков и ходит вдоль строя – выбирает самых лихих в поиск послать. Или еще на какое дело опасное. А с серьгами – обоз сторожить. Потому что род казацкий прерываться не должен. Пока хоть какая возможность есть – серьгоносцев берегли.

   Но оба сразу... Наложник – понятно. Если играешь роль женщины – часто используешь женские атрибуты. Одежда, украшения... Даже манерность и интонации капризной девчонки.

   А вот при наказании... Я о таком от своих учительниц-мучительниц слышал. Когда в дополнение или взамен ошейнику рабу или рабыне пробивают оба уха, вставляют кольца, и за эти кольца привязывают. Для фиксации не только общего положения, но и направления смотрения. Ошейник раба все-таки оставляет много свободы. Иногда его модифицируют. Римляне, например, одевали рабам на шеи тележные колеса. В частности, при сортировке зерна. Чтобы вечно голодное "орудие говорящее" не смогло закинуть горсть сырого зерна в свою "орудийную" пасть, нанося тем самым ущерб хозяйской урожайности.

   Значится так. Не можешь ответить на заданный вопрос – отвечай на тот, на который знаешь ответ. Старая студенческая метода.

   Был в одном ВУЗе старенький профессор, который всегда спрашивал на экзамене только про кишечнополостных червей. И все студенты учили только этот раздел. Однажды вдруг профессор спрашивает:

  – А расскажите, мм, молодой человек, про слонов.

  – Слон... Это... Это вот... Животное с червеобразным отростком вместо носа. А черви бывают....

   И дальше по зазубренному.

   Исполняем.

  – Марьяша, ты знаешь что такое "пирсинг"?

  – Не...

  – Так вот приходилось мне бывать в краях, где явление это весьма распространено...

   И полилось. Ещё в юности одним из моих прозвищ было "профессор". Задолго до того, как я реально пришёл в универ учить детей. За знания и за умение их излагать. В яркой, запоминающейся, доступной слушателю форме. Что по жизни сохранилось и приумножилось. Марьяша слушала раскрыв рот.

  – По шесть в одно ухо? Да как же они помещаются?... Как в язык? А есть-то как? И вообще – рот не открыть – засмеют... Как это в сосок? А дитё как же?

   Эх девочка, когда прокалывают соски – дитё не предполагается. Не предки они. Никому.

  – Ой! Не надо там трогать. Как это – туда? Так больно же... А муж? И есть дураки которым нравится? Ой разврат. Непотребство-то какое. Господи, неужто есть такое место где сором-то такой? Совсем не по-людски. Да еще в лавках делают. Да хоть как зовётся-то такой... вертеп?

   А "вертеп", девочка, называется Россия. И живут там потомки твои. Которые кое-чего, кое-где, порою... Прокалывают и прокалываются.

  – А давай, Марьяша, мы и тебе губки проколем? Вот эти. Вставим по колечку, сверху замочек повесим. Я пришёл, отпер, побаловались. Потом запер и... твёрдо уверен – кроме меня никто. Ключик-то только один – у меня на шее.

   Я думал просто пошутить, она испугалась всерьёз. Пришлось успокаивать. Постепенно перешли к обсуждению как оно здесь "по-людски". Опыта у Марьяши было... муж раз в полгода. Но что-то где-то слышала. Обобщённый женский опыт данной социальной группы. Картинка получалась удручающая.

   Ещё раз напомню: по Руси в части сексуальной практики действовала очень фрагментированная мозаика разных исторически сложившихся систем. Так что сколько-нибудь достоверно – только о среде смоленских служилых людей. Дело в том, что и Ростик – Ростислав Мстиславич, просидевший князем в Смоленске тридцать лет, и нынешний – его сын Роман, были в этой части правителями несколько... специфическими. В Новгороде князя и в сам-то город пускали только по большим праздникам – сидит у себя в Городке и ладно. А уж к "супругам под одеяло" – враз укажут порог. В Киеве светские власти тоже в эти дела не лезли: там княжий стол как пьяная кобыла – не взбрыкнет, так завалится. А в Смоленске у местных с князьями – сплошная любовь. С мощным церковно-идеологическим элементом. Так что хоть княжеская власть – светская, но когда попы зовут – и "под одеяло" полезет. А местные не вступятся.

   И здесь получалось сплошное "нельзя".

   На свету – нельзя. То, что мы с Марьяшей только что делали – стыд, срам и похоть торжествующая. Хорошо, что я ей глаза завязал. А она еще и под повязкой зажмурилась. И что связал руки. Потому что если бы она могла сопротивляться... Даже негасимую лампадку перед иконой и то гасят. "Лик святой смотрит сурово. На сие греховное и мерзкое действо."

   Голыми – нельзя. Только в одежде. Благо рубахи здесь носят все и у всех длинные. Даже в бане: в парилке парятся вместе голыми и это нормально. Но в парилке любиться нельзя, поскольку для здоровья вредно, а в предбаннике – сначала вытереться и одеться.

   Не только снять рубаху, но и задрать высоко, выше пупка нельзя – грех, похоть диавольская. Муж видит грудь жены только в момент кормления ею ребенка. И то – молодые бабы всегда прикрываются. В постели – супружеской! – нельзя. Все, что выше поясницы – табу.

   Поза одна – классика миссионерская. То, что мы только что были стоя – "гореть в гиене огненной до скончания веков".

   В собранном виде выглядит так. Жена, умывшись, причесавшись укладывается в постель. Греть. Отсыревшие простыни. Причёсывание состоит в переплетении дневной косы посвободнее. Ночнушка плотная полотняная до лодыжек. Лямочки и открытые плечи и руки – признак развращённости и сексуальной озабоченности. У серьёзных, как здесь говорят – "благочестивых" или "богобоязненных" жён, руки закрыты полностью. Часто – включая ладони. Рукавами. На голове – платочек. Не косынка типа "работницы", а полностью закрывающая уши и шею "крестьянка". Приходит муж. Послюнявив пальцы, гасит лампадку, пару раз стукается в темноте о мебель, тихо ругаясь. Добравшись до кровати снимает штаны, откидывает с жены одеяло, задирает ей подол. Как я сказал – пупок – уже уровень разврата. И себе. Задирает подол. Поскольку – в рубахах оба. Свой подол мужья часто зажимают зубами. Тогда все его слова ласковые – "му". Раздвигает ей ноги. Жена лежит молча и безо всякого движения. Устраивается между ляжек своей благоверной и венчанной на всю жизнь до гроба. Пару раз их трогает, мнёт ладонью живот, пару-тройку раз дёргает за сиськи. Через полотно. Сунуть руку под ткань на кожу... "Да что я ему, кобелю, сучка гулящая? Дам по рукам, что б не воображал". Муж елозит и входит.

   Вот единственный момент когда можно работать рукой, но только одной – если попасть не может, то может направить. Жена во всем этом никакого участия не принимает – ни в моторике, ни в акустике. Попал – лёг. Навалился. Пять-семь пудов на грудной клетке... Дыши носом. Хороший совет, но здесь у всех мужчин, кроме молодых парней, бороды. Кушается этим – каждый день, а моется – раз в неделю. Если попадёт в нос и начнёшь чихать – запросто можно тут же получить по уху – мешаешь, с ритма сбиваешь. Потом муж начинает двигать задом. Вместо типовых 64 фрикций Храбрит ограничивался третью или четвертью. Потом удовлетворённо хрюкал. Поднявшись, обтирался подолом жениной рубахи. Похлопывал поощрительно по бедру или куда попадёт. И отваливался на её правое плечо. Через десять-двадцать секунд оттуда доносился храп. И так – десять лет супружеской жизни. К счастью – не часто. Храбрит по полгода был то в Смоленске, то в Киеве. Почти идеальный муж: "Слепо-глухо-немой капитан дальнего плавания".

   Вот так выглядит "Песня песней" в нашем исконно-домотканом. Понятно, это обобщённый образ. Как средняя температура по больнице.

   Но... Я предполагал, что предкам было несладко. Но такая вот мечта патриота...

   То, что четыре дня назад она сняла перед мужем ночнушку и покачала грудью – это был давно обдуманный и трепетно репетируемый шаг. Маленькая лично-семейная революция. А потом посыпалось столько... Марьяша просто перестала понимать "где край". И полностью доверилась мне. Просто потому, что я был единственный персонаж мужского пола, кто был рядом.

  Глава 31

   Полтора дня покоя и безопасности после всего что было. Две ночи под крышей, в постели. Отъелся, отоспался, мягкая красивая женщина под боком. И никто не рвётся меня бить-убивать. Я как-то расслабился, благостно как-то. А этот мир как зелёненький лужок, с замаскированным минным полем. Так и манит – пойди погуляй, травку пощипай. Но на каждом шаге можешь в клочья...

   Нас разбудили рано – чего-то мрачный невыспавшийся Ивашко заявился с еще одним парнем. Звать – Степко, лет восемнадцать-двадцать, широкоплечий, кудрявый, что по здешним меркам – эталон красоты. Со своим возом. В два воза пойдём – это хорошо. Как в две машины в дальнюю дорогу. Пока мы с Марьяшкой быстренько собирались-перекусывали, Ивашко конька нашего в нашу телегу запряг. А то от моей запряжки... Двинулись еще затемно. Вроде все путём, но... Первый звоночек еще за завтраком прозвенел. Я тогда перед всеми Ивашке две куны выложил. Аванс – как договаривались. А Степко этот их со стола к себе смел.

  – В долг пойдёт. А то пропьёшь.

   Ивашко дёрнулся, но смолчал. А мне что – их дела, долги туземцев меня не касаются.

   Второй намёк был, когда через брод переезжали. У них воз явно перегружен. Отец Степко, десятник недавний – местный староста, явно по-жадничал – нужно было или меньше грузить, или еще воз, или хоть коня в пристяжку. В пристяжку пришлось ставить моего коника. Они на броде сели, мы за ними встали. Воды... ну им-то по колено. А мне штаны снимать. Пока возились – Марьяше на телеге сидеть надоело, подол подобрала и пошла на тот берег. Степко этот так на её коленки белые загляделся – толкать пришлось. Потом снова моего конька запрягать – мы с Ивашко по речке – туда-сюда, а этот пижон на берегу с Марьяшей лясы точит. Собрались трогаться, тут он и говорит:

  – Воз-то мой тяжёлый сильно, а ваш полупустой. Сяду-ка я к вам, а Ивашка и один с вожжами управится.

   Ну не нравится мне этот парень.

  – Ивашко-то тяжелее тебя. Вот он пусть к нам и пересядет. Мы вперёд пойдём, а ты не отставай.

   Сели и поехали. Мы с Ивашкой на передке, Марьяша – на задке телеги.

   Что видит водитель автомобиля? – Правильно, лобовое стекло. Дальше – дорога, встречные-поперечные-продольные.

   А что видит "водитель кобылы"? Или в моем случае – водитель жеребчика? Именно. Лошадиную задницу с болтающимися конскими причиндалами. Седоку в возке или в санях все это еще может быть заслонено спиной и задницей возницы. Частично. И вот так – всегда.

   Чехов в "Острове Сахалин" пишет, что тамошним чиновникам в начале аж двадцатого века выдавали проездные от Дуэ на Сахалине до села Холмогоры Архангельской губернии. Тринадцать тысяч вёрст. В основном – вот с таким видом для постоянного и ежедневного любования. Как-то мы этот факт не учитываем. Почти все великие люди постоянно ездили. И основной элемент пейзажей перед ними – лошадиный анус. Вот едет какой-нибудь отец-основатель. Размышляет о судьбах мира и человечества. А перед ним постоянно такой... анально-натуральный имидж. Или задница кучера, или задница лошади.

   И это не только великие. Каждый мужчина хоть в дороге, хоть при всяких работах, и полевых тоже, постоянно разглядывает эту часть конского тела. Чаще и дольше, чем все святые иконы с крестами и куполами, чем свою жену и детей.

   Хоть на Руси, хоть где. Вот приглашает какой-никакой лорд девушку покататься. Едут они себе в ландо, граф девушку улещивает, "клинья подбивает", намекает так изысканно-куртуазно. А у той перед глазами вот это все конское... туда-сюда, туда-сюда.

   А у степняков так вообще: отрезать врагу голову, продеть сквозь уши ремень и привязать коню под хвост. Едет такой командир впереди отряда подбочась, а бойцы разглядывают. Воодушевляются, наверное. В предвкушение следующей победы, когда каждому такое украшение достанется.

   Меня как-то этот вид... Но – отвлёкся разговором. Ивашко-то не на одном месте сиднем сидел, помотался немало по Руси. Мы с ним сначала об упряжке поговорили. Зачем оглобли нужны и на кой черт коню дуга. Не для красоты же только. И почему без оглобель, на одних постромках ездить нельзя. Потом про коней – я вообще рот раскрыл. Прежде-то я с лошадями дела не имел.

   И здесь не буду – нет на Руси лошадей. Есть конкретно кони, конкретно кобылы. Ещё мерины и жеребята. А вот лошадей... слово-то татарское. Рано еще для лошадей.

   Кстати, монгольский конёк, который Пржевальского родственник. Точнее – лошади его. Здешние такого зверя не знают. Похоже, это было такое большое новаторство в военном деле, когда Батый на Русь на этих малоросликах явился... Существенное военно-техническое преимущество типа секретного оружия. Поскольку у нынешних степняков кони хвою зимой не едят. Вместе с ветками. А татаро-монголы вломились зимой в Русь как на пастбище – с подножным кормом на всякой ёлке-сосенке.

   Потом с коней перешли на коневодов. Степняков то есть. И, естественно, Ивашко начал рассказывать про Рось. Он там почти год прожил – князья туда своих молодых дружинников на "практику" посылали. Кстати, там Ивашко и язык выучил. На котором его полонянка-хозяйка крыла-ругала. Не половецкий, как мне показалось поначалу, а печенежский. Тоже тюркский, но другой.

   Рось, Поросье – явление редкое. Не уникальное – напротив через Степь другое похожее. Крым называется. Но редкое. Называется "отстойник для неудачников". Под неудачниками подразумеваются степняки. Степью же битые.

   Был Мономах. Был он умный. Как и положено Киевскому князю он стал строить стенку для защиты Киева. Владимир Святой построил замок-детинец. Ярослав Мудрый построил город – стены вокруг Киева. Мономах построил свою стенку по реке Рось. Теперь там Белая Церковь. Стенку из живых людей. Каракалпаки называются. По-русски -"чёрные клобуки". Зверинец. Основная масса – торки. Ещё – берендеи, волохи, авары, яссы, аланы, печенеги... даже два из собственно половецких племён. Турпеи пришли и осели лет 10 назад, а в этом году перебрались каепичи.

   Была одно время такая теория что слово "Русь" произошло от названия этой речки. Дескать был там религиозно-культовый центр местных славянских племён. Вот поэтому их и назвали Русь. Не знаю... Сейчас там русских почти нет. Одна Степь. Недорезанная.

   Для степняка хорошая война в степи – геноцид. Всех людей надо вырезать – под ступицу колеса. Это с крестьянами можно поленится, как-то сачкануть. Забрать девок по-здоровее, а больных и детей просто прогнать плетью: "выживут – в другой раз возьмём." Такой "гуманизм" допустим когда берёшь "двуногую скотинку" на Руси. А вот в Степи – не пройдёт. Малёк выживет и обязательно придёт тебя резать. Не хочешь несчастья своему сыну-младенцу – убей младенца врага.

   В степи два основных типа войсковой операции: угон скота и вырезание становища.

   Обе – с полностью смертельным исходом. Но второй тип предпочтительней. Поскольку – и хабар, и полон. А первый – опаснее. Без скота вымрут все. Но боеспособные мужчины – последними. Могут еще как-то дёргаться. Или попытаться уйти в другие края. Как печенеги.

   После того, как князь Святослав, который ходил "аки барс", сделал свою главную ошибку и совершенно гениально разгромил хазар...

   Почему "ошибку"? Потому что хазары были иудеями, а опыт истории и российской, и сопредельных учит: не трогайте иудеев – вам же хуже будет. Впрочем, опыт истории учит, что он никого ничему не учит...

   Почему "гениально"?

   Потому что все пёрли на хазар в лоб, через степь. А у них была латная конница с предсказуемым эффектом применения. Неприятно-летальным для противника. А Святослав устроил глубокий фланговый обход. И безо всяких коней, лодками въехал прямиком в мягенькое – в столицу и окружающие густонаселённые...

   После этого, все, кого хазары крепко держали, воспрянули и стали безобразничать, как вошки на гребешочке. Печенеги, например, поймали своего освободителя, князя Святослава, отрубили ему голову и сделали их неё чашку.

   И никто не удосужился посмотреть, что каганат так и не смог восстановится. Потому что через разорённые низовья Волги пошли-полезли орды кыпчаков. Половцы. Когда прочухались – было уже поздно. Всем. Русские как обычно – откупились. Своей землёй, своим народом. Отдали Поднестровье. Жили там такие... тиверцы и уличане. Больше не живут. А печенеги побежали. Далеко. До Адрианополя. И в один майский денёк... Грек пишет: "это не было поражение вражеского войска, это было полное истребление целого народа печенегов."

   Только вот насчёт полное... Ещё здесь, в низовьях Днепра, явился к печенегам один дервиш. И провозгласил: "Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк и его". И разделился народ надвое. Резко разделился. С сабельной рубкой еще соплеменников, но уже иноверцев. Половина пошла за зелёным знаменем на неверных. В Византию. Оттуда – прямиком в рай. А язычники остались. Вот они – печенеги под Киевом. И на стены не лезут. Мирные. Православные. А еще есть на западном склоне Карпат. Там католические. Потом придут татаро-монголы. Снова всех вырежут. Но вот они: гагаузы – потомки "не-всех", не вырезанных печенегов и торков.

   Вот так жизнь раскидала. Как бывший советский народ...

   Ещё есть аланские поселения. Кстати, и давние есть, еще до-мономаховые. Поддерживают с исторической родиной регулярные отношения. Священниками обмениваются, беглецов принимают. Там-то в горах – кровная месть. А на Руси этого нет. По "Русской Правде" почти за все – только рублём. В смысле – гривной.

   Были аланы степняками и попали гуннам под раздачу. Так попали, что рванули через Южную Польшу и, вместе с вандалами и свевами германскими, через Майнц, через всю нынешнюю Францию аж в Испанию. Отдохнули там и снова, через нынешние Марокко с Алжиром в Тунис. До самого Карфагена. Где вместе с вандалами и похоронили однажды летним утром с необычным для этого времени года в тех местах западным ветром, надежды "всего прогрессивного человечества" на возрождение Западной Римской империи. И – ассимилировались на ноль.

   Другие от гуннов забились в горы. В Кавказские. Пересидели, вылезли в предгорья. Снова полезли в степь. Кто знает об аланском княжестве на Северском Донце? Было такое. Жили в крепком мире с кыпчаками. Ошиблись ребята – не с теми мир держали. Лет пятьдесят назад Мономах сильно побил половцев. Побежали кыпчаки – кто назад на Волгу, кто на Северный Кавказ. Кто вообще за... Хан Шарук с сыном перебрались в Грузию. Шарук внучку свою за Давида-строителя выдал. Тот их с кавказскими аланами и помирил. А донецких аланов сыновья Мономаха в два года раскатали в ноль. Пять городов сожгли. Один, кстати по имени хана-союзника назывался – Шарукань. Теперь Харьковом зовётся. Кое-кого, кто сумел в живых остаться, оттуда тоже на Рось переселили.

   Вот и нет пока аланов в степи. А горные в степь – не очень. А самые нетерпеливые, которым вид снежных шапок над головой ну уж очень не по-нутру – вот, тут под Киевом.

   Придут монголы и всех здешних, вместе с остальными, с Киевом – вырежут. И долго, упорно будут выковыривать тех, которые в горах. Вырежут всех. Кроме четырех маленьких горных деревушек. Кончались аланы? Нет, снова подымутся. И вот, в мое время, в моей России – вот она Осетия. Хочешь Северная, хочешь Южная. Бывают и тяжелые времена. А кому сейчас легко? Но пережить можно и нужно.

   Есть здесь авары. Сильный был народ. Их на Руси тогда обрами звали. И часть славян они под себя подмяли. Было такое племя славян – дулебы. Авары их поимели. И дальше пошли. "Сгинули". Русские летописи это как устойчивый литературный штамп используют: "сгинули аки обры". А авары так "сгинули", что взяли Паннонию. Потом именно на их, паннонских аваров, костях и спинах мадьяры своё королевство поставят. Дошли авары до Баварии. Утроили там свой каганат. От них и местность название – Бавария – нынешнее своё получила. А потом последний аварский каган увёл последних семь сотен своих людей через непроходимые зимой Альпийские перевалы в Северную Италию, под тамошнего готского короля.

   "Cгинули аки обры"... А вот сидят авары под Киевом. А еще на Кавказе. Здешних монголы вырежут. Вместе со всеми. А кавказские – выживут. Расула Гамзатова знаешь? Из этих.

   И кыпчаки-половцы осаживаются по Роси. Этих, осевших – тоже монголы вырежут. И весь народ уничтожат. Марко Поло будет проезжать здешними степями и любоваться цепью курганов, сложенных из половецких черепов. Не станет народа.

   Но вот только... битые, недорезанные, в рабство проданные, станут мамлюками египетскими. И уже там, в Палестине, когда разбегутся-попрячутся и мусульманские, и христианские благородные владетели, именно эти недорезанные остановят монголов Хубилай-хана, сорвут "жёлтый крестовый поход". А еще установят удивительную систему правления: только раб, проданный и купленный, ставший мамлюком, может служить и наследовать. А своих собственных детей – побоку.

   А часть народа уйдёт от монгол в Паннонию, под мадьяр. И уже в начале двадцатого века будут венгры смеяться над их потомками, что приходят к католическим церквам и, севши на паперти на пятки, молятся своему "Господину высокому синему небу" – Хан Тенгри. Потому что по венгерски "тенкри" – кукуруза. "Немытые дикари даже и у ворот дома бога могут молится только о еде".

   И снова мелькнёт тамга этого народа – два вертикальных ножа. В особой кавалерийской бригаде Красной Армии, что будет резать басмачей в самом конце двадцатых годов в Средней Азии...

   А еще есть в Поросье яссы, которых тоже монголы под Киевом вырежут, но родственники их на Кавказе станут черкесами. И будут в России и черкесские сабли, и черкесские седла. И "Три младых черкешенки на фоне соплеменных гор"

   И еще много чего есть в Поросье. Даже поляки. Эти вообще – старожилы. Ещё Ярослава Мудрого крестники. Побил Ярослав зятя своего Болеслава, привёл из Ляхов полон и на Роси расселил.

   Вообщем, зверинец.

   Правда, напротив в Крыму еще и готы остались. Тоже – коренное население. У них там королевство своё было. Лет сто простояло. Потом... По легенде юный алан, преследуя на охоте подстреленную козу, перебрался через пролив и увидел слабость готского королевства. Юноша вернулся в родные аулы, рассказал соплеменникам. И пришёл конец готам в Крыму.

   Во все могу поверить. И что горец-охотник гонял коз в Кубанских плавнях, и что, заявившись на минуточку на тот берег, сразу же провёл полный военно-политический и хозяйственно-экономический анализ. И что седобородые старцы, послушав зелёного юнца, вскочили и побежали на войну, как комсомольцы на призывной пункт. Но вот что раненая коза может Керченский пролив переплыть...

   Ну и ладно. Люди делали своё дело – идеологическое обоснование своей сиюминутной политики. А то, что из такого "пирога" бревна во все стороны торчат... Так это и в моей России – на каждом шагу. Не сшивается. Лепят не глядя. Хоть кто "за", хоть кто "против".

   Готское королевство рухнуло, а готы остались. Помню, меня удивляло в "Слове о полку...": "Девы готские поют, месть лелея Шаруканью". Какая им там, под Ялтой радость от того, что где-то у Донца степняки русских порезали? Вроде бы – единоверцы. И отчасти – "единокровцы". Конечно, славяне на готских землях сидят. Все эти реки Днепр, Дон, Донец, Днестр, Двина – все готское. По названиям – "дн" от готского слова, которое означает текущую воду. Нибелунги свои безобразия здесь, на Днепре, устраивали. Валькирии как стрекозы над Днепровскими плёсами вились. Пока славянских русалок не было. Но ушли-то готы отсюда сами, без славянской помощи. Ушли самоходом и поставили свои королевства. И не только в Крыму. И в Северной Италии, и в Провансе, и в Испании. Славяне вроде совсем не при делах. А вот, нас побили – готы радуются. Ну не любят они нас. Всегда. Почему – не знаю.

   * * *

   Пока Ивашко своими похождениями делился, а я ассоциативным кретинизмом баловался, времени прошло немало, солнышко поднялось высоко. Чего-то я назад оглянулся.

   Ещё один мой прокол имени двадцать первого века. В автомобиле пассажир, хоть на переднем сидении, хоть на заднем, смотрит в ту же сторону, что и водитель. Вперёд, в лобовое стекло. Ну – или в затылок вперёдсмотрящего. А вот на телеге – назад. А сзади у нас воз, и Степко там рулевым-вперёдсмотрящим. И смотрит он на Марьяшу. А она, сидя сзади – взадсмотрящая. И смотрит, соответственно, на него. Дистанцию мы держим метров пять-шесть. Но для "пострелять глазками" это не преграда. И кокетунство в визуальной форме идет уже полным ходом. Марьяша армяк с себя сняла, дескать, солнышко взошло – тепло уже. Платочек верхний то на одном плече расстелет, то на другом. То коленки свои круглые подолом рубахи обтянет, то грудями под полотном покачает выразительно. А чего качать? Телегу и так на кочках подкидывает. Достаточно чуть откинуться, чтобы рубаха чуть натянулась. Лифчиков здесь – на весь мир один. Мой. На болоте с золотом вместе закопан. Так что, просто перестань сутулится, а остальное его воображение само сделает. При твоём-то четвёртом номере. Фатима с Юлькой мне и не такие фокусы показывали. Азбука-с.

   Есть у женщин такая манера: вот вроде бы все хорошо. И мужчина ей и в радость, и в гордость. И идут они рядом, она к нему прижимается, в лицо заглядывает с лаской и восторгом. Но при этом тут же у него за спиной или из подмышки бросает многообещающие взгляды на проходящих мимо самцов. Не потому что свой хуже, а вот... То ли – чтоб столкнуть мужиков лбами и в очередной раз убедиться: "мой-то лучше всех", то ли – чтобы проверить: "а не потеряла ли я сноровку в части нравится". Часто вполне неосознанно, не задумываясь. Природная стервозность какая-то. Причём, в большинстве случаев, без всякого ожидания результата. Когда эти игры все-таки дают кое-какие результаты – обычная реакция либо: "да я ничего такого...", либо вплоть до воя: "ой дура я дура, ой не хотела – не думала".

   Говорят, что все мужчины от природы полигамны, а женщины – моногамны. Неправда это. И вообще, у млекопитающих самка сохраняет остатки всего полученного от всех самцов генетического материала очень долго. Так что очередной детёныш наследует признаки не только своего родителя, но и всех его предшественников, побывавших в материнском лоне. Что оказывает положительное воздействие на качество получившегося потомства. Есть еще какая-то и чисто защитная функция: множество залезающих на самку самцов создают у самки ощущение защищённости. Поскольку самец инстинктивно защищает свою самку и своё потомство. У овец там вообще – счёт самцов до успешного зачатия идет не то на десятки, не то на сотни.

   Я сперва дёрнулся Марьяшу урезонить. Но остановился. По легенде – она госпожа, я её холоп. Не дело рабу своей хозяйке указывать. Хотя я бы и в рамках легенды нашёл способ. Но зачем? Она взрослый человек, вдвое старше меня. Мальчишка указывает что взрослому делать – смешно будет. Глупо. И вообще – у неё своя голова на плечах. Она даже по всем меркам моего мира – вполне совершеннолетняя, самостоятельная дама. И местные нормы-обычаи знает лучше меня. Ну хочется ей по-кокетничать с этим парнем – это её дело. Парень-то взрослый, кудрявый. Может, ей со мной, малявкой, скучно стало и вообще. "Разве я сторож брату моему?". А это и не брат, и не сестра, и вообще никто. Так, ходячая отмычка. Неизвестно еще к какой двери этот "золотой ключик" подойдёт. И не окажется ли за той дверью так... забавно, что крыса Чучундра будет выглядеть милым и добрым собеседником.

   Все-таки феминистки большое дело сделали – освободили мужчин от ответственности за женщин. А за все остальное – уменьшили вдвое. Поскольку "равно" – это когда вторую половину бабы тянут. Мне это когда-то было дико. У меня воспитание... ретроградное. Было. Типа "я отвечаю за все". Хоть и в разумных пределах, но в принципе... А потом объяснили – "Женщина – тоже человек. И за неё отвечать не надо. Нельзя. Это её обижает и унижает. И заботиться о ней нельзя. Поскольку забота есть нарушение равноправия, унижение и оскорбление – харасмент". Когда я в первый раз в Штаты попал, меня сразу предупредили: "не вздумай открыть или там придержать дверь в магазине, в подъезде перед женщиной – нарвёшься на судебный иск".

   Нет так нет. В Европах и в России этот маразм крепчал медленно – было время перестроится. Я что, секс-шовинист? Отнюдь. Хотят поровну – пусть будет.

   На мой взгляд, равенство – это маразм. Одни человек не равен другому. Всегда. Даже один и тот же человек не равен самому себе в разное время дня.

   "Я-утренний отличаюсь от я-вечерний больше, чем один человек от другого".

   А уж мужчины и женщины... И не только на уровне физиологии и "архитектурных излишеств". Разное мышление, разные полушария мозга работают.

   Все дети рождаются с двумя одинаковыми полушариями головного мозга. Двумя правыми. Потом у некоторых начинает нагружаться, работать левое. И полушария расходятся по структуре. Левое управляет правой половиной тела. Правой рукой. Оно обеспечивает, например, абстрактное, логическое мышление. Мужские элементы психики. Потому и говорят: "Женщинами рождаются – мужчинами становятся". Кстати, не все. В смысле – становятся. Многие так и остаются. Как родились. Имеется в виду – из мужиков.

   И не надо сравнивать – кто выше, кто ниже. Эмоционально, сенсорно – женщины в массе своей более продвинуты, чем мужчины. Их восприятие мира шире и, часто, глубже. Почти всегда – быстрее. Женщина женщину понимает с полу-взгляда. При первом знакомстве, без слов. Это потом они могут трепаться без конца. А мужикам надо присмотреться, обнюхаться.

   А вот физически, мускулисто-скелетно – женщины слабее. Ну и не надо ждать от тюльпана строевой древесины. Для "на доски распустить" нужно другое.

   Кстати, местные это хорошо понимают. Есть чётко определённый круг дел, работ, которые только мужские. Есть только женские. И вторгнутся в чужое – только под угрозой смерти. Да, баба может пойти за плугом. Как и корову можно в запряжку поставить. Под угрозой голодной смерти.

   Кстати, этого только всякие попадуны с попаданками не понимают. Есть куча норм поведения, настолько естественных и очевидных, что о них и говорить не надо. Как по утрам зубы чистить. Никогда мужчина не пойдёт с коромыслом по воду. Натаскать вёдрами из речки – само собой. Что на полив, что в баню. Принять во дворе у жены с коромысла – с удовольствием. Если сильно припрёт – даже в деревенском колодце воды набрать и принести – деваться некуда. Но – ведра в руках. Вообще, деревенский колодец – чисто женское место, дамский клуб. Мужчина там – или самому напиться, или срочно коня напоить, или горемыка, у которого все бабы и девки в доме – в лёжку лежат.