Текст книги "Буратино"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Ивашко сперва вроде хмурился, принял пояс с саблей так осторожненько. Вытянул до половины. И молчит, глаз не поднимает. Ё-моё, где я опять лопухнулся? Неужто что-то обидное, оскорбительное? А у него голос дрожит
– Господине. Не по сеньке шапка. Такую саблю только сотнику носить. Или кому из витязей, славой осиянных. Это гурда, господине.
Что такое "гурда" где-то... когда-то... краем уха... Хотя мог бы сообразить – Степанида у себя на подворье всякую дрянь держать не будет.
– Сотнику говоришь? Придётся для тебя сотню сыскать. Витязь ты и так есть. Пока трезвый. А у ж славы я тебе обеспечу... Оттаскивать замаешься. Бери подарок мой. Себе – для дела. Мне – для пользы.
Тут Ивашка ко мне целоваться-обниматься полез. Потом, естественно, "давай обмоем".
– Нет Ивашко. Пока клинок к тебе не привык, пока ты его кровью вражеской не умыл-искупал – ни глотка. Иначе гурда эта тебя за собой таскать будет. А не ты – её направлять. А то и вовсе – уйдёт клинок в чужие руки.
Загрузился. Похоже по звучанию на какое-то колдовство. Или что-то там сакральное... А кормёжку волка с рук он не забыл. У Николая в глазах цифирьки как на калькуляторе бегают: "это ж сколько можно выручить, если в Смоленске её продать? А если в Киеве и перед походом?". Марьяша как-то к Ивашке на плечико, а он её отодвинул – не до того мужику. Он клинок как книгу читает – то к свету поднесёт, то пальцами погладит. Даже к щеке прижал. Ну и ладно, всем приятного аппетита. А мне... помыться бы, пока банька тёплая еще.
Господи, как хорошо-то. Я уже говорил, что главное достижение человеческой цивилизации – горячая вода? А главное назначение главного достижения – помыть женщину. Так вот – я соврал. Мужчину – тоже. Я с самого "людоловского" хутора в горячей воде не мылся. Речная – пожалуйста. Колодезной – хоть залейся. Но вот так, спокойно, с мочалкой, сдирая с себя все наросшее, осевшее... Эх, мыла здесь нет. И мочалки только натуральные. Именно, что из мочала. А вот бы спиральками полиуретановыми пройтись... А вместо мыла – щёлок. Что позволяет динамически устанавливать степень воздействия на кожу. Воздействие называется – "разъедание". Только намылился, глаза, естественно, тоже – кто-то в дверь ломится. Кто-кто – Марьяша. "Ой мне надо, ой мне срочно, ой я там своё забыла". Деточка, как мне все эти ваши бабские... выверты-маневры...
Только пустил, "ой бедненький, ой тебе же щиплет, ой я тебе глазки промою". Шурх-шурх. Интересно, почему глаза мне на макушке протирают, а об плечо сосок трётся? И ручку мою как-то переложили. Причём под пальцами не полотно её рубахи, а только что отросшая шерстка?
– А давай я тебя помою? Как сыночка своего мыла?
– А давай. Только светец погаси.
– Так темно ж будет. Ничего не видно.
– И хорошо. Интереснее. Тебя-то я и вслепую помню.
Много она чего у меня видала. И уши с дырками, и коронку. Но "шкурка с искоркой" проглядывает только при искусственном освещении. Этого она не знает, под намыленном – пока не видит... и незачем.
Обрадовалась, погасила. Естественно, обернула по дороге шайку с водой, миску со щёлоком, наступила на мочалку. Стал её поднимать – самого с полка сдёрнула. Две тушки на мокром мыльном полу... В принципе, и так можно. Есть даже целая серия игровых элементов когда как на катке. Типа: "шайба в воротах. И клюшка тоже". Имитация невесомости – контакт в одно касание с дальнейшим движением каждого участника по его собственной, но коррелируемой с остальными участниками, траектории. Но для этого нужна практика и соответствующие физкультурные данные. Так что пришлось ухватить за уши и более привычным для нас способом с переходом к технике "глубокого горла".
Нормально получается. Девочка явно освоилась и приобрела некоторый разнообразный опыт. Больше всего чувствуется Ивашкино влияние. Хотя, похоже, и Николай отмечался и здесь. И груди у неё выросли. Так-то не видно. Исключительно по темноте. Но вот в горсти... Не много, но прирастание явное. Ивашкин массаж сказывается. Испортит он красотке фигуру. Растянется, обвиснет. Жаль будет. Может, подсказать? Так ведь обидятся оба. И волосики у неё отросли. И не только на голове. Сколько я всего сделать собирался, в Смоленске по библиотекам походить... А тут даже девку походную поддерживать себя в форме не научил. И глазки уже не закрывает как первые разы. Все поглядывает, состояние контролирует. А как я её тогда на болоте, через лобик... Может, попробовать повторить? Но не успел. Увлёкся.
Пока она отдыхивалась, да ротик прополаскивала, я все-таки успел помыться. Вода уже не горячая, а так – тёплая. Попарится мне и с самого начало не маячило. Вроде бы все. Но девочке еще чего-то хочется. А, ну понятно – приласкать. Мужики-то... все-таки эгоисты. Получат своё и – в сторону.
Я ошибся. Марьяша хотела поговорить. Хотя... можно ведь и совместить.
– Ванечка, вот мы скоро домой к отцу моему придём. Ой. Ой. Ещё.
– Вот придём мы к твоему отцу. И что?
– Ох, не надо так сильно жать. Я отцу скажу, что тебя-де Храбрит в Чернигове на торгу купил. Ох. А вторую... вот сюда. Не кусайся.
– А потом на нас напали, всех убили и только мы убежали. Я тебя выводил, спасал... Но-но, Марьяша, ты тоже не кусайся.
– Ага, и спас ты меня от всех... плохих мальчиков. А коса у меня на болоте сгорела. В костре, когда я заснула... Ну, Ванечка, ну я тоже хочу.
– Лежи спокойно. И ты мне обещала, что за спасение своё дашь мне вольную. И оставишь при себе прислужником. А я буду потихоньку делать что мне надо.
– Нет, нет. Ванечка, туда не надо. Туда сегодня Николашка... Подкрался сзади, пока я перед Ивашкой на коленях стояла. Да как... А я и не ждала. Я с перепугу-то Ивашку как куснула. А он как мне по уху как даст. А потом и Николашке в глаз. Со всего маху. А Николашка, даром что трус, на него ковшом как плеснёт. Хорошо – холодной воды захватил, а то и обварить мог.
Мда, как бы моя Мальвина Артемона с Пьеро до инвалидности не довела.
– Ничего. Теперь вы все вместе под моей клятвой. Ссорится не будете.
– А-ах. Чуть выше. О-ох. И левее. О-о-о... Вот я и говорю. Ты скажи им, чтобы они, как к отцу придём, чтоб ни-ни. Ну, про вот это все. И чтоб ко мне не приставали. Пока... пока я сама не скажу. И вообще – на что они нам? Ивашку можно домой отпустить. Ты ж его в только проводники нанимал. Расплатишься и пусть идет. У тебя-то серебро есть? Много? Ты кису-то мне отдай как придём. На усадьбе холопы с серебром не ходят. Зря ты ему такую дорогущую саблю отдал. Николай сказал – за неё можно пол-села купить. Забери назад. Или вон вторую отдай. А эту скажи – "самому нужна". И Николашку отправь. У него мешок там один. Такой тяжёлый – будто золото в нем. Ты вещички-то у него забери и самого прогони. Пусть он по Руси походит – долг мне соберёт. Ну, тебе долг. Вань, ну ты чего меня опять переворачиваешь? Тебе так нравится? Ну я же сказала – я туда не хочу. Ой. Вань, больно будет. Ой!
– А я – намыленным. А что больно – хорошо. Крепче запомниться. Чувствуешь? Глубоко? Вот и запоминай. Что мне делать – я сам знаю. Кому какие подарки дарить – сам решу. Серебро и прочее – моё. Не твоё. Я тебе не холоп, ты мне не госпожа, а служанка. Сказать можем как нужно. Но правды не забывай. Ни Ивашку, ни Николая я гнать не буду. Они мои люди. Как и ты. Уговоришь отца оставить их в твоих слугах. Пока. Потом видно будет. К мешкам Николая рук не тяни. Узнаю – поломаю. Будешь мне указывать – указалку оторву. Вместе с головой. Помнишь, ты разок от меня дёрнулась? Нарвалась на Степко. Ещё хочешь?
Вот такая помывка получилась. Относительное очищение кожи отнюдь не сопроводилось очищением духа.
А утром, едва сели за стол, Марьяша вскочила и побежала в кусты блевать. Ребятки мои наворачивают, не взирая на звуковое сопровождение в Марьяшином исполнении, а я перехватил взгляд хозяина и жест хозяйки. Такое характерное движение, будто живот поглаживает.
Отъехали от села на пару вёрст – остановил обоз. Марьяшку в кусты позвал. Николашка ухмыляется злорадно, Ивашка сперва хмуриться начал, потом на саблю свою глянул и – интерес потерял.
"Важней казаку добрый конь,
Чтоб пыль под копытами пела.
Каленый клинок да гармонь,
А баба – последнее дело."
Пока – ни строевого коня, ни гармошки. Так ведь и баба – не его, а общая.
Только завёл за кусты, а она уж сходу меня к дереву прислонила, сама на колени, давай развязывать-доставать. Радуется:
– Ну наконец-то. Ты меня совсем забыл-бросил. Не любишь, не смотришь. Если я только сама приду-напрошусь. А сам-то ко мне...
Тут у неё акустический выход перешел в режим исполнения вспомогательной функции и стало тише. Птички поют, листва шелестит. Интересно, что в этом её... монологе правда, а что для "гарантии сохранности". Не путай, Ванюха, правду с истиной. Многие люди говорят и искренне верят в произносимое. А через пять минут – также искренне в прямо противоположное. Глянь на верхушку своей России. Как они, "твёрдые коммунисты-ленинцы" в недавнем прошлом, ныне в церквах истинно веруют и святых тайн причащаются. Ибо "осознали и уверовали". Все, вдруг.
" – Уклонялся ли от линии партии?
– Уклонялся. Но исключительно вместе с линией."
Ну вот и хорошо, ну вот и получилось. А теперь по делу, чего я, собственно, ее сюда завел:
– Марьяша, у тебя когда последний раз были месячные?
– Чего? Чего месячные? Шти суточные... знаю. А...
– Так. Месячные, регулы, крови, краски...
Полное недоумение на лице. Факеншит, чуть шаг в сторону от повседневно используемого словарного запаса и сразу непонятки. Понять еще удаётся. По интонации, жестикуляции, контексту. А вот спросить... Вспомнил: когда мы с Юлькой в Киев шли... Эх, Юлька. Как ты торопилась поспеть. Не поспела бы к праздничку – может еще жива бы была.
– Когда ты рудата была?
Поразительно. Я её только что в ротик отымел. Там на дороге два мужика, которые ей с двух сторон заправляют. И вчера, и сегодня, наверное, что-то такое будет. А краснеет как гимназистка. При простейшем вопросе о совершенно типовом и ежемесячном явлении. Все-таки проявления различным образом табуированной информации в человеческих социумах – очень интересная область.
В Финляндии, например, сослуживицы в течении рабочего дня радостно и громогласно объявляют когда они в сортир отправляются. Многие по возвращению еще и поделятся впечатлениями – как именно у них получилось. Под настроение, при минимальном интересе собеседника, расскажут с кем из сослуживцев или мужей сослуживиц имели интим. А вот об уровне зарплаты, о размере месячной премии – только если напугаешь до полусмерти. И – с ножом к горлу.
Демократия, ядрена матрена, либерастия. О сексе – изо всех дыр. А вот финансы – табу. Формы проявления свободы – обсуждаются свободно. А вот формы её обеспечения – нет. Кстати, общая закономерность. "Христос воскресе" – каждый год, громко и со всех амвонов. А вот налоговая льгота при импорте спиртного...
Каждый социум старательно выстраивает свою систему табу, запретов. А потом старательно их нарушает. Классический пример: евреи. Заключили договор с самим богом. С единственным, по их же собственному мнению. А потом постоянно пытались этот договор нарушить. За что и получали по тыковке. В смысле – по кипе. В результате имеем "Ветхий завет" – основу трёх мировых религий. Перечень противодоговорных действий и последующих взысканий.
– Ну... Еще в Чернигове.
– Груди не выросли? Не болят?
– Так как не болеть? Каждый-то день то Ивашка, то Николашка крутят. А вчера и ты сам... Куснул больно... вот сюда. А ты чего спрашиваешь? Ой... Ванечка, ты что думаешь? Что я... Не праздна? Да? Ой, господи, да как же... да не... ой, стыд-то какой... А от кого? Ванечка, я тебе сыночка рожу. Хочешь? Правда, здорово будет?
Ага. Здоровее не бывает. В ту неделю её пятеро... осеменяли. Муж, половчанин, "людолов", я, Степко. Но в живых только я одни остался. Поэтому и ко мне – "хочешь, сыночка рожу". Хоть какая иллюзия защиты себя и ребенка. Только в 13 лет отцом стать...
– Причём здесь стыд. Посмертный ребёнок. От твоего законного мужа. Ты же сама рассказывала, как в тот день, когда на поганых наскочили, ты с утра перед Храбритом сиськами трясла, как он тебя в постель опрокинул...
– Так-то оно так... Только вот люди скажут... Вдова, а с брюхом...
– Ничего не скажут. А Акиму, батюшке твоему, второй внук, пожалуй, и в радость будет. Ладно. Пошли к обозу.
И снова: "ходу, ножки резвые, ходу". В "под крышу дома твоего".
Конец седьмой части
Часть 8 Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево
Глава 38
Говорят, что женщинам свойственен географический кретинизм. Не только женщинам. Мне – тоже. Только посидев с записными книжками Николая я понял, какой крюк мы сделали. Между верхними левыми притоками Десны и верхней Угрой вёрст двадцать. Да и то... А я попёрся черте куда: на запад к Лоеву, по Сожу до Смоленска, потом вдоль Днепра... А вон она – прямая дорога: по Десне вверх до Елно. Этот городок в моей России называется Ельня. Там и Жуков немцев бил, и «катюши» первый раз отработали. А до них генерал Раевский, ухватив за руки своих малолетних сыновей, шел впереди своей дивизии на французов.
Взял бы на "людоловском" хуторе лодочку и грёб бы себе вверх по Десне. И Марьяша была бы не такая... отвязанная. Если бы успел убраться, если бы смог выгрести, если бы не попался половцам или другим "людоловам"... И не было бы со мною ни Ивашки, ни моей легенды о "рюриковизне". Николашка бы помер в том логу, Елена Ростиславовна в девочках осталась бы... Много чего не было бы. Да только и чего-нибудь другое повстречалась. "Свинья грязи найдёт". А попаданец – приключений.
Что такое "маргинал" – моим современникам примерно понятно. Можно еще по этому кругу: люмпен, отброс, чужак, временщик, набродь... Новогородцы говорят "сволочь" – то, что надо с народного собрания сволочь и в реку выбросить.
Существо без понятных целей, ограничений. Без понятий, без понимания. С непонятными страхами, с чуждыми желаниями. "Собака бешеная" – боится воды и света, а палки – нет. Есть не может, а слюна капает.
Вот и попаданец – всегда маргинал. Асоциальный тип с ненормальной психикой. Все знают – тут ямка, один попаданец прёт. Ну и вляпывается. Все кашу гречневую кушают, а он про "бланманже" вспоминает. Ну и в морду. Может, какой конкретный попаданец и не искатель приключений. Всяко бывает, всякие несчастия с людьми случаются. Но при таком уровне "инакости" приключения его сами ищут. И находят.
Хватит о себе любимом плакаться, займёмся географией.
Нормальная дорога – прямо на юг, на Елно. Но мне нормальные дороги заказаны – подарок княжны. Ух как она меня сильно одарила. С таким подарком даже во сне просыпаешься в холодном поту: а не болтанул ли во сне? Потому что от всего можно отпереться: и от Давидова "лбом в стену", и от постельных игр с княжной. А вот от этих цацек... И бросить жаль.
Другая дорога – севернее. На Вязьму. Ещё не город – речка такая. А дальше – в Волжскую систему. Мне туда не надо. Оттуда выходить южнее – тоже морду поколешь.
Поколешь, потому что здесь уже ельнички пошли густые. Согласно названия – Ель-ня. И... бездорожные. Вот мы и топаем себе между востоком и югом. Юго-восток как общее направление. С отклонениями и возвратами. Были бы лодки – шли бы по рекам. По речкам-речушкам. А вот возами... Тут речки маленькие – таких террас, как вдоль Сожа – нету. Берега топкие, болотистые. Чуть в сторону – либо болото непролазное, либо такой же лес. Либо – два в одном.
Почти пять сотен вёрст от Смоленска до Дорогобужа вдоль Днепра мы прошли за пять дней. Полторы сотни с Днепра на Угру, но напрямки – одиннадцать. Нет, надо Илье Муромцу памятник ставить. Да не с двуручным мечом, а с путейским молотком. Это тебе не Рамаяна с Калевалой, не Шах-Наме с этим... "В тигровой шкуре". Вот какие герои нужны русскому народу. И плевать, что он по имени – еврей, по названию места рождения – татарин. Он по делу своему – русский, он мосты строил, дороги торил. Во всем этом. В России. Исконно-серемяжно-многонациональной.
Это пусть другие заморачиваются – почему нос с горбинкой, зуб со щербинкой, глазик с косинкой... Почему-то все на физиономию смотрят, а не откуда руки растут.
А нам – пофиг. В каком колене какая рыжина была. У нас, как у кирпича на прогулке: "Главное чтобы человек был хороший". Во всех странах чужаков гнобят и давят. А у нас... А у нас земли... хоть ешь. Пришёл и работай. Князь литовский Довмонт – от родни в Литве чуть не голым убежал, Приняли. Князем Псковским. Теперь вон – православный святой. И есть за что. Два главных столпа русской поэтической словесности. Один из эфиопов, другой из шотландцев. Кто этих скоттов в мире знает? Даже современники мои из англоязычных о Бернсе так... слышали. Ещё и посмеивались: "Да какой же он англоязычный? Ты его оригиналы посмотри – там не английский язык, а меканье сплошное". Посмотрел – правда, не английский. А у нас – чуть не народные песни.
"Из вереска напиток забыт давным давно.
А был он слаще мёда, пьянее чем вино."
С детства помню.
"Великий русский художник Айвазовский родился в бедной еврейской семье". Да плевать где родился и откуда вышел. "Из тех же ворот, что и весь народ". Важно – чем стал. Стал гордостью русской – значит и сам русский. Слово "русский" не существительное – прилагательное. Прилагается к хорошему человеку. Вон, смотришь галерею портретов героев войны 1812 года. Немцы, французы, англичане, итальянцы, грузины, армяне, сербы, молдоване. Все дрались, все головы складывали. Разница только в нумерации возле фамилии. Багратион – первый, Остерман – четвёртый, Иванов – пятнадцатый.
И это не только дела Петра Великого. О касимовских татарах слышали? Русь после Золотой орды с из помощью собирали. А про то, как первую победу над шведами в Северной войне башкиры сделали? А как в той же первой Отечественной французы звали татар и башкир "купидонами"? Это ж нонсенс – с луками и стрелами против кирасир и драгун со всей Европы. Вся Европа смеялась. До первого боя.
С самого начала, с Кия, Щека и Хорива Русь была, как бы это сказать... этнически разнообразной. Вот идут Аскольд и Дир по Днепру, выходят к Киеву. Лавреньевская летопись пишет:
"И поидоста по Днепру, и идуче мимо и узреста на горе градок. И упращаста и реста: "Чии се градок?". Они же реша: "Была суть 3 братья: Кии, Щек, Хорив, иже сделаша градоко-сь, и изгибоша, и мы седим, платяче дань родом их, козаром"".
Так-то, "родом их, козарам". Хазарам.
Кажется, только хазары, совместили тюркский язык с иудаизмом. Даже имя младшего брата в тройке отцов-основателей – Хорив имеет еврейско-хазарское происхождение. От библейского Хорива (буквально "сухой", "пустой", "разорённый" – гора в Аравийской пустыне; восточный хребет Хорива называется Синаем).
Вот и великий русский богатырь Илья Муромец по имени – иудей, по месту рождения – село Карачарово – татарин. Хазарин, одним словом.
Как начался "русский интернационал", так всю историю и продолжался. Конечно, были некоторые придурки, которые пытались эту "генеральную линию" русского менталитета поломать. И названия себе придумывали красивые: "патриоты", "почвенники", "государственники", "хранители национального русского духа"...
А фигня это все. Солженицын хорошо показывает на примере 18 века, как в западных губерниях тем же евреям то запрещали торговать, то разрешали. Запрещали – продавцы просили, разрешали – просили покупатели. Потому что всякий "товарный шовинизм" – всегда повышение рыночных цен. Бьёт по всем. И торгу – не помогает. Просто делать надо лучше.
Так с самого начало и пошло. Да и потом... Был парень. Чисто английский лорд. Юз. Но – незаконнорожденный. Его родня в родном Альбионе его до того довела... "А пошли вы все"... Приехал в Россию. На пустом месте построил шахту, железную дорогу, банк, фирму мирового масштаба. Город. Юзовка. Вон он, Донецк, стоит. Миллионный город. В городе розы. По три куста на каждого жителя. В голой степи.
На Руси как в Америке времён Дикого Запада. Можешь – иди и делай. Место есть. Разница только в отсутствии шестизарядного "уравнителя". Не любят у нас убивать. Жалко. То есть, конечно, напросишься – огребёшь. Но просто так... Есть и иные способы унять. По Достоевскому, например. Посадить в муравейник. До полного и окончательного умерщвления плоти. Как в приговорах испанской инквизиции: "по мере возможности без пролития крови".
О чем бы еще глобальном поразмыслить, глядя как мужики воз из прогнившей гати вынимают? Колесо ушло не по ступицу – телега на брюхо села. Ну, разгружаем.
Не езда – одно мучение. Тут две речки – Осьма и Усьма. Не знал раньше. И теперь их названия знать не рвусь. А мы – между. Между речек, как... между ног. Болтаемся. В болотинах. Кони заморены, дороги тут... русские.
"Ой ты, русская дорога,
Три загиба на версту".
Три загиба – это уже магистраль. Это уже – уровня федеральной трассы. А вот когда воз из одной ямины вытянул, а он тут же снова в соседнюю сел, а ты за другим возом пошёл. Чтобы его в освободившееся... дерьмо переставить. Николашка сачкануть вздумал – коня кнутом огрел. Дальше его Ивашко грел. Тем же кнутом. По всему окружающему лесу. И правильно: конь дело делает – воз тянет, а сказать – не может. За что ж его бить? А ты, дурень лядащий, и не тянешь, и разговариваешь – тебя и бить. Пусть кони хоть посмотрят да отдохнут пока.
Но и в этих местах люди живут. Мало, редко но – есть. Веси маленькие. Пять дворов – уже много. Нивы и пажити – соответственно. И все упрятано. Сам бы и не нашёл. И дорог не видно. Но мы же – "нехожеными путями". Да и сами местные вылезают поговорить. Хмыкают на наши возы глядючи. На Марьяшу, на барахло наше косятся. Но – разговаривают. Интересное дело: что в двадцати-тридцати верстах от них – не знают. А вот что Ростик к Олешью пошёл – в курсе. А причина простая – соль.
Большая часть соли на Руси – привозная, Крымская. Местные говорят: "поганская". Вообщем-то, правильно говорят. Где бы её на побережье не взяли – везут-то ее через Дикое Поле. Чумацких шлях – это не Млечный путь по-украински, это система дорог с Черноморско-Азовского побережья на Русь. Через Степь. Соль возят возами. Возчики называются чумаки. До самого конца Запорожской сечи народное уважение к людям этой рискованной профессии было не меньше чем к казакам. И те, и другие под смертью ходят. Только казаки – с саблей, позднее – с пистолем. А у чумака только хворостинка волов погонять. И в любой момент любой степной ватажок может ему голову оторвать. Степнякам соль – бесплатно. Отобрали соль – радуйся, что живой остался. Разворачивай волов за новой порцией. Только ведь и солеварам надо платить. А если твоя плата тоже половцам приглянулась? Да хоть что глянулось – хоть сапоги, хоть котелок, хоть ножик сало резать. Поэтому идут чумаки в поход как на паперть подаяние просить – старые, рваные, босые. Только волы – коней и даже быков поганые заберут. Никакого оружия – хворостинка да дубинка. Молодёжь не берут – угонят в рабство. Многие увечные – та же причина.
Наскочат половцы, все барахло перевернут, раскидают, что глянулось – заберут. Дальше поскачут, хохоча. Но это если не дурные. Если дурные – могут начать и игры играть:
– Спорим, я со ста шагов первой же стрелой этого землееда положу? Даже если он бежать будет и прятаться?
– А я с одного удара от плеча до пояса развалю? Спорим?
Умные ханы таких буйных притормаживают. От чумаков польза есть – пусть ходят. Но это пока в Степи – мир. А Ростик пошёл на Низ. Не в Степь, в Олешье. Но... А тут еще Изя Черниговский с половцами на Русь пошёл. Совсем плохо: а ну как выскочат эти поганые с Руси битыми? Да начнут злобу свою на путниках безответных вымещать? Вот и не пошли этой весной чумацкие возы за солью. А с середины лета степь выгорит, ни коням, ни волам хода нет. Сиди возле воды, радуйся что в пекло июльское лезть не надо.
Нет подвоза – цена вверх пошла. "Трест который лопнул". Опять же О'Генри. Только без такой весёлой концовки. А без соли... Ладно – щи. А грибы пойдут, а осеняя заготовка? Рыба-птица? Соль ведь не только приправа для вкуса, не только естественное дезинфицирующее средство, без которого здесь всякое употребление пищи животного происхождения – чревато... Это еще и главный консервант. Без соли на зиму запасов не сохранить. А без запасов...
"Готовь телегу зимой, а сани летом". А если эти "сани" самому не сготовить? Вот и выходят мужики из леса к прохожим, интересуются:
– А не соль ли привезли?
Нам старуха в Смоленске добрый запас дала. С полкило. Вроде бы и не так долго ехать собирались, но – "домашняя дума в дорогу не годится". Ещё одна русская народная – производная от наших же дорог. И наших дум.
Уже на второй день пришли в весь. Вот ту самую большую – аж на пять дворов. Ну местные и стали... торговаться. Сперва разговоры: "Кто да что? Ладно ль за морем, иль худо? А нет ли сольцы на продажу?". Потом разговор пошёл уже круче: "А на что вам два коня с телегами? По нашим-то дебрям и ножками не все проходят. Некоторые, которые сильно несговорчивые, и пешком в болотах тонут".
Хорошо что у Марьяши ума хватило сразу к возам отойти. Ивашка за саблю только цапнуть успел – а уж у его горла вилы качаются. Так себе вилки, деревянненькие. Но прижать можно. А вторыми и в живот... И Николашку за грудки крепко взяли. К стене прижали и пояс рвут – кису ищут. А другие – к возам сразу. Зря. Зря что на меня внимание не обращают. Маленький я, но... очень вонючий.
Один там на возу сразу мою саблю половецкую углядел, потянул, было, за рукоять. Посох, конечно, не меч, пусть и деревянный. Но бить меня им учили. По кистям рук, что бы не тянули куда не надо. В кисти – кости тонкие, только не надо выше запястья. А я и не буду. Как учили: посох за спину, вдоль позвоночника, потом вверх – в космос, и из-за головы опускаем пяточку, потом правой, которая в айкидо выше левой, толкаем палочку вперёд и... с доворотом корпуса.
Как он взвыл... Сразу все моё стало ему не интересно. Своё – куда как интереснее. Когда так болит. Но и мне... "Не все коню масленица – бывает и постный день". Хотя кони и так скоромного не едят.
Сбоку такая плюха прилетела, что я и дрючок свой не удержал – носом в землю. Думал – ногами затопчут. Не-а – лапотники. В лаптях ногами бить очень неудобно. Здоровый мужичина поднял меня за грудки. Ну и чего? Двумя руками меня за армяк держит на весу. А бить чем будешь, дурашка? Здоровый лоб. Так и приёмы такие есть. Специально против таких долгомерных. Ухватил его аналогично и попытался сделать классический из самбо бросок через голову. А фиг там, при такой разнице в росте. Зато, провернувшись в его мощных... ручках, организовал кое-какую "мамашу" уже из каратистских моих давних развлечений. Вися вверх ногами попал пяткой ему в челюсть. Опять неправильно: в бороду попал. Хорошая у предков защита. По всему корпусу включая нижнюю челюсть. Один нос торчит. Уже не торчит, уже вздымается. Потому что пятка с бороды соскользнула и пошла вверх. Удар неправильный, но эффективный. "Задери-ка, дядя, нос" – называется. И держи. Пока юшка кровавая не кончится.
Те двое, что Ивашку вилами держали, загляделись на производимый мною процесс. А Ивашка не растерялся – одному левой в подставленное ухо, другому рукоятью сабли в разинутое хлебало. Как говаривали наши "голубые полковники" на занятиях по астро-навигационному оборудованию: "чтобы определить положения светила надо... поднять хлебало и посмотреть". Так что, предок мой туземный, придётся тебе полежать-подождать. Пока ночные светила на небосклоне не явятся.
Я... я бы в сторонке постоял. Отдышался бы, оправился. Так ведь не дадут. Ещё один летит. Да что они как в кино – по одному кидаются. Но этот уже серьёзно – с топором из-за головы. Дядя, я же не чурбан берёзовый, чтобы меня так... колоть да в поленницу складывать. Полушаг вперёд и в сторону, уходя с линии атаки. Мда, обводку посохом по топорищу мы не отрабатывали. По технике бы делал – зацепился бы концом дрючка за сам топор. Но и у меня не все по науке. И еще нам постоянно вдалбливали: держи дистанцию. А ты, дядя, не держишь. Вместо того, чтобы попасть по рукам или голове, пришлось доворачиваться и бить пробежавшего мимо дядю по уху, причём, естественно, с другой стороны.
Заключительный аккорд произвела Марьяша. Вот уж не ожидал. У нас под задком одного из возов ведро деревянное висело – на случай быстренько коней напоить, еще для чего воды набрать. Вот она эту деревянную посудинку сдёрнула и селянина завалила. Пока тот разинув рот стоял-думал к кому на помощь бечь. Парень, видно, уловил ее замах и успел повернуться. Ну и берёзовым этим жбанчиком двенадцатилитровым – в лоб. Тоже отдохнуть лёг.
Счёт – шесть : ноль. Если считать их лежачих, наших стоячих. Счёт – шесть : три. Если считать их лежачих и их же, но стоячих. Но это дело поправимое. Или поговорим? И быстренько, потому что у Ивашки глаза кровью наливается. И "гурду" мою ему испытать ну очень хочется.
Хорошо, что я успел крикнуть: "Ивашка! Стоять! Рубить будешь кто встанет." И этим троим, что Николая трясли: "На колени быстро. Порву-порежу! Мордой в землю! Руки за спину, ноги на ширине плеч. Ну!".
Улеглись. Пинками-тычками по одному собрали их всех к стенке дома. Рядком положили. Хорошо, баб и детишек нет. Хотя как-то странно. Местные, видать, нас не в жилой дом на постой определили, а в общинный. Ну и ладно, выбрал самого седобородого, он у них вроде за главного.
– Не хорошо прохожих людей обижать. Тебя, что, в детстве вежеству не учили?
Дед, хоть и лежит носом в землю, а взвился
– Ты, сопля малолетняя, поганка бледная, ты меня уму-разуму учить будешь?! Эй хозяин, убери своего кощея недоношенного! Иди сюда, говорить будем. (Это уже Николаю)
– Не, деда, ты не понял. За непонятливость твою вы тут все и лежите. И, может статься, так и останетесь на веки вечные. Здесь лежать. Хозяин-то здесь – я.
– Ты? Какой ты хозяин, молоко вон с губ сотри! Сопляк.
– А ты, дедушка, твёрдо знаешь что ты меня старше? Может не я, а ты против меня – сопляк?
Пришлось мне сдёрнуть бандану со своей головы и шапку – с дедовой.
– Ну? И у кого плешь больше? У кого годы прожитые больше волос съели?
Дед загрузился. И остальные тоже. Пока суть да дело, Николай оклемался, вещички свои у местных отобрал, Марьяша по знаку моему с возов вторую саблю принесла – мне для антуражу. Пук вязок Ивашке – для дела. Хорошо Ивашка локоточки вяжет – и крепко, и быстро. Одного из небитых гонцом послали. Правда, я сразу предупредил: