Текст книги "Буратино"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

   А чуть севернее, на Валдае, еще интереснее: на расстоянии менее десятка вёрст друг от друга истоки Волги и Западной Двины. У последней пункт назначения – Балтийское море. Местные говорят – Вяряжское. Вообще-то, ничего нового: "Москва – порт пяти морей". Но Москвы – города нет еще. Привязывать магистрали к мегаполису незачем. А тут вот на расстоянии меньше ста километров истоки, а главное – волоки почти всех главных рек. Переходы со всех основных транспортных магистралей. Отличный материал для построения чего-то под условным названием "транспортно-гидрографическая система Святой Руси". С дальнейшими расширениями и оптимизацией. Есть с чем работать. Осталось только зэков набрать для Беломор-канала и Волго-дона.

   Угра со своими соседками выглядит как площадка для моделирования и отработки технологий. Можно поиграть с построением связей в маленькой транспортной системе. Разобраться с тем, как волоки работают, как у местных лодий с осадкой, прикинуть разницу между волоками и каналами. Смысл-то один: переход с одной магистрали на другую. А вот способ реализации – принципиально разный. Не строят на Руси каналы. Почему?

   Затем перебраться на Валдай и, используя отработанные решения, качественно замкнуть глобальные трансгосударственные, регионально-континентальные магистрали. Если живой буду. Что бы выжить – добраться до хутора этого Акима Яновича Рябины. На Угре.

   Угра... "Пояс Богородицы". Когда я сдуру это вслух ляпнул, Николай сразу насел: "Почему? Объясни". Пришлось увиливать, делать такое... начальственно-секретное лицо. Есть у этой речки такое название. Точнее – будет. Через триста с лишним лет. "Стояние на Угре" слышали? Мероприятие это относится к Куликовской битве, которая – Мамаево побоище, как "Сталинградская битва" к "Битве за Москву ". Аналог "Битвы за Берлин" в отношениях Руси и Степи состоялся в конце 18 века, носил характер спецоперации под дипломатическим прикрытием и потерями в личном составе не сопровождался. Выглядело это как ежедневная игра в кости между российским послом и последним крымским ханом. Посол проигрывал по-маленькой. Очередной и последний Гирей радовался и потирал "счастливые кости". Яд контактного действия с поверхности "счастливых" шестёрок и пятёрок всасывался в благородную ханскую кожу, а завещание о переходе Крыма к России из турецкого вассалитета уже было написано.

   Одна из наиболее эффективных и бескровных операций российских спецслужб.

   Аналогично было и на Угре. В смысле – бескровно и эффективно. И никаких тринадцатилетних мальчиков в первых рядах с копьями на плечах, чтобы не разбежались.

   Московский Иван Третий своего противника – ордынского хана Ахмета просто переиграл. Кстати, именно этого Ивана современники первым назвали Грозным, а не его полубезумного внука. И знаменитая библиотека имени Ивана Грозного – тоже начата именно этим Иваном. И Софья Палеолог – последняя из семьи последнего Византийского императора – в Москве – это его жена.

   Ивану с молодости досталось горяченького до "несхочу". Отца ослепили, огромный выкуп нужно в Орду платить, родня просто рвётся горло перервать. Он тогда еще довольно молодым человеком был. Но ордынского Ахмета по вопросу ежегодной дани послал метко и выразительно. Почти все советники, все старше его, шипели и возражали. Когда Ахмет собрался в поход – все дружненько уговаривать начали: "Не совладать. Бросай Москву, уйдём на Сухону. Там отсидимся. Как деды-прадеды". А парень был артиллеристом типа Петра Первого. Но умнее.

   Для начала расколол союз Орды и Польши. Сумел натравить крымчаков на ляхов. И повёл очередной Гирей своих "людоловов" на поляков. Точнее, на тех же русских, которые по Подолии жили. Но под польской короной. Ахмет пришёл к Угре, а союзника-то и нет. Вот он и мотался вдоль Угры и Оки. А зеркально ему – русская армия. Иван успевал и в Москву наведаться. Панику придушить. И братьев, которые против него мятеж подняли, унять и войска от них получить. И провернуть еще одну спецоперацию. Сформировал достаточно мобильный и боеспособный отряд и отправил его по тому пути, как Святослав на хазар ходил: глубокий фланговый охват типа "по Волге – лодочкой". А Ахмет на Угру всех своих привёл, все что собрал – в столице никого. Но – время. Пока дойдут, пока возьмут, пока весть сюда дойдёт... А татары звереют – конное войско прокормить тяжелее, чем русскую пехоту. И Иван классно сдал, слил информацию о диверсионном отряде прямо в ставку ордынцев. А за Угрой на берегу в ряд русские "тюфяки". Примерно как "катюши" перед контратакой на Курской дуге. И не то, что бы татары это пороховое оружие сильно боялись, но вот кони степные...

   И побежал Ахмет домой, спасать столицу. После несостоявшегося сражения и года не прожил – свои же соседи прирезали. Как и Мамая после Куликовской битвы. А очевидцы, которые всех этих специгр не видели – увидели чудо. Вот стояли два огромных войска и вдруг побежали в разные стороны. "Богородица пояс свой в реку бросила. Не допустила смертоубийства". Как разбежались солдаты с обоих сторон под Ельней в 41, когда "катюши" впервые дали залп.

   Кстати о специальных операциях и диверсионных отрядах и их роли в историческом процессе. Такое ощущение, что и нормальные люди, и попаданцы особенно, кроме слов ОМОН и ниндзя в этой части ничего не слышали. А ведь где-то в нынешнее моё время была проведена самая выдающаяся операция по освобождению агента влияния. Аналогов я не знаю. Аналогов по продолжительности последствий. 700 лет это вам не захват президентского дворца в Кабуле. Или там... грохнуть муллу ковровым бомбометанием.

   А дело было так. Граф сицилийский захотел себе королевскую корону. На раздаче корон – император германский. Конкретно, на минуточку – Фридрих Барборосса. Цена сделки – сестричка графа по имени Изабелла. Дама хорошо в летах, дети есть, но замужем никогда не была. Берём даму и выдаём ее замуж за сына Барбороссы Генриха. Мальчик только-только начал проявлять интерес к противоположному полу – значит в самый раз: и научит, и носик вытрет.

   Подписали, обвенчали, обмыли. Но не учли: у новоявленного короля куча его собственных бастардов. Король вскорости умер. Федя Рыжая борода – Барборосса, как и оговорено по брачному контакту, посылает в Палермо людей, принять под контроль имущество своего сыночка в форме наследства немолодой молодой. Поскольку из законных – она одна осталась. А незаконных, байстрюков... да они ж как тараканы – в каждом благородном доме толпами бегают. Но... сыскался сынок незаконнорождённый упокоенного свежеиспечённого короля – Танкред. Построил братьев, построил мятежных баронов. Кое-кого – больно. И на острове и на полуострове. Королевство же – Обеих Сицилий.

   Зацапал тётушку, и очень аккуратно вышел из-под германского императора в лоно самого папы римского. И вот однажды отправляет незаконный, но очень эффективный еще граф, но уже почти король, свою тётушку из Неаполя в Рим. С соответствующей охраной и предварительной договорённостью. На предмет расторжения брака и последующего пострига тётушки в "невесты христовы". После чего Федя свои загребущие ручонки еще имеет право почесать, но уже ни как не протянуть. Тут по дороге, откуда не возьмись, Южная Италия, между прочим, появляется отряд швабских рыцарей... Немолодая молодая оказывается вскоре в объятиях своего законного и пылкого. А королевство Обеих Сицилий ложится под германского императора. Точнее – становиться частью фамильных владение этой самой германской фамилии. Дальше была куча всего. Итальянские походы Наполеона и Суворова... так эпизоды среди прочих последствий. Прикрыл эту лавочку только Гарибальди. Ни ГРУ, ни ЦРУ ничего подобного даже близко.

   Есть еще одна акция... Сходная по долгожительству. Тоже – спец. Мирный договор между Англией и Португалией. Ему уже 600 лет. Может, по продолжительности и догонит.

   Но это дела тамошние, европейские. На Руси своих примеров хватает. Когда Гоша Долгорукий с Изей Волынским бодались, случился такой эпизод... Высокопрофессиональный. Гоша поймал Ивана Берладника. Ну, где Суздаль, а где Дунай с Берладами – представляете. Но-таки – поймал. Остомысл Галицкий по поводу Ивана просто больной: "хочу, подари". Закручивается союз Суздаля с Галичем, и Гоша отправляет Ивана, естественно под конвоем, своему союзнику на дальнем западе. На блюдечке с голубой каёмочкой. А Остомысл высылает свою спецкоманду для "встретить и до места проводить". Место, как все понимают, застенок княжеского замка в стольном Галиче. С последующей скорой безвременной и скоропостижной... Но тут на хвост галицкой команде падают волынцы. Изя не дремлет: "Союз – развалить. Ивана – освободить. Живым". Одновременно Ростик из Смоленска выдвигает свою группу. И вот четыре разведки на пространстве от Верхней Волги до Карпат устраивают взаимный поиск. С уничтожением враждебных и непричастных. Без всякой радиосвязи и спутникового позиционирования. Даже штабных топографических нет. Исключительно на логике, психологии и знании местности. Волынцы со смоленцами переиграли. Вытащили Ивана живым. Союз развалился, Иван снова в Берлады ушёл. Теперь вот он – захватил Олешье, а Ростик – его спаситель, идет его оттуда вышибать. В политике друзей нет. Есть только союзники. Временные. Так и Иван – не Усама, но что-то бенладанское есть.

Глава 37

 
   "Я не люблю российски лета
   Пародьи итальянских зим".
 

   Ну и дурак. Извините, Александр Сергеевич. А я вот люблю. Особенно, когда ноги уносить надо. Продолжительность светового дня позволяет качественно увеличить дистанцию дневного перехода. До Дорогобужа за день не добежать, но под сотню вёрст за день мы сделаем. Лишь бы кони выдержали.

   Николашка снова загрустил. "А чего мне делать-то там?". А учить я тебя буду. И сам учиться. "Нам учится как с горы катится". И горка мне маячит... с горнолыжный курорт мирового класса. При моей... даже не иноземности, а иномирности, ленинское троекратное можно вообще по кругу гонять без остановки. А чтоб закуп к господину уважения не потерял:

  – Николай, ты инвестициями занимался?

  – Чего?

  – А инновациями? Ну вот, консалтинга с маркетингом не разумеешь, а туда же.

  – Не пойму я, господине...

   Вот так и правильно, уже и "господине"... Но к крестному целованию – сегодня же.

  – Вот и я про тоже. Учиться тебе надо. Буду учить. И менеджменту, и свот-анализу. А ты будешь делать, что я скажу. Надо – пойдёшь "шишки лущить". Если я тебе прикажу. Но по делу – будем дело делать. Только осмотримся на месте. И не ной. Там какая-никакая усадьба. Хозяйство. И купить, и продать там найдётся чего.

   Хозяйство. Э-эх, ерёма-солома, учили же в школе – "натуральное хозяйство". Из товаров закупаются только железо и соль. Все остальное там же производится, там же потребляется. Неужто так все худо? Настолько запущено? Это же все-таки не боярская вотчина или баронский замок. Там, в крупном поместье, вообще почти все внутри себя замыкается. Поглядим по месту.

   И еще куча непоняток вырисовывается. Вначале предполагалось, что я Марьяшу спасу, к папеньке ейному приведу, и даст он мне уголок тихонький, незаметнейший для "вырасти и выучится". Марьяшу-то я спас. Только она... несколько сильновато изменилась. Вон она, на втором возу рядом с Ивашкой на спинке распласталась, в глаза ему заглядывает, хихикает. А папенька у неё, как я по рассказам понял – человек твёрдых правил и принципов. Как бы он мне за спасённую дочку в таком состоянии... руки-ноги не повыдёргивал.

   Ещё. Предполагалось, что я один с Марьяшкой приду. Ну, одного-то мальца на усадьбе и не видать. А тут еще два здоровых мужика. И куда их деть? Ведь по смыслу, мало того, что я к ним привык, что мне от них польза. И была и будет. Но и им от меня идти некуда. У Ивашки за спиной мною убиенный Степко маячит, у Николая – мной же вздрюченный дядя. А тащу я ребят не к себе домой на минуточку водочки попить, пока жена с работы не пришла, а в чужое поместье да на годы. Понятно, мужики – здоровые, не пропадут. Но выгонять... Просто жалко. Как сделать так, чтобы Аким этот их принял? Кем? Они-то мне и самому нужны. А я у него кем буду? Марьяшкиным вибратором? Повыдёргивает... И руки, и ноги, и ... Холопом? Цепка-та у меня не снята... А это вообще... Принять в дом чужого холопа – уголовное преступление. Уговорить Марьяшу назвать меня своим холопом? И быть собственностью? Этой шалавы? Она же как домой попадёт, как почувствует себя в безопасности, хозяйкой на подворье... Мать-то у неё умерла – она старшая дама в семье. И что ей в голову придёт? Какие фантазии? Что-то я не сильно верю в благодарность за спасение. Точнее, в корректность форм выражения этой самой благодарности в исполнении не сильно умной, но сильно блуданувшей дамочки. А мужиков она как оформит? Слуг дорогой наняла? Как-то это все... И нет ощущения управляемости команды. Ивашко все-таки квасит как меня нет. Николай снова про Великие Луки и тамошний торг вспоминает. Марьяша... пока глаза в глаза... скромница послушная, любое желание исполнить готова. Чуть отвернёшься... Вон, сзади на возу Ивашка уже левую руку за ворот её рубахи запустил, мнёт и крутит. А эта... только хихикает.

   А завтра с утра княжна в Князевом Городище пожалуется, что кто-то её цацки попятил. И кинутся мастера искать краденное. Понятно, что прежде всего – по дорогам. И Дорогобужская – из первых. Надо уходить с большой дороги. Ещё до завтрашнего вечера. Ну какой дурак придумал, что в древности жизнь была проще, спокойнее, медленнее и благостнее? А тут... только успевай оглядываться, как бы уши не оторвали. Вместе с головой.

   Ещё есть задачка более системного уровня. Мирового.

 
   "Всякое в жизни бывает.
   Мир наш велик и широк.
   Но каждый из нас выбирает
   Только одну из дорог".
 

   Первые месяцы как я сюда попал, я был как растение. Все впитывал. Солнышко светит – хорошо, дождик идет – славно. Этот мир меня не замечал. Потом я начал себя как-то проявлять. Мир начал меня мордовать. Больно. Подземельем, Саввушкиным дрючком, Хотенеевым... заговором. Я как-то отбился, выкарабкался. В Смоленске что-то изменилось. Залп предложений. Каждое – своя дорога. На всю мою здешнюю жизнь. В каждом случае – своя конкретная причина. Ещё в Киеве Артемий -мечник звал меня к себе. Не меня – девку-наложницу, холопку-стриптизершу. Но звал вежливо.

   Княжна... Я сперва думал ей так, постельный ублажитель нужен. "Поваляюсь, покатаюсь, молоденького мяса помявши". Но, вспоминая ту ночь... Ей, скорее всего, нужен был верный человек. Которому можно доверять. И потому что не врёт, и потому что, даже при отсутствии сопротивления, не суёт. Головой думает – не головкой. И потому что сам под топором ходит. На больших вершинах очень холодно, пустынно и дышать нечем. Так же и у высших из "вятших" – всякий человек рядом – потенциальный предатель. А уж покупатели на измену всегда найдутся. Подвести своего человечка к любому из владетельных. Или там его жене, дочке... Масса желающих.

   Старики... Вроде бы – все естественно. Им моей живой душой дыру бы в своей душе заткнуть.

   С дядей-купчиной... Тоже аргументы-резоны есть. Он же видел как я нищебродов построил, знал что я обоз по Сожу вывел, понял что я Николаю сделку в прибыльную вытянул.

   Для каждого случая есть причины. Свои, частные. А в сумме? Каждая частность есть проявление закономерности. Какой? Такое ощущение, что этот мир "сменил кнут на пряник". Вот тебе, Ваня, все такое хорошее, нужное. Хочешь – семья с любящими родителями, хочешь служба княжеская да еще и с девочкой. Хочешь – дела купеческие с путешествиями, разными людьми и обучением. Врастай, приживайся. Адаптируй и ассимилируй. Только не тряси, не ломай. Не тори свой путь – иди готовыми. Непонятно. Будто не "объективная реальность данная нам в ощущениях", а разумное существо, обладающее свободой воли. Но одно ясно – возврат к прежней тактике "битье на уничтожение" возможен в любой момент. Так что – "ходу ноженьки резвые, ходу".

   * * *

   Я не давал своей команде передыху. Никаких постоялых дворов. Нечего светиться. Пока кони тянут – вперёд. Николашку побил за то, что тот вздумал проситься встать под крышей. Марьяшу кнутом перетянул, когда она пописать надолго ушла. Ивашка нарвался на тычок дрючком в солнечное – кто упряжь собирал-сшивал? Чьи нитки разлезаются? Но к середине пятого дня мы все-таки выскочили на днепровскую переправу. Последнюю переправу на юг. Дальше уже будут на восток. Но дальше, к северу. А с дороги надо уходить.

   Да я помню сколько от Смоленска до Дорогобужа! Час ходу. Если чудаки с радарами стоят – полтора. Только у нас тут не федеральная трасса "Белорусь". И дело даже не в асфальте – приречная дорога идет вдоль реки. Путь – втрое. А у коней педалей нет – придавить нечем. И это мы по хорошей дороге ид`м. Наезженной, чищенной, охраняемой. Ни дождя, ни слякоти – идеальные условия. Идём... пять дней вместо одного часа.

   Я теперь понимаю почему Илья Муромец – главный национальный герой. Не потому, что он поганых бил – этим все русские богатыри развлекались. Не потому что он крестьянский сын – урбанизация на Руси – дело недавнее, тут все такие.

   А потому, что он дороги строил. Единственный из древнерусских героев, кто делал самое главное на Руси дело. Наше исконно-посконное. В других эпосах дорожных строителей нет. Там все больше мастера чего-нибудь порубить да выпить. Им, может, это так не жмёт. А нам на Руси... Надо вводить в России праздник дорожного строителя. И установить его в день Ильи Муромца. Не зря же его к святым причислили, и 1 января – его имени.

   Пока Николай с перевозчиками торговался, я весь извёлся. У нас достаточно заплатить запрошенную цену. Но... платить не торгуясь... любой дознаватель за такими путешественниками сразу побежит. Вот и пришлось целый час смотреть этот национальный спектакль. Совсем не "Лебединое озеро". Но также занудно, особенно когда "в заду береста горит".

   Кто это сказал, что на Руси дорога скучная? Вас на пароме телегой к перильцам прижимало? С одновременным проездом колеса – по ногам и ступицы – по коленям? А выбираться мокрым из воды под всеобщий хохот? Включая недавно битых твоих собственных слуг? И без возможности переодеться быстренько, потому что вокруг люди, а у меня под рубахой – набор особых примет в виде полной безволосости и коронки на интересном месте. Один глазастый углядит, один языкастый скажет. А что язык до Киева доведёт – русская народная мудрость. Только не сказано что именно оттуда по мою душу вылетит.

   Кто бы мне скучную дорогу организовал. С Петькиным "цок-цок" до пункта назначения.

   Все-таки я их прогнал еще вёрст десять. К востоку за саму излучину Днепра. И, после совещания с Николаем, увёл чуть южнее, от прибрежных мест. Но дальше кони встали. И мы – тоже. Село приличное. Именно – село. Церковь есть. А постоялого двора нет. Встали на постой в крестьянской усадьбе.

   А у хозяина – баня. Мечта последних... да уж шести месяцев. Удивительно – я на Руси уже полгода, а в бане нормально ни разу не был. И в церкви. Пока Ивашка с Марьяшкой на постое устраивались, быстренько с Николаем к попу – пошли крестное целование делать. Поп цену заломил, Николашка опять торговаться надумал, но тут уж я ножкой топнул: "Наше серебро в божий дом пойдёт. Не считай платой – считай даром". Ну поп и расстарался. Облачение одел, свечи зажёг. Мальчишку-сына прислуживать взял.

   Ага. В церковь войти – шапку снять. Снял. Но у меня под ней бандана.

  – Сними.

  – Бабам в платке можно.

  – А ты что, баба?

  – А это что, женский платок?

   Сошлись на том, чтобы считать повязкой как при ранении – не снимать.

   Потом молебен. А я слов не знаю. Косится на меня. Креститься. Я-то привык что в православной церкви троеперстие – щепоть. А до Никона здесь – пять веков. Так что – двумя пальцами. Ну чисто Италия, церковь Марии Маджори. Только чашки для предварительного прополаскивания грязных ногтей – нет.

   Причастились святых тайн. Ладно, "все что в горла прошло – все на пользу пошло". Но ручку поповскую целовать... хорошо хоть он ей, вроде бы, не в заду ковырял. Ну или – достаточно давно. Исповедоваться. Тут я на дыбы стал – то-сё, баня стынет, Николаю клясться – мне не надо. Пока Николай на исповеди был, я старательно вспоминал – а что он о делах моих знает. Знал бы он про узелок от княжны – тут мне и конец.

   Все знаю: тайна исповеди... Ага. Посмертно. Тут еще такая тонкость есть: в католичестве прихожанин исповедуется ксендзу. Типа: вот грехи мои – возьми себе. И ксендз, или там падре, эти грехи принимает и отпускает. А в православии человек исповедуется богу. Бог эти грехи прощает. А поп выступает в качестве свидетеля. Так сказать, регистратор событий типа чёрного ящика. Того самого, который при всяких форс-мажорах вскрывают и определяют конкретно виноватых. А еще уровень ответственности другой: "был рядом, слышал – стреляли". И вообще, как сказать не сказав, как соврать без слова лжи... вы еще меня этому учить будете? Скверно.

   А вот с Ивашкой что делать? Ведь и он на первой же исповеди про моё происхождение самозванское расскажет. И куда сказанное пойдёт, помимо "богу в уши"? Как тут у предков... все прозванивается-прослушивается. Дела без человека не делаются. Понятно, что делатель о деле знает. А каждый человек православный должен на исповеди бывать. И тогда знает уже и поп. Как говаривал папаша Мюллер: "То, что знают двое – знает и свинья". Никакая секретность невозможна по определению. И что с этим делать? Непонятно.

   Потом собственно клятва. Вроде бы нормальная накатанная процедура с отработанными веками формулировками. "Клянусь возвратить долг в сумме..."

  – А реза какая?

   Реза – это процент. А пошли вы все...

  – Никакая.

  – А... мм... Не по обычаю.

  – Мой закуп, мне долг. Какую хочу – такую и ставлю.

   Николай аж засветился от радости. Поп загрустил: похоже мальчонку как лоха...

  – А жалование?

  – Какое жалование?

  – Ну так закупу нужно на что-то жить. С чего-то отдавать.

   Вона как... И как формализовать условия договора, не имея представления о типовых условиях предстоящих операций. Это же не лаптеплетельщик – сам лыко дерёт, сам лапти плетёт, сам на торгу продаёт. Процент? От чего? От оборота? От прибыли? После уплаты налогов?

  – Жалования не будет. Будет доля от дела. По каждому – отдельно. А так... – кров и корм.

   Ага. Я и сам-то не знаю – будет у меня "кров" или под кусточком спать придётся. Теперь Николай загрустил, а поп наоборот. Интересно, он что, за меня переживает?

  – Не Иване, так дела не делаются...

   Дрючок я и в церкви из руки не выпустил. Поп косился, но смолчал. Посох дорожный – для поддержи при слабых коленках. Теперь дрючком Николаю в грудь

  – Господин.

   Поморгал немного пока дошло.

  – Господине, так не делаются дела. С отцов-прадедов заведено...

  – Где твой отцов-прадедов дом? И кто в нем хозяин? И где ты?... Так, как я сказал так и будет: не хочешь – не держу. И долг мне твой... Но если остаёшься со мной – будешь как я велю.

  – Да. Господине.

   У попа – глаза на лбу. Он-то сумму слышал. У сынка его челюсть на колене – не можно отроку так с взрослым мужем разговаривать. Палкой в грудь в церкви тыкать...

   С третьего раза составилась форма договора. Крестовая клятва называется. "...И на этом я крест целую". Отсюда и слово пошло – "целовальник". Все.

   Поп, видно, еще поговорить хотел. В гости даже зазывал. Да и мне бы интересно. Но... у меня там Марьяшка с Ивашкой. Как бы чего... Ох, слуги мои верные... Я-то думал: слуги помогают. А за этими глаз да глаз нужен. Как за детьми малыми. Пока от церкви шли, Николай все губы грыз – задумался глубоко.

   Я такое в прежней жизни часто видел. Называется: "чувствую что объегорили. Но где именно – не пойму". Принципиальная разница между американским и российским бизнесом. Русские часто ведут переговоры очень жёстко, задают неприятные вопросы, пытаются предусмотреть ситуации нечестности, неисполнения обязательств. Но после подписания, вообщем-то, стремятся договор выполнить. Американцы наоборот. Пока разговариваешь – сама доброта, на все согласен, никаких неудобных вопросов. Но из переговорной комнаты еще не вышел, а уже прикидывает: как бы и денежку получить, и договор не исполнить. К вечеру созвонится со своим адвокатом, через день-два будет чётко представлять чем ему неисполнение обернётся. И, если есть надёжные варианты – принесёт извинения. Заочно. И сочувственно улыбаясь.

   Есть еще китайский вариант. Два раза заказывают товар – оплата проходит нормально. Но объем каждый раз удваивается. И третий – так же. Но оплата уже не придёт.

   Скучно это все: думают что они бизнесмены, а они и не "бизнес", и не "мены", и не думают.

  – Ты чего?

  – Да вот... обдурил ты меня, Иване. Мне теперь из твоей неволи никогда не выйти. Так навечно холопом и останусь.

  – Дурень. Тебе не из моей неволи не выйти, тебе из воли моей не выйти. А хочется?

  – Ну... Вольному-то...

  – Ты вольным был. И что? Сперва дедову волю исполнял. Потом отцову, потом дядьеву. Камку вон взял по своей воле. Ну и? Чуть голову не снесли, чуть книг своих не лишился. Ты сам себе, не мне, скажи: "хочу жить по своей воле" – я тебя отпущу. Или выгоню. Ну?

  – Иване... господине... я под твоей волей жить буду. И из нее не выйду. Только... не неволь меня сильно.

  – Не надейся. Ты же видишь – я себя не щажу. Даже скотину бессловесную – коней наших гоню-погоняю безостановочно. И тебе пощады не будет. Слаб, негоден – проваливай. Пусть тебя другие, по-зубастее... употребят.

  – Не гони, господине. Только...

  – Только? Свободен. Или все – или ничего. Мне думать-гадать про твою верность да честность – никаких помороков не хватит. Либо весь мой, и душой, и телом, либо – "вон – бог, вон – порог".

  – Я же клялся и на том крест целовал. Но...

  – Все. Клятва Иисусова, сына божьего "Не клянитесь. И пусть будет "да" ваше – "да", а "нет" – "нет". Ну? Да?

  – Да.

  – Ну тогда давай посмотрим – что у нас на постое.

   А на постое, к моему удивлению, тихо. Я сразу к коням. Нормально. Овёс хрумкают. Оживают после пятидневной гонки. У Ивашки этого не отнять – сначала кони, потом все остальное. Старый воин. Хозяин подошёл. Показал что упряжь наша подрастрепалась. Попенял аккуратно за заморенных коней. Повёл за стол во дворе.

  – А остальные наши где?

  – Так мужик ваш с жёнкой в баню пошли.

   Понятно. Даже телеги не разгрузили. Только сменку себе из мешков по-вытаскивали. Марьяша как последний день живет – хочет всё и всех. Хотя... может она-то и права. Если её батяня и вправду такой, как рассказывала...

 
   "Меня маменька ругает, тятька пуще бережёт:
   Как приду с гулянки поздно – он с поленом стережёт".
 

   Хозяин – мужик вроде нормальный, толковый. Но говорит все Николаю. А Николашка... Как услышал, что Марьяшка с Ивашкой в баню пошли... Аж искрутился весь.

  – Господине, я, пожалуй, тоже помыться сбегаю. Быстренько.

   И – испарился. Хозяин головой покрутил.

  – Вона как... а я думал – то муж с женой. А чего он тебя господином зовёт. Он же вроде купец вольный, а ты холоп цепной?

  – Не холоп цепной, не муж с женой, не купец с мошной. А так все верно. Я вот смотрю, у тебя на бане труба высокая, из кирпича сложенная? У тебя там что, печь? Баня-то по-белому?

   Точно. Подворье не такое богатое и просторное, как "людоловский" хутор был, но чистенько, в порядке все. И дом, и баня, и поварня – не по-черному топятся. Начал спрашивать. Хозяин – из настоящих кирпичников. Каменщиков-артельщиков. В Европах таких "масонами" называют. И церкви ставил, и иные каменные строения. На Смоленщине уже много лет – мирно. Народ строится не сильно. Но если начали, то – крепко. Денежка есть. А коли деревянное не сожжено, то и каменное ставить начинают.

   Лет пятнадцать ходил с артелью, потом в этом селе нашёл себе жену. И стал на всю округу единственным печником. Так что его трубы – реклама собственного бизнеса. Ну мы и зацепились. Я, к примеру, никогда серьёзные арочные своды не выкладывал. Не довелось. У нас больше ПКЖ – перекрытия железобетонные. А здесь ничего такого нет. Пролёты между стен перекрывать – либо балки деревянные, либо арочные своды. А на приличном межстеновом пространстве... получается как дворец в Персополе, который Таис Афинская по пьянке сожгла – лес колонн.

   Ещё одна беда. Деревянные церкви на Руси горят. Постоянно и с большим количеством человеческих жертв. Строить деревянные церкви запретит Пётр Первый. Вот после этого запрета лет через восемь, нелегально и незаконно будет построена красота неописуемая – деревянная Соловецкая. А каменные церкви на Руси – падают. Если не каждая вторая, так каждая третья. Мономахов собор в Смоленске Ростик не по своему "хочу" перестраивал – там половина стен упала. Не падают византийские. Вроде той же смоленской "Петра и Павла". Но... не по душе они. Низенькие, толстенькие.

   У русского человека душа вверх рвётся. "В небе, колокольнями проколотом"... А технология не обеспечивает. Вот и гибнут верующие люди на ровном месте. Точнее – в божьем храме.

   Из каменного дела на Руси два типа изделий. Церкви и печки. Крепости... Вон в Киеве башни воротные – пополам кирпич с камнем. А стены – земля и дерево. А вот печки... Тут хозяина зацепило, и он начал рассказывать. А меня зацепило – слушать. Потому что русская печь – это мир в мире. А вариантов...

   Хозяйка с дочками на стол накрыла. А дочки у неё... Особенно старшенькая... Мои из баню подошли. Чистенькие аж до скрипа. И злые. У Николашки фингал свежий под глазом, у Ивашки на правой руке костяшки разбиты. Марьяшка тоже... несколько опухшая. Но вертится как кошка, на сметане пойманная. Ладно, будем делать дело господинское. Сходил к возам – саблю с поясом взял.

  – У нас сегодня радость. Вы оба в разное время принесли мне клятву верности. Ныне и Николай в наш круг вошёл. Принял мою волю и в том – крестное целование. Так что вы нынче одно дело делаете, и впредь никаких ссор меж вами быть не должно. За Николая.

   Подняли, выпили. Хозяйская семья за столом сидит – глазами хлопает. Где это видано, чтоб холопчику в ошейнике клятву верности давали. Но их из-за стола не выгнать. А тянуть нельзя. Нутром чувствую – команда может в разнос пойти.

  – И еще. Давно обещал я тебе, Ивашко, доброе оружие. В Смоленске не вышло. Но вот есть у нас две сабли, мною с боя взятые. Видел я – тебе вот эта, торкская, вроде по душе. Возьми от меня и пусть она тебе послужит, как ты мне служить будешь.