Текст книги "Буратино"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
– Я немощный, калеченный, богом меченный...
– Цыц. Будем лечится. Из моих рук либо на своих ногах, либо... я молебен заказываю. Тебе как? Брось костыль! Брось дурень. Я ведь и вправду поломаю. И руки и ноги. И срастаться не дам. Будешь локтями подаяние поднимать. Ну!
Мой ор подействовал. Отбросил он костыли. И пошёл. Ножками, неуверенно, растопырив руки в стороны. К воротам. А парень-то совсем молодой. Лет двадцать максимум. Грязный. В грязном и рваном. И тощий. Тут народ грохнул, хохотать начал. Они все здесь друг друга знают. И у кого вправду увечье, а кто, после трудовой смены на костылях, по девкам бегает – все всё знают. А громче всех – пристанские. Ещё и помогли папертным со двора выйти. А я назад за стол – с дядей не договорили.
– Лихо ты его, малёк. Правильно. Одолели совсем. В божью церковь не зайти. Ноют, просют, за одежду хватают. А батюшка их трогать не велит, прикармливает.
Почему прикармливает – понятно. Больше нищих – церкви честь больше. Вообще-то, должно быть наоборот. Но причина со следствием часто меняются местами. И сеть информаторов. Для всякого руководителя, хоть светского, хоть духовного – вещь совершенно необходимое. Бог-то конечно, по любому поводу просветит. Но не по каждому.
– Ладно, малёк, показывай товар.
Тут я, конечно, должен начать "писать кипятком" от такой огромной чести: "сам самыч" со мной говорить снизошёл. И отдать все за бесценок, просто от восторга. Ага. Дяденька, мы такие хохмочки-постановочки в девяностых годах...
– Извини, добрый человек. Торга не будет. Сам видишь – тут еще поминки не окончены, да я и цен смоленских не знаю. Вот денька через три...
– Ну, как скажешь. Николай говорил, что его товар у тебя. Отдай. У меня крепче-то будет. У меня по двору всякая дрянь да рвань не болтается.
– Что Николай говорил – у него и спрашивай. У меня мой товар.
На Николая смотреть жалко, глаз не поднимает, то краснеет, то бледнеет. Что ж он такого дядюшке пересказывал?
– Так, племянничек. Кто говорил: в три дня продам и долг отдам? Кто клялся-божился что вот-вот, все полностью? Пошли запись делать. Будешь ты теперь закупом. Пока не вернёшь все.
– Постой, добрый человек. Ты ему три дня отсрочки обещал? Сегодня первый? А откуда, где он возьмёт... Или ты от своего слова купеческого отказываешься?
Дядя загрузился. Можно просто на меня рявкнуть. Типа: не твоё собачье дело. Но народ вокруг... Потом доказывай-рассказывай. То ли ты украл, то ли у тебя, то ли просто мимо проходил... А качнулось слово купеческое – ни отсрочки, ни рассрочки...
– Я своему слову хозяин. Менять не буду. Ежели к третьему закату не вернёт – пойдёт в закупы. А пока, Николай, твоё барахло, что у меня на подворье, я приберу. Все.
Встал и ушёл. Даже к старикам в дом не заглянул. Озлился. Николай за ним, да я его за рукав и обратно за стол.
– Николай, кончай трястись – давай дело делать. Возьмёшь у меня образцы чего есть, пойдёшь на торг, прикинешь кому и как отдать.
Пошли, посмотрели, перебрали. Сначала думали – немного будет. А у нас ведь и со Сновянки, и с людоловского хутора, даже с Киева кое-какие тряпки. Вроде всего три недели прошло, а сколько всего случилось. Многовато набралось, решили телегу снарядить. Опаньки, а наша-то упряжь в конюшне была. То-то что и была. "Попятили". Люди добрые, поминальщики. Причём дедова вся на месте, а нашей нет. Пришлось Николаю с Ивашкой пешком на торг топать, гружёными.
Мне на этих поминках... как бы убраться с глаз долой. А то все спрашивают, вопросы задают. Тот же главный: "Чьих ты?". Ну и кучу разных... тоже неудобных. Убрался в наш сруб. А там Марьяша. Сначала пускать не хотела – заперлась она. От страха всего. Потом уговорил, открыла дверь. И сразу на шею: "Ванечка, миленький. Не бросай меня. Страшно мне. Боюсь я. Местные-то все тати с душегубами, мучители с насильниками". Когда такая здоровая баба пытается к мальчонке за пазуху спрятаться... Как маленькая девочка. Как её... Степко-то... Просто крапивой, розгами и шишкой... перевоспитал. А ты себя, Ванька, вспомни. Как тебя самого Саввушка в три дня одним дрючком... вежеству научил. До полностью "шёлкового" состояния.
Делать нечего. Хотел было вздремнуть. Тихо, хорошо. Со двора шум так... вдалеке. Лучи солнечные в щели пробиваются, в них пылинки играют. Марьяша к плечу привалилась. Ага. Спокойно она лежать не может. Ей нужно постоянное подтверждение, что её не бросили, что она хоть как-то господину нужна. А вот в штаны она залезать еще не умеет. Ну и не надо – я и сам могу. И сесть могу повыше. И достать. И объяснить. Как именно мне нравится. А платочек мы с тебя снимем. Не дёргайся головушка стриженная. Вот так возьмём тебя аккуратно за ушки. Расскажем спокойно что именно должен язычок делать. Зададим темп и амплитуду. И будем постепенно менять. По настроению. Вот и хорошо. Очень даже хорошо. И проглатывает выразительно. Умница-искусница. Но баню завтра – крайний срок. Всем надо отмыться. И мне – первому.
К вечеру вернулись наши "коробейники". Усталые, но довольные. Оба в хомутах на шеях. Два здоровых мужика в конских хомутах – посмеялись вдоволь. Ремни разные для упряжи притащили. И все даром. В смысле – серебром платить не пришлось. Чагу отдали, упряжь взяли. И еще осталось. Отгрузка-расчёт – завтра. Николаю на торгу на слово поверили. У нас два целых мешка чаги было. Я сперва как-то пренебрежительно... Ну трутовик и трутовик. А народ эту штуку метёт. Особенно, бабы беременные. Оказывается, снимает отёки. Кстати, при запое – аналогично. И – вместо чая. Нету чая на Руси. Вот и заваривают чагу. Я сперва кривился, потом вспомнил – такой чаек одно из лучших профилактических средств против рака. В моей ситуации, конечно, такие проблемы – маразм полный. Тут через день не известно – быть живу или уже нет. Где я, а где... все это. Но вдруг выживу. Как-то смешно будет – от всего убежал, тут только и развернуться и вдруг раз – сар-р-ркома. Как красиво это слово вымурлыкивал Бегемот в "Мастере и Маргарите"... Так что – пьём отвар чаги. Благо, она везде, где берёза есть.
А вот что с камкой делать – непонятно. Николай смотрит как больная собака: "помоги, хозяин". Вещь-то дорогая. Красивая. Но – специфическая. На скатерти, покрывала. На платья – только верхнее, парадное. И весьма не всем. А в Смоленске сейчас отнюдь не сезон великосветских раутов. Владетельные по вотчинам по-разъехались. А еще – кто куда. Часть с Ростиком и его сыном Рюриком в Киеве, там же и Великая Княгиня, другие – со Святославом Ростиславичем в Новгороде. Даже Романа нынче в городе нет – уехал в пригородную. Говорить – не с кем. Подождать бы до осени, "вятшие" съедутся, жены начнут друг перед другом обновками хвастать, застолья пойдут. С Низу воины вернуться... Ждать нельзя – только два дня полных осталось.
– Николаша, а в Князевом Городище кто есть?
– Есть. Давид и младший.
– Женщины есть? Ты ж не мечами торгуешь, а тканью дорогой.
– Ну... княжны. Только они-то платить...
– И не надо. Ты найди человечка, из старшей дворни. Чтоб провёл в терем. Ну или куда там. А уж там бабы да девки молодого княжича порастрясут. Давай.
По утру запрягли конька дедовой упряжью. Старенькая, рваненькая. Ну, путь не дальний, авось. Мужики поехали товар развозить. Вчера проданный по образцам. Интересно получается: чужие люди Николаю на слово верят, деньги вперёд под образцы платят. А родной дядя движимое имущество сразу под арест в обеспечение возможной неплатёжеспособности. "Нет пророка в своём отечестве". А в своём семействе – тем более.
Мы тут с Марьяшей по хозяйству, старикам помогаем. По подворью... будто Мамай прошёл. Старуха сначала ругаться начала, посмотревши на битое-ломанное, недоеденное да понадкусанное. Тут дед её урезонил. Напрочь. "А оно нам надо? Теперь-то для кого?". Хозяйка опять залилась слезами и ушла. Спросил у деда насчёт упряжи пропавшей. Старик выразился нелицеприятно. В смысле: "аналогичный случай был в городе Пизе".
– Кабы были свои, а то – набродь. Вишь ты, внучек... Э-эх... Не будет у меня теперь внуков.
И тоже ушёл. Ну не виноват я, что один, на двух возах, с двумя почти бездыханными на руках да одним дрючком своим берёзовым не поспел к тому логу! Но... будто виноват.
К полудню вернулись мужики. Ивашко сел упряжь новую мастерить, а мы с Николаем на Княжье Городище пешочком. Серьёзный купец к покупателю один не ходит. Должен быть или слуга, или носильщик. Но лучше – ученик. Свидетельство предполагаемой долгожизненности данного бизнеса.
И потопали мы вверх. По оврагу. Опа, а места-то опять мне лично знакомые. По "800 лет спустя". Вон на том склоне домик стоять будет. Девушка там хорошенькая. Там меня, редкий случай, прямо с порога отфутболят. Не за то-сё... А просто по факту – "герой не моего романа". Быстро и безвозвратно. Причём мы не только расстанемся друзьями, но и останемся ими на многие годы. Дружба между мужчиной и женщиной... Я же сразу сказал – редкий случай.
А на противоположный склон будут лезть гренадеры из корпуса маршала Нея. Сам Ней вот с этой тропки будет исторически кричать им снизу: "Вперёд, львы Франции". Потом Наполеон, как положено по сюжету, тоже произнесёт историческую фразу: "Ней – это храбрейший из львов Франции". А наверху будут стоять просто русские пехотные полки Софийский и Иркутский. И без всяких исторических фраз, львов и тигров, одними штыками будут сшибать гренадеров в овраг. Раз за разом.
Знаменитый русский штыковой удар. Любовь и слава Суворовских чудо-богатырей.
То, что мы в кино видим типа подготовки русских солдат в Первую мировую, это... как бы сказать по-мягче, не вся правда. В кино отрабатывается укол штыком в голову или в грудь. Это уже при работе на длинной дистанции. А Растопчин в своих афишках точно писал: "француз не тяжелее снопа ржаного". Русский штыковой удар – крестьянский. Как на вилы поднимают. Снизу вперёд и чуть вверх. В брюшную полость, и в ней – чуть вперёд и вверх – до позвоночника. Потом слегка приподнять, чтоб наделся до упора. И с поворотом откинуть в левую сторону. Точно как копёшку сена. При осаде Севастополя под такой удар попал один из английских элитных полков. Смертность среди джентльменов от русского штыкового удара – почти как от применения презервативов – 98%.
А на той стороне города, отсюда не видно, будет поставлена башня Веселуха. Ещё одно очень... интимное для меня место. Там мы с одной очень хорошей девушкой... сильно поинтересовались архитектурой. Но я не об этом. Там стена идет по крутому склону вниз к Днепру. И там я увидел вещь, которая мне больше нигде не попадалась. Ни в России, ни в Европе.
Когда ведут каменную кладку каждый слой кирпича, "ряд" называется, кладут поперёк отвеса. А вот там будет участок стены, где ряды идут параллельно земле. Это на тридцатиградусном, примерно, склоне! А потом, примерно с высоты двух человеческих ростов, выше идет обычная горизонтальная кладка. Зачем? Почему? Ведь понятно, что выкладывать наклонные ряды – дело заморочное. Да еще на известковом растворе. Он-то и схватывается не за дни, а за годы. Собственно, поляки так город и взяли. Перебежчик указал место где стену складывали зимой. Даже спустя десятилетие кладка там была слабой. Вот королевские пушки в этом месте стену и пробили.
Но это потом. И сильно потом. А пока берём вправо и карабкаемся вверх. "Отрицательные высоты называются глубинами". Но "пропотеть" – как в горах.
"Ещё немножко, еще чуть чуть...
Последний склон – он трудный самый".
Вот и Городище, и ворота, и стража в них. И такая же тупая как везде. Неужто не видно, что мы не злодеи? "К кому, по какому поводу, а вас приглашали?...". Нет, мы с дуба рухнули и попёрлись в жару по буеракам полюбоваться исключительно на ваши форменные... бороды. Пропустили. А ведь я же зарекался к рюриковичам в дом ходить...
Глава 35
До княжон нас не допустили, с бабами да девками поговорить не получится. Только к старшей дворне. Товар у Николаши специфический, топаем, как уговорено к стольнику. Это не завбуфетом. Это из высшей дворни. Во Франции – сенешаль называется. Отвечает за стол в части сервировки и антуража, а также – этикета при подаче-раздаче-смене. И полное обучение, обмундирование персонала. Тут этих стольников... У каждого из княжичей, княжон и – собственно князев. К нему и явились. Николай начал, было, товар раскатывать – не надо. Тут, собственно, торга нет. Тут есть госзаказ. В формате естественной монополии. И монополия – не с нашей стороны. Николай мне по дороге рассказал: чего он запросит, чего ему ответят, на чем стороны сойдутся. «Вот вам ваши вопросы, вот нам наши ответы. И обменяемся». Все – ритуал. Не сколько чтобы не обидеть, сколько для демонстрации работоспособности функции. Административной. Причём все прозрачно. Цена – так чтобы Николаю свои отбить. Навара – ноль. Мне, вроде бы и хорошо – Николай поспокойнее будет. С пустым карманом. Но обидно. Я ж ведь сам этот тючок из разбойников вынимал, тащил как своё барахло черте откуда черте куда. А Николай нос повесил, но деваться некуда, соглашаться собирается. Ну уж нет. Свободного рынка я тут за раз не построю, но монополию сильно не люблю. Особенно – гос. Ну и влез
– Благодарствуем, господине. Но цена нам не подходящая. Пойдём мы.
Функция и глаза открыла.
– Эт что такое? Разговаривает?
– Это ученик мой. Малой, но говорит правду – нам такая цена не подходит. Добавить надо.
– Я те добавлю. Вот как дядя твой через два дня тебя продавать будет, так я куплю, такого гордого да несговорчивого, и пошлю в лес – шишки лущить. Я цену сказал, давай по рукам и пшёл вон.
Ага. По уставу исполнению подлежит последняя поданная команда. Быстренько пошли вон. Выскочили на двор. На Николае лица нет. Ну что киснешь, закуп новоявленный. Ещё не вечер – прорвёмся. Не учил ты, Коля, главный закон любой бюрократии – "закон курятника": "вспрыгнуть на насесте повыше, прокукарекать наверх погромче, капнуть вниз погуще и клюнуть соседа побольнее". А "сосед" стольника в дворовой иерархии – спальник. Камка, конечно, для скатертей. В первую очередь. А во вторую – для покрывал. А где у нас покрывала парадные красивые? А везде. И особенно – на постелях. Заявились к спальнику. Предложили, показали. Ну-ну... Пожаловались на стольника. Оживился. Посочувствовал, но осторожненько. Поднажали на профнепригодность означенного персонажа. В духе: "Разве "Нимфа" глазет даёт? Туды её в качель". Снова показали. Уже кое-какой интерес. И тут я снова влез:
– Так надо по месту прикинуть. Как оно там, на постели смотреться будет.
Полный ляп. Пустить посторонних в княжескую опочивальню... из серии про госизмену. Сейчас нас просто за "спросил" поведут с местным порубом знакомиться. Вместо опочивальни.
А зачем нам опочивальня? Конкретно – его, самого, их... Нам конкретно не надо. Мы и на похожее посмотрим, разложим и прикинем. Может, рисунок крупный, может цвет не в тон. Пошли. Наконец-то. Дело в том, у стольника угощения никакого не было. А квас был. А после марша по оврагам по жаре... Я несколько многовато хлебанул. Да и квасок... явно для таких гостей как мы. Вообщем, "И кишка с кишкою говорит". Треск такой...
– Дяденьки, а где бы мне бы...
– Нужник? Тама вон. Потом нас во-он тама найдёшь.
Они – в терема, я – на задний двор. Не быстро получилась, в три подхода, как у штангиста. Вышел наконец, облегчённый-просветлённый. А где же мой Николай? Вроде в этом. Тереме. Зашёл, позаглядывал, на второй этаж. Как-то уже тревожно – дело к вечерне, колокола уже звонят. После службы всех посторонних с подворья выгонять будут. Куда ж эти... продавец с покупателем подевались. Почти бегом... Заскакиваю в очередные покои. А там – картинка.
Придворный лекарь Александра Второго Освободителя пишет о последнем дне самодержца всероссийского примерно так: "... Услышавши о надобности выехать государю из дворца, княгиня Софья Долгорукая кинулась перед ним на колени и слёзно умоляла его ныне не выезжать. Государь сперва излагал ей резоны и надобности сей поездки, но княгиня ничего слушать не хотела и только плакала. Тогда государь поднял её с колен, опрокинул на стол, случившийся здесь же, и был с нею".
Именно это я и наблюдал. В смысле: стол, опрокинутая на нем на спинку женщина с высоко задранными ногами, и молодой парень у неё между ног исполняет характерные возвратно-поступательные движения. Что и позволяет очевидцам записать фразу: "и был с нею".
Я как-то растерялся. Предполагалось все-таки зрелище реализации госзаказа в части продукции ткацкой промышленности. Дама меня заметила, ахнула и ткнула в меня ручкой. Парень обернулся и рванул ко мне. Дурашка. Всем известно почему нельзя изнасиловать женщину на бегу: потому что бегать с задранной юбкой можно значительно быстрее, чем со спущенными штанами. Штаны подтяни, придурок.
Кажется, я что-то из подуманного озвучил. Потому что дама хихикнула, а придурок стартовал с места. Как ракета. Придерживая штаны. А я, естественно, побежал. Бегать на пустой желудок – хорошо и правильно. Если знаешь маршрут. На первой же лестничной площадке налетел на толстяка со здоровенным металлическим подносом. Ух как громко получается, когда металлическая доска скатывается по деревянной лестнице. А на ней пудов восемь живого и орущего. А я впереди. Туда-сюда... заперто, нет выхода. Тут сверху прыгает давешний придурок. Как это прыгать через лестничный марш, придерживая одной рукой штаны, а второй отмахиваясь от поднимающегося толстяка... Мне только и осталось чуть в сторонку отойти. Как он лбом в запертую дверь... Звук какой характерный: дерево об дерево. И оба – дубовые. А толстяка он перед этим тоже... прервал процесс подъёма путём нажатия в области холки. Так что тот тоже... фэйсом об тэйбл. Понимая под словом "тэйбл" нижнюю ступеньку лестницы. У обоих носы разбиты, глазки сильно скучены, а я прыг-скок и наверх. И тут сзади крик: "держи вора". Я еще хотел было обернуться, поправить формулировку. Но тут еще морды понавылазили, и я побежал. А крик все громче, уже и с добавками типа "убили-зарезали".
Ё-моё, да кто ж так строит – никакой регулярности. Окон нормальных нет, то просто темно, то ничего не видно. А лестницы... Ещё поворот, какая-то анфилада. Проскочил насквозь пока нет никого. В конце – спальня. Поскольку полкомнаты занято кроватью с балдахином то – спальня. Ну нет на Руси такой мебели. Это для каменных, плохообогреваемых помещений. А на Руси спят на лавках да на полатях. А вот здесь есть это – и это правильно. Потому что под лавкой не сильно спрячешься. А здесь два на два как минимум и доска нижняя. Я рыбкой туда и затих.
Ёкарный бабай, если лежанка широкая, так под ней и мыть не надо? Пылищи... Сразу в носу засвербило. А тут в комнату люди толпой заявилися. Виноват, не люди – бабы. Ля-ля-ля. Что-то про то, что "ой крови-то, ой унесли болезного, ой найдут-зарежут-казнят". Тут мне до того припёрло чихнуть – шапку на морду и тужусь. Вот смеху-то будет, если из под кровати чих. И тут я, весь такой... в пыли и чихающий во все стороны. Пришлось вспомнить старую авиационную методу. Нос потереть. Когда самолётики были еще маленькими, а лётчики – уже большими, то от чиха лётчиков самолётики разваливались. Вот и пришлось первым авиаторам изобрести свой специфический метод борьбы против чиханья. А то трёхходовка "чих-ой-ляп" портила все показатели по смертности.
Формулировка "держи вора" меня сильно озадачила. И обеспокоила. Здесь "вор" означает "государственный преступник". По кругу: шпионаж, измена родине, призыв к мятежу, попытка насильственного свержения власти... Нормальный уголовник называется тать. Занятие – татьба. Отнюдь не "воровство". Есть разновидности вроде шиш, разбойник, душегуб... Это все разные статьи. Но одного круга: отъем имущества более менее насильственными способами при различных отягчающих. А зачем мне государственные статьи шить? Непонятно, и... тревожно.
Как-то я от этих мыслей чихать перестал. Народ в комнате вроде рассосался. Надо выбираться и сматываться. Быстро и незаметно. Время примерно к девяти вечера, спать здесь ложатся... как и встают – по солнцу. Ещё светло – июнь, но бечь уже надо. Потихоньку выбираюсь из-под кровати. Опаньки, а напротив, дама на лавке. Куняет себе. А в постели – девчушка. И смотрит на меня. М-мать...
Автоматом сработало: шапку свою с головы ей в рот, правой – засапожник к её глазу. Сам на ней верхом. Прямо в пыли и сапогах.
– Дёрнешься – зарежу.
Тут баба напротив шевелится стала. Перекат вправо, под одеяло, щёлочку оставить и продолжить в том же лапидарно-императивном:
– Мявкнешь – выпотрошу.
И – засапожник к её боку ниже рёбер. Сам распластался и пониже съехал, что б из под одеяла не выступать. Как слива из оплывающего шоколада. А чтоб не вздумала дёрнуться с кровати – ухватить под коленом. Баба подошла, посмотрела на девчушку. Та лежит с закрытыми глазами. Бабу я не вижу, девчушку вижу, но не всю. Если она сейчас начнёт жестикуляцию устраивать, язык жестов, знаете ли... Баба опять назад села. Тишина. Трое в одной комнате. В полном молчании. "И тишина...". Вот только мне сейчас мёртвых с косами вдоль дороги... А у меня под ножом девичий бок пляшет. От зажимаемого дыхания с криком, а под второй рукой девичья же кожа. Из нижней части бедра. Поскольку у девчушки ночнушка короткая, типа – "срамница". И локоть мой у неё между ног, поскольку я её крепко с перепугу ухватил, ножку в подмышку себе зажал. Молчим. Делать нечего. Баба там здоровая или нет – не важно. С двумя сразу у меня не получится никак. Кто-то заорёт. Набежит народ и... ко мне придёт "большой северный лис". Говорить нельзя, двигаться нельзя. Остаётся... правильно. Осторожно исследовать окружающую среду. А среда у меня вот, в руке. Нежная, горячая, тощая и дрожит.
И правильно делает. Потому что "северный лис" не только ко мне придёт, но и к ней. Простолюдинки в таких кроватках не валяются. И прислужницы сон их чуткий не караулят. Девочка из "вятших". А в этом Смоленске, богом спасаемом, при столь благочестивых, целомудренных и христолюбивых князьях... А тут у девицы в постели черте что. Но с характерными висюльками-стоялками. Да еще в Княжьем Городище. Постройки самого почти святого Великого Князя Киевского. Позор будет... на всю жизнь. И не на ней одной. Широко ляпнет, аж на самого князя Романа брызги полетят. А потом отдача. По всему спектру. Весь род пострадает. И, естественно, ей выскажут. С применением разнообразных воспитательных средств типа розги мочёные и крапива свежая. Вся родня, друзья-подруги, слуги и близкие. Все и всё. Выскажутся. А потом – либо в монастырь. И забудь про жизнь. Либо замуж за жениха из зависимых. И тоже про жизнь забудь. Так что девочка шума не подымет. Пока я не отойду на достаточную дистанцию. Что бы никто не мог связать ее ножки с моими ручками. Шаловливыми. Проверяем визуально. Выглянул в щёлочку из под одеяла. Головка к стенке отвёрнута, а во рту – шапка моя. И она ее рукой прижимает. Чтобы ни звука, ни вскрика от моих пальчиков. Нежных, между прочим. Я ж не рву, не щиплю. Чего ж она так давится. Но девочка выдержанная, выдержка у неё... А мне и надо, чтобы она меня так же молча отсюда вывела. Но у таких выдержанных, в моей нынешней ситуации, есть существенный недостаток – они думают. У них от стресса молотилка не выключается. И придумывает она, как бы меня дематерилизовать. Без всяких световых и акустических эффектов. Вплоть до отсутствия просто мокрого пятна. Надо ей её мыслительный процесс... приостановить. Поскольку она местность знает и при нашем отходе может меня в такое место завести... А то и заработает на этом кое-какой социально-политический капиталец. Типа: "А не надо уже никого ловить-казнить-резать. Был вор, был. Да вот дело-то какое – девка пробежала, подолом махнула, головка-то злодейская покатилась и разбилась. Вот она: воров погубительница, всей страже-дворне пристыдительница. Стоит себе скромненько, краснеет-бледнеет, законной награды ожидает."
Делаем так: ножичек в сапог, ножку её через свою голову переносим – пусть полежит так, в раскидку, не по-девичьи. И прямо у меня перед носом... Вот этим и займёмся.
У мужчины есть множество мужских органов. При общении с женщиной. Самый виртуозный – язык. Не только в смысле: "ты снова отымел меня в уши". Отнюдь. Вы хоть чем-нибудь до кончика носа дотягивались? Я понимаю, что пальцем у невропатолога. А еще чем? А крючком согнуть? Это опять же не ко мне. Когда так скрючивает – это ревматизм. Это лечится, а не применяется. Ну хорошо, сверните хоть что в трубочку... Да, губу-закаточная машинка всегда имела на Руси своего постоянного покупателя. А вот все вместе? Три в одном?
Ну и начали потихонечку. Чтобы ей резьбу не сорвало. В смысле – выдержку.
Сначала – на одном дыхании. Просто выдохнуть. Близко. Прямо по коже. Не надо – "фу-фу". Выдох должен быть не быстрый, мощный, горячий. Как на холодное окно. "Рисует узоры мороз на оконном стекле". Физика – та же. Да и фиг с ней, с физикой. Ух как она... резко реагирует. Не надо мне так на уши давить. Ляжками. Кожа конечно... Но – костисто. Будто палками по ушам. И дышать хочется. Я уж не говорю – слышать.
Не дави, дурочка, такое как я – не выдавливается. А встречный приём? Ладонями под колени и вперёд и в стороны. Вот так мы твои коленочки и разложим – на уровне пупка, в плоскости постеленного.
Так вот, идет как-то лицо кавказской национальности за девушкой. И восторгается:
– Вах! Какой дэвушек! Вах! Какой фыгур! Вах! Какие ножки! Одно плохо – нэ на мэсте.
Девушка оборачивается и спрашивает:
– Почему не на месте?
А лицо отвечает:
– Потому что их мэсто – здэсь.
И хлопает себя по плечам.
Это не мой случай. Приходится ножки располагать несколько иначе. Поза называется – "лягушонок распятый".
"Куда ты денешься, когда разденешься.
Когда согреешься в моих руках".
Таки-да. Я бы добавил: «раскроешься». И – «расслабишься». Насчёт последнего – я несколько самообольстился. Но доступ уже есть. Я как-то говорил, что в Хеннеси различаю от 8 до 12 вкусовых оттенков. Так вот, в женщине... Нет, не скажу что больше. Может быть потому, что бокал с коньяком можно выпить насухо. А женщину – никогда. Всегда есть еще что-то. В глубине, по краям, за передней стенкой. Вот я и говорю: есть разница между крючком от ревматизма и тем же движением, но в поиске иллюзии. Иллюзия, потому что специалисты долго спорили об этой точке. На внутренней поверхности передней стенки. И так убедительно доказывали, что вся читающая публика поверила. А поскольку у нас все грамотные, то пришлось и мне это учитывать. А потом специалисты сказали «нет». Но – негромко. Поскольку производители соответствующих товаров и услуг уже вложились.
Опа, а она и вправду девственница. Столько вокруг этой плёнки в литературе накручено. Столько есть всяких... любителей-ценителей. "Я – не из их числа". Во-первых, больно. Ей. И неприятно мне. Во-вторых, – следы. Человек и так на две трети – вода. Разнообразная по вкусу, запаху и окраске. И незачем вашей водой на меня брызгать. В-третьих, процесс одноразовый и необратимый. UnDo с Reset'ом не сделаешь. А мне, как специалисту по сложным системам, необратимые процессы без возможности возврата к исходному состоянию... очень не по душе. А здесь... Если только к польским косметологам не обращаться. Они там по четыре раза восстанавливают и снова в оборот пускают.
Все-таки, я увлёкся. Потому что многое пропустил. Поэтому когда одеяло было резко откинуто в сторону и чья-то ручка ухватила мою бандану и дёрнула – я как-то потерял мгновение. Но и она – тоже. Поскольку бандана – не шевелюра – снимается на раз. Тут девчушка снова приподнялась и... ухватила меня двумя руками за ошейник. И сильно дёрнула на себя, на вытянутых руках. Практически, она меня на себя затянула. И держит над собой за ошейник. Когда она меня на себя дёрнула... Пока я тут под одеялом свои экзерцисы производил, у меня опояска сползла на грудь, а штаны, соответственно, наоборот. Пока я лежал – все нормально. Но когда она меня вперёд потащила... Меня-то – да, а вот штаны остались на месте. Так что рабочий инструмент в рабочем же состоянии, в надлежащей позиции, подлежащее... тоже на месте. И вот, поднятый на дыбы за ошейник как драчливый кобель, я и... кобельнул.
"Одно мгновенье – и я на ней
Красотка шепчет – давай сильней"
Снова фольк. Для младшего и среднего... Класс пятый-шестой, нашей, в высшей мере, средней школы. Жанр – песни подзаборные. В подъезды нас с такими не пускали. Не красотка, не шепчет, не «давай», а так – точно по тексту.
Ух как она рванулась. Из-под меня. С вскриком. Хорошо, моя шапка прямо у неё на подушке лежала, и я сразу, еще до того как, успел ей шапку – снова в рот и руками прижать.
Положение... гимнастическое. Она меня над собой на вытянутых руках держит. Крепко. За ошейник. Так что у меня лицо задрано вверх, и я вообще её не вижу. А я ей в лицо руками упёрся, шапку держу, и, похоже, она тоже меня не видит. И что делать? Клинч. А что по этому поводу говаривал старина Беллман? "Если не использовать наилучшим образом то, что мы имеем сейчас...". А что мы сейчас имеем? Или – кого? Вот это и используем. Тазобедренным своим чуть назад, чуть вперёд. Тык. Ещё раз – тык. С увеличением амплитуды. Она же, в данном конкретном, – глубина. Погружения. Где-то с третьего-четвёртого раза до неё дошло. Что я её... Как она тут закрутилась! Подцепить меня, скинуть, выкинуть... Деточка, родео – не мой любимый вид спорта. Но уменье не пропьёшь, удержатся я сумею. Не на быке, конечно... И пятками колотить по пояснице... это есть такой элемент в некоторых техниках, но сейчас его применение не соответствует твоим собственным стратегическим целям. Поскольку от таких ударов – только еще глубже. И контакт – крепче. В предложенной вами геометрии, мадемуазель, я еще могу сдвинуться повыше.
Тут я, видимо, что-то зацепил, или до чего-то достал. Потому что она охнула и резко дёрнула меня вниз, к своему лицу. Класс. Теперь я могу шапку подбородком подпереть. И смотреть прямо глаза в глаза. В упор. Сантиметра три-четыре. А главное, руки у меня свободные. Ну, ломать-портить не будем. Ты еще меня отсюда вывести должна. А вот кисти зафиксировать. Что б не таскала меня за ошейник как... как у Саввушки в подземелье. А теперь еще разок тазобедренным – тык. Ещё – тык. В глаза смотреть. Интересно, слез нет. Есть злость, есть боль – ни страха, ни паники. Если бы я не был уверен, что подо мною девственница – решил бы, что имею дело с опытной, серьёзной женщиной. Равномерно, с паузами: тык, тык, тык. Все, следующая фаза боестолкновения – глаза закрылись. Сняла-таки одну руку с ошейника, выдернула шапку. С моего молчаливого согласия в форме ослабления давления подбородком. Заорёт или нет? Нет. Гипотеза о пользе обоюдного молчания получила экспериментальное подтверждение. Пошли дальше.