Текст книги "Танец мельника (ЛП)"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава пятая

I

В понедельник четырнадцатого апреля Джереми и Клоуэнс поехали в Труро, встретились с Валентином и его гостями и пошли смотреть пьесу.

Гостей оказалось чуть больше, чем они ожидали, но, как и пророчествовал Валентин, компания состояла из «стариков» и «молодых». «Старыми» были леди Харриет Картер со своей подругой, достопочтенной Марией Агар, сэр Анвин Тревонанс и майор Джон Тревэнион; а в числе молодежи, не считая Полдарков и Валентина – мисс Клеменс и мисс Кьюби Тревэнион. Не самая удачная компания, но ни сэр Джордж, ни Валентин не знали, что Джереми и Джон Тревэнион смертельно оскорбили друг друга во время последней встречи.

Они пообедали в Большом доме, который был не настолько велик, чтобы оправдать свое название, и отправились в театр за несколько минут до семи.

Прошло более десяти месяцев с тех пор, как Джереми в последний раз видел свою любовь. Сегодня вечером она была в зеленом бархатном платье с полупрозрачными рукавами и кружевом на декольте и запястьях. Она даже не особенно красива, снова и снова твердил себе Джереми, пытаясь снять тяжесть с сердца, и сегодня взгляд на нее мгновенно подтвердил эту истину. Она даже не такая хорошенькая, как Дейзи Келлоу. Почти прямые волосы, кожа оливкового цвета, лицо слишком круглое. Но это ничего не меняло: она завоевала его сердце. Каждое ее движение и выражение лица казались ему волшебством, заставляя пульс биться быстрее, а язык спотыкаться о простейшую фразу.

Джереми не сидел рядом с ней ни за ужином, ни в театре. Он проклинал свое невезение, что снова ее встретил, но в то же время вновь почувствовал себя живым. Что касается ее брата – они до сих пор успешно избегали друг друга, даже на этом маленьком приеме.

Труппа «Трилистник», то ли связанная с Ирландией, то ли нет, представляла пьесу «Трагедия игрока, или Ложный друг». Они также собирались играть пьесу «Модистки» и фарс под названием «Деревенский адвокат». Сэр Джордж занял одну из двух лож.

Переполненному к началу спектакля театру исполнилось лишь четверть века. Как утверждалось, он был единственным в Англии, построенным с таким расчетом, чтобы использовать его и в качестве зала для балов и торжественных приемов. В нем имелось три небольших галерки, где собирался шумный сброд и, пожирая апельсины, бросал вниз кожуру, чем иногда мешал актерам. Деревянные полы, которые использовали для балов и танцев, для театрального представления снимали и устраивали внизу оркестровую яму. Таким образом, музыканты находились на два фута ниже актеров. Сцена частично состояла из оставшегося деревянного пола, а справа и слева находились две ложи, где на плетеных креслах сидели богачи, способные заплатить три шиллинга, и наслаждались спектаклем с близкого расстояния.

Размер театра составлял примерно шестьдесят футов в длину и в два раза меньше в ширину, поэтому все места находились недалеко от сцены. Когда приезжала какая-нибудь знаменитость вроде миссис Сиддонс, из ямы даже убирали скамейки, и зрители стояли плечом к плечу во время всего представления.

Хотя десять стульев в их ложе стояли близко друг к другу, Джереми снова оказался далеко от Кьюби, между ними сидели Клоуэнс и Валентин. Ранее, при встрече в доме Уорлегганов, она вспыхнула, увидев его; они обменялись неловкими поклонами и несколько раз перед ужином вступали в разговор. Но ничего личного, с глазу на глаз. Они вообще едва взглянули друг на друга. Кьюби, казалось, была готова смотреть куда угодно, только не на Джереми. Она облизнула губы и, временами улыбаясь, небрежно вступила в разговор. Позже, по дороге, как с болью в сердце вспомнил Джереми, недовольные губы изогнулись в очаровательные полумесяцы с едва заметными ямочками, и ее лицо засветилось, как будто под действием электрического заряда.

Когда закончилась половина представления, перед фарсом устроили антракт, и большая часть зрителей вышла в вестибюль, чтобы подышать воздухом и купить лимонад, шербет, а также новомодный напиток – имбирное пиво. К сожалению, вестибюль был крошечным, и толпа настолько переполнила его, что стало практически невозможно двигаться. Пожилые гости остались в ложе, куда им принесли напитки.

Так они оказались рядом, почти прижатыми друг к другу, в то время как Валентин обхаживал Клоуэнс и Клеменс.

– Надеюсь, тебе понравилась пьеса, – сказал Джереми.

Она посмотрела на него, как на неуклюжего незнакомца, который топчется на ее платье.

– Не особо.

– Почему?

– Не очень-то интересно следить за действиями в стиле «Да кто так себя ведет?»

– Ты совсем не следишь за пьесой! Вряд ли ты вообще знаешь, о чем она.

– Прекрасно знаю. Разве она не о...

– О чем?

– Разве она не о юной леди, которая выказывала предпочтение одному молодому человеку, а потом изменила свое отношение по просьбе брата?

– Такая пьеса еще не написана. И тебе стоит посетить такую постановку.

– Возможно, фарс мне больше понравится. Он больше похож на реальную жизнь. – Кьюби посмотрела на стакан лимонада, который Джереми ей предложил. – Спасибо, можешь выпить сам. Я не хочу пить.

– Ты ведь просила лимонад? Или твои чувства снова переменились? Но твой брат нас не слышит.

Она хотела было повернуться и уйти прочь, но толпа напирала.

– Не думала, что ты можешь так оскорблять без причины.

– Без причины? Считаешь, у меня нет на то причин?

Кьюби хотела уже ответить, но чей-то голос совсем рядом громко рявкнул:

– Может, нам откроют двери, Генри? Еще не стемнело.

Другой крикнул в ответ:

– Нельзя, слышь ты. Их не откроют, потому что за это не платят!

– Скажи тогда, почему мне не следует злиться? – настаивал Джереми.

– Потому что ты смотришь слишком однобоко.

– А как мне понять, когда ты даже не потрудилась объяснить?

– Я думала, что всё это тебя мало волнует и скоро забудется.

– Но не забылось.

– Да, теперь я это понимаю...

– Ты поняла только это?

– Ты же не думаешь, что я буду обсуждать это при всем честном народе?

– Почему бы и нет? Никто не слушает.

Кьюби глубоко вздохнула. Джереми снова протянул ей стакан.

– Расскажи мне свою точку зрения, – настаивал Джереми. – Хотелось бы ее понять. Просвети меня.

Она взяла у него стакан и отпила глоток, будто из чаши с ядом.

– Ты обвиняешь меня – оскорбительно – будто мои чувства изменились по приказу брата. Откуда тебе знать мои чувства? И кто говорит, что они изменились?

– Тогда что мне думать?

– Думай... верь в то, что я сказала тебе на прощанье в Каэрхейсе. Не думай обо мне плохо – вот и всё.

– Я думаю, ты прекрасна.

И оба поняли, что душевная рана снова открылась.

– Нет! – тихо, но очень сердито сказала Кьюби. – Нет, это не то! Так ты ничего не поймешь. Я не слабая, я сильная! Я не легкомысленное существо. Я... – Она откинула голову назад. – Я просто собираюсь выйти замуж ради денег.

– Так мне и сказали.

Она остановилась.

– Ты знаешь?

– Мне так сказали.

– Что ж, это правда. Кто тебе сказал?

– Какая разница, кто сказал, ведь это правда.

– Кто тебе сказал?

– Тот же человек, который сказал, что твоя семья близка к банкротству из-за этого дурацкого замка майора Тревэниона и надеется с твоей помощью восстановить состояние.

Кьюби повернулась к нему.

– И если это правда, то кто виноват? Вина лежит не только на моем брате! С шестнадцати лет, еще когда замок только замыслили, я тоже о нем мечтала. Стоило мне увидеть чертежи и эскизы, и я была очарована. Как и моя мать, Огастес, Клеменс и Шарлотта. Мы все несем ответственность! Стоимость оказалась гораздо выше наших ожиданий. Я рассказывала об оползнях. И было еще много неудач. Мы все виновны.

– Но пожертвовать собой ради денег должна ты.

– Ох, – она холодно пожала плечами со странным безразличием. – Кто говорит о жертве? Я еще могу найти какого-нибудь привлекательного и состоятельного мужчину, который мне будет куда дороже, чем его кошелек.

– Как когда-то был дорог я?

– Ты... – она презрительно засмеялась. – Ты просто Джереми и к тому времени давно обо всем забудешь.

– Ты заставляешь меня забыть. Но неужели ты думаешь, что я смогу? Я влюблен в тебя. Я люблю тебя. Люблю тебя, Кьюби. Это совсем ничего для тебя не значит?

– Хватит об этом, говорю же. Успокойся. Тише!

Толпа влекла их обратно в зал.

Она посмотрела ему в лицо.

– Я сожалею, Джереми.

– Только из-за меня или за нас обоих?

– Я сожалею, что позволила себе слишком сильно тобой увлечься.

В этом он увидел луч надежды среди всей этой горечи, ревности и страданий.

– Значит, я по-прежнему тебе дорог.

– Об этом не стоит больше говорить.

– Что это значит?

– Это может означать что угодно. Давай вернемся обратно. Я всё еще хочу посмотреть пьесу.

– Кьюби...

– Хватит, прошу...

– Кьюби, ведь тебе не всё равно. Будешь и дальше отрицать?

– Я не на свидетельской трибуне!

– Можем ли мы еще встретиться? Возможно, после ужина.

– Нет! Если бы я знала, что увижу тебя здесь, то не приехала бы!

– Поговорить. Только десять минут.

– Нет.

– Так что же? – спросил Валентин, проталкиваясь через толпу и улыбаясь зажигательной, плутоватой улыбкой. – Ты к нам присоединишься? Клеменс и Клоуэнс уже там, не хотят упустить ни слова. Взбодрись, Кьюби, сейчас начнется фарс. Полагаю, ты приняла трагедию слишком близко к сердцу.

II

Около девяти вечера объявили еще один антракт, но Кьюби не сдвинулась с места. Когда представление закончилось, и они вышли в теплую и ветреную апрельскую ночь, на площади ждали и подмигивали экипажи, портшезы и фонари, но до Уорлегганов было всего четыре минуты пешком, а посему пятеро молодых людей отпустили экипаж и решили прогуляться, ступая осторожно, чтобы не угодить в лужи, конский навоз и кучи мусора. Они болтали и смеялись по пути от Хай-Кросс до церкви Святой Марии, потом по Черч-лейн на новую широкую Боскауэн-стрит, а оттуда на Принц-стрит, по правой стороне которой поднимались ступени в особняк Уорлеггана.

Они отужинали, но Джереми и Кьюби оказались на противоположных концах стола. Майор Тревэнион на сей раз сидел прямо напротив Джереми, но они смотрели друг на друга с каменными лицами и избегали разговоров. К счастью, стол был широк.

Тревэнионы провели ночь у Уорлегганов, но Джереми и Клоуэнс по просьбе матери после ужина проехали три мили вверх по холму до Полвилов. Джереми снова проклинал судьбу, потому что Тревэнионы собирались отбыть домой рано утром, а значит, завтра ему не представится возможность для встречи. Нынешним же вечером Кьюби явно избегала встреч. Но ужасная рана снова открылась, хотя он и считал ее исцеленной. Немного спокойствия, немного надежд... или немного смерти.

Затем, совершенно случайно, когда Джереми уже впал в отчаяние, он поймал ее в холле, когда девушка спускалась вниз по лестнице.

Конечно, она намеревалась пройти мимо, но он преградил ей путь. Дверь гостиной была полуоткрыта, как раз за его спиной.

– Дай пройти, – прошептала она резко, но Джереми не сдвинулся с места.

– Я попросил десять минут.

– Нет!

– Тогда пять. Скажи, объясни мне, скажи хоть чуть больше. Разве ты не должна мне хотя бы это? Говоришь, что сможешь продать себя, чтобы просто сохранить дом, не древнее и любимое семейное гнездо, приютившее десять или двенадцать поколений Тревэнионов, а замок, новый замок, красивый, но несколько нелепый, на который твоя семья безумно растратила состояние.

– Да! Если тебе угодно это так отвратительно выразить. Многие люди женятся ради денег. Конечно, мне не будет покоя, если я выйду замуж по любви, уеду в другую часть страны и буду наблюдать издалека, как дом, участки и все земли продадут, а Тревэнионы покинут место, где прожили не одно столетие! Так оно и случится, и я не стану этому содействовать!

– А Огастес и Клеменс? Они тоже поддерживают эти благородные идеи?

– Почему ты так настойчив? Клеменс, да, поддерживает. А Огастес... не могу сказать.

– Думаешь, если он найдет юную леди с приличным состоянием, то передаст большую часть денег старшему брату? Сильно сомневаюсь!

Она не ответила.

– Разумеется, – сказал Джереми, – его фамилия по-прежнему Беттсворт...

– Доброй ночи, Джереми – сказала Кьюби. – И прощай. Есть много приятных девушек, каждая из которых могла бы стать тебе лучшей женой. Я настоятельно советую найти такую.

– Это трудно, – ответил он, – потому что я уже нашел ту, что хотел. Мила она или нет, мне по-прежнему нужна только она.

От румянца ее сияющая кожа цвета слоновой кости скорее потемнела, чем порозовела.

– Когда я узнал... – сказал Джереми, – когда мне сообщили, что тебе нужны деньги, а не родословная, я почувствовал даже большее отвращение. Желать человека более знатного – это высокомерно и привередливо, но вполне понятно. Но выставить себя на продажу за деньги...

– Если ты не дашь мне уйти, я позову брата!

– Зови! Давай. Зови!

Она этого не сделала.

– Ну вот, – продолжил Джереми, не двигаясь с места, – я думал, что смогу изгнать тебя из своей жизни, забуду о тебе, ты ведь всегда меня к этому подталкивала, сумею отложить неприятную страницу в сторону в качестве урока в тщетности... попыток судить о человеческой природе – о ее ограниченности, никчемности, разочаровании... До тех пор, пока к своему несчастью, я снова не встретил тебя сегодня...

Из гостиной послышался пронзительный хохот. Это был Анвин Тревонанс, который всегда так смеялся.

– Теперь, – сказал Джереми, – увидев тебя снова, я понял свою ошибку, когда предполагал, что могу тебя забыть, я по-прежнему к тебе привязан... И потому... вот о чем я подумал... Сколько ты хочешь, Кьюби? Если ты продаешься, то какова цена?

– Учитывая, что это исходит от тебя, – тихо сказала она, – может ли быть что-то более оскорбительное?

– Нет, я так не считаю. Я на рынке и хочу тебя купить. Я бы ограбил банк, чтобы тебя купить! Скажи, сколько ты стоишь?

Кьюби заплакала, совершенно беззвучно. Слезы лились из ее глаз и стекали по щекам. Некоторое время она даже не пыталась их вытереть.

– Десять тысяч? – спросил он.

– Ох, Джереми! Убирайся к черту и оставь меня в покое!

III

Все разъехались. Темноволосая и яркая сестра герцога Лидса отбыла вместе с достопочтенной Марией Агар, с которой провела вечер. Согласие отложить на месяц первую женитьбу в итоге повлекло за собой катастрофические последствия для его счастья, и Джордж немного тревожился, что будущая жена упорно хранит в секрете их вступление во второй брак. На самом деле, как он напомнил ей днем, вряд ли это осталось тайной. Вчера в сельском приходе церкви Святой Бреаги, где сейчас жила леди Харриет, огласили предстоящее бракосочетание, поэтому каждый, кто придет туда помолиться, непременно узнает. Ее тетка мисс Дарси безусловно знала. Мария Агар тоже. Кэролайн Пенвенен знала. А прислуге в Кардью вряд ли дадут меньше трех недель на то, чтобы подготовиться к появлению новой хозяйки.

Харриет погладила его по лицу и спросила:

– Хочешь устроить большую свадьбу с тремя хорами, пятью сотнями гостей и грандиозным шатром?

– Ты же знаешь, что нет! Это самое последнее, чего я хочу. Но это не...

– И я тоже. Лучше, чтобы никто не говорил об этом событии до последней недели – тихая, простая церемония, чем меньше родственников и друзей, тем лучше. Разве это не более подобающе для нас?

– Да, я согласен, но...

– Тогда умоляю, не куксись.

Джордж так давно не слышал это слово в свой адрес, что не был уверен, польщен он или раздражен. Но Харриет победила.

Одним из преимуществ секретности было то, что не пришлось ничего рассказывать Валентину до того, как тот вернется в Итон. Наказанный отцом в прошлом году за чрезмерные расходы и безнравственное поведение и вынужденный провести целый семестр в провинции, Валентин теперь стал заметно осмотрительнее, и напряженность между ним и сэром Джорджем уменьшилась. Но оба всё еще оставались недовольны друг другом. Многие юноши проходят через цинизм, усталость от жизни, разочарование, но это означает только то, что они не уверены в себе и испытывают трудности переходного возраста. У Валентина всё зашло куда дальше, и часто он вызывал раздражение у Джорджа своей привлекательной внешностью и язвительными высказываниями. Иногда, когда они ссорились, у Джорджа вновь возникали старые подозрения, и ему с трудом удавалось сдержать клятву, данную у тела мертвой жены, что он больше никогда не уступит прежним, разъедающим душу сомнениям и ревности, которые погубили последние годы их семейной жизни.

Элизабет, преждевременно родив дочь, подтвердила все свои гневные возражения по поводу рождения сына. После ее смерти Джордж полностью с ней согласился. И в прошедшие годы он продолжал верить, что Валентин действительно его сын. Он до сих пор не сомневался в этом, но ему хотелось, чтобы у мальчика сильнее проявились черты Уорлегганов, как у его сестры Урсулы.

Во внешности и поведении он имел больше сходства со своим единоутробным братом Джеффри Чарльзом Полдарком в том же возрасте. Когда Джеффри Чарльз жил с ним под одной крышей, то был для Джорджа постоянным источником раздражения, занозой в заднице. В то время Джордж винил во всём кровь Полдарка, текущую в жилах пасынка, и считал, что из этой гнилой породы не выйдет ничего путного. Но ведь возможно, раз Элизабет являлась матерью обоим, что частично виновато семейство Чайновет. Джонатан так и остался пустым местом; но мать Элизабет, урожденная Ле Грис, была требовательной и решительной женщиной, так что своеволие и порочность Валентин мог унаследовать от нее. Это самое подходящее объяснение.

В любом случае, Джордж избежал необходимости лично объяснять или сообщать о предстоящем браке. За него расскажет письмо. Когда вернется Валентин, события уже свершатся, Джордж остепенится и окончательно установится новый порядок.

Когда девицы Тревэнион удалились, в гостиной на первом этаже сидели только трое пожилых мужчин, которые пили портвейн, вытянув ноги к огню.

Сэр Анвин Тревонанс, рано утром покинувший Техиди, заказал экипаж, чтобы уехать в Лондон в половине девятого утра, поэтому он сказал, что хочет спать и вынужден покинуть двух других.

– Вы упомянули о своем предприятии, – заговорил Джордж. – Надеюсь, оно будет успешным.

– Верно, – ответил Анвин. – Повышение цен на медь делает предприятие весьма многообещающим. Сомневаюсь, что в ближайшем времени они снова снизятся. Но ехать так далеко! Когда я продавал Плейс-хаус, то думал, что покончил с поездками по рытвинам.

– За исключением того, что вы всё еще представляете Бодмин в Палате, – добавил майор Тревэнион.

– Да ну. Кого это волнует? Сейчас ведь не ожидаются выборы.

– А мистер Поуп благосклонно относится к предприятию? – поинтересовался Джордж.

– Куда уж там! Упрямый, как больной сапом конь. Я бы уже послал его ко всем чертям, если бы не его красотка-жена, которую он каким-то образом заманил в свои сети. Боже, что иногда случается с женщинами! Чем лакомей кусочек, тем тщательней он спрятан, когда ты ищешь супругу, а затем милашка выскакивает замуж за тощего, как спаржа, старика, в котором, как предполагаю, уже угасла жизненная сила.

– Вероятно, главную роль здесь играют деньги и благосостояние, – холодно заметил Тревэнион.

– О да. Да. Увы, увы.

– Так как вы намерены поступить? – спросил Джордж.

– Поступить с чем? – Анвин встревожился, будто боясь, что прочли его мысли.

– Как вы поступите с шахтой?

– Ах, это. Естественно, буду продолжать работу! Он не может этому помешать. Никакой суд на земле ему не поможет... А кстати, как поживает ваша шахта? Всякий раз, когда я бываю в Плейс-хаусе, вижу, как она коптит.

– Спинстер? Весьма скромно. В прошлом году мы получили незначительную прибыль, но расходы постоянно растут.

– Что заставило вас закрыть Уил-Пленти дальше вдоль побережья? Ведь там были хорошие залежи меди, верно?

– Высокосортная руда. Такие шахты недолго приносят хороший доход. А раз такие предприятия обнаруживают признаки скорого истощения, то важно закрыть их, предотвратив неизбежные потери. – Джордж прищурился. – Как мы закрывали и прежде. Уил-Проспер, к примеру. И Уил-Лежер.

– Которую ведь вновь открыли, верно? Тренеглосы и Полдарки.

– Успеха им в этом, – съязвил Джордж. – Оттого, что копнешь поглубже, медь не появится.

– Что ж, мы надеемся, что руда лежит неглубоко. Признаки обнадеживают... Кстати, мы хотим дать имя предприятию. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– Может, Уил-Поуп? – предложил Тревэнион и расхохотался.

– Если вам интересно, – продолжил Джордж, – у нас появится ненужное оборудование из Уил-Спинстер и лестницы из западного ствола шахты, который мы закрываем. Можем договориться о цене.

Джон Тревэнион, изрядно выпивший, продолжил в том же духе:

– Если есть Уил-Спинстер, то почему бы не назвать Уил-Вёрджин, а? Где Старая дева, там и Девственница. Или Жена и Вдова?

Последовал взрыв смеха.

Анвин глазел на него так, будто готов всерьез принять его предложение.

– Ченхоллс хочет назвать шахту занятным именем Ханна – наверное, в честь бывшей любовницы. Лично я считаю, раз ваша шахта теперь закрыта, Джордж, то можно назвать ее Вест-Уил-Пленти.

– Уил-Пленти? Изобилие? – удивился Тревэнион. – Изобилие чего?

Анвин улыбнулся.

– Всего, чего мы страстно желаем, друг мой. А теперь, господа, хочу пожелать вам спокойной ночи. Мне рано вставать.

IV

Оставшись вдвоем, мужчины сменили портвейн на бренди и немного поговорили. Бодрствовал также и Валентин, который на третьем этаже успешно заигрывал с недавно помолвленной молодой кухаркой. Отец считал его слишком высоким, с тощими лодыжками (причем одна чуть искривлена), слишком длинноносым, недальновидным и не думающим о будущем; а вот она находила его темные волосы, учтивость, жизнерадостность и обворожительную уверенность просто бесподобными.

В гостиной сэр Джордж пошевелил угли, чтобы пламя разгорелось.

– По поводу того, что мы едва успели обсудить, майор Тревэнион, должен сказать, что подобный кредит, почти без обеспечения, можно получить лишь под высокий процент.

Джон Тревэнион усилием воли стряхнул с себя дурман. Ведь такие серьезные вопросы нельзя обсуждать с затуманенным сознанием.

– Разумеется, земля...

– Уже заложена. Но не будем об этом. Тысяча фунтов, которые мой банк выдаст в этом месяце, и тысяча в следующем помогут вам преодолеть кризис. Я прав?

– Да, вы правы. И я весьма признателен. И всё же это будет временным решением проблемы.

– Что ж, на время это укрепит ваше финансовое положение. Пожалуй, до конца года?

– Сомневаюсь. У меня есть другие обязательства, например...

– Полагаю, это ставки на лошадей.

Румяное лицо Тревэниона стало пунцовым. Как обычно, его настроение менялось каждую секунду. Не будь он так много должен этому проклятому банкиру и десяткам других, то убрался из бы этого дома.

– Вы же знаете, полагаю, – Джордж понял, что выразился неделикатно, – будь это обычным займом под недвижимость, я бы не осмелился спрашивать, как вы собираетесь им воспользоваться. Но полностью необеспеченный заём, как этот... Вы ведь понимаете, я должен отчитаться перед компаньонами.

– Я думал, этот кредит из ваших средств, – пробурчал Тревэнион.

– Только наполовину. Разумеется, если бы деньги было так легко достать, я бы с готовностью взвалил эту ношу на себя. Но могу ли я быть с вами откровенным?

– По-моему, вы всегда откровенны.

Джордж пропустил мимо ушей неуместное высказывание.

– До недавних пор, должен пояснить, у меня были значительнейшие капиталовложения в Северной Англии, которые катастрофически пострадали из-за продолжительной войны. Если бы принц-регент был честным человеком... Ну да ладно. Достаточно сказать, что весь прошлый год я занимался ликвидацией этих вложений, чтобы сосредоточить все свои будущие средства в этом графстве и в Девоне.

– Не знал об этом, – осторожно сказал Тревэнион, с опаской поглядывая на хозяина дома.

– Поэтому давайте пока будем довольствоваться этим, чтобы поддержать ваше положение в этом году. Ну как? До конца этого года, как по-вашему?

– Как вам будет угодно, – признал наконец Тревэнион.

Сэр Джордж то скрещивал, то распрямлял ноги, перекатывая в кармашке для часов пару новеньких сверкающих гиней, которые всегда носил с собой. Он взвешивал свои жизненные приоритеты. Несомненно, женитьба повлечёт за собой существенные затраты. С тех пор как умерла его мать, в Кардью сделали перестановку, обветшалую мебель заменили, часть конюшен перестроили, чтобы разместить лошадей Харриет, дымоходы на кухне почистили и починили, так что теперь еда подавалась более горячей. Когда Харриет обустроится, то безусловно, захочет изменить что-нибудь на своё усмотрение, вероятно, купит еще охотничьих лошадей, наверное, экипаж получше для личного пользования.

Между тем, он добровольно вызвался укрепить шаткие основы жизни майора Тревэниона. Придется потратиться. И это рискованный кредит. Разумеется, это пустяк по сравнению с тем, чем он рискнул и потерял в Манчестере. Но на этом может не кончиться. И из-за понесенных убытков на севере он все еще ограничен в оборотных средствах. Весьма досадно. И всё же в конце его ждала прекрасная награда. Возможность. Пока только возможность. Стоит ли озвучить свои чаяния или еще подождать? Не опасно ли затрагивать эту тему сейчас? Не слишком ли преждевременно?

– Еще бренди, майор?

– Благодарю.

Жидкость из графина полилась в оба бокала.

– Дело не в только том, что мое финансовое положение пострадало из-за потерь на севере, вскоре я снова женюсь...

Тревэнион нахмурился, глядя в бокал с бренди, как будто там находилось объяснение этой удивительной новости.

– В самом деле? – сказал он наконец. – Мои... хм... поздравления.

– Благодарю.

– Я знаком с вашей невестой?

– Дополнительные расходы в этом случае – моя первейшая обязанность. Но через год всё уляжется, как и мое собственное положение.

– А разве это не ваше положение?

– То есть, – продолжил Джордж с оттенком раздражения, – упрочится ситуация с моими капиталовложениями.

– А, понятно. Ну да.

– Таким образом, для нас обоих будет разумней рассчитывать на будущий год, как на период, когда можно будет предпринять что-нибудь более существенное, чтобы вам помочь.

– Да-да, как скажете. Как я вам уже говорил, да вы и сами знаете, я хожу по натянутому канату. Счета приходят один за другим. От некоторых не отвертишься, как говорится. Другие...

– Сколько лет мисс Кьюби? – спросил Джордж.

Последовало короткое молчание.

– Что?

– Мисс Кьюби. Ваша сестра. Сколько ей лет?

– Кьюби? В прошлом месяце исполнилось двадцать один. А почему вы спрашиваете?

– Очень привлекательная девушка.

– Несомненно. Несомненно. Думаю, да.

– Должно быть, у нее много поклонников.

Тревэнион подавил отрыжку.

– Что? Что ж, может быть, и так. Мы с Кьюби очень близки, знаете ли.

– Нисколько не сомневаюсь.

– И она оказывает неоценимую помощь, присматривая за моими детьми.

Они снова замолчали. Тревэнион посмотрел на бокал.

– Неплохой бренди. Полагаю, контрабандный?

– Разумеется.

Какие-то пьяные шалопаи на улице стали препираться друг с другом. Одна из проблем городской жизни: невозможно скрыться от простонародья.

– Кьюби стала мне ближе всех, с тех пор как умерла моя дорогая Шарлотта. Она очень гордая девушка.

– А кто не был бы горд на ее месте?

– Мы с ней много говорим о нашем будущем. Она с пониманием относится к моему положению.

– Как и любая добросердечная девушка.

– О да. Несомненно.

– Валентину, – вдруг заговорил Джордж, – в феврале исполнилось восемнадцать.

Насколько Джордж мог судить, выражение лица Тревэниона не изменилось. Он гадал, уловил ли собеседник его намек. Либо для майора Тревэниона это полнейшая неожиданность, либо он, напротив, совершенно не удивился. Даже после вечерней попойки невозможно было определить. Тревэнион не похож на глупца. Непонятно также, готов ли он сделать ответный ход.

– Валентин, – продолжил Джордж, – превзошел себя в игре в файвз в Итоне. А еще он отличный гребец и надеется добиться успеха в колледже Святого Иоана в Кембридже. Наставник высоко отзывается о его математических способностях.

– Наверное, он славный парень.

– Мой единственный сын.

– У вас есть дочь?

– Ей исполнилось двенадцать в минувшем декабре. Мы устроили большой праздник в ее честь в моем сельском доме Кардью.

Тревэнион протянул ноги еще ближе к огню. Никто не мог потягаться в этом с человеком с древней родословной.

– Ваш сын займется банковским делом?

– Его воспитывали как джентльмена. Если он войдет в банковское дело, то вероятно будет действовать, как лорд Данстанвилль, управляя через компаньонов.

– Полагаю, Кардью перейдет к нему?

– Я думал включить его в приданое моей дочери.

– Значит, ему не достанется загородное имение?

– Его можно приобрести.

– Ах да, что ж... – Майор внимательно осмотрел пустой бокал и вновь его наполнил. – Простите за вопрос, сэр Джордж, но сколько вам лет?

– Почти пятьдесят три.

– А мне ещё нет и тридцати двух... Вы сказали, что вновь женитесь?

– В скором времени. Да.

– Ваша жена, вернее будущая супруга, молода?

– Довольно молода.

– Значит, у вас могут быть дети. Я имею в виду – в будущем.

– Вполне возможно. Но это откладывает проблему на далекое будущее.

– Не совсем в этом уверен. Женщина с самого начала будет стремиться обеспечить материальное положение своих детей.

– Всем должно хватить.

– О, ну что ж. Как скажете. Может, вы и правы... Вам лучше знать... Должен признаться, сам я не горю желанием вновь жениться. Шарлотта была ангелом, учитывая, как она меня терпела, и я не встречал такую, которая могла бы занять ее место. Разумеется, я бы согласился жениться – и даже с охотой – если бы это помогло мне выбраться из финансовой ямы. Но какая вдова, достойная женщина, принесет приданое в двадцать тысяч фунтов?

– Двадцать тысяч – огромная сумма.

– Да. – Майор Тревэнион вновь осушил бокал бренди. Каждый бокал, заметил Джордж, выпивается со всё возрастающей быстротой. – Итак...

Последовало молчание.

– Итак? – напомнил хозяин дома.

– Что ж, отсутствие вдовы или достойной женщины...

– Следует искать другое решение, если таковое найдется.

– Да... Пожалуй. Именно этого мне бы и хотелось.

Они приближались к сути. Джордж ждал, но собеседник молчал и вяло таращился на огонь. В конце концов, Джордж решил начать сам.

– То есть одна из ваших сестер выйдет замуж по расчету?

– К примеру, так. Если эту свадьбу удастся устроить.

– Будет весьма непросто найти достойную партию, подходящую ей и вам.

– Не вижу для этого причин. Каэрхейс – довольно большое поместье и вместит обе семьи, если понадобится. Или, если дело дойдет до этого, я могу на несколько лет переселиться во вдовий дом, а Кьюби и ее мужу достанется один из красивейших домов в Корнуолле.

– Да... Да... – Джордж опустил глаза, чтобы скрыть удовлетворение от того, какой оборот приняло дело. В конце концов из Тревэниона удалось вытащить кое-какие предложения и важные детали.