Текст книги "Танец мельника (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
– Может, у нас получится.
– Как? – ответила она. – Да это невозможно! Удовольствия со временем все равно иссякнут. И это уже началось! Так давай наслаждаться сегодняшним днем!
Они пошли дальше. В лесу было пустынно и тихо, за исключением нежного журчания воды в ручье. Все птицы, казалось, умолкли.
– Расскажи мне о своих экспериментах с паровой машиной, – попросила она.
– Хвастаться особо нечем.
Он рассказал о встрече с Тревитиком и о том, что почти забросил свой проект.
– Но так нельзя! – возмутилась она. – Если каждый изобретатель будет отчаиваться, когда что-то пошло не так, как мало будет тогда открытий!
– Я не изобретатель. Я использую и, возможно, немного дорабатываю то, что изобрели другие.
– Пусть так.
– Хорошо, да, думаю, ты права. Я должен продолжать. Разумеется, в последнее время мне не хватало...
– Продолжай.
– Ты, наверное, можешь догадаться, чего мне не хватало, что еще раз доказывает, что, как ты верно заметила, удовольствия имеют свойство иссякать.
Вокруг возвышались гигантские стебли борщевика, цветущие и покрытые семенами чаши с множеством изящных стебельков, каждый с замысловатой прической. Она стегнула один из них и сломала стебель с зонтиком.
– Позволь, я расскажу тебе о нашей новой шахте. Она уже открылась, и насос, который я спроектировал, работает, и неплохо работает! Я никогда об этом не говорил?
– Нет. В прошлом году это было в планах.
– Но тебе интересно?
– Ну конечно, мне интересно! Просто потому...
И Джереми рассказал. Через какое-то время Кьюби начала весело болтать о своей жизни, о том, как Огастес, работающий в Лондоне, проводит с ними отпуск, о размолвке Клеменс с учителем музыки, о визите тетки со спаниелем, который тяпнул ее за лодыжку. Джереми поведал ей о Клоуэнс и Стивене. Самые простые новости, самый легкий диалог между ними приобретал важное значение.
Небрежно ступая, они спускались всё дальше и дальше. Вдруг Кьюби поскользнулась на упавшей ветке, наполовину торчавшей из земли, влажной и замшелой. Джереми поймал ее за руку, и она устояла. Она посмотрела на косые лучи солнца и сказала:
– Боже милостивый, нам пора возвращаться!
– Отсюда можно увидеть реку.
– Я знаю, но всё равно мы должны идти назад. Мне бы не хотелось, чтобы Джон, присоединившись к нашим друзьям, обнаружил мое отсутствие.
Они стали возвращаться по своим следам. Джереми легко и деликатно придерживал ее под руку, не встречая особого сопротивления. Они снова пробирались вдоль ручья, протискиваясь через молодые платаны, чьи огромные влажные листья светились в солнечных лучах.
Немного погодя они остановились перевести дыхание. Кьюби прислонилась спиной к дереву позади нее. Джереми накрыл ее ладонь своей и весело улыбнулся. Они постояли несколько секунд, а затем поцеловались – казалось, губы Кьюби сами потянулись к его губам, чтобы наконец встретиться. Волна чувств, взметнувшаяся от губ к губам, превратила остаток дня в банальный и бессмысленный.
Сделав паузу, чтобы успокоить дыхание, Джереми позволил пальцам погладить ее по щеке.
– Это было, – сказал он, сбился и начал снова, – это было не так и ужасно. Если хорошенько подумать, совсем не ужасно.
Он прервался, увидев в ее глазах вспышку удивления от его легкомысленного настроя.
– Знаешь эту песню? – спросил он. – Полно медлить. Счастье хрупко. Поцелуй меня, голубка; Юность – рвущийся товар. [10]10
Песня шута из пьесы «Двенадцатая ночь» У. Шекспира, пер. М.А.Лозинского
[Закрыть]
На лице Кьюби промелькнуло такое выражение, будто ей стало скучно, но после легкого колебания сияние вернулось, как и улыбка, хотя и немного натянутая.
– Джереми, я же сказала, нам пора.
– Конечно, пора! Так поторопимся. Но согласись, мы ведем себя соответственно установленным сегодня правилам?
– Что ж, я не совсем уверена.
– Почему не уверена? Мы ведь не стали серьезными? Ничего такого... Разве в детстве ты никогда не играла в игры с поцелуями?
– Разумеется. Но это...
Она остановилась. Джереми наклонился, чтобы поцеловать ее снова.
– Прекрати!
– Но почему?
– Сам знаешь!
– Нет, не знаю.
– Потому что, – она попыталась отойти от дерева. – Нам пора возвращаться.
– Конечно, пора. Разве я не говорил то же самое?
Она не допустила следующего поцелуя в губы, и поэтому Джереми целовал ее лоб, волосы и щеки, лишь чуть-чуть не доходя до губ. Она вздернула голову.
– Джереми, я же тебя просила!
– О чем ты меня просила? Разве я не веду себя несерьезно?
– Ты ведешь себя неприлично!
– Но ведь это весело? Разве мы рождены не для этого? Разве мы не должны искать счастья на этом поверхностном уровне, пока еще можем?
– Да, да, да, да, да! И всё же пойдем.
Он с нежностью отстранился.
– Значит, мы должны вернуться. Я к твоим услугам.
Она отодвинулась от дерева, на бархатном платье осталось несколько зеленых пятен.
– Наверное, я вся в листьях?
– Нет, всего парочка, – он почтительно смахнул их со спины и юбки.
Она глубоко вздохнула.
– Ты и вправду смешной.
– Конечно, – откликнулся он. – Но ты же понимаешь, этим я просто сдерживаю свою искренность.
– Джереми, мне начинает казаться, что твоя единственная цель в жизни – мучить меня!
– Моя единственная цель в жизни – угодить тебе. Принять твои пожелания и всегда действовать, исходя из них.
Кьюби посмотрела на него. Овал ее лица, хоть и затененного, всё равно четко выделялся на фоне темных волос.
– Пойдем.
Они двинулись дальше. Ползучие заросли папоротника-орляка ноготками цеплялись за них. Прервав птичье молчание, заверещали две сороки. Кьюби повернула голову в их сторону.
– Одна – к печали, две – к радости, – заметил Джереми.
– Я бы сказала, одна к печали, две – к веселью.
– Тоже верно.
– Знаешь, – сказала Кьюби, – я пошла с тобой... Просто ради прогулки.
– Таково соглашение.
– И то, что ты... И я... Те объятия, в которые ты меня заключил, не больше, чем... Чем просто объятия. Что это может значить? Разве мы не поссорившееся друзья? Разве объятия и поцелуи не уместны для примирения?
Вдали раздались крики детей, но они казались звуками из другого мира. Их по-прежнему окружал тихий, залитый солнцем влажный лес.
– Конечно, – успокоил ее Джереми, – Я рад, что всё позади.
– Всё позади?
– Я имею в виду ссору. Теперь мы можем встречаться, как любящие друзья.
– Да, пожалуй.
– Дорогая Кьюби, – осторожно сказал он. – Не сомневайся, я не претендую ни на что, кроме...
– Но ты претендуешь! Ты уже делал это!
– Кроме, – позволь мне закончить, – кроме права быть любящим другом ровно до того момента, как ты выйдешь замуж. И после этого, если разрешит твой муж.
– Но пока и в помине нет никакого мужа!
– Вот об этом я говорить не стану, – откликнулся Джереми, продолжая свои двусмысленные замечания.
На ее лице смех и досада, казалось, боролись друг с другом. Наконец, она перевела взгляд на зонтик, чтобы скрыть остальные эмоции.
– Хорошо, – тихо произнесла Кьюби. – Пусть так и будет.
Глава пятая
I
Росс купил нового пони для Изабеллы-Роуз и положил глаз на лошадь, выигравшую второй заезд, для себя.
Не многие участники гонок могли считаться подлинными скаковыми лошадьми, даже по провинциальным меркам. По большей части, лошади из конюшен местных заводчиков были тяжеловаты для гонок. Но на Росса произвел впечатление Баргрейв (такая уж странная была кличка у коня), который проскакал милю, впечатывая огромные копыта в мягкий и вытоптанный дерн, и опередил соперников. В нем наверняка есть настоящая порода. Коню четыре года, а значит впереди еще целая жизнь. Будет жаль, если его продадут в качестве упряжной лошади, это означало бы еще максимум три года жизни. Росс не имел намерения рассекать по округе утомительным галопом, но он любил и ценил энергию и резвость, а Баргрейв, по его мнению, обладал обоими качествами.
Ставки на аукционе начались с пяти гиней, быстро выросли до пятнадцати, а потом замерли.
– Что ж, господа, – провозгласил аукционист, – этого маловато. – Как насчет семнадцати? Кто-нибудь предложит семнадцать?
Росс поднял перчатку.
– Семнадцать! Мне дали семнадцать! Могу я сказать двадцать? Предложено двадцать. Всего двадцать за такую прекрасную, сильную лошадь? Посмотрите на ее бабки и щетки! Могу я сказать двадцать две? Могу я сказать...
Росс поднял перчатку.
– Двадцать две гинеи. Благодарю, сэр. Двадцать две. Двадцать пять. Двадцать семь? Двадцать семь. Могу я сказать... Тридцать! Тридцать – раз. Тридцать – два. Тридцать две гинеи. Тридцать две – раз. Тридцать пять. Сорок. Могу я сказать сорок пять? Благодарю. Сорок пять. Пятьдесят?
Росс посмотрел на противоположную сторону арены, пытаясь найти того, кто перебивает его ставки. Никого. Кто-то сидел прямо за его спиной, чуть правее. Он повернул голову. Джордж Уорлегган.
Рядом с ним расположилась высокая, темноволосая молодая дама. А еще майор Тревэнион.
– Ваша ставка, сэр? – спросил аукционист, указывая на Росса.
Росс поднял перчатку.
– Пятьдесят, – сказал аукционист. – Благодарю вас, сэр. Могу я сказать?.. Пятьдесят пять. Пятьдесят пять – раз. Пятьдесят пять – два. Шестьдесят. Шестьдесят пять. Семьдесят. Ваша ставка, сэр? Нет?
Росс поднял перчатку.
– Семьдесят пять. Восемьдесят. Восемьдесят пять. Девяносто. Девяносто пять. Сто, сэр?
Росс покачал головой.
– Нет, сэр? Только девяносто пять? Девяносто пять? – Стукнул молоток. – Уходит вам, сэр. Вам, сэр Джордж, – добавил аукционист с подобострастной улыбкой, и клерк отошел к Уорлеггану, чтобы завершить сделку, а мальчишка из конюшни увел Баргрейва.
– Нет, – покачал головой Джордж, – лошадь не моя. Последнюю ставку сделал другой.
На лице аукциониста отразилась тревога.
– Сэр?
Джордж повторил свои слова. Аукционист взглянул на Росса. Он тоже покачал головой.
– Моя последняя ставка была девяносто.
– Нет, – сказал Джордж. – Это моя ставка была девяносто. Лошадь твоя.
Аукционист спустился с кафедры, а потом, сообразив, что таким образом лишился своей власти, снова взошел на нее.
– Сэр Джордж, я уверен в своей правоте. Я тщательно следил. Вы оба были близки, я знаю, но... – Он пошептался с клерком. – Мистер Холмс говорит то же самое, прошу прощения, но всё же...
– Я сделал предпоследнюю ставку, – настаивал Джордж. – Лошадь купил капитан Полдарк.
– Неа, – раздался сердитый бас за их спинами. – Я видел, что он смотрит прям на вас, сэр Джордж, когда была сделана последняя ставка. Собственными глазами видел!
Старик Толли Трегирлс с потрепанной и злобной физиономией, сейчас неожиданно серьезной, для привлечения внимания потряс над головой крюком.
– Что ж, – сказал Джордж, – если меня будет обвинять лакей капитана Полдарка...
– Трегирлс – не мой лакей, – ответил Росс, – я даже не знал, что он присутствует на скачках. И я был бы признателен, если бы он не вмешивался в то, что его не касается. В чем дело, Джордж, ты предложил за лошадь больше, чем можешь себе позволить? Тогда я с удовольствием тебя от нее избавлю.
– В самом деле, – вспыхнул Джордж, – тебе следует так поступить, ведь именно ты ее и купил.
Дама рядом с Джорджем повернулась.
– Капитан Полдарк.
Росс обратил к ней недружелюбный взгляд.
– Вы ведь капитан Полдарк?
– Да.
– Я Харриет Уорлегган.
Росс поклонился. Они посмотрели друг на друга.
– Муж покупал коня для меня, капитан Полдарк, и мне кажется несколько неджентльменским поступком, что вы желаете его забрать, когда я надеялась уже завтра проехаться на нем. И не имеет значения, кто сделал последнюю ставку.
На мгновение повисла тишина. Люди вокруг глазели на них с открытыми ртами.
– Я никогда бы не встал на пути у леди, – сказал Росс. – Прошу, считайте коня своим.
– Благодарю вас, капитан Полдарк. Джордж, думаю, не стоит продолжать этот спор. Мы получили Баргрейва, и я счастлива. – Она обратилась к аукционисту со спокойным высокомерием: – Мы заберем коня за девяносто пять гиней. Прошу вас, продолжайте.
Джордж не взглянул на Росса. На его щеках проступили пунцовые пятна. Он постучал тростью по земле. Харриет взяла его за руку и увела. Когда майор Тревэнион последовал за ними, то встретился взглядом с Россом. Они даже не кивнули друг другу.
Аукцион продолжился, но Росс больше не делал ставок. Через пару минут снова раздался хриплый голос Толли Трегирлса, перемежаемый приступами кашля:
– Удачно ты выпутался, молодой кэп.
– Толли, – сказал Росс, – не сомневаюсь, что в глубине души ты блюдешь мои интересы, но когда мне понадобится твоя помощь, я о ней попрошу. А до тех пор защищай кого угодно, но не меня.
– Как скажешь, молодой кэп, как скажешь. Было времечко, когда тебе нужна была моя помощь, а? И ты не брезговал со мной поболтать, а? Не брезговал. А теперь, ежели тебе и впрямь нужна хорошая лошаденка...
– Нет, Толли. Только не та, которую ты готов мне продать.
Толли снова зашелся в кашле.
– Но всё равно, хорошо, что ты не купил эту, она не стоила больше сорока гиней, это уж точно.
– Я знаю, – отозвался Росс.
II
Стивен и Клоуэнс наблюдали за спором с другой стороны площадки для аукциона.
– Так это и есть сэр Джордж Уорлегган, – сказал Стивен. – Надо бы свести с ним знакомство.
– И его новая жена. Я встречалась с ней в прошлом году.
– Приятная дама. Ему придется постараться, чтобы ее обуздать.
– Разве так необходимо говорить о женщинах, как о лошадях? Может, меня ты рассматриваешь как корабль, который нужно взять на абордаж?
– Да, можем обсудить, как привестись к ветру.
– Ох, что за мерзкий каламбур!
– А если серьезно, не думаю, что эта лошадь столько стоит.
– Старое соперничество всё никак не умрет, – сказала Клоуэнс.
– Что?
– Неважно. Мы сегодня что-нибудь проиграли?
– Три на первом заезде, пять на втором, но потом отыгрались. Думаю, мы в плюсе на две гинеи.
– Хорошо.
Они собрались уходить, и тут раздался голос:
– Клоуэнс? Это же Клоуэнс? Ну конечно же. Боже ты мой, представить не могу!
Это был молодой моряк, которого Клоуэнс раньше видела в компании Валентина.
– Прошло больше двух лет, – сказал он, – и я на мгновение заколебался. Как поживаете, кузина?
– Эндрю! Я заметила вас сегодня, но решила, что обозналась.
– Сейчас я должен бы уже находиться в гавани, но меня задержали на пару дней, вот я и пришел сюда вместе с Валентином Уорлегганом, Энтони Трефузисом, Беном Сэмпсоном и Перси Хиллом. Как поживаете? Как вы выросли!
Клоуэнс рассмеялась.
– Вы не знакомы со Стивеном Каррингтоном, моим женихом? Стивен, это мой кузен Эндрю Блейми, он живет во Флашинге, но по большей части в море!
Молодые люди пожали друг другу руки. Эндрю был крепко сложен, со светло-русыми кудрями и густыми бровями, а бакенбарды делали его гораздо старше своих лет. Он был в синем мундире с золотым позументом младшего офицера королевских пакетботов. Стивен, интересующийся всем, что связано с морем, стал забрасывать нового знакомого вопросами о его службе, и Эндрю с готовностью отвечал, но через некоторое время нахмурился, озадаченно вгляделся в Стивена и умолк на полуслове.
– Мистер Каррингтон, мы с вами не встречались?
– Встречались? – удивился Стивен. – Нет, не припоминаю.
– Конечно... Дайте-ка вспомнить. Конечно, это были вы.
– Не знаю, о чем вы, хотя...
– Четыре или пять месяцев назад. В апреле, вот когда. В Плимуте. В «Звонком колоколе» в доках. Не помните? Вы купили мне кружку эля. В тот вечер вы так изрядно набрались, что угощали выпивкой незнакомцев... Это было перед тем, как туда вломились рекрутеры...
Повисла тишина.
– Ваши ставки? – раздался голос аукциониста. – Восемнадцать гиней, восемнадцать. Восемнадцать, кто даст больше? Раз, два, три! – Стукнул молоток. – Продано джентльмену в голубом сюртуке.
– Вы ошиблись, мистер Эндрю Блейми, – резко сказал Стивен. – Я никогда в жизни не был в Плимуте.
Эндрю покраснел.
– Вы... никогда не были в Плимуте?
– Не был. Ни в этом, как его там... «Звонком колоколе». Неужели вы думаете, что я бы вас не вспомнил?
– Что ж... что ж, будь я проклят! Простите, кузина Клоуэнс. И вы простите, мистер Каррингтон. Если это были не вы, то ваш двойник! Вы были с бледным темноволосым парнем, а с ним еще девушка, и вы затянули песню. То есть, прошу прощения, не вы, а ваш двойник затянул песню... Что ж, я в жизни не видел такой схожести! Хотя, положа руку на сердце, тот парень был не так хорошо одет, а его волосы были длиннее, и разумеется, он был разгорячен выпивкой, как и я, конечно же!
– Вероятно, это и объясняет ошибку, – уже более добродушно произнес Стивен. – Ведь я не покидал Корнуолл весь апрель, правда, Клоуэнс?
После небольшой паузы Эндрю сказал:
– Что ж, полагаю, вполне очевидно, это не были вы, не жених моей кузины, хотя, черт побери, поразительное сходство до сих пор меня смущает! Могу заверить вас, кузина, вечер вышел далеко не милый. Сам я оказался там случайно – «Графине Лестер» с губернатором Гибралтара на борту приказали идти прямо в Плимут. Мы высадили его и собрались отчалить в Фалмут на рассвете следующего дня, но уж поверьте, после нескольких дней в море я не мог побороть искушение поупражнять ноги на суше и утолить жажду! Мы с лейтенантом Питером Диллоном свернули в «Звонкий колокол», услышав пение... «Пришвартовался дырявый наш корабль, ура, ура, ура!» Пели так громко, что крыша тряслась, а этот здоровенный белобрысый парень стоял на табурете и запевал! Но только...
– А почему губернатор не вернулся на военном корабле? – попытался прервать этот поток слов Стивен.
– А? Что? А, ну, он узнал, что болен его сын, а мы как раз тем утром отчаливали, а ходим-то мы побыстрее многих... Так вот, кузина, пение было в самом разгаре, когда ввалилась группа флотских рекрутеров с намерением забрать всех здоровых мужчин, кто подвернется под руку. Нам с Диллоном, разумеется, это не грозило, в наших-то мундирах, но тот блондин и его приятель-брюнет – другое дело, их построили с остальными для отбора, и они рванули. И тут такое началось! Чтоб меня повесили, если вру! Они удрали, оставив одного из флотских умирать с ножевой раной! – Эндрю откашлялся в ладонь и с извиняющимся выражением посмотрел на Стивена. – Еще раз прошу прощения, мистер Каррингтон, когда я вас узнал, то есть думал, что узнал, я толком и не помнил, чем закончилась та история. Вы правы, что возмущены этой ошибкой, потому как именно тот блондин и пырнул моряка ножом. Клоуэнс, вы ведь не перестанете со мной разговаривать? Кажется, я спутал вашего нареченного с убийцей, как ни крути... А когда свадьба?
– А что произошло с девушкой? – спросила Клоуэнс.
– С какой девушкой?
– С той, которая была с теми двумя.
– Ох, хоть убей, понятия не имею. Думаю, она сумела о себе позаботиться. Выглядела она как... как та, которая умеет... Так свадьба?..
– О, двадцать четвертого октября.
– Так скоро! Увы, я буду в море.
Повисла неловкая пауза, во время которой все трое внимательно следили за продажей с аукциона прекрасной тягловой лошади. – Э-э-э... Каррингтон, вы спрашивали меня о пакетботах.
– Да? Ах да. О дисциплине.
– Там хорошо служить. Дисциплина, как и мундир, наполовину флотская, но разумеется, никаких плетей. Сейчас у нас... дайте подумать... тридцать четыре, нет, тридцать пять пакетботов. Мы перевозим почту, пассажиров и товары в Лиссабон и Ла-Корунью – как раз возобновили туда рейсы в прошлом месяце. Я мог бы еще назвать Гибралтар, Каролину, Вест-Индию, Бразилию и Нью-Йорк, пока янки не объявили нам войну.
– А какого размера пакетботы?
– Водоизмещение сто шестьдесят – двести тридцать тонн, команда из тридцати с лишним человек, все – отличные моряки, в основном это трехмачтовые суда с прямым парусным вооружением и с пушками, так что могут обороняться. Некоторыми пакетботами владеют акционеры, а некоторыми – лично капитан. Их нанимает почтовая служба по восемнадцать сотен фунтов за судно в год.
– А риск попасть в плен?
– Что? Ах да, риск есть, разумеется, это правда. Французы тут как тут. А теперь еще и американские приватиры, крупные корабли, с большой командой и хорошим вооружением. Но у нас юркие суденышки, знаете ли. Только очень быстрый корабль может нас догнать.
Беседа продолжилась, но несколько натянуто, и Эндрю воспользовался первой же возможностью откланяться.
– Что ж... вон Валентин, как я вижу. И Бен. Сегодня я проиграл двадцать пять фунтов, поставив на лошадь Валентина. А думал, она легко придет первой. Но на последнем фарлонге отстала. Но всё же... Я только что купил несколько билетов лотереи Свифта. Может, всё-таки и добуду приз. Мне он точно необходим! Первые два – по двадцать тысяч фунтов. Только представьте!
– Да уж, представляю, – ответил Стивен.
– Что ж... желаю вам счастья, кузина. Желаю счастья вам обоим и весьма сожалею, что не буду присутствовать на свадьбе, чтобы поднять бокал за ваше здоровье! Хотя, возможно, меня бы и не пригласили, даже будь я на берегу, учитывая мою оскорбительную ошибку...
– Разумеется, пригласили бы, – примирительно сказал Стивен. – Просто мы планируем тихую свадьбу. Не знаю, каковы планы миссис Полдарк, но что до меня, я бы предпочел обвенчаться побыстрее. Я ведь из Бристоля, у меня здесь мало друзей и родных, так что все приглашенные в церкви будут со стороны Клоуэнс. Верно, дорогая?
– Да, – согласилась Клоуэнс.
III
– Джордж, – сказала Харриет, – не дуйся.
Муж бросил на нее сердитый взгляд, а потом еще один. Выражение его лица не изменилось.
– Угрюмый вид не к лицу элегантному и уважаемому человеку. Не стоит выставлять свои переживания напоказ.
– Полагаю, ты понимаешь, – ответил он, – что позволила себя одурачить? Да еще и меня втянула в эту аферу.
– Аферу? – она гортанно рассмеялась. – Уж конечно, это не афера. Потеря нескольких гиней – это не катастрофа. Куда хуже устроить спор на аукционе, как кузнец за цену подковы.
Джордж вспыхнул. Он никогда не терпел подобных оскорблений от Элизабет, но эта женщина, похоже, не понимала, что себе позволяет. Для него самым гнусным оскорблением было сравнение с кузнецом, поскольку таковым являлся его дед, но то ли она это забыла, то ли ей было плевать.
После женитьбы на Харриет Картер жизнь Джорджа перевернулась вверх тормашками. Хотя она согласилась стать его женой, но и в Кардью, и в Труро Харриет предпочитала жить совершенно независимо. Даже то, что она называла себя не просто леди Уорлегган, а леди Харриет Уорлегган, как будто подчеркивало ее независимость. Она отдавала распоряжения слугам, не посоветовавшись с ним. Разумеется, Элизабет вполне умело управляла домашними делами, но настолько деликатно, что Джордж почти этого не замечал, Харриет же принимала важные решения, такие как покупка нового экипажа, увольнение кухарки и зарыбление озера форелью. И всё на его деньги. Ему же она не принесла ничего, разве что несколько предметов мебели, кое-какие долги, немного фамильных драгоценностей и чертов зверинец.
Последний оказался, пожалуй, самым тяжким крестом. Если бы она была слишком расточительной, Джордж мог это проглотить и заработать еще. Если она слишком много брала на себя, он, хоть и неохотно, признавал, что это привело к неплохим результатам. Если она порой слишком вольно с ним разговаривала, Джордж напоминал себе, что она, в конце концов, сестра герцога. Но животные! До женитьбы он рассчитывал, что два ее дога будут заперты на кухне, и в итоге оказался весьма разочарован. Они бродили повсюду, впрочем, аккуратно, он отдавал им должное, за исключением единственного раза, когда в ухо одному псу попала пчела и тот налетел на Джорджа, сбив его с ног. Но они пугали слуг, вечно занимали место у камина и постоянно мерзко чмокали. Джордж имел мало общего с Джудом Пэйнтером, но в одном они были солидарны: собаки – это совершенно бесполезные и даже непотребные создания.
Но хуже всего был отвратительный маленький галаго, который целый день спал и пробуждался только с наступлением темноты, а потом карабкался и прыгал повсюду как обезьяна – пугливая, любопытная и очень нервная обезьяна. Иногда Джордж натыкался на него в спальне Харриет, когда имел совершенно другие намерения, или в каком-нибудь укромном уголке, и оба они в страхе вздрагивали. Но несмотря на всю боязливость зверька, Джордж иногда замечал в его глазах-блюдцах дерзость. Порой в отсутствие Харриет он кричал на маленькое создание, а оно скользило по шесту для штор и таращилось на него, словно говоря: «А ну, только попробуй меня тронь». Чего он никогда не мог, потому что галаго, как белка-летяга, скакал со стула на стул или забивался за сервант, а потом неожиданно появлялся вновь.
И потому Джорджу частенько приходило в голову, что он совершил большую ошибку, женившись вновь. Прежняя одинокая, но достойная жизнь, когда никто из родных не мог его рассердить, а волновали лишь деловые проблемы, иногда казалась слишком привлекательной.
Но всё же, имей он возможность вернуться к прежней жизни, вероятно, он не стал бы этого делать. Харриет была энергичной женщиной и при всех своих достоинствах имела много недостатков. Но само ее присутствие служило постоянным вызовом для самолюбия Джорджа, вызовом ему как мужчине. Элизабет вела себя деликатно во всех смыслах, и лишь нечто глубоко ранящее могло вызвать у нее резкие и пылкие порывы. Харриет уж точно не отличалась деликатностью – она ругалась, плевалась и могла разговаривать чрезвычайно резко. Но в тех редких случаях, когда она допускала Джорджа в свою спальню, она не играла пассивную роль, и он выходил изнуренным, но в то же время бодрым, унося в памяти бурные сцены, которые прокручивал потом в голове много дней.
До сих пор они нередко спорили, но никогда дело не доходило до явной ссоры, до открытой борьбы. А если бы дошло, весьма вероятно, Харриет вышла бы победительницей, учитывая ее умение стоять на своем. Как женщина, она вряд ли стала бы биться головой о стену, вот и по этому случаю она просто сказала, что хотела получить эту лошадь, потому они ее и купили. И о чем тут сожалеть? Ты бы предпочел оставить лошадь старому сопернику, но тогда пришлось бы отказаться от собственной ставки, а это недостойный поступок. Да, Полдарк купил бы лошадь, какой бы дорогой она ни была. Мы успешно выкрутились из неловкого положения.
Джордж фыркнул.
– Я впервые увидела этого джентльмена, – сказала Харриет. – Выглядит он немного болезненно, цвет лица желтоват, что придает ему странный вид, но вовсе не монстр, как я представляла из твоих рассказов. Причесать его немного, повязать новый шейный платок, и он ничем не будет отличаться от любого другого в светской гостиной. Если бы вы не были настолько на ножах, я бы даже с удовольствием продолжила знакомство.
Джордж снова фыркнул как бык, которого ткнули острой палкой.
– Попробуй пригласить его в гости, – сказал он. – И увидишь, каков будет ответ!
– Именно так я и намереваюсь поступить! Ты ведь позволил его долговязому сыну и прелестной дочери стать частыми гостями в нашем доме. Мы слишком близкие соседи, чтобы устраивать стычки, как петухи в навозной куче!
– Вовсе они не частые гости в нашем доме! Ты видела их лишь однажды, на Пасху, по просьбе Валентина... – Джордж умолк, откашлялся и тщательно поправил шляпу. Ему казалось, что Харриет получает удовольствие, когда его поддразнивает, и иногда, если предмет спора был иным, ему даже это нравилось. Но не сейчас. Однако он не должен выходить из себя и кипятиться. Нужно играть на ее поле. – Дорогая, – сказал он, – как бы ты ни благоволила к этому джентльмену, несмотря на все циркулирующие вокруг него неприятные слухи, раз уж ты выбрала меня своим спутником, то не можешь встречаться и с ним, к большому сожалению. Росс и я... с тех самых пор, когда мы вместе учились в школе, мы не испытываем друг к другу симпатии. Масло и вода, как говорится. Вот мы и есть – масло и вода. Мы мало в чем сходимся, но в этой мысли – наверняка. С каким бы презрением ты ни сравнивала нас с петухами в навозной куче, факт остается фактом – пускай мы больше не ссоримся в открытую, но не выносим друг друга. Тебе придется выбирать между нами, и похоже, ты уже выбрала.
Харриет рассмеялась – низко и приглушенно, но для нее в этом было нечто притягательное. Джордж очень хорошо это знал.
– Так давай закончим спор. Я сделала выбор. И мы купили нового коня, Баргрейва. Завтра я отправлюсь на нем на прогулку. Твоя жена обходится дорого, Джордж, приходится за это платить. Давай забудем капитана Полдарка. Что-то я не вижу майора Тревэниона.
Но вскоре она его увидела. Тревэнион слегка раскраснелся. Они с Джорджем поддержали Валентина в третьем заезде и потеряли на ставках немало денег. Но удачная ставка в пятом восстановила наличность Тревэниона. Он был весел и разгорячен, а также слегка пьян.
И тут острый глаз Джорджа отметил, что сестра Тревэниона Кьюби вернулась к скаковой дорожке из леска у реки, ее глаза подозрительно сияли. Рядом шел молодой Полдарк, тощий и нервный. Очевидно, они были вместе и явно получили от этого удовольствие.
– Валентин, – выдохнул Тревэнион, приблизившись. – Где Валентин?
– На аукционе, – ответил Джордж.
– Мать честная, как же он превосходно скакал! Другая лошадь ни за что бы его не обошла, если бы только Панцирь не рухнул на повороте... Чертовски плохо спланированная гонка. Нельзя устраивать такой наклон на повороте. Кажется, жокей Панциря серьезно ранен.
– Наверняка, – ответил Джордж. – Кстати...
Но его прервали.
– Когда Валентин уезжает в Кембридж?
– Завтра.
– Вот как... Я надеялся, что он заедет как-нибудь на следующей неделе. Пока Огастес дома, он мог бы заехать и повидаться...
– Кстати, – продолжил Джордж, в свою очередь прерывая собеседника, – вы заметили, что мисс Кьюби прогуливалась с мистером Джереми Полдарком? И судя по их виду, прогулка доставила им удовольствие.
Выражение лица майора Тревэниона менялось по мере того, как он поворачивал голову и оглядывал заполненное людьми поле – от удивления до раздражения и удовлетворения. Отсюда хорошо были видны места, на которые вернулись Кьюби и Джереми.
– Это ничего не значит, – в сердцах сказал Тревэнион. – Пусть поговорят. У нас с Кьюби глубокое взаимопонимание. Она мне обещала. И не нарушит обещания.
– Что именно обещала? – спросила Харриет.
– Ах, мэм, – сказал Тревэнион, – это наша с ней тайна. Но я ей безусловно верю. Вот увидите, я совершенно прав в оценке моей дражайшей сестры!
