Текст книги "Танец мельника (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Она взвизгнула и отскочила.
– Ужин почти готов! Что ты думаешь о малыше? Он такой страшный, правда? Даже страшнее тебя. Как мы его назовем?
– Я бы назвал его Беллами, – сказал Джереми. – Белла и Беллами – два сапога пара.
– Тогда я бы назвала его Джералд. Джералд и Джереми.
– Или Кларенс, в пару к Клоуэнс. А мама точно еще не определилась?
– Если и определилась, то не говорит. Идем, меня послали за тобой.
Джереми позволил вытолкать себя на свет и к веселью нижнего этажа.
Глава пятая
I
Сына назвали Генри, как дядю Демельзы. И Веннором, в честь матери Росса. Малыш был крошечным, пять фунтов при рождении, а при крещении – меньше шести. Но если Генри был крошкой, то Демельза – худышкой, и как сказал Росс, напоминала ему о том дне, когда он подобрал её на ярмарке в Редрате.
– Теперь я уже не так тебя боюсь, – улыбнулась Демельза.
– И очень жаль. Если бы ты меня слушалась – поправила бы здоровье гораздо быстрее.
– Больше есть? Росс, да я ем как лошадь!
– Больше похожа на костлявую кобылу.
– На костлявого пони, – Демельза рассмеялась от собственной шутки.
– Нет, правда, – сказал он. – Ты заставляешь меня вспоминать.
– Я хотела бы всё повторить. Всю мою жизнь с того момента, когда ты привёл меня сюда, домой – грязного маленького беспризорника!
– Хочешь, чтобы я опять облил тебя водой?
– Я помню, вода была такая холодная.
– Но ты стойко это перенесла.
– Да, да. И Джуда, предрекающего роковой конец. И Пруди с её ногами. И отца, который явился забрать меня домой... Но ведь и хорошего было много. Согласись, очень много, Росс, – она нараспев произнесла его имя.
Этим вечером Демельза пребывала в игривом настроении. Она выглядела на двадцать пять, и ей хотелось флирта. Правда, это не предвещало ничего хорошего для их с Россом желания хранить целомудрие.
– Мне пора уезжать, – резко сказал Росс.
– Ты устал от меня?
– Конечно. Не могу больше тебя выносить.
– В самом деле?
– На самом деле, причина скорее в моей самоотверженности.
– Теперь, когда я вернула форму, это может оказаться досадной ошибкой.
– Ты и должна остаться одна, чтобы набраться сил.
– Кто сказал?
– Я так считаю. Взгляни на себя – ты как игривый жеребёнок! А могла растолстеть, сидеть перед очагом в глубоком кресле с шалью на плечах, и от тебя пахло бы молоком и пелёнками.
– Такой я бы тебе больше нравилась?
– Неважно, что понравилось бы мне. Это было бы более безопасно для тебя.
Демельза смотрела на косые солнечные лучи, освещающие сад. Он неплохо ухожен, но за последние пару месяцев, когда она чувствовала себя слишком слабой для работы в саду, появились небольшие признаки запустения. Не обрезаны даже увядшие и побуревшие остатки цветов сирени на старых кустах под окнами гостиной.
– Жизнь – это не покой, Росс, – сказала она. – Ты живёшь, чтобы чувствовать жизнь, чтобы дышать глубоко и слышать, как бьётся сердце! После рождения Изабеллы-Роуз я не беременела почти десять лет. Так что нет оснований мне снова забеременеть и в последующие десять лет, а потом будет уже слишком поздно.
– Идём, – перебил он, – Нас уже ждут.
– Если ты теперь оставишь меня ради какой-нибудь лондонской модной курочки, – сказала она, – я на тебя страшно рассержусь.
– Чёрт возьми, – сказал он. – Через пару недель я спрошу Дуайта...
– Да ну его, твоего Дуайта. Это его совершенно не касается.
Росс положил руку ей на плечо.
– Что ж, когда я не буду так явно ощущать под рукой эти косточки, может, и сочту тебя подходящей.
– Я что тебе, гусь в лавке торговца? Ну, а если я когда-нибудь соберусь купить гуся – щупать буду другое место.
На его внезапный взрыв смеха к ним сбежались дети, но никто из родителей не стал объяснять, что их так развеселило. Спустя несколько минут, все чинно направились к церкви.
II
Церковь и церковный двор наполнились народом. Казалось, все из округи Сола и Грамблера, Меллина и Марасанвоса прослышали о рождении второго сына Полдарков, и все пожелали явиться на крещение. В церкви просто не хватило места всем желающим, да ещё в последнюю минуту прибыл Джуд Пэйнтер на чём-то вроде трона – носилках, которые тащили его четыре юных соседа, двое из них – Мастак и Певун Томасы. Это вышло, конечно, забавно, но они обещали не валять дурака. За ними следовала Пруди с палкой – чтобы стукнуть по голове, если они не будут вести себя прилично. Джуд восседал наверху как потрёпанный и не особенно одухотворённый Будда, мрачно глядя на далёкую землю и пытаясь удержать на месте поношенную фетровую шляпу. Всё в нём выглядело дряхлым, от глаз и носа до заляпанного рыжими разводами одеяла, которое кто-то в последнюю минуту накинул ему на плечи.
– Меня как будто на собственные похороны несут, – сказал он. – Уж точно, в следующий раз так оно и будет, ну и пошло оно всё, вот что я скажу. Что енто там за мышонок? – добавил он громко, оказавшись в церкви и тыча пальцем в сторону младенца. – Вы не знали, что он покрыт шерстью, да? А не то б тащили из утробы прям за хвостик. Чтобы спасти его от ада и вечных мук. А вы ведь все на это обречены, ежели не покаетесь!
– А ну умолкни, – зашипела на него Пруди, – ты ж обещал вести себя тихо, старое трепло.
– Сама трепло, – ответил Джуд. – Эй, ребята! Спускайте меня вниз, и чтоб я не думал, будто вы собрались уронить меня как корзину с яйцами! Полегче!
Носильщики медленно опустили его на пол, потея и извиняясь за то, что наступали на ноги и расталкивали людей вокруг. К пущему гневу Джуда, Пруди сдёрнула с него шляпу.
С появлением преподобного Кларенса Оджерса, которого сопровождала жена, в церкви стало потише. Выглядел мистер Оджерс неплохо и шёл довольно твёрдо, вот только память играла с ним странные шутки. После открытия шахты она становилась всё хуже – теперь, если не проследить, он вполне мог женить Генри Полдарка на его крёстной матери Кэролайн Энис. А то и в самом деле прочесть над Джудом погребальную речь – земля к земле, прах к праху – викарий легко мог принять желаемое за действительное. Слишком уж давно этот Джуд был для него занозой в боку.
– Не нарушай межи ближнего твоего! – вдруг брякнул Джуд. – Так говорится в Божьей книге, и помяните мои слова, ежели вы не следуете воле Господа, то гореть вам в печке, как Сидраку, Мехаку и Авенагу. Только вы оттудова не воротитесь, как они... Ой!
Пруди, которой палка не пригодилась для носильщиков, стукнула Джуда по лысине, чтобы умолк. Он обернулся, как побагровевшая лягушка, но увидев, что палка поднята для нового удара, вынужден был проглотить ярость, бурлившую в его горле, как в насосе, втягивающем грязь вместо воды.
После этого крещение больше не прерывалось и прошло бы благополучно, если бы мистеру Оджерсу не взбрело в голову, что Генри следует окрестить Чарльзом. Он трижды окунал пальцы в воду и начинал: «Чарльз Веннор, я крещу тебя...», и сделал всё правильно только с четвёртой попытки, но к тому времени Генри Веннор раскричался на всю церковь, а с Беллой случился приступ смеха.
На этом краткая церемония окончилась, четыре носильщика Джуда поспешили вынести его из церкви и оказались у церковной двери как раз вовремя, чтобы получить кусок крестильного пирога, который по традиции родители дарят первому, кого встречают на выходе из церкви.
– Благословен муж, который не ходит на совет нечестивых, – провозгласил Джуд, когда его вынесли наружу, как тонущую в бурных волнах лодку, – и не стоит на пути грешных... Да будь вы прокляты, чем вы там заняты? Кидаете меня туды-сюды! Не мешок картошки несете!
Но он сидел тихо, с ухмылкой на лице, приготовившись схватить пирог. А когда Демельза его вручила, Джуд крепко ухватил пирог огромной грязной лапой и не позволил Пруди даже взглянуть на него.
И только Стивен Каррингтон в церковь не явился.
III
В общем, Рождество для Полдарков выдалось беспокойное. В самое неподходящее время, когда все были в церкви, на крещении, к ручью подкатила огромная запряжённая быками повозка, с трудом пересекла его и прибыла к парадному въезду в Нампару. Двое возниц спешились, позвонили в колокольчик и, не дождавшись ответа, шаркали ногами и дули на замёрзшие руки до тех пор, пока не подтянулась длинная вереница гостей – на лошадях или пешком по долине. В повозке лежал огромный рояль, купленный Россом месяц назад.
Для него приготовили место в библиотеке, но внести рояль, даже без ножек, через узкий дверной проём, оказалось делом нелёгким. Мужчины старались изо всех сил – плевали на руки, сопели, давали советы и шумно обсуждали событие во время крещенского чаепития. И лишь поздно вечером, когда все наконец разошлись по домам, Демельзе удалось испробовать рояль. Изабеллу-Роуз с большим трудом убедили, что пока она не подрастёт, для неё достаточно хорош и спинет в гостиной – кроме особых случаев. И Демельза сыграла в тот вечер с десяток пьес, а большая часть семьи пыталась ей мешать, подпевая не в лад.
В первый день Рождества к ним на ужин пришли Энисы с двумя маленькими дочками, а также Сэм и Розина Карн, а в день святого Стефана – Пол и Дейзи Келлоу и Тренеглосы.
Келлоу принесли воскресную газету с заголовком на первой полосе «Полное поражение французской армии!» Сообщения от семнадцатого числа подтверждались, и даже более того. Корпус Даву полностью разбит. Остатки французской армии столкнулись с двумя армиями русских, преградившими им путь на реке Березина. Возглавляемые самим императором французы прорвались, но двенадцать тысяч утонули в реке, а более двадцати тысяч попали в плен. От всей огромной армии в полмиллиона человек теперь у Наполеона оставалось только десять тысяч. Из Варшавы он отправился в Париж, бросив остатки войска на произвол судьбы.
Настало время снова танцевать на столе, и если Полдарки не вполне могли это выполнить, то хотя бы изо всех сил старались. Они часто пели, и рояль – новая прекрасная игрушка – оказался очень кстати. Демельза вволю играла старые корнуольские песни и любимые всеми рождественские гимны.
После возвращение из Флашинга Клоуэнс дважды замечала Стивена, но не попадалась в ловушку, как в мастерской Пэлли. Ее ушей иногда достигали ужасные слухи о его поступках. Но двадцать седьмого числа, когда они как раз обедали, приехал молодой человек по имени Том Гилдфорд и с благодарностью принял приглашение присоединиться. Похоже, Клоуэнс его очаровала, и он этого не скрывал.
– Этот получше, – сказал потом Росс Демельзе наедине.
– Значит, он тебе нравится?
– Насколько я могу судить. Но он не столько кажется мне лучше Стивена, сколько радует, как новый молодой человек, просто для сравнения. Она слишком уж быстро привязывается.
Демельза вспомнила разговор на эту же тему с Кэролайн Энис пару лет назад. В самом деле, хорошо быть знакомой со многими, но в конце концов, разве важно, сколько было этих знакомств?
Джереми всё Рождество пребывал в приподнятом настроении. Он отчаянно флиртовал с Дейзи, каламбурил, отпускал нелепые шутки за столом во время ужина, и напился так, что пришлось отвести его в постель. Вечером двадцать восьмого он отсутствовал, и Клоуэнс ненароком встретила брата, потихоньку вернувшегося очень поздно и точно от женщины. Её чуткий носик ощутил аромат дешёвых духов. В окрестностях ближе Труро почти не было открытой проституции, но без сомнения, в деревне нашлось бы немало желающих сделать одолжение будущему хозяину Нампары. Клоуэнс надеялась, что Джереми хотя бы не получит иска об установлении отцовства. На минуту она подумала о Дейзи, но встретившись с ней в следующий раз, поняла, что это не так.
Но это, похоже, не вернуло Джереми хорошего настроения. Всё это больше напоминало ярость, чем веселье.
Во время второго визита Том Гилдфорд передал, что большую часть пути проехал с Валентином, который сделал крюк, чтобы засвидетельствовать своё почтение семьям Поупов и Тревонансов, и явится в Нампару через час. После короткого оживлённого общения Джереми уехал на шахту, сказав, что ситуация там критическая, и опять явился ночью, когда оба молодых человека уже уехали. В ответ на возмущённые жалобы Демельзы, что он пропустил и обед, и ужин, Джереми сказал, что сейчас же отправится в кладовую и наверстает упущенное. Помня о случившемся с Фрэнсисом, Демельза всегда беспокоилась, если кто-то из членов семьи уезжал на шахту и не возвращался вовремя. Поэтому около семи она послала на Уил-Лежер Мэтью-Марка Мартина – узнать, как дела. Тот сообщил, что Джереми уехал из шахты в шесть, вместе с Полом Келлоу. Вернувшись наконец-то домой, он никак не объяснил своё отсутствие, и никто не стал его спрашивать.
Своё мнение высказал лишь Том Гилдфорд, приглашая Клоуэнс на совместную прогулку по берегу:
– Надеюсь, что я не прав, мисс Клоуэнс, но кажется, я не особенно нравлюсь вашему брату.
– О, я совсем так не думаю!
– Видите ли, я совсем недолго рядом с вами – а он, как мне кажется, изменился в лице и почти сразу ушёл. Даже не знаю, может, я сказал что-то, оскорбившее его.
Клоуэнс решила говорить начистоту.
– Думаю, ему не понравилось, когда вы сказали, что Валентин Уорлегган едет с нами повидаться. Я понятия не имею, почему он не желает встречаться с Валентином – весь год они неплохо друг к другу относились. Но после Рождества, когда я дважды предлагала пригласить его, Джереми отказывался, и довольно резко, как от чего-то невозможного. Мне очень жаль, что дело обстоит так, ведь Валентин очень милый. Но Джереми всегда нелегко понять.
Вдалеке от них слышался шум прибоя, такой гулкий, как будто пустынный берег туго натянут, словно пергамент на большом барабане.
– Что ж, – сказал Том, – если дело лишь в этом, то я очень рад, что причина его раздражения не во мне. Мне так хочется оставаться в добрых отношениях с одним из Полдарков, что я был бы очень несчастен, поссорившись хоть с кем-то из них.
– Конечно, вашим вниманием завладела Изабелла-Роуз?
– Не слишком любезно.
– Правда? Я не хотела.
– В некоторых обстоятельствах глубоко ранить может даже булавочный укол.
– Ох, Том, – улыбнулась Клоуэнс, – не стоит спешить и изображать пылкого поклонника. Да, мы встречались трижды, и нам неплохо в обществе друг друга, но и только.
– Для меня – нет, уверяю вас. Клянусь вам, в это Рождество я приехал в дом дядюшки свободным и не искал ничего, кроме приятного времяпровождения – игра, охота, может, немного выпивки – только не того, что случилось. Моё сердце пронзила стрела. И если вы не в состоянии меня понять – можно хотя бы посочувствовать.
Уил-Лежер только что загрузили углем, из её труб валил дым, похожий на кудряшки завитого парика.
– Возможно, вам известно, – сказала Клоуэнс, – но до недавнего времени я была помолвлена.
– Да, Валентин что-то говорил. Надеюсь, я не... – он запнулся.
– Нет, не вы. По крайней мере...
– Кто тот несчастный, что был так беспечен и позволил вам ускользнуть? Мне его жаль.
– Но не меня?
– Не думаю, что вы в самом деле его любили, не верю, что хотели быть с ним в горе и в радости.
– Ох, Том, мне так неловко!
– Я этого не хотел. Помоги мне, Боже, кажется, я забрёл на минное поле?
Она рассмеялась.
– Возможно, нам следует сменить тему. Об этом даже мне сложно спокойно рассуждать – по крайней мере, пока. Я лишь хотела, чтобы вы знали, хотела предупредить, что...
– Кто обжёгся на молоке, дует на воду?
– Я не хотела так говорить, но думаю, вы правы.
– Огонь может не только обжигать, но и греть. Однако... давайте не будем на этом останавливаться. Вы хотите что-нибудь знать обо мне?
Клоуэнс смотрела на него – крепкий, смуглый, с не слишком хорошей для такого молодого человека кожей, но здоровой. Когда улыбается, видны неровные зубы, но улыбку это не портит. Привлекательный и без вызывающей опасения агрессивной мужественности Стивена. А чувства юмора у него, должно быть, больше, чем у любого из её прежних поклонников, думала Клоуэнс. Даже в самом восторженном настроении в его поведении ощущалась тень самокритичной иронии.
– Разумеется, нет, – сказал он, подождав минуту. – Но всё же я немного расскажу. Мне двадцать три, я учусь на последнем курсе колледжа Иисуса в Кембридже. У меня есть брат, старший, и три сестры – младших. Наша семья не бедна и не богата. Мои родители живут в Хэмпшире, но у них есть собственность в Фалмуте и Пензансе. Я изучаю право и намерен заниматься этим профессионально. Но моя конечная цель – жить в Корнуолле, возможно, стать управляющим одного или нескольких больших землевладений... – он прервался. – Конечно, всё это следовало рассказать вашему отцу, и в должное время, получив от вас хоть незначительное одобрение. Но если я верно понял, в вашей семье дочери даны исключительные права и свобода выбора, и ваше личное решение перевесит все остальные доводы.
Они шли вперёд. Стайки птиц разлетались перед ними, потревоженные их приближением.
– А что это за птицы? – спросил Том.
– Что? Птицы? Это песчанки.
– Песчанки.
– И немного ржанок. Они часто прилетают в это время года. А другие, те что держатся поодаль – утки-турпаны.
– А в той стороне, на скалах, это ваша шахта?
– Да.
– Про неё мне рассказывала Изабелла-Роуз.
Они немного прошли в молчании.
– А вы? – наконец заговорила Клоуэнс.
– Что?
– Что вы хотите знать обо мне?
Он внимательно смотрел на неё, и Клоуэнс смутилась от его взгляда.
– О вас? – сказал он. – Я хочу знать о вас всё. Но мне не нужно ничего знать.
IV
Джереми ушёл вместе с Полом в «Герб пройдохи». Спустя некоторое время к ним присоединился Стивен. Там все трое сидели, пили и болтали, делясь друг с другом взглядами на жизнь. И ни один из молодых людей не знал, каким переломным моментом станет для них этот вечер.
– Похоже, война совсем скоро закончится, – сказал Джереми. – Должен же когда-то быть положен конец превосходству Бонапарта.
– Однако, как бы скоро война ни кончилась, нашему предприятию это уже не поможет, – сказал Пол.
– Я намерен уехать на пару недель, – сказал Стивен. – В Бристоль, может, найду подходящий корабль. Если продать мою долю в Лежер, вероятно, удастся вернуть вложенные средства. Это небольшой капитал, но приватиры могут действовать, только пока длится война.
– Даже если французы сдадутся, – ответил Пол, – в чём я сомневаюсь, нам предстоит еще воевать с Соединёнными Штатами.
К ним подошла Эмма с тремя полными пивными кружками.
– Я не стала ждать, пока попросите, знаю – вы, красавчики, прямо как часы! Как раз вовремя, верно?
– А где Нед? – наигранным шёпотом спросил Стивен. – Скрылся с глаз долой? Не пора ли подарить мне поцелуй?
Она выпустила из рук краешек юбки и рассмеялась.
– Не позволяй себе лишнего. Он суров, когда разозлится.
– А я рискну, – многозначительно сказал Стивен. – Я всё же рискну.
Эмма вышла, смеясь ещё больше, но едва щёлкнула задвижка, они протрезвели. У всех троих было мало поводов для веселья. Однако Джереми и Стивен оказались теперь в очень похожем положении – оба одинаково отвергнуты и обмануты, оба натянули одинаковые клоунские маски. Конечно, в обстоятельствах имелись огромные различия, как и в шансах получить желаемое. Джереми знал – Стивен до сих пор более чем уверен, что Клоуэнс в конце концов одумается. Стивен даже репетировал с Джереми – который категорически отказывался высказывать своё мнение – что мог бы сказать Клоуэнс, когда она заглянет в сторожку, или при случайной встрече.
Обычно разлука заставляет сердца биться сильнее. И хотя Стивен не говорил об этом открыто, читая его намёки и даже молчание, Джереми понимал, что он клянёт себя за глупость, за то, что смирился с запретами Клоуэнс на близость. Теперь Стивен наверняка считал – следовало наплевать на них и, может быть, взять её силой. В сущности, женщины никогда по-настоящему не противятся грубой силе, не отвергают её (и не одна говорила ему, что втайне об этом мечтала). Может, Клоуэнс и другая, но уж не настолько. А если бы он её взял – за этим немедленно последовал бы брак. Возможно, они бы ссорились, могло дойти и до рукоприкладства, но тогда они были бы связаны и жили вместе, и она лишилась бы своей пылкой независимости.
С октября имя Стивена связывали с одной девушкой за другой, но в основном – с Лотти Кемпторн, долговязой дочкой Чарли Кемпторна, который плохо кончил много лет назад, выдав местных контрабандистов. Обеих его маленьких тощих дочерей забрала к себе тётушка из Сент-Агнесс и воспитала как собственных детей. Мэй вышла замуж за башмачника и уехала, но Лотти в свои двадцать пять или двадцать шесть всё ещё оставалась не замужем, а год назад её изгнали из дома тётки за неподобающее поведение. Позже Лотти неохотно приняли обратно, но репутация девушки была испорчена. Её вряд ли можно было назвать хорошенькой, и ходили слухи, что не так давно, лунными ночами, Лотти видели выходящей из сторожки – подобное Полдарки явно бы не одобрили, если бы слухи подтвердились.
Стивен до сих пор работал неполную неделю у Уилфа Джонаса. Они пришли к соглашению, что он может брать выходной, когда сочтёт нужным. До тех пор, пока у Стивена оставалась надежда на восстановление отношений с Клоуэнс, он мог рассчитывать на некоторое уважение со стороны Уилфа, а чтобы облегчить ситуацию, он согласился на снижение жалования.
Наедине Джереми не раз пытался объяснить Стивену точку зрения Клоуэнс, потратив на это немало времени. Однако брат понятия не имел, что творилось в её сердце, и был совершенно уверен, что в итоге решать будет именно оно. Вмешательство третьей стороны, какими бы добрыми не казались намерения – занятие бессмысленное и вызовет недовольство у обоих.
Так что он и Стивен теперь два сапога пара, за исключением того, что у Джереми вовсе нет надежды. Они друг друга стоят. Неугомонные, опустошённые, неспособные смириться с тем, что с ними случилось.
Стивен начал разглагольствовать о захваченных кораблях, выставленных на продажу в Портсмуте и портах поменьше: прекрасный американский бриг, к примеру, или крепкий французский тендер. Такого рода корабли можно купить по бросовой цене, они готовы к отплытию, а оснастить их и набрать команду можно за несколько недель, и вскоре они уже будут патрулировать вдоль французского или ирландского побережья в поисках призов, которыми сами были до недавнего времени. Если бы были деньги. Если бы только были деньги!
Пол зевнул.
– Ты всех уже немного утомил этой болтовней, Мельник. Как минимум раз в неделю рассказываешь. И готов поспорить, ничем это не кончится. Была бы краса, кабы не дождь да осенняя роса.
– Ну ладно, – язвительно ответил Стивен, – вот тебе другая пословица: волков бояться – в лес не ходить. А пока что я богаче и далеко не на несколько гиней, а ведь и ты мог бы – в деле со спасательной шлюпкой в Пензансе.
– И посмотри, что из этого вышло? – воскликнул Пол. – Я до сих пор опасаюсь появляться в Плимуте.
– А я готов появиться там хоть завтра, – заявил Стивен, – если это поможет разжиться деньгами. Но для покупки одного из этих кораблей понадобится четыре или пять сотен фунтов, а еще расходы на снаряжение и подготовку. Нужно фунтов семьсот для верности. – Он отхлебнул пива. – Мои акции Лежер могли бы помочь. Нет... это означало бы, что придется снова попытать удачу в Бристоле, нанявшись за малую долю в добыче. Боже ты мой, не хочу я малую долю, я хочу львиную долю, чтобы мог поехать, куда захочу, и делать, что захочу! Стоит только начать свое дело, только начать... Но как только закончится война, исчезнет и эта возможность!
Пол пошарил в кармане.
– Позавчера я наткнулся на одну загадку, – сказал он. – Пассажиры часто оставляют разное барахло в экипажах – перчатки, трости, зонтики, митенки, туфли, кошельки, ридикюли, газеты, книги и журналы. Иногда они возвращаются за ними или посылают слуг. Но за газетами и журналами почти никогда не возвращаются. В прошлом месяце мне пришло в голову, что можно собирать их и продавать за несколько пенсов, людям обычно всё равно, если они устарели. Так вот, я как раз читал «Морнинг пост» от понедельника, 23 ноября.
– Что это? – спросил Стивен. – Газета?
– Да. Ежедневная лондонская газета.
Стивен хмыкнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Ну и?
– Ну, и там были новости. Я подумал, что они могут заинтересовать вас обоих, учитывая, какие рисковые разговоры мы тут ведем.
Он вытащил помятую газетную страницу и развернул ее. Несколько секунд изучал ее сам, разглаживая рукой, оглядел остальных, поколебался, стоит ли читать вслух, и толкнул газету друзьям между пивных кружек. Они одновременно протянули руки и прочитали заголовок: «Возмутительное ограбление».
Уже несколько лет Банк Курта отправляет деньги в своей филиал в Брайтоне дилижансами «Голубой колокольчик», широко известной и уважаемой компании «Бувери, Картрайт и Бэйнс» с головной конторой в Мэрилебоне. «Голубой колокольчик» выезжает из отеля «Стар и Картер» на Пэлл-Мэлл ежедневно в десять утра.
В предыдущий понедельник, шестнадцатого, карета выехала в обычное время, с сейфовыми ящиками в багажном отделении под облучком. Все шесть мест внутри были раскуплены. Из числа этих пассажиров мистер и миссис Прессби сели в пункте отправления. В Стретеме к ним присоединились мистер Конигсби и мистер Броуни, как и намеревались, но оставшиеся два пассажира так и не появились. Когда экипаж остановился на постоялом дворе в Саттоне, миссис Прессби внезапно стало дурно, и она решила не ехать дальше. Они с мужем попросили комнату на постоялом дворе и вызвали аптекаря. Карета же последовала дальше, вместе с восемью пассажирами наверху и двумя внутри.
Однако в Райгите те два пассажира сошли, собираясь встретиться с приятелем, который должен был их там ждать. На постоялом дворе выяснилось, что они с ним разминулись, и вместо того чтобы сопровождать их до Брайтона, как планировалось, этот друг сел на дилижанс до Лондона. Не видя смысла продолжать поездку в Брайтон, они остались в Райгите, чтобы на ближайшем дилижансе отправиться обратно.
По прибытии в «Старый корабль» в Брайтоне, когда сошли все пассажиры, облучок откинули в присутствии курьеров из банка, и оба ящика оказались вскрытыми, а деньги исчезли.
Предпринимаются попытки отыскать пассажиров, путешествовавших на дилижансе в тот день. Объявлена награда в триста фунтов за обнаружение или поимку преступников. Всего было украдено три или четыре тысячи фунтов наличными и примерно такая же сумма в банкнотах, которые уже отозвали и выпустили заново.
Повисло долгое молчание. Стивен отпихнул газету через стол к Полу.
– Для тебя это как китайская головоломка.
– Именно так. Но ведь у китайских головоломок есть решение. А ты что думаешь, Джереми?
Джереми покачал головой.
– Я подумал, это может заинтересовать вас обоих.
– Заинтересовать!
Вошла Эмма.
– Что, опять всё выпили? Ну вот. Простите, я была занята в основном зале.
Она со звоном забрала их кружки и вышла.
Пол пригладил и без того прилизанные волосы.
– Не стану отрицать, я над этим поразмыслил, после того как прочел. Такие деньги любому из нас пригодились бы. Вот бы разгадать этот секрет...
– Мы об этом однажды уже говорили, – оборвал его Стивен, – в мае. Это ни к чему не привело. И сейчас не приведет.
– С тех пор многое изменилось, – возразил Джереми.
– О да. О да. Для меня? Для тебя? Для нас. Наверное, для всех нас. Но эта статья... она как сказка – толку от нее никакого.
– Почему же?
– Ну, ты мог бы придумать более дурацкий предлог сойти, чем те двое, как их там – Конингсби и Брауни. Якобы они должны были с кем-то встретиться в Райгите.
– Согласен, – ответил Пол. – Но всё-таки мне бы хотелось понять, как они это сделали. Я тут подумал... Может, это были и те, первые двое. Хм... его там не оказалось, и они вернулись в Лондон, хотя и купили билеты до Брайтона. Явная ложь и такой дурацкий предлог.
– А что насчет багажного отделения под облучком? Обычно кучеров бывает двое. Как им это удалось? Тут говорится...
Вернулась Эмма и оглядела их озабоченные лица.
– Вижу, вы не очень-то расположены со мной поболтать. Не страшно. Пойду опять пофлиртую с теми грязнулями.
Она поставила эль и ушла.
– Ты сказал, что банковские ящики были вскрыты, – произнес Стивен. – Не украдены. Взломаны. Как такое может быть?
– Либо кучера были в доле, либо вдрызг пьяны, – ответил Пол. – Я уже говорил, я знаю этих людей. Они пропускают по стаканчику на каждой остановке, на полпути они уже практически позволяют лошадям самим находить дорогу.
– Такого не может быть, – сказал Стивен. – Дело не только в выпивке. Иначе и замок на багажном отделении был бы взломан. Сам понимаешь. Предположим, оба кучера отправились выпить, и кто-то, внутри или снаружи, забрался туда с гвоздодером, отломал сиденье, вскрыл ящики, забрал наличку, как-то подретушировал повреждения замка, сложил деньги в свой саквояж и сбежал.
– Карета, – терпеливо объяснил Джереми, – останавливается в любом месте всего на несколько минут, и вокруг всегда суетятся люди. Сомневаюсь, что она остается без присмотра хотя бы на одну минуту. Что скажешь, Пол? Ты же должен знать.
– Ты прав по поводу времени, когда карета остается без присмотра. Как только она отправляется... И ведь всё произошло в разгар дня!
– И замок под сиденьем не был взломан.
Стивен с отсутствующим видом поковырялся мизинцем в дыре на месте отсутствующего клыка.
– Тогда по меньшей мере один кучер был в деле. Наверняка. Передал сообщнику ключ, пока ходил за выпивкой.
– Но кто-то ведь взломал ящики, – возразил Джереми, – на глазах у всех.
Одна свеча начала чадить, выпуская дымные завитки, тени запрыгали и заплясали. Даже в самом конце года несколько мотыльков бились об окна.
– Что ж, – сказал Пол, – вы помогли мне думать яснее. Если, как я думаю, кучера были соучастниками, то они заключили сделку с теми двумя, что сошли в Райгите, и передали им ключи. А чтобы создать впечатление, будто они не при чем, сообщники взломали ящики.
– В таком случае, почему не взломали и замок на сиденье? Так выглядело бы более убедительно, что кучеры не имеют к этому отношения.
Все трое выпили.
– Кстати, – сказал Джереми, – а откуда они знали, что даме станет дурно в Саттоне?
– Это значит, что все были замешаны – все пассажиры.
– Или ни один, – сказал Стивен.
– Почему ты так решил?
– Кучера сами всё обстряпали. Точно. Проще простого. На одной из главных остановок все пассажиры вышли. Один кучер пошел выпить. А второй всё и сделал.
– Пока меняли лошадей?
– Ну, в промежутке. Всегда есть минутка-другая. Вот они ее и улучили.
– И как они поступили с деньгами?
– Передали сообщнику на следующей остановке. Думаю, поэтому-то они и взломали ящики, а не унесли их. Куда проще нести так.
Пол снова и снова складывал газетную вырезку, словно пытаясь вырвать угнездившиеся в голове вопросы.