Текст книги "Мощи Распутина. Проклятие Старца"

Автор книги: Уильям М Валтос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Метан – легче воздуха и скапливается у потолка, где и должен был произойти самый сильный взрыв. Массивные потолочные балки тщетно пытались сдержать взрывную волну, но ее давление было для них слишком велико. Взрыв пробил огромную дыру в крыше, разбрасывая обломки в ночном воздухе. Оставшись без креплений, центральная балка полетела вниз. Росток беспомощно смотрел, как огромный брус, крутясь в полете, падает на пол и разбивает статуи святых Кирилла и Мефодия.

Без подпоры крыша начала медленно, со скрипом, раскачиваться. Однако вес черепиц был слишком велик, и она прогнулась вовнутрь. Наконец раздался оглушительный треск, и золотой купол церкви Святой Софии рухнул.

81

Прежде чем начался кошмар, Николь молча молилась и слушала речь епископа. Как все прихожане, включая женщину в инвалидном кресле, она терпеливо ждала обещанного Сергием чудесного исцеления. Он говорил, что во время торжественной вечерни сила вернется к нему. И в какой-то момент, когда епископ назвал Распутина святым и попросил о вмешательстве целителя, Николь показалось, что она почувствовала толчок. Она не обратила на него внимания, решив, что это очередной обвал туннеля сотряс церковь. Странно, но когда Сергий приложил реликвию к щеке женщины в кресле, она вроде бы тоже вздрогнула.

И вдруг откуда-то возник Василий. Он вцепился в реликвию и начал бороться за нее с изумленным епископом. Николь глядела, как Василий достает пистолет и направляет его на Сергия. Она знала, что он способен на убийство, однако это было невероятно. Убить священника в церкви прямо перед алтарем, на глазах у людей, которые собрались, чтобы стать свидетелями чуда… это был самый ужасный грех. Николь бросилась вперед, путаясь в длинном платье, в надежде остановить Василия.

Из дальнего угла церкви раздался крик. Рядом с колонной кто-то поднимался из лужи крови. Она разглядела фигуру Ростка.

– Когда поднимется полицейский… – вспомнила она страшное пророчество Сергия.

Василий тихо выругался и нацелил пистолет на Ростка.

Она видела, как его палец нажимает на спусковой крючок, и огонь вырывается из дула, а затем мгновенно разрастается до огромного облака пламени. Огонь прокатился над полом, вверх по стенам, где словно бы набрал силу и взорвался под крышей.

– Когда поднимется полицейский, церковь падет… – пронеслись в голове слова Сергия.

Всех бросило на пол взрывом. Старая женщина на инвалидном кресле была абсолютно беззащитна, однако лицо ее озарила странная улыбка. Прихожане, давно привыкшие к угрозе катастроф в шахтах, быстро спрятались под скамьями. Рядом с инвалидным креслом упала люстра. Сверху раздавался громкий скрип. Огромная фреска, покрывавшая своды, начала прогибаться вовнутрь. Куски штукатурки падали вниз.

Один ударился рядом с Николь, разлетевшись на тысячи кусочков. Потолок рушился. Единственным спасением был огромный мраморный алтарь.

Забыв о собственной безопасности, Николь толкнула ошеломленную репортершу под его укрытие. Епископ последовал за ними, втиснувшись в узкий проход.

Высоко над головой громкий звук, похожий на стон, возвестил о том, что золотой купол вот-вот сорвется с последней балки. Женщина в инвалидном кресле сидела прямо под ним. Не обращая внимание на опасность, Николь кинулась спасать ее. Потолок прогибался.

– Святое место будет разрушено, – пророчество епископа вновь сбывалось!

Небольшой обломок ударил Николь в плечо, более крупный – по спине и повалил на пол. Женщина в кресле, похоже, не замечала творившихся вокруг нее разрушений. Она сидела посреди этого кошмара и блаженно улыбалась. Падающие обломки не попадали в нее.

Женщина вдруг начала подниматься на ноги. Она стояла неуверенно, пошатываясь – мышцы атрофировались за время, проведенное в кресле. Николь знала, что мать репортерши страдала от рака спинного мозга, но теперь она своими глазами видела, как женщина встала и выпрямилась, не ощущая боли. Из-за алтаря раздался крик ее дочери. Епископ держал репортершу, не давая ей броситься на помощь матери, где ее ждала верная смерть.

Николь была ближе. Она подскочила к старой женщине, надеясь оттолкнуть ее. Женщина была хрупкой, ее тело съел рак. Однако когда Николь попыталась толкнуть ее в укрытие, ничего не получилось. Тело было крепким, словно статуя. Николь пыталась что-то сделать, но тщетно – осталось только опуститься на колени и вцепиться в женщину, ожидая ее смерти. Она скорее почувствовала, чем услышала удар, выбивший воздух из ее легких…

Позже ей сказали, что кабели, подводившие электричество к куполу, отклонили его от траектории. Купол разбился в нескольких сантиметрах от нее.

Когда Николь открыла глаза, все было кончено. Святое место лежало в руинах. Уцелело лишь несколько стен.

Пламя уничтожило иконостас, иконы почернели.

– Святые сгорят в адском пламени…

Однако по каким-то необъяснимым причинам, обе женщины – Николь и мать Робин – остались невредимы. Вокруг них валялись обломки крыши: балки, толь и блестящие позолоченные осколки купола. Инвалидное кресло было раздавлено деревянным брусом. Однако они обе стояли целые, словно защищенные невидим мой рукой. Близость смерти повергла Николь в шок. Она продолжала обнимать колени старой женщины, которая подняла руки в молитве. Пыль от штукатурки покрывала ее, словно серая мантия.

– Хвала Господу, – проговорила женщина.

А затем, наклонившись, подхватила Николь под руки и с силой, которая казалась невероятной для такого хрупкого создания, подняла ее на ноги.

82

От взрыва загорелись молитвенники. До Ростка донеслись крики прихожан, которые оказались в ловушке, накрытые обломками. Раненое плечо ужасно болело.

Напарника Василия нигде не было видно, хотя в церковь они заходили вдвоем. Куда он делся? Медленно, чувствуя боль во всем теле, Росток выбрался из-под потолочной балки, защитившей его. Рукав рубашки промок от крови. Но кровотечение – Росток, похоже, этого не замечал, – прекратилось. Спотыкаясь, он принялся пробираться через обломки к алтарю. Женщина, что сидела в инвалидном кресле, теперь стояла и разглядывала небо сквозь пролом в крыше. Ростку это напомнило о Дырниках, которые подобным образом поклонялись Богу. У ног женщины, словно изображая сцену из Библии, на коленях стояла Николь. Росток про себя поблагодарил Бога за то, что Он защитил ее.

Никаких иных признаков жизни он не увидел. Никакого движения или криков. Ноги, похоже, Василия – торчали из-под кучи штукатурки. Рядом горел иконостас. Огонь подпитывал метан, все еще сочившийся из трещин в полу. Образа святых на поверхности иконостаса пузырились, чернели и вспыхивали. Сверху продолжали падать обломки. Золотой купол, некогда бывший достопримечательностью Миддл-Вэлли, теперь покоился там, где был алтарь.

Лицо Виктора обдуло холодным ветерком. Он знал, что это, скорее всего, метан, однако легкие радостно втянули воздух с невидимым газом.

Словно наркотик, он смягчил боль в горле, успокоил волнение и придал Ростку чувство безмятежности. Дед говорил о действии метана: момент эйфории перед смертью. Не потому ли Росток чувствовал, как к нему возвращаются силы? Неважно, решил он, все равно умирать.

Внимание Ростка привлек предмет, лежавший между ногами Василия. Он был покрыт пылью, однако вряд ли его можно было с чем-то спутать.

Кисть Распутина издавала шипящий звук, словно закипала на невидимом огне. Кровь вытекала, образуя лужицу в пыли. Кисть начала раздуваться, пальцы набухали, кожа лопалась. В уродливых трещинах, открывавшихся в плоти, скапливалась желтоватая жидкость.

Взрыв метана каким-то образом пробудил мощи Распутина от древнего сна.

Период нетленности завершился. По какой-то необъяснимой причине начался давно запоздавший процесс разложения, и теперь шел ускоренными темпами.

Возможно, это был просто побочный эффект разрушения мышц и сухожилий, однако Росток мог поклясться, что пальцы Распутина начали двигаться, разгибаться. Рука словно оживала.

Он подумал о смертях, в которых она была повинна. Сделал шаг, чтобы ногой откинуть кисть в огонь и вдруг услышал свое имя:

– Росток! – это был голос Николь. – Сзади, Росток! Осторожней!

Обернувшись, увидел Василия. В руке русский держал пистолет. Он нетвердо стоял на ногах и был весь покрыт пылью.

– В этот раз я не промахнусь, – пообещал русский и поднял пистолет, целясь прямо в лицо Ростку.

Расстояние между ними было не более двух вытянутых рук. Промахнуться невозможно. Росток не раз видел, что происходит с людьми после выстрелов с такой дистанции. Порох прожжет кожу, образовав черный круг возле входного отверстия.

Что ж, по крайней мере, все закончится быстро. Лучше, чем смерть от кровотечения. Вцепившись в беспомощно повисшую левую руку, Росток закрыл глаза и начал молиться вслух.

Прогремел выстрел.

Он почувствовал, как что-то ударило в лицо.

Ощутил запах сожженного пороха.

И приготовился к смерти…

83

Почему-то вспомнил сцены из старых фильмов, где красноармейцы расстреливали белых. Сколько раз он смотрел их…

Росток услышал второй выстрел.

Неужели Василий промахнулся с каких-то полутора метров?

Кто-то выкрикивал проклятия в адрес Василия. Голос, похоже, принадлежал Робин Кронин и доносился из-за спины Ростка.

Открыв глаза, он увидел, что Василий пятится назад.

Раздался очередной выстрел. Пуля попала ему в грудь. Еще один шаг назад. Его пистолет упал на пол, однако сам он продолжал стоять на ногах. Все было совсем не так, как в старых фильмах. В этот раз стреляли в палача. Прозвучал четвертый выстрел. Василий испустил рык, но, как и Распутин, убегавший от Юсупова по заснеженному двору, не упал.

Робин сделала шаг вперед, прицелилась получше и снова выстрелила. В руке у нее был автоматический пистолет 25 калибра – тот самый, что она носила в сумочке. Не самое мощное оружие. Она выстрелила еще и еще. Но Василий только покачнулся. Росток видел, что пули не входят в тело, но едва ли это было чудом: скорее убийца надел кевларовый жилет. Этот материал мог останавливать выстрелы куда более мощного оружия, чем карманный пистолет Робин.

Похоже, ее обойма теперь была пуста, и Василий потянулся к своему пистолету. Росток откинул оружие ногой. Василий размахнулся и нанес удар, однако промазал, поэтому движение получилось больше похожим на прием кунг-фу, чем на удар рукой с разворота. Росток чуть не споткнулся о мощи Распутина. Василий ударил вновь, и на сей раз попал Ростку в шею.

Росток упал на колени. Василий поднял с пола металлический прут и занес его над головой Ростка. С раздробленным левым плечом Росток был беззащитен.

Но Василий колебался. Почему? Что отвлекло его? Росток проследил за взглядом убийцы. Кисть Распутина. Конечно! Ведь это из-за нее русский был здесь. Она была целью его смертельной миссии. Скольких человек он убил, чтобы завладеть этим куском человеческой плоти? Росток глядел на руку Распутина, которая словно бы звала его. Метановая эйфория, решил Росток, галлюцинации. Рука, казалось, тянулась к нему. Подойди, подними меня, будто бы говорила она. Я спасу твою жизнь, как спасла других. Галлюцинация или нет, но Росток вдруг осознал, что рука Распутина, даже в таком состоянии, как сейчас, была его единственной защитой от Василия.

Росток схватил разбухшую кисть и отпрянул назад. Он выставил реликвию перед собой, надеясь, что она защитит его от металлического лома. Те, кто верил в защитную силу мощей, едва ли могли представить, что Росток будет использовать их для подобной защиты. Объяснение было куда более земным.

Росток знал, что Василий не посмеет нанести какой-либо вред бесценному предмету. И теперь двое мужчин ходили кругами: Василий искал возможности для удара, Росток пытался придумать, как ему спастись. Он мог кинуть руку в огонь. Если верить Чандхари, сжечь токсин – самый надежный способ избавиться от него. Это отвлекло бы Василия, но также могло вызвать приступ ярости. Они продолжали кружить и фехтовать, словно мечники: Василий – металлическим прутом, Росток – рукой Распутина.

Первый раз он держал реликвию без резиновых перчаток. Он вспомнил, как Альцчиллер предупреждал об опасности соприкосновения с рукой. Однако он говорил не о токсине, а предупреждал о другом, и Росток, помня слова Альцчиллера и историю смерти Распутина, держал кисть аккуратно: обрубком к Василию. Чтобы не соприкасаться с кровью, отравленной цианидом.

Василий нанес внезапный удар. Росток покачнулся, и его противник схватился за реликвию.

Росток держал кисть правой рукой, левая беспомощно болталась. Однако он не желал отдавать мощи. Василий, бросив металлический прут, ухватился за реликвию обеими руками и со всей силы потянул на себя. Росток испугался, что кисть разорвется. Капли крови Распутина упали на пол и брызнули на лицо Василию. Несколько на челюсть, еще одна – на щеку и одна – в перекошенный злостью рот.

Осознав, что произошло, Росток выпустил реликвию. В свете горящего иконостаса Василий жадно схватил свое сокровище. На его лице появилась улыбка, но так и застыла на губах. Он раскрыл рот, словно пытаясь что-то сказать, однако его горло уже не смогло издавать звуки. Лицо напряглось и перекосилось. Зрачки. глаз закатились за веки, и на Ростка уставились пустые белки.

Сильный спазм сотряс тело убийцы. Челюсть отвисла, язык вывалился. Он хватал воздух свистящими, агонизирующими глотками, но они, похоже, уже не помогали. Его лицо посинело. Он задыхался.

Василий на негнущихся ногах сделал два шага в сторону Ростка, затем остановился и рухнул в пламя иконостаса. Среди горящих образов русских святых, огонь начал пожирать его мертвое тело. А его руки так и держали кисть Распутина у горла.

Сергий выбрался из-под алтаря. Для него, человека, верившего в чудеса, все выглядело так, будто реликвия ожила и задушила Василия. Он перекрестил труп и повернулся к Ростку.

– Рука Распутина спасла тебя, – благоговейным шепотом сказал епископ. – Святой сотворил чудо.

«Это было не совсем правдой», – подумал Росток. Рука Распутина действительно спасла его, но не так, как думал епископ. Жизнь ему сохранила одна единственная капля крови. Как и предупреждал Альцчиллер, цианид, наполнявший вены, до сих пор оставался смертельным. Василий был коренным русским и, может быть, имел иммунитет от токсина Т2, однако к цианиду в крови Распутина у него иммунитета не было.

Николь подошла к ним со спины.

– Мертвые начнут убивать живых, – пробормотала она.

– Что?

– Епископ предвидел все это, – объяснила она. – Он сказал мне, что церковь падет, что мертвые начнут убивать живых и что святые сгорят в адском пламени, – она прижалась к Ростку, и он почувствовал, как дрожит ее тело. – Разве это не адское пламя?

Иконостас рухнул, завалив тело Василия.

Они нашли Робин среди кучи обломков. Поначалу они решили, что репортерша мертва. Ее кожа была тускло-серого цвета, кровь отлила от щек. Росток проверил сонную артерию. Пульс прощупывался. Слабый и непостоянный, но он был.

Сергий опустился рядом с ней на колени. Он смахнул штукатурку с ее лба и обрывок картона с губ, затем бережно убрал волосы с ее лица. Оказалось, что над левым глазом Робин рана. Судя по всему, пока Росток боролся с Василием, один из упавших обломков ударил ее и лишил сознания. Глаз распух.

– Возвращайся к нам, девочка, – сказал Сергий, взяв ее безжизненную руку в свою. – Ты доказала любовь к своей матери. Возвращайся, теперь она будет жить.

Он нежно потянул Робин за руки. Ее голова повернулась под неестественным углом. Левая щека уперлась в плечо. Рот открылся. Сергий с силой тряхнул ее.

– Просыпайся, девочка, – его голос стал громче. – Возвращайся.

Робин медленно открыла один глаз. Она попыталась открыть левый, но это было невозможно. Правый глаз двигался, рассматривая их лица и разрушения.

– Василий? – спросила она слабым голосом.

– Мертв, – ответил Росток.

– Реликвия?

– Предана огню, – проговорил епископ. – Как и все тело Распутина.

– Эти мощи были последней надеждой матери, – простонала она. – Она вложила в них всю свою веру.

– Мощи не исцеляют, девочка моя, – сказал епископ, положив ее голову себе на колени.

– Но вы обещали… вы говорили, что…

– Я сказал, что реликвия доказывает святость Распутина, – объяснил епископ. – Но святость дарует высшая сила. Человеческая рука, не истлевшая за век, это прямое послание нам от Господа. Потому мы почитаем такие мощи: они приближают нас к Богу. Исцеляет же Божья благодать, которую Он дает всем, кто верует.

– Никто не исцелился, – заметил Росток.

– Никто? – улыбнулся епископ. Он поднял голову Робин, чтобы она могла посмотреть ему за плечо. – Боюсь, ты ошибаешься.

Робин вскрикнула.

Росток проследил за ее взглядом и застыл.

Роясь среди обломков, мать Робин что-то искала. Пожилая женщина двигалась неуверенно, будто привыкая к своим слабым ногам. Стряхнув пыль с рукавов, она в очередной раз наклонилась и потянула за ручку предмет, который искала. Это оказалось инвалидное кресло, расплющенное балкой купола.

– Мама! – закричала Робин. – Мама!

Женщина обернулась на голос дочери, и на лице ее появилась улыбка. Она оставила инвалидное кресло и, аккуратно переступая через обломки, подошла к Робин. Своими костлявыми руками она обняла дочь так крепко, как только могла.

Росток смотрел, как две рыдающие женщины поворачиваются, чтобы принять епископа в свои объятья.

– Спасибо вам… спасибо вам, епископ Сергий… спасибо…

– Благодарить нужно не меня, – услышал Росток слова Сергия. – Воздавайте хвалу нашему Господу Богу и великому Святому Распутину, который изменил вашу судьбу.

– Боль ушла… – сказала женщина.

– Теперь она?.. – спросила Робин. – Она будет?..

– Она будет жить, сказал епископ. – Она Исцелилась.

Робин поцеловала ладони священника.

– Воистину это была ночь чудес, – сказал епископ.

Росток был счастлив за них, однако счастье омрачалось мыслями, что его собственное время истекает. Прошло уже шесть часов, с тех пор как он покинул Форт Детрик. Смертельное кровотечение могло открыться в любую секунду.

– Сегодня все исцелились, – сказал Сергий. – Даже ты, Росток. Даже такой неверующий человек, как ты, который скорее примет проклятье, чем чудо. Разве ты не заметил, что кровь остановилась?

Росток поднял руку к плечу. И вдруг понял, что оно должно кровоточить, однако кровь свернулась. Кровотечение во рту тоже прекратилось.

– Ты не заметил, что к пальцам вернулась чувствительность?

И снова епископ был прав. Сотни маленьких иголочек кололи подушечки пальцев рук и ног: онемевшие нервные окончания возвращались к жизни. Зрение прояснялось. Дышать стало легче.

– Ты разве не почувствовал, как силы возвратились, когда ты подошел к алтарю? – спросил епископ. – Как думаешь, что помогло тебе победить в борьбе?

Вой сирен возвестил о прибытии пожарных, скорой помощи, полиции штата и спасателей из Скрантона. Медики принялись помогать пострадавшим прихожанам. Двое полицейских подошли к Ростку узнать, все ли у него в порядке.

– Не уверен, – ответил Росток.

Но когда его попытались отвезти в больницу, он отказался:

– Мне еще нужно арестовать убийцу Ивана.

84

Пожарные из пяти соседних городов огонь потушили быстро. Двое представителей службы охраны окружающей среды приехали со специальными приборами, чтобы следить за утечкой метана. Пострадавших прихожан отвезли в местные больницы, которые работали в режиме ЧП. Медики хотели увезти и Николь, но она отказалась.

Вскоре появился О’Мэлли. По руинам он пробрался к тому, что осталось от алтаря и увидел труп Василия.

– Все эти разрушения, все смерти не случились бы, не будь ты так упрям, Росток, – О’Мэлли печально покачал головой. – Удивительно, что ты не умер от кровопотери. – сказка коронер. Когда Росток озадаченно взглянул на него, он быстро добавил: – Пуля вошла над ключицей. Артерия была в каком-то сантиметре.

О’Мэлли смотрел на рану подозрительно долго.

– Теперь кровь свернулась, – сказал он, смазывая рану каким-то антисептиком. – Но нужно будет ее дезинфицировать и наложить швы. Ничего серьезного, если принять во внимание, с чем сегодня столкнутся больницы.

Пятерых прихожан уже извлекли из-под завалов. Еще десять нуждались в эвакуации. Росток огляделся, ища Николь, и увидел ее за колонной. Она смотрела на О’Мэлли. Мы все еще в опасности, подумал Росток. Василий погиб, но его напарник до сих пор жив и здоров.

– Больницам сегодня предстоит много работы, – повторил О’Мэлли. – И сначала будут разбираться с тяжелыми случаями. Твоя рана не опасна для жизни, и ты с ней прождешь пару часов, пока до тебя дойдет очередь.

О’Мэлли встал и, кряхтя, поднял за собой изувеченную ногу. За его спиной Робин звонила кому-то с мобильного. Судя по излишнему драматизму в голосе, она передавала свидетельства очевидца и, возможно, ее звонок был сейчас в прямом в эфире. Даже сейчас – работа, с уколом горечи подумал Росток.

Его работа сейчас требовала, чтобы он оказался один на один с напарником Василия. Он точно знал, кто это. Однако арестовать его на данном этапе было бы непрактично. Он имел дело с человеком настолько искусным в деле обмана, что до сих пор не мог связать его с убийствами Ивана и Пола. По правде говоря, Росток даже не мог доказать, что они были убиты. Вот если бы он мог заставить своего подозреваемого признаться, но как?

– Не трать время на эти больницы. Я могу зашить тебя: будешь как новенький, – предложил О’Мэлли. – Решение за тобой, Росток. Здесь я этого сделать не могу – слишком много пыли в воздухе. Велик шанс заразиться. Можно сделать все у тебя дома. Минут пятнадцать, и спокойно ляжешь в постель, нормально выспишься. Но решать, конечно, тебе.

– Звучит неплохо, – согласился Росток. Он оставил свое оружие в Форте Детрик и чувствовал себя беззащитным. Дома у него был дробовик на всякий случай. Прежде чем уйти, он снова огляделся в поисках Николь. Ее больше не было за колонной, но он знал, что она смотрит и слушает. Оставалось только надеяться, что она не последует за ними.

Когда они с О’Мэлли вышли на улицу, оказалось, что автомобиль коронера зажат между пожарными машинами. Вместо того чтобы подождать, пока уедут пожарные, О’Мэлли выехал на тротуар, проскользил шинами по газону и, проехав мимо трех карет «скорой помощи», свернул на дорогу.

– Если бы ты отдал мне эту руку вовремя, ничего, этого не случилось бы, – укорял он Ростка, пока они ехали. – Теперь у нас толпа пострадавших, разрушенная церковь, и сам ты выжил только чудом.

– Должно быть, это моя карма, – сказал Росток.

– Твоя что?

– Моя карма, – повторил Росток. – Моя судьба. Я недавно познакомился с доктором из Индии, и она рассказала, что всех нас ведет карма.

– Ты веришь в индийскую мистику? – поинтересовался О’Мэлли.

– Я начинаю верить во множество вещей, в которые не верил раньше.

Дом Ростка находился в пяти кварталах от церкви. Росток вылез из машины первым и наблюдал, как выбирается О’Мэлли.

– Тяжело вам с этим, наверное, – сказал Росток.

– К ней привыкаешь.

– Сколько лет вам было, когда вы заболели полиомиелитом?

– А что?

– Да нет, ничего, просто интересуюсь. Разве вам не делали прививку?

– Тебя это не касается, – ответил О’Мэлли.

Росток открыл парадную дверь перед коронером.

– Господи, ну и жара, – пожаловался О’Мэлли, не успев войти в дом. – У вас всегда летом печка включена?

Росток улыбнулся, почувствовав волны горячего воздуха. По крайней мере, он встретится с напарником Василия не один.

– Наверное, проблемы с термостатом. Сейчас все исправлю, – делая вид, что регулирует термостат. Росток услышал, как О’Мэлли закрыл главную дверь. – Сломался, похоже, – заключил Росток. – Хотите, я открою окна?

– Не надо, я к тебе ненадолго. Присаживайся и дай мне осмотреть рану.

–_: Хорошо, – Росток сел на стул рядом с дверью на кухню. Дальше по коридору находилась дверь заднего входа, не запертая. – Здесь вам будет удобно? Я могу повернуть лампу, чтобы вам было виднее.

О’Мэлли снял пиджак и ослабил галстук. Его лицо уже покрылось потом.

– Извините, что так жарко, – сказал Росток.

– Не бери в голову. Дай мне еще раз осмотреть рану. Росток послушно расстегнул рубашку. О’Мэлли, сняв повязку, наклонился к входному отверстию от пули.

– Болит?

– Немного. Но, думаю, этого стоило ожидать.

О’Мэлли положил руку на плечо Ростка. Большим пальцем он закрыл входное отверстие. Остальные закрывали большее по диаметру выходное.

– А теперь? – спросил О’Мэлли.

И внезапно с силой сжал раны.

Из-за вспышки боли Росток чуть не потерял сознание. Она пронзила всю левую сторону тела, моментально парализовав руку. На глазах выступили слезы. Дыхание выходило короткими рывками. Заныла челюсть. Когда Росток почувствовал, что теряет сознание и комната плывет перед глазами, О’Мэлли ослабил хватку. Похоже, он точно знал, когда жертва достигала предела.

– Как ощущения? – улыбнулся коронер.

Ростку потребовалась секунда, чтобы набрать сил на ответ:

– Что тебе нужно?

– Мне кажется, ты и так знаешь.

– Мощей больше нет. Они сгорели. Ты видел, что случилось в церкви.

О’Мэлли снова сжал рану. И вновь вспышка боли сотрясла тело Ростка, а коронер ослабил давление ровно тогда, когда Росток готов был отключиться.

– Я могу сделать и хуже, – предупредил О’Мэлли.

– Зачем? – выдохнул Росток. – Токсин Распутина сгорел вместе с реликвией.

Хотя О’Мэлли и ослабил хватку, он держал руку на плече и мог надавить в любой момент.

– Ты знаешь о токсине? – спросил он.

– И не только я.

– Кто еще?

– Форт Детрик, – ответил Росток.

– Так вот куда ты пропал прошлой ночью.

– Все кончено. Они знают, кто ты.

– Сомневаюсь. Думаю, ты мне лжешь, Росток, – он вновь надавил на рану. – Ты лжешь мне? – в этот раз О’Мэлли не отпустил рану, пока не остался доволен ответом.

– Теперь, прежде чем мы продолжим, – сказал коронер, – я должен кое о чем тебя спросить. В целях собственной безопасности, конечно. Мне очень важно знать людей, которые могут подозревать меня. Ты будешь со мной честен, я надеюсь? – к он слегка прикоснулся к пулевым отверстиям, напоминая о последствиях лжи. – Кто еще знает о том, что я в деле?

– О твоей работе с Василием? Думаю, никто. По крайней мере, твою личность никто не установил.

О’Мэлли надавил на раны:

– Объясни.

– Вполне очевидно, что человек вроде Василия не стал бы работать в одиночку.

– Однако работал. По крайней мере, сначала. Я непричастен к первым убийствам.

– Если ты об убийствах вне штата, то может быть. Думаю, для Василия они были делом несложным. Он завязывал разговор со старым ветераном, заводил беседу о былых днях… Все они были из России, поэтому пригодился акцент. Думаю, его приглашали домой, там-то он и наносил удар, – обо всем этом Росток догадался, когда ехал из Форта Детрик. – Но с Иваном план провалился. Его закрыли в лечебнице, и потому попасть к нему оказалось не так просто.

– Все испортила эта смена имени, – сказал О’Мэлли. – Если бы Данилович поступил на службу под русским именем, Василий бы успел выйти на него прежде, чем болезнь Альцгеймера стерла старику память. Василий сказал, что это стоило ему целого года.

– И реликвии тоже, – добавил Росток. – Самое печальное в том, что Данилович, скорее всего, и отдал бы реликвию, если бы знал, где она находится. Но болезнь Альцгеймера прогрессировала, память не возвращалась, и он сымитировал нервный срыв, зная, что за решеткой в палате психиатрической клиники он будет в безопасности. И его план сработал: охрана оказалась надежной. Василий не мог добраться до него – по крайней мере, без помощи напарника. Так он вышел на тебя.

– Я не хотел ввязываться. Поверь мне, я и понятия не имел, что он убил ветеранов. И не знал, что он собрался убить Даниловича.

– Конечно, не знал. Ты провел его в больницу, ведь коронер часто приезжает туда: как только умирает кто-нибудь из пациентов. Ты знаешь весь персонал, в том числе охранников. Василия можно было легко провести внутрь как одного из работников морга. Оставалось только дождаться смерти одного из пациентов на одном этаже с камерой повышенной безопасности. Дальше действовал Василий. Но ты так же виновен в убийстве, как и он.

На самом деле действия О’Мэлли беспокоили Ростка куда больше, чем преступления русского наемника. Василий был просто пережитком давних лет. Его можно было не брать в расчет как порождение коммунистического режима. Но преступление О’Мэлли было гораздо более серьезным. Все эти годы он жил среди людей округа Лакавонна, притворяясь ирландцем, и даже сумев получить свой кабинет. И теперь, заслужив доверие окружающих, он тайно провел к ним убийцу и даже помогал тому.

Не верь никому. Будь готов к предательству.

– Я решил, что пальцы Даниловичу сломал Василий, пытаясь разговорить его, – сказал Росток. – Ты воспользовался бы пентотал-натрием или каким-нибудь еще препаратом… Хотя теперь я сомневаюсь даже в этом.

– Пентотал не оказывает влияния на людей с болезнью Альцгеймера, – ответил О’Мэлли. – Мы зашли в палату Ивана. Он признался, что украл реликвию. Сказал, что хотел быть похороненным с ней, чтобы она защищала его в загробной жизни. Но он не мог вспомнить, куда дел ее. Скоро должна была прийти охрана, и я решил, что боль поможет освежить память старика. Но не помогла, – он вновь сжал пулевые ранения, заставляя Ростка скорчиться в агонии. – Но боль отлично действует на здоровых людей вроде тебя.

Все попытки убежать бессмысленны. О'Мэлли мог мгновенно парализовать его одним нажатием пальцев.

– Тебя этому научили в России? – спросил Росток.

– Я ирландец, – ответил О’Мэлли.

– Старый трюк: выдавать русский акцент за ирландский. Мой дед предупреждал о таких людях, как ты. Ты ведь один из законсервированных агентов. Берия начал засылать вас в 30-х годах, чтобы шпионить за иммигрантами и поручать вам спецзадания. Когда он умер, такую практику продолжали. Думаю, ты приехал подростком во время "холодной войны".

– Я ирландец, – повторил О’Мэлли, – И родился в Бостоне.

– Не сомневаюсь, стоит мне навести справки в Бостоне, я обнаружу, что настоящий Томас О’Мэлли умер в младенчестве. Тебе дали его документы и отправили в Скрантонский университет.

– А ты пронырливее, чем я думал, – сказал О’Мэлли.

– Это мне не помогло. Как и все остальные, я попался на историю с полиомиелитом. Все эти рассказы очень трогательные: как ты продолжал обучение, прикованный к постели; как тебя выкатили на сцену, чтобы присудить степень; как ты окончил медицинскую школу с повышенной стипендией. Отличная история. Каждую пресс-конференцию она прибавляет тебе одного избирателя.

– Вся эта история – правда. До последнего слова. Я, черт возьми, горжусь тем, чего достиг.

– Да-да. Только вот ты не должен был заболеть полиомиелитом. Профессор Альцчиллер говорил: истина кроется в аномалиях, отклонениях от нормы. Полиомиелит истребили за несколько лет до того, как ты им заболел. От него был привит каждый ребенок в США. В каждой школе проводили обязательную вакцинацию. Если бы ты учился в Америке, то имел бы иммунитет.