Текст книги "Мощи Распутина. Проклятие Старца"

Автор книги: Уильям М Валтос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

58

– К пациентам в палатах с усиленной охраной допускаются лишь некоторые работники клиники, – объяснил Уинфилд. – Иногда из-за буйного поведения душевнобольных делаются исключения и для офицеров полиции.

– В ночь убийства Ивана Даниловича я не посещал клинику, – сказал Росток. – Можете проверить записи посетителей.

– Похоже, когда обнаружили тело и поднялась вся эта суматоха, один из листков с записями пропал.

– И вы думаете, что это свидетельство против меня?

– Думал, сначала. В конце концов, это ведь вы доставили его в клинику. Вы и тот патрульный, немец…

– Отто.

– Да, бедняга Отто Бракнер. Вам обоим разрешили бы зайти в палату Ивана. И любой из вас мог столкнуть его с крыши, – Уинфилд помахал трубкой в сторону Ростка. – Не надо сейчас спорить со мной, юноша. Я не обвиняю тебя в убийстве: просто пересказываю, какие у меня были соображения по поводу убийства Ивана.

– Значит, вы тоже считаете это убийством?

– Конечно. Зная все то, что мне известно про этого несчастного, могу уверенно заявить, что других вариантов нет.

Ростка самоуверенность Уинфилда раздражала. Этот человек подделал свое резюме, легко узнавал прошлое любого человека и, очевидно, проводил собственное расследование убийства неизвестного старика в маленьком городке. Зачем? Что он с этого имел? Кто он – аферист? На кого работает? Из всего множества вопросов, возникших в голове, Росток задал тот, который считал наиболее важным:

– Вы знаете, кто убил Ивана?

– Есть у меня одна мысль.

– Мне нужно имя.

– Боюсь, пока я тебе его не назову. Мне еще нужно подтвердить кое-какие факты. Однако я знаю причину, по которой его убили.

– Черт, бросайте эти игры.

– Спокойствие, – осадил его Уинфилд. – Я работаю над этим больше года. Думаешь, у меня железное терпение?

– Прошу прощения, – извинился Росток. – Просто я немного устал. У меня был тяжелый день.

– Тебе повезло, что ты еще жив.

– Да, мне тоже так кажется. Я рассказал вам все, что знаю. Почему бы нам теперь не перейти к вашей части рассказа?

– Хорошо – но, как я уже сказал, всех ответов у меня пока нет.

– Просто сообщите, что вам известно, – проговорил Росток, уставший от словесного спарринга. – Могу я включить свет?

– Лучше не надо. В лагерях я научился неплохо видеть в темноте.

В комнате становилось все жарче. Росток чувствовал, что рубашка его вымокла. В воздухе повис густой дым трубки Уинфилда, оставлявший на языке горький, но до боли знакомый вкус.

– Табак, который вы курите, очень любил мой дед.

– «Червонный снег», – сказал Уинфилд. – Русский табак. Давно к нему привык, теперь прошу старых друзей присылать.

– Вы русский? – спросил Росток.

– А это имеет какое-то значение?

– Это объяснило бы ваш интерес к мощам Распутина.

– Отвечу тебе: нет, я не русский. Просто запомни, что я представляю интересы некоторых людей. Скажем так, коллекционеров.

– Но это же не какой-то коллекционный предмет, – Оказал Росток. – Я хочу сказать, обычные собиратели таким не интересуются.

– Ты весьма проницателен для полицейского из маленького городка.

В полумраке комнаты Росток увидел, как морщинки на лице Уинфилда перестраиваются в гримасу, напоминающую хитрую ухмылку.

– Я не имел в виду ничего унизительного, – сказал Уинфилд. – Просто эта кисть уже давно путешествует с континента на континент, из города в город, а ты первый полицейский, который ухватил суть дела.

– На кого вы работаете? – спросил Росток. – Чьи интересы представляете? Эти люди, которые поставили вас на пост главы «Канала 1», – все это часть одного плана?

– Ты хочешь, чтобы я рассказывал сам, или будешь вести допрос?

– Извините, – отступил Росток.

Он подождал, пока Уинфилд дребезжащим кашлем прочистит горло.

– Около года назад одному из наших людей удалось поговорить с Киевским патриархом. Полагаю, вы знаете, что такое патриарх?

– Конечно. То же, что и кардинал в католичестве.

– Потом мне сказали, что он был бывшим патриархом. Он утверждал, что ему сто тридцать лет, хотя мы выяснили, что ему чуть больше девяноста.

– Многие русские священники так делают, – сказал Росток. – Хотят, чтобы люди думали, будто они бессмертны.

– Ну, этот патриарх бессмертным не был. Через несколько часов, после того как с ним встретился наш человек, он погиб. Сбила машина на пути в церковь. Полиция заявила, что это был несчастный случай.

– Его убили?

– Это сделали не наши люди, – сказал Уинфилд. – Мы бы предпочли оставить его в живых. Патриарх родился в Западной Сибири, в Тюмени – недалеко от места рождения Распутина.

– Только не говорите, что он утверждал, будто знал Распутина, – улыбнулся Росток.

– Нет-нет, судя по записям, он ушел в монастырь только через год после смерти Распутина.

– То есть, в 1917 году.

– Этот монастырь находился в Екатеринбурге.

– В том же городе, где в 1918 году были расстреляны император Николай и вся его семья.

– Превосходно, – сказал Уинфилд. – Похоже, вы неплохо знаете русскую историю.

– Все это рассказал мой дед.

– Мне начинает казаться, что дед Робин тоже обеспечил ей неплохое историческое образование, – сказал Уинфилд. – Я промахнулся только в том, что не понял этого с самого начала, – он втянул табачный дым и выпустил его тонкой струйкой.

– По словам патриарха, большевики, расстрелявшие семью императора, обыскали весь дом в поисках украшений и других ценностей. Один из них той же ночью появился в монастыре. Он принес хрустальную усыпальницу, которую нашел в тайнике под половицами. Внутри лежала человеческая кисть. Надпись на усыпальнице гласила, что это правая кисть Григория Ефимовича Распутина.

Так же, как и надпись на бумаге, подумал Росток.

– Это случилось почти через два года после убийства Распутина, – продолжал Уинфилд. – Однако рука превосходно сохранилась, кожа была розовой, а кровь – жидкой. Наверное, именно необычное состояние плоти испугало солдата, заставив его отдать кисть священникам. Тебе, должно быть, известно, что нетленная плоть, по русской традиции, является одним из главных признаков святости?

Росток сидел молча. Он как будто бы вновь оказался на коленях у деда и слушал старинные легенды.

– Императорская семья всегда верила в огромную духовную силу Распутина, – говорил Уинфилд. – Для них он был и святым, и исповедником, и духовным наставником. Но важнее всего было то, что от Распутина зависела жизнь маленького Алексея – наследника имперского престола. В те дни, когда медицина еще не изобрела коагулянтов, гемофилия была смертельной болезнью.

– Об этом я знаю, – перебил Росток.

– Ты не знаешь всего, – отрезал Уинфилд. – Одна часть этой истории не известна народу. Я и сам узнал ее только в прошлом году. Если не будешь перебивать, я все расскажу.

Пристыженный, Росток замолчал.

– Истории известно по крайней мере два случая, когда колокола Петербургской церкви были готовы звонить по царевичу Алексею, и оба раза на помощь приходил Распутин. Он поднимал руку в молитве, после чего кровотечение останавливалось и царевич возвращался к жизни. Можете себе представить, каким потрясением для императрицы стало известие о смерти Распутина? Она поняла, что без него мальчик умрет. Поэтому она приказала доктору, делавшему вскрытие Распутина, отрезать правую кисть. Кто мог винить ее? Она ведь не раз видела, как, подняв эту самую кисть, Распутин спасал жизнь сына. По ее заказу один из венских ювелиров изготовил для руки усыпальницу из золота и хрусталя, которую Александра держала в изголовье кровати Алексея. Думаю, она надеялась, что рука даже после смерти Распутина сможет останавливать кровотечения. И, похоже, не ошиблась. Записи говорят о том, что за два года, что усыпальница простояла возле кровати Алексея, у царевича не случалось серьезных приступов.

Все это в точности соотносилось с тем, что Росток слышал от деда, который всегда говорил: Александру многие ругали за то, что она позволяет самозваному монаху управлять ее жизнью, но какая мать отвергла бы чудотворца, спасшего жизнь ее чаду?

– Конечно, это требовалось держать в тайне, – продолжал Уинфилд. – Узнай враги императрицы о том, что она сделала, поднялась бы страшная шумиха. Однако даже люди, люто ненавидевшие Распутина, верили в его сверхъестественные силы. Православию всегда была присуща вера в дар исцеления. Это, кстати, объясняет, почему екатеринбургские монахи были счастливы заполучить столь ценный предмет. Они спрятали усыпальницу от большевистских лидеров. Ее так и не нашли, и скоро эта история увязла в мифах, окруживших жизнь Распутина.

Росток заметил, что голос Уинфилда теперь не такой напряженный. Как и деду, старику нравилось смаковать детали.

– Через несколько лет мощи тайно доставили на Украину, в Староконстантиновский монастырь. Молодой священник, которого приставили к ним, тогда еще не был влиятельной фигурой. Он стал хранителем реликвии. Хотя лучше бы она оставалась в Екатеринбурге: в 1943 году на Украину вступили немецкие войска. Думая, что Православная церковь помогает Сталину, они сжигали храмы и монастыри.

– Это было не так, – сказал Росток, защищая церковь своего деда. – Православные лидеры сотрудничали со Сталиным только потому, что не видели другого способа защитить верующих от гонений.

– Это знаем ты и я, хотя, может быть, знали и немцы. Так или иначе, для них это было не более чем предлогом. В 1943 году оккупанты разграбили и сожгли Староконстантиновский монастырь. Тогда патриарх видел хрустальную усыпальницу и мощи Распутина последний раз.

– Как же мощи потом оказались в Миддл-Вэлли? – спросил Росток.

Уинфилд глубоко затянулся, словно табачный дым восстанавливал силы. Угольки ярко сияли, освещая его лицо красным светом, а он тем временем продолжал:

– У Фашистов была четко организованная систем а мародерства. В каждой стране, которую оккупировали нацисты. создавались специальные подразделения штаба Розенберга. В них входили в том числе и эксперты по предметам искусства и антиквариату. Подразделения шли по следам войск и брали под контроль национальные музеи и частные коллекции. Каждая ценная вещь скрупулезно заносилась в каталог, упаковывалась и отправлялась в Германию, где уже Гитлер, Геринг, Геббельс и прочие делили между собой добычу. К концу войны самые ценные предметы искусства из Франции. Голландии, Бельгии, Польши и России хранились на тайных складах, разбросанных по всей Германии и Австрии. Таких хранилищ насчитывалось около тысячи четырехсот, а награбленных предметов – более пятнадцати миллионов. Сначала, впрочем, никто не думал, что мощи Распутина оказались у немцев. Кое-кто из русских полагал, что их спрятали монахи. Точно было известно одно: мощи исчезли. Вот так! – иллюстрируя свои слова, Уинфилд щелкнул пальцами. – Главное религиозное достояние России просто испарилось.

– И все же оно оказалось у немцев?

– Конечно, только они понятия не имели что это такое. Нацисты хватали все, что казалось ценным. Думаю, их впечатлила необычайной красоты усыпальница, где лежала кисть. Не забывай, о ценности реликвии никто, кроме монахов из Староконстантинова, не знал. А они даже под пытками не сказали бы немцам, что это. Патриарх говорил, что ему повезло уйти от них живым.

– Разве имя Распутина не было написано на усыпальнице? – спросил Росток. – У немцев должны были быть переводчики с русского.

– Надпись, несомненно, была, – согласился Уинфилд. – Но мы говорим об усыпальнице из монастыря, а не о каком-то бессмертном произведении искусства. В итоге она оказалась среди золотых кубков и пары тысяч других неопознанных предметов русской старины.

Уинфилд вновь затянулся. Чаша трубки засветилась. Раздался глухой звук, и в темном воздухе затанцевали искры.

– Выслушав рассказ патриарха, мы попытались восстановить путь реликвии, – продолжал Уинфилд. – Из записей немцев мы узнали, что похищенное из монастыря было доставлено в закрытую шахту в Унтерберге – небольшом городке неподалеку от Берхтесгадена, Австрия. Там Герман Геринг спрятал свою долю сокровищ, награбленных немецкой армией. Закрытый туннель обнаружили в мае 1945 года; все его содержимое забрали наступавшие американские войска.

– Значит, вы выяснили, где была спрятана усыпальница.

– И да, и нет. Мы выяснили, где она должна была быть, но там опять потеряли след реликвии. Мы проверили документы военной администрации американской армии. В разделах «Скульптуры» и «Изобразительное искусство», а также в архивах записей о хрустальной усыпальнице не было.

Конечно, такой небольшой предмет легко не заметить, – продолжал Уинфилд. – В той шахте были тысячи таких же, для их вывоза потребовалось тридцать железнодорожных вагонов. Военные власти оценили сокровища в шахте Унтерберга на сумму свыше пятисот миллионов долларов. И это по меркам 1945 года. Кроме того, тогда еще не начался невероятный подъем цен на предметы искусства, который мы наблюдаем последние полвека. Учитывая суммы, которые люди отдают за антиквариат сегодня, даже при самом скромном подсчете общая стоимость всего содержимого той шахты составила бы пять миллиардов долларов.

Росток, не веря своим ушам, покачал головой.

– Да, да, юноша. Среди найденных там картин знаменитые «Подсолнухи» и «Мост в Арле» Ван Гога, несколько картин Моне из серии «Стога» и «Руанский собор», затем Ренуар, Рембрандт… да кто угодно! Думаю, это место походило на одно из хранилищ Лувра. Сотни и сотни ящиков и коробок с картинами, манускриптами и скульптурами, все аккуратно расставлены по полкам. Абсолютно изумительная коллекция, с которой не сравнится ни один сегодняшний музей. Конечно, среди американских солдат было много охотников за сокровищами.

– Одно дело взять пистолет «Люггер» или фотокамеру «Лейка», – сказал Росток. – Но вы хотите убедить меня, что кто-то взял в качестве сувенира человеческую кисть? Вероятно, этот парень был очень странным.

– Или очень набожным, – заметил Уинфилд. – Великолепно сохранившаяся рука в хрустальной усыпальнице – любой солдат понял бы, что это церковная реликвия. Кроме того, нельзя забывать, на усыпальнице была надпись.

– На русском, – сказал Росток. – Сделанная кириллицей, – перед его мысленным взором вдруг возникла надпись карандашом на клеенчатой бумаге. – Хотя, может быть, и на старославянском. Конечно! Поэтому немцы не поняли, что это. Обычный американский солдат тоже не понял бы его.

– А ты неплохо вычисляешь мелочи, – похвалил Уинфилд. – Очень и очень неплохо. Наши люди пришли к тому же выводу, однако это отняло у них чуть больше времени. Так или иначе, когда обнаружили сокровища Геринга, поднялась настоящая суматоха. В те дни я как раз был военным корреспондентом и делал репортаж о тех событиях, поэтому знаю о них не понаслышке. Хотя тогда я еще ничего не слышал о реликвии. Американское военное командование распорядилось перевезти все предметы искусства из шахты Унтерберга в деревню Унтерштейн, где из них сделали выставку.

– Выставку? В зоне военных действий? – Росток был поражен. – Но зачем?

– Либо пропаганда, либо раздутое эго местного командира, не знаю. В военное время происходит много чего странного. Тогда завоеванные территории нередко посещали высокопоставленные лица и политики, ходили там с важным видом, подставляясь под объективы фотокамер в надежде засветиться в газетах у себя на родине. Часть сокровищ Геринга выставлялась в местной гостинице просто в качестве туристического аттракциона. Солдаты даже поставили табличку: «Коллекция предметов искусства Германа Геринга – милостью 101-й воздушно-десантной дивизии». К сожалению, усыпальница так и не появилась в Унтерштейне. Впрочем, в коллекции были тысячи других предметов, и какой-то один легко было проглядеть. Когда вокруг столько золота и украшений, кто станет заботиться о никому не известном русском артефакте?

Последние фразы Уинфилда Росток прослушал. Его внимание привлек показавшийся знакомым номер.

– 101-я воздушно-десантная? – переспросил он. – Вы хотите сказать, они были в Унтерштейне?

59

– Разве я не сказал? – даже в темноте Росток видел на губах Уинфилда хитрую улыбку. – Сокровища Геринга обнаружили не кто иной, как солдаты 506-го полка 101-й воздушно-десантной дивизии. Его история поистине захватывающа. Десантировались в Нормандии, в тылу врага, за сутки до Дня Высадки, приняли на себя контрнаступление немецкой армии в Бастони, и, наконец, пробились к убежищу Гитлера в горах рядом с Берхтесгаденом, где среди всего прочего обнаружили закрытую шахту. Эти ребята были настоящими героями.

– И кто-то из этих героев прихватил с собой мощи Распутина, – понял Росток. Теперь все встало на свои места. Он теперь знал, как рука оказалась в банковском сейфе в городе Миддл-Вэлли, штат Пенсильвания.

– В конце войны мародерство было широко распространено, – сказал Уинфилд. – В прошлом году, когда мы начали поиски реликвии, основной проблемой для нас стало определить укравшего ее солдата. Представь, что ты пытаешься поймать вора через полвека после того, как он совершил преступление. Изначально подозреваемых было очень много. Несмотря на то что в период от высадки в Нормандии до обнаружения сокровища численность 506-го полка сократилась вдвое, список военнослужащих в мае 1945 года насчитывал 78 офицеров и 1422 рядовых. У нас бы ушли годы на то, чтобы всех найти и опросить.

– Однако не было необходимости проверять всех, —. сказал Росток. – Нужны были только те, кто знал старославянский.

– К сожалению, этот язык обычно не указывается в сведениях о военнослужащем. С помощью компьютерного поиска по именам всех служащих полка, стоявшего в Берхтесгадене, мы выделили по звучанию похожие на русские – таких оказалось двадцать три человека. Четырнадцать из них состояли в роте «Чарли»[36]36
  Рота Чарли (Charlie Company) – в американской армии подразделения не нумеруются, а получают название по буквам алфавита, Charlie – кодовое слово для буквы С.


[Закрыть], шестеро – в специальном разведывательном взводе.

– Разведывательный взвод, – изумленно прошептал Росток. – В нем служил Иван Данилович. Так вы и вышли на него.

– Если бы. Как я и сказал, русских имен в списке было двадцать три. К сожалению, имени Ивана Даниловича среди них не оказалось.

– Но он служил в разведывательном взводе. Я сам видел фотографии и вырезки из газет.

– О, Иван Данилович действительно служил там. Однако под другим именем. Судя по всему, тогда он был известен как Винсент Дэниэлс.

– Он американизировал свое имя, когда поступил на службу, – Ростку вспомнилась беседа с Романом Керенским. – А когда окончил ее, вернул себе русское имя.

– Именно поэтому для нас стало такой проблемой его найти, – сказал Уинфилд. – Мы выяснили, где сейчас все двадцать три ветерана с русскими именами, однако путь к каждому из них заканчивался тупиком. Все двадцать три были мертвы. Восемь умерли своей смертью или в результате несчастных случаев.

– А остальные пятнадцать? – Росток и так знал ответ, но хотел услышать его из уст Уинфилда. Старик мог добавить любопытные подробности.

– Убиты, – тихо проговорил Уинфилд. – Убиты до того, как мы успели с ними поговорить. Так мы узнали, что мощи ищет кто-то еще. Этот кто-то держался на шаг впереди нас. Иногда нам не хватало каких-то дней.

– Вы уверены, что все эти люди были убиты из-за реликвии? Не может быть другого объяснения?

– Патриарха убили всего через несколько часов после того, как с ним поговорил наш человек. Мы решили, что после нас патриарх беседовал с кем-то еще, кто пожелал сохранить свою личность в секрете, убив информатора. Затем, просматривая записи в компьютере военного архивного центра в Сент-Луисе на предмет русских имен, мы обнаружили, что до нас кто-то уже проводил подобный поиск. Эти компьютеры фиксируют каждый запущенный поиск информации. Кто-то уже получил тот же список, что и мы.

Глаза Уинфилда загорелись. Голос становился все тверже. Он напоминал Ростку старого гончего пса. Годы сковали его суставы и истончили кровь. Но хозяин, великолепно знавший его нюх, отправил его на охоту за древней реликвией. И Гамильтон Уинфилд, подобно старой гончей, демонстрировал непревзойденные навыки Охоты по холодным следам.

– Кто бы это ни был, он выслеживал ветеранов по списку. Допрашивал их. То есть, по правде говоря, пытал. Не получив ни от кого мощей, он убивал их, чтобы сохранить свою деятельность в секрете. Он не оставлял ни отпечатков пальцев, ни каких-либо улик. Просто шел по списку в алфавитном порядке, от Арбатского до Ульянова, выясняя место жительства каждого ветерана. Он даже расспросил вдов и детей тех восьми, что умерли своей смертью.

– Как же он вышел на Ивана?

– Может быть, по фотографии, может быть, через одного из своих друзей, а может быть, проверив телефонные разговоры Флориана Ульянова – мы, например, установили связь между Винсентом Дэниэлсом и Иваном Даниловичем именно так. Убийца добавил имя Ивана в конец своего списка, поэтому тот стал последним из убитых ветеранов. К тому времени убийца, конечно, не мог не догадаться, что Иван – тот самый солдат, что украл мощи.

– Вы постоянно говорите об убийце в мужском роде, – заметил Росток. – Но ведь это могла быть и женщина, верно?

– Вы подозреваете Робин Кронин? Ее я уже вычеркнул. Патриарх был убит в России. Ветераны – в городах, разбросанных по США. Из послужного списка Робин я узнал, что в период, когда произошло наибольшее количество убийств, она находилась в Скрантоне. Кроме того, в самих убийствах были элементы, указывающие на мужской пол преступника. Изуродованные правые кисти жертв говорят о пытке: видимо, услышав от ветерана, что реликвия не у него, убийца решал удостовериться, что его не обманывают. К тому же, так он изобрел себе что-то вроде визитной карточки. Думаю, он почерпнул идею из самого предмета поиска. Женщины-киллеры редко доходят до такой жестокости.

– Как вы думаете, Иван знал о том, что погибли его друзья?

– Судя по телефонным разговорам, да. У ветеранов было что-то вроде «телефонного дерева», по которому они извещали друг друга о новых убийствах. Они понимали, что кто-то охотится на них, убивая всех в алфавитном порядке. Ирония ситуации в том, что Иван и рал бы отдать мощи и спасти своих друзей, но он страдал от болезни Альцгеймера на ранней стадии. В результате частичной потери памяти он не мог вспомнить, куда дел кисть Распутина.

– Боже мой! – вырвалось у Ростка. – Так вот почему весь дом был перерыт, а в подвале выкопаны эти ужасные ямы. Вандалы тут не при чем! Это сделал сам Иван в поисках реликвии. Он забыл, что положил ее в сейф.

– Именно! – подтвердил Уинфилд.

– А так как он арендовал сейф на правах пожилого гражданина, ему даже не приходилось платить за аренду. Если бы ему хотя бы присылали ежемесячные чеки, он бы помнил, что там хранится рука. Но зачем он вообще привез ее в Америку? Чтобы положить в банковский сейф?

– Мне кажется, он хотел, чтобы после его смерти мощи похоронили вместе с ним. У русских есть такая традиция: класть церковные реликвии и другие вещи покойного в гроб.

Росток кивнул, вспоминая, как сам вложил свою фотографию в руки матери, прежде чем закрыли крышку гроба.

– У Ивана оставалось мало времени, – продолжал Уинфилд. – Последний из его друзей был убит, а он так и не нашел мощи. Поэтому однажды утром, проснувшись, он вышел на улицу и выстрелил из охотничьей винтовки в припаркованную рядом машину.

– До смерти напугав соседей, – добавил Росток. – Те решили, что он сошел с ума.

– Здесь-то он их и провел. Иван сделал это намеренно, чтобы оказаться запертым в палате для буйнопомешанных. Не считая потери памяти, его мозг был в полном порядке. Он знал, что убийца придет за ним, и потому искал место, где можно укрыться. Он решил, что в палате с круглосуточной охраной ему будет безопаснее.

– Стратегическое отступление, как назвал это другой ветеран. Но оно Ивана не спасло.

– К сожалению, нет. Более того, убийца сумел не оставить никаких следов. Листок со списком гостей в тот день пропал. И никто не помнит, чтобы в тот день были какие-то необычные посетители. Убийца очень неплохо справился со своим заданием. Похоже, ему ничего не стоит слиться с толпой.

– Ему могут помогать, – сказал Росток. – Один человек совершает убийство, другой подготавливает место, третий отвечает за отвлечение людей.

– И обеспечивает прикрытие; – поддержал Уинфилд. – Мне нравится ход твоих мыслей, Росток. Может быть, в будущем мы могли бы работать вместе.

– Сомневаюсь.

– Почему нет? Ты отличный следователь, а мои способности к передвижению ограничены. Мне не помешала бы твоя помощь. В этом деле крутятся неплохие деньги.

– В том-то и проблема, – сказал Росток. – Я не знаю, в чем именно состоит ваше дело.

– Я же сказал вам. Коллекционирование предметов.

– Как вы получили должность на «Канале 1»? На кого вы работаете? Вряд ли на владельцев телекомпании.

Уинфилд приглушенно хохотнул.

– Да уж, вряд ли. Это было бы слишком очевидно, верно? Даже такой глупец, как Джейсон, вычислил бы меня.

– Но должна же быть какая-то связь между вашей работой и тем, что вы вдруг появились на канале.

– Целесообразность – вот и вся связь. Иван Данилович был последним русским из 506-го полка. Убийца добрался до него раньше меня – как и в случае с другими ветеранами. Но я не сомневался, что рука именно у Даниловича. Я понял это, когда узнал, что его поместили в клинику и что его дом найден в плачевном состоянии.

– У вас был доступ к моим полицейским отчетам? – Росток тщетно пытался скрыть удивление в голосе.

– Я же сказал тебе, у меня есть доступ ко всевозможным источникам информации. Узнав, что дом Даниловича перерыт, а в подвале выкопаны ямы, я понял, что кто-то ищет мощи.

– Тогда вы еще не поняли, что искал сам Иван?

– Когда я узнал про болезнь Альцгеймера, то предположил, что так оно и было. Но мои выводы строились на допущении, что мощи все еще не найдены.

– Пальцем в небо.

– А что еще мне оставалось? Я решил, что мощи до сих пор спрятаны где-то в Миддл-Вэлли. А это означало, что убийца тоже до сих пор ищет их, и он здесь. Мне требовалось вписаться в местную обстановку, как это до меня сделал мой оппонент.

– В таком маленьком городке, как наш, незнакомца сразу заметили бы, – сказал Росток. – Тем более не русского. Потому-то вы и выбрали Скрантон.

– Люди, на которых я работаю, подготовили мне почву. Работа в отделе новостей на телевидении – идеальное прикрытие. У меня появилась возможность посылать людей на расследования в Миддл-Вэлли, не вызывая лишних подозрений. Ты ведь ничего не заподозрил, когда к тебе приехала Робин?

– Значит, все эти ее анонимные источники были подставными, как и вы.

– Информацию она получила достоверную, – возразил Уинфилд. – Только не от кого-то, а от меня. Так я проверял своих работников. Смотрел, на чьи мозги можно положиться.

– Но вы им не доверяли.

– При моей работе доверять нельзя вообще никому. Среди коллекционеров слишком большая конкуренция, – Уинфилд отложил трубку, и угольки в ее чаше начали гаснуть. Его голос становился усталым. – Я даже не знаю, могу ли я верить тебе, Росток. Одно я знаю точно: ты умен, и уже доказал, что умеешь хранить тайны. Ты не поможешь мне? Я могу неплохо заплатить.

– Деньги меня не интересуют, – ответил Росток. – Я только хочу положить конец убийствам и смертям. И узнать, почему они происходят.

– Ты представляешь, сколько стоят мощи Распутина? Только представь, сколько отдадут за этот мертвый кусок плоти определенные люди.

– Он не стоит всех тех жизней, которые за него отдали.

– Благородные слова. Но если не поможешь мне достать его, смерти будут продолжаться.

– Вы не доказали свое право требовать эти мощи, – заметил Росток. – Пока не появится кто-то из близких родственников Пола Даниловича, кисть принадлежит его вдове.

– Возможно, да, а возможно, нет, – ответил Уинфилд. – Но прежде чем обсуждать владельца, мощи нужно найти. А в процессе поисков ты просто обязан выяснить личность моего оппонента. Поверь, это сделает тебя знаменитым: поимка убийцы, оставившего за собой шлейф из трупов на двух континентах.

– А откуда мне знать, что я не сижу в одной комнате с этим убийцей прямо сейчас? Откуда мне знать, что это не вы?

– Ниоткуда. Но ты знаешь по крайней мере, что руки Распутина у меня нет. Поверь, будь она у меня, ты бы меня здесь не нашел.

Росток уставился на старика. Его история о том, как церковная реликвия попала из российского монастыря в банковский сейф Миддл-Вэлли, на первый взгляд казалась правдивой. В ней был мотив для убийства четырнадцати ветеранов. И даже объяснение того, зачем приехал сам Уинфилд. Однако старик все еще не упомянул о том, что беспокоило Ростка больше всего.

– Вы так много знаете об этих мощах. Скажите, почему все, кто связан с ними, умирают. Я говорю не про убийства, а о людях, умерших своей смертью. Похоже, каждый, кто был рядом с ней, уже мертв. Кроме Робин, вдовы и меня.

– Если допустить, что Робин до сих пор жива, – поправил Уинфилд.