Текст книги "Мощи Распутина. Проклятие Старца"

Автор книги: Уильям М Валтос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

46

Таксист высадил Николь около здания администрации округа Лакавонна – это было строение из красного песчаника, перед которым был разбит газон, засаженный желтыми цветами и кленами. Николь прошла через металлодетектор и последовала за охранником внутрь. Несмотря на то, что в ее узком платье явно негде было спрятать оружие, он все равно повторно проверил ее ручным детектором. Николь давно привыкла к желанию многочисленных охранников поближе исследовать ее тело. Этот оказался особенно скрупулезным: он осмотрел ее и спереди, и сзади, и только затем проводил к лифтам.

Холл второго этажа оказался заставлен серыми шкафами для хранения документов. Сверху на шкафах громоздились пыльные картонные коробки, проекторы, папки, дыроколы и прочий бюрократический хлам из близлежащих кабинетов. Из-за бардака холл напоминал редко посещаемую кладовку.

По центру одной из стен красовалась дверь с матовым стеклом и табличкой с золоченой надписью: «Коронер Томас М. О’Мэлли, д-р мед. наук». Николь вздрогнула при мысли о том, что ждет ее за дверью, однако знала, что выбора нет. Она одернула юбку, подняла голову и открыла дверь, стараясь выглядеть как можно достойнее.

Секретарша записала ее имя и удивилась, когда О’Мэлли согласился сразу принять посетительницу. Она провела Николь через небольшой коридорчик в уютно оформленный кабинет: одну из стен украшала коллекция фотографий, где О’Мэлли был запечатлен в различные периоды жизни со всевозможными политическими и религиозными деятелями, включая Хиллари Клинтон во время одного из ее визитов в Скрантон. Над имитацией камина висела огромная картина в золотой раме, изображавшая природу Ирландии, по обеим сторонам стояли старинные шкафы. У дальней стены расположилась широкая кожаная кушетка. В центре комнаты, за рабочим столом, ее ждал Томас О’Мэлли.

Ухмыльнувшись, он медленно поднялся со стула, металлическая скоба на его ноге заскрипела.

Николь держала его руку чуть дольше положенного, позволяя ему наслаждаться нежностью ее пальцев, пока не увидела, как приветливая улыбка на его лице сменяется знакомой гримасой предвкушения.

Типичная мужская реакция, подумала Николь. Они всегда наготове и смотрят в оба. Всегда ждут какого-нибудь незначительного сигнала о том, что женщина доступна. Все они хотят одного. И этот коронер с металлической скобой не исключение. Продли рукопожатие чуть дольше, чем требует этикет, и он готов. Таким мужчиной легко манипулировать, подумала она.

Если она правильно разгадала О’Мэлли, то от него можно было получить что угодно, слегка пофлиртовав с ним и дав пару пустых обещаний. Она села, положив на ногу на ногу и позволяя юбке подняться чуть выше колен.

– Что я могу для вас сделать? – спросил он.

Разве что губы не облизывает, подумалось Николь. Он старался не сводить глаз с ее лица, однако взгляд самопроизвольно опускался к расстегнутым пуговицам, приоткрывавшим ложбинку между ее грудей.

– Вы были так добры ко мне, когда умер Пол, – сказала она. – Я пришла сюда, потому что… – она пыталась подобрать слова, изобрести наиболее привлекательную ложь. – Потому что вы показались мне хорошим человеком, и я… я… – нерешительность, к удивлению Николь, была не наигранной. Странно, никогда прежде она не испытывала затруднений, когда лгала мужчинам. – Я… думаю, что вам можно верить.

– Я рад, что вызываю у вас такие чувства, – он принял комплимент с похотливой улыбкой. – Но с тех пор многое изменилось, – его голос вдруг посерьезнел: – Вас ищет полиция.

– Но я ничего не сделала.

– Значит, вам ни к чему было убегать.

– Мне было страшно.

– Может, и так. Я знаю одно: в вашем доме обнаружен труп полицейского, а вы оттуда сбежали. Вообще говоря, мне сейчас следует позвонить в полицию Миддл-Вэлли и сообщить, что вы тут.

Он потянулся к телефону.

Она знала, что делает О’Мэлли. Угрозы выдать ее полиции были неуклюжей попыткой установить над ней контроль, подчинить себе, чтобы она с большей готовностью выполняла его просьбы. Игра была стара как мир, и Николь знала, что он никуда не позвонит, но вынуждена была подыграть. Она мягко накрыла его руку своей.

– Пожалуйста, не надо, – сказала она.

– У меня могут возникнуть неприятности. Если полиция узнает, что вы приходили ко мне, и я ничего не сообщил, то решит, что я укрываю беглеца и препятствую воле правосудия.

Она продолжала держать его руку, пока он делал вид, будто борется с совестью. Вдруг Николь поняла, что ее рука дрожит.

– Конечно, ордера на ваш арест у них нет, – сказал О’Мэлли. – И обвинений тоже – по крайней мере, пока.

Он положил вторую руку на ее кисть и мягко сжал ее.

– Ладно. Как я могу так поступить с напуганной девушкой, которая пришла ко мне за помощью? – его голос стал более дружелюбным, – я Если вы не хотите, чтобы я звонил в полицию, не буду. Пока не буду.

Он погладил ее руку двумя пальцами – так нежно, что она невольно вздрогнула.

– Откровенно говоря, я не виню вас за то, что вы не вернулись домой. Они ведь, наверное, еще даже не вытерли кровь.

– Это было… кто-то его?.. – ей вдруг стало сложно говорить.

– Было ли это убийство? – О’Мэлли помог ей со словом, которое она не могла заставить себя произнести. – На преступление не похоже, хотя мы нашли обширную гематому неизвестного происхождения у него на шее. Но он умер не из-за этого.

– Тогда как?..

– Причина смерти – внутреннее кровотечение, вероятно, вызванное разрывом брюшной аорты. Он истек кровью за несколько минут.

Николь в ужасе отдернула руку, вспомнив, как кровь хлестала изо рта полицейского.

– Вы ничем не могли помочь, – заверил ее О’Мэлли. – Даже в больнице его не спасли бы. Когда кровеносная система претерпевает такую травму, все кончено.

– Как это ужасно! – воскликнула она, но вдруг осознала, что ее слова звучат глупо и неуместно.

– Такое случается, – сказал О’Мэлли. – Люди умирают, – он лукаво улыбнулся ей. – Но полицейский был уже вторым, кто скончался в вашей спальне за последнюю неделю.

– Это обвинение?

– Нет, конечно. Обе смерти были вызваны естественными причинами. Как и смерть директора государственного банка Миддл-Вэлли.

– Мистера Зимана? – во рту у Николь пересохло.

– Значит, вы не слышали, – голос О’Мэлли показался ей чересчур будничным. – Он умер этим утром, от кровоизлияния. В голове лопнула вена, и кровь залила мозг. Он умер раньше, чем его голова коснулась стола. О Уэнделле Франклине вы тоже не слышали? Вы с ним, кажется, знакомы?

– Он был с нами в банке, – прошептала она.

– Порезал палец об угол дверцы вашего сейфа, так мне сказали. Представляете: умер из-за этой ранки.

Николь шокировали вести о новых смертях. Она с ужасом вспоминала, как они втроем толкались в тесном хранилище. Учтивый банкир Зиман и грубый бюрократ Франклин. Николь была к ним так близко, что касалась обоих плечами и чувствовала исходящий от них запах. Великан-полицейский тоже приходил в банк, чтобы снять отпечатки пальцев. Теперь все трое были мертвы. Она сцепила пальцы, почувствовав, как дрожат кисти рук.

– Итого четыре смерти, включая вашего мужа, – сказал О’Мэлли. – Тут налицо совпадение, но ваши полицейские усматривают здесь какой-то заговор. Все четверо умерли своей смертью. Люди умирают от этих причин постоянно, – коронеру, похоже, нравилось видеть страх на ее лице. – Но вот удивительное стечение обстоятельств: все эти люди были так или иначе связаны с вами. Вы близко общались с каждым из них, верно?

И это пугало ее больше всего.

Предостережения Ростка больше не звучали для нее пустыми выдумками параноика. Но ведь смерти не были насильственными. И это делало ситуацию еще более зловещей. Николь вдруг вспомнился экстрасенс из Украины, отказавшийся предсказывать ей будущее. Не потому ли? Мог ли он увидеть тень смерти, что парила над ней? Смерть ребенка, смерть мужа, все эти несчастные люди… и те ужасные события, которые предсказывал епископ Сергий. Судьба уготовила ей роль предвестницы рока. Однако она не могла понять, почему из-за ее грехов и ошибок должны были умирать другие.

– Вам нехорошо, – неожиданно заботливым тоном проговорил О’Мэлли. – Не хотите присесть на кушетку? Отдышитесь, можете прилечь, если нужно.

Прилечь? Ее женские инстинкты высветили предупредительный сигнал. Сначала он говорит о смерти, потом предлагает ей прилечь на кушетку. Похоже, все эти мрачные разговоры не более чем хитрый ход – отвратительная манипуляция опытного охотника за несчастными женщинами.

– Нет, спасибо, – отказалась она. – Я отниму у вас минуту-две, не больше, – возьми себя в руки, говорила себе Николь. Нужно забыть обо всем и сосредоточиться на цели своего визита.

– Не торопитесь, – сказал О’Мэлли. Похоже, он расстроился, что она не приняла его предложение прилечь. – Знаете, когда я увидел вас, то обрадовался, что с вами все в порядке. Мне было не по себе, когда вы остались одна в этом старом доме.

Она кивнула.

– Все эти воспоминания…

На глаза у нее навернулись слезы.

– Не с кем поговорить…

Она прикусила губу.

– Некому утешить…

Его слова гипнотизировали. Похоже, он точно знал, что она чувствует.

Николь смотрела, как его взгляд опускается с ее лица. Она почти физически ощущала его на плавных изгибах своего тела, словно бы невидимые губы ласкали ее кожу.

– Я удивлен, что у такой прекрасной женщины, как вы, так мало друзей.

Он играл с ней, и она это видела. Ждал, пока она сделает первый шаг.

– Я бы хотела считать вас своим другом, – сказала она, возвращаясь к основной теме. – Вы сказали, что к вам всегда можно обратиться за помощью.

Он обошел рабочий стол и показал ей на кожаную кушетку.

– Почему бы вам не подойти сюда и не рассказать мне обо всем?

Николь колебалась. Не так давно она без запинки прошла бы через все ритуалы флирта и соблазнения, играя желанием мужчины, пока тот не согласился бы заплатить любую цену, какую она ни попросит. Но месяц замужества, месяц верности одному мужчине вызвал в ней изменения, в которые она сама раньше не верила. Теперь она испытывала неловкость и даже стыд, когда приходилось флиртовать с едва знакомым человеком.

– Не волнуйся, – сказал О’Мэлли. Он пересек комнату и открыл один из шкафов. Внутри обнаружился богатый бар. – Хочешь выпить?

Первым инстинктом было отказаться. Спиртное – главный друг и соратник мужчины, когда дело доходит до устранения женского сопротивления. Однако, возможно, крепкий напиток – это именно то, что поможет ей в следующие несколько минут.

– Пожалуй, я не откажусь, – согласилась она, но пожалела об этом, едва увидев, какого размера стаканы он наполняет.

– Ирландский виски «Джеймсон», – сказал он. – Со льдом.

В стакане, который он ей протянул, плескалось достаточно виски, чтобы довести любую женщину до бессознательности. Себе он налил в два раза больше.

– Я всегда наливаю в большие стаканы: для экономии, – объяснил он, вытягивая парализованную ногу и опускаясь на кушетку рядом с Николь. – Чтобы не нужно было вставать и наполнять их заново, – он сделал быстрый, почти нервный глоток. – Чем я могу тебе помочь?

– Может быть, мне просто нужно с кем-то поговорить, – она тянула время. – Люди в этом ужасном городе… как будто не хотят иметь со мной ничего общего.

Всю жизнь Николь пила в основном белое вино и шампанское. Виски никогда ей не нравился, и теперь, когда алкоголь обжег ее горло, она вспомнила, почему. Она чувствовала, как огненная жидкость опускается в желудок.

– Это точно, чужих здесь не любят, – сказал О’Мэлли. Он сделал долгий глоток, затем слизал капли с губ. – Такие уж они, эти русские. Уже второе и третье поколение, а до сих пор думают, что живут у себя на родине, и боятся тайной полиции.

– Но ведь это – родной город моего мужа. Они знали его – так почему же не приняли меня? Я ведь тоже русская. По крайней мере, по материнской линии.

– Может быть, дело в твоем прошлом, – предположил коронер. – Лас-Вегас, и все такое.

– Откуда вы знаете?

47

– Я… наверное, слышал от кого-то из полицейских… – О’Мэлли сделал еще один быстрый глоток. – Что тебя не приняли в городе – это нормально. Такие тут люди, не любят чужаков, – он сном сделал глоток. Стакан был уже наполовину пуст.

– Я ждала чего-то другого, – алкоголь развязал Николь язык. – Когда я впервые увидела этот город с шоссе, он выглядел так, словно из моих снов. Я думала, что Пол и я будем жить рядом с приятными людьми в красивом доме с белым забором и цветами на заднем дворе. Я не могу иметь детей, но я надеялась, что у меня хотя бы будут друзья и нормальная жизнь, – ее голос надломился, и она поднесла стакан к губам. Второй глоток показался не таким неприятным, как первый. – Мне стоило догадаться. У меня никогда ничего не получается.

– Это место обманчиво, – О’Мэлли чуть заметно подвинулся ближе. – Городок стоит в долине среди холмов, и на первый взгляд выглядит как открытка. Но на самом деле это не город, а катастрофа. Странно, что службы по охране окружающей среды до сих пор не выселили всех отсюда, как из Таймс-Бич[29]29
  Таймс Бич — городок в штате Миссури, эвакуированный в 1971 году из-за загрязнения почвы диоксинами.


[Закрыть] в штате Миссури или зоны вокруг Лав-Кэнел[30]30
  Лав-Кэнел — поселение в северной части штата Нью-Йорк, столкнувшееся с аналогичной проблемой; эвакуировано в 1978 году.


[Закрыть], – он сделал еще глоток виски. – Вероятно, вы слышали о метане, который просачивается из заброшенных угольных шахт. Это газ без запаха, и его невозможно заметить, пока какая-нибудь искра не вызовет взрыв. Вы заметили на похоронах мужа, что в церкви нет настоящих свечей?

– Нет, – ответила она, пытаясь припомнить. – По-моему, нет.

– Все из-за того, что никто не хочет рисковать. Электрические свечи не могут вызвать взрыв при утечке метана. Что же это за город, если в церкви боятся зажечь свечу?

– Тут вы правы, – согласилась она.

Николь чувствовала, что то ли из-за виски, то ли из-за объединившего их одиночества они постепенно переходят к задушевному разговору. Он больше не казался ей охотником, а она не чувствовала себя осторожной жертвой. Ощущение было приятное.

Коронер продолжал;

– Под землей остались старые угольные пласты, которые периодически загораются. Говорят, температура внизу выше двух тысяч градусов. Нет места ближе к аду, – это точно. Иногда на поверхность выходит горячий воздух с запахом серы. И что, думаете, эти чокнутые русские хотят уезжать? Нет, они же упрямые. Если хотите знать мое мнение: они рождены страдать.

Видимо, вспомнив ее родословную, О’Мэлли поспешил извиниться:

– О, Боже, что я несу. Прошу прощения, если обидел вас. Я против русских ничего не имею, правда. Это все спиртное.

– Не извиняйтесь, – улыбнулась она. – Моя мать говорила то же самое – что мы рождены страдать. В моем случае все именно так и вышло, – она глотнула виски. – На мне будто какое-то проклятие.

– В это я никогда не поверю, – сказал О’Мэлли. Пока она говорила, он придвинулся еще ближе. – Вы такая привлекательная женщина. Вы не пробовали стать моделью?

– Ради Бога, вы не представляете, что мне пришлось испытать.

– Вряд ли – то же, что и мне, – он вдруг посерьезнел. – Я таскаю этот кусок металла с восемнадцати лет, – он одернул штанину поверх скобы.

– Сочувствую, – она вдруг действительно испытала к нему жалость, но затем осознала, что, возможно, это – цель его манипуляций. Виски и разговоры о тяжелой жизни – удачная тактика.

– Послушайте, я знаю, как вам плохо после смерти мужа, – О’Мэлли подвинулся еще ближе. Теперь его здоровое колено почти касалось ее. – Но такое случается. С моей работой приходится видеть такое каждый день. Знакомые люди или незнакомые люди – и все мертвые. Но я не позволяю этому сломить меня, – он посмотрел на пустой стакан и грустно улыбнулся, –  Пью больше, чем следует. Но, в конце концов, я же ирландец.

– Русские тоже много пьют, – улыбнувшись, она Предложила наполнить его стакан. Ей не нравилось, что О’Мэлли жмется к ней. Она встала и нетвердой походной пошла к бару, чувствуя на себе взгляд коронера. Принесла стакан и села на кушетку, скромно сложив ноги. Взгляд О’Мэлли сосредоточился на ее коленях, затем поднялся выше, потом опять вернулся к лицу.

– Почему ты загрустила? – спросил он. – Вспоминаешь мужа?

– Не только его…

Николь сделала еще один большой глоток, наслаждаясь тем, как алкоголь притупляет чувства и снимает волнение. О’Мэлли начал казаться ей довольно милым. Он так хорошо ее понимал…

– Ну же, расслабься, – О’Мэлли нежно погладил ее по плечу. – Я говорил, всякое бывает.

– Но все эти смерти… – стакан задрожал в ее руке. – Они все связаны со мной.

– Не надо беспокоиться. Все эти люди умерли от естественных причин. Просто пришло время. – О’Мэлли приобнял ее за плечи, словно хотел приободрить. – Если бы я знал, что ты так расстроишься, то не стал бы об этом говорить. Давай забудем, хорошо? Ну же, улыбнись.

Он игриво потряс ее. Пол любил так же добиваться ее улыбки. Она ухмыльнулась.

– Уже лучше, – сказал он, не убирая рук. – Теперь почему бы тебе не сказать, зачем ты пришла: не только чтобы поговорить?

Она вдруг поняла, что нельзя больше откладывать:

– Я… мне нужна ваша помощь…

Он привлек ее ближе.

– Просто скажи, чего ты хочешь.

– Я пришла сюда потому, что вам доверяю, – она все еще была не готова озвучить просьбу.

В его дыхании ощущался тяжелый запах виски. О’Мэлли, похоже, не чувствовал, как сильно сжимает ее плечи. Однако его слова казались мягкими и успокаивающими.

– Я понимаю. Я знаю, как это тяжело… вдова, которой не к кому обратиться за помощью.

– Мне очень одиноко, – прошептала она.

Николь не удивилась, когда он наклонился поцеловать ее. Ей показалось, он стесняется, будто мальчик, который боится, что ему откажут. Поцелуй был очень мягким для мужчины его телосложения. Его губы едва коснулись ее, задержались на какое-то мгновение, будто впитывая вкус, а затем легким движением пробежали от одного уголка рта до другого. Она совершенно не ожидала такой нежности – и своей реакции тоже.

Она не отодвинулась, хотя пришла сюда, твердо решив не отдаваться ему. Теперь, когда наступил первый физический контакт, она не смогла сопротивляться. Усталость ли тому виной? Или это алкоголь обезвредил ее природную женскую защиту? Или же страх заставлял ее, как прежде, искать утешения в объятиях первого встречного мужчины?

Она расслабилась и приоткрыла губы, позволив его упругому языку проникнуть ей в рот.

Когда Николь наконец отодвинулась, О’Мэлли тяжело дышал.

– Лучше мне запереть дверь, – сказал он.

Он повернул ключ в замке, задвинул засов и подпер ручку стулом. Затем закрыл жалюзи, будто боялся, что кто-то будет подглядывать в окно третьего этажа.

Затем начал расстегивать платье, а она протянула руку к металлической скобе на его ноге. Дрожащей рукой Николь провела по стержню до шарообразного шарнира на бедре и вниз до шарнира на колене. Нога под металлом казалась больной и слабой, а сам металл – холодным, гладким и крепким.

Она думала о том, в какого одинокого человека превратила его это скоба. Каково это – хромать по жизни калекой? Танцевал ли он когда-нибудь с женщиной? Был ли на свидании с девушкой? Эти мысли возродили в ней давно забытые чувства. Она испытывала к мужчинам, что брали ее раньше – отвращение, презрение, горечь, но никогда – сочувствие.

– Тебе не больно? – спросила Николь.

– Сейчас ничего не болит, – сказал он. – Ты самая прекрасная женщина из всех, что я целовал, – сказал он, и в алкогольной дымке ей показалось, что она поступает на удивление милосердно, позволяя ему быть с ней так близко.

Было приятно вновь оказаться в объятиях мужчины. Хотя Николь уже зашла дальше, чем намеревалась, но все еще была уверена, что сможет остановиться. Немного удовольствия и утешения – вот и все, чего она хочет.

Чем-то компенсировать одинокие ночи после смерти Пола, слезы, горечь и страхи, одолевавшие во тьме старого дома. И которые, она знала, вернутся, как только она выйдет из кабинета О’Мэлли.

Когда его губы опустились к ее шее, приближаясь к томящейся по ласке груди, Николь задрожала и нежно обвила руками его голову. Вдыхая запах помады для волос и пота, она чувствовала, как ее тело страстно отвечает на ласки.

«Верни себе контроль над эмоциями, – думала она. – Пришло время вспомнить, зачем ты пришла».

– Извини, что так получилось, – сказала она, пытаясь отодвинуть его, хотя и не хотела этого. – Я просто пришла попросить помощи.

– Что угодно, – сказал О’Мэлли. – Все, что попросишь.

Его влажные губы целовали щеки, рот, лоб, глаза, а руки продолжали тискать грудь сквозь тонкую ткань.

– Я хочу, чтобы мне вернули кисть, – сказала она.

– Вернули что?

– Кисть… ту, что я обнаружила в банковском сейфе. Она принадлежит мне. И я хочу ее получить.

– He говори глупостей.

Он зарылся лицом в ее грудь.

– По закону, все, что находилось в том сейфе, принадлежит мне, – сказала Николь. – Кисть достали из сейфа моего мужа. Это моя собственность, и я хочу получить ее. Сейчас…