Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

         Я откупориваю пиво.

– С Энжи она связана косвенно. Но все равно... Кто она?

         Гарри дергает плечами.

– Конечно, не дочь английских бизнесменов, хотя дача зарегистрирована на имя человека, проживающего в Лондоне. Ее мать умерла, когда ей было четыре года, и она – дочь своего отца, если можно так сказать.

– А он?

– А он был чеченским командиром и погиб пять лет назад, в горах... Тогда же был приказ захватить и его родственников, девочка спаслась только благодаря тому, что один российский офицер пошел против своих во время операции, помог ей и ее тетке бежать из Грозного. Парня потом убили чечены – на ее глазах... не отпускать же? Да и свои все равно уничтожили бы его.

– Она чеченка?

– Она – киллер. За ее плечами – серьезная подготовка и серьезный список жертв.

– Но она же совсем... девочка...

– Она начала в пятнадцать, а другие начинают тренироваться намного раньше. Убить неверного во славу Аллаха – благословенный поступок, как ты понимаешь. Работала сначала в Чечне, потом в Ингушетии, потом в Москве. Исключительно по заказу. Ее оружие – оптика и пистолет Макарова. Ее связной – Зак. Он – член группировки, но на кого работает конкретно... Это, знаешь, уже другой заказ. Она замкнута только на нем одном.

– Они любовники?

– Нет. Никогда. Ей не положено это как бы. Она – орудие мести. Не больше.

– За что она мстит?

– Она лично – не мстит. Но все они в целом мстят, как обычно, за предательство чеченского народа и национальных интересов.

– Здесь? В Киеве?

– Такое возможно. С Заком она попрощалась в Москве три недели назад, раньше здесь никогда не бывала. В городе живет в квартире на Хрещатике, за городом – на даче, где ты был...

– Ты сразу понял, что она не славянка...

– Она – яркий представитель типа. И ее боль... это даже ты заметил... Ее отца взяли живым, и то, что он выдержал, пока не остановилось сердце... это... Там это написано, Илья.

– Да...

         Пожалуй, Гарри хочет сказать, что после этого у Энжи был только один путь – путь мести. Но путь слепой мести... это уже не ее путь. Это чужой путь, которому она следует.

– Ее зовут Энжи?

– Ее зовут Анна.

         Анна. Хрупкая девочка в розовой маечке...

– А где она обычно носит ствол, который при ней, не установили, случайно?

– Две кобуры обычно: под мышкой справа и на щиколотке левой ноги.

– Кто прикрывает оптику?

– Никто. Она работает одна. В этом ее плюс.

– Фишка.

– Преимущество, так скажем.

         Гарри берет у меня деньги и прячет в карман.

– Я искренне желаю тебе удачи.

– И я тебе. И себе. И очень.

         Выхожу, оставляя позади... другой успешный бизнес, слаженную команду, перспективное дело. Информация, которая стоит тысячи, дрожит на листах в моей руке. Я сворачиваю бумаги и сажусь за руль.

         В «Старте» меня ждет моя хрупкая девочка Энжи.

29. СХВАТКА

         «Старт» – открытый бар, не очень большой, днем тихий, но вечерами крикливый. Энжи сидит одна за столиком и вертит в руках бокал молочного коктейля. Прикладывает его то ко лбу, то к щеке...

         Я обнимаю ее за плечи. Она вздрагивает, как от холода, потом вскакивает и обвивает мою шею. Мы целуемся. И я снова хочу ее не меньше, чем тогда за городом...

– От этого зубы болеть будут...

– От поцелуя?

– Нет, от холодного стакана...

         Сажусь не напротив, а рядом с ней на диванчик, кладу руку на ее колено.

– Чем ты занимаешься? – спрашивает меня Энжи.

– Сейчас?

– Вообще.

– Разными делами...

– Юридическими?

– Да.

– Со Слуцкой?

– В ее офисе.

– Интересно?

– Нет. Просто работа. Хорошо платят. А ты?

– Учусь.

– А  кроме?

– Ничего.

– Книжки-кино?

– Нет.

– Интернет?

– Ну, иногда инет. Иногда кафе. Иногда выпиваю.

         Я стискиваю ее колено и поворачиваю к себе ее лицо. Длинные темные губы чуть растягиваются в улыбке...

– Тебе не было после меня плохо?

– Нет, – говорит она удивленно. – Почему?

– Потому что обычно ты так не поступаешь...

         Она улыбается шире.

– Иногда надо менять тактику. Жизнь коротка. Поедем ко мне?

– Поедем...

         Теперь я уверен, что она задумала меня убрать без лишних сантиментов. И именно для этого отдалась мне. Ну, и еще приятное с полезным, то есть минимум сантиментов, пожалуй, присутствовал. И жизнь, действительно, коротка. Я мешаю ей подступиться к Иванне. И сегодняшний день для меня, скорее всего, последний.

         В авто мое желание почти пропадает. Думаю, ей не составит особого труда выстрелить прямо в этот момент и выпрыгнуть из машины. Но она медлит. Мы приезжаем в ее квартиру в центре города и входим внутрь. Меблировано скромно, но с учетом того, что квартира в самом сердце столицы, обходится она недешево.

         Пока Энжи решает дело Иванны, точнее выполняет заказ, никто другой не получит этого задания. Если я уберу Энжи, Зак передаст заказ следующему исполнителю. Только и всего. Но даже если смерть Энжи спасет Иванну от преследования, смогу ли я убить Энжи?

         А сможет ли она убить меня? Устранив меня, она легко выйдет на Иванну. Значит, сможет. Потому что путь ее мести упирается строго в Слуцкую.

– Нравится тебе у меня? – спрашивает моя хрупкая девочка.

         Я слежу за ее жестами. Она стягивает майку, под которой, по обыкновению, нет белья, и прижимается ко мне. От такого, действительно, можно стать импотентом. Заняться сексом перед смертью, зная, что в последний раз? Не вижу в этом особой прелести!

– Тебя что-то смущает?

         Меня смущает то, что я не определил в ней ребенка гор. Эта вызывающая майка, эти пестрые пряди в черных волосах, эта страсть...

         Наконец, инстинкт самосохранения пересиливает. Я не хочу соперничать с ней в скорости, но делаю выпад к ее ногам и выхватываю пистолет из ее кобуры. В прошлый раз его там не было. Но я чувствую оружие по его ауре, по его холодному дыханию... особенно, если прислушиваюсь к подсказкам Гарри.

         И ее скорость, которая угадывалась в сдержанных жестах, тоже прорывается наружу. Я получаю удар в подбородок и отлетаю уже с пистолетом в руке... С трудом удерживаюсь на ногах.

– Энжи...

         Новый удар настигает... Она бьет ногой в солнечное сплетение – я сгибаюсь пополам, хватая ртом воздух. Наконец, взвожу курок и направляю на нее ствол.

– Стоп!

         Взглядом она уже измерила расстояние до моей руки с оружием и разделила на свою скорость. Она успевает.

         Но теперь и я успеваю. Я дрался на ринге. Я побеждал крепких и тренированных мужчин. Это не проходит бесследно.

         Просто... бить ее – это разбивать собственные иллюзии о хрупкой девочке, скорбящей об отце. Я ставлю блок, ее удар приходится на мое плечо, боль мгновенно улетучивается, и я делаю выпад, от которого она отскакивает в сторону. Снова свистит рядом с ухом ее пятка. Я хватаю ее в воздухе, дергаю на себя, но другая – чудом – успевает зацепить мое лицо. Оружие вываливается, и единственное, что я успеваю, отпихнуть ствол  ногой куда-то под шкаф. Энжи снова бросается на меня с кулаками.

         Но атака уже не пугает меня. Все вдруг вошло в колею, и я уже почувствовал себя  победителем.

         Я обхватываю ее руками, сковывая ее движения и лишаю ее возможности сопротивляться. Заламываю руки за спину и связываю ремнем от своих брюк. Для ног приходится применить кухонное полотенце.

         Толкаю ее на стул и достаю из-под шкафа ее пистолет.

– Хочешь об этом поговорить? – спрашиваю вежливо.

– Я знала, что ты боксер...

– Но все-таки решилась затащить меня сюда и пришить?

– Я не думала тебя убивать.

– Конечно.

         Еще секунду она смотрит на меня своим злым влажным взглядом.

– Стреляй... чего ждешь?

         Чего я жду? Если я выстрелю, Зак передаст этот заказ другому исполнителю.

– Тогда... на даче... ты тоже не хотела меня убивать?

– Ты мне понравился. Я подумала: почему бы и нет? Нельзя же оставаться всю жизнь девушкой. Я не в ауле выросла, как вы все думаете! Чего ты ждешь?

– Кто решил убрать Иванну?

– Я не знаю.

– Кто отдал приказ Заку?

– Я не знаю.

– Не знаешь?

         Я гляжу на ее маленькие голые груди.

– Я тоже не хочу тебя убивать... Я считаю, что, несмотря на твое задание, несмотря на мою работу, при любых обстоятельствах, даже на войне, люди должны оставаться людьми... Должны прощать и должны быть милосердны...

         Она встряхивает волосами. Дотягивается подбородком до плеча и вытирает кровь. Я все-таки разбил ей лицо...

– Стреляй же, урод!

         Оружие смотрит прямо ей в глаза. И она смотрит прямо в дуло собственного пистолета.

– Я не хочу тебя убивать, – повторяю я. – Я хочу спасти жизнь Иванне, но не ценой твоей жизни или еще чьих-то жизней. Я уверен, что произошла ошибка, что она не совершила ничего такого, за что должна быть покарана настолько жестоко. Я должен узнать у твоего связного имя заказчика и отменить заказ.

         Энжи смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Это невозможно! Этого ты не сделаешь никогда!

– Помоги мне встретиться с Заком!

– Это невозможно!

– Почему? Зак – обычный смертный, как ты или я. Почему я не могу поехать в Москву и поговорить с ним об этом деле?

         Ее глаза округляются.

– Не знаю, где ты раздобыл эту информацию, но Зак никогда не выйдет из тени ради встречи с тобой...

– А с тобой?

– Я не сделаю ничего для этого!

– Почему?

– Потому что решение принято, и я не имею права ни с кем его обсуждать.

– Но это ошибочное решение!

– В таких делах ошибок не бывает!

– Даже Бог ошибается, Энжи. А решение о смерти Иванны принял не Господь Бог... Разве Бог не ошибается?

– Бог?

         Ее глаза наполняются черными слезами.

         Если бы Бог не ошибался... не было бы никакой войны. Она жила бы с отцом в Грозном, училась бы в университете, мечтала бы об успешной карьере, семье и детях, а не носилась бы дорогами чьей-то мести...

         Ей всего девятнадцать лет. Я не знаю, как она рассуждает. Но я вижу, как по ее лицу ползут огромные слезы и смешиваются с кровью, струящейся из рассеченной губы.

– Бог не ошибается, – говорит Энжи. – Ошибаются только люди... когда верят другим.

30. УВОЛЬНЕНИЕ

         Я оставляю ее связанной, но живой. Я оставляю ее, оставляю ей ее оружие и уже через полчаса причаливаю к офису Иванны. Сердце не на месте. Мне вдруг приходит в голову мысль, что Энжи могла затеять это все просто, чтобы отвлечь мое внимание, могла перезаказать Иванну... Никто не даст гарантии, что она работает самостоятельно.

         Иванна выходит с Симой. Тот, заслоняя ее собой, провожает до машины и открывает ей дверцу. Парень внимателен. Просто молодец, не то, что я. Результат с Энжи – это ни «да», ни «нет». Это промежуточный результат.  Если результат вообще.

– Как ты провела день? – спрашиваю у Иванны.

         И вдруг вспоминаю нашу утреннюю ссору в ее офисе, слезы, которые я не сумел сдержать, и – как отражение – слезы Энжи.

– Как обычно, – отвечает она спокойно. – Устала...

– Ты ужинала?

– Да, в офисе.

         Отрываю руку от руля и кладу на лоб. Жар, кажется.

– А твой день?

– Так себе.

– Результат?

– Промежуточный.

         Она усмехается. По ее мнению, что бы я ни предпринимал, стрелка результативности не сдвинется с нуля. Я уже не спорю с ней, но теперь, по крайней мере, я вижу направление, в котором буду толкать эту неподвижную стрелку. И я расшибусь, но сдвину ее!

         Раньше я не знал, от кого или от чего должен защищать Иванну. Было несколько покушений, но исполнителей так и не установили. Не знаю, что с ними стало. Это истории, которые закончились.

         Теперь началась история Энжи. Очень непростая история. Потому что я ее знаю. Она мне близка. И мне не все равно, что с ней случится.

– О чем так задумался?

– Дни увеличиваются.

         Когда мы входим в непроглядную темень ее квартиры, мне начинает казаться, что жар усиливается. Присутствие Иванны не успокаивает меня, дневное напряжение не проходит. Я не могу избавиться от мыслей об Энжи, брошенной связанной в пустой квартире. Влага ее слез не высыхает из памяти.

         Нелегко вести дела с женщинами. С женщинами-жертвами и с женщинами-убийцами – одинаково нелегко.

– Когда я вспоминаю свою жизнь, не могу припомнить ни одного счастливого дня, безоговорочно счастливого, – говорит вдруг Иванна. – Кажется, таких дней не было. Просто не было. Обычно я спрашиваю людей, были ли они счастливы. Некоторые говорят: «Когда родился мой ребенок», «Когда я поступил в институт», «Когда меня взяли на работу». Один клиент сказал: «Когда я его убил». Он убил – и решил все свои проблемы одним махом. Я добилась для него минимального наказания. Через год он вышел на свободу – и это тоже был счастливый для него день. Но о себе – не могу сказать ничего такого. А ты?

– Я...

         Стоит задуматься. Иванна очень критична. И ее аналитический склад ума мешает ей чувствовать. Мне тоже что-то мешает... Жар что ли...

– Ты был счастлив со своими женщинами?

– Я плохо помню.

– А когда стал чемпионом по боксу?

– Может... Но это стирается. Как ощущение опасности, как боль. Чувства не вечны, это тревожит меня больше всего.

– Хорошо, что чувства не вечны, – улыбается Иванна. – Иначе пришлось бы намного тяжелее. Почему ты не хочешь ничего рассказывать?

– Ты знаешь достаточно. Разве нет? Ты же составляла досье... или что-то в этом роде, прежде чем предложить мне работу...

         Я правда, не хочу говорить. Не хочу думать о том, что было и чего не было. Тем более – о счастье и несчастье.

         Снова звонит мобила и говорит голосом Энжи:

– Я не могу развязать руки!

– А телефон чем ты держишь?

– Зубами!

– Энжи, дорогая, я не могу сейчас приехать...

– Я никогда не была ни с кем, кроме тебя, ты знаешь. Но теперь – я не хочу быть одна. Мне плохо... после тебя, как ты и говорил. Я не хочу выть здесь с тоски!

– И я хочу быть с тобой, но я сейчас не могу, я на работе.

– Скажи ей, что я ничего ей не сделаю!

– Она очень напугана.

– С ней ничего не случится, я тебе это обещаю. Я договорюсь о твоей встрече с Заком... Завтра же... Я сделаю все, что смогу. Но сегодня я не хочу быть одна. Это не... не шантаж, не думай. Просто ты мне нужен, – ее голос срывается.

– Я приеду утром...

         Я ей верю. Она не врет и не заманивает меня в ловушку. И я тоже хочу быть с ней...

– Я приеду утром, – повторяю я. – Развяжу тебе руки, поцелую каждый твой пальчик... Энжи, подожди немного. Подожди меня, Энжи. Ты же недавно бросалась на меня с кулаками, ты должна остыть, – уговариваю я ее.

– Я хочу тебя.

– Остынь еще немного.

– Тебе нравятся холодные девушки?

– Я сумею вдохнуть в тебя тепло, моя прелесть. Ты очень красива, ты очень молода, ты восхитительна. Ты не можешь быть холодной...

– С тобой – нет.

         Наконец, она соглашается потерпеть. Я прячу телефон и вдруг замечаю за своей спиной Иванну. Она стоит, прислонившись спиной к темной стене, практически сливаясь с темнотой и задыхаясь от гнева.

– Ты уволен!

         Вот так? Посреди ночи?

– Убирайся сейчас же!

         Еще утром она хотела оставить мне все свое состояние.

– Уходи! Я не заплачу тебе больше ни копейки!

         Для меня все закончилось – я могу больше не заниматься этим делом, не заботиться о ее жизни, не пытаться спасти ее.

– Ты больше на меня не работаешь!

         Я киваю.

– Согласен. Ты хорошо это решила. Я не работаю на тебя больше – это правильно. Мы не будем больше видеться – это тоже очень хорошо. Не знаю, насколько я тебе неприятен, но обещаю, что появлюсь еще раз на твоем пути – в том случае, если я отменю заказ. Уверен, что охота на тебя – следствие ужасного недоразумения. И когда я это исправлю, я возникну перед тобой снова – не как призрак сегодняшней бессонной ночи, а как знак того, что все плохое в твоей жизни окончилось, и эти «последние дни» больше не повторятся...

         Она делает рукой непонятный жест, кажется, хочет спорить, но потом резко отворачивается и уходит вглубь своей темной пещеры. В ее глазах не проносится даже искорка надежды. Она уже не верит в свою жизнь. Ей она уже не нужна. Нужна только вот эта – сегодняшняя – ночь со мной. Но в эту ночь я не могу и не буду ей принадлежать. Потому что я забочусь о ней – даже после своего увольнения. Потому что думаю не об одной ночи, а обо всей ее жизни, о ее будущих детях, о ее семье, о деле Слуцких...

– Потому что я люблю тебя!

         Но это любовь в темноте. Любовь, не подкрепленная никакими действиями. Любовь – обещание лучших времен. Любовь-призрак.

         Я закрываю за собой дверь. Ей будет страшно, но она переживет это. Уверен, что переживет...

         Оставляю ее «опель» у подъезда. Представляю, как завтра она будет звонить Симе. А может, поедет в офис на метро... Меня же ждут завтра совсем другие дела.

         Я иду некоторое время пешком, а потом беру такси.

– Когда потеплеет? – интересуюсь у таксиста.

– Хрен его знает.

– А по радио не говорят?

– А я радио не слушаю. Не верю.

         Ничего, потеплеет. По крайней мере, в сердце одной хрупкой девушки, вооруженной до зубов, сегодня будет очень тепло.

         Я нахожу ее дом на Хрещатике, поднимаюсь и стучу в дверь. За дверью тихо. И пока еще – холодно.

31. ПРИЕМЫ

– Энжи, это я.

         Тишина продолжается.

– Энжи?

– Илья? Разве уже утро?

         Ее никто не знает в этом городе. К ней никто не может прийти, кроме меня, но она опасается открыть дверь. Может, в целом мире ее никто не знает, кроме меня и Зака.

         Пожалуй, немного времени прошло с момента нашей драки до бурной сцены примирения. Но Энжи зла не помнит, она бросается мне в объятия и целует в губы... Энжи не помнит зла?

         Потом мы катаемся по ее ковру, целуемся, стягиваем друг с друга одежду и оружие. Мы меняем позы и никак не можем утолить жажду друг в друге. Мы слишком долго были одни... И я, и она в свои девятнадцать... Мы – сами по себе, мы – одинокие волки.

– В этот раз лучше, – говорит, наконец, она, встряхивая пестрыми волосами.

         Поднимает с пола мой пистолет и вертит его в руках.

– Тяжеловат...

         Я усмехаюсь.

– Возьми что-то полегче...

– Ну, если это полегче.

         Она снова целует меня.

– Как я жила без тебя?

         Когда женщина привыкает так быстро, это тоже не очень хороший симптом, тоже проявление ее комплексов или затянувшихся неудач.

– Сколько лет Заку?

– Двадцать пять. Он тоже одиночка.

– Он еще молод.

– Он нашел свое дело. И он не свернет с этого пути.

         Я спокойно соглашаюсь:

– Он прав. В целом – он прав. С его точки зрения – тем более. Но и в его деле могут быть исключения.

– Как со Слуцкой?

– Как со Слуцкой. Он исполняет поручение, не зная, что оно ошибочно.

         Энжи поднимается, потом снова садится и смотрит на меня своими чернющими глазами:

– Думаешь, если дать ей шанс... если потянуть время, то ситуация прояснится?

– Ты же знаешь, как важно бывает дать человеку шанс... единственный шанс. Этого может быть достаточно для его спасения.

         В отместку за смерть своего отца Энжи убила не менее полусотни людей, безоговорочно подчиняясь приказам Зака. Но я заставил ее сомневаться. Заставил поверить в возможность ошибки. Теперь ее мысли заняты не убийством, а спасением человека. Для нее это необычно. И я не могу понять, какие параллели она для себя проводит.

         Может, думает о шансе для своей матери, или для отца, или о своем собственном шансе жить иначе. Может, она решила, что если заказ Иванны – ошибка, она оставит это занятие и попытается выйти из дела. Не знаю, насколько это возможно. И не знаю, насколько я прав в своих предположениях.

         Может, она снова думает о сексе. И я снова думаю о сексе. Она очень молода для меня. И у нее обалденное тело. Невольно я засматриваюсь на ее маленькие груди. Я хочу ее снова. Я всегда хочу ее. Она не очень ловко целуется, но ей хорошо со мной, и это меня вдохновляет.

– Ты все время жила одна?

         Не умею говорить с ней о ее жизни. Она бросила, что не из аула, но у нее все равно другие ценности. Пожалуй, мы из разных племен Конго, из разных кусков разорванной Вселенной. Мы очень разные.

– Я жила одна. Но я – часть моего народа.

– А я – часть космоса.

– В космосе много пыли.

– Может, я пыль...

         И Энжи улыбается всей влагой своих глаз.

– Ты не пыль. Ты солнце в небе. Я не думала, что когда-нибудь буду с мужчиной. Я была уверена, что посвящу свою жизнь более важным делам. Но когда я увидела тебя... Я не должна говорить такого?

– Мне интересно, – я улыбаюсь.

– Когда я увидела тебя, почувствовала, что это дело отодвигается от меня, а остаешься только ты... со своими голубыми глазами...

– Видишь, сердце подсказало тебе, что это исключительный случай, – вставляю я.

– Я очень хочу в это верить. Я устрою твою встречу с Заком, чтобы знать точный ответ.

         Она задумывается, а потом продолжает:

– И если это, действительно, ошибка, я отступлю. Но если это решение принято обоснованно, я выполню этот приказ без колебаний. И ты уже не сможешь меня остановить.

         Я киваю. В этом случае она будет вынуждена убрать и меня, несмотря на мои «голубые глаза». Голубые ли они? Я подхожу к зеркалу.

– Что? – Энжи оборачивается.

– Всю жизнь думал, что у меня серые глаза.

         Она смеется. Подходит голая к трюмо, обнимает меня сзади и тоже заглядывает в зеркало.

– Ты очень красивый... Я не должна быть с тобой. Я это знаю... Может, я буду наказана за это.

– Почему?

– У тебя другой Бог, – объясняет она доходчиво.

– На другом небе?

– Бог – внутри. И у тебя он другой.

– Мы – из разных осколков погибших планет. Мы – ненавечно, мы – ненаверно, мы – ненадолго. Нас нет.

         Ее глаза снова влажнеют.

– Я все время была одна. После лагеря – все время одна в своем космосе.

– А что в лагере? Училась стрелять?

– И драться.

– Покажи приемчик! – я оборачиваюсь и становлюсь в боксерскую стойку, поднимая сжатые кулаки к лицу.

         Хочу отвлечь ее от печальных мыслей. Любуюсь ее голым телом.

– Давай свое таэквондо!

– Это айкидо. И немного карате.

– Давай!

         Энжи уже хохочет. Переводит взгляд от моих кулаков ниже пояса и снова заливается смехом.

– Ни за что не боишься?

– Я сильнее!

– А я быстрее!

– Докажи!

         Я уже готов к удару ее босой ноги, но она бьет по корпусу ребром ладони, я блокирую ее руку, но колено врезается мне в челюсть. Сопротивляться не хочется, к тому же подбородок слегка ноет. Я падаю на ковер, раскинув руки.

– Придуриваешься? – спрашивает Энжи недоверчиво.

– Изнываю от боли.

– Где болит?

         Я показываю пальцем.

– Не выдумывай, – она приближается осторожно.

– Пожалей меня...

– Как?

– Ты же знаешь все приемы.

– Оказалось, не все...

         Она садится рядом и созерцает мое тело.

– Ой-ой, – усмехается, наблюдая за реакцией на ее пристальное внимание.

– Энжи, не медли...

– Я не знаю, что делать.

– Иди ко мне.

         Она садится сверху, оставаясь невесомой. Все мои печали и боли растворяются в воздухе, космос теплеет.

– Я люблю тебя, – говорит мне девочка.

– Мне тридцать семь лет.

– Это ничего.

– И глаза у меня не голубые.

         Она смеется, целует меня в ударенный подбородок. Действительно, побаливает. Я ощупываю языком края зубов – к счастью, ничего не сломано. Хотя Энжи скора на расправу...

– Серые?

– Может быть. Не знаю точно, не хочу тебя обманывать.

– Это хорошо... Хорошо, что мы встретились. И что ты не врешь.

– Это счастье.

32. ЗАК

         Бывал ли я счастлив? Правда, это стирается. Конечно, я был счастлив, подняв над головой чемпионский пояс, но мой соперник сразу после боя умер в больнице, так и не придя в сознание. Это все перечеркнуло. Его убил спорт, не я, конечно. Но его убил я.

         Получив диплом юриста, я был счастлив. Это дало мне возможность начать собственный бизнес. Но и этот бизнес остался позади.

         Бывал ли я счастлив с женщинами? В постели с Эльзой, то есть в постели Спицына, в тумане Эльзы, я тоже был счастлив, но это счастье было таким зыбким, что растаяло само по себе.

         Целуя Иванну в губы – после работы, в ее темной пещере, в декорациях ее каждодневной опасности – я был неимоверно счастлив, потому что держал в своих объятиях самую желанную женщину на свете.

         И с Энжи я счастлив. У меня хорошие отношения со счастьем – я открыт для него и умею его чувствовать. Я не обрезаю ему крылья беспощадной критичностью, как Иванна.

         Об Иванне стараюсь не думать, но каждый мой шаг, мой жест – воспоминание о том поцелуе. Это движение в том направлении, которое может ее спасти.

         Мы едем с Энжи в Москву. Разными дорогами. А может, все дороги в мире ведут в Москву... к Заку.

         Он удивился, что я знаю о нем. Но если мышь знает о существовании кошки и сама идет к ней, это не грозит кошке особой опасностью. Энжи сказала, что информация получена не от нее и что дело очень важное... что я оказался достойным соперником и заслуживаю того, чтобы Зак поговорил со мной. Она поручилась, что я не агент ФСБ. Сказала, что я отступлю после этого разговора и буду нем, как могила. Для Зака, пожалуй, этот случай – прецедент. Но его не очень беспокоит, что будет «потом»...

         Я отлично понимаю, чем рискую. Я беззащитен. Но с другой стороны – я и безопасен. Зак назначил встречу в отеле. Энжи осталась за дверью, а я вошел в номер.

         Я вошел. Номер чем-то напоминает пещеру, в которой Иванна прячется от пуль и взрывов. Полумрак, шторы задернуты, в углу, в кресле – силуэт человека...

         Темная фигура. Зак – призрак в большей степени, чем Энжи. Он нематериален. Он не снимает черных очков и не торопится говорить, рассматривает меня.

– Я очень благодарен вам за то, что согласились на эту встречу, – говорю я вежливо. – Не знаю, послужит ли для вас это гарантией, но моя жизнь целиком и полностью в вашей власти...

– Это гарантия не имеет особого значения, – Зак качает головой. – Ваша жизнь, господин Бартенев, нас не интересует. Что интересует вас?

– Всего лишь один вопрос, который касается дела Иванны Слуцкой...

         Сросшиеся брови Зака изгибаются над черными стеклами очков.

– Кто отдал этот приказ?

         Он усмехается. Поднимается.

– Разговор окончен.

– Но вы же знаете, что эта женщина невиновна! Этот заказ – ошибка. Я понимаю, что в вашем деле не случается ошибок, то есть не должно случаться. Я уважаю интересы вашей организации, но этот заказ идет в разрез с вашими интересами. Слуцкая не имеет и никогда не имела отношения к военной кампании...

         Зак смотрит молча. Его реакция теряется за очками.

– Поэтому я здесь, Зак. Я прошу вас исправить эту ошибку.

– Мы ничего не намерены исправлять. Нет никакой ошибки.

– Вы не можете это знать наверняка!

– Я получил приказ.

– Даже Бог ошибается!

         С Заком сантименты не работают.

– Мой Бог не ошибается! – отрезает Зак. – Вы зря потеряли время. И напрасно рисковали. Приказ не может быть отменен, потому что приказы не обсуждаются.

– Но вы же не знаете ни одной причины!

– Я не спрашиваю о причинах распоряжений моего начальства. Это не... не левая работа, за которую берутся наемники. Это дело – в интересах организации. Приказ должен быть выполнен в течение строго определенного времени. Было несколько имитированных покушений и одна неудачная попытка. Энжи – последний исполнитель. Вы, насколько мне известно, уволены с должности телохранителя. Для вас это дело уже должно быть закрыто. Энжи совершила ошибку, отложив выполнение задания. Я позволил ей это. Теперь вижу, что и сам ошибся...

– Зак!

         Я пытаюсь ухватиться за тонкую ниточку, за соломинку, за собственные волосы, только бы вытащить жизнь Иванны...

– Зак... еще одна секунда! Вы не слышите самого себя! Так, как вы говорите, – так не бывает. Не может быть, чтобы я ошибся, чтобы Энжи ошиблась, чтобы заставила ошибиться вас. Такого никогда не случалось раньше. Зак, ошибку совершил только тот, кто отдал этот приказ! Пусть ваш Бог не ошибается, но не он решил отнять жизнь у Иванны. Я прошу вас только убедиться в том, что ошибки нет, что ее не перепутали с кем-то. Я поверю вам. Я приму любое наказание за свою настойчивость...

         Зак хмурит брови.

– Как вы связаны с этим делом?

– Я люблю ее.

– Вы любите Слуцкую? И это... мелкое личное чувство заставило вас проделать такой сложный путь... в поисках истины?

         По сравнению с национальными интересами, которым служит Зак, это – мелкое... личное... незначительное... ничтожное...

– Я прошу вас... прошу только об одном – связаться с вашим Богом...

         Парень вдруг снимает очки. Я вижу, что он совсем молод, что у него мелкие, птичьи черты лица и нос с небольшой горбинкой. Глаза – раскаленные угли, губы – белая нить. Губы, привыкшие к молчанию... Он тоже смотрит на меня очень внимательно.

– Я не имею права на подобные «уточнения» приказов моего руководства, – говорит веско. – Но, господин Бартенев, я сделаю исключение – для вас и для себя, чтобы лишний раз убедиться, что ошибок в нашем деле не бывает, и чтобы вы знали, что все публикации о многочисленных невинных жертвах этого конфликта – ложь. Мы не русские, которые оставляют за собой горы трупов. Понимаете это? Случайных жертв не бывает.

         Мне приходят на ум бесчисленные взрывы в Москве и приграничных районах, заминированные школы и театры. Но я молчу. В данном случае меня интересует только одно конкретное дело. И ничего больше.

– Я позвоню вам завтра, и мы договоримся о месте встречи. Я вижу, что вы понимаете наши ценности, и мы уважаем ваш народ. Не уверен, что смогу узнать причины этого распоряжения, но подтвердить его актуальность, думаю, сумею.

– Спасибо, – говорю я едва слышно.

         Зак закрывает лицо очками.

– Ваши личные переживания мне понятны, но, поверьте мне, очень часто субъективное отношение мешает видеть истину. Для меня нет ничего личного, ничего индивидуального. Я – слуга своего народа.

         Не киллер, не наемник, не посредник. Зак – воплощенное возмездие, и одновременно – полноценная личность с глубокими знаниями, стойкими убеждениями и собственными понятиями о добре и зле. По его мнению – ангел мести, по моему мнению – ограниченный исполнитель.

         Выражение его лица не оставляет особой надежды. Мы прощаемся, Зак уходит первым. А я сажусь на его место в кресло. Закрываю глаза ладонью, как черными очками. Кто из нас слеп?

         Перед глазами мелькают какие-то розовые пятна. Может, розовая майка Энжи. Может, это розовые стекла, через которые я вижу этот мир. Может, все вокруг черным-черно, выжжено, взорвано.

         Я открываю глаза. В номер входит Энжи.

– Завтра он даст ответ. Тебе. И мне... У меня плохие предчувствия...