Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

         Я встаю и подхожу к окну. Становлюсь на то место, где стояла Лара, так же смотрю на потоки дождя и так же резко оборачиваюсь.

– Ты, правда, так думаешь?

– Я уверена. Ты не рад, кажется, его успехам?

– Рад. Рад, конечно. Генка мой хороший друг.

– А вопрос можно, тоже между нами? – она усмехается.

– Можно.

– Где вы познакомились?

– Здесь, в Москве... Вместе танцевали стриптиз в одном клубе.

– Я так и думала, – она смеется.

– У меня были тут свои зацепки. Я приехал, снял квартиру. А потом друзья намекнули, что ему нужен толковый юрист в помощь.

– А мне он сказал, что сам тебя искал после того, как ты исчез.

– Я исчез? Ну, может и так... Уже не помню хронологию.

– В любом случае – классно получилось...

         Она не замечает, что говорит это в больнице, сидя на моей кровати, не замечает, что я едва стою на ногах, хотя за пять минут до этого спрашивала о моем здоровье. Для нее нет ничего странного в этой ситуации. В целом, она оценивает положение как удачное, как «классно получилось».

– А твоя работа как? – интересуюсь я вежливо.

– Ну, так. Ловлю всяких бандюков. В основном – заезжих. Девочек в столицу привозят и сами хотят жить роскошно. Такие сети организовывают – мама не горюй! Но у тех, кто террористические группировки вычисляет, тоже работы хоть отбавляй. То там взрыв, то там. Такие наши дела.

– Зато у отдела по борьбе с наркотикам все спокойно.

– Ага, – она кивает. – Самые козырные места: свои каналы, свои трафики, свои дилеры. Хотя перед выборами – всех трясет. А политический отдел вообще, как угорелые, носятся – бдят!

– А толку?

– Ноль толку. Сплошные политтехнологии. Ничего настоящего. У меня – хотя бы настоящее дело.

– Пиф-паф-ой-ой-ой?

         На этот раз она не смеется.

– Сам ты «ой-ой-ой»! Вычухивайся давай, а то у меня секса давно не было.

– Нет симпатичных коллег?

         И вдруг я ловлю в ее жестком взгляде такую обычную, женскую, болезненную обиду.

– Скотина! – бросает она и идет к выходу.

– Наташа!

         Леди Х хлопает дверью так, словно это дверь морга.

         Что я сказал такого? Пошутил о том, что она шлюха? Это как-то само собой получилось... Я не это имел в виду.

9. ВОЗВРАЩЕНИЕ В «СПАРТАК»

         Я отдаю себе отчет в том, что вхожу в офис «Спартака» в последний раз. Стараюсь зафиксировать каждый момент с тем, чтобы потом вспоминать, «как это было»...

         Это было обычно. На новой машине я проделал обычное расстояние до офиса – с обычными пробками и обычными светофорами. Только в голове носились... не совсем обычные мысли. О том, что, наверное, самым лучшим решением в моем положении будет уехать.

         Тогда, засушливым летом, в Киеве, после самоубийства Энжи, я мечтал, чтобы разверзлась бездна, произошло землетрясение или случилось второе Пришествие, только бы я оказался как можно дальше от своей квартиры, от Киева и от себя самого. А теперь я мечтаю вернуться в Киев. И вдруг понимаю, что проблема не в городе, не во внешних обстоятельствах, а во мне самом...

         Во мне? Но какая проблема? Я нашел свою девушку, я счастлив. И у меня впереди светлейшее будущее.

         Я вхожу в офис, и Юля вскакивает из-за компа.

– Илья Дмитриевич! Рада...

– И я рад, – перебиваю я. – Где Босс?

– Нет пока. Но к обеду будет. Возможно.

         К обеду? Возможно? Генка не очень торопится в свой старый офис...

– А кто есть?

         Юля смотрит немного растерянно.

– А кто вам нужен? Вот свежая почта.

– Зачем мне свежая почта? Игорь на месте?

– Геннадий Павлович передал, чтобы вы располагались в его кабинете. А Игоря я к вам вызову.

         И что-то такое в секретарском тоне говорит мне о том, что в офисе без меня произошли серьезные перемены. Я вхожу в кабинет Генки, где – честно говоря – и раньше проводил больше времени, чем с ребятами, и почему-то вспоминается, как я валялся на Генкином столе, курил, ломал комедию и гадил пеплом ему на ковер. Не мог поверить, что он причастен к исчезновению Лары.. а все-таки, все-таки он...

         Входит Игорек.

– Здарова, что ли?

– А то!

         Мы жмем руки, он хлопает меня по плечу.

– Напугал нас всех.

         Он садится в конец стола, а я опираюсь о подоконник.

– Как у вас?

– Все так же.

– А что говорят?

– Все то же, что и по радио.

– Да брось!

– Да сам брось! Не знаешь, будто, что говорят? Что Генка крут. Что очень крут. Что все как по нотам у него вышло – конечно, целый отдел экономистов старался, и ты здорово на месте разрулил, и крыша у него мощная, но в целом – он молодец. Вот, что говорят. Еще говорят, что тебя знатно продырявили, и что ты теперь в этот кабинет переедешь, а Генка нас будет изредка навещать, чтобы держать руку на пульсе...

         Я киваю.

– Не говорят, что я уйти хочу из этого бизнеса?

         Он устремляет на меня взгляд, который до этого блуждал по стенам кабинета.

– Нет. А ты хочешь уйти?

– Хочу.

– На пенсию?

– На пенсию.

– Не рановато?

– В самый раз.

– Нет, такого не говорят.

– Ну, и ты пока не говори...

         Игорек вертит головой, словно пытается стряхнуть что-то тяжелое.

– А чего ты, Илья?

– Что-то не то здесь, не так идет. И я уже не очень молод, чтобы учить с нуля законы вашего бизнеса и правила вашей игры.

         Парень явно чего-то не понимает.

– А кто ж тогда, как думаешь? – спрашивает у меня.

– Не думаю, Игорь. Поверь, вообще не думаю об этом! Ты, или Стас, или Колян, или Ирина – кто угодно.

– Да, Ирина...

         И он осекается.

– Ты не знаешь, наверное...

– Что?

– Никифоров, наверное, не говорил тебе...

         Он еще молчит.

– Ирина погибла, – говорит, наконец. – То есть ее убили. В подъезде ее дома. Стреляли, когда она вышла из лифта. Когда Эдик приехал, лифт уже не работал. Ее тело отшвырнуло назад и заклинило...

– Когда это было?

– В тот же день, когда вы брали «Автодор». Утром. Она спустилась лифтом – внизу ее ждали. Никто их не разглядел, но, кажется, двое...

– Кому кажется?

– Дедок у подъезда видел, как двое мужиков выбегали, но опознать их не сможет...

– Постой...

         Я не могу сообразить.

– А Эдик когда к ней приехал?

– Ну, в тот же день – часов в десять. Там уже менты были. Они теперь расследуют это. И мы тоже...

– Эдик?

– И Эдик тоже.

         Я матерюсь и закрываю глаза рукой. Отворачиваюсь от Игоря и упираюсь лбом в стекло.

– Ты не знал ничего? – спрашивает он бестолково. – На похоронах жутко было. Мать ее, отец...

– Прекрати...

         Сколько уже прошло дне? Больше двух недель... Почти месяц...

– И что по ее делу? Есть подвижки?

– Ну...

– Нет?

– Разные версии, Илья. Может, это связано с каким-то из прошлых наших дел. Мы все проверяем.

– Собери мне сейчас всю информацию... где она светилась в последнее время.

– А ты...

         В кабинет входит Никифоров. Без предупреждения. Без стука. Это же его кабинет. Этот «сильный человек» с «мощной крышей» подает мне руку и говорит печальным голосом:

– Ты уже знаешь о гибели Ирины? Ужасная утрата...

         Игорек спешит исчезнуть, делая мне за спиной Босса странный жест.  Что-то вроде: «Решайте тут без меня». Или: «Гори оно все синим пламенем!»

         Я смотрю Генке в глаза – они утратили радостный блеск от обладания сокровищем, немного остыли, немного погрустнели. Но не наполнились никаким смыслом настолько, чтобы приобрести определенный цвет. Та же холодная сталь... Со стороны, пожалуй, может показаться, что он огорчен убийством своей девушки. Но я уверен, что правды в этом – ни на грош, ни на полкопейки! Он не опечален даже тем, что потерял опытную сотрудницу.

         И поскольку его абсолютно не волнует смерть Ирины, он даже не ищет ее убийц. То есть формально – ищет, но на самом деле результаты этого поиска его совершенно не интересуют.

– Ты плохо выглядишь, Илья. Ты бледный.

         Я машинально оборачиваюсь к окну, как к зеркалу, и вижу снаружи сияющий июньский день, в котором уже никогда не будет девушки в красном платье...

«Помнишь девушку в красном? Это я ее придумал»...

10.  ЛЕТО

– Почему ты ничего не сказал мне? – спрашиваю я так же бестолково, как только что спрашивал меня Игорь.

– О чем? Об Ирине?

         Генка закуривает и садится в свое кресло. Пододвигает пепельницу.

– Потому что в тот момент твое здоровье было для меня важнее твоей информированности. Что ты застыл у окна, как гость? Ты не гость в этом кабинете, Илья. Иди сюда и садись...

         Я подхожу и сажусь на ближайший к нему стул.

– Ну, задавай свои вопросы, пан следователь, – разрешает он.

– У меня нет к тебе вопросов. Я даже не хочу знать, почему Эдик поехал к ней только на следующий день после того, как она тебе звонила!

– Потому что я замотался, Илья. Я не каждый день планирую такие операции, не каждый день делаю такие ставки. Я послал к ней Эдика утром – оказалось, уже поздно.

– Она же была твоей девушкой!

– Если бы я посылал Эдика ко всем своим девушкам, мы бы никогда не видели его в офисе. Девушки – это всего лишь девушки.

– А деньги – это всего лишь деньги.

– Ну, не впадай в патетику! Да, деньги – это деньги. Денежные потоки – это денежные потоки. Власть – это власть. Ты не маленький мальчик, и я не хочу объяснять тебе на пальцах простую арифметику. Ты толковый детектив, опытный юрист и, как оказалось, неплохой боевик. Я, как учредитель этой фирмы, назначаю тебя ее директором и уверен, что ты справишься. И я надеюсь, что в дела «Автодора», ты тоже начнешь постепенно вникать. Этот кабинет – твой кабинет. Эта фирма – твоя фирма.

          Я смотрю на дубовый стол. На его полированную поверхность, на блестящее лаковое покрытие. И думаю о том, что раньше этот эксклюзивный стол был роскошным деревом под синим небом, а стал предметом мебели в Генкином кабинете. Он стал функциональным придатком и не видать ему уже синего неба и родного леса. И дальше – только на дрова. На дрова...

– На дрова...

– Что?

– Кто убил ее?

– Ты меня слышишь вообще? Или у тебя башка тоже прострелена? – спрашивает Босс прямо.

– А ты меня слышишь? Я спрашиваю, кто ее убил? Кто ее убил, пока мы разруливали эти гребаные денежные потоки?!

– Никогда не ругай деньги, кретин, иначе никогда их не увидишь! – взрывается Генка. – Что тебя интересует? Кто ее шлепнул? Да кто угодно! Мы – детективы, мы всегда в зоне риска. И не кисни здесь! Хочешь искать – ищи! Хочешь мстить – мсти! Но не забывай, что ты руководишь этим бюро и работаешь на меня.

         Генка вдруг смягчается.

– Ну, Илья. Ну, я знаю, что ты умеешь зачудить. То морали кому-то вычитываешь, то напиваешься, то по каким-то девкам рыдаешь. Такой у тебя характер. Я понимаю. Но не испытывай же ты мое терпение! Не прикидывайся же ты идиотом! Или ты пока еще не понял, как мы выросли? Как мы взлетели вверх?

– Я найду, кто ее убил, – говорю я тупо.

– Вот-вот, найди! – одобряет Генка. – Займись делом. А то сидишь тут – бледный-полуживой. Соберись, брат, чивас будем ведрами глушить.

– Не в чивасе счастье...

– Не в чивасе, верно. Но когда ползешь раненый по их блядским сопкам, поливаешь своей кровью их землю, когда от неба ждешь не счастья, не милости, а гул нашей вертушки, и знаешь, что своему государству ты – полумертвый и недееспособный – на хер не нужен, то понимаешь – и в чивасе тоже. А значит и в том, чтобы нужных людей в нужное время поддержать, чтобы выжить, чтобы подняться... А ты учись, пока я добрый. А ругать гребаные деньги – это любой может, любой бомж. Я прав?

         Видно, задел я Босса за живое. И это удивительно – значит, есть в нем еще это «живое», осталось где-то, не перетлело окончательно.

– Да ведь не война же, Ген... Что ж ты так через людей переступаешь?

– Через каких людей? – щурится он. – Через Ирину?

– Она ж только ради тебя все это...

– Не говори мне об этом! Ради меня? Ради того, чтобы бабки нехилые получать и на тачке крутой гонять. Ну, и чтобы со мной потрахиваться – само собой. Ты усложняешь просто. Ты все процессы глобализируешь. Уверен, чтоб тебе уже кажется, что это я пришел и убил ее, превозмогая свою боль, ее любовь и еще какую-то херь, которую «невозможно превозмочь». Не так, Шекспир?

         Я, конечно, ценю здоровый стеб, но оттого, что Генка так зло это подметил, меня прошибает холодный пот.

– Ты же не такой, Илья. Ты же быстро прохватываешь тему. Ты можешь разобраться – холодно и без сантиментов. Но вот эти твои припадки чувственности... Пока они меня только забавляют. Потому что погода хорошая, и солнышко светит. Но в целом – ты с этим борись. Найди убийц – убей их, реши это, а не задавай мне психологических вопросов. Тут нет никакой психологии. Уяснил?

         Я молчу. Смотрю на дубовый стол и ясно вижу вековые кольца, которые оборвались.

– Ты бледный, говорил я тебе? – продолжает Генка. – Тебе нужно есть побольше и витамины принимать. А ты тут изводишь меня дурацкими вопросами.

– Дай сигарету.

– Не дам. Куда тебе курить?

– Я свои в машине оставил.

– Кстати, как тачила?

– Обалденная.

– И мне понравилась, когда я выбирал. Поехали – прокатишь меня. Пообедаем.

– Да я хотел... инфу проверить по Ирине.

– Завтра проверишь. Это, так сказать, наше внутреннее расследование. Чтобы врагам неповадно было.

         Я поднимаюсь.

         Чувства, которые вызывает у меня Никифоров, как всегда, противоречивы. Это и резкое неприятие, и в то же время – восхищение его холодностью. Эмоции не травят ему душу и не мешают достигать поставленных целей. А у меня – разве меньше было сил и возможностей? И чего я достиг? Сплошное бегство: от самого себя – в разные концы карты мира.

         «Скромное обаяние буржуазии...»

         В «Гудмене» на Тверской Никифоров уже вполне свой человек. Традиционный стейк, традиционный джаз. До ведер виски, конечно, не доходит. Мы выпиваем вина – очень в меру. Я впервые пью после ранения и желудок отвечает задумчивостью.

– Ну? Нормально? – беспокоится за меня Генка.

– Я это... я... спасибо тебе так и не сказал – по большому счету.

– А что помираешь уже?

– Да нет вроде.

– Ну, тогда не надо. Потом как-нить скажешь. Я рад и тому, что ты свои обличительные речи закончил.

         Он поднимает бокал за мое здоровье. А я пью за его. И жизнь вдруг начинает казаться легкой и приятной. Абсолютно одноцветной. И скорее всего – розовой.

         Так наступает розовое, теплое, чудесное, замечательное лето.

11. БЕРЕМЕННОСТЬ

         По поводу дела Ирины у меня нет особых сомнений. Я бегло просматриваю ее досье, проглядываю все дела с ее участием, но хорошо помню только одно дело – то, где мы наследили.

         Вечером того же дня я отлавливаю охранника Еременко, с однажды уже встречался на кухне одного московского ресторана. Парень возвращается домой, я вхожу следом за ним в подъезд и останавливаюсь рядом с ним перед дверью лифта. Лифт приходит. Мы входим.

– Вам на какой? – интересуюсь я вежливо.

– На восьмой.

– Мне тоже.

         Не знаю, узнает ли он меня. Но я одной рукой жму «стоп», а другой врезаю ему в живот так, что его сгибает пополам и ртом он не может схватить ни глотка воздуха. Падает на колени. Я отбираю у него оружие и ногой прижимаю его башку к полу.

– Вспомнил меня?

– Вспомнил, – выкашливает он в пол.

– А Ирину вспомнил?

– Вспомнил.

– Ты ее убил?

         По его телу пробегает судорога. Похоже, он хочет замотать головой, которая прижата моим ботинком.

– Не ты? – я ослабляю тиски.

– Не... не я. Приказа не было. Мы тогда пробили, кто она и откуда – не стали связываться. Не стали. Потому что вы просто... свою работу сделали... работу просто.

– Гладко выходит. И правдоподобно.

– Не веришь?

         Я убираю ногу. Парень встает на четвереньки, потом – держась за стенки лифта приводит тело в вертикаль.

– Не вру. Так и было. У Шефа спросите...

– Нужно будет, и у Шефа спрошу, – заверяю я.

         И снова нажимаю «восьмой». Я был настроен – убить этого слона, но я ему верю. Возвращаю ему его пушку и говорю на прощанье:

– Свободен. Только держи язык за зубами.

– Не вопрос.

         Двери открываются, и он вываливается на лестничную площадку, а я спускаюсь вниз.

         В машине думаю о том, что теперь нужно подойти к этому делу с другой стороны. Со стороны тех, кто потерял на несостоявшейся сделке с Еременко. А это, конечно, сложнее.

         Почти в одиннадцать вечера я возвращаюсь в офис и начинаю искать материал об уральской компании, которая планировала поставлять сталепрокат на машиностроительный завод Еременко. Судя по данным – не производители, а дилеры крупного сталелитейного завода. Дилеры – мутная вода. О московском представительстве компании – информации нет, а может – нет и самого представительства. Неизвестно, кто проталкивал эту сделку в Москве. Проталкивал – до такой степени, чтобы убрать тех, кто ей помешал.

         Я сижу в кабинете до часу ночи, а потом звоню Ларе.

– Прости, что так поздно...

– Я не сплю.

– Почему?

– Жду, может, ты позвонишь...

– А сама почему не звонишь мне? Стесняешься?

– Да.

– Да? – я смеюсь. – Скажи мне адрес – приеду.

         Она говорит адрес. И я приезжаю.

         Вхожу и осматриваюсь в ее новом жилище. Ничего, аккуратно. Ремонт и новая мебель – не очень роскошная, но и не допотопная. Лара – в брюках и широкой футболке, по-домашнему, но с макияжем. Я привлекаю ее к себе и целую. Не верится, что это она...

– Я не могу пока оставить работу. Есть одно дело, которое я не имею права бросить. Убили нашу сотрудницу.

         Она кивает. Может, не хочет ничего слышать ни о моей работе, ни обо всех этих делах, но кивает.

– Лара...

– Что?

– Что ты скажешь?

– А что тут можно сказать? Я не хотела, чтобы мне было больно. И вот каждый день я переживаю за тебя.

– А ты можешь не переживать?

– Нет. Не могу.

         Я сажусь. Откидываюсь и падаю на диван.

– Но у меня все нормально.

– Просто убили сотрудницу.

         Моя девочка засовывает руки в карманы и смотрит на меня хмуро.

– Иди ко мне! – говорю я. – Я соскучился.

         Я снова чувствую себя в деле. И я вернул себе свою девочку. Ее насупленные брови только подзадоривают меня.

– Давай же...

         Я расстегиваю рубашку и ремень брюк. Она смотрит несколько удивленно. Пожалуй, я не был с ней таким. Мы целовались в темноте и занимались любовью под одеялом. Но те времена давно прошли. Я ловлю дикий кайф от того, что она не узнает меня.

         Снимаю рубаху и подхожу к ней. Она опускает глаза.

– У тебя шрамы.

– Может, ты все-таки окажешь мне первую помощь?

         Я притискиваю ее к себе, но ее безволие уже начинает озадачивать. Стягиваю ее футболку и бросаю на пол. Расстегиваю тугой лифчик. Она продолжает бездействовать.

– Ало, Лара? Вы есть?

– Я беременна, – говорит она вдруг.

– Ну и что?

         То есть не «ну и что?»... Я хотел сказать что-то другое. Я имел в виду, что пока еще можно заниматься сексом, и что я рад, и что это не проблема, а наоборот, здорово. Но за «ну и что?» она не угадывает этого. Она закрывает лицо руками и плачет.

– Ну, прекрати, – бормочу я. – Я рад... я очень рад. Мы вместе. И ребенок... Я рад...

– Хочешь, я сделаю аборт? – спрашивает вдруг она.

– Ты с ума сошла! Ни в коем случае! Я хочу ребенка.

         Честно говоря, ни одна из моих прежних девушек никогда не преподносила мне таких сюрпризов. Конечно, я умышленно сделал ее беременной, но все это как-то... как-то странно. Неужели и в тридцать восемь лет я не готов стать отцом?

– Но мне можно, наверное, – говорит она о сексе.

– Я тоже так думаю.

         Мой драйв затихает – переходит в спокойное течение прозрачной воды – без шальных брызг и мутных водопадов. Мы пьем чай на кухне, потом ложимся в постель, и я понимаю, что с ней я дома, что мне уютно и легко. И что она – именно тот человек, который мне нужен... Я не ошибся...

         И в то же время я начинаю бояться, что не смогу быть ей верным. Не знаю, поймут ли меня женщины. Но именно в тот момент, когда я осознаю, что люблю ее, и что рад ее беременности, и что она – мой дом, я начинаю беспокоиться о том, чтобы никакой ветер не унес меня из этого дома.

         Я пялюсь в темный потолок ее комнаты и чувствую себя не очень здорово. Кажется, до нашей разлуки я легче относился к нашей связи. А с ее беременностью эта связь стала заметно тяжелее. Ощутимее. И еще я думаю о том, что, по большому счету, не достоин доверия этой девушки.

12. БУДНИ

– Ты меня не оставишь? – спрашиваю у нее утром.

         Ее любовь ведь тоже теперь другая. Ее любовь – больше к малышу, который еще не родился, чем к его отцу.

– Нет, – говорит она, глядя мне в глаза.

         Я кладу руку на ее плоский, впалый живот.

– Пока ничего не понятно.

– Я знаю. Только два месяца.

– Тошнит?

– Уже нет. Но поначалу немного тошнило.

– Ты испугалась?

         Она приподнимается на локте.

– Вчера ты ни о чем не спрашивал.

– Мне хочется знать, что ты чувствуешь.

– Я испугалась... Потому что я хотела все распланировать – до дня, до часа. Хотела родить ребенка, когда у меня будет свой дом, немного денег. Но это же твой ребенок... Он будет напоминать мне тебя, даже если мы никогда больше не увидимся. Ты как бы будешь со мной, – она улыбается, а на глазах выступают слезы. – И я стала ждать каждого дня, чтобы чувствовать, что ты со мной...

– Значит, любишь?

– Не знаю. Не знаю, что это за чувство, но так я ни к кому никогда не относилась. С того дня, как увидела тебя в «Амуре», не могу видеть других мужчин – они все хуже тебя.

         Ого! Такой подход к теме меня очень радует.

– У тебя есть душа, – продолжает Лара. – Только на всех ее не хватает. От этого – хаос.

– Хаос?

– В твоей жизни.

– В моей жизни хаос? Это в молдавских учебниках по психологии хаос, а не в моей жизни!

Я поднимаюсь.

– На работу? – спрашивает она.

– Конечно. Можем где-то позавтракать.

– Я уже не успею.

– Деньги нужны?

– Нет.

         Оставляю двести евро.

– Нет, так нет. Мелочь – на витамины.

         Да уж. Есть о чем подумать на досуге. Моя девочка считает мою жизнь хаотичной и не очень-то мне доверяет. Но все равно я уверен, что теперь мы не расстанемся и не потеряемся в хаосе.

         Досуга – нет. Разве что за рулем в пробках. Я приезжаю в «шикарный» ресторан, где мы с Ириной когда-то слушали «Мурку», провожая Еременко в дальний рейс, и действую по старой схеме.

– Кто помнит девушку в красном платье?

         Кто-то помнит. Помнят, что был скандал. Что она что-то украла у клиента. Что бежала с другом через кухню. Что перевернула кастрюлю. Что за ними гнались. Что ее преследовал любовник. Что она была проституткой, которая зашла на чужую территорию, и конкурентки с ней разобрались. Много всего помнят...

         Тест усложняется. В моей руке появляются долларовые купюры как безотказный стимулятор способностей человеческой памяти.

– А кто еще, кроме меня, спрашивал о девушке в красном?

         На лице обслуги – отупение. Наконец, одна девчонка мотает головой.

– Не, не о девушке в красном. Он спрашивал, был ли здесь господин Еременко и как получилось, что он не успел на свой самолет. Тогда кто-то и рассказал о девушке в красном.

         Оно! Я даю ей купюру. Продолжаем наш тест.

– Что за господин? Как он выглядел?

         На лице – страдание.

– Я не помню. Обычный такой... В костюме.

– Он был похож на охранника?

– Нет.

– На милиционера?

– Нет.

– А он никак не представился?

– Сказал, что он друг Еременко.

– Ясно. Думай еще. Как он выглядел?

– Не очень высокий. Лысоватый. Плотный. В костюме, с галстуком.

         Ясно, что не голышом.

         Убивать Ирину было глупо. Если он понял, что она частный детектив, то не стал бы этого делать, как не стал этого делать Еременко. Если он не понял, то мог решить, что какая-то шлюха просто сорвала ему сделку. Но убивать? Зачем?

         Я отдаю девчонке купюру. Она заслужила, хотя и не очень мне помогла. Найти этого господина по таким приметам – абсолютно нереально.

         Еду в офис и снова сажусь за бумаги. Наконец, зову Игорька...

– Слушай, такой вопрос к тебе, как к специалисту. Нужно узнать, кто представляет одну уральскую компанию в Москве – что за ребята, есть ли у них офис. А если представительства нет, то кто из сотрудников летал недавно в Москву и по каким делам?

– Пробью, – обещает он. – А ты как? Освоился в ёфисе?

         И только теперь я обвожу глазами Генкин кабинет.

– Тут же все по-старому.

         Игорь переминается с ноги на ногу.

– А ты совещание собрал бы что ли...

– Совещание? Пока не разберусь с делом Ирины – никаких совещаний!

– Тебе виднее.

         И мне ясно, что Игорь еще хочет что-то спросить.

– Ну? – я вскидываю глаза.

– Не уходишь уже?

– Пока нет...

         Наконец, он покидает кабинет, а я снова и снова пролистываю материалы Еременко.

         Входит Юля.

– Илья Дмитриевич... может, чаю?

– Нет, спасибо.

– Может, переставить тут что-нибудь, чтобы вам было удобно?

         Я смотрю на нее молча.

– Может, кондиционер включить?

– Ну, включите.

         Это явно не все. И мне вдруг приходит мысль, что с Генкой, скорее всего, она иногда спала и надеялась, может, что он возьмет ее с собой в «Автодор», а он не взял, и ей теперь придется работать со мной, а я хоть и свой вроде бы парень, но не любовник же...

– Юля, выключите кондиционер и возвращайтесь на свое место! – отрезаю я.

         И набираю номер Генки.

– Привет, Босс. Что поделываешь?

– Поделки – скворечники и мышеловки. Мебель выбираю для своего кабинета. Приезжай давай, меня тут буклетами завалили.

– Тут Юля  по тебе вздыхает...

– Передай ей, что у меня тут такая блондинка с розовыми губками – она не попадает! – ржет Генка. – Приедешь?

– Может и заеду. Вечером.

– Оки. Даффай.

– Даффай, – прощаюсь я с Боссом.

13. НА КРАСНЫЙ

         Я очень хорошо помню крыльцо этого здания. В этот раз охрана более дружелюбна. И может, тут есть кто-то из тех, кто штурмовал вместе со мной эту компанию в тот злополучный день.

         И я помню, где находится кабинет директора. Но Генка – не директор компании, он ее собственник, и где располагаются его апартаменты – мне неведомо. И зачем ему вообще нужны здесь апартаменты? Понты, не иначе.

         Я поражен – кабинет Генки занимает огромную площадь на последнем этаже здания, за окном во всю стену открывается панорама целого города. Вид великолепный. Мебель пока отсутствует. Но сам Генка присутствует. Стоит посреди кабинета и осматривает каждый угол по очереди.

– О, очень кстати! – обращается ко мне. – Вот там, в предбаннике, будет сидеть секретарша. А тут... Слушай, может фэн-шуиста пригласить – пусть мебель расставит? И аквариум с рыбами. Стенку – под стенку, это ясно. А стол куда? Диван? Аквариум? Кресла? Это надо рассовать по углам.

         Он опять рассматривает углы.

– А ты как?

– Думаю, фэн-шуист не помешает.

– И я так думаю. Алена! – кричит секретарю. – Найди мне пять-шесть фэн-шуистов, из ведущих контор, устроим им конкурс.

– По идее, взгляды должны совпасть, – я тоже оглядываю углы. – Если судить по направлениям...

– Ну, посмотрим, что у них там совпадет с их фэн-шуем. Ты как? – спрашивает он снова.

– Веду дело Ирины...

– Ага, веди-веди...

         Он, наконец, оглядывается на меня.

– И экономистов периодически подгоняй. Они там тяжбы всякие расхренячивают, и так их тянут, что аж мутно. Ты это вентилируй. И сам больше на месте сиди – клиенты любят, когда их уважают, уделяют им внимание. Сейчас клиентов кто принимает? Стас?

– Стас.

– Стас – осел! Между нами, девочками. Не вешай на него серьезные дела. Ему бы только кулаками махать. Понял меня?

– Понял.

– Нравится кабинет?

– Нравится. А на фига он нужен?

– Для того же – вести переговоры с солидными клиентами.

– В дела что ли входишь?

– Ну, не детально. По крупняку – перетереть. В мелочи не вхожу... Команду привел надежную.

         Разговор о бизнесе быстро надоедает Генке, и он подходит к окну. И я вдруг вспоминаю, как он говорил, что главное в жизни – это дело, работа. А что сейчас, интересно, для него главное? Расставить мебель в кабинете?

– Помрачнел? – чувствует он спиной.

         Я молчу. Тянет к этому... и отталкивает одновременно.

– Посидим где-то с девчонками? – спрашивает он, не дождавшись ответа.

– С какими?

– Найдем. Хочешь, Вележкину позовем?

– Да ну... У меня с ней непонятка вышла.

         Генка заинтересованно оглядывается.

– Что за непонятка?

– Да, так. Получилось, будто я намекнул, что она нетяжелого поведения особа...

– Лажанул, брат. Вележкину нельзя обижать. Надоела она тебе что ли?

         Как же просто он все объясняет. Вот что меня и подкупает в Генке...

– Надоела.

– Ну, пригласи ее – я отобью. А ты не простишь потом.

         И вдруг я вспоминаю наши с Леди Х ночи... Как она была горяча, как срывала с меня одежду, как ласкалась... Как я был рад, что все так легко и так кайфово. Я представляю, как она будет делать то же самое с Генкой... и почему-то эта идея не кажется мне удачной.

– Что такое? – он ловит мою настороженность. – Жалко?

– Да на здоровье!

         Если она сможет и с ним – пожалуйста. Мне-то что? Я ей не муж. И она, действительно, мне надоела. Как-то много стало ее в моей жизни...

Я звоню Леди Х, глядя на Генку.

– Здравствуй.

– Хочешь извиниться? – бросает она.

– Хочу.

– Извиняйся.

– Извини.

– Принято.

– Посидим сегодня?

– Полежим, – острит как обычно.

– Только Гена с нами будет.

– Лежать?

– Нет, ужинать.

– Ясно.

         Мы договариваемся о встрече. Я понимаю, что, в целом, это будет нормальное решение ситуации, но как-то неприятно.

         Кажется, она рада нас видеть. Подходит к столику и целует меня в губы.

– Как ты, великомученик?

– Что пьем? – перебивает Генка.

– Водку, если можно, – скромно решает дама.

         Все довольны выбором. Играет живой оркестр, а мы... под утонченную музыку употребляем водку, и я понимаю, что – по большому счету – мне все равно, что будет дальше. Леди Х одета небрежно – в летние брюки и длинную тунику. Для ресторана – как-то диковато, но она гоняла целый день по городу, и ей уже плевать, где и чем закончится этот вечер.

         Шутим, веселеем. Генка что-то рассказывает. Она запоздало поздравляет его с «Автодором», тоже как-то шутливо, но ему все равно приятно. И хотя в зале пока никто не танцует, он приглашает Леди Х танцевать и продолжает что-то говорить, склонившись к ее уху. Вряд ли они обсуждают мою персону, но мне становится немного неприятно. Леди Х усмехается, встретив мой взгляд.

         Генка весьма хорош собой – высокий, крепкий, русоволосый, по-августовски загорелый в июне. А она... просто «восьмиклассница», приглашенная на встречу выпускников...

         На крыльце ресторана Генка предлагает Леди Х подкинуть ее на такси, и она, не глядя в мою сторону и даже не прощаясь, садится с ним в авто.