Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Я знаю, Босс...

– Ты – зрелый мужчина, красивый, умный, просто мачо. Что ж ты потерянный такой?

– Я знаю, – повторяю я. – Это нервное.

– Ты еще и нервный? Может, тебе и ствол доверять нельзя? Может, ты уже положил полгорода?

         Генка шутит, а я зеленею.

– Есть вопросы? – спрашивает он, смягчаясь.

– Есть. Как я вчера, точнее... сегодня домой добрался?

– Вместо того, чтобы расследовать дело Прохорова, ты расследуешь, как ты добрался домой. Да, нескучно тебе. Нескучно, и занят, и деньги получаешь. Ну, что, нашел ты свою молдаванку?

– Какую молдаванку? – меня бросает в зеленый пот.

– Ну, ты вчера в клубе кричал в клубе: «Я ее найду! Я все равно ее найду!»

– Я такое кричал?

– Ну, да. Я еще посоветовал тебе все строительные бригады проверить, – он усмехается. – Не помнишь?

– Не помню. А... мы с Ладой... ничего?

– Нет, Лада со мной уехала. Тебе другое такси вызвали.

– Хорошо. Я редко так злоупотребляю.

– Я понял, – кивает Генка. – Но сегодня ты зачудил конкретно.

         Он пожимает плечами. И я вдруг понимаю, что только что он мне комплиментов наговорил, а мог и в челюсть двинуть. И был бы прав.

         Что ему во мне?

– Задумался? – усмехается Генка. – Крепко задумался, боярин?

– Крепко.

– О деле хоть?

– Кстати, а когда ты давал это задание – обменяться клиентами и искать негатив?

– Не записал в дневничок?

– Не было меня что ли...

– Может, ты тогда из класса выходил пописять? – помогает мне Генка.

         И я не знаю, как реагировать. Не смешно ни разу.

14. БЛОКНОТ

         Наконец, у меня доходят руки до маленького блокнота Сухаря. «Такие уроды обычно все записывают», – сказала тогда Леди Х. Действительно, блокнот просто испещрен мелкими кривыми буквами: номера и марки машин, какие-то финансовые подсчеты, выписки из телепрограммы. Первым делом следовало бы установить даты этих записей. Я начинаю листать блок с конца.

         «Встретить Колю»,      «16.00, четверг – м. Пражская, «Экстрим», «Эд.Сем. – 20.00, позвонить», – вот те немногие записи, которые привлекают мое внимание на последних страницах.

         Коля, как выяснилось из досье Сухаря – его сын. Парень совсем недавно вернулся из мест не столь отдаленных, но в досье не было его фото. А если бы и было. Я не стал бы ждать, пока он меня убьет. «Встретить Колю» – примерно месяц назад. Чуть позже – «16.00, четверг – м. Пражская, «Экстрим». Не самая близкая станция метро. И это было незадолго до убийства Прохорова.

         Вооружившись фото Сухаря, я еду в кафе «Экстрим». По пути звоню Ирине:

– Спасибо, спасла.

– Не за что.

– А когда он давал это задание – обменяться клиентами?

– Он не давал. Мы всегда так работаем: сначала позитив, потом негатив на соперников, потом рабочие версии, потом наиболее вероятная версия. Такая у нас схема.

– Я ничего о ней не знал.

– Теперь знаешь, –  усмехается Ирина в трубку.

– Мне кажется, он играет со мной в какие-то игры, – признаюсь вдруг я.

– Он всегда играет в какие-то игры. Главное, чтобы ты научился использовать это в своих интересах.

– Ты научилась?

– Нет.

У покойного Сухаря была обычная внешность – ничего запоминающегося. В «Экстриме» вряд ли кто-то обратил бы на него внимание, тем более – настолько, чтобы вспомнить через месяц. Я вхожу в кафе без особой надежды.

         Показываю его фото нескольким белым фартучкам, мило улыбаюсь, но никто из них не может вспомнить этого человека.

– Может, вам лучше хозяина спросить? Он многих посетителей знает лично, – советует мне официантка Тамара.

         Хозяина зовут Борис Сергеевич Ковалев, и он на месте. Выходит ко мне с вопросительным выражением на лице. Я представляюсь. Не могу понять его реакции. Круглый, невысокий, с открытым лицом и седоватыми волосами.

– Частный сыщик, значит?

– Он самый. Есть к вам вопрос как к хозяину этого заведения.

– Валяйте.

         Я достаю фото.

– Этого человека знаете?

– А что такое?

– Он пропал. И мы его ищем.

– Ну и что, что пропал?

– Так знаете или нет?

– Ну, знаю. Сухарь это. Сухаренко Петр Иванович.

– Откуда Вы его знаете? Как долго?

– Долговато. На зоне познакомились, в девяносто шестом. Я в тот год освободился, а он еще доматывал.

– Вы давно его видели?

– А кто это его ищет? – Ковалев трет переносицу.

– Да все его ищут. Жена, сын.

– Милиция?

– Нет. Об этом я ничего не знаю.

– Нет? Да видел я его вот здесь... в кафе, не очень давно. Он говорил тогда, что уехать собирается. Так что – лучше вам его не искать. Если вы на ментов не работаете...

– Я не работаю на ментов, – снова заверяю я. – Просто хочу убедиться, что с ним все в порядке. Он хорошо выглядел? Не показался вам больным? Расстроенным чем-то?

– Сухарь? Хорошо выглядел? Да как обычно он выглядел, – Ковалев пожимает круглыми плечами. – Не лучше, не хуже.

– Он был один?

         Ковалев задумывается. По лицу видно, что, действительно, пытается вспомнить.

– Один, кажется. Это ж не вчера было. Нет, не один. Он тут встречался с какой-то телкой. Точно! Он пришел один, мы побазарили, я предложил ему выпить. А он сказал: «Не могу, мне еще о делах говорить».

– А ее вы видели?

– Да. Мне ж стало интересно, что за дела такие, что нельзя уже и выпить со старым другом. А тут пришла эта фифа. Высокая такая, модная. Шарфом каким-то замотанная.

         Я напрягаюсь. Описание расплывчато.

– Вы не можете... описать ее точнее? Это очень важно.

– Ну, я понял, что не любовница, а, правда, дела какие-то. Знаете, что подумал? Что Сухарь хочет сына на работу куда-то пристроить. Хотя я говорил ему, возьму Коляна к себе охранником без базара.

– Молодая эта дама была? – направляю я мысли Ковалева в нужное  русло.

– Молодая. Но не очень. Она ж в шапке была и в шарфе. Шапка такая пушистая – ничего непонятно.

– Лицо не запомнили? Смуглая? Светлая?

– Не запомнил, не знаю.

– Никаких примет вообще?

– Ну, а какие? Высокая, стройная, ноги худые. Она в брюках была. Лицо закрыто. Я подумал, что дама не очень солидная, а так – чья-то содержанка, а Коляна может тоже охранником хочет.

– На машине приехала?

– Без понятия.

– А при встрече вы бы ее узнали?

– Шапку бы узнал.

– Опишите хоть шапку.

– Как мужская ушанка, только уши пушистые, не завязаны, а висели просто.

         Полным-полно таких шапок...

– Ясно. Спасибо, Борис Сергеевич. Увидите Сухаря – скажите, пусть жене позвонит.

– Скажу. А она сама звонить не пробовала? – уточняет Ковалев.

– Пробовала. Он где-то вне зоны постоянно.

         Я выхожу из «Экстрима» в полной растерянности. Женщина? Чья-то содержанка? Не исключено, что она и заказала Прохорова. Или Сотника? Или обоих сразу? Но кто она? Чья она? Откуда она взялась?

         Еще остался один вариант. «Эд.Сем. – 20.00, позвонить». Запись сделала позже, возможно даже после убийства Прохорова. Эдуард? Эдуард Семенович? Вариантов не так уж и много. Я снова звоню Ирине.

– Ир, ты не помнишь среди контактов наших пассажиров человека с инициалами «Эд.Сем.»?

– Не помню. Поискать?

– Поищи.

– Поищу. А ты чем занят?

– Тоже ищу. Одну женщину.

– Старая история. Избитая. Никому не интересная.

– Кроме меня.

15.  LA FEMME

         Действительно, старая, избитая история. Но я возвращаюсь уже хожеными тропами к ее дому. Вхожу в подъезд вслед за мальчиком с таксой. И бабулька-консьержка мне кивает:

– А, молдаван, это ты вернулся.

         Поднимаюсь на шестой этаж и звоню в дверь справа. Выходит женщина лет сорок пяти – в длинном лиловом халате с желтыми цветами. Не смотрит в глазок и не выспрашивает из-за двери, а просто выходит.

– Кого вам?

– Ларису.

– Лариса! – кричит она внутрь квартиры и не торопится исчезнуть.

         Все просто до банальности.

         Выходит Лариса.

         Это, на самом деле, Лариса. Та самая девушка, которая ушла от меня в кафе. У нее зеленые глаза и темные волнистые волосы. Она высока, стройна и напряжена до звона невидимых струн.

– Здравствуйте, – говорю я, не надеясь, что она меня помнит. – Я искал вас, чтобы просто поговорить. Не подумайте ничего плохого. Я не маньяк.

         Она кивает без улыбки. Но некоторое удивление застывает в чертах ее лица. Такое, словно она меня узнала...

– Давайте... выйдем что ли.

         Она возвращается в квартиру за курточкой. В ее отсутствие соседка созерцает меня молча и мрачно. И я тоже не нахожу простых фраз для нехитрой беседы.

         Мы входим в лифт, и она провожает нас взглядом.

– Вы с ней живете? – спрашиваю я у Ларисы.

–       Да. И не только с ней. Но остальные – моложе и веселее. Хотя... у каждой свои прибабахи. А вы...

– А я искал вас в кафе, признаюсь честно...

         По ее лицу пытаюсь угадать, насколько я ей неприятен, но ничего не могу разобрать толком.

         Бабулька-консьержка выходит следом за нами из подъезда и тоже таращится с явным интересом.

– Посидим в машине? – я открываю Ларисе дверцу.

         Она садится.

– Зачем вы меня искали?

– Страшно одному в городе.

         Она хмыкает.

– Не верите? А это правда. Просто поговорить по душам не с кем. Я не буду приставать к вам, не подумайте. Но хотя бы видеть вас иногда... это возможно?

– Иногда?

         Ее удивление становится еще более выразительным.

– Если бы я знала, что... что вы будете искать меня... и найдете, я бы... не так себя вела, понимаете? Я бы не говорила вам того, что сказала. Я была бы другой. А я с вами... просто как с попутчиком в поезде... Не для того, чтобы вы сделали обо мне какие-то выводы. Как это объяснить? Я уставшая тогда была, страшная и резкая...

– А на самом деле – бодрая, красивая и мягкая. Мне это все равно, какая вы. Я тоже не умею такие вещи объяснять, но мне это все равно.

         Она кивает.

– Хорошо, оставим сложные темы. Мне приятно, что мы снова встретились, если честно. Как вам удалось меня разыскать?

– Я – частный детектив.

– Шутите?

– Нет, это моя профессия.

– Я думала, такое только в кино бывает.

– В кино – чаще.

         Она смеется.

– Я была знакома с одним пожарным инспектором, он все время рассказывал, какой сладкий, тошнотворный запах у горелого человеческого мяса. У вас, наверное, тоже есть жуткие профессиональные истории?

– Я о них не рассказываю... Лариса. Это мои истории. И я пока не хочу «поговорить об этом».

– Напишете когда-нибудь мемуары.

– А вы знаете, бабушка за нами наблюдает, – я киваю на консьержку, застрявшую на скамейке у подъезда.

– Возьмите ее на работу в ваше агентство!

– Нужно предложить Боссу. Нам как раз не хватает хорошей наружницы.

         Лариса хохочет.

– Поедем ужинать?

– Я уже ела.

– В «Амуре»?

– Ну, да.

– Тогда давайте договоримся, что завтра вы не будете там ужинать. Я вам позвоню – напомню.

         Мы обмениваемся номерами. Меня подмывает спросить, правда ли, что она молдаванка, но я боюсь ее обидеть. И о работе ее тоже лучше не спрашивать – это может быть неприятно.

– А театр вы любите? – спрашиваю я.

– Люблю. Но здесь не была ни разу. Не до театра как-то.

– Так может, и не любите?

– Нет, люблю. На спектакли по телевидению иногда попадаю.

– Давайте тогда попадем вместе в Большой или в Современник?

– Только не сейчас! Одеться же нужно.

         Я гляжу на ее длинную юбку и ноги в ботинках.

– А что тогда сейчас? Мне хочется вас развлечь как-то.

– Расскажите что-нибудь.

– Так я уже все рассказал.

         Я так рад видеть ее снова, что у меня нет слов по обычным темам. И проанализировать ситуацию я тоже не могу. Чувствую, что ощущение счастья заполняет пространство вокруг нас и хочется ловить каждый его миг.

– А какое у вас краткое имя? Лора?

– Лара. Но вы зовите, как вам удобно. Мне ни то, ни другое не нравится.

– А какое вам нравится?

– Ольга. Или Татьяна.

– Лара, даже не думайте! У вас замечательное имя!

         Я, на самом деле, так считаю. Хотя помнится, раньше ее имя казалось мне дурацким антиквариатом.

– Покатаемся? – предлагаю я, наконец, самое умное из того, что приходит в голову.

– А это ваша машина?

– Моего Босса.

– Тогда можно.

         Мы исчезаем из поля зрения бабули. Ныряем в поток машин и виснем на перекрестках.

– Вы в этом районе работаете? – спрашиваю я.

– Да. Сиделкой. Я когда-то на курсы медсестер ходила, еще в школе. И вот где пригодилось – через столько лет... Ухаживаю за одной старушкой. Ее дети хорошо платят.

– Не ночуете там?

– Нет. Ночью другая сиделка приходит. Бабушке скучно с одной – ей нужно разнообразие. Да и сидеть с ней постоянно – можно с ума сойти. Тяжело это.

– Значит, вы медсестра.., – я улыбаюсь.

– Ну да. Уколы умею делать, клизмы… Опять что-то не то говорю.

         Мы делаем круг почета в ее районе. И я не осмеливаюсь предложить ничего другого. Когда снова останавливаюсь у ее подъезда, она говорит:

– Спасибо за компанию. С вами – весело. А целый день – так грязно, так смрадно. У нее ведь рак, она умирает. Такие дни, что «хорошие» деньги уже не кажутся хорошими. После этого – тяжело быть умной, изящной, тонкой. Вы про театр спросили, а я перепугалась от неожиданности. Из другой жизни это. Такие пироги.

– У нас тоже так говорят: «такие пироги». Вы очень сильная, Лариса. У вас есть цель, это понятно. Но иногда нужно быть слабой, нужно повесить все свои беды на кого-то другого и быть предельно беспомощной. Это мило, это по-женски.

         Она отворачивается.

– И нужно кому-то верить, – добавляю я.

– Может, и нужно. Но это сложно. Спасибо, – благодарит еще раз и выходит.

16. СНОВА ЗДОРОВО

         Рыть – рыть – рыть. Копать – землю, песок, вязкую глину. Долбить гранит. Это и есть работа частного детектива. Не только экстрим, не только драйв, но и рутина.

         Я копаюсь в контактах наших пострадавших и увязаю окончательно.

– Ничего нет, – говорит Ирина. – Ничего такого. Никакого «Эд.Сем.»

         И я понимаю, что сейчас начнется второй круг ада – повторные встречи с теми, кто не особо хочет нас видеть.

         Сотника я нахожу дома – в его загородном коттедже. Все здесь напоминает о весне, почти незаметной в городе. Энергия набухающих почек, мокрый чернозем, подснежники, – все так и просится в дневник наблюдений за природой, который уже давно никто не ведет в мегаполисе.

         Открывает мне уже знакомый парень из охраны Сотника. Позвонив хозяину, пропускает в дом без лишних вопросов. Сотник – по-прежнему загипсованный – выходит навстречу. Почему-то он кажется мне еще более бледным, чем в больнице.

– Как вы, Олег Валентинович?

– Приехали узнать, как я?

– Да.

– Не шибко хорошо, – отвечает Сотник. – Как-то медленно заживает и очень болезненно. А вы... что там раскопали?

         Он указывает мне на кресло, а сам остается стоять. Я сажусь.

– Вы один здесь... на этой вилле?

– Один. С охраной вот. А с кем я тут еще могу быть?

– А Светлана?

– Светлана? – удивляется Сотник. – Ей работать надо... и вообще. У нас не такие отношения, чтобы... привлекать ее к моей жизни.

         Как всегда, когда разговор заходит о женщинах, Сотник начинает срываться и нервничать.

– Зачем мне тут Светлана? – спрашивает он снова. – Чтобы она гипотезы свои излагала или планы строила? Терпеть я этого не могу! Ольга Прохорова приезжала недавно – навещала. Спрашивает: «Так кого же хотели убить? Тебя или Виталика?» Тоже в сыщики подалась. Достало меня это! Вот уже где! – он чиркает пальцем уцелевшей руки по горлу. – Сил нет никаких! Вот оклемаюсь – сразу на работу. Хоть займусь чем-то полезным, отвлекусь. Что там у вас за вопросы снова?

         И я спрашиваю об инициалах «Эд.Сем.». Он думает, молчит некоторое время.

– Ох люди, вечно вы что-то такое изыщете... Что значит «инициалы»? – спрашивает вдруг. – Имя и отчество? У меня есть знакомая – Эдита Семакова. Так «Сем.» – это фамилия.

– Эдита Семакова?

– Депутата Семакова дочка. Он сейчас в Думе заседает, в какой-то фракции. Не скажу точно – не интересуюсь политикой. И ее саму сто лет не видел.

– А у вас с ней было что-то?

– Что-то? Ну, был секс пару раз.

– Давно?

– Давно.

– Насколько давно?

– Ну, лет пять назад. Тогда Семаков еще депутатом не был, был просто владельцем фармацевтического концерна. Солидный там капиталище.

– А почему не сложилось?

– У меня с Дитой? А что там могло сложиться? Там ничего серьезного не было – пошалили от скуки.

– А вообще у вас с кем-то было «серьезно»? – просто из любопытства спрашиваю я.

– А это вообще к делу относится?

– Относится.

– Нет, не было, – он пытается пожать плечами, но гипс мешает.

– А конфликта у вас с Семаковой не было... на почве личных интересов?

– Так у нас и интересов особых не было – ни личных, ни безличных, – отрезает он.

         Про себя я ставлю крест на этой Эдите.

– Других «Эд.Сем.» не припоминаете?

         Сотник морщит лоб.

– Нет.

         И я вынужден попрощаться и пообещать информировать его в случае...

         Сотник чем-то напоминает мне Сахара. И если в первый раз я более или менее оправдал его резкость, то теперь... как-то зашкалило. Нельзя же быть резким по любому поводу – на ножах со всем белым светом. Это не по-человечески как-то.

         Мобила высвечивает кодовую запись «Леди Х». Кажется, мы расстались с ней не при самых благоприятных обстоятельствах.

– Илья, как ты? – интересуется она, и голос невольно выдает ее беспокойство.

– Что-то случилось?

– Нужно поговорить.

         Через полчаса встречаемся в кафе. Много молодежи и как-то неуютно. Леди Х выглядит всколоченной. Я беру ее за руку.

– Что-то серьезное?

– Ты не знаешь продолжение этой истории?

– С Гавришем?

– Нет, с Сухарем.

         Я качаю головой.

– Короче, была там все-таки баллистическая экспертиза, хотя все жмуры в розыске. А пули-то мои. Менты вызвали Тимура. Тимур вызвал меня. Я сказала, что покойнички крутились возле Гавриша. Я зашла к ним – просто проверить обстановку, ну и такое...

– А мои... пули?

– Тимур сначала наехал, что я не доложилась – ни предварительно, ни по факту. Я согласилась, что это было неумно с моей стороны. И потом он спросил про твои пули.

– Ясно.

– Я сказала, что со мной был друг – тоже детектив. Он услышал выстрелы и не мог не вмешаться.

– Скандал?

– Разумеется. Посторонний в деле. Тем более – из конкурирующего агентства. Думаю, меня уволят. И думаю, твоему Боссу это все уже доложили.

         Я смотрю на телефон – мобила молчит.

– А могли не докладывать?

– Вряд ли. Тимур рвал и метал.

– Прости меня. Твоя карьера..,  – мне жутко неудобно.

         Но Леди Х реагирует совершенно неожиданно.

– Я не делаю карьеры в детективном бизнесе. И не о чем тут жалеть вообще. Тимур злится, а я рада, что есть повод уйти. Я получила хорошее предложение от ФСБ. Специальный отдел по борьбе с организованной преступностью. Там все серьезно, и они во мне очень заинтересованы.

– Но, Наташа... это в тысячу раз опаснее! – ужасаюсь я.

– Именно то, что нужно.

         И про себя я думаю, что она чокнутая. Окончательно повернута на экстриме. И это так странно для миниатюрной и хрупкой девочки.

– Значит, тебя это все не напугало?

– Абсолютно.

– Но мне показалось, что твой голос...

– Да, я переживала – за тебя. Ты же только начинаешь в своем бюро, и сразу такие виражи. А тебе еще жить...

         Пожалуй, она говорит это неопытному, несмышленому, бестолковому новичку. Не мне.

         С другой стороны, известно ли об этом Генке? И если известно, почему он молчит? Ни крика, ни шума, ни пыли.

         Леди Х смотрит на меня вопросительно.

– Поедем ко мне?

         Я киваю. Нет смысла избегать секса, если рядом такая заботливая, такая надежная, такая верная подруга.

– Ты верна мне, моя девочка?

– Дать презерватив?

– Не надо.

17. ЖАР

         И только утром вдруг соображаю, что из-за моей встречи с Леди Х Лариса не дождалась ужина. Если ждала его вообще. Звонить с извинениями в течение дня неудобно. В течение дня я сижу в офисе, курю с Игорьком и прошу его – на всякий случай – узнать координаты Эдиты Семаковой.

– Ого! Это для тебя лично или по делу?

– Свои личные дела я пока сам могу утрясти.

– Не растряси!

         Мы ржем. Курим, дурачимся. Появляется Ирина.

– Что за веселье? Вырабатываете гипотезы?

– Тестостерон! – поправляет Игорь.

– Зависнуть бы где-то вместе, – предлагает она. – Хоть расслабиться.

– Давайте сегодня в «Юнге». Прикольно там!

– А где «Юнга»?

         Они спорят о клубе и меня тоже пытаются втянуть в спор.

– Ты ж за «Юнгу»?

– Я пас сегодня. У меня свидание.

– Свидание? Да, ну! Брось ты это! – смеется Ирина.

– Бери девушку с собой! – предлагает Игорь. – Посидим вместе. Можем и Кира взять. Кстати, опять о тебе спрашивал.

– В смысле?

– Не ищешь ли ты каких данных.

– А у меня просто спросил, как продвигаются наши с тобой дела, – добавляет Ирина. – Но как-то так, знаешь, двусмысленно...

– Эротические фантазии замучили старого чекиста! – делаю вывод я. – Ок, сегодняшний вечер мне нужен, а потом – куда угодно. Хоть в Красную Армию.

         Игорь устанавливает адрес и телефон Семаковой. Я помню, что поставил крест на своих подозрениях относительно Эдиты, но продолжаю поиск по инерции. Просто, чтобы не остановиться и не признать свое поражение.

         Эдите тридцать два года. Она работает PR-директором в компании отца и, наверное, суперпрофессионально общается по телефону. Но я не хочу ей звонить. У меня нет никаких веских оснований втягивать ее в это дело.

         Вместо этого – ближе к вечеру – я звоню Ларисе...

         Весна зеленит редкие деревья и немощные городские кустики. На газонах подрастает короткая зеленая трава и кое-где лезут одуванчики. Это радует и как-то отвлекает. Хочется бродить пешком по паркам и нести ахинею.

         Она говорит, что уже свободна, и я могу забрать ее на автобусной остановке. Я забираю. Пожимаю ее руку и открываю ей дверцу.

– Простите меня за то, что вчера не вышел на связь. Возникли неожиданные проблемы на работе.

– Ничего, все нормально. Я тоже была занята. У бабушки случился приступ...

         Я гляжу на нее. Она поправляет волосы, вытягивая одну прядь до носа. И мне вдруг приходит в голову, что она врет. И может, по той же причине, что и я.

– Зачем вы это придумали? – спрашиваю я неожиданно для самого себя.

         Она пожимает плечами, оставляет волосы в покое.

– Не знаю. Наверное, чтобы вам не было неловко из-за меня.

– Но мне, действительно, неловко. Я сожалею, что не смог прийти.

– Наверное, я тоже.

         Я совсем теряюсь. Вдруг с ней перестает быть легко и становится так же зыбко и неясно, как в тот момент, когда она ушла из кафе «Амур».

– А у нее, правда, был приступ. Только днем, – добавляет она. – Куда мы едем?

– Ужинать.

– В шикарный ресторан?

– Не в шикарный, просто в ресторан. Или вы снова не голодны?

– Не голодна.

– Тогда будете разглядывать публику.

– И официантов.

         Повисает пауза.

– Японскую кухню любите?

– Да. Но суши не люблю.

– А что вообще любите?

– Апельсины.

– Просто апельсины?

– Да.

– Мои друзья приглашали нас в клуб. Но там... грохот. Мне хотелось побыть с вами в тишине.

– У вас есть тут друзья?

– Коллеги.

– Сыщики. Они смотрели бы на меня подозрительно.

         Я тоже смотрю на нее подозрительно.

– Мне кажется, у меня жар, – говорит она.

         Дотрагиваюсь до ее лба, и она кладет свою руку на лоб поверх моей. И у меня тоже начинается жар. Я останавливаюсь, пристав к обочине.

– Вы не хотите в ресторан?

– Нет.

         И я снова не знаю, что ей предложить.

– Хотите купим много апельсинов?

– Я много не съем, а для девчонок – не нужно. Я жадная.

         Я понимаю, что она не оставляет мне вариантов. И она прекрасно отдает себе отчет, к чему подталкивает нашу беседу.

– Хорошо, я куплю всего килограмм, и мы поедем ко мне, чтобы спасти апельсины от ваших сожительниц.

– Вы же говорили, что у вас «Посторонним вход воспрещен»...

– И еще: «Не влезай. Убьет!»

         И снова проскальзывает что-то такое... не очень чистое в наших общих намерениях.

         Я гляжу прямо ей в глаза и никак не нахожу слов, чтобы высказать то, что меня смущает.

 – Я поняла, – говорит она вдруг. – Выходит, что я снова сделала вам непристойное предложение. Как и в прошлый раз...

– То есть вы имели в виду именно это? И в тот раз тоже?

– Наверное, вы так выглядите. Очень сексуально. Но есть еще один момент: если вы не хотите меня, значит, у вас есть женщина, есть полноценные отношения, которые вас устраивают.

         Я пожимаю плечами.

– А если хочу?

– Значит, эти отношения вас не устраивают.

– Но они все равно есть?

– Это ясно.

– Я боюсь, что секс разрушит... что-то очень нежное, очень тонкое, – признаю я. –  Вы не боитесь этого?

         Она смотрит удивленно. Даже не удивленно, а задумчиво.

– Хочется ответить вам фразой, которая мне очень нравится:

         А настоящая любовь не проходит,

         Просто тупеет острая боль,

         Просто солнце быстрее заходит

         За фиолетовый горизонт.

– Космические пейзажи, – усмехаюсь я.

– Серебристые звездолеты.

         Она улыбается:

– Так вы купите мне апельсинов?

– Тонну.

– Килограмма будет вполне достаточно.

         Я снова выруливаю на шоссе, но, честно говоря, чувствую себя не очень уютно. Как-то неловко. Как-то разочарованно. Так, словно передо мной в музее Венера Милосская слезла с постамента и сказала:

– Вот же мои руки. Я не из камня, я живая женщина – возьми меня! Только купи мне кило апельсинов.

         Может, у молдаван такая традиция. Я захожу в супермаркет, покупаю апельсины, бананы, киви, и мы поднимаемся в мою квартиру.

18. БЛИЗОСТЬ

         Я ставлю чайник, а моя гостья, оглядев квартиру, опускается на кухонный табурет и начинает чистить апельсин. Молча и сосредоточенно.

– Черный-зеленый?

– Что?

– Чай. Черный или зеленый?

– Зеленый. Я думала, служебные квартиры не такие.

– А какие?

– Как офисы. С кожаными диванами.

– Это ваша эротическая фантазия.

         Она не отвлекается от апельсина.

– А ваша?

– Не знаю. Я не страдаю эротическими фантазиями, и мне никогда не снятся эротические сны.

– Значит, вы в этом смысле вполне реализованы.

– У меня, скорее, романтические фантазии, – сознаюсь я.

– Например?

– Свидание на берегу моря – при луне. Чтобы на воде дрожала лунная дорожка...

– У вас такого не было?

– Нет. А у вас?

– У меня было.

– И какое было море? Черное?

– Нет, Средиземное. Я там отдыхала с одним парнем. Давно, в молодости, еще когда в институте училась.

– И чем закончилось? Никто не утонул?

– Никто. Но наша любовь утонула. Исчерпала себя. Люди очень быстро заканчиваются друг для друга. Будете апельсин?

– Нет. Спасибо. Как ваш жар?

         Я снова касаюсь ее лба и не нахожу никакого жара. И у себя – тоже не нахожу. Снова – как и при нашей первой встрече – мне кажется, что она вызывает у меня не сексуальное, а какое-то другое желание. Но какое?

         Я сажусь напротив и гляжу на нее. Она не сутулится и не расслабляется по команде «вольно». Выглядит по обыкновению напряженной.

– Мне кажется, вы работали моделью.

– Работала. Но это тоже утонуло в Средиземном море. У меня многое утонуло. Ой, чайник у вас кипит.

         Я завариваю чай из пакетиков. Холостяцкий чай с искусственным ароматом. Она созерцает зелеными глазами зеленую жидкость в чашке.

– Расскажите, что вы сейчас расследуете, – просит вдруг.

– Одно убийство. Но это неинтересно.

– Понятно. Неинтересно убийство. Холодное и циничное.

– Глупое и шумное – так точнее.

         Она звенит ложечкой.

– А сахар вы мне положили?

– Нет. Вы же модель.

– Уже не модель. Две ложки, пожалуйста.

         Она подходит с чашкой к окну.

– Почему-то кажется, что вы здесь не живете.

– Потому что я много работаю.

– А потом?

– Когда?

– Вернетесь домой?

– Не знаю. А вы?

– Я куда-нибудь уеду. Но не домой.

– Не хотите жить в Москве?

– Не хочу жить в городе, где я была горничной или сиделкой. Понимаете?

– Да. Но это потому, что вы здесь одиноки.

         Я поднимаюсь и ступаю к ней. Приближаюсь и беру ее за талию. Ловлю запах апельсинов. Она не подается назад, так и остается стоять прямо и напряженно перед темным окном, глядящим на спящий-спальный район.

– Вы встречаетесь с кем-то? – спрашиваю прямо.

– Нет.

– Как долго?

– Долго.

         И почему-то мне кажется, что ее ответы ничего не проясняют. Точнее – не проясняют самого главного: что она делает в моей квартире. Пьет зеленый чай и смотрит в окно? Зачем?

– Вы же никуда не спешите? – оборачивается она ко мне, словно угадав мои мысли.

– Конечно, нет.

– Мне так спокойно, что не хочется... ничего.

         Ясно. Я киваю самому себе.

– Могу предложить мягкий диван, душ и чистое постельное белье.

         Она все принимает. Уходит в ванную. Я расстилаю постель и уже приглядываюсь к напольному ковру – спать мне по-видимому придется в холодном одиночестве.

         Гостья возвращается в моем халате – непривычно обвернутом вокруг ее талии. Она ложится, закутывается в одеяло и отдает мне халат.

– Это я напрокат брала. Спасибо...

         Я тоже иду в душ. И чувствую себя как-то странно. Вроде бы и бытовуха, а так все вывернулось наизнанку. Возвращаюсь в том же халате и выключаю свет.

– Как вы? – спрашиваю у гостьи.

– А вы?

– Я на полу лягу.

– Не вздумайте! С вами мне теплее будет.

         Ого, заявочки! Честно говоря – не знаю, что делать. Ложусь в халате и тоже натягиваю одеяло. И все это так жутко на меня непохоже, что я ощущаю себя на другой планете.

         Она приникает ко мне, кладет голову на плечо, я провожу рукой по ее спине, по голым ягодицам. Моя гостья абсолютно обнажена и максимально доступна. И халат мне становится как-то тесен.

– Лара... вам не холодно?

– Холодно. Но с вами сейчас теплее.

         Я глажу ее спину. Она приникает ближе. И, наконец, я нахожу ее губы и целую ее. Мне хочется видеть ее лицо, но я угадываю ее черты интуитивно. Она улыбается, и я целую ее улыбку.

– Вы же сказали, что вам спокойно, и вы ничего не хотите, – напоминаю я.

– Я передумала.

         Теперь и она целует меня, развязывает пояс и стаскивает с меня халат.

– Вы же от меня прятались! – напоминаю я давнюю обиду.

– Я не хотела... влюбляться в вас. Вы мне показались шикарным и резким. Это опасное сочетание.

– Но я не такой.

– И я не такая, – роняет она между поцелуями.

         Но уже слишком горячо. Я не хочу давать ей никаких прав на себя. Наоборот, хочу получить все права на ее тело – хочу его присвоить.

         Мне кажется, она ждала меня. А я ждал ее. Искал ее – и нашел. Она обвивает руками мою шею... выдыхает мое имя. Это ли не счастье?

         Потом я снова обнимаю ее, но это уже совсем другие объятия. Ее тело – уже мое тело, ее дыхание – уже мое дыхание, ее сердце – уже мое сердце...

– Хорошо, что ты приехала в Москву из своей Молдовы и дождалась меня здесь, – говорю я.

         Она вдруг приподнимается на локте и заглядывает мне в лицо.