Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Долго. Каждый вечер ты должен будешь входить и проверять здесь все. Здесь минимум вещей, но бывает, что я теряю бдительность. Я почти не сплю ночами. Поэтому ты будешь ночевать здесь – там, в другой комнате.

– Там тоже нет кровати?

– Там пусто. Так лучше и проще.

         Я хочу спросить только об одном: не пробовала ли она показаться психиатру? Это лечится. Есть новейшие средства, безболезненная терапия.

– Ты думаешь, это мания преследования? – она ловит в полумраке мой взгляд. – Мне все равно, что ты думаешь, абсолютно все равно. Я хочу положиться на тебя в этом деле. Я тебе плачу. И ты можешь оставить при себе свое мнение.

– Но на чем основывается этот страх? – спрашиваю все-таки.

– Основания есть. Я не хочу посвящать тебя в детали.

         Я был уверен, что она именно так и ответит: основания есть, но я их знать не должен. То есть их нет. Нет тех фактов, которые можно было бы считать достаточным основанием для такой паники.

– Мне тяжело, Илья. Я продолжаю работать, вести дела, встречаться с людьми, выступать в суде. Внешне все должно оставаться, как прежде, в рамках. Говорят, что я похудела, и я стараюсь есть калорийную пищу и пить витаминные коктейли. Я употребляю биодобавки, хожу в косметические салоны. Ничего не должно измениться… В офисе я чувствую себя в безопасности. В здании суда – надежная охрана. Но здесь, оставшись одна, я ощущаю себя очень уязвимой.

– А ты не думала замуж, например, выйти.

         Она криво усмехается.

– Думала. Когда-то думала. Потом передумала. У меня есть хороший любовник. Он мне дорог. Но изменять свою… или его жизнь… я бы не хотела. Тем более – теперь, когда в своей я так не уверена.

         Она уже не смотрит на меня и не пытается меня поймать на недоверии. Ей безразлично мое недоверие. Она меня наняла и не должна беспокоиться о таких мелочах, как мнения и сомнения ее служащих, ее персонала, сотрудников ее офиса.

– Никогда не думал, что жизнь настоящего адвоката так опасна, – резюмирую я.

         Осматриваю комнаты. Они почти пусты. В той, которая предназначена мне – только шкаф с одеждой. На кухне – столик, два табурета, раковина. Газовой плиты нет вообще. Электрической – тем более.

         Зато постельное белье – чистейшего шелка. Иванна выдает мне мой комплект и уходит в ванную. Пожалуй, никакая девушка, даже Маша, не смирилась бы с такой моей работой. А если бы я был женат?

         Потом она гасит свечи и наступает абсолютный мрак. Кроме пустоты, наваливается еще и чернота. Иванна – несчастная больная женщина, которая пытается жить жизнью нормального человека. Что ж… можно и подыграть ей немного. Слегка. Скопить денег. Съездить весной на Кипр – оттянуться.

         Я слышу, что она не спит. Нет пружин, которые скрипели бы, но ее дыхание остается очень неровным. Сложно даже поверить, что соседи за стенами, и весь дом, и все остальные люди живут обычной жизнью, спят в кроватях и пользуются электроприборами, не боясь внезапного взрыва.

         Может, она слишком много читала о террористах? Если и так, я не прочту об этом ни одной книги. В ее случае – это паранойя. Не больше.

         Но я тоже не сплю до самого утра. Слышу, как ее дыхание выравнивается, и она засыпает. Утром ей снова нужно будет быть сильной и улыбаться. А мне можно будет выспаться. Главное, доставить ее до офиса. И спать…

15. УТРО

         Доставить ее до офиса не так-то просто. На рассвете она начинает собираться, долго возится при свечах в ванной, тем временем за окнами, за шторами, за пуленепробиваемыми стеклами – светлеет. Может, снова идет снег. В другом, спокойном, чистом и светлом мире.

– А если ты переедешь? – спрашиваю я у ее отражения, которое пудрится в зеркале.

– Это глупо. Это ничего не изменит.

– Так будет всегда?

– Так будет всегда.

         Она улыбается. Рассвет нового дня прогонят ее страхи. По-видимому, тяжелее всего ей даются бессонные ночи в этом пуленепробиваемом сейфе.

– И еще одна деталь…

         Она оборачивается ко мне. И я чувствую, что начинаю бояться этих деталей.

– Ты умеешь искать взрывные устройства? Ты должен… запастись такой техникой. Осматривать каждое утро машину – это большая проблема.

         Я киваю.

– Мобильного у тебя тоже нет? – уточняю на всякий случай.

– Мобильный – это самый точный индикатор человека. Все телефоны – в офисе.

– А людям, которые сторожат офис, ты веришь?

– Да. Это тренированная команда. Не Сима, а те, кто снаружи. Те, кто не спит ночами. Сима просто по комнатам слоняется.

– Я ничего против него не имею.

         Она отворачивается от меня. Идет к двери.

         И у меня возникает тысяча других вопросов. А сотрудники офиса? А все, кто приходит на собеседования? Клиенты? Почтальоны? Технический персонал? Если ее, действительно, хотят убить, для этого можно найти тысячу способов и тысячу исполнителей. Можно даже не входить в офис, достаточно залечь с хорошей оптикой на крыше одного из соседних зданий.

– Иванна…

– Что еще?

         Как ей сказать об этом? И стоит ли вообще говорить? Если ее заходят убить, я не спасу ее. Я не сумею этого сделать.

– Я знаю, – говорит вдруг она. – Я это понимаю. Я юрист. Я адвокат. И немного следователь. Но я… женщина. Я хочу чувствовать себя под чьей-то защитой. Пусть даже иллюзорной. Я хочу чувствовать, что переложила на кого-то часть своей ноши и что мне легче. У каждого из нас – своя судьба. Но я не могу принять свою безропотно. Я очень боюсь. Страх сильнее меня. Я очень хочу жить. Жить. Просыпаться утром. Есть. Заниматься любовью. Я хочу быть живой…

         Она отворачивает лицо.

– Выходи же. Открывай эту чертову дверь! Не заставляй меня плакать!

         Психоз ли это? Паранойя ли? Я тщательно осматриваю «опель». Трогаюсь с места, и только потом она садится рядом.

         Какой же должна была быть ошибка, за которую она платит своей психикой? Я не могу в это верить… Иванна…Что она могла сделать такого? Вытащить из тюрьмы какого-то мафиози на зло врагам? Но наши мафиози – не такие уж беспредельщики, чтобы убирать известных людей. Ее знает вся страна. Она звезда всех теленовостей. Она даже эксперт какого-то псевдо-детективного шоу на первом канале.

         Чем ровнее передо мной дорога, тем больше я убеждаюсь в том, что она – во власти жуткой мании. И моя задача – вовсе не спасать ее от неизвестного, невидимого, виртуального врага, а поддерживать в ее борьбе за остатки здравого сознания.

– Сейчас опасности нет. Я спокоен за нас, – говорю внятно.

– Я рада, – кивает она.

         Это и есть знак того, что я хорошо выполняю свою работу, что справляюсь. Я должен успокоить ее – я это сделаю!

         У входа в офис встречает амбал Сима и подает ей руку. Иванна спешит скрыться за его широкой спиной. Известный адвокат боится собственной тени.

         А я, после всех колебаний, наконец, обретаю твердую почву под ногами и отправляюсь домой. Хорошо, тихо. Зима остается снаружи.

         Я ем, сплю, потом включаю телевизор. Когда Иванна работает в офисе, я вообще чувствую себя прекрасно. Целый день можно валять дурака, и только потом – переночевать с ней при свечах в ее обесточенной конуре.

         От интима лучше отказаться. Конечно, это действенный способ отвлечь ее от мании преследования, но не очень надежный. Если она привяжется, сложнее станет решать финансовые вопросы. А если не привяжется, я могу и потерять такую выгодную работу.

         Но чем-то отвлечь ее все-таки необходимо. Пусть она, к примеру, влюбится в меня. Психопаты влюбляются с особой страстью, с порывом. Пусть любит меня страстно и платонически. Про себя я уже усмехаюсь.

         Я не хочу ее. Но ее страсть меня очень повеселила бы. Кажется, она сказала, что у нее есть любовник? Что-то я его мелко наблюдаю. Не Сима ли? Любимый мужчина Сима…

         Вот и пусть она думает о своем любовнике. Или обо мне. Или даже о Симе. А не о том, что ее хотят убить. Мысленно я пытаюсь представить ее любовника. Вряд ли это юрист. Вряд ли бородатый Орлов. Вряд ли кто-то из офиса. Это должен быть человек иного круга, но достаточно обеспеченный и психически устойчивый, чтобы спокойно выносить ее запросы и ее причуды. Она требовательна. Она не ужинает в дешевых кафе, не ходит по выходным в кинотеатры с попкорном, не ездит в метро. Иначе она была бы намного счастливее.

         Пожалуй, пусть влюбится в меня. Я разрешу ей это. Пусть разрывается между чувствами к нему, ко мне и к Симе. Это должно быть забавно.

         Для этого… я должен узнать ее получше. Она не из железа сделана, это я уже понял. Но чтобы понять ее до конца… Я ухожу в Интернет.

         Интернет… Как тут не вспомнить Макса? Для меня инет – свалка разного хлама, среди которого можно отыскать что-то ценное только чудом. На запрос «мания преследования» Сеть выдает в основном анекдоты. Но мне не до смеха. Мне нужна хорошая медицинская энциклопедия.

         Я уверен, что это ее диагноз, даже если она ни разу не обращалась к врачам. Все симптомы налицо. Постоянный страх, возбуждение, подозрительность. Аминазин ей не помешает, я думаю. В целом – типичная мания.

         Потом я присматриваюсь к Иванне, замечаю, как тревожно она оглядывается вокруг, с каким опасением смотрит на дорогу впереди, как косится в зеркало заднего вида, и с ужасом думаю о том, как она проводит выходные.

– А что ты делаешь в уик-энд? Обычно? – спрашиваю деланно равнодушно.

– Пытаюсь выспаться.

– Дома?

– Иногда встречаюсь с любовником.

– Неужели?

– Я не похожа на женщину, которая может иметь любовника?

– Ты не похожа на женщину, которую может иметь любовник…

         Она усмехается.

– Тем не менее…

– Я должен буду тебя сопровождать?

– Конечно.

– Это не так-то легко.

– Я ему верю.

         Кажется, она не ловит моего полувздоха. Если она любит секс, секс может ее успокоить. Ей не должно хватать секса по выходным. Но для окончательных выводов стоит познакомиться с ее бой-френдом поближе. Конечно, это не Сима. Я пошутил.

16. ЗАВТРАК

         Итак, моя жизнь с Нового года – Иванна. Мы ночуем вместе без интима и вместе пьем кофе без сахара. Фу, как неинтересно.

         В субботу она просыпается первой.

– Илья, открой окно, будь другом!

         Конечно, это не просьба – «настежь». Она лишь хочет впустить в комнату немного солнечного света, но опасается подойти к окну. Я вхожу в зал. Спит она на полу, на толстом воздушном матраце, но все равно с виду, как в казарме.

– Не холодно ночью?

– Нет, все гут. На моих – восемь пятнадцать. Может быть?

– Вполне.

         Она потягивается в постели, но не встает. Я раздвигаю шторы и сажусь на матрац у ее ног.

– Ладно, иди. Не смотри на меня: я не накрашена, – она закрывает глаза ладошкой. – Сейчас встану, поедем завтракать.

         Похоже, в выходные я буду привязан к ней постоянно.

– Ты прочитал про бомбы?

         Про бомбы? За это время я прочитал две книжки о неврозах, одну о маниакально-депрессивном психозе, несколько работ Фрейда, фармацевтический справочник о транквилизаторах и нейролептических средствах, все сетевые анекдоты о мании преследования, но про бомбы я ничего не прочитал.

– Да, я возьму это на контроль, – заверяю я.

– Хорошо.

         Она убирает от глаз ладошку и смотрит на меня в утреннем, еще приглушенном, свете.

– Твоя девушка не ревнует тебя к работе?

– У меня нет девушки.

– Неужели?

– Меня мало интересует секс.

         Нехорошо так о себе, о живом. Но часто женщин это заводит: одних – из желания помочь, других – из желания достичь невозможного. Трудные цели обычно привлекают.

– Неужели? – спрашивает она несколько озадаченно. – Ты же молод. Или это результат ранней пресыщенности?

– Это результат отсутствия…

         Хотел загнуть умную фразу, но шаблон «отсутствие присутствия» меня вдруг сбил.

– Взаимности? – помогает Иванна.

         Мне ли жаловаться на невзаимность? Не из-за меня ли девушки травятся дюжинами?

         Я киваю.

– Возможно. В этом мире не остается места для чувств. Ты любишь своего мужчину?

– Нет. Это и хорошо. Я не жду его, не ревную его к жене. Не планирую с ним будущее, не собираюсь рожать от него детей. Мне с ним просто удобно.

         Ничего аморального. Я ее понимаю. К тому же простые разговоры отвлекают ее, и она перестает думать о бомбах…

– Я вставать буду…

         Похоже, намекает, чтобы я вышел. Но я делаю вид, что фраза – не ко мне. Чувствую через одеяло ее ступни. Да, она не в моем вкусе, но присутствие полуголой женщины так близко не может оставлять равнодушным.

– Илья, ты выйдешь?

– Конечно, – спохватываюсь и вскакиваю с ее матраца.

         Холодно на нем, кстати. У меня такой же, но на моем мне теплее.

         Ее отражение в зеркале накидывает халат и движется в сторону ванной. Потом возникает снова и начинает краситься. Когда видишь звезду так близко, она не то что не слепит, а даже не светит. Она меркнет для тебя как звезда. Ничего не остается.

Может, я подхожу на недопустимую дистанцию. Я наблюдаю, как она наводит карандашом один глаз, потом второй, как удлиняет ресницы и красит губы. Становится старше, строже, серьезнее.

Город переполнен политической рекламой. Политики даже больше, чем сигарет и водки. Выборы уже совсем скоро. Партийные блоки с названиями, напоминающими застольные тосты, идут друг на друга: «За Союз!», «За Киев!», «За экологическое равновесие!», за здоровье, за нас, за любовь, за тех, кто в море.

Лица их лидеров, которые меньше всех верят в эти лозунги, – повсюду, на всех плакатах, крупным планом. Холодные, лживые глаза. Это давит.

– Ты за кого? – спрашиваю Иванну, которая тоже глядит на этот апофеоз лжи из окна машины. – За Юлю?

– Нет, я не феминистка. И ужасно не люблю фальши. Ее коса – это фальшь. И вся она такая.

– Да ну, настоящая у нее коса. Я по телевизору видел, как она ее разматывала.

– А я говорю – фальшивая, я лично знаю ее стилиста. У «Парадиза» тормози.

– По субботам ты завтракаешь в «Парадизе»?

– С этой субботы и ты тоже.

– Кто платит?

         В таких вопросах лучше не быть щепетильным.

– Никто, – отвечает она. – В конце месяца они выставляют мне счет.

– Веришь?

– Почему нет? Они знают, что со мной шутки плохи.

         Днем, в людном месте, в своей обычной роли – мы так уверены в себе. А ночью корчимся от страха и плохих предчувствий. Кто бы говорил о фальши?

         В «Парадизе» завтракают закоренелые аристократы. Иванна уверенно идет к своему столику, кивая некоторым знакомым.

– Вина здесь утром не наливают? – интересуюсь я с робкой надеждой.

– А ты уже не за рулем? И не на работе? Не теряй четких ориентиров, Илья.

         Мне неуютно с ней, неудобно. Может быть потому, что для этой женщины – я не мужчина. Защитник, но не мужчина. Это странно. Она тоже умолкает. Жует молча, не глядя на меня. Может, и я ее стесняю, но выхода, как бы там ни было, нет. Мы замкнуты в тесном пространстве, а вокруг нас – огромный космос.

         К нам приближается пожилая дама, Иванна подхватывается и целует ее в обе щеки.

– Тамара Васильевна!

         Тамара Васильевна, Тамара Васильевна… Наверное, жена какого-то важного старикашки.

– Иванночка!

         Ванночка. Обмен любезностями. Здоровье. Ревматизм. Новые методики. Павел Витальевич… Значит, жена вице-мэра. Я оставляю дам наедине и удаляюсь в сортир.

         В ресторане для аристократов бесконечно просторные евросортиры.

         И вдруг влетает Иванна.

– Илья!

         Какой-то мужик перекошено оглядывается. Я беру ее за плечи.

– Это мужской вообще-то.

         Чувствую, как ее колотит.

– Там кто-то смотрел на меня.

– Кто?

– Когда ты вышел, он стал наблюдать за мной…

– Это потому, что ты красива…

– Нет!

– Потому что ты очень красива!

– Нет. Я не могу вернуться. Тут есть другой выход?

         Через кухню мы выходим на другую улицу. Потом возвращаемся к машине.

– Что мне делать? – спрашивает она, сев рядом со мной в авто.

         И я вижу, что ее дрожь становится еще сильнее.

– У тебя были какие-то планы?

– Да. Ехать к другу.

– Поехали.

– Подожди. Не могу прийти в себя.

         Она сглатывает.

– Подожди… Подожди…

         Я жду.

17. ПАРАНОЙЯ-ПЛЮС

         Неизвестно, кто ждет ее в этом доме. Имя ее друга остается для меня тайной за семью печатями. За железной дверью подъезда. Она выходит из авто и исчезает.

         Может, в этой квартире никто никогда не жил. Это просто место для их свиданий – не больше. И когда я думаю о том, что эти люди на какое-то время оторвались от своих дел, от своих страхов, чтобы заняться сексом в необжитой квартире и разбежаться в разные стороны, мне становится не по себе. Я бы так не смог.

         С Эльзой было похоже, но не так. Мы не встречались на явочных, нежилых квартирах. Я приходил к ней домой – в дом, где она жила, где пахло ее духами, где все вещи помнили ее пальцы. Мы ложились на кровать, еще хранящую тепло ее тела, мы пили чай из китайских чашек, подаренных на ее свадьбу со Спицыным. Когда я приходил, я был ее мужем, в ее доме, в ее постели, а не любовником, выхватившим ее на полчаса из ее ритма. Может, это меня  и сбило. И обнадежило до такой степени.

         Иванна же занимается сексом в чужой квартире, с человеком, которого не любит. Интересно, любит ли он ее. Или просто ждет подходящего случая, чтобы испачкать ее имя в газетах пошлыми воспоминаниями?

         Чем дольше я сижу в машине, тем сильнее почему-то становится мое раздражение против Иванны. Это не ревность, конечно, но какое-то нехорошее, злое, деструктивное чувство. «Вот и грузила бы бой-френда своей паранойей, а не меня!», – думаю я, стискивая руки на руле. Уехать не могу, потому что должен ее дождаться. А меня так и тянет сорваться с места и раствориться в подступающей ночи. Вспоминаются ее маленькие ступни, которые я утром чувствовал через одеяло…

         Пожалуй, это комплекс собственника. Я почему-то решил, что раз я несу ответственность за эту женщину, то она моя. Она принадлежит мне и должна мне подчиняться. А она не моя, она независимая, посторонняя женщина, мой работодатель. Наше постоянное общение – всего лишь часть моей работы, избежать этого нельзя, но и придавать этому большое значение – заведомая ошибка. С некоторых пор ошибки стали моим уделом. И я должен сам с этим бороться.

         Да, Иванна трахается сейчас с кем-то. Я от этого ничуть не должен ни страдать, ни нервничать. С какой стати? Я должен оставаться спокойным. Три или четыре часа прошло, мне должно быть абсолютно безразлично. Хоть вся ночь! До тех пор, пока этому козлу не позвонит женушка. И он не козел, нет. Он – обычный мужик. Бизнесмен. Деловой человек, которому тоже нужна отдушина. Может, он даже ее любит…

         Любит – не любит…

         Наконец, она появляется. Не уставшая, не разгоряченная. Никакая. Тихая женщина, выступившая из ночи. Ее резкость сглаживается в темноте. Она закуривает и опускает стекло.

– Понравилось? – задаю я дебильный вопрос.

– Нет, – говорит она, пожимая плечами. – Этот человек мне приятен, но секс с ним тяжеловат…

– Масса тела?

– Нет, психологически. Он нежен, но я с трудом расслабляюсь. Его движения не очень приятны. Но ласки приятны.

– Бывало и лучше?

– Нет, лучше не бывало.

         Она в третий раз качает головой и отвечает «нет». Действительно, трудно расслабиться.

– Мне кажется, это плохой секс, Иванна. И это плохая связь.

– Почему? Это долгая, прочная связь.

– Прочнее, чем у него с женой?

– Жена мало интересуется его жизнью. Он говорит, что у нее есть любовник.

– Испорченный мир!

– А ты сам не испорченный?

– Нет.

– Потому что ты импотент. А иначе – сигал бы за каждой юбкой.

– Я импотент?

– Сам же говорил…

– Да?

         Я оборачиваюсь к ней, отводя взгляд от красного зрачка светофора. Она смеется. Ей кажется, она сказала что-то ужасно остроумное.

– Могу и обидеться!

– На здоровье!

         Секс все-таки благотворно повлиял на нее – она вспомнила о том, что мужчины и женщины не просто истцы и ответчики, а еще и потомки Адама и Евы.

– Давай заедем куда-нибудь, посидим спокойно…

И лицо хмурится. Наверное, вспоминает свою жуткую квартиру.

– Или ты находишь это опасным?

         Я нахожу, что… беседа возбуждает меня. Вдруг все начинает видеться в другом, преломленном лунном свете. Мы вдвоем в автомобиле, перед нами расстилается манящей чернотой ночь, Иванна – молода, умна и прекрасна, я – силен и уверен в себе. Я бы понравился ей больше ее стабильного бой-френда…

         Сам понимаю, что процесс отвлечения ее от мании свернул куда-то в сторону и отвлек меня самого.

         Я заигрываю с ней. Как-то неосознанно, на автомате, топорно. И рука машинально тянется к ее коленке. Я сдерживаюсь. Просто у меня давно не было женщины. Дело вовсе не в фантастической красоте Иванны, которой нет и в помине, а в моем воздержании…

– Так как? – спрашивает она. – Едем ужинать?

– Нет, – моя очередь покачать головой. – Едем домой. Тебе пора спать. А мне – стеречь твой сон.

– Как скажешь.

         Представляю одинокий вечер без телевизора, зато в непосредственной близости к Иванне. Будни даются легче, чем такие вот уик-энды. Одна эта суббота стоит десяти понедельников. У меня тоже есть нервы. Есть эмоции. Есть ощущения. Я тоже не из железа сделан.

         Даже мысли о ее пещере не отрезвляют. Фантазии о сексе на ее скользком матраце не дают мне покоя. Кто сказал, что шизофрения на начальной стадии заразна? Я сказал?

         Мы входим в подъезд, поднимаемся по лестнице. А в квартире расходимся по своим комнатам. Она не позовет меня – это ясно. И сам я не войду – не настолько же я утратил контроль над собой.

         Спать слишком рано, но она, боясь подойти к окну, ложится. Я слышу, как шуршит ее белье. Холодно спать на полу. Страшно жить за пуленепробиваемыми стеклами. Но это наша реальность.

         Я тоже ложусь, стараясь не прислушиваться к шороху ее постели. И тем более – к шуму на улице. Я уже убедился, что никакой опасности нет. Есть только ее фобии, ее неудовлетворенность, ее страх перед одиночеством. Играть по ее правилам – не уважать самого себя. Верить ей – не верить самому себе. Идти у нее на поводу – отречься от здравого смысла.

         Я отворачиваюсь к стене и стараюсь уснуть, не прислушиваясь к шороху ее постели.

18. ВЫСТРЕЛЫ

         Поначалу она показалась мне хищницей. А теперь мне кажется, что это начало было очень давно.

         Если принять версию о том, что  мир – комплекс ощущений, то единственный выход – не в противоречии, не в развенчании и не в отвержении этого иллюзорного мира, а в том, чтобы жить, не подчиняясь чужим иллюзиям, строить свои собственные и подчинять им других. Иванна усвоила это очень хорошо.

         Иллюзии, которые она вынуждена принимать, – это опасность, постоянная угроза, страх и все способы борьбы с ним. А иллюзии, которые строит она сама, – роскошная жизнь успешного адвоката, ее ухоженная внешность, ее имидж хищницы. Я же попал в эту паутину вымысла и должен принимать и то, и другое – обе стороны, обе грани ее существования.

         А если разобраться, и ее образ перепуганной насмерть жертвы, и ее образ хищницы – одинаково безосновательны и далеки от реальности. Не потому, что являются противоположными полюсами ее раздвоенной личности и расшатанной психики, а потому, что все в жизни далеко от истины. Ничего истинного нет. Есть полумеры, есть фальшивки, есть неидеальные вещи. Есть краски для волос и пищевые усилители вкуса. Таков наш мир. Не принимать его, значит, исключить самого себя из реестра живых людей. Значит, не пить пиво с замутнителями и не увлекаться фальшивыми женщинами.

         Я не увлекся Иванной. Я не увлекся. Я вижу ее настоящей – ненакрашенной, перепуганной, неудовлетворенной и измученной женщиной, в ее-то тридцать три года. Я пытаюсь ее спасти, но этот двойной барьер фальшивых декораций связывает мне руки. Я не должен ничего разрушать. Не должен ничего отвергать. Я должен строить собственные декорации.

         Мои иллюзии – это ее безопасность, мое стойкое позитивное отношение к ней и страстное желание ее как женщины. Она должна верить в это, потому что это те декорации, которые призваны придать ей сил. Все остальное приходится нивелировать, сглаживать, упрощать в ее восприятии. Гасить ее вспышки и рассеивать ее страхи…

         Я играю по своим собственным правилам – на ее деньги. Оплачивать мою работу – все равно, что оплачивать дневной свет или сумрак ночи. Но если ей от этого легче – почему нет?

         Время идет к весне. Агитационный период уже завершился. Выборы прошли. Результаты, как обычно, разочаровали. Снег почти растаял. Иванна стала посещать солярий.

         Запах фальшивого солнца, блеск фальшивого загара. Моя Маша очень любила подобные штуки. И где теперь моя Маша? И где теперь я? Торчу в машине около солярия?

         Когда иллюзии не на двоих – это не роднит. Я живу в своих декорациях, Иванна – в своих. И в то же время – рядом. Почти вместе.

         Забираю ее из солярия, завожу на встречу в кафе. Сам слоняюсь снаружи, потом снова сажусь за руль. И вдруг вижу Машу…

         Так бывает, когда целый день думаешь о человеке, он внезапно возникает, материализовавшись из твоих мыслей. Почему-то Маша возникла именно здесь, на крыльце кафе «Визави», а не в солярии, к примеру. Я успел удивиться про себя, что она одна, и в тот же миг окликнул ее:

– Маша!

         Она сфокусировалась на мне.

– Ого! Какие люди!

         Подошла и села в авто рядом со мной.

– Меня ждешь?

– Почти.

– Как твои дела теперь? Новая работа?

Маша целиком в курсе моих неприятностей.

– Да.

– Новая жизнь?

– Да.

– Новая девушка?

– Нет.

– Нет? – она кривится и хихикает. – Что так?

         Оглядывает салон авто.

– Тачка твоя?

– Нет.

– Альфонс!

         С Машей по-прежнему просто, легко и все понятно.

– Подвезешь меня, солнце? – спрашивает, останавливая взгляд на моих губах.

– Не могу, Маша. Я на важном задании.

– А женщина тебе на важном задании не мешает?

– Наоборот, помогает.

         Она, улыбаясь, кладет руку мне на колено, а потом начинает подбираться выше. Я склоняюсь к ее губам…

         И все рассыпается треском. В первую секунду я не могу понять, что происходит. Лобовое стекло «опеля» расходится звездами.

         Стреляют из машины впереди. На ходу. Джип отдаляется. Я выскакиваю из авто, тащу Машу за руку… Тащу ее руку…

         Маша!

         И в этот момент начинают рушиться все декорации, в которых я жил так долго. Опасность есть. Иванна права. И подтверждение этому – мертвая девушка на асфальте. Моя бывшая девушка. Моя Маша.

         Иванна выходит из «Визави» и идет к машине.

         Вторую половину вечера проводим в отделении милиции. Говорит больше Иванна, хотя даже не была свидетелем происшествия. Просто у нее лучше получается… говорить.

         Она говорит, я отмалчиваюсь, киваю, а сам думаю о том, что она вовсе не сумасшедшая истеричка. Что мне, действительно, следовало бы прочитать пару книжек о террористах и взрывных устройствах, а я этого не сделал.

          И я по-прежнему толком ничего о ней не знаю. И тем более не знаю, кто может преследовать ее так жестоко. Я, несомненно, должен был разобраться в этом раньше. Но я не разбирался. Я читал статьи о фобиях и гонял в ее тачке по городу. Я проматывал ее деньги и рассуждал наедине с собой о ее паранойе. И смерть Маши – целиком на моей совести. Очередная смерть.

         Когда человек понимает, что его иллюзии абсолютно не соответствуют действительности, это похоже на конец света в миниатюре. Персональный конец света. Чтобы жить дальше, нужно здраво оценить реальность и строить новый мир – с новыми иллюзиями. Но как?

         Как? Я думаю, как. Как это сделать, если все, в чем я был уверен, оказалось ошибочным?

         Когда мы выходим из отделения, я оказываюсь просто в открытом космосе, мне не хватает воздуха и тело отказывается выполнять свои обычные функции: дышать, двигаться, различать звуки и цвета. Вообще отказывается существовать.

– Нам нужно серьезно поговорить, Илья, – говорит Иванна, надеясь, что я ее понимаю.

         А я ее не понимаю. О чем можно говорить, если Маша убита? Неизвестно, кем и во имя чего. Случайно… За Иванну.

– Я не знаю.

– Чего ты не знаешь? – хмурится она.

– Кто стрелял…

– Я не требую ответа. Я требую устранять саму возможность подобной ситуации. Кажется, я ясно предупреждала, что в течение дня в машине не должно быть посторонних. Ты должен был заметить этот джип еще издали. Заранее. Ты должен быть готов к выстрелу каждую секунду. Решить эту проблему нельзя, но ее можно нейтрализовывать…

– До каких пор?

– До тех пор, пока я жива…

         И я вижу, как кривятся ее губы.

– Нам, действительно, нужно серьезно поговорить, – говорю я.

– Я уже все сказала.

– Иванна!

         Мы осторожно входим в квартиру. Говорят, двух покушений в один день не бывает. Хотелось бы верить…

19. НОВЫЙ-СТАРЫЙ ВЗГЛЯД

         Я не помню, что думал о ней до того, как решил про себя, что она психопатка. Чтобы строить новый мир с новыми декорациями, нужно вернуться к тому первоначальному восприятию предметов и явлений, которое уже далеко в прошлом.

         Итак, ее хотят убить. Целенаправленно. Всерьез. Опасность повсюду. И она знает об этой опасности. Более того – она знает, что противник сильнее и она не победит. И меня она не просит побеждать, она просит – всего лишь – сохранить ее жизнь еще на некоторое время.

         Нужно знать, кто он. Но как докопаться до этой тайны, если она не хочет говорить об этом? Она считает бесполезным посвящать меня в подробности дела. Она не верит в то, что я смогу что-то изменить.

         Мысли кружатся вокруг Иванны. Откуда дышит в ее лицо опасность? Откуда? Откуда? Ее любовник вполне может оказаться психом. Может угрожать ей. Почему мне хочется видеть в этой истории психа? Может, это моя собственная роль?

         Нужно задать ей просто несколько вопросов в упор, как я делал тысячу раз до этого, с другими мужчинами и женщинами. Но с ней почему-то это невыносимо, немыслимо тяжело.

         Потом все затихает на некоторое время. Затихает снаружи, внешне, но внутри – продолжается та же борьба с собой и с невидимой опасностью.

         Наконец, я намечаю вечер пятницы для важного разговора. Ставлю в уме галочку. Жду этого вечера. Встречаю ее с работы.

         Она выглядит усталой. По вечерам под глазами ложатся черные тени, которые не скрывает никакой тональный крем. Мы заходим в ее любимое кафе, заказываем ее любимый салат. И мне почему-то становится грустно и… тяжело думать.

– Что планируешь завтра? – спрашиваю как бы ни о чем.