Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Энжи...

– Что?

– Простила меня?

– За что?

– Я прибавил тебе боли.

– Ненамного.

– А было много?

         Она оборачивается.

– Когда?

– До меня.

– Боли?

– Мне так показалось. Глаза у тебя такие. Черные.

– Глаза от отца.

– Ясно. Встречаться будем?

– Когда? – спрашивает она снова.

– Вообще.

– Не знаю.

– Спросишь разрешения?

         Она молчит.

– Энжи...

         Она молчит.

– Энжи...

         Еще пристрелит сгоряча чего доброго.

– А ты точно не встречаешься со Слуцкой?

– Встречаюсь, но мы не любовники. У нас деловые отношения.

– Я это проверю.

– Проверь.

         Она все-таки поднимается и уходит в душ. Дает мне время одеться и собрать оружие. Возвращается в своих джинсах и маечке. Я смотрю на ее успокоившиеся соски и думаю, прикидываться мне и дальше дурачком или выхватить у нее пистолет, положить ее на обе лопатки и повторить всю процедуру.

         Может, и она думает о чем-то подобном, потому что говорит вдруг, оглядывая мою фигуру.

– Ты очень мощный. И очень нежный.

         Соблазн схватить ее за ногу велик, но я сдерживаюсь.

– Поцелуй меня, – прошу, останавливаясь у двери.

         Она подходит своей легкой походкой. И я делаю это машинально – хватаю ее за ноги, задираю штанины и целую в холодные коленки. Оружия нет...

         Ничего нет. Она могла оставить его в  ванной, конечно. Или в любой другой комнате этого особняка. А могла не оставлять нигде. Его просто могло не быть. Она могла оказаться просто девчонкой, которая мается от скуки, родители которой далеко и которая предоставлена сама себе. Всего лишь...

– Что это было?

         Она отступает с улыбкой.

– Приступ нежности.

         Я тоже смущенно отступаю, берусь за ручку двери.

– Мы не поговорили толком, но я думаю, еще увидимся и познакомимся поближе, – говорю с надеждой.

         Звучит парадоксально: ближе некуда.

– Запиши мой мобильный, – заканчиваю все-таки.

         Она щелкает кнопками своего «сони эриксона». Неплохая вещица, недешевая. Ее родители – бизнесмены в Лондоне. Передо мной – обычный золотой ребенок, достойная соседка Слуцкого. Только... боль в ее глазах меня сбила.

         Сейчас ее взгляд кажется еще более влажным. Застывшая влага. Лед, который не тает. Даже от моего тепла.

– Моя милая девочка, – говорю вдруг я. – Я не знаю, кто ты. Но я хочу только одного – чтобы от этого свидания тебе стало хоть немного легче…

         Она смотрит очень холодно. Нет даже прежнего расположения ко мне в ее черных глазах. Я чувствую отчуждение. Похоже, что мой «приступ нежности» подействовал на нее отрезвляюще.

– Спасибо, – наконец, говорит она. – Очень мило. Но, думаю, тебе пора возвращаться к своим обязанностям, если ты о них не забываешь ни на секунду.

         Я пожимаю плечами.

– У меня, к счастью, нет никаких серьезных обязанностей.

– А твоя работа?

– Это всего лишь работа. И сейчас я о ней не думаю.

– Это возможно?

         Мне хочется спросить, если это невозможно, то почему она решила переспать со мной, но я ухожу, не задав больше ни одного вопроса. Думаю об этом всю дорогу в авто, но так и не нахожу ответа.

         Потом думаю об этом, глядя на Иванну.

– Выяснил что-нибудь? – спрашивает она без особого интереса.

– Нет.

– Кого ты подозревал в этот раз? Садовника?

– И его тоже. Моя работа – подозревать всех.

– И меня?

– И тебя.

– В чем?

– В сокрытии мотивов.

– Я тоже тебя подозреваю! – бросает она сердито.

– В чем?

– В черствости!

         «Ты очень мощный. И очень нежный», – звучат в ушах слова Энжи.

– Я умею быть другим.

– Не замечала.

         Пожалуй, я изменил ей. Я изменил своей любви к ней. Формально, наверное, это так. Но я-то знаю, что все люди разные, и все чувства разные, и не бывает двух одинаковых чувств, даже если они возникают при похожих обстоятельствах.

– Заметишь, если доживем.

         Она криво усмехается.

– Не пугай меня еще больше, чем я напугана.

– Ты не выглядишь напуганной.

– А ты выглядишь растерянным.

– Потому что мне нужна помощь одного из моих старых друзей, и я не уверен, что он согласится мне помочь...

– Если он сейчас успешен, он протянет тебе руку помощи только в том случае, если ты об этом ПОПРОСИШЬ. Если ты унизишься перед ним. Таков мир.

– Я попрошу. Я унижусь, – киваю я. – Мне, действительно, нужна его помощь. Я запутался.

– В своих фантазиях, – добавляет любезно Иванна.

25. РАСТВОРИМЫЙ

         Контакты утеряны. Мобильные телефоны, адреса, – все вычеркнуто из памяти. Но, оставив Иванну в офисе, я ныряю в суету города и выныриваю у одного из фитнесс-клубов, где обычно можно было застать Сахара – в прежние времена.

         На часах едва десять утра, но Сахар уже на месте.

– Илья? – таращится удивленно.

– Соскучился...

         Говорить тяжело. Звучит то, что не произносится. И от этого жутковато. Неуютно. «Зачем пожаловал? Твоей конторы уже нет. Тебя, считай, тоже нет. А ты тут возникаешь, как тень отца Гамлета», – читается во взгляде Сахара. И ведет он себя в клубе вполне по-хозяйски.

– А где Серега? – спрашиваю я о прежнем владельце.

– Мне продал. Долги достали.

         Вот так все удачно сложилось.

– Значит, ты больше не занимаешься частным сыском? – интересуюсь я все-таки.

         Но это риторический вопрос. Сахар криво улыбается вместо ответа.

         Подмывает развернуться на сто восемьдесят и уйти. Но я вспоминаю слова Иванны... Мой друг, точнее – бывший друг, успешен. Его не интересуют деньги. Он вполне реализован. У него прочные деловые связи. Ко мне он не испытывает особой нежности. И помочь мне он может только из жалости. И я должен разжалобить его каменное сердце – заставить Сахара таять.

– Сахар, – я сажусь на подоконник, и мой голос непроизвольно рвется. – Помоги мне, плиз. Только ты можешь это сделать. Только ты со своими связями. Я пытаюсь установить личность одной девушки. Не знаю ни имени, ни фамилии...

– Ты снова расследуешь? – он выпускает колючки.

– Нет. Это личное.

– Любофф?

– Похоже на то. Она кажется мне очень опасной.

– И ты хочешь, чтобы я тебя спас? От этой любви?

         Вдруг мои мысли переключаются. Я вспоминаю, как сильно, с какой мукой я любил Эльзу. Как – не раздумывая ни секунды – принес в жертву все наше дело и судьбы других людей, чтобы спасти ее хрупкую жизнь. И как туманно она мне ответила...  И как теперь я привязан к Иванне. То, ради чего я жил и без колебаний рисковал своей и чужими жизнями, ушло безвозвратно. Значит, мои друзья, обвинив меня тогда, были правы. А я не был прав...

         И Сахар тогда был прав. И сейчас, безусловно, он имеет право смотреть на меня так презрительно.

– Я знаю, что если я извинюсь... и скажу, что понял свою ошибку, это ничего не исправит...

– Оставь это! – отмахивается Сахар. – Не хочется ворошить прошлое. Не будем. Просто мне кажется, что сейчас ты делаешь то же самое. Ты хороший человек, Илья. Но как только дело касается бабы, ты теряешь контроль над ситуацией, ты об этом знаешь? Это дар Божий – влюбляться, мне этого вот не дано, но я и не жалею. Когда ты влюбляешься, ты становишься не просто необъективным, ты становишься слепым. И сейчас ты слеп. Ты даже меня сейчас не видишь и не слышишь. Повторяю тебе: я не занимаюсь расследованиями, я ни на кого не работаю, у меня другое занятие, другой бизнес...

– Помоги мне, – повторяю я тупо. – Ты же можешь мне помочь. Я больше никому не верю...

         Он нервно дергает плечами.

– Ты знаешь, что я должен сделать, чтобы выполнить твою «маленькую просьбу»? Я должен связаться с ребятами, имена которых я стараюсь стереть из памяти, я должен снова встревать, возвращаться. Я должен входить в эту тень и вести себя по правилам, которые я уже забыл. Я должен рисковать, покупая секретную информацию. Кто она? Кто эта женщина? Студентка, которая приехала в Киев учиться или агент Интерпола? Или наемный убийца? Зачем она тебе?

         Я молчу. Он смотрит на меня напряженно. И я вижу, что глаза у него серые. Серые глаза человека, который никогда никого не любил и всегда прав.

– Ладно, давай ее фото, – сдается Сахар.

         Я продолжаю молчать.

– Хорошо, я поеду к этим ребятам. Думаю, они что-то придумают – по старой памяти, – добавляет он.

– У меня нет ее фото.

– Нет? Никакого? Это сложнее...

– Я заплачу сколько нужно.

– Дело не в деньгах.

         Сахар, якобы утративший все контакты, быстро набирает чей-то номер прямо со своего мобильного. Я слышу только: «Да, я... Сегодня... Да, через час сможем. Ок, с ним вместе. Ок». В конце даже не звучит «спасибо». И Сахар при этом пытается меня уверить, что давно ушел от дел.

         Мы отправляемся на квартиру его знакомых. Это обычная трехкомнатная на третьем этаже девятиэтажки на Оболони, не очень похожая на офис. Нас встречает парнишка в очках с внешностью Гарри Поттера.

– Это Илья Бартенев, – Сахар подталкивает меня к очкарику. – А это Гарри. Ты сам на хозяйстве?

– Олег будет к вечеру. Но я могу принять заказ.

         Для них это просто заказ. Просто бизнес. Но без Сахара, я бы никогда не нашел в спальном районе этот офис без вывески.

         Мы входим в комнату с двумя мощными компьютерами. Какова специфика деятельности этих ребят? Конечно, поиск. Во всех его видах и вариациях. В том числе, и Интернет-поиск, но Максу до них далеко. Потому что Сетью они не ограничиваются. Это те, кто может работать в жестком реале, может войти в контакт с любым, кто владеет нужной им информацией.

         Я сажусь на стул перед Гарри, и он, к моему удивлению, отвернувшись от солидных компов, достает ноутбук и раскрывает его, пряча от меня экран. Запускает программы.

– Я буду задавать вам вопросы, и вы должны отвечать очень четко, как можно точнее, потому что от вашей точности в этом случае будет зависеть результат нашей работы. Вы не должны скрывать никакие детали.

– Я не очень наблюдателен.

– Если потребуется, мы можем применить гипноз. Но сначала – стоит попытаться без посторонней помощи.

         Я кошусь на Сахара, который из-за спины Гарри смотрит в экран.

– Сахар, пойди... там чай есть, – выпроваживает его парень.

         Сахар покорно выходит, плотно закрыв за собой дверь. Так я убеждаюсь в том, что Гарри имеет вес и по-видимому нехилый профи в своей области.

– Итак, – он бросает на меня взгляд сквозь стекла очков. – Мы будем искать девушку, которую зовут...

– Энжи. Возможно – Анжела.

– Возраст?

– Восемнадцать-девятнадцать.

– Родители?

– По ее словам, бизнесмены. Живут в Лондоне. Она обеспечена. Я видел ее на загородной даче, – называю адрес. – Но на кого оформлен коттедж, неизвестно.

– Выясним, – кивает Гарри. – Рост?

– Примерно сто семьдесят.

– Цвет волос?

– Черные с рыжими прядями.

– Длинные?

– До плеч.

– Волнистые?

– Нет... просто густые.

– Одинаковой длины? Каре?

– Наверное.

– Продел?

         Я закрываю глаза.

– Не знаю. Она их поправляет назад...

– Без челки?

– Без челки.

– Лоб?

– Высокий.

– Выпуклый?

– Нет, обычный лоб.

– С морщинами, линиями?

– Нет, обычный лоб.

– Ничего такого?

– Ничего.

– Глаза?

– Черные, большие. Чуть такие...

– Какие?

– Миндалевидные...

– Но не раскосые? Не узкие?

– Нет.

– Ресницы?

– Длинные.

– Густые?

– Ну, наверное.

– Брови?

– Я не знаю.

– Натуральные, искусственные, татуажные, накрашенные, длинные, густые, тонкие, приподнятые, удивленные, выгнутые, нахмуренные, сдвинутые?

– Гарри, для вас женщины, наверное, не представляют никакой загадки?

– И мужчины тоже, – усмехается парень. – Так что с бровями?

– Натуральные, длинные, чуть нахмуренные, густые, но утончаются к краям...

– Без пирсинга? Колечки, сережки, подковы, спирали, плаги, штанги, тоннели, бананы, лабреты?

         Я вздыхаю.

26. ФОТОЭНЖИ

         Составление фоторобота довольно изматывающая процедура. Я сталкивался с этим много раз по разным делам, но сам никогда не подвергал свою наблюдательность подобной проверке.

         После подробного разговора о носе, губах, подбородке, овале лица и шее Энжи, Гарри начинает задавать «нестандартные», на мой взгляд, вопросы.

– Судя по чертам, она не русская...

– Почему же?

– У нее нет акцента?

– Абсолютно.

– Кожа белая?

– Загорелая.

– Загорелая или желтоватая?

– Загорелая.

– Лицо? Или тело вообще?

– Я не видел ее «тело вообще».

– Вы помните, что должны отвечать честно?

– Я это и делаю.

– Какие-то особые приметы?

– Ничего такого.

– Родинки? Родимые пятна?

– Нет.

– Нет или вы не заметили?

– Я не заметил.

– Хорошо, перейдем к наглядности...

         Он поворачивает ко мне экран ноута. Графическое лицо девушки похоже на лицо Энжи, но это все-таки не ее лицо.

– Чего не хватает? – спрашивает Гарри спокойно. – Это всего лишь каркас. Мы будем править его до тех пор, пока он в вашем представлении не совпадет с оригиналом.

– У нее больше глаза. Больше и они... темнее. И они влажные. Глубокие. И вокруг глаз темнее.

– Круги?

– Нет, не круги. А как бы каемка. И веки...

– Что еще?

– Губы полнее. Выпуклее. Подбородок резче.

         Гарри меняет черты на экране, но все равно что-то остается неуловимым. Я отворачиваюсь.

– В целом – очень похоже. Но что-то непохоже. Думаю, для идентификации достаточно и этого. Остальное – сиюминутно, ситуативно, как говорят...

– Говорят, но лучше схватить все. У нее резкие жесты? Порывистые? Черты подвижны? Это нервная особа?

– Нервная, но сдержанная – одновременно. Жесты пружинят, и в то же время могут замереть.

– Вспомните, что вас поразило при первом взгляде на нее, – помогает Гарри.

– Мне показалось, что у нее что-то болит, что она страдает или в печали.

– Или в трауре?

– Она показалась мне мрачной.

– Как она улыбается?

– Не знаю. Улыбается, конечно. Но я не могу вспомнить.

         И тогда Гарри наносит какие-то невидимые линии – и лицо вдруг становится лицом Энжи. Губы жестко ограничены линией скорби, глаза сияют застывшей влагой, щеки слегка западают. Волосы вдруг становятся темнее, а кожа лица желтее, и я сам уже вижу, что это не солнечный загар, а дыхание чего-то чужого, что сошло на ее черты и сковало их своей тяжелой неподвижностью.

– Так? – интересуется Гарри спокойно.

         Я не нахожу слов. Более точный портрет Энжи не создал бы даже художник.

– Ты волшебник, парень.

– Отнюдь. Просто есть категории людей – тех, кого обычно заказывают. Несмотря на то, что она молода, и на то, что она девушка, она точно попадает в тип. Это на пятьдесят процентов – уже результат.

– Какой результат?

– Не буду ничего говорить заранее, – он качает головой. – Завтра вы можете прийти за ответом. Мы дадим ее данные, ее адрес, ее явки, ее контакты, ее маршруты. Если она – член группировки, то за дополнительную плату вы можете получить список всех участников...

         Я сглатываю.

– А если она – просто студентка?

– А если она просто студентка, вы получите название ее вуза, курс, специальность, адрес ее родителей и их данные. Цена заказа от этого не изменится, – говорит Гарри холодно.

– Вам здесь... приходится сталкиваться со всяким, – делаю вывод я.

         И Гарри закрывает ноут.

– До этого я работал в Москве. И вот там действительно мы сталкивались со всяким. Работали тесно с иностранными поисковиками. Мы – тот же Rambler или Google, но мы в реале. Мы получали такие заказы, что закачаешься. Я тогда не умел еще предвидеть результат. Я не мог понять по фото, ищут пропавшего сына-наркомана или лидера террористической группировки. Потом я научился улавливать это. Я узнал много всего... А потом, честно, захотелось более спокойного места. И я вернулся домой. Здесь, правда, спокойнее. Но и здесь бывают заказы, которые надо решать не здесь.

         Я едва успеваю удивиться, что Гарри идет на такую откровенность.

– Ты знаешь меня, Гарри?

– Конечно. У вас было неплохое агентство. Я знаю и Сахара, и вашего Макса. Вы работали честно. Я знаю, что вам можно доверять. О деле, над которым вы работаете сейчас, мне ничего неизвестно. Но, насколько я понял, это что-то довольно опасное, то, что ваших ребят уже не касается.

         Подводя черту под разговором с Гарри, я достаю бумажник.

– Завтра, – говорит он на это. – Завтра, в это же время приходите. Без Сахара...

         В авто Сахар не спрашивает ни о чем. Пожалуй, ждет вопроса от меня. Но не интересоваться же, сколько я ему должен за его «дружескую услугу».

– Спасибо, – выдавливаю я насилу. – Подсобил. Если что-то понадобится от меня...

– Буду иметь тебя в виду.

– Ты тренируешь?

– Угу.

– Женился?

– С чего бы это я женился?

– Так и живешь один?

         Теперь Сахар мрачно умолкает. Похоже, он никогда не поймет моих вопросов: не испытывает никакой потребности быть не одному. А мне... что дало мне это состояние «не одиночества»? Бесчисленное количество проблем и намного меньшее количество денег?

– Живу один. Хорошо, спокойно. Ничего лишнего. И никого лишнего.

         Похоже, что Сахар тоже хочет о чем-то спросить, но ищет наиболее окольный путь.

– Поужинаем где-то?

– К сожалению, нет времени. Я на работе, – отказываюсь с чистой совестью.

– А что с той женщиной, ради которой?..

– Она жива.

– И у тебя новое помешательство?

– Я не считаю, что это дурно. Жизнь человека должна состоять не из одного эпизода.

– Все эти эпизоды – это одно и то же, – отмахивается он. – Повторение бессмысленности.

– У тебя холодное сердце. Ты... нерастворимый какой-то, Сахар...

– Наоборот. Думал, не смогу с тобой говорить после смерти того пацана. А вот... изо всех сил пытаюсь тебя оправдать.

         Пространство раскалывается от таких слов.

– Тебе ребятишек бы воспитывать...

         Пожалуй, такой правильный, параллельно-перпендикулярный Сахар запросто бы смог быть верным, постоянным, жить с одной женщиной и учить малышей уму-разуму.

– Почему нет? – спрашиваю снова.

– Потому что есть ритм, который сломать – все равно, что хребет самому себе.

– А между тем, многие женщины мечтают о таком надежном и постоянном спутнике жизни, как ты.

– А как ты?

– Увы, – я вынужден усмехнуться. – Мои женщины обычно не хотят за меня замуж.

– А Маша?

– Маша?

         Если я скажу, что Маша погибла... И если добавлю, что из-за меня...

– Мне нужно выйти, – почти на ходу открываю дверь. – Дай Бог тебе здоровья, Сахар, добрую жену и много-много детишек...

         И много-много. И очень. Оставь только меня в покое!

27. АНГЕЛ

         Не знаю, было ли между нами раньше хорошее взаимопонимание. Но сейчас встреча с Сахаром – лишает меня напрочь доброго расположения духа.

– Как все прошло?

– Терпимо.

– По тебе не скажешь, – Иванна вглядывается в меня.

– Иногда не хочется делать ни одного шага назад. А встреча с Сахаром – это сто шагов назад. Ради одного шага вперед.

– Странные вещи говоришь...

         После секса с Энжи я могу смотреть на Иванну спокойнее. Нет шального желания ее тела, но с другой стороны... обладание другой женщиной, тем более – случайное обладание – это не выход. Не альтернатива. Не решение проблемы наших отношений.

         А ведь проблема существует. Такие близкие отношения, как у нас с Иванной, не должны замирать на полувздохе. Иначе они застынут навсегда – перегорят, точнее, перетлеют.

         Я должен действовать быстрее. Но все предельно заторможено. Только завтра Гарри ответит на мои вопросы об Энжи. А сегодня – я вынужден оставаться в полном неведении и в этом же неведении беспомощно смотреть в глаза Иванне.

– Домой? – спрашивает она устало.

– Домой...

         А дома, уже переодевшись для сна, садится у окна, кладет руку на подоконник и подпирает голову, глядя на меня. Она никогда раньше не делала ничего подобного...

– Ты считаешь меня некрасивой? – спрашивает строго.

         Пожалуй, это вопрос адвоката, но не женщины.

– Я считаю тебя красивой, – это тоже ответ адвоката. – Не выдумывай, Иванна, ты очень красива, – исправляюсь я.

– Что тогда?

– Тогда...

– Постой, не отвечай! Понимаешь... Я знаю наверняка, что скоро все закончится. Неважно, как, каким образом. Я это знаю. Знаю, что остается просто ждать. Ни ты, ни я, никто из живущих не может ничего изменить. Я живу в свои последние дни. И они проходят для меня так обыденно, так безрадостно, в заботах, в тревогах о других людях, в зарабатывании денег, которые я уже не смогу потратить. И я благодарна судьбе за то, что в такое... такое тяжелое время рядом со мной оказался ты. Когда я выбирала охранника на этот период, я не думала ни о защитнике, ни о друге, но судьба сжалилась надо мной и подарила мне не просто приятного и тонкого человека, но и привлекательного мужчину. Я не хочу быть одна, Илья. Сейчас – не хочу...

         Может, она говорит все это не с целью меня разжалобить, а на самом деле – так чувствует. А я думаю о том, что если бы это были не ее «последние», а, к примеру, «предпоследние» дни, она бы мне этого не сказала. И в целом это очень неверный ход с ее стороны.

– Я не хочу, – я качаю головой, – быть для тебя привлекательным мужчиной. Я хочу быть профессионалом. Я хочу быть для тебя ангелом-хранителем.

– Ангелом?

– Ангелам нельзя заниматься сексом с людьми.

         Она вскакивает.

– Импотент ты, а не ангел!

         Когда-то я сам ей сказал, что меня мало интересует секс, а теперь – убедил на все сто процентов. И я, рискуя своей непорочностью, хватаю ее за руку и целую в губы... Хватаю ее руки, ее губы. Она отвечает тоже перепугано, жадно, пока я не отстраняюсь.

– После этого ты оставишь меня?!

– Я оставлю тебя, чтобы никогда тебя не потерять!

– Ты сам запутался в своих парадоксах!

         И в это время у меня звонит мобильный.

         Да, я ношу с собой мобильный телефон! Я не неандерталец. Я не могу совершенно отказаться от цивилизации, как того требует Иванна.

         Она смотрит на меня так, будто у меня в кармане брюк взорвалась атомная мини-бомба.

– Ты понимаешь, чем это грозит?!

– Да, слушаю.

– Илья, это халатность, равносильная предательству!

– Илья, это Энжи.

– Это и есть предательство!

– Я понял.

– Я соскучилась.

– Прекрати этот разговор! Мобилка – живой индикатор человека!

– Завтра увидимся?

– Да. Только скажи, когда...

– В три часа, – говорит Энжи. – На «Старте». Знаешь?

– Знаю.

– Целую.

– Целую.

– Целую?!

         В глазах Иванны стоят слезы

– Я не должен из-за тебя отказаться от личной жизни! – говорю я на это.

         Но в то же время понимаю, что перегнул. Иванна может и отвернуться от меня, сталкиваясь ежеминутно с такой черствостью.

– Я не сплю с ней. Это приятельница из моего бюро.

– Твоего бюро больше нет!

         Иванна – такая же собственница, как я сам. Конечно, она хочет меня всего – целиком и полностью. Может, всего на одну ночь, но всего.

– Я не изменяю тебе, Иванна...

– Ты даже со мной мне не изменяешь!

         Я улыбаюсь. Кажется, она назвала меня привлекательным мужчиной? Теперь и она улыбается, влага, исказившая ее взгляд, высыхает. Желание одно – привлечь ее к себе и расцеловать. И...

         И я отступаю еще на шаг. Еще шаг – и брошусь вниз, распахнув пуленепробиваемые стекла...

– Это не Эльза? – спрашивает на всякий случай Иванна.

– Нет.

– Я не ревную, но... есть общечеловеческие правила порядочности.

– Конечно.

– А с Эльзой у тебя... получался секс?

– Это было очень давно.

– А, может быть... ты попробуешь? Я бы могла...

         Моя девочка. Она бы могла... Я бы тоже мог. И, несмотря на это, мы ничего не можем. Пожалуй, она не должна так унижаться передо мной. Или она меня любит? Или ее так влечет недоступное? Или желание весело провести «последние дни» затмевает разум?

– Значит, судьба все же недостаточно добра ко мне, – делает вывод Иванна.

         И я произношу четко, почти по слогам, претендуя на некий пафос:

– Иванна, я хочу быть для тебя и настоящим адвокатом, и привлекательным мужчиной. Но больше всего на свете я хочу быть профессионалом. И я обещаю тебе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы эти дни не были последними ни для тебя, ни для моего чувства. Чтобы ты делала выбор не в «последние дни» и все равно выбрала меня.

         Она, наконец, смягчается, роняет снисходительно:

– Ты мог бы стать настоящим адвокатом. Иногда говоришь очень убедительно.

         Я стараюсь не слушать шорох ее одеяла. Май стоит холодный. Ночи леденят кровь. Я почти не сплю, почти не дышу, почти не смотрю в окна.

         И мысль об Энжи тоже не греет. Мы увидимся... Но до этого я должен встретиться с Гарри. И все это наваливается холодными предчувствиями и вдавливает в ледяной матрац на ее ледяном полу. Энжи – девочка-призрак. Чего мне ждать от этого призрака? К добру или к худу?

         А может... ни к тому, ни к другому. Может, просто девочка. Мои предчувствия могут и обманывать. Такое уже бывало – и я не очень-то им доверяю.

         День измотал напряжением, и ночь продолжает изматывать. До меня доносится всхлипывание. Укрывшись с головой, уткнувшись лицом в подушку, Иванна плачет о том, что не хочет умирать молодой, не хочет считать эти последние дни и прислушиваться к тиканью невидимых часов. О том, что совершила когда-то ошибку. О том, что есть необратимые поступки и неотвратимое возмездие. И о том, что не верит в ангелов-хранителей.

         Я предпочел бы не слышать ее плача. И я уверяю себя, что не слышу его. Я не умею утешать. И пока еще не сделал ничего такого, что могло бы утешить ее хоть немного: ничего не нашел, ничего не решил.

         Говорят, это будет очень холодное лето. Не холоднее, конечно, чем была зима, но очень-очень холодное. Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, представляя этот коварный летний холод. Хорошо бы сбежать вместе с Иванной на Кипр, или на Бали, или на Канары. Хорошо бы сбежать вместе с Иванной – из этой темной квартиры, от этого плача – на светлый, залитый солнцем остров. На пуленедосягаемый, невзрываемый остров...

         Я снова влип в такое дело, от которого сжимается сердце. Я сам готов уткнуться носом в подушку и оплакивать свое безрадостное существование.

         Но я не сделаю этого.

         Я мужчина.

28.  ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

         Утром она вообще не смотрит в мою сторону. Может, решила для себя что-то важное. Может, она решает для себя что-то важное каждое утро, а к вечеру заходится в рыданиях.

         Я тоже напряжен и спешу расстаться с Иванной, но она, словно угадывая мою тревогу, вдруг приглашает меня войти в офис. Я кошусь на стрелки часов и вхожу. Сажусь в кресло для посетителей в ее роскошном кабинете. Вижу перед собой успешную, известную VIP-персону.

– Мы редко видимся... в нормальных условиях. При дневном свете, – усмехается она, по-прежнему избегая моего взгляда. – Я хотела бы... поговорить с тобой, Илья. То есть нет, не поговорить. Я не хочу, чтобы ты отвечал мне, спорил, противоречил, чтобы ты вообще как-то реагировал на мои слова. Не хочу услышать даже «да» или «нет» в конце... Кофе?

– Отвечать?

         Она снова криво усмехается, словно морщится от резкого ветра. Жмет кнопку для вызова секретаря.

– Два кофе.

         Сима приносит чашки и сахар. Кивает мне жизнерадостно – давно не виделись. Иванна провожает его взглядом и говорит, глядя в чашку кофе, словно гадая на кофейной гуще растворимого «Якобса»:

– Я вдруг подумала о том, что это дело, которое перешло мне от отца,  не должно остаться без присмотра потом... Это довольно успешный бизнес, слаженная команда, компания, которая и без меня будет продолжать свою работу и будет процветать. Я бы могла уже иметь взрослого сына... ну, почти взрослого, который подхватил бы наше дело, дело нашей семьи, дело Слуцких. Но у меня нет сына, нет дочери, и меня уже почти нет. Мне жаль оставить все... постороннему человеку, Орлову... или кому-то другому... мне это обидно. Ты мало знаешь дела этой компании, ты не «настоящий юрист», но я оставлю это все тебе. Сегодня же я оформлю все необходимые бумаги. Твоего ответа не требуется. Мне все равно, будет ли это наследство подарком для тебя, проблемой или обузой. О ночных разговорах – забудь. Ночь – не лучшее время для здравого смысла. Но при свете дня я могу рассуждать целиком здраво.

         Я молчу. Прячу взгляд. Ответить нечего. После такого заявления я – в первую очередь – должен быть заинтересован в ее смерти.

– А все остальное? «Опель»? Квартиру? Твое состояние?

– Хочешь все?

– Конечно.

         Теперь и она от удивления не находит слов.

– Наверняка, у тебя еще есть драгоценности. Акции. Счет в Швейцарском банке.

– Есть. Ты хочешь это все?

– А кому ты это оставишь? Платья, косметику... вот этот пояс, прошитый серебряными нитями? Белье?

– Прекрати!

– Завещай это мне! Почему нет? А я обеспечу тебе пышные похороны! По крайней мере, это я могу тебе гарантировать!

         И снова ее лицо искажают судороги рыдания. Она прикладывает руку к глазам. Пытается сдержаться из последних сил.

– Уйди...

         Я остаюсь неподвижным.

– Выйди! За что же ты мучишь меня? Мне и без того... и без тебя... я не могу...

         Отрывает руку от лица.

– У меня впереди рабочий день. Меня ждут люди. Уйди!

         И всматривается в меня пристальнее. Стою, глядя ей прямо в глаза. Пожалуй, я несокрушимая скала, выросшая в ее кабинете.

– Ты плачешь?

         Она подходит и стирает своей крошечной ладошкой слезу с моей щеки.

– Плачешь. Мучишь меня и сам плачешь. И себя мучишь тем, что не можешь мне помочь. Глупый мальчик...

         Боль – всего лишь иллюзия. Иллюзия того, что в этот миг ты теряешь то, что тебе очень дорого. Никакой боли нет. Ничего не дорого. Все проходит и все можно пережить... Но в этот момент адски больно...

         А раньше мне было очень больно из-за Эльзы. И вот – история Эльзы для меня закончилась, и теперь мне так же больно, если не больнее, из-за другой женщины. Зачем же тогда была та боль? И зачем эта?

– Илья, ты хорошо себя чувствуешь?

– Вполне.

         Я выхожу – оставляю за собой успешный бизнес, слаженную команду, дело Слуцких. Это чужой бизнес, чужая команда, чужое дело. Но она – она не чужая мне...

         Гарри ждет меня по другому адресу. Перезванивает и сообщает новые координаты. Вот так и откажись от мобильной связи – рискуешь остаться навсегда вне зоны доступа.

         Встречаемся в квартире, ничем не похожей на офис. Обстановка – обычная, но не жилая.

– Пиво будешь?

– Нет.

         Он вручает мне несколько листов, пропечатанных мелкими буквами.

– Гарри, – я опускаюсь на табурет на кухне. – Я это прочту, спасибо. Но ты... расскажи мне, что там. Расскажи сейчас, кратко... У меня было тяжелое утро, я ничего не соображаю.

         Гарри поправляет очки и достает из холодильника две банки пива.

– Ты влип в мрачную историю, – говорит просто, забыв о своем подчеркнуто отстраненном «вы». – И если она связана с этой Энжи, то дна у нее не видно.