Текст книги "Профессия"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Ты мой адрес давно знаешь?

– Адрес? Вот этот? С тех пор, как пьяного тебя в такси домой отправлял. Да и вообще... по-твоему я не должен знать адреса своих сотрудников? А вдруг ты часом захвораешь? И некому тебе будет стакан виски подать...

– Ясно. Все, вопросов больше нет.

– Слушай, Илья, что не так? О чем ты подумал?

– Все так. Мы справимся.

         Его черты оттаивают.

– Спасибо. А то я сам... подрастерялся немного.

– А тебе самому, кстати, незачем светиться на объекте, – ловлю я его мысли. – Не будет там ничего интересного. Мы – не гангстеры, чтобы шоу устраивать, мы – охрана нового руководства. А детали – завтра.

         Выхожу, осторожно захлопнув дверцу.

4. ПЛАН ОПЕРАЦИИ «ЗАХВАТ»

         Сегодня офис «Спартака» – своего рода штаб. А Никифоров – как-то незаметно ушел в тень. Я сижу на его месте за его космическим столом, и мы со Стасом расчерчиваем карту района и план здания «Автодора». Стас – бывший спецназовец, он в таких вещах нормально сечет. Генка маячит в конце стола, положив голову на руку, и почти не вмешивается в обсуждение операции. Наемная команда – двадцать человек, это отряд Сергея. На Серого Генка может положиться: он его уже привлекал для разных дел. Сейчас с нами – трое из его бригады и сам Серый – мощный парень с тяжелой челюстью волевого человека.

         Спорим даже не о плане захвата, а о дате. Стас – за нерабочий день, я – за рабочий. Проникнуть в здание в рабочий день будет сложнее – мы должны быть предельно осторожны, чтобы не пострадал никто из сотрудников компании, но это позволит нам все решить за один день – отправить прежнее руководство за борт, привести в кабинеты новых людей и контролировать рабочий процесс до его вхождения в обычное русло. Это будет очень сильный нажим на весь коллектив компании, но мы не оставим никому выбора.

– Рискованно. Найдется какой-нибудь долбанный герой и организует сопротивление, – спорит Стас.

– А потом не организует? – спрашивает Серый.

– А потом его тихо захлопнут.

– Да там... там же не боевики. Там канцелярские крысы и обычные охранники, – поддерживает меня Колян. – Их лучше сразу в кулак.

– А охранников сколько? – интересуется Стас.

         Мы снова ныряем в план-схему. Распределяем наши роли и позиции.

– Тогда завтра, – решает вдруг Генка, поднимая голову. – Мы не можем тянуть с этим и рисковать нашей поддержкой. Раз вы все обсудили...

         Мы все обсудили. Жмем друг другу руки. Да, это похоже на настоящее дело. И я стараюсь не думать о том, что законность – в этом случае – еще более относительная категория, чем обычно. Внутренняя атмосфера офиса напоминает девяностые, тогда я здорово рулил в этой мутной воде. Я поднял неплохие деньги, купил тогда свою первую «бэху» третьей серии, потом поменял на новенькую шестерку. Она еще ждет меня в Киеве... А я продолжаю здесь хлебать мутную воду.

         Генка – на удивление – выглядит взволнованным.

 – Как думаешь? – косится на меня во время наших обычных «пяти сек».

– Все будет нормально. Обычный заказ.

– Но слишком большие ставки... Кстати, звонила Ирина. Ей кажется, за ней ходят. Уже второй день. Как только разберемся с «Автодорстроем»...

         Я вскакиваю.

– Где она?

– Да дома, все пока спокойно. Может, померещилось ей вообще. Не суетись!

         Он явно хочет добавить, что есть дела поважнее.

– Гена, не оставляй ее сейчас. Я очень тебя прошу. Даже если... она просто сотрудник для тебя, она – наша девушка, она решала с нами наши дела. Не оставляй ее... в опасности.

         Он морщится.

– Ну, завел песню! Я все понимаю. Ничего страшного там нет.

– Отправь к ней Эдика! Он нам завтра не нужен.

– Хорошо, отправлю. Не кипятись – разберемся. В конце концов, Ирина мне не чужая.

– Да-да. Просто я не люблю, когда женщины попадают в опасность...

– Я понимаю, – Генка суперлоялен.

         Но на его месте я понесся бы к ней. Хотя... я уже носился... носился... и что толку?

         Отхожу от хозяйского места.

– Ладно, давай... Пора мне. Стасик ждет в тренажерке. Потрещать надо.

– Ну, с Богом...

         Уже поздно. Но в эту ночь все равно никто не выспится.

– Да нет, не стремно, – Стас пожимает плечами. – Просто давно мы не влезли в такие крупные дела. «Автодор» – крутая компания. Они две тысячи километров дорог в Москве проложили, мосты. Они Московскую Кольцевую строили...

– Я впечатлен. Но мы не асфальтобетон захватывать будем! И не мосты подрывать!

         Я не коренной москвич, не автостопщик. У меня нет должного трепета перед МКАДом.

– Как на счет стрельбы? – спрашивает вдруг Стас. – Избегать?

– Избегать. Но в случае необходимости...

– Понял.

         В остальном – у юриста и спецназовца мало общих тем для разговора. Только работа.

         Я еду домой и пытаюсь отключить сознание. Пытаюсь, но оно не отключается. Звоню Ирине и натыкаюсь на долгие гудки. Может, уснула. Может, Эдик отвлек ее как-то. Что трезвонить?

         Скорее бы настало завтра! Хочется действовать.

         Но до завтра – катастрофически далеко. И вообще кажется, что завтра отдаляется, а не приближается. За окнами не светлеет. Я смотрю в кромешную тьму и вспоминаю аэропорт «Шереметьево», где побывал совсем недавно. Машинально набираю номер Эдиты. Девушке, которая дала обет безбрачия, можно звонить в любое время суток.

– Эдита, чем вы заняты?

– Вернулась домой, – отвечает она растерянно.

– Не хотите выпить кофе?

– Кофе... Но уже поздно.

– Я знаю. Не могу уснуть. Из-за бессонницы мне хочется разбудить полгорода.

– Только не в аэропорту, – сдается Эдита.

– Скажите адрес, выпьем кофе у вашего дома.

         Так я узнаю о том, что Эдита – девушка с Рублевки. Дом депутата Семакова стоит на Рублево-Успенском шоссе и в темноте кажется мне замком.

         Эдита выходит к машине в брюках и длинной блузе, на которую накинут короткий пиджак с отложным воротником. Пиджак – офисный, а блуза – домашняя. Сочетание меня восхищает. У нее большая грудь и тонкая талия. Темные волосы падают на лицо. Она выглядит усталой, но ярко улыбается.

– Что это вам взбрело в голову?

– Я тут по дороге «Гоголь-моголь» видел. Это кафе?

– Кафе-кондитерская. Туда мне нельзя.

– Не любите торты?

– Я не ем сладкого.

– Но у вас великолепная фигура!

         Она соглашается просто, чтобы не спорить. В кафе я не могу оторвать взгляда от ее тонкой шеи и контуров груди под пиджаком. Она поглядывает на меня озадаченно.

– Так что с вами происходит, господин сыщик?

– А почему вас назвали Эдита?

– Проведите расследование.

– У меня есть одна версия.

– Лучше держите ее при себе!

         Это тот случай визуального комфорта, которые иногда со мной случаются. Мне нравится ее внешность. До чертиков. Если бы я был женщиной, я бы хотел выглядеть именно так – иметь такие ноги, такие аккуратные бедра, такую тонкую талию, такие пышные груди, такие острые локти, такие гладкие, блестящие черные волосы, такие голубые глаза и ровный, тонкий носик с небольшой горбинкой. И, конечно, такие бледно-розовые губы...

         Подходит девчонка в чепчике.

– К сожалению, мы закрываемся.

         Я возвращаю Эдиту к ее замку, плохо различимому в темноте.

– Законы гостеприимства подсказывают мне, что следует пригласить вас на еще одну чашку кофе...

         Но я отступаю назад к авто.

– Спасибо, Эдита Валерьевна.

– Нет?

– Нет.

– Есть причина?

– Есть.

– Можно узнать, какая.

– Если я окажусь внутри, обязательно буду к вам приставать.

         Она усмехается.

– Вы, как всегда, шутите, господин Бартенев. А с виду кажетесь вполне серьезным.

         Я едва удерживаюсь, чтобы не взять ее за руку.

– У меня просто... завтра очень непростой будет день, поэтому хотел вас увидеть...

– Надеюсь, что вдохновляю вас на добрые дела...

         Я оставляю Эдиту у замка с ее абсолютно неправильной версией и растворяюсь в темноте.

5. ОПЕРАЦИЯ «ЗАХВАТ»

         Генка – не с нами. Он в офисе. А мы с ребятами уже на месте. Одиннадцать часов утра. Все сотрудники компании уже на работе, никто еще не смылся на обеденный перерыв. Язык не поворачивается сказать «С Богом!»

– Давайте, ребята! – решаю я.

         Стас первым выскакивает из нашей «газели», дает отмашку Сергею. Связь по рации, операция начата.

         Охранники на входе не стреляют. Они еще не поняли, что мы – чужаки. Они пятятся, и наши ребята спешат обезоружить тех, кто уже уступил им дорогу.

         Но внутри начинается возня. Реагирует вахта. Незамедлительно слышится:

– Кто вы такие? По каком праву?!

– Охрана нового руководства компании. Приказ – сдать посты!

         А сверху им никакого приказа не поступало. Ребята сомневаются. Но моя задача – идти дальше – до кабинета директора.

         Мы уверенно прокладываем себе дорогу. И я отмечаю, что выстрелов пока нет. Охранники наваливаются с кулаками, но их легко остановить.

         У приемной ситуация осложняется. По сигналу тревоги возникают другие амбалы – уже готовые к нашему натиску. Они уже направляют на нас оружие – и нам некуда отступать. Начинается нешуточная стрельба.

         Нет ничего хуже стрельбы в замкнутом пространстве, ограниченном стенами, углами, окнами, дверью приемной. Звон, треск, битые стекла, кровь, пачкающая бежевые дорожки...

         Переступая все это, я вхожу в кабинет директора.

– Что за шум? – он подхватывается недовольно.

– Этот шум означает, что вы отстранены. Приношу свои извинения.

– На каком основании?

         Мне хочется ответить просто: «Это заказ».

– Смена власти на предприятии, – говорю я мрачно. – Вы можете покинуть здание.

         Директор – довольно молодой мужчина – начинает собирать со стола трясущимися руками какие-то бумаги.

– Алексей Анатольевич, без бумаг...

         Он выходит. В коридорах уже чисто, уже тихо. Всех раненых Генка распорядился отправлять в какой-то загородный госпиталь – полувоенный, закрытый от посторонних глаз, полностью в ведомстве его друзей. В коридорах только кое-где остались пятна крови, но ребята уже торопливо срывают ковровое покрытие. Убитых, к счастью, нет.

         Я выхожу к Стасу.

– Все идет по плану. Сейчас всех успокоим. Через час – явится новое руководство, будет совещание. В случае появления милиции или властей – держим здание.

– Пока вроде тихо, – говорит Стас с опаской.

         Ребята уже заняли все этажи, газель увезла раненых в госпиталь. Для сотрудников – режим «без паники» до прихода нового директора и замов. И пока – без паники. Все притихли. Секретарша съежилась за монитором компьютера.

         Наконец, прибывает машина руководства. И я понимаю, что новый директор, усатый дядька лет шестидесяти с немного растерянными глазами, такое же подставное лицо во всем этом шоу, как и мы все, выполняющие неизвестно чей заказ, но я выхожу ему навстречу. Даже сомнительные роли в сомнительных блокбастерах нужно играть профессионально.

– Петр Валентинович, вы можете занять свой кабинет и приступить к работе, – пожимаю ему руку.

         Открываю прибывшим дверь в здание «Автодора». И уже открыв, замечаю, что из-за дальнего авто высовывается чья-то голова... и может, это тот самый «герой», которого мы все так опасались. Может, кто-то из ретировавшейся охраны. Может, какой-то объявившийся суперагент. Кто бы он ни был, он не дает мне додумать мою мысль. Он стреляет, целясь явно в директора, который входит последним. Все происходит мгновенно. Я машинально бросаюсь к директору, задвигая его спиной в дверь, и машинально выхватываю ствол. Но выстрел уже звучит...

         Если бы у меня было больше времени подумать, я бы так не поступал. Потому что этот директор – всего лишь надувная кукла, которая должна занять определенный кабинет в этот переходный период. Он мне не друг, не родственник, я даже не знаком с ним. Но у меня нет времени подумать об этом, и я машинально спасаю его жизнь, жертвуя своей. И эта жертвенность дает о себе знать резкой болью внутри.

         Наверное, директор все-таки входит в здание, потому что я перестаю чувствовать своей спиной его спину и падаю. Рука не может удерживать оружие. Звучит еще выстрел – но где-то вверху, выше меня. В космосе. Выскакивает Колян, еще ребята, и тоже палят в космос.

         Лицо Кольки приближается:

– Ты живой, Илья? Надо ж так было!

         И еще кто-то восклицает:

– Надо ж так было!

– Я живой, – говорю я.

         Появляется Стас. Тоже склоняется надо мной. Его лицо подергивается.

– Ребята, в машину его – быстро!

         Я думаю о том, куда попала пуля, но сообразить точно не могу – болит все внутри. Ранение в живот... это всегда опасно. И самое обидное в том, что это случайная пуля, которую я поймал вместо абсолютно незнакомого мне человека.

– Оставайтесь здесь, – говорю я Стасу. – Это только начало. Еще нужно удержать здание.

         Ребята подхватывают меня и несут в машину.

– Только скорее! – просит Колян нашего водилу. – Скорее! Я должен остаться. Я Никифорову позвоню. Он там встретит.

         И все пропадает. Я проваливаюсь в черноту. Кажется, что машина продолжает стоять на месте, но вдруг слышится голос Генки.

– Твою мать! Как же это?!

– На крыльце вроде. Он директора закрыл.

         Генка снова ругается.

– Какого хрена? Какого хрена ты его закрывал?! У меня сто тыщ таких директоров, а ты один!

– Отойдите, пожалуйста!

         Проносится яркое пятно.

– Сюда нельзя!

– Он жив?

– Жив. Но срочно нужна операция.

– Твою мать!

– Выйдите, говорят вам!

– Где Малиновский?

– У него выходной.

– Пусть он оперирует.

– Не его смена.

– Зовите его, я сказал! Я сам позвоню.

         Голоса затихают.

         Я думаю, что должен увидеть свет в конце туннеля, чтобы знать, куда идти. Но я не вижу света. Я не вижу туннеля. Вижу сплошную черноту.

– Илья, Илья, – снова зовет меня Генка. – Сейчас приедет самый лучший хирург, самый-самый. Ты жив, Илья?.. Он жив?

– Вам нельзя здесь находиться!

– Он жив?!

– Да. Но пульс очень слабый.

– Здравствуйте, Андрей Львович...

– Здравствуй, Гена. Помогаешь нам работать? Выходи-выходи...

– Этот человек... Андрей Львович, этот человек мне дорог. Я вас прошу... Любые затраты...

– Иди-иди. Не в затратах дело...

         Про себя я улыбаюсь черноте. «Этот человек мне дорог».

Не просто «нужен», а «дорог»... За любые затраты.

Я по-прежнему не вижу туннеля. И уже не чувствую никакой боли – анестезия действует...

6. ОПЕРАЦИЯ

         Когда я прихожу в себя – передо мной белая палата и человек в зеленой одежде. На его лице нет никакого волнения, только усталость. И я понимаю, что прихожу в себя не скоро.

         Палата одиночная. Человек тоже один. Это высокий, немного угрюмый черноволосый мужчина лет пятидесяти. Дверь позади него открывается и входит медсестра...

– Андрей Львович, он так и не приходит в сознание, но пульс в норме.

         Доктор улыбается ее запоздалому комментарию.

– Приветствую вас, господин Бартенев, на этом свете...

– Очень рад, – пробую сказать я. – Оччччень рад снова быть с вами...

         Пробую слова на вкус. Терпковато.

– Вот, Светочка, наш пациент скорее жив...

         Лицо Светочки – без макияжа и признаков определенного возраста – приближается и нависает надо мной. Не меньше сорока – определяю я на глаз и радуюсь тому, что чувство реальности возвращается ко мне со всеми его нюансами.

– Что со мной было?

         Док делает Свете жест, указывающий на дверь, и садится на стул у моей постели.

– Пришлось доставать из вас пули и штопать пробитый желудок. Это не самое страшное, пожалуй, что могло произойти с вами при подобных обстоятельствах. Но вы потеряли много крови – на месте и во время транспортировки. И поправляетесь вы не очень быстро, иммунитет ослаблен. Не делайте резких движений! – останавливает он мою попытку сесть на кровати. – Ни в коем случае! Лежите тихо, Илья. Мы обеспечим вам хороший уход.

– Как долго я был без сознания?

– Двое суток. К вам приходил Геннадий, но мы пока запретили посещения. Вы сейчас чувствуете боль?

– Да, немного.

– Вас нужно наблюдать, – заключает доктор.

         Я улыбаюсь.

– А какие там новости, не знаете?

– Новости такие, что опасности для жизни нет, другие внутренние органы не пострадали. Но операция прошла очень сложно. Не знаю, каких еще новостей вы ждете. Улыбаетесь? Задали нам работы и улыбаетесь?

– Где мой мобильный?

– У Геннадия, скорее всего. Света – ваша медсестра, она за вас головой отвечает.

– А остальные ребята?

         Док качает головой.

– Оставьте это. Нет никаких ребят, никаких огнестрельных ранений. У вас была язва желудка.

         Я закрываю глаза.

– Спасибо, доктор...

– Пожалуйста. С финансовой точки зрения я уже удовлетворен. Осталось поставить вас на ноги. Так что лежите смирно и не трепыхайтесь.

         И я остаюсь один в палате – без трепыханий. Я остаюсь один – наедине со своими мыслями. И это – самое тяжелое. Не хочу думать. И нет телефона, чтобы набрать чей-нибудь номер.

         По моей просьбе Света приносит журналы – про автомобили и женщин. Я читаю, но в сознание снова прорываются мысли о том, что я мог погибнуть – впустую – ради дела неизвестных заказчиков, ради энной суммы денег. Мог погибнуть без своей любимой девочки...

         И то, что я выжил, ровным счетом ничего не меняет – я остаюсь без нее. Значит, я сам накликал смерть, а она дала мне шанс. Шанс изменить что-то. А я ничего не изменю. Не могу.

         Света имеет привычку торчать подолгу в палате с таким видом, как будто других дел у нее нет. Уверен, что следит за мной. То есть «наблюдает», как того и требовал доктор. Наконец, я прошу у нее телефон и звоню Ирине. Хочется, чтобы кто-то отвлек меня от прорывающейся в белую палату черноты, но Ирина – вне зоны доступа.

         Мне нестерпимо тоскливо. В желудке что-то болит так, словно пуля осталась там до полного переваривания.

         Наконец, открыт сезон посещений – в палате возникает Генка и жмет мне руку.

         Генка бодр и весел. Даже его стальные глаза, по обыкновению поглощающие свет, сияют.

– Жив, покойничек?

– Жив.

         Он еще трясет мою руку. Падает на стул и косится на Свету.

– Милая девушка, можете нас оставить?

         И снова фыркает:

– Фу, перепугал ты меня. Кровищи... сам без чувств...

– А чем там закончилось? – спрашиваю я об «Автодоре»?

– Чем? А, ну как «чем»? Тогда и закончилось – при тебе еще. Больше не стреляли, милиции не было. В тот же день уладили все наверху и добили их документами – все гладко.

– Заказчики довольны?

– Непомерно. Короче, не самое время... выражать благодарность, но ты очень хорошо сработал. Снаружи – бесшумно, внутри – минимальные жертвы. Зарплата твоя выросла, это понятно. Но за такое дело полагается и премия. Думаю, будешь доволен...

         Меня разбирает любопытство. Вряд ли существует премия, которой я могу быть доволен.

– Я знаю, что ты поклонник «бумеров». «BMW-Concept» – твоя премия. Доволен?

         Я теряю дар речи. Генка прищуривается.

– Доволен, – высказываюсь я. – Спасибо.

– Тебе спасибо – от заказчиков.

– А мой телефон?

         Генка достает из кармана мою мобилу.

– Я тут пока на твои звонки отвечал.

– И кто звонил?

– Семакова.

– А Ирина не звонила? Как она?

– Ирина? Все в порядке. Не видел ее сегодня. На меня сейчас дел навалилось.

– Каких дел?

         И снова он смотрит странно. Так, словно у него есть для меня еще одна премия.

– Ну, с «Автодором» этим...

         И вдруг до меня доходит... откуда такая радость и такая щедрость. Я закрываю глаза, чтобы не видеть «сильного человека», который решил прикарманить такое грандиозное предприятие. Хотя, конечно, без поддержки сверху он не решился бы на такое. Значит, крыша не ниже, чем в кабинете министров.

– Я тебя поздравляю...

– Не вечно же мне неверных жен в бюро выслеживать, – оправдывается Генка. – Был, конечно, риск. Но все прошло успешно. И... мне сейчас надежные люди очень нужны, Илья...

         Между Никифоровым – директором детективного агентства, и Никифоровым – владельцем крупной строительной компании, разница в сотни миллионов долларов. Конечно, был огромный риск. Но Генка рискнул и выиграл.

         В палату входит мой доктор, и Генка поднимается.

– Ок, пойду. Может, принести тебе чего?

– Принеси! – прошу я.

         Он оборачивается к доктору:

– Андрей Львович, а кокаин ему можно?

– Гена, иди и иди – прямо по коридору! – отрезает док и грозит мне пальцем. – Вы как маленькие дети, ей Богу.

         Я усмехаюсь. Думаю о том, как ловко мы все организовали: я – по-своему, а Генка – по-своему. Конечно, он – намного ловчее, весь жар да чужими руками. Однако мог ведь и оставить под дверью «Автодора» и сэкономить на премии. А он не оставил и не сэкономил. Значит, у него на меня еще есть планы. А у меня есть супер-«бумер».

– А когда меня уже выпишут, док?

– Ой, я вас умоляю, отдыхайте себе. На улице ветрено сейчас, а следующая неделя – сплошные дожди, – он пожимает плечами. – Куда торопиться?

7. ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА

         Похоже, медсестра Света обижается на меня. Может быть за то, что я не хочу с ней общаться. Но подскажите мне хоть одну тему для общения с медсестрой? Результаты анализов? Я не стремлюсь ничего узнать ни о ней, ни о ее жизни, ни о докторе, ни о других пациентах. Когда она входит, я закрываю глаза или утыкаюсь в журнал.

– К вам посетительница! – оглашает она с порога и не торопится исчезнуть.

         В палату входит Эдита – в деловом костюме, но элегантная настолько, что дождь прилипает к стеклам, заглядывая внутрь. Юбка – немного выше колена, приталенный серый пиджак, острый силуэт, но округлые бедра. Длинные ноги в темных колготах. Блестящие черные волосы. Перепуганные голубые глаза...

         Мне хочется подняться ей навстречу. Медсестра Света так и маячит в дверях...

– Илья! Я так волновалась! Геннадий сказал, что вы ранены...

         Наконец, меднадзор захлопывает за собой дверь.

– Спокойствие, Дита. Я в порядке.

– Я вам фрукты принесла, а здесь говорят, что у вас язва и нужна строгая диета, – она приглядывается к моим небритым щекам.

– Посидите со мной. Вы большая умница, что приехали...

         Зачем мне отвечать на ее вопросы? Она садится и берет меня за руку.

– Так что с вами?

– Депрессия.

         Эдита улыбается и качает головой. Оглядывает палату.

– Уютно, если можно так выразиться. А снаружи – дождь уже второй день. У меня насморк от этой сырости.

– Не произносите здесь этого – не то вас тоже запрут в уютную палату!

         Она хохочет.

– Значит, поправляетесь?

– Надеюсь. Мне намного лучше, чем неделю назад. А как дела в вашей компании?

– В компании все стабильно. Все в летние отпуска разъезжаются, а у меня уже вроде был. Чего-то так за вас перепугалась, – не может она собраться с мыслями. – Здесь хорошие врачи? Может, нужна какая-нибудь помощь?

– Психологическая.

– Я экономист.

– Тогда сходите за меня на процедуры.

         Возникает медсестра Света, напоминает о каких-то таблетках.

– Ой, я пойду тогда, – вскакивает Эдита, – чтобы не мешать вам выздоравливать.

– Вы мне помогаете! – удерживаю ее я.

– И доктор сейчас придет на обход, – бубнит Света.

         Эдита прощается. Почему-то мне кажется, что она поцелует меня в щеку, но она ограничивается воздушным «бай!»

– Ну, и где же ваш доктор? – набрасываюсь я на Светлану.

– Не мой, а ваш! Будет сейчас. А она – кто вам? Невеста?

– Да.

– А чего же тогда вы на «вы»? Все понятно.

– Что вам понятно, Света?

– Все понятно. Приехала, как прынцеса, с шофером.

         Ну, почему всегда я один отвечаю за все несправедливости жизни?

         Когда мы остаемся с доктором наедине, я говорю напрямую:

– Андрей Львович, у меня к вам просьба – вопрос жизни и смерти!

– Что случилось? Кокаина вам нельзя, даже не просите, – отрезает он.

– Уберите от меня Свету! Мне кажется, она за мной следит!

– Илья, вы в своем уме? Она – опытная медсестра со стажем!

– Уберите ее куда подальше – вместе с ее стажем!

– Ясно, – док смеется. – Вы, больной, наверное, недостаточно плохо выглядите, чтобы не интересовать женщин. Я к вам пришлю нашу новенькую – ее уж точно никто не интересует. Кстати, протеже вашего друга.

– Генки?

– Ну да. Очень хорошая девочка, – кивает доктор. – Сейчас же отправлю ее к вам.

– Сделайте одолжение.

         Избавление от сверлящего взгляда Светы уже праздник. И мне осталось не так уж долго валяться на больничной койке. Я уже поднимаюсь, нормально хожу, у меня не дрожат руки. Скоро смогу стрелять в тире и гонять на машине по городу. Снова пойду в качалку, и...

         И в палату входит Лариса...

         Она в белом костюме – обычном для младшего медицинского персонала госпиталя, в белых брюках и блузе, в белом чепчике на каштановых волосах, в белом ангельском сиянии...

         Я смотрю на нее и не могу вымолвить ни слова. Она пятится...

– Ой... Я не знала. Андрей Львович сказал зайти в эту палату...

         Я поднимаюсь с постели и молча подхожу к ней. Может, так бывает во сне – хочется прикоснуться к тому, чего нет на самом деле. Я закрываю за ней дверь...

         Она есть. Она не уехала ни в какую Молдову. Но если бы не ранение, я никогда не узнал бы об этом. Протеже моего друга Генки? Моего друга?

– Здравствуй, любимая...

         Она молчит.

– Если бы я не попал сюда, то продолжал бы думать, что ты сбежала от меня в свою солнечную, виноградную страну...

– Я не сбежала...

         Она подходит к окну...

– А что ты сделала?

         Она прежняя – высокая, тонкая, напряженная, и в то же время ее черты стали мягче. Словно припухли от слез...

– Лара...

– Я не сбежала, – повторяет она, глядя на потоки дождя в темноте.– Пришел твой начальник, Геннадий, и сказал, что я ничего не знаю, что ты каждый день рискуешь, что ты – наемный убийца, что у тебя все непрочно, и что я  должна уехать и не искать тебя никогда. Он снял мне квартиру и оплатил ее на год вперед. Он устроил меня на эту работу – здесь хорошо платят...

         Она оборачивается.

– И я понимаю, что это правда. И что это было наилучшее решение. Он очень мне помог. Теперь ты ранен... Потом случится что-то еще. Я не хочу знать об этом. Не хочу знать тебя.

         Я гляжу на нее, и мне совершенно нечего ей сказать. Знаю, что в следующую секунду этот мираж растает и уже не повторится никогда. И я не знаю, как удержать этот фантом...

– Я бы мог сказать, что все брошу. Мог бы пообещать тебе все оставить, увезти тебя в Киев, устроиться на работу в консалтинговую контору, жить тихо...

– Но?

– Но я хочу разобраться, почему это произошло.

– Ты убивал людей? – спрашивает она вдруг.

– Но я не наемный убийца. Это была самооборона.

         Снова она отворачивается к окну.

– Скажи, зачем я вошла в эту палату?

– Потому что я тебя люблю. И потому что есть Бог. И есть счастье.

         Я подхожу к ней и прижимаю к себе.

– Я чуть не умер без тебя.

         Она вытирает слезы, но я чувствую их на своем лице.

– Сделай вид, что ты сюда не входила. Попроси у доктора замену. И моему Боссу мы тоже пока ничего не скажем. Мне нужно время, чтобы выяснить его мотивы ломать чужую жизнь.

         Она кивает. Плачет и кивает. И не знает, можно ли мне верить. Я целую Лару и открываю ей дверь.

– Тебя здесь не было...

Сказать моей любимой девушке, моей невесте, что я наемный убийца – это удар ниже пояса. Я сатанею от злости. Не могу объяснить себе этого.

8. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

         Однако...

         Однако я не могу подхватиться и бежать к Генке выяснять отношения. И этому есть несколько причин.

         Во-первых, я еще не достаточно окреп, чтобы быть ему достойным противником.

         Во-вторых, Генка не сделал ничего неожиданного. Наоборот, это был целиком логичный ход, предсказуемый и полностью в его интересах. Я нужен был ему – для реализации того плана, который документально он готовил не один месяц. И он не мог знать, что меня ранят на этом задании.

         В-третьих, я... остываю. От этой встречи. От этих новостей. И понимаю, что он играет по своим правилам, как и предупреждала Ирина. И чтобы перехитрить его, нужно тоже играть по его правилам. А мне по-прежнему не хочется играть и не хочется хитрить.

А в-четвертых, вспоминается его фраза в больнице: «Этот человек мне дорог». «Дорог» – это не просто «нужен». Это «дорог»...

Это сбивает с толку. Хочется решить это как-то, уйти, забрать Лару, а с другой стороны – не хочется уходить.

Постепенно я отвлекаюсь от своей слепой злости, снова обретаю зрение и слух, и здравое сознание возвращается ко мне. Я весело отвечаю на звонки Генки, подмигиваю новой медсестре Нине, с удовлетворением отмечаю, что нытье в желудке постепенно проходит, добросовестно пью все лекарства и иногда набираю новый номер Лары.

Мы разговариваем подолгу. Может, даже так подолгу, как никогда не общались раньше.

– Квартира возле метро Киевская. Я все время думала – вот я почти и в Киеве, почти с тобой. Однокомнатная, но очень просторная. Я переехала – ничего не замечала, рыдала все время. А потом – потом легче стало. Не потому, что отболело, а просто боль замерла...

– А я искал тебя. Пошел на старую квартиру, потом к твоей бабке. Потом застрелиться хотел.

– Да ну!

– Реально: сидел и смотрел на дуло пистолета... А когда подстрелили – все равно было, умру или нет...

– Тебе лучше?

– Лучше. Мне сказочно хорошо. Но я твое кольцо смыл в канализацию. Это меня мучит...

         Она смеется.

– Взял и смыл?

– Злой был...

– Илья... ну, прости меня. Не было другого выхода. Он продиктовал мне записку, я и написала.

– Не... не говори мне этого! Все. Я это утрясу. Решим все полюбовно. Не вспоминай...

– Не буду...

– Я хочу тебя...

– Ого! Значит, выздоравливаешь.

         Так мы трещим ни о чем по полночи, и мне кажется, что я чувствую ее рядом.

         Появляется и Леди Х. Стремительная, быстрая, бодрая, летняя – даже в дождь. В черных очках, черной майке и узких джинсах.

Восьмикла-а-а-а-ассница-а-а-а-а!

– Валяешься? – она целует меня в губы звонким поцелуем.

– Уже встаю, хожу и самостоятельно ем.

– Инвалид детства!

         Наташа садится на кровать рядом со мной.

– Хреново было?

– Я не очень помню.

– Генка мне сказал, как и что. Капец, короче. Ну, жив – и слава Богу!

         Она снимает очки и вертит их в руке. Не «Гуччи»...

– А ты знала... про Генку?

– В смысле? Про «Автодор»? – она вставляет очки в волосы. – Все знали, что движение вокруг «Автодора», и что акции скупают. А потом, конечно, пробили, откуда ветер. Но это – очень обычная история.

– А откуда ветер, Наташа? Кто за ним, если между нами?

         Она кривит губы.

– Точно не скажу. По факту – Минобороны. Но кто именно, может, и сам министр, не знаю. Знаю, что многие дела в Генку упирались. И мне хотелось с ним познакомиться – оказалось, милый, интеллигентный парень, хорошую дурь курит, качественную. Классная тогда была вечеринка... Теперь он переходит в совершенно другой разряд – в разряд собственников крупного капитала, но я думаю, от бюро он не откажется, потому что вот такая альтернативная силовая структура ему всегда пригодится. Конечно, руководить ею – уже не солидно, но отказываться от нее – себе дороже. К тому же, это его хобби. Так что... готовься руководить лучшим детективным агентством.