Текст книги "Паломничество в Святую Землю Египетскую"

Автор книги: Томаш Миркович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Я пробовал криком отогнать крыс, обгрызающих голову, но те совершенно меня не замечали. Тогда я отвернулся, чтобы не смотреть.

Автобуса все не было.

Когда я снова взглянул через барьер, увидел, как вдоль берега идет босой мальчишка в полосатой галабии. Ему было лет девять-десять. Он нес несколько веток, и я подумал, что он собирает дрова. Я как раз решал, показать ли ему голову, когда он сам ее увидел.

Он остановился, поднял с земли длинный тростниковый стебель и, ударяя им по воде, отогнал крыс. Затем ухватил его покрепче и оттолкнул голову от берега, чтобы она плыла дальше. А потом как ни в чем не бывало пошел своей дорогой.

Мальчик ушел, голову унесло течением, и она исчезла из виду. Когда наконец подъехал автобус, я начал в большом возбуждении рассказывать обо всем учительнице. Она мне не поверила. «Тебе, наверное» что-то привиделось», – сказала она и велела водителю трогать. Я сел на свое обычное место и поехал в школу. Сердился, конечно, на учительницу, но что мне было делать? Головы-то не было.

И хотя прошло уже почти три месяца, ее вид все еще не дает мне покоя. Сначала я каждый день читал газеты – не напишут ли об убийстве белого туриста? – но ничего не нашел. Понятия не имею, откуда могла взяться эта голова. Временами я сам не знаю, точно ли я ее видел; может, она мне только примерещилась? Ведь теперь она мне снится чуть не каждую ночь! Как только глаза закрою, так ее и вижу. И задумываюсь. Почему этот мальчик столкнул ее в воду? Почему не позвал кого-то из взрослых? Почему столкнул и пошел дальше, как будто ничего не случилось? И еще не понимаю, почему я его не остановил. Достаточно было ведь крикнуть… Но я только стоял и смотрел.

Кроме учительницы, я никому больше не говорил о голове, даже родителям. Понятно, что все будут думать одно и то же: что мне показалось. Только сейчас я услышал, как вы разговариваете про отрубленные головы, и решил рассказать вам, что тогда видел. Честное слово, я не вру!

Мальчишка умолк. Он выжидательно глядел на Алису, которая не представляла, что ему сказать, а потом увидел выходящего из воды Абиба и как будто испугался.

– Ну так я пойду, – быстро сказал он, вставая. – До свидания. И еще раз спасибо за фигурку!

– До свидания.

Она смотрела, как он удаляется, немного сгорбленный, а потом взглянула на приближающегося Абиба.

– Чего хотел этот щенок? Приставал к тебе? – спросил Абиб, беря со стула полотенце.

– Нет. Случайно услышал наш разговор, поэтому подсел и рассказал мне про отрезанную голову, которую видел на берегу Нила. Очень странная история, потому что…

– А, наверняка он выдумал ее, чтобы тебе понравиться. – Абиб обнял ее и поцеловал. – Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном. Эти отрезанные головы, кажется, в самом деле нас преследуют.

Но Алисе было жаль, что мальчишка ушел так быстро: ей хотелось бы рассказать ему услышанную на базаре историю фигурки. Раз уж он провел в Египте четыре года, а бы что его так не взволновало бы. «Может, я зря ему ее отдала? Но ничего не поделаешь, что сделано, то сделано». Она пожала плечами.

Чуть только Аписа вернулась в отель, зазвонил телефон. Это был Махмуд.

– Ну, наконец я тебя застал, – сказал он. – я рядом; давай встретимся через десять минут в ресторане внизу, у меня весточка от твоего дяди.

Алиса согласилась сразу же.

Когда она вошла в ресторан, Махмуд ждал за столиком, куря сигарету и потягивая пиво. Они поздоровались – немного натянуто, – и Алиса тоже заказала себе какой-то напиток.

– Профессор Сецех огорчен, что из-за него ты не видишь Египта, а все время торчишь в Каире. Сначала он думал, что скоро сможет сюда приехать, но оказывается, что в ближайшие дни это будет невозможно. Он советует тебе съездить в Луксор и осмотреть тамошние достопримечательности.

– Мне на самом деле очень важно встретиться с дядей. Раз он не может приехать, я с удовольствием сама приеду к нему. Скажи мне только, где он.

– К сожалению, не могу.

– Не понимаю, зачем все эти тайны. Почему не можешь?

– Я говорил тебе, что профессор Сецех работает для нашего правительства. А у Египта много врагов, которые вредят нам на каждом шагу. Мы не можем позволить, чтобы с твоим дядей что-нибудь случилось, поэтому место его жительства окружено тайной. Когда он завершит работу, тогда и приедет в Каир. Но прошу мне поверить, не стоит ждать напрасно. Поезжай в Луксор!

Махмуд допил пиво и погасил сигарету.

– Ну, не буду у тебя больше отнимать время. Скоро мы снова увидимся. Только у меня к тебе просьба: не говори ни Абибу и никому другому про дядю, хорошо?

Алиса еще какое-то время сидела в ресторане, размышляя над тем, что сказал капитан. Шел десятый день, как она в Египте, она успела осмотреть большинство каирских достопримечательностей; конечно, можно сидеть тут и дальше и каждый день заниматься любовью с Абибом, но это не имеет смысла. Решено: в Луксор.

Она собиралась уже встать и выйти, как вдруг у ее столика вырос Перси Мортон, англичанин, с которым она познакомилась за завтраком. В руке он сжимал стакан виски и заметно пошатывался.

– Мы, иностранцы, должны держаться вместе в этой чужой стране, – заявил он, усаживаясь без приглашения. – Выпьете со мною, Алиса?

– Нет, спасибо. Извините, мне пора идти.

– Нет-нет, подожди, моя дорогая. Хочу тебе кое-что рассказать. Я видел утром, как ты разговаривала с тем симпатичным молодым человеком, Абибом Денисом. Он тебе нравится?

– Да. – Алиса слегка покраснела.

– Тогда тебя должна заинтересовать история, которую я хочу тебе рассказать. О том, при каких обстоятельствах Абиб был зачат и появился на свет.

– Я ее, наверное, уже слышала.

– Разве? Так ты знаешь, что он сын монашки?

– Монашки? Нет, это что-то новое.

– Тогда никуда не уходи, давай я только поставлю тебе выпивку, и ты узнаешь всю правду о зачатии твоего друга. – Он подозвал официанта и заказал Алисе джин с тоником, а себе – еще виски.

ЕДИНСТВЕННО ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ЗАЧАТИЯ АБИБА

Твоему поколению название Адуа ничего не говорит. Но именно под Адуей итальянцы понесли самое сокрушительное поражение, которое доставалось европейским войскам на Черном Континенте.

После того как был вырыт Суэцкий канал, земли, лежавшие вдоль Красного моря, превратились в лакомый кусок. Уже в год открытия канала итальянцы скупили участки вокруг порта Ассаб, а меньше чем через двадцать лет объявили их своей колонией. Затем овладели длинным поясом побережья вместе с портом Массауа и, используя абиссинские споры о престолонаследии после смерти императора Иоанна IV в войне с махдистами, получили контроль над остальной территорией которую называли Эритреей. Название это, как тебе наверняка известно, происходит от латинского названия Красного моря.

В то же время они взяли в аренду у султана Занзибара порты Мерка, Барава и Могадишо, закладывая фундамент под будущее Итальянское Сомали. А затем их главной целью стало подчинить себе всю Абиссинию.

Конкистадоры и колонизаторы обычно защищались от обвинений в алчности, утверждая, что покоряют иные страны ради обращения язычников. Итальянцы не могли прибегнуть к этому аргументу, потому что Абиссиния испокон веков была христианским государством. Несмотря на это, в декабре 1894 года восемнадцатитысячная итальянская армия под командованием генерала Баратьери перешла абиссинскую границу.

Уверенные, что благодаря превосходству в вооружении им быстро удастся покорить обширную страну – Баратьери даже грозился привезти императора Менелика в Рим в железной клетке, – в битве под Адуей они потерпели полный разгром. Потери итальянской армии составили одиннадцать тысяч убитыми и ранеными, а около четырех тысяч солдат попало в плен.

У императора Менелика был шанс вытеснить итальянцев из Эритреи, но он этого не сделал. Как оказалось спустя много лет, это было крайне ошибочное решение: когда власть в Италии принял Муссолини, он сразу же начал стремиться смыть «позор Адуи».

С начала тридцатых годов итальянцы строили в Сомали и Эритрее аэродромы и казармы, улучшали дороги и вели принудительный рекрутский набор среди местного населения. Одновременно через Суэцкий канал непрерывно шли военные транспорты, так что в конце концов итальянская армия в Африке стала насчитывать триста пятьдесят тысяч солдат.

Абиссинию не спасло даже членство в Лиге Наций. В перше дни октября 1935 года итальянские войска вторглись на территорию империи. У абиссинцев с самого начала не было никаких шансов. У итальянцев были танки, самолеты, артиллерия; впрочем, они не останавливались и перед применением ядовитых газов, запрещенных международными конвенциями. Но лишь в мае 1936 года им удалось войти в Аддис-Абебу – это свидетельствует о том, как яростно подданные императора защищали свое отечество.

В конце концов Хайле Селасие I бежал в Джибути, а итальянцы аннексировали Абиссинию и объявили ее императором своего короля, Виктора Эммануила III. Но править обширным африканским государством было вовсе не легко. Конечно, итальянцы осуществляли власть в больших городах, но в провинции действовали партизаны. Их акции стали более жестокими, когда итальянцы, мстя за неудачное покушение на генерала Грациани, устроили резню гражданского населения Аддис-Абебы. С тех пор, особенно в горах, небольшие итальянские отряды часто пропадали без вести.

Матери Абиба не повезло: конвой, в котором она ехала вместе с другими монашками, попал в засаду как раз вскоре после той резни. Сестры вели итальянскую школу в Могадишо; сейчас они ехали основывать аналогичное заведение в столице Абиссинии. Нападение партизан перечеркнуло эти планы. Водители увидели, что дорога завалена валунами, и остановили грузовики. Чуть только они вылезли из машин вместе с охранявшими конвой солдатами, тут же попали под автоматный огонь. Потеряв голову, они разбежались кто куда. Одни спрятались за грузовиками, другие – в расщелинах скал. Это им не помогло – партизаны перебили всех до одного, а монашек вытащили из грузовиков и изнасиловали. Потом, правда, отпустили их и даже дали с собой воды. Женщинам удалось кое-как добрести до ближайшего селения, в котором стояли итальянские части.

Три монашки из примерно полутора десятка забеременели, и в том числе мать Абиба, которой было тогда всего двадцать лет. Ее отвезли обратно в Могадишо, в монастырь, и принялись рассуждать, что делать дальше. В конце концов настоятельница подробно описала все происшествие и послала в Рим письмо с просьбой ответить быстрее. Вскоре пришло известие, что Папа, внимательно рассмотрев это исключительное дело, согласился, чтобы трем беременным монахиням сделали аборт. В строжайшей тайне, разумеется.

Две из трех с облегчением подчинились папскому решению, но мать Абиба полагала, что, независимо от того при каких обстоятельствах ребенок был зачат, убивать его нельзя Настоятельница отчитала ее за недостаток смирения, но не настаивала на аборте, потому что сама не была вполне уверена в правильности папского решения.

Вот таким образом Абиб и появился на свет в женском монастыре в Могадишо. Он рос здоровым и красивым ребенком, причем светлокожим – это указывало, что его отец, возможно, принадлежал к амхарам. Все монашки очень о нем заботились и с завистью глядели на мать, когда та кормила его грудью. Иногда, когда ее не могли найти, а он плакал и требовал, чтоб его покормили, какая-нибудь из них пробовала его утихомирить, прикладывая к собственной груди. Но он не давал себя обмануть, только еще громче орал.

Однажды крики младенца услышал епископ, посещавший монастырь. Узнав, что это плачет сын монахини, он был страшно удивлен – до сих пор он не имел понятия, что одна из монахинь, изнасилованных в Абиссинии, родила ребенка. Епископ отругал настоятельницу за то, что та ничего ему не сообщила, написал в Рим, прося инструкций.

В римской курии решили, что непослушная монахиня должна вернуться в Италию, но перед этим отдать ребенка в приют. Мать Абиба снова не подчинилась решению высших церковных властей. Она вернулась в Италию, но с младенцем.

Как можно было ожидать, непослушание юной монахини пришлось начальству не по душе. Матери Абиба был поставлен ультиматум: или она отдает младенца в дом ребенка, или уходит из монастыря. Поскольку ей хотелось самой воспитывать сына, она решила выйти из ордена.

Возвращаться в родные края она не собиралась, чтобы не принести позора родителям. Уезжала ведь она поступать в монастырь – каково же было бы теперь вернуться матерью-одиночкой. Так прошли годы войны; перемена к лучшему наступила вместе с вступлением в Рим войск союзников. В прекрасную официантку влюбился американец, майор авиации.

Мать Абиба никогда до сих пор не думала о том, чтобы связывать себя с мужчиной. С детства она стремилась стать монахиней. Когда Церковь ее изгнала, все свои чувства она сосредоточила на ребенке. Но терпение и настойчивость симпатичного майора в конце концов возымели успех. Она почувствовала, что смягчается и ей даже приятно думать о том, чтобы стать его женой. К Абибу майор относился с большой симпатией, а мальчик просто льнул к нему. Мать Абиба не сомневалась, что майор будет хорошим отцом. И в конце концов она приняла его предложение.

Вскоре после того, как Италия подписала мирный договор, она уехала с сыном в Америку. Родила майору еще двоих детей, но Абиба все же любила из них троих больше всего.

Абиб был уже большим мальчиком, когда поселился в Америке, и, конечно, знал, что он не сын майора. Но всю правду мать скрывала от него до самого восемнадцатилетия. Лишь тогда она открыла ему, что много лет назад была монахиней, и рассказала, как он был зачат.

Абиб долго не мог смириться с тем, что он явился на свет в результате насилия. Сначала возненавидел отца и поклялся, что когда-нибудь найдет его и убьет. Потом, однако, изучая историю итальянско-абиссинской войны, убедился, что итальянцы и их местные союзники часто поступали гораздо более жестоко, чем воюющие с ними партизаны. Все источники были тоже согласны в том, что правда с начала до конца была на стороне абиссинцев.

Еще в ходе учебы Абиб съездил в Эфиопию, как начали называть империю после обретения независимости. Он провел там несколько месяцев, но не нашел ничего, что позволило бы ему выйти на след отца или кого-нибудь из партизанского отряда, напавшего на конвой с монахинями. Событие было такое заурядное, что никто его не запомнил.

Абиб вернулся в Америку и завершил учебу. Потом приехал сюда. Но история его зачатия, похоже, до сих пор не дает ему покоя, и он периодически ездит в Эфиопию – все надеется обнаружить какой-нибудь след.

Мортон вздохнул и отхлебнул виски.

– Странная история, правда? – сказал он.

– В самом деле странная, – согласилась Алиса.

– Мне ее рассказал близкий друг Абиба, он божился, что это чистая правда. Выпьешь еще, моя дорогая?

– Нет, спасибо, надо уже идти. До свидания.

– Задержись на минутку, очень тебя прошу.

– Не могу. Мне очень жаль, но в саком деле надо идти. – Алиса встала и двинулась к выходу.

До сих пор она не спрашивала Абиба обо всех этих историях, связанных с его зачатием, которые рассказывали ей разные каирские знакомцы, но в этот вечер не выдержала. Уселась на нем верхом и низко наклонилась, касаясь обнаженной грудью его загорелого торса.

– С тех пор как я сюда приехала, я слышала уже несколько невероятных историй о твоем зачатии, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Какая из них правда?

– Если это те, о которых я думаю, то никакая, – ответил он с ласковой улыбкой.

– А что тогда правда?

– Когда-нибудь я скажу тебе. Но не сейчас.

– Ну ладно. Но есть еще одно. – Алиса глубоко вздохнула. – Думаю, в Каире мне уже больше нечего смотреть. Мне очень хорошо с тобой, но хочется съездить на юг. В Луксор. Я уеду завтра или послезавтра, а вернусь через несколько дней.

– Я с тобой, – заявил Абиб. – Всегда рад там побывать. Разве что ты предпочитаешь ехать одна.

– Нет, конечно! Это прекрасно, ты покажешь мне все самое интересное! – Алиса прямо подпрыгнула от радости. – Когда едем?

– Хоть завтра. На поезде дорога займет двенадцать часов, так что лучше ехать в спальном вагоне. Я позвоню портье, чтобы заказал нам билеты. Хорошо?

Алиса энергично кивнула, после чего наклонилась и поцеловала его в кончик носа.

– Я тебя люблю, знаешь?

11

Алиса вернулась после завтрака наверх и размышляла, как ей провести последний день в Каире, когда вдруг зазвонил телефон. Оказалось, это Фрэнк – с вопросом, нет ли вестей от дяди. Алиса ответила, что его все еще нет в Каире, но ей уже надоело ждать, так что вечером она уезжает в Луксор. Фрэнку непременно хотелось с ней увидеться, и они договорились встретиться в «Хилтоне», в кофейне у пруда.

– Слушай, – начал он без вступлений, когда она села за его столик, – пора нам перестать играть в жмурки. Ты знаешь, чем твой дядя занимался в Штатах?

Алиса заколебалась. Она обещала маме никому даже не заикаться о том, что Виктор и Ежи делали в Америке. Но для матери было важно, чтобы правды не узнал никто в Польше. Фрэнку, американскому вице-консулу, наверняка и так все было известно.

– Да, – призналась она. – Работал с фон Брауном. Строил ракеты.

– А знаешь, чем он занимается здесь?

Она снова заколебалась, но скрывать ей было нечего.

– Да. Строит приборы для метеорологических исследований. Вроде бы их даже показывали на промышленной выставке, которая была в прошлом году.

– А что это за приборы? Как они выглядят? – Фрэнк даже привстал со стула.

– Не знаю.

– А кто тебе о них сказал?

– Капитан Латиф.

– Капитан? Капитаном он был пять лет назад. Сейчас он подполковник. Я не хотел тебе этого говорить раньше, чтобы тебя не волновать. Но поверь мне, это прекрасно обученный агент. В своем деле разбирается как никто. Мой тебе совет: держи с ним ухо востро. Он любит изображать из себя саму невинность и кадрить иностранок, рассказывая им, что еще никогда в жизни не знал женщины. Бред полный – но дуры-бабы на это ведутся только так. Тебя он не пробовал охмурить таким манером?

– Нет, – соврала Алиса, чувствуя, что краснеет, но Фрэнк ничего не заметил.

– Повезло тебе. Год назад он совсем вскружил голову одной сотруднице нашего посольства. Пришлось ее срочно отправить на родину. И сменить все шифры, потому что было неизвестно, не передала ли она их ему. – Он умолк и пристально посмотрел на девушку. – Латиф правда сказал тебе, что на прошлогодней выставке были показаны сконструированные твоим дядей приборы для метеорологических исследований?

– Да, – кивнула Алиса. Она злилась на Махмуда, но и на себя тоже: как могла она тогда в Файюме повести себя так по-идиотски!

– Это очень важные сведения. Они подтверждают наши подозрения. – Фрэнк снова помолчал, на этот раз гораздо дольше, а затем заговорил снова: – Ладно, сыграем в открытую. Послушай. Год назад в Каире действительно была большая промышленная выставка. На ней демонстрировались автомобили, тракторы, холодильники, стиральные машины, радиоприемники. Каждый день через нее проходили толпы народа, и вся здешняя пресса пела, что это все достижения египетской технической мысли. Полная чепуха! Арабские там были только названия, все собиралось здесь из частей, изготовленных в Европе «Фиатом» или «Филипсом». На выставке демонстрировалась и оружейная промышленность: пушки, автоматы, пистолеты, боеприпасы… Опять же все носило арабские названия, но на самом деле это были копии чешского, русского и китайского оружия. За одним исключением. Были показаны три ракеты под названиями «Эз-Захер», «Эль-Кахер» и «Эр-Раад». Мы засняли их со всех сторон, и у нас нет ни малейшего сомнения: это не копии, они не поставлены ни Россией, ни Китаем – будь они в арсенале какой-нибудь из этих стран, мы бы об этом уже давно знали. Более того, наши специалисты провели опыты в аэродинамической трубе с моделями, построенными на основе этих снимков, и получается что египетские ракеты – особенно самая большая, двухступенчатая, – скорее всего имеют гораздо лучшую управляемость и больший радиус действия, чем наши того же класса. Специалисты подозревают, что их сконструировал твой дядя. И ты это подтвердила, приведя слова Латифа!

– Как так? Я же сказала, что речь идет об устройствах для метеорологических исследований!

– Все сходится. – Фрэнк кисло улыбнулся. – Рядом с ракетами стояли таблички, сообщавшие, что они служат для этой цели. Это старая отговорка, мы тоже когда-то ею пользовались, потому что ракеты действительно могут применяться для исследований стратосферы. Но вывод один: ракеты сконструировал твой дядя. И не будем обманывать себя: их предназначение – чисто военное. Именно поэтому для нас так важно связаться с профессором Сецехом. Мы не знаем, что у него еще в запасе, и очень не хотим, чтобы у Египта оказалось настолько или даже еще более сильное оружие. Время уходит, ситуация становится все более напряженной. Ты должна нам помочь.

– А ты уверен, что эти ракеты построил дядя Виктор? – спросила Алиса, хотя, по большому счету, не удивилась: если бы он действительно строил метеорологическое оборудование, его местонахождение не было бы окутано такой глубокой тайной.

– Двух мнений быть не может. Перед этим у него была в помощниках группа немцев, но сейчас из главных специалистов остался только он.

– Немцев?

– Да. – Фрэнк вздохнул. – Это дела секретные, и я не должен тебе о них говорить, но все уже в прошлом. Сейчас в счет идет только будущее, и ты можешь его изменить. Послушай. Твой дядя приехал в Египет шесть лет назад, но все началось гораздо раньше. Ты знаешь, что он познакомился с фон Брауном еще в Пенемюнде и работал с ним до конца войны?

Алиса кивнула.

– А знаешь, что перед капитуляцией Германии фон Браун вместе со всей своей командой сдался нашим войскам, и его вывезли в Штаты, где он создал в Нью-Мексико экспериментальный ракетный институт?

– Да. Мама рассказывала мне, что потом дядя привез туда и моего папу. Не знаю только, что стало с дядей после папиной смерти.

– Насколько я помню, твой отец погиб от несчастного случая вскоре после начала Корейской войны. Именно в связи с этой войной в Америке была развернута программа исследований баллистического оружия, а ее техническим директором и позже руководителем стал Вернер фон Браун. Был создан специальный новый центр на территории военной базы в Хантсвилле, в штате Алабама. Фон Браун перебрался туда с твоим дядей и остальной командой. Виктор Сецех был в то время ближайшим сотрудником фон Брауна. В Хантсвилле условия для работы были великолепные. Фон Браун живет там до сих пор, только теперь носит титул директора Центра космических полетов НАСА, потому что после появления НАСА прежнюю военную базу превратили в гражданское учреждение и передали агентству. Разумеется, он много времени проводит и во Флориде, на космодроме имени Кеннеди.

Фон Браун всегда мечтал о покорении космоса. Твой дядя тоже. Уже в начале пятидесятых годов они утверждали, что знания, которыми они располагают, позволили бы им за несколько лет отправить человека на Луну, будь у них только соответствующие средства. Но эти замыслы никого не интересовали, так что они отложили мечты на потом и просто конструировали все более совершенные ракеты для доставки атомных боеголовок; «Редстоун», «Першинг», «Юпитер», «Атлас» – это все их работа. Правительство охотно вкладывало деньги в постройку ракет, с тех пор как поняло, что они имеют значительное преимущество перед самолетами, когда речь идет о доставке к цели ядерных зарядов. А всем было ясно, что ядерное оружие – самое важное: Эйзенхауэру удалось закончить Корейскую войну, пригрозив китайцам, что сбросит атомную бомбу.

Подход к космическим полетам радикально изменился, когда в октябре 1957 года русские вывели на орбиту первый спутник, а спустя месяц – второй, с Лайкой на борту. Наши политики и генералы сами чувствовали себя как побитые собаки. Попытка запустить спутник, которую предпринял флот с использованием ракеты «Vanguard», окончилась неудачей – ракета взорвалась на старте; поэтому обратились к фон Брауну. Он пообещал запустить спутник в течение девяноста дней и сдержал слово, используя четырехступенчатую ракету, сооруженную из одного «Редстоуна» и пятнадцати ракет типа «Сержант». Конструкция была странная, но свою задачу она выполнила и спасла престиж США, по крайней мере частично. Однако мы настолько отстали от русских, что нечего было и мечтать о том, чтобы вывести на орбиту хотя бы мышь, а тем более собаку.

В Конгрессе начались лихорадочные дискуссии; в конце концов, речь шла о том, чтобы показать миру, что мы не хуже красных. Фон Браун убеждал политиков: как Римская империя была обязана своими успехами сети дорог, а Британская – кораблям, точно так же в двадцатом веке верх одержит тот, кто овладеет космическим пространством. Сенаторы денег жалеть не стали. В октябре 1958 года возникло НАСА, правительственное агентство по вопросам исследования космоса. Оно должно было готовить пилотируемые полеты, заниматься конструированием ракет и космических кораблей, поиском новых видов топлива, миниатюризацией, компьютеризацией, словом, всем, что могло понадобиться. Фон Браун возглавил ракетную секцию.

С момента своего возникновения НАСА в поте лица пыталось догнать русских. А те постоянно торжествовали новые победы. В сентябре 1959 года «Луна-2» достигла Луны; это был первый земной объект, которому такое удалось. И года не прошло, как русские вывели на орбиту двух собак и мало того – еще и вернули их на Землю. Снимки Белки и Стрелки обошли весь мир. Отправить в космос человека было для коммунистов только вопросом времени. Седьмого ноября 1960 года президентом стал Кеннеди; спустя неполный месяц русские запустили еще двух собак. Кеннеди воспринял это как пощечину и Решил показать, что Америка ничем не хуже. Он заставил ученых ускорить работу, и в начале 1961 года им удалось запустить в космос шимпанзе. Это имело главным образом пропагандистское значение. Русские выводили животных на круговую орбиту, а полет шимпанзе Хэма был баллистическим: Хэм ни разу не облетел вокруг Земли. Но по крайней мере он скалил зубы перед журналистами и хорошо смотрелся на снимках, в том числе на обложке журнала «Лайф». К сожалению, русские сразу же после этого одержали следующую большую победу: 12 апреля 1961 года вывели на орбиту Гагарина. Мировая печать захлебывалась от восторга, а в нашей зазвучали замогильные интонации. Красные побеждали на всех фронтах. Мы должны были как-то реагировать, и неполный месяц спустя запустили Шепарда (с использованием ракеты «Редстоун»). Но, как и в случае с шимпанзе, это был баллистический полет. Нам требовалось много времени, чтобы сравняться с русскими, и еще больше, чтобы их обогнать. Тогда люди из НАСА подсунули президенту гениальную идею, выдвинутую фон Брауном и твоим дядей: соревнование с русскими за то, кто первым достигнет Луны. Президент ухватился за нее, как за спасательный круг, потому что она давала нашим специалистам то, что им требовалось больше всего: несколько лет форы. В конце мая 1961 года, на совместном заседании обеих палат Конгресса, Кеннеди объявил, что Соединенные Штаты должны поставить себе целью отправить на Луну человека и вернуть его назад, причем сделать это еще до конца десятилетия. Так появилась программа «Аполлон». Президенту удалось зажечь энтузиазмом весь народ. Мы, правда, все еще крепко отставали от русских, а те постоянно нам об этом напоминали – например, уже в августе вывели на орбиту Титова, который летал вокруг Земли больше суток, – но кому теперь до этого было дело? В счет шло одно: добраться до Луны.

Фон Браун и твой дядя были, разумеется, в полном восторге. Они знали, что получат все, чего пожелают, лишь бы США отправили человека на Луну прежде России. Даже полеты целых экипажей на другие планеты становились в недалеком будущем вполне реальными. Но тут между фон Брауном и твоим дядей начались разногласия.

– А в чем дело было? – спросила Алиса.

– Я не все знаю, потому что большая часть материалов того периода до сих пор остается полностью засекреченной. Но очевидно, что у них был различный подход к покорению космоса. У твоего дяди всегда были необычные идеи. Похоже на то, что во время войны фон Браун позволял ему очень спорные эксперименты, и потом, в Штатах, – тоже, пока они подчинялись военным властям и все их работы носили секретный характер. Но когда возникло НАСА – гражданское агентство – и особенно когда сдвинулась с места программа «Аполлон», мало что можно было сохранить в тайне. Кеннеди важно было регулярно информировать общество о том, как продвигаются работы. Фон Браун решил, что сведения об исследованиях, которые вел твой дядя, ни президент, ни американское общественное мнение принять не смогут.

– А что он такое делал? – удивилась Алиса.

– Сначала он участвовал в опытах с ракетами «Фау-2», которые были привезены из Германии, потом проектировал баллистические ракеты, а затем ракеты серии «Сатурн», служившие для вывода на орбиту космических кораблей. Но одновременно с самого своего приезда в Америку он проводил эксперименты над животными. Некоторым ампутировал конечности и приделывал искусственные; другим вшивал разные предметы. Представь себе такую ситуацию: мы хотим высадить что-то на территории, на которую не можем войти. Очевидно, можно выслать транспорт с дистанционным управлением, но существует риск, что враг его настигнет и перехватит. Другое дело, если выслать животное, например, собаку. Если она прошла соответствующую дрессуру и у нее выработаны рефлексы на определенные стимулы, ею можно управлять на расстоянии с помощью радиоволн. Особенно если вживить ей в мозг электроды. Я видел старый черно-белый фильм, до сих пор еще секретный, – он был снят давно, под конец сороковых годов, во время вступительной презентации одного из проектов твоего дяди. Собаку с дистанционным управлением заставили пройти через колючую проволоку и остановиться возле будки с чучелом охранника. Приближение было показано с камеры, установленной на будке: черная лохматая собака выглядела совершенно обыкновенно и не вызывала никаких подозрений, потому что ничего не держала в зубах и к телу у нее не было ничего прикреплено. Внезапно ассистент твоего дяди, который руководил опытом, нажал на кнопку; собака залаяла и прыгнула в будку. Ассистент нажал другую кнопку, и вся будка взлетела в воздух. Это было великолепно!

– Да? А что стало с собакой?! – сердито спросила Алиса вспоминая рассказ матери о собаке по кличке Сет, которая стала жертвой опытов Виктора.

– Погибла, конечно. Но лучше пусть гибнут собаки, чем наши солдаты. Знаешь, где у нее был спрятан заряд? Никогда не догадаешься!