Текст книги "Паломничество в Святую Землю Египетскую"

Автор книги: Томаш Миркович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Абиб не знал, что и думать. Басине, очевидно, в самом деле верила, что он второй Сын Божий и пришел в мир затем, чтобы спасти человечество и совершить иные великие дела. Она испытывала огромную гордость, что ей выпала такая честь. Но Абиба – при мысли, что он, быть может, в самом деле рожден от девы и не такой же человек, как его друзья, – охватил ужас'. Такие номера были хороши в Палестине две тысячи лет назад, но не в современной Америке! И почему, ради всего святого, такое должно было случиться именно с ним?

Когда он поделился своими сомнениями с матерью, та сказала, что это совершенно нормально в его положении; разве он забыл Новый Завет? Конечно, он помнил; более того, теперь стало ясно, почему, когда он был ребенком, мать постоянно читала ему вслух Библию, а потом приучала к самостоятельному чтению. Умей он хотя бы ходить по водам или умножать булки для гамбургеров, не говоря уже о воскрешении мертвых – к чему как раз не имел большой охоты, ибо боялся трупов и старался держаться от них подальше, – тогда он знал бы, что предназначен для великих свершений. А так он все глубже впадал в депрессию, глядя в горящие фанатической верой глаза матери. Ее ожидания были слишком тяжким грузом для его юных плеч.

По воле случая в один прекрасный день ему попалась в газете статья о Бешеном Таксисте – так журналисты окрестили схваченного пятнадцать лет назад в Нью-Йорке преступника, который как раз выходил на свободу. Бешеный Таксист был на самом деле химиком; таксистом он притворялся, чтобы усыплять пассажирок газом и насиловать. По его признаниям выходило, что он занимался этим пять лет, но сколько женщин за это время стали его жертвами, он так и не сказал. И полиция не могла это выяснить, потому что пассажирки вообще не знали, что были изнасилованы.

Бешеный Таксист обдумал все хитро. Он купил старое такси, вмонтировал в него бутылку со снотворным газом и герметично перегородил машину стеклом, чтобы газ, запускаемый в отсек с пассажиркой, не усыпил случайно и его. Затем он заблокировал окна в задней части машины, чтобы их нельзя было открыть. Когда женщина, севшая к нему в машину, теряла сознание, он вез ее к себе и держал там двадцать четыре часа, насилуя сколько хотел. Чувствуя, что женщина может очнуться, он накладывал ей на лицо маску, подсоединенную к бутылке с газом. Назавтра в то же время, когда женщина была похищена, он снова сажал ее в такси, вез туда, где пассажирка заснула, и преспокойно продолжал маршрут, ожидая, пока она проснется. Со временем он дошел до такого совершенства в дозировании газа, что мог рассчитать, когда это произойдет, с точностью до минуты.

Разумеется, ему не было необходимости похищать женщин на целые сутки. Но он считал, что легче заметить пропажу нескольких часов, чем целого дня, особенно если подбирать жертв определенным образом.

У большинства женщин, пользующихся такси, есть семьи, друзья, обязанности. Если они не доедут по назначению, их начнут искать, причем с помощью полиции. Поэтому жертвами Бешеного Таксиста становились только иностранки, молодые и красивые, которые в одиночку садились к нему в машину в порту. Свой выбор он мотивировал так: во-первых, они могли вообще не заметить, что один день таинственным образом испарился из их биографии – в рейсе они ведь привыкли к временным сдвигам, когда пересекали один за другим часовые пояса, – а во-вторых, если бы такая женщина и подозревала, что с нею случилось что-то странное, она, как правило, слишком слабо знала язык, чтобы делиться своими сомнениями с полицией.

Бешеный Таксист наверняка еще много лет мог бы повторять свою гнусную процедуру, если бы не влюбился. И ради любви отступил от всех правил, которых раньше держался с железной последовательностью.

После ареста Бешеного Таксиста обследовавшие его психиатры установили, что им руководила болезненная стеснительность. Всякий раз, когда ему хотелось заговорить с понравившейся девушкой, он начинал потеть и заикаться. Поэтому много месяцев он лишь издалека восхищался барышней из ювелирной лавки на углу своей улицы. Но в один прекрасный день, выехав на такси из гаража, он увидел, что девушка стоит у бордюра и машет ему рукой. Когда он остановился, она села к нему в машину и назвала адрес.

Он тронулся с места и – невзирая ни на что – открыл бутылку с газом. Когда девушка уснула, он объехал квартал и вернулся в гараж. Внес девушку в дом, потом в спальню. Он не мог поверить своему счастью. У него тряслись руки, когда он ее раздевал.

Не прошло и двух часов, как кто-то принялся настойчиво звонить, не отпуская кнопку звонка. Бешеный Таксист накинул халат, быстро сбежал вниз и открыл дверь. Ворвалась полиция. Возмущенно спросив, в чем дело, хозяин услышал, что его подозревают в крупной краже алмазов. При обыске нашли усыпленную газом девушку, а также пакет с алмазами, который спокойно лежал у нее в сумке.

Оказалось, что владелец ювелирной лавки часто поручал девушке перевозить крупные партии драгоценностей, исходя из того, что обычное такси привлекает меньше внимания, чем бронированный автомобиль с вооруженным эскортом. На всякий случай, однако, он всегда записывал номер такси; на этот раз он отметил, что водителя он знает в лицо – это мужчина, живущий поблизости от лавки. Когда через час девушка не добралась до места, он вызвал полицию. Выяснив, что такси с номером, который записал ювелир, в списках не значится, полицейские сразу начали подозревать какую-то аферу. Думали, что речь идет о краже алмазов. Но истина оказалась намного сложнее.

Бешеный Таксист во всем признался сразу же после ареста, но потом отказался от своих показаний. Прокурору пришлось нелегко: свидетелей не было. Полиция дала в газеты объявление с просьбой к женщинам, подозревающим, что они стали его жертвами, дать о себе знать, но не откликнулась ни одна. Впрочем, даже если бы они пришли толпами, это бы ничего не изменило – ведь ни одна не сознавала, что с нею делалось в выпавшие из ее жизни сутки. Продавщица из ювелирной лавки, которую полиция нашла в доме Бешеного Таксиста, тоже не могла сказать, что с ней было после того, как она уснула в машине.

В конце концов мужчину осудили не за изнасилование, а за похищение человека и попытку кражи алмазов. То, что он не знал об их существовании, не имело для полиции, прокуратуры и судей никакого значения.

Прочтя статью, Абиб подробно расспросил мать обо всем, что она делала после того, как сошла с корабля в Нью-Йорке. Теперь у него не осталось никаких сомнений: его отец – тот самый стеснительный химик. Он вздохнул с облегчением – лучше все-таки быть сыном насильника, чем Создателя, Maтери он тоже попытался объяснить, как произошло его зачатие, но переубедить ее не удалось. Она верила, что это дело Духа Святого, и упорно держалась своей версии.

Однако, вглядываясь в лицо неприметного лысоватого мужчины на газетном снимке, Абиб вдруг почувствовал, что когда-то его уже видел. Образы, всплывавшие перед его глазами, были так неясны, что он сам не знал, то ли в самом деле он выгребает их со дна памяти, то ли они лишь плод его воображения. Он увидел здание, окруженное высокой стеной, караульных, решетки и себя на руках у матери; увидел, как та входит в длинную комнату, усаживается напротив мужчины, отгороженного от нее проволочной сеткой, и начинает с ним разговаривать… Он помнил – или ему казалось, что помнит, – что она была накрашена, благоухала духами и часто улыбалась.

Абиб никогда не пытался встретиться со своим предполагаемым отцом. Как он понимал, мать тоже с ним больше не виделась. Впрочем, ее религиозная мания со временем стала настолько сильна, что Басине поместили в психиатрическую клинику. Другого выхода не было: как некогда Катрин Тео, она уверяла, что она Матерь Божия„и требовала, чтобы все ей поклонялись.

Еще не закончив учебу, Абиб поехал в Египет в надежде найти там деда. Он знал, что поначалу Басине скрывала от отца, что бросила учебу и у нее есть ребенок, а тот присылал ей деньги на учебу и на содержание. Призналась ли она ему потом? Во всяком случае, когда началась война, связь между ними прервалась, и Басине пошла работать.

В Александрии Абиб узнал, что, когда немцы заняли Грецию, они реквизировали все корабли его деда – те как раз стояли там на якоре. Судовладелец оказался на краю банкротства. Расплатившись наконец с долгами, он поступил в один из коптских монастырей. Несмотря на долгие усилия, Абибу не удалось его разыскать. В конце концов он решил, что деда, наверное, больше нет в живых. Однако что-то по-прежнему тянуло его на родину матери. Он стал регулярно бывать в Египте, а последние несколько лет живет тут постоянно. Французская фамилия у него от бабушки, уроженки Парижа.

* * *

Алисе стало страшно жаль Абиба. Что хуже: совсем ничего не знать о своем отце или сознавать, что ты сын преступника, дегенерата, плод насилия? Она уже хотела что-то сказать, но Махмуд вдруг протянул руку.

– Смотри! – воскликнул он, нажимая на тормоз.

За сто метров от шоссе Алиса увидела стадо верблюдов, которое гнала кучка бедуинов. Махмуд остановил «опель», и они с Алисой разглядывали животных, пока те не скрылись из виду.

– Очень люблю верблюдов, – сказал Махмуд, когда они снова двинулись. – Они такие неуклюжие, когда поднимаются с земли, но на бегу только антилопа может сравниться с ними по грации. А ты каких животных больше всего любишь?

– Слонов! – ответила Алиса и захихикала.

– Почему ты смеешься?

– Мне вспомнился один случай из детства.

Алисе было тогда чуть больше четырех лет. Она стояла с тетей в длинной очереди – в гастрономе как раз выбросили не то лимоны, не то апельсины. Малышка скучала, вертелась, пока в конце концов стоявшая позади женщина не заговорила с нею.

– Как тебя зовут, девочка?

– Аля, – ответила та решительно.

– А скажи мне, Аля, ты уже была в зоопарке?

– Да. Целых два раза!

– Ну тогда скажи мне, милая, какое животное тебе больше всего понравилось?

– Слон!

– А почему именно слон? – спросила женщина с улыбкой.

Алиса встала на цыпочки, театрально вскинула вверх обе ручки, после чего описала ими в воздухе огромный круг.

– ПОТОМУ ЧТО У НЕГО ТАКАЯ БОЛЬШАЯ ПОПА! – завопила она во все горло.

Очередь покатилась со смеху» а бедная тетя покраснела, точно свекла, схватила Алису за руку и выбежала из магазина.

* * *

– Забавно, правда очень забавно! – проговорил Махмуд расхохотавшись.

– Бедная тетя! Сколько ей со мной пришлось… – Алиса собралась было рассказать очередной анекдот о себе и тете, но тут увидела по левую руку от дороги возвышение, а на нем руины. – Что это?

– Каранис, город, основанный Птолемеем II. Если хочешь, можно его осмотреть, но, поверь, там нет ничего интересного. Руины да кучи черепков, вот и все.

Однако с шоссе он свернул на хорошо наезженную дорогу и затормозил перед низким зданием. Из дома выбежала собака, за нею появился старик в галабие, с допотопным ружьем на плече. Махмуд сказал ему несколько слов и угостил сигаретой; этого хватило, чтобы тот не стал навязываться им в проводники. Подозвав собаку, старик вернулся в дом.

Сразу за руинами пустыня обрывалась, как ножом отрезало. С возвышенности Алиса увидела рощи финиковых пальм, плодовых деревьев и поля, аккуратно рассеченные блестящими на солнце каналами.

– Как тут красиво!

– Да, – согласился Махмуд. – Это одно из самых красивых мест, какие я знаю.

Около получаса они бродили по разрушенному почти до основания городу. Его погубил не катаклизм, не война, а время и пески пустыни. Только от каменного храма остались ворота и лестница: остальные здания строились из легко поддающихся выветриванию кирпичей, высушенных прямо на солнце. Везде полно было глиняных черепков; Алиса взяла несколько штук на память, и они с Махмудом поехали дальше.

За руинами Махмуд свернул влево. Теперь шоссе бежало среди зеленеющих полей. Женщины собирали на них хлопок или срывали с пестрых кустов бутоны, которым предстояло пойти на парфюмерию. В придорожных каналах нежились буйволы, по шею погрузившись в мутную от ила воду, кое-где паслись козы и стада овец с неправдоподобно толстыми хвостами. Черный «опель» раз за разом обгонял ослов, тянущих телеги, верблюдов, навьюченных корзинами с землей, и мужчин верхом на ослах. Жены всадников бодро шагали позади, неся на головах пухлые узлы. Алиса увидела здоровенного пузатого дядьку на таком маленьком ослике, что у всадника ноги доставали до земли. Она расхохоталась – зрелище было презабавное; Махмуд рассмеялся тоже.

– В Европе об ослах думают, что они упрямы и ленивы, – сказал он. – Но это неправда, на свете нет более трудолюбивых животных. К тому же они гораздо лучше лошадей переносят жаркий климат. В Египте они известны с незапамятных времен в отличие от верблюдов, которых сюда привели всего две тысячи лет назад. И все их уважают. Единственное, чего не способен полюбить даже самый большой поклонник этих животных, – это их голос. Ослиный рев и мертвого разбудит!

У каналов работали крестьяне, качая воду на поля с помощью архимедовых винтов и шадуфов – простых приспособлений вроде журавля. Время от времени Алисе попадались на глаза огромные водяные колеса – их вращали впряженные в лямку буйволы, а черпаками служили глиняные кувшины, закрепленные на деревянном ободе. Она удивилась, что столько народу работает, несмотря на пятницу. Неужели все они копты?

– Нет, – ответил Махмуд, когда она его об этом спросила. – Но египетский феллах действительно трудится без перерыва. Ему приходится все время орошать поля, а то они превратятся в пустыню. Наша страна огромна, в три с лишним раза больше твоей родины, но только пять процентов площади пригодны для жизни; остальное – пески. Мы теснимся на узком поясе плодородной земли, бегущем вдоль Нила, как сельди в бочке. Плотность населения здесь в семь раз выше, чем, например, во Франции. Хуже всего, что Египет зависел и зависит от разливов Нила; несмотря на весь труд крестьян когда воды оказывалось слишком много или слишком мало, люди умирали от голода. Поэтому неудивительно, что Великая Плотина в Асуане имеет для нас такое колоссальное значение. Когда водохранилище наполнится даже многолетняя засуха не будет нам страшна. Мы сможем управлять разливами Нила, орошать пустыню, электрифицируем всю страну. За какие-нибудь несколько лет Египет изменится до неузнаваемости. Мы глубоко благодарны русским что они строят нам эту плотину.

Алиса ничего не ответила. Махмуд искоса взглянул на нее а потом улыбнулся и сказал:

– Я знаю, что вы, поляки, как и венгры и чехи, не слишком любите русских. Но мы относимся к ним иначе, чем вы, – та же ситуация, что с немцами и англичанами. Египет, к счастью, дальше от России, чем Польша, так что мы можем заигрывать то с Россией, то с Америкой, и, несмотря на доктрину Эйзенхауэра, не бояться интервенции. Вот бы такая расстановка сил держалась вечно! Если бы не соперничество между великими державами, у нас бы ничего не было. А так, если нам американцы не хотят давать трактора, мы можем обратиться к русским, и те это сделают охотно. Их трактора хуже, но они есть. С Великой Плотиной было точно так же: едва Соединенные Штаты отказались финансировать строительство, Россия сразу же предложила свою помощь.

Махмуд сбавил ход: проезжали через деревню. Несколько домов повнушительнее были из сушеного кирпича, остальные – глиняные мазанки.

– Вскоре после взятия власти Насер пересажал коммунистов в трудовые лагеря. Сейчас, когда Египет сблизился с Россией, ему пришлось их выпустить. Знаешь, что привлекательно в коммунизме для нас, индусов и вообще всего третьего мира? Конечно, прежде всего равная и справедливая дележка, это ведь совершенно необходимо; еще не так давно три четверти земель в Египте принадлежало богатейшим шести процентам населения. Но не менее важен атеизм. Это ключ к успеху, к равноправию женщин, к прекращению религиозных конфликтов. Взгляни на историю Индии. Даже Ганди погиб в результате покушения. Индиру наверняка тоже убьют когда-нибудь, если в Индии не произойдут радикальные перемены.

– Поверь, коммунизм вовсе не такая панацея, как тебе кажется. Мы в Польше кое-что об этом знаем. Я думаю, если бы в России не было революции, она была бы счастливее.

– Ты ошибаешься. Иногда революция бывает просто необходима для прогресса. Именно благодаря революции стали великими державами Соединенные Штаты, Россия, наполеоновская Франция. Конечно, цена бывает огромна, но в известные исторические моменты другого пути нет. Так было и в Египте.

– Судя по тому, что я читала, ваша революция была почти бескровной.

– Махмуд рассмеялся:

– Ты имеешь в виду революцию Насера, верно?

– Да.

– А я говорю совсем о другом! Первая социальная революция произошла в Египте в конце Древнего царства, больше четырех тысяч лет назад. Вся страна была охвачена бунтом, батраки и рабы взялись за оружие. Чиновников убивали, их детям разбивали головы о стены, нападали на людей, которые носили одежды из тонких тканей. Врывались в пирамиды, грабили их, разбивали саркофаги и вытаскивали тела царей. Согласно одному из папирусов, бунтовщикам удалось даже похитить самого фараона.

– И что это все дало?

– Не поверишь, но основным достижением египетской революции стала демократизация посмертной жизни. Раньше к жизни в Западной Стране возвращался только фараон и избранные им придворные. А сейчас после смерти Осирисом становился каждый.

Они въехали в небольшой городок, и Махмуд остановил «опель» перед двухэтажным, выбеленным известкой зданием.

– Полицейский участок, – пояснил он. – У меня тут встреча. Пойдешь со мной?

– Нет, подожду у машины.

Чуть только Махмуд вошел в здание, Алису окружила толпа ободранных детей.

– Бакшиш, бакшиш, – шептали они, несмело улыбаясь.

Алиса дала им немного мелочи, после чего двинулась в сторону участка, чтобы избавиться от их общества. Но не успела она подойти к дверям, как в них появился Махмуд.

– К сожалению, человека, с которым договорился о встрече, я не застал. Мне посоветовали вернуться через час. Может, поедем что-нибудь посмотрим?

– Охотно. Больше всего мне бы хотелось увидеть погребальные портреты. В каирском музее их было не слишком много.

– К сожалению, в Файюме их вообще нет. Большую их часть из Египта вывезли. Зато мы можем поехать туда, где их нашли, на кладбище эллинистической эпохи в Гаваре. Само кладбище неинтересно, но оно расположено рядом с пирамидой Аменемхета III, которую стоит посмотреть.

– Прекрасно.

– Как раз во времена Аменемхета III Египет достиг вершины могущества, – продолжил Махмуд, когда они сели в машину и отъехали от участка. – Революция, о которой я тебе говорил, случилась в конце правления Пепи II. Он правил девяносто четыре года; власть фараонов при нем ослабла, и начался экономический кризис, который привел к революции. Но после переходного периода Египет возродился могучей державой. Такие правители, как Сенусерт II и Аменемхет I, распространили свою власть на Нубию и Западную Азию. Следующий фараон из этой династии, Сенусерт II, благоустроил Файюм, превратив здешнее озерцо в место сбора нильской воды, а Аменемхет III, его внук, благодаря постройке плотины и сети каналов сделал из Файюма житницу Египта. И хотя у него уже была пирамида в Дахшуре, он распорядился соорудить себе новую именно здесь.

Алиса ожидала увидеть что-то похожее на пирамиды в Гизе, но усыпальница Аменемхета III оказалась совсем другой. Девушка стояла перед могучим осыпающимся холмом; когда подъехали ближе, оказалось, что он весь построен из сушеного кирпича. Но издалека сходство с курганами под Краковом было просто ошеломляющим.

– Внутрь заходить нельзя, – сказал Махмуд, когда они вышли из машины, – но пусть нынешнее состояние пирамиды тебя не обманывает. Раньше, когда ее стены были облицованы камнем, она выглядела поистине величественно. Перед началом строительства в земле выкопали яму и опустили в нее погребальную камеру владыки из цельной глыбы желтого кварцита. Это было большое достижение, ведь камера весила, как подсчитали, сто десять тонн, В античные времена восхищение вызывал также погребальный храм Аменемхета III, который греки называли Лабиринтом. По Геродоту, в нем было три тысячи помещений. К сожалению – сама видишь, – от него почти ничего не осталось.

Полчаса они ходили вокруг пирамиды, после чего вернулись в участок. Внутрь вошли вместе; в темном зале над доской для триктрака сидели двое полицейских в белых мундирах и черных беретах с кокардами. При виде Махмуда они вскочили со стульев. Поговорив с ними по-арабски, капитан сообщил Алисе:

– Вот незадача! Человек, с которым мне нужно было увидеться, прислал сына с известием, что появится только завтра в два. Что-то с ним случилось. Так-то я бы переночевал на месте, но ты, наверное, хочешь, чтобы я отвез тебя в Каир, правда?

– А поезда или автобуса нет?

– Поезда нет, а автобусы ты сама видела. Не может быть и речи, чтобы я позволил тебе ехать на чем-то подобном. Ничего не поделаешь: отвезу тебя и вернусь.

– А отель тут какой-нибудь есть?

– У озера – постоялый двор, там любил останавливаться король Фарук.

– Тогда я тоже останусь до завтра, – решила Алиса; – Сегодня я собиралась погулять по старому Каиру, но сделаю это в другой раз. А платье два дня как-нибудь продержится.

Ее мучила совесть – они ведь договорились с Абибом; но делать было нечего.

– Когда увидишь озеро Карун, ты не пожалеешь, – сказал Махмуд, снова садясь в черный «опель». – Обещаю.

Они вернулись той же дорогой до развилки близ руин Караниса и свернули влево. Вскоре перед ними раскинулась поблескивающая гладь озера. Рыбацкие лодчонки неподвижно стояли на спокойной поверхности.

– При Птолемеях за озером ухаживали; оно тогда называлось Моерис, – сказал Махмуд, пока они ехали вдоль бананов и олив, заполонивших берег. – Но в римские времена вся эта местность пришла в упадок, в озеро перестала поступать свежая вода. За две тысячи лет оно уменьшилось вдвое и стало соленым. Единственная надежда сделать его снова пресным связана с Великой Плотиной. Благодаря ей можно будет поднять уровень воды, а то и ликвидировать засоление.

– Неудивительно, что ты любишь русских, если от вашей плотины столько зависит, – сказала со вздохом Алиса. – А ты правда хочешь, чтобы в Египте настал коммунизм?

– Честно говоря, не знаю. Важнейшая задача, которая стоит перед нами сейчас, – это интеграция с другими арабскими странами. Нас объединяет язык, культура, религия, история – словом, все. В начале 1958 года Египет заключил союз с Сирией, месяц спустя к нам присоединился Северный Йемен. Мы рассчитывали, что скоро в это содружество вступят другие страны, и получится одно мощное арабское государство. К сожалению, иностранные державы принялись вставлять нам палки в колеса, и союз распался уже через три года; от него осталось только официальное название Египта: Объединенная Арабская Республика. Насер не хочет от него отказываться – он все еще надеется воссоздать такое же арабское государство, как при калифах. Вот когда это ему удастся, тогда и надо будет думать, какой строй ввести. Но я, как и Насер, не хочу, чтобы воцарился шариат, кораническое право, – это ведь был бы возврат к временам средневековья.

Он остановил машину в тени деревьев на круговом подъезде перед двухэтажным зданием с надписью «Auberge du Lac».[19]19
  «Гостиница у озера» (фр.).


[Закрыть] Хотя кондиционера не было, внутри царила прохлада. Стены украшали охотничьи трофеи последнего египетского короля; головы гиппопотама и тигра и рога дюжины антилоп и коз. Однако было ясно, что лучшие времена для этого постоялого двора остались позади – краска со стен облупилась, большой круглый стол и глубокие кожаные кресла покрыты толстым слоем пыли, а портье, он же официант, одет в порванную галабию. Портье сообщил им, что в гостинице никого нет, так что гости могут занять самый роскошный номер, тот, в котором останавливался Фарук.

Махмуд заказал ужин, а затем, выпив по холодной «коле», они с Алисой вышли на прогулку. Гостиница стояла напротив деревянного мола, с которого несколько подростков удили рыбу самодельными удочками. Две девочки, широко улыбаясь, перешучивались с ними. При виде чужих они на миг, умолкли, после чего защебетали еще оживленнее. Алиса и Махмуд дошли до конца мола и облокотились на балюстраду. Махмуд закурил.

– Бедные дети. Они не осознают, что еще два-три года – и их свободе конец. Равноправие полов у нас существует только в детстве; потом женщина должна во всем слушаться мужа. Им еще повезло, что родились в деревне. У крестьянок из-за нищеты больше свободы – приходится много трудиться всей семьей, чтобы свести концы с концами. В городе всего двадцать лет назад консервативные мужья вообще запрещали женам выходить на улицу. Даже теперь женщине не стоит слишком долго бывать вне дома: сделала покупки – и сразу обратно. Тебя не удивило, что ты ни разу не видела здесь ни одной официантки, продавщицы, кассирши? Профессии, которые у вас давно феминизированы, тут остаются в мужских руках. Женщине позволено заниматься только кухней и детьми. – Он снова взглянул на девочек. – Что хуже всего – если судьба им не улыбнется, то их мужьями будут дряхлые старики.

– А почему они обязаны выходить замуж за стариков?

Махмуд пожал плечами;

– Жених всегда старше невесты. Главная причина та, что за жену надо платить, а молодому это не под силу. Только когда разбогатеет, он покупает себе жену, а спустя несколько лет и вторую, и третью. В деревне девушка стоит восемь-девять фунтов, почти столько же, сколько осел.

– А в городе?

– В городе, особенно в высших сферах, случается что дороже хорошей машины. Многим моим друзьям уже за тридцать, и они все еще не собрали нужной суммы.

– А ты? Ты женат?

– Нет. Хотя в моем случае деньги как раз не помеха. Просто до сих пор никого не нашел. Я мечтаю о такой девушке как ты, с которой я мог бы свободно встречаться, разговаривать обо всем. Но несмотря на все перемены последних лет в Каире такую вряд ли найдешь. – Он вздохнул. – У Насера одна жена, у людей из его окружения – тоже. Как только он пришел к власти, запретил клиторидектомию – удаление клитора у женщин. Но среди феллахов это до сих пор практикуется и у мусульман, и у коптов. Девушек калечат, чтобы ослабить половое влечение, чтобы до брака они ни с кем не встречались, а позже не изменяли мужьям. Как будто хоть одна египетская девушка вообще допускает такую мысль: это же был бы позор и для нее, и для всей ее семьи!

Алиса невольно сжала бедра.

– Первый раз о таком слышу! – воскликнула она.

– Удаление клитора – это еще ничто в сравнении с инфибуляцией, которую практикуют в Судане и еще в некоторых странах. Она состоит в сшивании половых губ; только после брака муж распарывает шов. Думаю, нужно лет десять – пятнадцать, чтобы все эти жестокие обычаи отошли в прошлое. В Египте прогресс явно есть; женщин с закрытым лицом уже почти не видно, хотя, когда я был ребенком, почти все замужние носили чадру. – Он помолчал, словно в нерешительности. – Я должен тебе признаться. У меня не только нет жены, но я вообще ни разу еще не спал с женщиной. В арабских странах, где ликвидирована проституция, это дело обычное: мужчина, хочешь не хочешь, тоже вынужден сохранять чистоту до брака.

Алисе стало его жаль. Она не знала, что и сказать, только взяла его за руку и крепко сжала.

Еще с четверть часа они стояли на молу, глядя на солнце, которое все быстрее клонилось к закату. Когда оранжево-апельсиновый шар исчез за песчаными холмами на западном берегу, они вернулись в гостиницу.

Только поднявшись наверх, Алиса поняла, как проголодалась: в апартаментах Фарука их ждал накрытый стол. Посредине горели свечи в массивном серебряном канделябре, а у каждой тарелки стояли мисочки с разноцветными соусами. Через пару минут в комнату вошел мальчик с огромным подносом, уставленным египетскими деликатесами. Пир обещал получиться на славу.