Текст книги "Ученик мясника (сборник)"

Глава 13

Бумаги сенатора запихнули в потрепанный портфель из коричневой кожи и отправили в Денвер самолетом. Теперь они лежали на маленьком столе в углу лаборатории, отдельно от других принадлежавших ему вещей. Позолоченная застежка вытерлась и потускнела.

Элизабет пила очередную чашку утреннего кофе, разглядывая мягкую морщинистую кожу портфеля.

– Кто–нибудь уже занимался бумагами? – хотела спросить она, но горло почему–то перехватило, и половина слов застряла. Однако Мистретта догадался, что она хотела узнать.

– Еще нет. Сначала мы проверяли его дела в Белом доме. Протоколы. Никогда не знаешь заранее, что в них может оказаться. Вдруг там найдется нечто такое, что они не захотят вытаскивать на процессе.

– Никого больше не прислали?

Мистретта покачал головой и вернулся к своей работе, которая заключалась в том, чтобы из какого–то очень большого списка сделать маленький. Элизабет решила не спрашивать его, что это за список, – судя по всему, работа была нудной, и вдруг Мистретта попросит ее помочь. Тем более что она до сих пор не знала, куда делся Харт, который утром только оставил ей записку с просьбой воспользоваться такси и поехать в контору ФБР.

Она вышла из комнаты и направилась в центральный офис. Увидев ее, секретарша привстала:

– Мисс Уэринг, вам только что пришло сообщение из Вашингтона.

Это была весьма объемистая компьютерная распечатка.

– Где бы я могла расположиться?

Секретарша посмотрела на рулон в ее руках, словно прикидывая его длину и соображая, на какой стол его можно поместить.

– Самое лучшее – конференц–зал, – указала она на дверь, где Элизабет уже была прошлой ночью.

Сначала Элизабет хотела притворить дверь, но затем передумала. И не потому, что эти списки авиапассажиров не требовали концентрации внимания, а потому, что эта концентрация вряд ли принесет какие–то результаты. Она развернула длинный рулон вдоль стола и вернулась к началу списка.

«Рейс 205. «Американские авиалинии“. Денвер – Чикаго. Вылет: 05. 03. Прибытие: 06. 47».

Внизу шли фамилии и адреса пассажиров. Элизабет не очень ясно представляла себе, что с этим делать. Пэджетту такие списки нужны были для того, чтобы вылавливать фамилии тех двух или трех сотен людей, которых он называл «друзьями». Но для этого нужно было только дать команду компьютеру сверить имена. Это делалось очень быстро. Элизабет была в другой ситуации, ей нужно было действовать методом исключения.

Итак, убийца работал один. Один человек, как змея, пробирался в темноте, стараясь не разбудить спящую жертву. Да, он убивает в одиночку. А ездит? Менее подозрительно отправиться в путешествие с кем–то еще: с семьей, с детьми. Но это невозможно. Прикрытие не шло ни в какое сравнение с долей риска. Значит, он должен был лететь один.

Убийца – мужчина от двадцати до сорока. Следы на окне были расположены слишком высоко для женщины. Он пробирался по балконам на холоде, а это требует недюжинной сноровки и выносливости, которая пропадает с возрастом и у спортсменов.

Элизабет просмотрела список пассажиров 205–го рейса, пропуская женщин, их спутников, детские места за половинную стоимость и тех мужчин, которые делали один заказ на двоих. Но тут в ней опять вспыхнуло беспокойство. Может ли у преступника быть напарник? Но партнер несет ответственность за ту часть операции, которая стоит дележа денег. Если в данном случае деньги имеют значение. Предположим, что это политическое убийство. В таком случае нет проблем с деньгами и доверием. Мог быть спутником убийцы связной или лицо, контролирующее его действия? Нет, тоже мало вероятно. Вряд ли кто станет подвергать риску еще одного агента, даже если у него нет определенного задания кроме прикрытия.

Элизабет вспомнила о портфеле сенатора. Если из него было что–то украдено, второй человек мог забрать документы. Правда, в такой ситуации им незачем лететь в одном самолете. Они взяли бы билеты в разные места или вообще не стали бы использовать такой вид транспорта. Документы должны были бы увезти сразу после покушения. Так что убийца все равно полетел бы один. Одинокий молодой человек…

Следующий вопрос – время. Сенатор лег в постель около половины двенадцатого ночи в понедельник. Значит, никто не мог войти в комнату по крайней мере раньше полуночи. Даже при невероятно удачном стечении обстоятельств убийца мог закончить дело только в половине первого и попасть на самолет, вылетающий из Денвера рейсом в час ночи. Со временем было связано что–то еще, но Элизабет не могла поймать мысль. Это было нечто смутное, просто ощущение, что она упустила какую–то важную деталь. Элизабет стала просматривать список, исключая слишком ранние рейсы. Присев на стул, она отмечала: в два часа ночи – из Шейенна, в два тридцать – из Булдера, в три – из Пуэбло, в три тридцать – из Лэрами, первый утренний рейс из Солт–Лейк–Сити – только в шесть.

Она задумалась: ну конечно же адреса. Если некто убил сенатора и рванул к самолету, значит, этот человек живет не в Денвере. Из оставшихся имен можно выкинуть больше половины. Круг поисков сузился.

Элизабет продвигалась вдоль стола по мере того, как просматривала списки рейсов. Она потеряла счет времени и с трудом выпрямилась, настолько затекла спина.

Она обдумала все еще раз, с самого начала. В списке оставалось около пятисот имен – слишком много, чтобы можно было надеяться вычислить нужное. Пока все было очень уж четко, чересчур логично. Элизабет продвигалась дальше и дальше в своих размышлениях, и каждый новый шаг зависел от предыдущего. Сделав один неверный ход, она рисковала не поймать преступника никогда. Многое зависело от того, насколько логичен он сам и думает ли он так же, как она. Чтобы разрушить ее построения, ему достаточно выкинуть какую–нибудь штуку, или иметь компаньона, или еще что–нибудь в таком роде. Должно быть что–нибудь еще, она чувствовала это, но пока не могла сформулировать. Убийца не глуп. Он действовал до сих пор с невероятной осмотрительностью, каждый шаг, который ему надо было сделать, чтобы подобраться к сенатору и уйти незамеченным, оказывался безошибочным и на него не тратилось ни капли лишнего времени. Все решения преступника были верными, хотя некоторые из них казались безумными. Безумными, но логичными.

Элизабет опять посмотрела на лежащие перед ней листы. Все ясно. Это не тот список. На самом деле ей нужен список мест, заказанных заранее. Ей показалось, что она наконец поняла логику убийцы. Это человек, умеющий выбирать. Проникая в номер сенатора, он не мог знать, что отравит его, влив яд в стакан со вставной челюстью. Это было бы абсурдом. Убийца как бы на всякий случай держал при себе целый набор решений. Он не мог быть уверен, что у него все получится с первого раза, и не стал бы рисковать своим отъездом, зная, что может, допустим, опоздать на самолет. Если это была его первая попытка. Скорее всего он сделал двойной заказ. А может быть, резервировал места на разные рейсы в течение нескольких дней. Вполне возможно, у него была машина или билет на автобус. Не важно, чем именно в конце концов он воспользовался – самолетом, автомобилем или автобусом, растворился в воздухе или превратился в камень. Важно, что у него в запасе были все возможности. Что он сделал в действительности, не имело значения. Она была уверена в одном: его имя должно быть в нескольких списках. Элизабет схватила свои распечатки и вышла из комнаты совещаний.

– Где терминал вашего компьютера? – спросила она у секретарши.

– Комната двадцать один семнадцать.

Когда Элизабет добралась туда, первым, кого она увидела, был Лэнг, с которым она познакомилась предыдущим вечером. Он беседовал с программистом. Пока она объясняла Лэнгу, что ей нужно, программист ухватил идею.

– Какой флаг? – спросил он.

– Что вы имеете в виду? – не поняла Элизабет.

– О чем мы будем запрашивать компьютер, чтобы найти этого парня?

– Имя, адрес, номер кредитной карточки, если они указаны. Все, что встретится не один раз. Может быть, он хотел использовать несколько ближайших аэропортов, сделал, безусловно, не один заказ, начиная с понедельника и кончая тем днем, когда сенатор должен был покидать Денвер. На какое число был назначен отъезд?

– На вечер этой пятницы, – ответил Лэнг.

– Все ясно, – сказал программист. – Я начну с авиарейсов. Может быть, вам еще нужны арендованные машины, автобусы, плавающие средства?

– Нет. Если его имя не встретится хотя бы дважды, значит, я выбрала неверную гипотезу.

– Справедливо, – согласился программист и повернулся к компьютеру. Его быстрые нервные пальцы начали летать над клавиатурой, словно собеседники перестали для него существовать.

Внезапно раздался голос по интеркому:

– Белый телефон, агента Лэнга.

Лэнг подошел к стене и снял трубку. Послушав с минуту, он произнес только одно слово – «понял» – и положил трубку на место.

– Мы можем прямо сейчас заняться бумагами сенатора, если вы хотите в этом участвовать, – обратился он к Элизабет, направляясь к выходу.

– Пожалуй, да. Думаю, поиск продлится долго.

Элизабет ожидала увидеть много народа, занятого исследованием содержимого портфеля. Но лаборатория была пуста.

– А где же все? – не сдержала она удивленный вопрос.

– Харт с полицейскими экспертами занимается ядом. Они передали сегодня пробы в лабораторию токсикологии военно–воздушных сил, а потом стали прокручивать разные теории насчет того, откуда его могли привезти. Мистретта возится с другими постояльцами отеля. Есть идея, что убийца должен был зарегистрироваться там, но не обязательно в день приезда сенатора. Тот, кто собирался его убить, наверняка многое знал о его привычках, в частности о том, где он должен остановиться. Хобсон потеет над полицейскими рапортами обо всех происшествиях в Денвере, начиная с прошлой пятницы. Довис делает то же самое, но по рапортам полиции штата. Макдональд – по–моему, вы с ним знакомы – трясет другие агентства, чтобы они выжали информацию от своих осведомителей, работающих в отделах ЦРУ по алкоголю, огнестрельному оружию, табаку, наркотикам и так далее. Кто–то бегает по городу за регистрационными книгами отелей и мотелей, кто–то ищет старых знакомых на вокзалах и в аэропортах. Так что мы, черт возьми, здесь уже все охватили. Вся информация передается в Вашингтон – пусть они там делают выводы. Через пару дней мы получим все необходимые данные. Может, нам повезет и кого–нибудь осенит гениальная идея, иначе кое–кому в сенате придется несладко.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, будет же создана специальная комиссия по расследованию убийства сенатора. В нее должен войти кто–нибудь из ФБР, возможно, сам директор, и представить туда материал, который мы соберем. Если у него в руках к тому времени не будет этого парня, придется доказывать, что мы имеем дело с идеальным преступлением.

– На самом деле вы не слишком–то надеетесь найти его, а?

Лэнг внимательно посмотрел на Элизабет. По лицу его скользнуло выражение усталого удивления, которое Лэнг тут же согнал, сняв очки и вытащив носовой платок, чтобы протереть идеально чистые стекла.

– У нас почти нет шансов. Человек, который провернул такую операцию и ухитрился исчезнуть, не оставив ни следов, ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, – практически неуловим. Он ничем не выделяется среди других.

Лэнг снова надел очки и добавил:

– Разве мало таких случаев?

Элизабет вздохнула. Действительно, много преступлений остается нераскрытыми. Несмотря на утро, она вновь почувствовала усталость.

– Значит, мы занимаемся имитацией, а на самом деле все это зря?

– О нет. – Лэнг чуть повысил голос. – Мы не халтурим. Да и в Вашингтоне делают все возможное – посылают людей, чтобы они шли по любому следу. Я только хотел сказать, что у нас две заботы: нужно и работать, и доказывать, что ты работаешь. Поэтому займемся портфелем.

Лэнг прошел в угол лаборатории, взял портфель сенатора и положил на стол. Из тумбы стола он извлек несколько бланков.

– Это делается таким образом: мы составляем список всего, что находится в портфеле, и потом каждый из нас ставит свою подпись. Это обычная формальность для того случая, когда нет владельца, ну и страховка – чтобы мы не допустили никакой ошибки. Не хотелось бы, чтобы через год какой–нибудь тип из управления национальной безопасности появился здесь с этим листком и спросил, почему такой–то документ, подписанный сенатором, продан в Берлине, или Гонконге, или Цюрихе…

С этими словами Лэнг взял первую толстую пачку печатных листов и сказал:

– Я бы назвал это «копией материалов конгресса», страницы с 1098–й по 2013–ю, период с 12 января по 1 февраля. С карандашными пометками – видите? – и исправлениями.

Элизабет согласилась и сделала первую запись.

Дальше шла записная книжка, буклеты с расписаниями рейсов нескольких авиалиний, журнал «Тайм», рукопись речи о подоходных налогах. Элизабет чувствовала какую–то неловкость, и не потому только, что рылась в чужих вещах, но ей казалось, что их владелец жив. Все было недописано, оборвано, номер журнала свежий, от него пахло типографской краской. Такое ощущение всегда возникает после убийства, если суметь отрешиться от крови и прочих неприятностей.

Лэнг формулировал описания, Элизабет поспешно записывала. Они были точными, а если вдуматься – глуповатыми. «Блокнот на пружине. Количество – один. Цвет голубой. Производство «Джем корпорейшн“. Восемь с половиной на одиннадцать дюймов. С нумерованными страницами в количестве 200. Страницы 8, 19, 73, 101, 106 отсутствуют. Две пачки сигарет «Собрэни“, запечатанные. Меморандум в объединенное управление сената от мистера Диринга из Администрации общих служб. Дата: 3 февраля. Тема: «Неэкономное использование электроэнергии«…»

– Понятно, – сказала Элизабет, дописывая слово «электроэнергии».

– Вот и все. Ох, да… Портфель коричневой кожи с медными застежками. Инициалы МРК.

Они подписали лист, и Лэнг взял его себе.

– Я передам его сейчас в Вашингтон, – счел нужным пояснить он. – Они смогут успокоить Белый дом, что мы здесь занимаемся не только отпечатками пальцев на чертежах межконтинентальной баллистической ракеты последней модели.

– Могу я посмотреть документы? – не оставила своей идеи Элизабет.

– Разумеется. Может быть, записная книжка и блокнот что–нибудь дадут, во всяком случае – не помешает.

Лэнг ушел. Элизабет начала листать блокнот. Первая сотня страниц ее разочаровала. Старик сенатор заносил туда все подряд. Даты встреч с сенаторами и визитов к врачу соседствовали с мелкими пометками и краткими сокращенными записями для памяти.

«Дело Банермана – позвонить Н.Г. Напомнить Карлсону, чтобы пригласил д'Орсиньи и др. Воскресенье».

Элизабет обратила внимание на два восклицательных знака рядом с фамилией Клэйбурн и три – с фамилией Претуелс. Иногда попадались фразы явно из готовившихся речей: «Беда в том, что мы пытаемся управлять страной, словно играем в покер…» Но она не могла знать, где, когда, по какому поводу и кто сказал это.

Элизабет задумалась. Должна быть какая–то система, которая поможет ей раскрыть смысл этих записей. Это довольно просто сделать. Поскольку заметки о встречах делались для того, чтобы эти встречи состоялись, достаточно опросить упомянутых в них людей и установить даты, а может, и содержание разговоров. Восстановить можно почти все: с кем сенатор встречался и разговаривал, что делал каждый день на протяжении этих двух месяцев, о чем думал… Конечно, это займет много времени и скорее всего окажется бесполезным. В блокноте есть и вполне доступные для понимания куски. У сенатора наверняка были сотрудники, они смогут помочь. У Клэрмонта был же официальный помощник! Как его зовут? Элизабет пролистнула блокнот. Почти на каждой странице мелькало «Карлсон». «Документы по поводу Билла Кэллоуэя – Карлсон… Звонил ли Карлсон Н.Г. Выгрузка горючего…»

Элизабет подошла к телефону. В трубке моментально раздался голос секретарши. Господи, подумала Элизабет, неужели здесь никто больше не работает? Только сейчас она заметила, что телефон был без диска.

– Это Элизабет Уэринг, – произнесла она. – Я в лаборатории. Вы не могли бы мне помочь встретиться с мистером Карлсоном, помощником покойного сенатора, и как можно быстрее?

– Сожалею, мисс Уэринг. Мистер Карлсон улетел в Вашингтон. Но я уверена, что мы сможем дозвониться до него сегодня вечером.

– Проклятье! – не сдержала эмоций Элизабет. – Кто разрешил ему уезжать и почему, собственно говоря, он решил это сделать?

Секретарша оставалась невозмутима.

– Мистер Лэнг совсем недавно разговаривал с ним, перед тем как он уехал из отеля.

– А может, он еще не уехал?

– Его самолет вылетает сегодня в двенадцать тридцать дня и должен прибыть в Вашингтон в семь пятнадцать по восточному времени.

Элизабет взглянула на часы. Было без нескольких минут двенадцать.

– Извините, но на этом телефоне нет диска, – не сдавалась она. – Вы не могли бы связаться с авиакомпанией и попросить мистера Карлсона к телефону? Может быть, это окажется весьма важным.

Элизабет порадовалась за выражение «может быть»: значит, она не утратила самоконтроль.

– Хорошо. Если удастся застать его, я позвоню вам в лабораторию.

Телефон зазвонил через несколько минут.

– Уэринг слушает.

– Пожалуйста, говорите с мистером Карлсоном, – произнесла секретарша.

– Мистер Карлсон?

– Да, мисс Уэринг!

В трубке слышался глухой гул аэродрома. Карлсон говорил громким и ровным голосом, как будто свободной рукой зажимал другое ухо.

– У меня есть ряд вопросов, на которые, судя по всему, можете ответить только вы, и я хотела…

– Извините, мисс Уэринг, – перебил ее Карлсон. – Но я вылетаю в Вашингтон, уже идет посадка, и я боюсь опоздать. Могу я перезвонить вам вечером, когда доберусь до дома?

– Боюсь, нет. Дело в том, что мне нужно, чтобы вы взглянули на кое–какие бумаги и объяснили мне… Не могли бы вы полететь следующим рейсом?

– Со мной уже беседовали, меня допрашивали с пристрастием и изучали вдоль и поперек в течение двадцати четырех часов! – Карлсон был явно возмущен. – И я… Подождите минуту, – вдруг произнес он, и рядом послышался еще один голос. Она не могла разобрать слов, но вскоре все стало ясно. С тяжелым вздохом Карлсон произнес:

– Я только что пропустил мой самолет. Следующий через четыре часа.

– Где мы можем встретиться? – решила не обращать внимания на его переживания Элизабет.

– Если у вас всего несколько вопросов, может, сделаем это в аэропорту? Минут через двадцать я смогу быть у стойки «Американских авиалиний». Я в светло–сером костюме, и на лице у меня написано нетерпение. А вы?

– А у меня в руках будет блокнот сенатора.

Когда Элизабет увидела Карлсона, он стоял около билетной кассы, посматривая на часы и изо всех сил показывая, что его задерживают незначительные обстоятельства. Он заметил Элизабет, направлявшуюся к нему с большим блокнотом в руках, и состроил гримасу, выражавшую недовольство.

Элизабет пыталась не забыть, что ему, возможно, действительно пришлось пропустить самолет из–за ерунды. И она понимала, что люди, стоящие рядом, вполне могут принимать ее за неопытную секретаршу, которая перепутала важные документы и заставила опоздать своего босса – энергичного, молодого, тщательно одетого и выбритого мужчину в сером костюме и очках, сквозь сверкающие стекла которых излучалось презрение.

Элизабет перешла в атаку за пару шагов до цели.

– Успокойтесь, мистер Карлсон. Вы не находитесь под арестом. Мне просто необходимо поговорить с вами!

Реакция Карлсона вызвала у Элизабет мгновенную улыбку: его словно кольнули в спину, он вздрогнул и рванул в сторону так, что она едва успевала за ним. Бегство прекратилось только тогда, когда люди у стойки не могли их видеть.

– Мисс Уэринг, я полагал, люди из вашей конторы более благоразумны!

Элизабет предпочла промолчать, наградив его удивленным взглядом профессионала–следователя, привыкшего встречаться и с худшими экземплярами.

– Итак, давайте к делу. Мне бы не хотелось, чтобы вы опоздали и на следующий рейс-. – Сочувствие было явно ироничным, и Карлсон прекрасно понял это. Поэтому он, уняв эмоции, спросил:

– Где мы расположимся?

– Я договорилась, что мы займем комнату для переговоров.

Их уже ждали. Комната находилась вдали от главного вестибюля. В ней стоял длинный деревянный стол и десять кресел, причем три из них выглядели вполне комфортабельно. Окон не было, зато на дальней стене висел какой–то плохо различимый пейзаж.

Они устроились, и Элизабет в первую очередь раскрыла свой блокнот.

– Мистер Карлсон, почему вы собрались сегодня возвращаться в Вашингтон?

– Потому что сенатора Клэрмонта больше нет. Я, судя по всему, ничем больше не могу помочь следствию. Агент Лэнг разрешил мне уехать. Ваши люди уже допрашивали меня. Разве меня подозревают в чем–то?

– Нет, конечно нет! – Элизабет была сама искренность.

– Это хорошо, иначе нам пришлось бы прервать разговор до тех пор, пока я не свяжусь с моим адвокатом.