Текст книги "Ученик мясника (сборник)"

Автор книги: Томас Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

Глава 11

Волосы Маргарет Лонг–Браун причудливыми извивами разметались по подушке – зрелище, повергавшее Китайчика Гордона в смятение и слезливое умиление. Он с трудом подавил свое восхищение, сочтя его ненормальным, и сосредоточился на ее гладких пышных формах. С чувством, что в данный момент он обладает самой прекрасной женщиной на свете, Гордон наклонился и поцеловал ее закрытые глаза. Ресницы спящей дрогнули, и на него в упор уставились два круглых зеленых глаза:

– Китайчик, а–а–х! – ты что–то натворил?

– Ничего, любовь моя. Послушай, а почему бы тебе не стать кинозвездой или, по крайней мере, фотомоделью?

– Ага, я бы всем создала мощную конкуренцию. Так что ты сотворил?

Китайчик улегся рядом, наслаждаясь теплом ее тела.

– Ровным счетом ничего. Видала собаку Генри Мецгера? Если это вообще собака.

– Да, она славная. Каждому коту неплохо иметь такого защитника. Ну так что, Китайчик? Ты ведь как питон – заглатываешь добычу и потом месяцами перевариваешь. Я же вижу, как ты весь раздулся от самодовольства, и твои дружки куда–то делись.

Китайчик уставился в потолок и заважничал:

– Причина самодовольства мистера Гордона останется секретом, ибо мистер Гордон не может снизойти до объяснений.

– Ты только признайся: опять во что–то ввязались? Как тогда, когда ты со своими дружками подписали контракт, что попретесь в какие–то джунгли обучать племена черномазых убивать друг друга? Или вы просто кого–то надули?

– Нет, моя радость, никто никуда не попрется, я останусь здесь, женюсь на тебе, и ты будешь у меня все время толстая и беременная и тому подобное.

Маргарет села и потянулась за сигаретами, а Китайчик Гордон не отрывал глаз от пары тяжелых грудей. Она закурила и отвернулась, проигнорировав последовавшие заигрывания.

– Знаешь что, умник, я, между прочим, иногда читаю газеты. Я ведь догадалась, что вы что–то натворили, но надеялась, что это не уголовщина. Знаешь, что в прошлом году в Южной Калифорнии было больше тысячи шестисот ограблений банков? И про все эти ограбления я читала просто для того, чтобы понять…

– Ограбления банков? Черт возьми, что ты обо мне думаешь?

– Я поняла, чем ты мог бы развлечься, соскучившись.

– Обижаешь! Банки грабят только наркоманы и сумасшедшие.

– Не волнуйся, я все рассчитала. Только скажи по–честному, сюда в любую минуту может ворваться полиция, да? Тогда я лучше оденусь.

– Не бойся.

– Что ты намерен делать с кокаином?

Китайчик украдкой взглянул на свои серебряные часы «Ролекс».

– Думаю, скоро мне сделают интересное предложение. Звоночек будет, конечно, скверный. Одним словом, я наколол весь Лос–Анджелес.

Маргарет выпустила в потолок струю дыма.

– Китайчик, я читала статью об антисоциальном поведении подростков, которое особо резко проявляется в семнадцать лет. Интересно, что ты из себя представлял в этом возрасте?

– Ну, что ж… Я служил в армии. Дело было через год после событий в Тонкинском заливе, и самым суровым моментом, как ты знаешь, был запрет перебрасывать боеприпасы и прочее в Южный Вьетнам. Мы вылетали маленькими группками на вертолетах в те места на тропе Хо Ши Мина, которые назывались «душегубки», а потом нас забирали до темноты. К счастью, до заката тропой не пользовались. Я тогда еще не был величайшим в мире любовником, хотя, будь я постарше и поумнее…

Зазвонил телефон, и Гордон выбрался из постели, продолжая на ходу:

– Да, юность и энтузиазм все же кое–что значили, но только когда мне стукнуло, насколько я помню, двадцать пять, наш главнокомандующий по сексу отправил двухпартийную комиссию… – Он поднял трубку: – Алло!

– Мои поздравления, мистер Гордон, – раздался голос Грихалвы.

– Благодарю, но я не собираюсь делать покупку по телефону. Ваши люди всегда говорят, что якобы я что–то там выиграл, а потом приходится покупать какую–то дрянь или выслушивать информацию об аукционах в гостиничных холлах. Всего хорошего. – Он положил трубку и вернулся к теме: – …чтобы выяснить, что именно называет леди Бансуорти, представительница Великобритании, своей «доблестью».

Он увернулся от метко пущенной подушки и вышел с телефоном на кухню, прикрыв за собой дверь. Вскоре телефон зазвонил опять.

– Да?

– Мистер Гордон, это Хорхе Грихалва.

– Привет. Чем могу быть полезен?

– Не будем зря терять время. У вас есть товар. Предлагаю двести тысяч наличными.

– Извините, вы ошиблись номером.

Грихалва заколебался:

– Это не семь–шесть–девять…

– Нет, – оборвал Китайчик.

– Вообще–то я могу и так взять, – захихикал Грихалва.

– Попробуйте, – предложил Китайчик. – Это по–честному. Так же, как я его добыл. Даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы назвать приличную цену. После этого товар уйдет.

– Не смешите, вам и столько никто не даст.

– Согласно последнему опросу, только трое в Беверли–Хиллз не дадут. У двоих астма, а у третьего искусственный нос – ужасная жертва войны, понимаете. Свой отгрызла проститутка в Марселе.

– Сколько вы хотите?

– Полиция оценила его в миллион. Возможно, я бы согласился…

– Вы отлично знаете, что газеты все преувеличивают… Так что же я получу за эти деньги?

– Так, кое–что. То, что вы потом разбавите сахарной пудрой и питьевой содой для всяких молокососов.

– Я подумаю.

– Рад был слышать. – Китайчик повесил трубку и вернулся в спальню. – Так на чем я остановился? Ах да, так вот, полковник Анна Либхен из Восточной Германии однажды сказала, точнее, простонала…

– Китайчик, откуда это у тебя?

Маргарет лежала на животе, держа перед собой какие–то листы.

– Нет, ты послушай, что она сказала…

– Заткнись, чокнутый.

Китайчик Гордон приблизился к постели и заглянул ей через плечо: на простыне стояла украденная в университете коробка, вся подушка завалена листами бумаги.

– Почему ты суешь нос в мои дела?

– А что это?

– По правде говоря, и сам не знаю. В последние дни у меня не было возможности почитать. Сначала Иммельман с его собачьими пристрастиями, потом я должен был позаботиться о нашем будущем в финансовом отношении.

– Откуда ты это взял?

– Видишь ли, я… Одним словом, я это заполучил, когда прошлой ночью сделал решающий шаг в отечественной фармацевтике. Скорее всего эта штука не имеет ценности, но я подслушал, как два мужика рассуждали о какой–то системе безопасности. В общем, я решил ее прихватить, потому что это оказалась единственная вещь, которая была заперта. Похоже на статистику венерических болезней у монашек шестнадцатого века, да?

– Черт возьми, так ты это взял в университете? В каком–то профессорском офисе? Боже!

– Да, возможно, один из них профессор, надутый как индюк, а другой похож на коммивояжера. А что, тут что–то серьезное? Пахнет денежками?

Маргарет повернулась к нему, зажав в руке несколько страничек.

– Китайчик, ты знаешь, что такое психическая война?

Глава 12

Портерфилду пришлось дважды посторониться на лестнице, чтобы пропустить рабочих, устанавливающих в лаборатории Донахью систему безопасности. В коридоре валялись куски провода и пенопласт. В кабинете с открытой дверью сидел человек, судя по всему Донахью, и разговаривал по телефону, прижимая трубку к уху плечом. При виде Портерфилда он сделал знак приветствия, но не улыбнулся.

Портерфилд поджидал в коридоре, радуясь, что сегодня суббота и в лаборатории только сам Донахью и техники. Одного из них он, кажется, встретил месяц назад в Лэнгли с Голдшмидтом. На его глазах один из рабочих соединил какие–то проводки в коробке, которую потом сунул в дыру в стене и принялся тщательно ее заделывать.

– Мистер Портерфилд?

Донахью стоял в дверях. Они пожали друг другу руки и вошли внутрь.

– Очень печально, – удрученно начал Донахью. – В офис вчерашней ночью вломились грабители, а сигнализацию, как назло, устанавливают только сегодня. Сейчас они закончат стучать, и мы спокойно поговорим.

– Ночная кража? – Портерфилд сделал вид, что удивлен. – Сочувствую вам. Надеюсь, все, что они похитили, можно восстановить.

– Увы! Как ни странно, они оставили то, что обычно привлекает воров – оборудование, деньги… Украли лишь несколько моих неопубликованных рукописей, которые, к счастью, остались на дискетах. Так что я могу их в любую минуту восстановить. Проблема в том, что эти материалы связаны с интересами национальной безопасности, так что я очень заинтересован в их возвращении. Но это конфиденциальная информация, которую я сообщаю только вам.

– Ясно, – откликнулся Портерфилд. – Я не предполагал, что вы так тесно связаны с департаментом обороны.

Донахью лишь пожал плечами в ответ. Портерфилд проверял всю историю его исследований и знал, что гранты выплачивались лишь через Национальный научный фонд. Он приступил к делу:

– Извините, что отнимаю у вас время, но, по словам мистера Моррисона, вы проводили исследования, которые могли бы заинтересовать фонд Сейелла. Выплата по вашим грантам была приостановлена, и тогда…

Но Донахью махнул рукой:

– Не совсем так. Сейчас я просто подумываю о некоторых предложениях для фонда Сейелла.

Портерфилд улыбнулся:

– Отлично. Когда они будут готовы, пришлите – мы гарантируем максимум внимания. В следующем году мы их рассмотрим в первую очередь, а уже через год вы сможете получить деньги. Рад был познакомиться.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Два года?!

Портерфилд остановился.

– Да нет, профессор, скорее, полтора.

– Но даже правительство действует быстрее!

– Беда в том, что уже истекли последние сроки приема предложений, которые рассматриваются в этом году. Вот если бы я мог прямо завтра представить ваши материалы в Вашингтоне… А передвижение сроков, к сожалению, подвергает опасности наш налоговый статус.

– У меня есть вещи, которые заставят вас переменить свое мнение. Я покажу, над чем работал для Национального научного фонда. Пусть это будет хороший пинок им в задницу, – заволновался Донахью, плохо контролируя себя под воздействием нахлынувшего отчаяния. – Если у вас найдутся квалифицированные специалисты, – добавил он спокойнее.

Портерфилду сразу было ясно, что этот подонок изберет именно такой путь – ему нужен только личный триумф, достигнутый любыми способами, ради достижения цели он готов пойти по головам. Само дело волнует его гораздо меньше. Подобные людишки всю жизнь считают себя персонами мирового значения, поскольку их цитировали в журналах с парой сотен подписчиков. Они не в силах осознать себя частью целого, связующим звеном…

– Конечно, профессор, для такого выдающегося ученого, как вы, стоит побороться, возможно, подготовить специальный контракт.

– Когда вы уезжаете? – просиял Донахью.

– Поздно вечером, без четверти одиннадцать.

– К шести вы получите отпечатанную на принтере рукопись. – И он начал шарить в выдвинутом ящике стола, разыскивая свои дискеты в серых конвертах.

– Можно и к восьми, – сказал Портерфилд, направляясь к двери.

Он прошел по коридору, заваленному пустыми коробками, которые рабочие не убрали за собой. За углом поджидал человек Голдшмидта.

– Все на дискетах. Нужно лишь узнать пароль.

– Вам понадобится поговорить с ним еще раз?

Голдшмидт отличался необычайным умением где–то находить неприкаянных двадцатилетних атлетов и воспитывать из них настоящих тренированных профессионалов, которые вдобавок всегда умели сохранять интеллигентный и вежливый вид. Парню – тридцать с небольшим, он держится безукоризненно. Портерфилд на минуту задумался, потом проговорил:

– Нет, он – ничто.

Китайчик Гордон снял телефонную трубку.

– Мистер Гордон?

– Да, Хорхе. Вы, однако, долго думали.

– Мне нужно было подготовиться, договориться. Вы ведь знаете, как это бывает. Хочу сделать вам предложение.

– Слушаю вас.

– Семь пятьдесят.

– Прекрасно.

– Что?

– Я согласен. Принимаю ваше предложение. Но мне тут нужно сделать кое–какие дела, так что я перезвоню в десять. Только знаете что?..

– Что такое?

– Держите свои амбиции в кармане. Товар спрятан так, что в одночасье не разыщете, поэтому готовьте денежки. Можете приволочь полную машину вооруженных до зубов гангстеров, но учтите, что мы встретимся в таком месте, где будет полно народу.

– Учту.

Нажав на рычаг, Китайчик Гордон тут же набрал номер Кеплера, чтобы сказать ему: «Пора», затем прошел в мастерскую, где на столе для сварки металла лежал распушившийся как меховой шар Доктор Генри Мецгер, из стороны в сторону мотая хвостом.

– Ну что, обезьянья задница, – ласково приветствовал его Гордон, проходя мимо.

Под столом зашевелилась собака, высовывая огромную морду с вывернутой губой.

– Шкафчик ты наш, – не без нежности произнес Китайчик. В ответ ужасающая пасть раскрылась в зевке, затем чудовище уютно умостило голову на передних лапах.

Выйдя из дому, Китайчик прогулялся до задней двери ближайшей бакалейной лавки, но слежки явно не было. Человек типа Грихалвы легко мог восстановить адрес по телефонному номеру, поэтому со дня прибытия собаки он ежедневно пользовался этим маршрутом. Пройдя магазинчик насквозь, он купил пачку сигарет и вышел через парадное, где у обочины стоял автомобиль Маргарет. Гордон завел двигатель. Солнечное воскресное утро настроило его на сентиментальный лад, и он затянул «Приходи в стога». Когда «фольксваген» разогнался до шестидесяти миль в час, Китайчик уже разошелся вовсю, но песни, которые он знал целиком, закончились, поэтому вплоть до бульвара Готорн пришлось распевать непристойные куплеты собственного сочинения.

К пляжу охрипший Китайчик подкатил в молчании, припарковался и полчасика постоял, высматривая, нет ли «хвоста», затем въехал на пустую стоянку на песчаной косе над океаном и вышел, оставив ключи под сиденьем. У входа на пляж стояли три автобуса и толпились укачавшиеся пассажиры. Семьи начинали долгий и трудный день отдыха: отцы и матери, не отклоняясь от цели, важно шествовали к воротам, а детвора резвилась и скакала вокруг, бездумно расточая энергию. Китайчику подумалось, что детишек зовут Джошуа или Лаура, а мамаш – Кэти или Каренс.

Первый звонок он сделал из парка:

– Телефонная будка в обсерватории парка Гриффит.

– Амиго, ну что за дерьмо! Что ты хочешь со мной сделать?

– Ничего не поделаешь. Приходится перестраховываться.

– Понятно.

Ровно в одиннадцать он увидел остальных. Иммельман покупал в окошечке длинную ленту билетов на воздушный аттракцион, такой стеклянный подъемник, который поднимал на двести футов в воздух. С возбужденной и счастливой физиономией, ничем не отличавшейся от личика десятилетнего парнишки, который стоял следующим, он повесил на шею бинокль и отошел. Позади раздался голосок Маргарет:

– Надеюсь, ты не разбил мою машину?

– Нет, все отлично. До полудня.

Когда зазвонил телефон в обсерватории парка Гриффит, Китайчик быстро проговорил в трубку:

– Телефонная будка у Политехнического музея, – и нажал на рычаг.

Через несколько секунд телефон снова зазвонил и оттуда раздался голос Кеплера:

– Больше он никому не звонил, с собой взял троих, второй машины нет. Готовься.

Китайчик Гордон купил хот–дог и уселся любоваться океаном. В нескольких сотнях ярдов от берега скользила эскадра пеликанов, хлопая крыльями, иногда они взлетали и вновь погружались в воду. Раскрошив сосиску жадным морским чайкам, Китайчик снова пошел звонить.

– Оушенлэнд, – доложил он в трубку.

– Амиго, это начинает надоедать! Уже третий парк! – взмолился голос.

– Вам понравится, – утешил Китайчик. – Будьте к двенадцатичасовому выступлению дельфинов.

Ровно в двенадцать Гордон наслаждался попкорном на галерке дельфинария. Чуть ниже два юнца, похожие на лифтеров, неестественно бодрыми голосами оглушали публику в микрофоны:

– Напоминаем вам, леди и джентльмены, что здесь, в Оушенлэнде, животные ведут себя абсолютно естественно. Все, что вы здесь увидите, – не результат долгой тренировки, а проявление естественного поведения дельфинов! Позвольте представить вам наших исполнителей – тихоокеанских дельфинов Перки… и… Джерки!

Китайчик Гордон увидел, как два дельфина, балансируя на хвостах, приближались к дрессировщику, неистово вспенивая воду мощными плавниками. Их украшали пластиковые головные уборы: один имитировал огромную соломенную шляпу, другой – шлем пожарника.

Китайчик Гордон внимательно оглядел толпу. Внизу у перил стоял Хорхе Грихалва с тремя мужчинами в пиджаках.

– Джерки! – вопил дрессировщик, изображая огорчение. – Ну почему ты не хочешь вести себя, как Перки?

Гордон видел, как один дельфин прыгнул через обруч, а второй плюнул водой в дрессировщика. Рядом на скамейку бухнулся Иммельман:

– Кажется, все чисто. Они вчетвером на виду, автомобиль один, к телефону не приближались.

Скосив глаза, Гордон увидел Кеплера, стоящего позади Грихалвы с компанией. Вслед за Иммельманом Китайчик спустился по бетонной лестнице мимо Грихалвы и прошествовал к площадке с водоемом, где упитанные моржи радостно скатывались с горки в воду.

Они проследовали в здание с вывеской «Аквариум» и двинулись по темному коридору со стеклянными стенами. Мимо парила в воде какая–то крупная рыба, скользя по ним немигающим глазом, где–то внизу оживленно трепетали цветные рыбешки, танцуя перед курсирующим чудищем. Коридор поднимался вверх, окружая аквариум спиральными кольцами. Кое–где родители поднимали детишек на руки, показывая им подсвеченную воду, и детские личики приобретали тускло–голубой оттенок.

Наверху было три двери, Китайчик вошел в одну с буквой «М». Когда появился Грихалва со товарищи, Кеплер устроился у двери, пробурчав:

– Прослежу, чтобы нам не помешали.

Китайчик Гордон уселся на унитаз.

– Привет, Джордж. Извините, так уж вышло.

– Ладно, покончим с этим. Покажите кокаин.

Китайчик задрал рубашку, демонстрируя приклеенные к телу пластырем пластиковые пакетики.

– Теперь вы.

Один из мужчин сунул руку в карман пиджака, но ему в горло тут же уперлось дуло пистолета. Держа палец на спусковом крючке, Кеплер свободной рукой распахнул его пиджак, и взорам открылась заплечная кобура.

– Копни поглубже, – посоветовал Гордон. – Лучше бы деньги лежали ближе, чем оружие.

– Да вот они, – успокоил Грихалва.

Китайчик Гордон подождал, пока Кеплер достал конверт, изучил содержимое, затем нашел еще два.

– Порядок. Выгружайте.

Все четверо извлекли из карманов по шесть конвертов каждый и швырнули их на пол. Тщательно проверив содержимое, Гордон запихал их в рюкзачок, который выкинул из дверей туалета. Тут же из дамской комнаты выпрыгнула Маргарет, подхватила его и исчезла в темноте коридора. В это время люди Грихалвы собирали с пола брошенные Китайчиком мешочки с кокаином.

– Что дальше? – не без раздражения поинтересовался Грихалва.

– Мы славно проведем послеобеденный часок, – сообщил Китайчик. – Дельфинов Перки и Джерки мы уже видели, теперь посетим еще одно представление, а далее наши пути разойдутся. Вперед!

Гуськом они поднялись на верхнюю площадку, где ряды кресел окружали еще один круглый бассейн, на краю которого также стояла веселая пара молодых людей и громко вещала в микрофон:

– Напоминаем вам, что здесь работают не дрессированные животные! Вы увидите естественное поведение изумительных морских созданий – китов–убийц!

Из воды высунулась огромная черно–белая морда, затем гладкое блестящее черное туловище. По воде хлопнул плавник размером с дверцу легковушки, обдав каскадом брызг хохочущих зрителей в первом ряду. Но Китайчик Гордон всем этим не интересовался, он смотрел куда–то вдаль, поверх головы клоуна–проказника Джо–Джо, в сторону автомобильной стоянки. Там по серой ленте прибрежного шоссе двигался крошечный ярко–желтый «фольксваген».

Глава 13

– Будьте любезны, капитана Расина, – сказал Портерфилд, слыша в трубке, как полицейский проговорил «Капитан, к телефону» в гулкое пространство, заполненное различными шумами.

– Расин слушает.

– Здравствуй, Джон, это Бен Портерфилд. Когда встречаемся?

– В полвосьмого, у «Массо и Фрэнка». Обед – на твое усмотрение.

Стены, обшитые полированным деревом, заканчивались где–то в темноте, намного выше уровня светильников. Портерфилд в одиночестве сидел в кабинете ресторана, который напоминал ему многое из прошлого. Официанты в ярко–красных пиджаках почти бегом бесшумно сновали по проходам, таская нагруженные подносы, так что весь вытянутый в длину ресторанный зал казался дорогой к месту назначения. Вместе с тем путники попадали именно туда, куда нужно, в иное временное пространство, в 1925 год. Но отнюдь не интерьер ресторана вызывал образы прошлого – там не было ничего старинного и антикварного. Просто здесь присутствовало чувство вечности. В последние шестьдесят лет здесь ежедневно в один и тот же час зажигались плиты, официанты наряжались в алые пиджаки и отпирался парадный вход. Когда изнашивалась красная кожа на сиденьях стульев, приходили обивщики и заменяли на точно такую же, всякий раз успевая к утру следующего дня, чтобы завсегдатай ничего не заметил, и так шло уже много лет, независимо от того, что происходило за дверями, выходящими на бульвар Голливуд.

В широкие окна виднелся нескончаемый поток людей. Раньше всех уходили с работы садоводы, затем киношники, от продюсеров и актеров до гримеров и носильщиков, потом разные оформители и рекламодатели, агенты, водители, наконец, торговцы домами, автомобилями, страховками, одеждой и пищей, а также продавцы наркотиков и женщин. Наконец, шли нищие, которым казалось, что фонари излучают тепло, некоторые из них частенько ночевали на местной автомобильной стоянке, если, конечно, помнили наизусть список патрульных автомобилей…

А внутри ресторана по–прежнему был 1925 год, по–прежнему постоянные клиенты заказывали салат с устрицами, и какой–то толстяк через проход от Портерфилда говорил соседу:

– И пусть мой адвокат походит кругами вокруг его адвоката!

А собеседник отвечал:

– А уж если его бухгалтер свалит по глупости…

Капитан Расин вежливо предупредил попытку официанта проводить его до места и самостоятельно уселся за столик напротив Портерфилда.

– Итак, Бенджамин, – сказал он, опираясь локтями на скатерть. – Я тут недавно прочел, что Уильям Фолкнер показывал здешнему бармену, как готовить мятный джулеп. Может, проверим, хорошо ли они записали рецепт?

– Нет уж, спасибо, – отказался Портерфилд. – Думаю, он и был последним, кто заказывал эту гадость. Виски.

– Мартини, – пожал плечами Расин.

Официант исчез.

– Нет возможности от него отделаться?

Портерфилд посмотрел на проходящего официанта с подносом, уставленным одинаковыми блюдами с жареным мясом, и почувствовал тоску и усталость – сказывалась трехчасовая разница во времени.

– Так вот, мне пришлось взять этот проект на себя до того, как от него окончательно откажутся. Я оказался единственным умудренным опытом человеком, который не сумел вовремя сослаться на занятость, – проговорил он медленно.

– А ты читал его материалы?

Портерфилд кивнул:

– Да, и сразу понял, что его уберут, а для начала вычеркнут из списка получателей грантов. Если не нынешний директор, так следующий.

– Жаль, что они раньше до этого не додумались.

– Что ты узнал об ограблении?

Тихим голосом, сливающимся с окружающими шумами, капитан Расин поведал следующее:

– Пока чертовски мало. Но очевидно, что охотники за кокаином побывали и в офисе у этого придурка. Кто именно – пока неясно, мы лишь знаем, что темнокожая троица разъезжает в фургоне с надписью «Служба ремонта кондиционеров». Наркоты там не так много, чтобы снизить цены на черном рынке, даже если они продали все в тот же день, так что мы мало что узнаем до переправки кокаина в Кентукки.

– А насчет взрыва? Что это было?

– Мы добрались до самого интересного. Взрыва как такового не было. В газеты это не пойдет, так что только мы с тобой сможем насладиться веселенькой новостью; так вот, найдены кусочки взрывчатки для двадцатимиллиметровой автоматической пушки.

– Шутишь!

– Увы, нисколько. – Лицо Расина неожиданно осунулось и постарело. – Наши баллисты обнаружили неразорвавшийся снаряд, который застрял в булыжниках. Вот почему охраннику казалось, что это был взрыв. Он говорил, что будка отлетела назад и развалилась на части.

– Выходит, будку расстреляли из авиационной пушки, установленной в фургоне? – Портерфилд задумался. – А можно узнать, кому изначально принадлежала эта пушка?

– Они взвесят и проверят на рентгеновском аппарате этот снаряд и все медные гильзы, которые были найдены. Видно, бандиты чем–то оснастили фургон, чтобы самих не убило при выстреле.

– Так о снарядах пока ничего не известно?

– С ними работают. Они применялись военно–воздушными силами в 50–е годы во времена треклятых судьбоносных войн. Конечно, люди Голдшмидта могли бы определить страну–изготовителя, но это вряд ли поможет, так как по большей части такие штуки делаем мы, а потом продаем или дарим. Все остальное – ловко сработанные копии, которые делают и русские, и все кому не лень.

Лицо Портерфилда приобрело обычное равнодушное выражение, так как подоспел официант с заказом, и приятели взялись за свои рюмки. В конце 50–х в Коста–Рике Портерфилд готовил к специальным операциям небольшую группу молодых латиноамериканцев, до безумия серьезных и искренних. У них не было даже грузовиков, поскольку в стране, где за машину пятилетней давности можно купить целую деревню, грузовики выглядели подозрительно. Отряд обосновался в горах, там юноши упражнялись в умении разбирать противотанковые пушки на такие мелкие детали, что их можно было увезти на велосипеде. Кандидаты в группу тщательно отбирались; подходящими для дела были только те, у кого ненависть и безрассудная смелость превалировали над прочими эмоциями. Эстебан Кабацон и любой другой из этих молодых людей могли несколькими способами спрятать на велосипеде четырехфутовую металлическую трубу… Да, этот юнец прожил прекрасную жизнь, и достаточно долгую для такой профессии… Что против них полиция и национальная гвардия, вооруженная старыми полевыми винтовками… Какой ужас был написан на физиономиях старых полицаев, когда джип сборки 1944 года отскочил назад и буквально смялся в лепешку…

– Ты выведаешь для меня, кому поручено их выследить?

Расин вздохнул:

– Скорее всего да. Все, как известно, давали клятву хранить секреты в интересах национальной безопасности, но сам понимаешь, что это значит. У твоего друга имеется подход к тем, кому поручено разыскать бандитов. Там полагают, что виноваты мексиканские торговцы наркотиками, вооруженные бруском динамита…

– Послушай…

– Постой, Бен, мне через минуту уходить, а ты еще не сказал, что делать с этим профессором.

– В каком смысле?

Расин так низко наклонился над столом, что галстук замялся на скатерти.

– Когда именно мы должны разыскать его тело?

Китайчик Гордон с удовольствием наблюдал, как Маргарет выгибает спину и шевелит ляжками, поудобнее устраиваясь на постели. Она потихоньку теряла загар, исчезала очаровательная демаркационная линия, подчеркивавшая белоснежные части ее тела, светившиеся собственным чудесным светом, отмеченные природой как зоны, вызывающие особый интерес. Взяв с ночного столика очки, она открыла лос–анджелесскую «Таймс» и улеглась на живот, а длинные волосы свесились по бокам прелестного личика.

– Не пора ли нам пожениться, – сказал он тихонечко.

– Очень мило, – проворковала она газете.

– Я имею в виду – прямо сейчас. Если отложить то, что следует сделать именно сейчас, потом найдутся причины, чтобы не делать этого никогда.

– Постой, Китайчик, здесь что–то интересное.

– Очередная колоссальная распродажа, – предположил он.

– Вот, прочти. – Она бросила в его сторону лист.

– «Избалованная умница игнорирует предложение руки и сердца».

– Я серьезно, кретин. О профессоре.

Он поднес газету к глазам: «ТЕЛО ПРОПАВШЕГО ПРОФЕССОРА НАЙДЕНО. За неделю это уже второй случай насильственной смерти в университетском кампусе. Вчера поздно вечером было найдено тело профессора Яна Донахью в дренажной канаве, в нескольких кварталах от его офиса. Полиция Лос–Анджелеса заявила, что причиной смерти явилось удушье, вызванное сильным ударом в область трахеи. Следователи отказались комментировать наличие связи убийства с недавней кражей кокаина, оцененного в миллион долларов, из здания корпуса общественных наук, но признали, что офис профессора находился рядом. Капитан полиции Джон Расин заявил репортерам, что Ян Донахью не проходил как свидетель по делу о краже и его имя никак не упоминалось в связи с этим расследованием».

– Ну?

– Это тот самый? Любопытно.

– Больше тебе нечего сказать?

– Просто любопытно. Надо же – удар в трахею, и конец. Обычный преступник так не сделает, хотя это несложно. Нужна серьезная тренировка и практика. Ну, да в наше время всякая наглая шантрапа, по которой давно тюряга плачет, вкалывает по семь лет, чтобы заработать черный пояс…

– Кончай врать! Ты отлично знаешь, что это не случайность.

– Случайность? – Китайчик отправился на кухню сварить кофе. – Нет, это не случайность, но портить себе день я не собираюсь.

Она подошла к нему вплотную.

– Кто, по–твоему, его убил?

– Думаю, есть три версии. Кто–то, почитав газеты, решил, что в любом офисе кампуса есть чем поживиться. Вторая – что Донахью сам спер кокаин, а партнеры решили с ним разделаться. – Тут Китайчик остановился, чтобы исполнить пару куплетов «Я пошел на птичий рынок» и залить воду в кофейник.

– Ты сказал – три.

– Хватит и двух, это в любом случае не наше дело. Лучше подумаем, как потратить уйму денег, не привлекая внимания.

– Китайчик, ты сам знаешь, что третья версия – единственно верная. Я сама сообразила: его убили с ведома правительства. Ну, что теперь? Переспишь со мной, как обычно, и на год исчезнешь из виду?

– Я по тебе соскучился, – обернулся к ней Гордон.

– Ох, Китайчик, до чего же ты глуп! Его прикончили, чтобы навесить убийство на тебя, если поймают, так что путь к отступлению отрезан. И вообще, давно известно, что причин разыскивать тебя более чем достаточно. А ты тут возишься с кофе, как последний кретин. Думаешь, раз я женщина, то ничего не понимаю. Ничему тебя жизнь не научила!

Китайчик Гордон усмехнулся:

– А что, у тебя есть хорошая идея?

– Конечно! Слушай: «Исследованиями, проведенными в рамках программы «УЛЬТРА“ в 1955–1970 годах в штате Оахака (Мексика), Теннесси (США) и еще в ряде регионов (см. приложения I–IX), на основе социометрических тестов установлен неожиданно высокий индекс корреляции…» А где эти приложения? – спросила Маргарет, ползая по постели, чтобы привести листы в порядок. – Ага, вот.

– А вот здесь наблюдается неожиданно высокий индекс тупости, – пошутил Гордон, почесывая живот. – За что и получил по шее ученый козел.

Стоя на коленях в постели, Маргарет зачитывала:

– «Предыдущие тесты показали, что традиционные методологии отличаются низким уровнем достоверности. В 1958 году в Теннеси впервые была применена система статистической демографии, где число перемещенных персон фиксировалось на каждом этапе периода возбуждения. Группы испытуемых размещались на специальных полевых станциях; покидавшим зону обеспечивали кров и пищу. Испытуемым сказали, что цель опросов – установить их права на получение государственного пособия. Причины, которыми испытуемые мотивировали свои действия, использовались для подтверждения гипотезы, что специальный стимул был независимой переменной, повергающей их в панику. Обнаружено, что выборка менее одного процента давала соответствующий коэффициент в допустимом диапазоне (0,65—0,9) при числе испытуемых не менее сотни».