Текст книги "Ученик мясника (сборник)"
Автор книги: Томас Перри
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
– Ну и что? – спросил Гордон. – Ожидалось наводнение, а он приезжал и спрашивал людей, насколько их это беспокоит.
– Нет. Это называется «период возбуждения в запланированной зоне». Может, он в приложениях все объясняет. Куда ты их дел?
– Там. – Он покорно слез с кровати и подошел к коробке, где на толстой стопке бумаг спал Доктор Генри Мецгер, слегка вздрагивая во сне, как будто подкрадывался к добыче. – Двигайся, шкура, давай перекладывай куда–нибудь свою блохастую задницу, – с нежностью сказал Китайчик, выволакивая кота.
Тот раздраженно мяукнул, и вдруг Гордон замер от боли. О черт, правая лодыжка! Ногу обхватила горячая влажная пасть. Он медленно повернул голову и увидел большой черный глаз. Собака лишь слегка тронула кожу зубами и теперь молча сидела с раскрытой пастью.
– Чертова псина схватила меня, – в ужасе вскричал Китайчик. – Ты видишь, проклятый кот научил ее подниматься по ступенькам, и теперь эта бестия намерена меня загрызть.
– Правда? Удивительно. Ах ты, умный котик Доктор Генри, – проворковала Маргарет, забирая котяру из рук Гордона в порыве нежности. Послышалось громкое самодовольное мурлыканье.
– Нечего его гладить, – нахмурился Гордон, – отдай сюда Генри Мецгера, может, тогда чертова скотина пожалеет меня.
– Ну не будь таким ребячливым, она же укусила понарошку, как будто это такая игра. Все, детка, наигрались, – пропела девушка, обращаясь к собаке.
Челюсти медленно разжались, и язык скользнул по ноге, как огромная шершавая кисть.
– Видишь, как слушается, – обрадовалась Маргарет.
Генри Мецгер тем временем спрыгнул на пол и выскочил из комнаты, задрав хвост, а за ним медленно проследовала гигантская черная собака. Когда она спускалась по ступенькам, казалось, что это взрослый человек старается идти на цыпочках.
– Ну их, – махнул рукой Гордон.
– А вот и приложения, – сообщила Маргарет, что–то извлекая со дна коробки.
«Оахака. В этих исследованиях стимул был выбран, исходя из этнологии региона (Смит, Гебхард, Роулэндс).
В исследованиях, проводимых в сельских районах Теннесси, крепкие семейные узы, обусловленные изоляцией и традиционными крестьянскими хозяйствами, упростили выбор стимула: избрали похищение детей, усиленное слухами, что это делается чернокожими для удовлетворения своих сексуальных потребностей.
В Мексике расовая напряженность и ксенофобия развиты в меньшей степени, напротив, в крестьянской деревенской общине визиты посторонних считаются приятным времяпровождением. Там существует другой набор уязвимых мест.
Так, Смит (1962) отмечал застарелый страх перед людоедством, который он вывел, анализируя ряд факторов, включая опусы католических миссионеров в XVI веке, описывавших поедание человеческой плоти ацтеками. Отчасти эти описания были использованы для объяснения Концепции существования потустороннего мира и таинства причастия, поэтому идея приобрела первостепенное значение для фольклора региона. Образ людоеда овладел обществом, как воплощенное греховное поведение (демоническое владение), но одновременно это поведение воспринималось как ступенька к достижению спасения. Данный случай представляет особый интерес, поскольку этнические жители региона – майя, а ритуальное людоедство отнюдь не было чертой их культуры, в отличие от ацтеков и тлакскала».
Маргарет взглянула на Китайчика, бросая бумагу на постель и хватая новый лист. Теперь она обхватила левой рукой правое плечо, как будто хотела защитить себя от ужасов, изложенных на этих страницах.
«Для работы с группой по разжиганию психической войны, поддержанной ЦРУ, исследователь выбрал двадцать мексиканских деревень с населением от ста до двухсот человек. Учитывая, что страх людоедства должен быть абсолютно изолирован от других, формой воздействия было избрано поедание недавно захороненных трупов».
Содрогаясь, Маргарет отшвырнула лист:
– Чудовищно!
– Вот здесь попробуй, если то не понравилось, – предложил Гордон, протягивая очередной листок.
«Пересмотр масштабов измерений для включения фактора непредвиденной опасности подсказал гипотезу, которую «УЛЬТРА“ использовала в сложных городских сообществах. Первый удачный опыт был проведен в 1954–м в Гватемале, подробные социологические и методологические отчеты хранятся в ЦРУ. В 1959–м, когда масштабы фальсифицированных страхов, насаждаемых «УЛЬТРА“, достигли значительных масштабов, дирекция любезно предоставила доступ ко всем необходимым документам проекта…»
Глава 14
«…Дирекция любезно предоставила доступ ко всем необходимым документам проекта». Дочитав, Портерфилд швырнул бумаги на стол. Поднимаясь, чтобы прогуляться к окну, он ощутил, что просидел в неудобной позе дольше, чем следовало. При первом же шаге левая связка напомнила о себе, так бывало примерно раз в год, – вялый пульс и слабость в ноге, как будто дали пинок в коленную чашечку. Он полагал, что это возраст, и старался не обращать внимание на тот факт, что годы стали лететь быстрее, а вещи сильнее изнашиваться…
Портерфилд внимательно осмотрел огромную стоянку близ международного аэропорта Лос–Анджелеса, протянувшуюся на несколько миль в туманной утренней дымке. Как все изменилось с начала 60–х… Раньше начальником здешнего отделения был Поль Камерон, когда–то, в период второй мировой, солдат стратегической службы США. 50–е годы он провел на Филиппинах, переходя пешком через джунгли из одной деревушки в другую с группой осуществления карательных операций против повстанческого движения. В 1961–м, когда Портерфилд впервые повстречал его, это был поджарый и крепкий мужчина лет пятидесяти, так долго пробывший на войне, что возвращение грозило психологическими проблемами. Портерфилд тогда занимал фиктивную должность президента авиалинии в Майами. Настоящими там были только деньги, выплачиваемые за ремонт самолетов и жалованье пилотам, летавшим в 60–е годы маршрутом Лос–Анджелес – Юго–Восточная Азия. Вскоре Камерона уволили, и лишь годы спустя Портерфилд узнал, что причиной послужил доклад на имя директора Компании, в котором тот призывал отказаться от всего предприятия, пока не стало поздно.
Сейчас здесь все изменилось. Новые офисы Компании отличались от зданий аэропорта разве только тем, что выросли намного быстрее. Современные восьмиэтажные конструкции из тонированного стекла и стали, казалось, заполнены компьютерным оборудованием для отслеживания самолетов и спутниковой связи. Знакомые лица уже давно не попадались Портерфилду в коридорах. Большинство сотрудников были слишком молоды, чтобы слышать о Поле Камероне. Теперь здешним шефом стал Госсенс, начинавший как инженер–электрик в какой–то компании, связанной с НАСА и ВВС.
Портерфилд с воспоминаний переключился на оценку риска, произведенную экспертами из Лэнгли. Ужасно, если что–либо произойдет в Лос–Анджелесе, который простирается на восемьдесят миль с севера на юг, от Сан–Фернандо до Мисьон–Вьехо, и еще на восемьдесят – с запада на восток, от Сан–Бернардино до Таузенд–Оакс. Так называемое Сити Лос–Анджелеса – лишь небольшая часть целого, огромной территории, где ежедневно ночует больше четырех миллионов человек. В утренний и вечерний час пик множество автомобилей заполняет автострады. Меры, принимаемые начальниками из Лэнгли, только все усложняют.
Эта зона заполняется в рабочее время таким количеством людей, которых хватило бы, чтобы населить целый штат, здесь – целый город офисов: пять тысяч одних копов, шерифов и их помощников плюс автоинспекция Калифорнии… В Нью–Йорке, правда, полиция имеет двадцать пять тысяч копов в своем распоряжении. Впрочем, шанс поймать банду террористов в большом городе настолько мал, что даже зубры из Лэнгли сбросили его со счетов. Каких только инцидентов здесь не произошло в прошлом году: армяне выступали против турок, безобразничали две клики изгнанных иранцев и три корейские банды, которых Компания усмирила каким–то взаимным соглашением. А что творили ирландские боевики, израильтяне, вооружившиеся против палестинцев, ливийцев и сирийцев, а чего стоят конкурирующие сообщества беженцев из Аргентины, Чили, Сальвадора, Коста–Рики, Никарагуа, Перу, Боливии, Кубы… Их невозможно выследить и изолировать: бандиты благополучно растворяются среди латиноамериканского населения Лос–Анджелеса, оцененного в один миллион. Есть и относительно малочисленные группировки: франко–канадские сепаратисты, правые и левые индонезийцы, филиппинцы, вьетнамцы. Пять раз было атаковано советское консульство: курдами, афганцами, поляками, турками и группой, не назвавшей себя. Теперь трое смуглолицых мужчин, предположительно кавказцев, совершают налет на незащищенный корпус университета и исчезают. Вопрос не в том, чтобы схватить их, а в том, чтобы предугадать, какой урон для Компании могут нанести их дальнейшие действия.
Портерфилд снова перелистал отчет из Лэнгли. Люди Компании, занимающие должности в газетах и на телевидении, должны быть немедленно сокращены, если обнаружится утечка документов Пентагона. Лучше бы директор не впадал в панику, а просто тихо устранил Донахью. Да, убрать или дискредитировать – это спасло бы положение, просочись информация в печать. Специальная группа уже работала над созданием медицинской карты Донахью, где документально подтверждались периодические курсы лечения в психиатрических больницах, с тех самых пор, когда профессор еще учился в Мичиганском университете. Другая группа трудилась над созданием фиктивной истории его политической деятельности с левым уклоном. Сфабриковали фотографии, на которых он изображен в кубинском и советском посольствах в Мехико, и т. д. на случай, если бы история такого рода могла понадобиться. Любые возможности могли пригодиться на случай, если бы Донахью не был убит, но и этот вариант проигрывала специальная команда.
Следовало решить вопрос, как держать в руках тех, кто забрал бумаги Донахью. Портерфилд снова вгляделся в здание аэропорта. В день через него проходит семьдесят семь тысяч пассажиров. Нет, слежка невозможна. Чтобы предугадать их действия, следует знать, кто они такие.
Портерфилд повертел в руках приглашение – карточку с типографской надписью. Вас с нетерпением ожидают там–то, тогда–то, во столько–то. На сей раз предстоял коктейль выпускников лос–анджелесской ветви университета Корнуэлл в Шератон–отеле, апартаменты номер 702. В другой раз это может быть съезд кардиологов, и все приглашенные будут выглядеть как доктора.
Он легонько постучал в дверь и, когда она отворилась, тихо произнес:
– Ты.
Высокий негр кивнул и тут же подошел к телевизору прибавить звук. Ему под сорок, ничуть не изменился, подумал Портерфилд, а вслух сказал, указывая на круглый стол с двумя бокалами виски:
– Еще кто–нибудь есть?
– Никого. Ну? За те пять лет, что мы не виделись, ты не стал лучше – все такой же упрямый жирный бык. Сядешь?
– Спасибо, Джи Кей. – Взяв бокал, Портерфилд расположился за столом. – И давно ты в Лос–Анджелесе? Ты новый посланник Уоттса?
Глядя на экран телевизора, Джи Кей пожал плечами:
– Я не в Лос–Анджелесе, Бен, и мне абсолютно нечего тебе сказать.
– Понимаю, ты приехал, чтобы доставить мне удовольствие. Ты совсем не обязан это делать. – Он сделал глоток.
– Они допускают ошибки.
– Это им известно.
– Первая – когда по поводу ограбления в университете послали запрос каждому начальнику отделения по внутренним операциям.
– Да, я это остановил. Возможно, слишком поздно, но…
Джи Кей усмехнулся:
– А кто прикончил профессора? Ты сам?
– Нет, для этого я слишком стар. Это вторая ошибка?
– Нет, черт побери, ошибка в том, что об этом знает слишком много народу.
– Ну и что? Что они конкретно могут знать?
– Мы выдвинули рабочую версию, согласно которой профессор, разрабатывавший некоторые детали психической войны, потерял свои бумаги. Его убрали, а бумаги попали в руки тем, кто намерен извлечь из них выгоду. Похоже на правду?
– Примерно.
– Есть шанс исправить положение?
– Сам понимаешь, что бумаги, возможно, уже в Москве. А может быть, они в руках какой–нибудь группки, которая вздумает все опубликовать и передаст материалы в газету, которую финансирует Компания. Все может быть.
– Ты часто думаешь об отставке? – поинтересовался Джи Кей.
– Когда жую на левой стороне. Надеюсь в качестве награды получить вставную челюсть.
– Кое–кого беспокоит, что люди, заполучившие бумаги, знают, как их применить. Я уже получил две просьбы о перемещении, обе от людей, боящихся оказаться в столицах дружеских государств в тот день, когда будет обнародовано, чем они там занимаются на самом деле.
– Ничего удивительного, – рассмеялся Портерфилд. – Я уже просил директора отозвать таких людей. Большинство вышли в отставку.
Джи Кей отошел к окну.
– Бен, с тобой разделаются. Ответы на эти просьбы прошли через мой отдел, я все видел. Просьбы отклонены, и знаешь, кто подписывал приказы?
– Нет.
– Ты.
– Понятно. Спасибо, Джи Кей, – выдавил Портерфилд.
– Что я могу для тебя сделать?
– То же, что и всегда, что считаешь нужным. Попался тот, кто уверен, что попался. Найди приказы и изготовь бумагу, подписанную моим именем, – как будто я аннулирую свои приказы.
– А что ты предпримешь?
– Может, побеседую с директором.
– Если сможешь попасть к нему.
– Что ты имеешь в виду?
– В тот год, когда меня не было в стране, они производили ревизию. Когда это было?
– В семьдесят пятом.
– Судя по тому, что я вчера наблюдал в Лэнгли, грядет то же самое. Они боятся за директора. Приставили к нему телохранителей. Они боятся, что из–за огласки этого дела кое–кто в Компании решит, что настало время взять все в свои руки.
Глава 15
– Где это мы? – поинтересовалась Маргарет.
– Видишь надпись? – Китайчик Гордон высунул в окно локоть и включил левый поворот.
– Какую?
– Да вот – «Стоянка сзади». – Он махнул на пятифутовую вывеску, горящую алыми неоновыми буквами. Вывеска самого бара или ресторана не горела, поэтому название можно было прочесть лишь при дневном свете.
– Прелестно.
Китайчик выехал на темную аллею и припарковался около пятнисто–серого «шевроле» 1968 года. Выйдя, Маргарет обнаружила, что стоянка представляет собой огромный прямоугольник, окруженный стенами, в углах которого беспорядочно брошены пятьдесят – шестьдесят машин.
– Выглядит как плацдарм для уничтожения.
– Просто конец недели, – пояснил Китайчик. – Надо будет нам выехать отсюда пораньше, до того, как начнется всеобщий разъезд, так что самое интересное мы пропустим.
– С большим удовольствием пропущу.
– Если мы хотим встретиться с Иммельманом, то это здесь. Мамашу Мейсон он навещает только по четвергам.
Они толкнули дверь и окунулись в спертую прокуренную атмосферу. Где–то надрывался тенор с южным акцентом, перекрывавший аккомпанемент бас–гитары. Невольно содрогнувшись, Маргарет оглядела темноватое помещение, похожее на пещеру, через которое тянулся длиннейший мраморный бар с семью барменами. Черную закопченную стену подпирала четверка мужчин с выправкой и тяжелым взглядом копов. Вокруг расставленных там и сям столиков публика веселилась, пила и пела, музыка так грохотала, что уже не воспринималась как музыка, казалось, будто находишься внутри какого–то механизма с работающими полуразбитыми поршнями и шестеренками. Маргарет проследовала за Гордоном сквозь стену полупьяных мужчин, близко вдыхая запах пота и сигарет, исходивший от их ковбоек, ориентируясь на маячившую впереди спину Китайчика, за которую ей хотелось ухватиться, чтобы не пропасть. Один мужик, орущий какую–то песню, приостановился, чтобы выдохнуть ей вслед вместе с запахом пива и курева: «Ты уже получила все, что хотела, крошка?»
Она подумала, что Иммельман прав, называя своих девушек, чьи имена он никогда не удосуживался запомнить, «крошка» или «солнышко».
За столиками сидела масса людей в головных уборах – девушки в ковбойских шляпах, один мужчина в бейсбольной кепке, некоторые носили что–то фирменное от «Катерпиллар» или «Питербилт». Одна шляпа, оливково–серая с черными сержантскими полосками, выглядела особенно изящно.
Китайчик Гордон приволок ее в самый темный угол, где Кеплер с Иммельманом наливались пивом, запивая его виски. При виде Маргарет пошатывающийся Иммельман галантно отодвинул для нее стул, а затем поднял руку, подзывая вертевшуюся поблизости официантку. Она тут же подбежала на невозможно высокой платформе, что заставило Маргарет поморщиться, и наклонилась, изображая абсолютное внимание и расторопность.
Когда Китайчик Гордон заговорил, Маргарет удивилась, что здесь можно что–то расслышать. Казалось, шум куда–то отодвинулся.
– У нас возникла новая идея. Следует ее обсудить.
Иммельман ухмыльнулся и махнул лапищей в сторону Кеплера:
– Какое совпадение! Я только что излагал свою новую идею Кеплеру.
– Не слушай, Китайчик, – отреагировал Кеплер, – он безнадежно отстал от жизни. Я только из жалости делаю вид, что воспринимаю его всерьез.
– Так что у тебя за идея? – спросила Иммельмана Маргарет.
– Спасибо, что спрашиваешь, сладкая моя, – расчувствовался Иммельман. Он был слишком пьян, чтобы вспомнить ее имя. – У нас отличная возможность удачно вложить капитал. Я, если вы помните, родом из фермерского края.
– В жизни бы не подумал, – бросил Кеплер, но Иммельман не обратил внимания на вражеский выпад.
– Так вот, мы можем утроить или даже учетверить наш капитал за год… или за два, если прямо сейчас купим за бесценок землю в Саскачеване.
– Здорово! – похвалил Китайчик. – Это там, где зимой пятьдесят градусов ниже нуля, да?
– В этом вся прелесть, – обрадовался Иммельман, – именно поэтому там мы прикупим лучшие земли, мили и мили земель…
– А в чем сама идея? Нефть? Минералы? – добивался Китайчик.
– Минералы – дерьмо! – отрезал Иммельман и обернулся к Маргарет. – Прости, солнышко.
– Бог простит, – успокоил его Кеплер и пояснил для Маргарет: – Это он съел что–то не то.
Наклонившись вперед, Иммельман неимоверно серьезно заявил:
– Не минералы. И не нефть. Это – биффало.
– Биффало? – в изумлении переспросил Гордон.
– Ну да. Биффало – помесь коровы и буйвола. Мясо по вкусу как говядина, а существовать животные могут в самом тяжелом климате. Саскачеван идеально подходит для этой цели. Вперед, на север, где дешевая земля и не всякий скот выживает!
Китайчик Гордон посмотрел на Маргарет, которая сидела, опустив глаза. Кеплер попытался воздействовать на расходившегося Иммельмана:
– Послушай, но ты же взрослый человек. Когда тебе говорят, что нечто по вкусу напоминает что–то другое, ты ведь понимаешь, что надо пробовать самому? Ты ведь у нас прошел во флоте суровую школу жизни, да?
– Ага.
– Тебя там заставляли пробовать змею со вкусом цыпленка, ведь так? И ты отлично знаешь, черт возьми, что цыпленок там и близко не стоял и что у змеи вкус змеи. А у броненосца…
– Все так, – пьяно оправдывался Иммельман, – но это потому, что про все самое мерзкое говорят, что у него вкус цыпленка. Если бы про биффало так сказали, я бы сразу понял, что это вранье. Но у биффало правда вкус говядины.
По внезапно упавшей тени от бюста Маргарет поняла, что вернулась официантка с подносом. Может, выпивка поможет пересидеть этот тошнотворный разговор.
– Весь мир мечтает о говядине, – объявил громогласно Иммельман.
– Хотите заказать что–нибудь из еды? – обратилась к нему официантка.
– «По твоей одежде, парень, вижу я, что ты ковбой», – пропел Гордон, заменяя «ковбой» на «биффало–бой». Иммельман укоризненно посмотрел на него, но Китайчик все же закончил: – «Приезжай ко мне на ранчо, мы подружимся с тобой».
– Все–таки ты чокнутый, Китайчик, – констатировал Иммельман. – Я ведь серьезно предлагаю, превратить наши… гм, гм… акций, которые, сам понимаешь, несколько ненадежны, в реальные вещи – землю и скот.
– Послушай, – вмешался Кеплер, – гораздо более реально грабануть кого–нибудь в Лас–Вегасе. Степень надежности – пятьдесят процентов.
– Вы уже все обсудили? – наконец подала голос Маргарет.
– Я еще собираюсь выпить и послушать, что эта парочка расскажет, – пояснил Кеплер. – Эй, Китайчик, разъясни мне наконец свои планы. А я попробую растолковать этому пьянице.
– Не думаю, чтобы для моего предприятия понадобились большие деньги, – начал Гордон, – зато если мы начнем, то не потонем в пьянстве, безделье и преждевременной старости.
– Что, опять ночные прогулки?
– Подумываю. Кстати, Иммельман, если ты таки переедешь в Канаду, то возьми с собой этого гигантского мутанта…
– Китайчик! – оскорбилась Маргарет.
– Вот именно. Кстати, это идея Маргарет. – Он наклонился к своим слушателям. – Те бумаги, которые я прихватил той ночью, принадлежат убитому профессору, вкалывавшему на ЦРУ. В основном там какая–то ахинея, но некоторые места достаточно понятны, чтобы состряпать неслабую публикацию для какой–нибудь газетенки.
– Шантаж? – моментально врубился Иммельман. – А не боишься, что нас могут выследить?
– Все имеет свои преимущества. Наше – секретность.
– Скорее, сообразительность, – встрял Иммельман.
– Я – за, – взмахнул руками Кеплер. – Все ясно, понял. Они беспокоятся, как бы секретные бумаги не получили огласки, и готовы выложить за это денежки.
– Вот–вот, – подтвердил Гордон, – если мы захотим припугнуть мэра Лос–Анджелеса, он не сможет заплатить, даже если захочет, но…
– Они нас просто тихо прикончат, – сообщил Кеплер, – и все–таки интересно, кто же убрал профессора?
– Его смерть подтверждает, что у нас в руках нечто ценное, – важно заявила Маргарет.
– Давай избавимся от них, солнышко! – пропел Иммельман нежным голосом. – Пошли прочь от этих психов. Пойдем, отправимся со мной в страну полуночного солнца…
– В Швецию, что ли? – заинтересовалась Маргарет.
– Заткнись, – утомленно рявкнул на приятеля Кеплер. – Мне нравится эта идея – продать чертову писанину. Ты уверен, что бумаги достаточно хороши?
– Без сомнения, – откликнулся Китайчик. – Главное – запросить не больше, чем стоит поохотиться на нас.
– Ну, сколько примерно? – Глаза Кеплера алчно загорелись.
Эрудированная Маргарет подала голос:
– Я читала, что уик–энд президента в Лос–Анджелесе – обслуга, охрана и прочее – всякий раз обходится в пять миллионов долларов.
– Я бы оценил в диапазоне от десяти до двадцати миллионов, – задумчиво сказал Китайчик, исследуя свою рюмку на свет.
Кеплер швырнул деньги на стол.
– Пойдемте читать!
Компания двинулась к выходу. В толпе Маргарет незаметно приблизилась к Иммельману и шепнула:
– Тебе вряд ли будет интересно.
Иммельман склонился над ней:
– Сначала достанут тебя, но ты ведь не существуешь, поскольку исчезло твое свидетельство о рождении. Однако есть люди, вроде меня, которые могут припомнить, что такая–то существовала. Но очень скоро их свидетельства тоже исчезнут, и они перестанут существовать.
Протискиваясь между двумя потными завсегдатаями, один из которых нарядился в меховую жилетку, Маргарет спросила своего спутника:
– Ты полагаешь, что изрек сейчас нечто осмысленное?
– Дай–ка я пройду вперед – вдруг тебе понадобится кто–нибудь высокий.
– Высокий?
– Весьма скоро ты сильно влипнешь, детка.