Текст книги "Ученик мясника (сборник)"

Автор книги: Томас Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Глава 16

«Анализ и использование методов скрытого террора. 825074. Текущая фаза исследований, проводимых в рамках «УЛЬТРА“, – наиболее яркая попытка проверить, как работают способы управления психофобическим поведением. Приведение в исполнение плана специальных операций, разработанных ЦРУ, даст возможность проверки классическим эмпирическим способом психометрических предсказаний, разработанных «УЛЬТРА“.

В 1978 году правительство Мексики обнародовало предварительные секретные геологические отчеты о месторождениях Чиконтепе, пространства в семьдесят миль длиной и семнадцать шириной вдоль Мексиканского залива, между Тампико и Поса–Рика. Возможно, запасы нефти в этой зоне вдвое превышают те, что находятся на Арабском полуострове. В связи с возросшим экономическим и стратегическим значением месторождений Чиконтепе ЦРУ было предложено разработать соответствующие меры безопасности».

Устало моргая глазами, Портерфилд бросил лист на стол.

– А у профессора Донахью было разрешение на реализацию особого плана в случае непредвиденных обстоятельств?

Заместитель директора, выразительно подняв брови, пожал плечами, не сдвигая при этом искусно подогнанных плечиков синего пиджака.

– Насколько я понимаю, на такой случай у него имелись альтернативы. Эти исследования были положены в основание пирамиды, поэтому все препятствия на его пути устранялись.

– А Моррисон знал о планах по Мексике?

– Сомневаюсь. Разве что на теоретической стадии.

Портерфилд застыл, нажимая пальцами на глазные яблоки. Затем он отнял руки от лица, холодно и настороженно глядя на заместителя. Тот молчал, рассматривая комнату, как будто видел ее впервые. Наконец, блуждающий взгляд остановился на Портерфилде с дружеским выражением.

– А знаете, Бен, есть у нас кое–какие планы. Вообще планы есть всегда и на все. Сказать вам, что представляли собой планы по Мексике, когда я оставил прежнюю работу, чтобы прийти сюда? Один из них – высадка морского десанта Вудро Вильсона в Веракрус. Черт возьми, однажды это сработало – так они рассуждали.

– Значит, вы с директором решили…

– Вовсе нет, – скромно отмахнулся заместитель. – Я был лишь одним из многих, кто советовал Компании действовать, чтобы в одно прекрасное утро не обнаружить, что русские завладели крупнейшими месторождениями нефти в Восточном полушарии или выпустили в Мексиканский залив все береговые нефтяные скважины. – Он забарабанил пальцами по столу. – Помните, какая была тогда ситуация? К 1961 году все государства, кроме Мексики, уже разорвали отношения с Кубой.

– Ладно. Сейчас этот план или же его часть – в руках иностранных террористов. И прошло уже два дня. Что дальше?

– Именно это директор и хочет сообщить через вас. Это промах, я не отрицаю. Наша команда стоит на своих позициях, и профессор Донахью упускает мяч. Настал ваш черед вступить в игру.

– Что было предпринято, чтобы вывезти людей, которые могли засветиться?

– Кажется, пара начальников поддалась панике и начала сворачивать сети, но мы отменили их приказы, даже вернули нескольких слабонервных прямо из аэропортов.

– Почему?

– Почему? – улыбнулся заместитель. – Бен, черт возьми, вы старый конь, провели много лет в разных странах Латинской Америки, и вы никогда ниоткуда не бежали. Если мы вытащим оттуда каждого, кто упомянут в отчетах Донахью, то потеряем половину людей в пяти–шести странах и развалим собственные сети. А ведь большинство наших людей – даже не американцы. Куда их девать? Если мы даже намекнем, что эти бумаги существуют, они тут же выдадут себя попыткой сбежать.

– Немедленно выводите их.

– Что?

– Выводите их, – грозно повторил Портерфилд. – Если мы вернем бумаги, то успеем послать всех обратно. Но на данный момент ясно, что легко мы их не заполучим.

– Бен, это невозможно. Это единственное, чего мы не можем сделать. Ведь потом потребуются годы, чтобы возродить с трудом созданные точки опоры.

Руки Портерфилда метнулись через стол и схватились за галстук заместителя. Пальцы погладили нежный шелк, как будто их хозяин приценивался к вещи. Раздался тихий внятный голос:

– Вы и директор совершенно рехнулись. Как и покойный профессор Донахью.

– Вы переходите границы, – прохрипел заместитель, обливаясь потом.

Портерфилд холодно уставился на него:

– Вы очень много размышляете о планах в случае непредвиденных обстоятельств и о стратегических целях. А теперь подумайте, что будет, если эти бумаги окажутся прямо сейчас в офисе шефа государственной безопасности, скажем, в Буэнос–Айресе, или в Мехико, или в Сантьяго. Я отлично знаю, как сворачивают сеть. Только сейчас все будет по–другому. Команды смерти и тайная полиция прекрасно работают, благо много практикуются, и всегда упускают немногих.

Заместитель попытался вскочить на ноги, но Портерфилд сильно потянул за галстук, тот захрипел, из глаз брызнули слезы. Портерфилд ослабил хватку, и тот быстро пришел в себя:

– Раз вам так понравился мой галстук, закажу вам такой же у моего портного.

– Не стоит. Вряд ли он принесет мне удачу.

– Читай раздел по мексиканскому проекту, – потребовала Маргарет. – Похоже, это самый крутой.

Кеплер осторожно просматривал бумаги, отставляя текст подальше от глаз.

– А, вот про тактику. Это я пойму.

«Важно создать в сознании населения тесные связи между правительством и привилегированными классами и поселить взаимную враждебность. Одновременно необходимо убедить людей, что на любой кризис правительство отреагирует репрессиями по отношению к подозрительным низшим классам. Наиболее приемлемый механизм для реализации первой фазы программы – действия министерства здравоохранения. За последние десять лет ему вменялось в обязанность всевозможными способами развить семейную гигиену: прививки, осушение болот и т. д.».

– Тоска, – пробормотал Кеплер, перелистывая несколько страниц.

«…особенно эффективна продукция, распространяемая министерством через сеть государственных магазинов: зараженное детское питание, токсичные тампоны…»

– Что? – ужаснулась Маргарет.

– То, что слышала.

– Лучше бы я не слышала.

– Омерзительно, – прокомментировал Кеплер, – но это совсем не то, что нам нужно.

– А что, к дьяволу, нам нужно?

– Этого хватит, чтобы прикончить нас, – пробормотал Иммельман. – Представляете, что будет, если такое попадет в газеты? Думаете, они испугаются? Откажутся, и все. Нет, нам нужно не просто припугнуть их обнародованием, а найти такое, что заставит их по ночам просыпаться в холодном поту.

– По–моему, этих посягательств на народ дружественной страны вполне достаточно, – заявила Маргарет.

– Нет, – отозвался Кеплер. – Подобные планы у них наверняка имеются для любой страны, включая Антарктику. Все это ничего не значит, если не проводить в жизнь, а они не проводят.

– Взгляни на страницу четыреста тридцать пять, – посоветовал Китайчик.

Кеплер полистал страницы и прочел: «Секретарь помощника министра несет ответственность за то, чтобы ответ соответствовал одному из четырех вариантов, которые тот обязан помнить наизусть…»

Он вновь перелистал вперед.

«Начальник полиции деревни Калиенте должен…»

– Ты прав, Китайчик. Это то, что надо: упомянуты агенты на местах, которых можно установить.

До них донесся скребущий звук. Гордон повернулся, чтобы взглянуть на Доктора Генри Мецгера, закапывавшего свою миску под коврик, – любимое представление, рассчитанное на публику, апофеозом которого являлось сворачивание ковра в огромный холм.

– Я занят, Доктор Генри. Покормлю тебя попозже.

Генри Мецгер прошествовал в спальню, по пути потеревшись о ноги Маргарет, затем, покружив по комнате, вскочил на постель и, пройдя через разбросанные листы, плюхнулся ей на колени.

Еще какой–то звук донесся снизу. Это было странное царапанье, как будто что–то тяжелое волокли по бетонному полу. Потом что–то подняли на лестницу, или оно само поднялось. С каждой минутой нечто приближалось к комнате.

– Не может быть, – проговорил Гордон.

При звуке его голоса шум усилился, стук шагов превратился в топот.

– Для копа с деревянной ногой слишком быстро, – прокомментировал Кеплер.

В дверях возникла черная собачья морда с распахнутой зубастой пастью, из которой свешивался огромный язык. Она громко дышала и, казалось, не чувствовала, что дверь прищемила хвост, когда она им завиляла.

– Небось услышала про твоих биффало, – сказал Кеплер Иммельману. Между тем его рука бессознательно метнулась к правому сапогу.

Генри Мецгер свесил голову с колен Маргарет и приоткрыл глаза, продолжая мурлыкать.

– Она была привязана веревкой с двойным морским узлом, которым удерживают авианосцы в доке, – пояснил Китайчик.

Собака побрела в глубь комнаты, стуча по полу когтями, за ней тянулась толстая веревка, привязанная к ошейнику.

– Ты ее снаружи привязал? – поинтересовался Кеплер. – А если бы она сожрала почтальона или детсадовскую группу? Хоть бы узел приличный завязал.

– Не сердитесь на песика, – пропела Маргарет. – Он соскучился по Мецгеру, а тут услышал голоса…

– Смотри, Китайчик, она сжевала веревку, – обрадованно сообщил Иммельман.

– Может, ты привел с собой обезьяну, чтобы та помогла ей развязать узел? – рассердился Гордон. – Да вы что, ребята, оглохли? Она же просто–напросто выломала четырехдюймовый болт из стены. Небось приволокла за собой полстены моего гаража.

– Это полностью подтверждает мое мнение, что ни один нормальный человек не будет держать такого пса снаружи, не важно, привязанного или нет, – убежденно сказал Кеплер.

– Ни один нормальный человек вообще не будет держать такого пса, если еще один такой экземпляр существует. И уверяю вас, что держать подобную скотину можно только снаружи. Видали, сколько она жрет? Так вот, уверяю вас, что и кое–что противоположное она делает в том же объеме.

– Ужас, – согласился Иммельман.

Между тем собака подошла к Маргарет и ткнулась мордой в кота, занявшегося вылизыванием правой лапы. Левую он положил на нос собаки.

– Не волнуйся, Китайчик, если она сожрет ребенка, то заглотит также его велосипед или коляску, так что доказательств не останется, – успокоил хозяина Кеплер. – А теперь, если в комнату не войдет еще крокодил или парочка ядовитых змей, я предложил бы вернуться к делу.

Китайчик Гордон с трудом оторвал взгляд от собаки.

– Итак, телевидение и газеты считают нас террористами. Этот козел со стоянки так здорово нас описал, что непонятно, белые мы или цветные. Думаю, что он боится цветных, так что…

– Я читала, что вы – новая группировка независимых самоанцев, – поделилась эрудицией Маргарет.

– Идея! – воскликнул Иммельман. – Знаете, кем мы можем заделаться? Корейцами! Пошлем им записку о выкупе по–корейски. У меня есть подружка, которая знает этот язык и так классно пишет – похоже на о, i, l – и все сбоку, и задом наперед, и пишется снизу вверх.

– Прекрати, – безжалостно оборвал Гордон. – Зачем ввязывать твоих подружек?

– А мы дадим ей что–нибудь длинное для перевода, а потом вырежем слова, которые нам нужны…

– И получим ответ на корейском, – догадался Кеплер. – Блестяще! Но Китайчик прав, они считают, что мы террористы, твердые орешки, и прекрасно. Еще лучше, что они не знают, откуда мы. Но ежели они решат, что мы из какой–то определенной страны, то сразу же начнут думать, какими потерями это для них обернется, и, возможно, в итоге не захотят заплатить.

– Чем меньше информации мы выдадим, тем лучше, – подтвердил Гордон.

Собака меж тем отвернулась от Маргарет и подошла к Гордону, по ступенькам прошлепала веревка с болтом.

– Проклятье, – тихо сказал Китайчик.

Псина перекинула передние лапы через его колени, а задними попыталась оттолкнуться от пола.

– О Господи, – пробормотал несчастным голосом Гордон, когда собака, издав приглушенное рычание, потянулась носом к его горлу.

– Ну не прелесть? – умилилась Маргарет. – Она хочет сесть к тебе на колени, как Доктор Генри. Но она слишком большая.

– Маргарет, – тихим придушенным голосом проговорил Китайчик, – эта тварь намерена перегрызть мне глотку.

Пасть собаки была закрыта, но два жутких клыка поблескивали из–под полуопущенной черной губы.

– Чего это она? – нервозно спросил Кеплер Иммельмана. Тот рассудительно прищурился:

– Маргарет права. Она пытается приласкаться и помурлыкать.

Глава 17

Поджидая, пока телефон прозвонит в четвертый раз, Портерфилд представлял себе, как при первых звуках Элис откладывает книгу и идет из гостиной на кухню.

– Алло? – Сдержанное равнодушие делало ее голос абсолютно чужим, зато когда она узнавала, кто говорит, звук ее речи становился таким милым и ласковым…

– Здравствуй, родная.

– Бен, я как раз гадала, принять ванну или подождать немного. Я могла бы пропустить твой звонок.

– Скоро я приеду. У тебя все в порядке?

– Конечно. Ты скучаешь?

– Я всегда по тебе скучаю. Вернусь через несколько дней.

В ее голосе улавливалось что–то неординарное. Уже тридцать лет, как он звонил Элис из разных мест, порой за тысячи миль от тех городов, где якобы находился, и давно научился различать все оттенки ее интонаций. Сейчас она явно что–то утаивала.

– Ну, что ты поделываешь?

По еле слышному вздоху он почувствовал, что она решилась сказать:

– Вчера обедала у Комптонов, Полины и Чарльза.

– О, мы с ними не виделись года четыре. Почему вдруг решили возобновить знакомство?

Чарльз Комптон ушел в отставку вследствие чистки 1977 года и стал страховым агентом. Когда–то супруги Полина и Чарльз входили в небольшое число знакомых Портерфилдов. Только общаясь с парами, связанными с Компанией, можно было не испытывать неловкости по поводу того, что о делах говорить запрещено, и не соблюдать невероятную осторожность насчет дат и городов, всплывавших в светских беседах. Все четверо расслаблялись, болтая об обыденной жизни: детях, книжных новинках, лучших фильмах недели.

– Я толком не поняла, – подумав, сказала Элис. – Просто Полина позвонила вчера вечером и сообщила, что весь день они пытались найти нас через офис фонда. Видимо, я была утешительным призом.

– Ты хорошо провела время?

– Они были очень милы, Полина отлично готовит.

– Похоже, пришлось поскучать? Так в чем же дело?

– Он очень изменился. Нет, мы, конечно, все изменились, не мне с моей сединой об этом говорить… Ты, знаешь, Бен, он был пьян.

– Что ж, работая в сфере бизнеса, человек постоянно испытывает стресс и вынужден расслабляться. Так о чем вы говорили?

– Так, ни о чем. В основном Чарльз пил и спрашивал о тебе, но когда я уходила, сказал одну странную вещь. Точнее, ничего странного, а просто сказал странным тоном: «Передай Бену, чтобы не покидал старых друзей».

– Ну что ж, позвоню ему, когда вернусь. Может, даже выпью с ним, если он так проводит свободное время.

– Придется. Ну, ладно. Старых жен тоже не покидай, слышишь?

– Никогда. Ладно, я закругляюсь, а ты прими ванну и ложись. Позвоню завтра.

– Доброй ночи, Бен.

– Спи спокойно, детка.

Усевшись на край постели, Портерфилд вглядывался в заоконное ночное пространство, в простиравшийся на многие мили город, который светился в центре яркими неоновыми лампами, редевшими по мере приближения к окраинам. Он уже давно отдалился от Чарльза Комптона. Иногда доходили известия об отставных агентах – многим из них было чего бояться. Он представил на минуту, что кто–то вышел на досье Комптона, но тут же прогнал эту мысль. И бумаги Донахью ни при чем. Нет, Комптон ему не нужен.

Китайчик Гордон прогуливался по огромному газону, чувствуя под ногами эластичный слой влажной травы и наслаждаясь вечерним благоуханием свежего теплого воздуха.

– Как площадка для гольфа, – сказал он. – Официальный федеральный клуб на бульваре Уилшир.

– Ты уверен, что это удачная мысль? – осторожно спросил Кеплер.

– Отличная! Слушай, ты не замечал, что делают садовники, когда засоряются опрыскиватели?.. Как прекрасно: целебная трава, красоты заката, свежесть ветра… Учись получать удовольствие, выращивая нечто живое. – Он глубоко вздохнул и сквозь зубы выпустил воздух. – Расслабься, не держи тяпку так, будто собираешься треснуть кого–то.

Кеплер уставился в сиреневое небо, окружавшее массивную постройку. Меж тем Китайчик пытался отрегулировать засорившийся опрыскиватель. После нескольких пробных струй затея удалась. Кеплер услышал радостный смех, а затем зазвучало попурри из маршей под аккомпанемент шипения опрыскивателя, который Гордон держал в левой руке как волынку.

Кряхтя, Кеплер срезал очередной клок дерна садовой лопаткой, затем, копнув на пару дюймов вглубь, зарыл бутылку. Поднимая голову, он всякий раз видел разгуливающего с опрыскивателем в руках Китайчика, который с песнями орошал газон серебристой жидкостью.

По бульвару катилась вечерняя лавина автомобилей, фары отражались на полированном металле капотов, магазинные витрины сияли, на неосвещенных сторонах зданий мерцали неоновые тени.

Когда марши в исполнении Китайчика зазвучали громче, Кеплер подвинулся, чтобы не попасть под затейливый фонтанчик. Гордон остановился, закрыл кран на опрыскивателе и изрек:

– Завтра взору государственных служащих предстанет прелестный образчик декоративного садоводства.

Улыбаясь, он продефилировал вдоль газона, а около автомобиля осторожно завернул опрыскиватель в одеяло и засунул в дорожный чемодан, после чего обратился к приятелю:

– Ну, чего ты замолчал?

– Ничего.

– А все–таки?

– Пытаюсь найти нужные слова. Знаешь, как бывает: видишь что–то и знаешь, что оно как–то называется, но вместо этого в голову лезут другие слова. Потом долго мучаешься, что забыл нужное слово, и не успокоишься, пока не сможешь вспомнить…

Оба уже сидели в машине. Разворачиваясь вправо от бульвара, Китайчик Гордон понимающе заметил:

– Ну да, это как будто в нос залетела крошечная мушка, ты и сморкаешься, и фыркаешь, и пальцем ковыряешь, пока не избавишься от нее. Так что за слово оказалось?

– Простофиля.

Было около шести утра, всходило солнце, через несколько минут Дональд Карни из международной налоговой службы собирался заняться делами, которые отложил на наиболее спокойные часы. С двенадцати до шести он обычно трудился над тем, что требовало сосредоточения, затем приходила следующая смена, а предрассветный час он обычно посвящал составлению различных списков: дел, которые предстоит закончить следующей ночью, покупок, которые он сделает по пути домой, наконец, писались списки донесений Блюхеру, занимающему офис в дневное время.

Сейчас для международной налоговой службы подходила пора тотальной проверки счетов, поэтому даже самые спокойные часы были заполнены до предела.

Он подошел к окну. Бульвар уже запрудили автомобили, крохотные людские фигурки сновали по тротуарам, тени их вытягивались в косых рассветных лучах. С двадцать четвертого этажа открывался фантастический вид: по облакам можно было предсказать послеполуденный циклон, прилетавший с океана. Если воздух прозрачен и чист, то движение по автостраде Санта–Моника будет напряженным. В самых обычных предметах, увиденных сверху, раскрывалось что–то, незаметное в обыденной жизни: например, номера на крышах полицейских автомобилей и автобусов. Облокотясь на подоконник, Карни попивал кофе, наблюдая, как служащие текут по тротуарам вверх от мест парковки. Неожиданно перед самым зданием возникли четыре вытянутые тени, которые отбрасывала четверка лилипутов–мужчин. Они ни с того ни с сего побежали – и тени заколебались и поплыли, сначала по улице, затем метнулись через зеленый газон. Тут только Карни увидел надпись. Прямо под ним виднелись вырезанные на газоне коричневые буквы, из которых складывалось слово «ДОНАХЬЮ».

Карни покачал головой и равнодушно улыбнулся. Кто бы он ни был, этот Донахью, в ближайшие, два дня ему не поздоровится. Отработав первый список, Карни допил кофе и убрал досье. Только после этого он снова полюбопытствовал, что творится внизу. По изувеченному газону мельтешили людишки с тачками и лопатками, которые выгружали новый дерн на испорченные места. За день или два он должен был укорениться. Карни насчитал семнадцать человек.

Из окна своего офиса Портерфилд снова рассматривал аэропорт. Куда приятней сейчас было бы находиться в кресле у иллюминатора… Десятичасовой рейс прибывал как раз тогда, когда он привык обедать с женой.

– А у парней неплохие мозги, – заявил Госсенс.

– С чего вы так решили?

– Они все проделали классным, хоть и дилетантским способом. Написать на газоне и оставить записку в бутылке – ну просто детский сад. Причем у здания налоговой службы! Впрочем, это особый разговор. Если бы они примыкали к основным силам или повстанцам, то знали бы, что у Компании там нет офисов, что здание принадлежит государственной налоговой службе, иммиграционным и прочим департаментам.

Портерфилд утомленно вздохнул:

– А если бы они пришли по правильному адресу, чтобы оставить нам послание?

– Их бы схватили. На расстоянии тысячи ярдов от наших зданий ведется наблюдение.

– Скажите, а кто первым заметил слово «ДОНАХЬЮ», вырезанное на переднем газоне? Неужели простой клерк или налоговый инспектор сразу сообразил, что следует позвонить именно нам? Сейчас только восемь утра – они сделали надпись на газоне лишь два часа назад.

– Вообще–то это был один из наших людей, но…

– Они поступили весьма разумно – даже в КГБ не сработали бы лучше. Дайте–ка записку.

Госсенс протянул пачку фотографий. Портерфилд поднял брови и выразительно зачитал вслух:

– «Объявляется аукцион. Примерно в начале мая будут продаваться частные бумаги покойного профессора Яна Донахью. От покупателей конфиденциально принимаются заявки. Ваш опознавательный номер 619352. Интересующихся просим поместить заявку в «Лос–Анджелес таймс“».

Портерфилд изучил снимки газона, сделанные с вертолета специальным широкоугольным объективом для аэрофотосъемки.

– В Лэнгли хотят знать, что вы предпримете, – резко бросил Госсенс.

– Как продвигаются дела в лаборатории?

– Как и следовало ожидать, никаких отпечатков пальцев. Следы ног также недостаточно четки, чтобы узнать что–то определенное.

– Вы имеете в виду, что ваши люди успели все затоптать?

– В общем–то да. Беда в том, что там должен был состояться митинг за ядерное разоружение, разрешение получено два месяца назад. У наших людей просто не было возможности проделать необходимые действия.

– Чем они воспользовались там, на газоне?

– Выжгли буквы разведенной соляной кислотой. Это очень просто сделать.

– И нет свидетелей?

– Нет.

– Тогда придется связаться с Пайнсом, заместителем директора в Лэнгли, чтобы организовал команды, работающие на нас.