Текст книги "Ученик мясника (сборник)"

Автор книги: Томас Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Глава 4

Офисом президента фонда Сейелла служило помещение пятидесяти футов в длину и сорока – в ширину. Сводчатый потолок высотой в восемнадцать футов отражался в отполированной поверхности огромной антикварной столешницы, которая поначалу показалась Портерфилду окровавленным бильярдным столом.

Офис полностью реконструировали, чтобы он выглядел точь–в–точь как при Теофилусе Сейелле – «Зовите меня просто Тед», – когда он сел за этот стол, чтобы одним росчерком пера уволить три сотни служащих в первый день нового, 1932 года. Абсолютно все: мебель, старинные персидские ковры, выстроившиеся по стеллажам книги в кожаных переплетах – перевезли из старого здания в Нью–Йорке, снесенного в 1946–м. Здесь, в Вашингтоне, была полностью воспроизведена обстановка, хранившая печать незаурядной личности Теофилуса Сейелла, влиятельного магната, который ближе к концу перестал видеть смысл жизни в одних лишь банковских счетах.

В 1904 году он основал частную компанию «Новые продукты творчества». Поначалу Сейелл в одиночку выпиливал фигурки из дерева по вечерам, отработав день кассиром в банке. Через год сумел нанять в помощь нескольких рабочих, затем переключился только на продажу, увеличивая число нанятых. Компания НПТ процветала, удачно размещались прибыли, и к 20–м годам многие служащие уже не помнили, с чего начинал основатель, а некоторые ни разу не видели его, хотя по традиции называли Наш Просто Тед. Во времена первой мировой войны компания перешла на изготовление деталей для винтовок, а после отмены сухого закона поставляла оборудование для перегонки спирта. После второй мировой компания еще теснее законтачила с армией, проводя различные исследования для военных, и ко времени смерти Сейелла ее деятельность уже полностью соответствовала преобразованию, намеченному еще при жизни основателя. В совет директоров вошли опекуны и душеприказчики, активы сделались цифрами в приходно–расходных книгах благотворительного научного фонда, в который Сейелл завещал преобразовать свое предприятие. Не нашлось ни акционеров, ни родственников, чтобы выдвигать возражения и претензии: аббревиатура компании НПТ теперь всеми расшифровывалась Наш Просто Тед.

Бенджамин Портерфилд изучал недельный финансовый отчет, ощущая смутную неловкость из–за того, что сидит в тронном зале Самого. Конечно, дутые чины и должности, изобретенные в компании, приводили его и в менее уютные местечки, но здешнее пустующее пространство просто давило на психику. Он заметил за собой, что каждые пять секунд отвлекается на дальнюю дубовую дверь, опасаясь, что ненароком не заметит вошедшего. Да, новая должность неспроста кажется ему подозрительной – уж больно легки обязанности, которые ему навязали как крайне сложные и ответственные. Он был самой подходящей фигурой, чтобы возглавить основные исследования без излишней огласки. Портерфилд считался экспертом по движению денег компании. Когда выяснилось, что государственные гранты большинства проектов по Латинской Америке будут прекращены, ему следовало взять новую ситуацию в свои руки. Компания годами подготавливала фонд Сейелла, размещая голоса в совете директоров и манипулируя портфелями в ожидании дня, когда он сможет приносить компании доход.

Настал день, когда Портерфилд вступил в должность. Некоторое смятение вызывал факт, что уж слишком значительно, слишком образцово состоялось новое назначение. Большинство его сверстников давно уже руководили базами или занимали региональные посты где–то в Лэнгли, но Портерфилда это не волновало. Он был человеком действий и принимал участие во всех крупных операциях – от специальных в 50–х до внутренних в 70–х. Три его последних назначения состоялись до абсурда похоже – краткая встреча с каким–то простофилей–очкариком, который сходит с пассажирского самолета с полупустым чемоданчиком в руках, отдает приказ от имени директора, разворачивается и идет на следующий рейс. Так Портерфилд получил посты президента небольших авиалиний в Майами, вице–президента канадского филиала пищевой корпорации и вот теперь – президента фонда.

Его вечно вынуждают к каким–то переменам, тянут все ближе и ближе к Лэнгли, используя его седины и внушительную внешность. Ясно, что ему хотят создать самое надежное прикрытие, чтобы затем втянуть в серьезнейшие операции, неосуществимые без логической и технической поддержки Лэнгли.

В былые дни все проходило по–другому. Так, в 1953 году он вдруг получил небольшой плоский чемоданчик с валютой, авиабилет и список телефонных номеров для заучивания наизусть, а уже через год находился в джунглях Гватемалы со своим маленьким отрядом наемников. Другое время, другой мир…

Телефон не зазвонил – вместо этого мигнула лампочка. Портерфилд снял трубку.

– Мистер Барлетт из «Крэбтри энд Бэкон» просит об аудиенции, – прощебетала миссис Гуде.

– Передайте, что я перезвоню.

Этот момент тоже вызывал беспокойство. Пока связь между фондом и Лэнгли осуществлялась лишь по специальному надежному каналу, приходилось соблюдать ритуал. Через пятнадцать минут ему придется перезвонить из телефонной кабины по соседству.

– Это очень важно, и он должен быстро уйти от вас, чтобы успеть на послеобеденный рейс, – пропела миссис Гуде.

– Ладно, – буркнул Портерфилд и нажал кнопку. – Портерфилд слушает.

– Порядок. Прием, – произнес голос.

– Хорошо. Так что?

– Мы по поводу одной идеи Моррисона, который теперь в вашем ведении.

Портерфилд отметил, как многозначительно звучало это «мы».

– Что за идея?

– Профессор Ян Донахью из Лос–Анджелесского университета. Директор лично ознакомился с отчетом и отнес эту операцию к высшей категории. Сегодня с трех часов утра нам пишут дополнительный отчет, а Моррисон вызван к десяти тридцати, – важно проговорил голос.

– А я?

– Вам следует быть здесь к одиннадцати.

Глава 5

Кеплер читал вслух:

– «Информация уфологического общества. Два местных жителя общины Коттонвуд–Пасс, Калифорния, сообщили нам об обнаружении места, где разбилась при посадке летающая тарелка. Дэвид Грили, шестидесяти двух лет, и его жена Эмма, шестидесяти лет, нашли неглубокий кратер, по краям которого разбросаны оплавленные куски металла. Крушение произошло во Фрид–Ливер–Бош, к востоку от горной гряды Сан–Бернардино, кратер обнаружен во вторник. В интервью мистер Грили высказал предположение, что анализ кусков металла покажет, что это сплав, неизвестный на Земле. Далее он предполагает, что поблизости должен приземлиться второй космический корабль, чтобы выручить уцелевших и спасти наиболее ценные компоненты разрушенного, в том числе источник энергии.

– Если бы в субботу мы оказались там, – заявил мистер Грили, – то могли бы навсегда разрешить проблемы американской энергетики. Но этому не суждено было случиться.

Офицер калифорнийской патрульной службы сообщил, что в указанном месте обнаружены обломки старого пикапа, который взорвали какие–то варвары».

– Варвары? Так я и знал, – возмутился Иммельман, обиженно глядя в окно.

– Куда едем, Китайчик? – поинтересовался Кеплер. – У тебя вечно свербит в заднице, тащишь нас куда–то – «на восток от горной гряды Сан–Бернардино», – процитировал он, радуясь собственному остроумию, – или еще в какую–нибудь чертову помойку.

– Сегодня совсем недалеко, – пояснил Китайчик Гордон, – просто в восточный Лос–Анджелес, где мы встретимся с одним парнем.

– Что за парень? – тихо спросил Иммельман.

– Ну, думаю, не слишком приятный, но он может нам помочь. По имени Хорхе Грихалва.

– Грязный ублюдок, ты хочешь сказать? – рявкнул Кеплер.

– В общем, да.

Иммельман процедил:

– Слушай, Китайчик, мне это не нравится. Нас уже трое, плюс еще твоя Маргарет. Каждый тип из этой компании отнимает у меня час ночного сна. Пусть этот ублюдок станет последним, потому что нас получается пятеро.

– Успокойся, это последний штрих в гениальном плане, – усмехнулся Гордон. – Грихалва вообще не с нами, но он нам поможет. Этот тип, чтобы вы знали, – величайший мерзавец восточного Лос–Анджелеса. Он один из мелких боссов здешней мексиканской мафии.

– Вот дерьмо, – выругался Кеплер, – ненавижу! Мексиканская мафия, израильская мафия, ирландская мафия, негритянская мафия – почему, черт побери, не назвать по–другому? Оставьте это слово итальяшкам. Теперь и газет толком не почитаешь. Зачем нам сдался этот вонючий подонок?

– В данный момент он нам ни на хрен не нужен. Но это бесценный тип – ходячая картотека всех городских подонков.

– Продолжай. – Иммельман был весь внимание.

Они проезжали квартал полуразрушенных пустых зданий.

– Я готовлюсь, как говорится, к лучшему будущему. Он может быть нам полезен через свои мерзкие делишки. Во–первых, он дилер по наркоте, так как умеет отмывать огромные денежные суммы. Во–вторых, он поможет нам так залечь на дно, что мы будем недосягаемы.

– Так я и думал, – отозвался Кеплер. – Посмотри, что здесь творится! Я бы собаку побоялся выгуливать – ведь сдохнет, если сожрет что–то с земли.

Рядом с ними тащился голубой «шевроле» с желтыми покрышками, 1961 года выпуска, такой низкий, что на перекрестках задевал за тротуары. Перед скобяной лавкой лениво топталась дюжина юнцов с цветными платками на лбах. Один из них подтянул вверх штаны, чтобы продемонстрировать рукоятку револьвера «Магнум–357», торчащего из сапожного голенища. Иммельман ухмыльнулся.

– Исторический факт, – тоном экскурсовода объяснил Китайчик Гордон, – в Лос–Анджелесе мексиканцев больше, – чем англосаксов. В ближайшие пять лет вся Южная Калифорния окончательно испанизируется. Так что самое умное, что мы можем сделать, – это завязать отношения с Хорхе Грихалвой, чтобы влезть в самую гущу здешнего отребья. Весь мир – это гигантский рынок услуг, так что, заключив с ними соглашение, мы делаем прорыв в будущее.

Портерфилд протянул руку для приветствия, и директор через всю комнату направился к нему, не поднимая глаз от толстого цветастого ковра. Сотрудники поговаривали, будто эти аляповатые соцветия служили ему, как актеру на сцене, метками для передвижения. Вот Уильям Блоунт ступил на букет из дюжины гигантских камелий, чтобы сунуть свою пухлую влажную ладошку в руку Портерфилда, а затем торопливо вернуться на рабочее место.

– Рад, что вы здесь, – проговорил он, глядя на розы под столом.

– В чем проблемы? – осведомился Портерфилд.

Директор уютно умостился в кресле, и его благообразная физиономия приобрела выражение спокойного достоинства.

– Проблем никаких. Просто ряд моментов, связанных с безопасностью, которые следует тактично и аккуратно проработать. У Моррисона в некоторых случаях не хватает – как лучше выразиться: воображения или предусмотрительности? Вот так. – Директор сам себе любовно кивнул.

– Так что с грантом Донахью?

– Начнем с того, что эти проекты вообще не следовало вносить в списки Национального научного фонда. Вы их читали?

– Нет, сэр, – признался Портерфилд.

– У этого Донахью необычный склад ума. Он начинал с изучения массовых психических реакций в историческом аспекте. Чем глубже он уходил в теоретизирование, тем более умозрительными становились его труды.

– А что за массовые психические реакции? – поинтересовался Портерфилд.

– Например, социальное отчуждение отдельных подгрупп населения, а также случаи экономической паники, политических переворотов, массовой истерии, вызванной страхом землетрясений, наводнений, извержений вулканов и т. д. Его исследования привлекли внимание, когда он начал вырабатывать формулу для определения сил, вызывающих подобные психические реакции. Сначала он выводил отдельные уравнения для каждой зоны, далее перешел к анализу результатов.

– И начал предсказывать эти реакции, – догадался Портерфилд.

– Верно, – отозвался Блоунт, утыкаясь головой в пресс–папье. Вдруг он поднял глаза на Портерфилда: – Он так усовершенствовал свои уравнения, что составил что–то типа таблиц психических колебаний, которую называет «индекс ужаса». И вот на денежки Национального фонда исследований совершенствует проект разрушения Мехико. Как вам это нравится?

– Все легко устроить, – улыбнулся Портерфилд. – Сперва вычеркнуть его из списков Национального научного фонда, что уже сделал Моррисон. Уэлби сообщил мне по телефону, что ваш человек переписал отчеты нужным образом, так что здесь тоже все шито–крыто. Таким образом, можно быть уверенным, что оборваны все связи между ним и правительством. Можно и совсем остановить его деятельность…

Директор забарабанил пальцами по столу.

– Нет–нет, это уж слишком. Я не хочу уничтожать человека.

– Что тогда предпринять?

– Нужно защитить Компанию.

– И все?

– Нужно защитить Компанию! – повторил директор.

– Значит, Донахью может выпустить джинна из бутылки. Но теперь он – часть Компании. Что–нибудь уже сделано?

– Сейчас я направляю в Лос–Анджелес специального человека, который начнет действовать в целях обеспечения безопасности.

Глава 6

Китайчик Гордон подрулил к старой белой многоэтажке с высокой узкой Деревянной дверью. На окнах первого этажа красовались кованые решетки, сквозь которые виднелись азалии в цветочных горшках.

– Если это здесь, то я подожду в машине, – заявил Кеплер. – Они что, в Голливуде сперли это зданьице?

– Не дури, – отозвался Гордон. – Машина здесь в большей сохранности, чем на муниципальной стоянке.

– Автомобиль твой; хозяин – барин, – пожал плечами Иммельман.

Сделав пару шагов, они прочли над дверью надпись «Монт–Сан–Мишель», полузамазанную цементом. Китайчик Гордон позвонил, и тут же послышалось жужжание автоматически отпираемого замка. Кеплер и Иммельман посторонились, пропуская Китайчика вперед. Их взору открылась крошечная приемная, украшенная многочисленными цветочными горшками и корзинами, на стене висели рога буйвола и несколько пожелтевших фотографий, на которых были запечатлены мексиканские кабальеро с обвислыми усами. Компаньоны вошли в дверь с табличкой «Предприятие Грихалвы».

– Чем могу служить? – спросила секретарша в приемной.

Китайчик ответил:

– Передайте мистеру Грихалве, что к нему мистер Гордон. А эти джентльмены – мои коллеги, мистер Кеплер и мистер Иммельман.

– Присядьте, пожалуйста, я ему сообщу. В данный момент у него совещание.

Девушка упорхнула куда–то за угол, стуча каблучками по коридору. Кеплер принялся расхаживать по приемной, рассматривая фотографии, газетные вырезки и плакаты.

– Гляньте–ка сюда! – вдруг прошипел он, и они сгрудились перед рамкой, в которую была оправлена журнальная статья, озаглавленная так: «Четыре великих года Хорхе Грихалвы: из дворников в миллионеры». Рядышком висело свидетельство, выданное Коммерческой палатой, – «присуждено Хорхе Грихалве за деятельность по обновлению малодоходных домов в Баррио, Лос–Анджелес», и черный пластиковый значок с надписью «член бюро профессионалов».

– Китайчик, мы выходим в люди, – обрадовался Иммельман.

– Да уж, – подтвердил Кеплер. – Мало того что этот тип владеет недвижимостью, он еще и за четыре…

– Тихо! – прошипел Китайчик.

По коридору застучали каблучки секретарши. Мужчины спешно уселись с чинным видом на кожаный диванчик. Улыбающаяся девица указала им дверцу в конце приемной.

Внутри они обнаружили загорелого коротышку с ослепительно сияющими в улыбке зубами.

– Рад вас видеть, мистер Гордон. – И он подвел компаньонов к креслам у стола. – Не желаете ли выпить немного?

– Мистер Иммельман, мистер Кеплер, – представил Китайчик Гордон и увидел краем глаза, как Кеплер кивнул:

– Только пиво.

– Cerveza, – сказал Грихалва в микрофон на столе, нажав предварительно кнопку, затем откинулся в кресле и, жизнерадостно улыбаясь, сложил руки на животе. – Чем могу быть полезен, джентльмены?

– Мы рассчитываем на небольшое вложение, – по–деловому начал Китайчик. – Вам с вашими обширными связями это может показаться интересным в обмен на небольшие проценты.

– Возможно. – Грихалва посмотрел поверх их голов на молодого человека с подносом, уставленным бутылками и высокими стеклянными стаканами. – О, пиво! Прекрасно! Спасибо, Хуан.

Молодой человек отличался стройными бедрами и накачанными мускулами, его невыразительная физиономия была украшена слезой, вытатуированной на щеке.

– Так о каких вложениях идет речь? В данный момент я располагаю очень ограниченным количеством средств для сделок…

– Нет–нет, – успокоил его Гордон, – речь не о том. В ближайшем будущем у нас ожидается существенный приток капиталов, так что недвижимость нас не интересует, слишком уж медленный оборот.

– Так вы хотите заключить сделку с тем, кто готов пойти на риск? – уточнил Грихалва, потягивая пиво.

– Вот–вот, – вмешался Кеплер, выливая целую бутылку себе в глотку. – Мы приходим и уходим, и каждый зарабатывает на свое пиво.

– Мы подумываем об одном рисковом дельце из области, скажем так, фармацевтики, точнее, импорта фармацевтической продукции.

Грихалва встал, швырнув свой стакан об стол.

– Всего хорошего.

– Чего? – не понял Кеплер.

– Всего хорошего. Уходите.

– Подождите! – попросил Китайчик.

– Джентльмены, это просто смешно. Вы глупейшим образом подставляетесь. Предлагаете мне сделку, с которой можно сразу обращаться в суд присяжных, словно вчера родились. У вас даже не хватило ума вытащить пистолеты из сапог. Видите это? – Он указал на седло, украшенное серебром, висевшее на стене. – Скорее я прокачусь на нем верхом на Параде Роз. Вы хотите, чтобы кое–кто обанкротился из–за наркотиков! – гремел Грихалва. – Так обратитесь в университет Лос–Анджелеса! Вот, заберите с собой! – Он швырнул на колени Китайчику сложенную газету.

Хуан придержал компаньонам дверь. Кеплер, выходя в коридор, прихватил с собой пиво и оставил пустую кружку на столике секретарши.

В машине Китайчик бросил Иммельману:

– Ты поведешь, – а сам устроился с газетой на заднем сиденье.

Помолчав пару минут, Кеплер сказал:

– Китайчик, это довольно сложный способ попить пивка на чужой счет.

– Заткнись. – И Гордон зачитал вслух материал из газеты: – «Наркотики в университете Лос–Анджелеса. Сегодня представитель администрации ректора университета заявил, что исследования по управляемым субстанциям будут продолжаться, невзирая на сопротивление некоторых членов попечительского совета. «Здесь речь идет об исследовательской свободе“, – заявил Дейл Кроллетт, ассистент ректора по связям. Позиция университета – предоставить профессору Готлибу и его коллегам необходимые фанты и лицензии. Руководство университета не потерпит вмешательства в научные исследования! Обсуждение перенесено на среду, когда управление по конфискации наркотиков вернет исследователям фунт очищенного кокаина, который используется для опытов по лечению мигрени. Стоимость кокаина оценена в один миллион долларов. Он был обнаружен во время рейда в восточном Лос–Анджелесе в июле прошлого года».

– Занятно, но что толку? – пробурчал Иммельман.

– Ты что, не понимаешь? – взорвался Китайчик. – Он нам заплатит! Сработало!

Кеплер повернулся к Иммельману:

– Этот тип достал меня своей уверенностью. Слушай, Китайчик, ты думаешь, этот оловянный солдатик со слезой у него работает разносчиком пива?

– Нет, конечно. Судя по татуировке, он только что отсидел. Небось попался на воровстве. Думаешь, если бы он считал нас копами, то показал бы этого типа?

– И то верно! – сообразил Иммельман.

– Все отлично! – радовался Гордон. – Конфискованный кокаин наверняка принадлежит Грихалве. Он предложил нам сделку! Ему нужно вернуть имущество, и если мы раздобудем его наркоту, то это станет началом выгодного партнерства.

– А ты что об этом думаешь? – спросил Иммельман Кеплера. Тот раскупорил очередную бутылку и глубокомысленно начал:

– Один вертолетчик во Вьетнаме сбился с курса, и его подстрелили. Вот он вылезает из–под обломков и радуется: «Вот повезло! Теперь известно, где засели эти ублюдки».

Глава 7

Работая в мастерской, Китайчик Гордон старался не выпускать Доктора Генри Мецгера из виду. Неделю назад, не считаясь с пожеланиями Доктора, он установил стальные задвижки и автоматическую блокировку на свою роликовую дверь, но кот, казалось, не желал принимать новшества.

По мнению Гордона, теперь в мастерскую мог проскользнуть разве что муравей, но Доктор Генри Мецгер продолжал по десять раз на дню куда–то исчезать, а затем возвращался весь в пыли и в колючках, которые цеплял где–то на пустыре. Китайчик делал вид, что не замечает его, но кота, казалось, это не волновало. Он вылизывал шерсть и отряхивался от пыли так шумно, что стоячие уши хлопали. Однажды, демонстрируя, что ему наплевать на все меры безопасности, он приволок с собой носки Китайчика, что являлось своего рода издевательством.

В дверь постучали.

– Да! – Китайчик отодвинул засов, и в щель просочился Иммельман, сообщая на ходу:

– Слушай, я тут подумал, что наше дельце следует отложить.

– Нельзя, ночью нужно с этим покончить. Местечко отличное, ночь будет безлунной, так что готовься. Мы так долго выслеживали гнусных профессоров, что теперь просто обязаны выжать все что можно из кокаина и сделать козью морду всем этим дегенератам с их мигренью.

– У меня самого сейчас начнется мигрень. Я такой несчастный, – заныл Иммельман.

Китайчик аккуратно развешивал свои инструменты.

– Я не выспался и плохо себя чувствую. Тебе тоже было бы хреново на моем месте.

– С чего это ты не спал?

– В доме напротив что–то праздновали и жутко шумели, музыку врубили на всю катушку. Кто выходил прогуляться во двор, потом вынужден был орать еще громче, чтобы открыли дверь. Мне это надоело, и я позвонил в полицию.

– Что?!

– То. Набрал ихний номер. И мне ответил очень странный голос, такой медленный, скрипучий… Мол, кто… Я говорю: «Хочу подать жалобу». Он опять: кто? Загробно так, будто жирное привидение. И так три раза. Наконец, в сотый раз повторяю: «Хочу подать жалобу». А он: «Засунь ее себе в задницу». И повесил трубку. Тогда я позвонил на телефонный узел и потребовал соединить меня с полицией. Они соединили. И что ж ты думаешь? Тот же голос мне снова говорит: «Сунь себе в зад». Вот я и не смог больше заснуть.

Китайчик Гордон тем временем обнаружил, что Генри Мецгер под шумок удалился в свой тайный ход.

– Не валяй дурака, – успокоил он Иммельмана. – У тебя нервишки шалят. Часок–другой потрудимся, и будешь спокойно спать все последующие ночи. Можешь даже развлечься, звоня по этому же номеру, – устроишь ему веселую ночку.

Иммельман с минуту обдумывал идею, затем объявил:

– Я прямо сейчас начну, – и поперся в спальню Китайчика.

Кеплер вошел без стука, пнув дверь ногой и проорав:

– Эй!

Когда Китайчик открыл дверь, между ног гостя прошмыгнул Доктор Генри Мецгер.

– Здорово! – поприветствовал кота Кеплер, и тот нежно потерся о его ножищи.

Гордон ревниво отвернулся, чтобы скрыть досаду. Кеплер огляделся.

– Слушай, Китайчик, ты зря тут навесил болты и задвижки. Это может навести грабителей на мысль, что у тебя есть что–то ценное. Кстати, сколько ты за это выложил?

– Совсем немного. Я все сделал сам.

– Ух ты! Слушай, если тебе понадобится сталь в 1/4 дюйма, я достану за бесценок.

– Спасибо, но…

Сверху спустился Иммельман.

– Теперь был совсем другой голос, сказал: «Полицейское управление Лос–Анджелеса». Видно, что–то не то с моим телефоном. Когда я звоню в полицию, меня с ней не соединяют.

– Помехи на линии, – отозвался Китайчик. – Позвони на узел, и они тебе завтра все наладят.

– Ну уж нет, – возмутился Иммельман. – Я оставлю все как есть и буду звонить этому козлу, когда захочу, и по ночам тоже!

Китайчик задумался, когда до Иммельмана дойдет, что ему придется самому просыпаться ночью, чтобы будить того козла. Едва ли раньше, чем через сутки.

Когда фургон Китайчика въезжал на территорию кампуса, сторож на стоянке для автотранспорта мирно дремал. Он не заметил, что полоски с одной из машин сняты и заменены другими. В это время, в полпятого, народ пользовался воротами для выезда, так что мужик совсем расслабился. Китайчик Гордон миновал десятиэтажное общежитие и припарковался на стоянке для служебных машин. При включенном двигателе Кеплер и Иммельман спешно наклеили полоски на дверцы и водрузили на крышу магнитную мигалку. Кеплер пытался отговорить Китайчика от этой полицейской приметы, кивая на полосы с надписью «Клондайк. Служба ремонта кондиционеров», но Гордон настоял на своем:

– Ты видал хоть раз в жизни ремонтный грузовик без мигалки?

Теперь большая желтая лампа красовалась в самом центре крыши.

– Не так. Вдруг встретится низкий потолок, и она будет нам мешать.

Иммельман с тяжелым вздохом полез устанавливать мигалку на кронштейн. Кеплер взглянул на свои огромные часы с квадратным циферблатом вроде самолетного измерительного прибора.

– Уже четыре тридцать девять.

– Ладно. Паркуемся у парадного входа в пять, когда все начнут расходиться. Тогда ночные сторожа подумают, что мы тут торчали весь день.

– Ты умница, Китайчик, – уважительно произнес Кеплер.

– Только иногда, – поправил Иммельман, искоса взглянув на компаньонов. – В некоторых случаях ты действуешь как последний идиот.

– Загадочная натура, – согласился Кеплер.

– Садитесь, едем к корпусу общественных наук.

Кеплер с Иммельманом расположились у задней дверцы друг против друга. Ножищи Кеплера покоились на ящике, прикрывавшем ствол М–39. Взглянув на часы, он доложил:

– Четыре сорок шесть.

Иммельман, вальяжно развалившийся на своем сиденье, словно собирался поспать, позевывая, ответил:

– В задницу твои четыре двадцать восемь или четыре девяносто пять. Вы оба какие–то дурные.

– Чего?

– Говорю, Господь в своей щедрости и великодушии дуракам помогает.

– Аминь! – И Кеплер открыл банку пива.

Выйдя из фургона, Китайчик установил два щита в красно–белую полоску впереди и позади автомобиля. Это выглядело очень солидно и соответствовало их цели, хотя краска на щитах еще не просохла. Скоро он уже крался по коридорам корпуса общественных наук. Два дня назад он приходил сюда на предварительную экскурсию и изучил входы и выходы. Теперь все внимание – на комнаты. Когда все начнут запирать двери перед уходом, он выяснит, где хранится самое ценное. Никто не должен обратить внимание на Китайчика, благо он переоделся в серую рабочую блузу с карманами и надписью «Дейв».

В учебные аудитории и начальственные офисы он даже не заглядывал. Его интересовало что–то вроде лабораторий или кабинетов, помещение, состоящее более чем из одной комнаты, откуда все выпроваживаются, прежде чем доверенное лицо начнет запирать кокаин в сейф. Китайчик Гордон начал поиски с последнего этажа, потихоньку спускаясь вниз. Первый сразу можно было исключить как неподходящий для хранения наркотика.

Вскоре обнаружилась дверь с табличкой: «Институт психобиологических исследований. Директор: Готлиб». Внизу алели буквы плаката: «Вход по пропускам». Китайчик удивился такой глупости. Для чего дразнить тех, кто жаждет насладиться кокаиновыми грезами, и тратить время, вышвыривая их из комнаты? Он прошел дальше. Вот–вот закончится рабочий день и коридор заполнится людьми.

То же самое царило на четвертом этаже – аудитории чередовались с маленькими офисами. В дальнем конце коридора у небольшой комнатушки царило необычное оживление – оттуда все выходил и выходил народ, казалось, что столько там не могло поместиться. Выплыли три дамы на каблуках, умело накрашенные и дорого одетые, бальзаковского возраста, по виду секретарши. Сновали какие–то типы в сапогах, рабочих башмаках и кроссовках, вроде лесорубов или ковбоев, явно вышедшие из студенческого возраста.

Гордон затаился у лестничного пролета, для виду отмотав пару футов изолированного провода с катушки из сумки на поясе. При помощи инструментов он начал создавать из него такие замысловатые штуки, что не могло остаться сомнения в его полнейшей занятости.

В пять пятнадцать мимо прошли двое мужчин. Один, лет тридцати пяти, в прекрасно сшитом сером костюме, держал портфельчик из итальянской кожи, такой тоненький, что в нем, казалось, могло уместиться лишь двухстраничное письмецо или же контракт. Второй, постарше, одетый в поношенный твид, тащил увесистый чемодан, явно предназначенный для книг или объемистых рукописей. Проходя мимо Гордона, он сказал:

– Это очень опасно.

На что первый спокойно ответил:

– Работу выполним за выходные. В понедельник все вопросы безопасности будут решены.

Китайчик незаметно улыбнулся, когда за ними закрылись двери лифта. Уже стемнело, когда он вернулся в фургон. По территории кампуса двигалась вереница уезжающих автомобилей. Его встретили Кеплер и Иммельман в таких же, как у него, серых рабочих блузах с надписью «Дейв». Иммельман позаимствовал их в химчистке.

– Сделайте вид, что прете тяжесть, – распорядился Китайчик.

Его компаньоны подняли картонный ящик с надписью «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ» и проследовали в здание. Топот башмаков гулко отдавался в опустевшем коридоре. Гордон с удовлетворением отметил, что лифт так и стоял на первом этаже, стало быть, больше никто им не пользовался.

Лампочки на пятом этаже уже мерцали вполнакала в целях экономии электричества, что тоже было хорошим признаком. Китайчик подержал ящик, пока компаньоны бросали монетку, чтобы решить, кому открывать дверь. Выпало Кеплеру, который в два счета взломал оба замка, а затем вдруг отодвинулся и сообщил тревожным шепотом:

– Здесь должна быть сигнализация, нужно посмотреть снаружи.

– Лампочек я не вижу, – отозвался Гордон.

– А проводков? – заинтересовался Иммельман.

– Не может быть, чтобы ничего не было, – пробормотал Кеплер. – Когда я двадцать лет назад учился в средней школе, в кабинете директора и то была сигнализация, да и замки, черт возьми, были посложнее.

– Это потому, что ты там учился, – свистящим шепотом разъяснил Гордон. – Да и кокаину они небось держали побольше, чем эти ребята.

Он протиснулся в дверь и поставил ящик на пол. Единственное окно заливало вечерним светом комнатушку, напоминавшую приемную доктора с небогатой практикой. Там стояли кушетки и разнокалиберные стулья, обращенные к столу секретаря. На кофейном столике валялись стопки скомканных газет и истрепанных журналов.

– Теперь я, – сказал Иммельман, становясь на колени перед замком в двери, ведущей в соседнее помещение. Немного повозившись, он без труда отворил дверь. – Ага, и здесь нет сигнализации. Вон где она может быть!

– Где?

– В углу маленький сейф.

– Он! – обрадовался Китайчик Гордон. – Есть еще какие–нибудь помещения? Поосторожнее с сейфом, он наверняка подключен к сигнализации.

Кеплер с Иммельманом вплотную осмотрели сейф, потом ехидно рассмеялись.

– Что еще? – огрызнулся Гордон.

– Можешь спускаться и заводить мотор! Здесь даже выпивки нет. Это шутка такая была. Подключен–то он подключен… Поди сюда!

Когда Китайчик приблизился, Кеплер достал из его рабочей сумки кусок провода, сделал из него петлю, которую соединил с проводом на стене. Затем выдернул проводок со словами: