Текст книги "Долг чести"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 81 страниц)

– Расстояние меньше пятисот метров, – сообщил офицер группы слежения. Один из матросов, входящих в её состав, обратил внимание на бледное лицо капитана и не смог понять причину. Ну что ж, никто не любит проигрывать, даже во время учений.

Кеннеди подумал о продолжении манёвров, после того как «Эшвилл» снова нырнул под слой термоклина. Слишком поздно. Торпеда легко опережает его, и все предыдущие попытки сбить её со следа потерпели неудачу. Он не знал, что ещё предпринять, у него просто не было времени подумать об этом.

– Господи! – Лаваль снял наушники. Торпеда поравнялась с буксируемой пассивной антенной, и шум, издаваемый винтами, выходил далеко за пределы рамок дисплея. – Сейчас она отвернёт в сторону…

Капитан стоял, бессильно глядя перед собой. Может быть, он сошёл с ума? Неужели только одному ему кажется, что…

В последнее мгновение акустик первого класса Лаваль посмотрел в сторону кормы на своего командира и успел лишь воскликнуть:

– Сэр, она не отвернула!

21. Гриф – синий

Раннее утро позволило «ВВС-1» взлететь на несколько минут раньше, чем ожидалось. Ещё до того, как VC-25B достиг крейсерской высоты, репортёры поднялись и направились вперёд, рассчитывая получить у президента заявление, объясняющее столь неожиданный и ранний вылет. Сокращение срока государственного визита можно объяснить только паникой, правда? Тиш Браун вышла к журналистам и объяснила, что события на Уолл-стрите вынудили президента вернуться домой раньше намеченного срока, чтобы он смог объяснить американскому народу… и тому подобное. А пока, заключила она, лучше всего вернуться на свои места и как следует отоспаться. В конце концов предстоит четырнадцатичасовой перелёт до Вашингтона, придётся преодолевать встречные струйные течения, господствующие над Атлантикой в это время года, да и Роджеру Дарлингу тоже нужно выспаться. Такой манёвр достиг своей цели по нескольким причинам, и не последней среди них было то обстоятельство, что журналисты, как и все остальные на борту самолёта, страдали от недостатка сна и от излишков алкоголя, принятого накануне. Так что для всех, за исключением лётного состава, общей надеждой было отоспаться. К тому же между журналистами и помещением, в котором отдыхал президент, стояли агенты Секретной службы и вооружённые сотрудники службы безопасности ВВС. Здравый смысл победил, и все вернулись к своим креслам. Скоро все успокоилось и почти каждый пассажир на борту самолёта либо спал, либо делал вид, что спит. Те, кто не спали, завидовали спящим.

* * *

В соответствии с федеральными законами командиром авианосца «Джонни Реб» был лётчик. Это правило уходило в далёкое прошлое, к тридцатым годам, и его целью было не допустить, чтобы моряки с линейных кораблей захватили руководство этим новым и стремительно развивающимся видом Военно-морского флота. По этой причине у командира было больше опыта в управлении самолётами, чем кораблями, а поскольку ему никогда раньше не приходилось командовать кораблём, его знания бортовых систем ограничивались главным образом тем, что ему удалось узнать за период пребывания в этой должности, и не являлись результатом обучения и накопленного опыта. К счастью, его старший инженер проплавал всю жизнь на эсминцах и даже командовал одним из них. И всё-таки командир авианосца знал, что вода должна находиться снаружи корпуса, а не внутри него.

– Насколько плохо обстоят дела, чиф?

– Дела обстоят действительно плохо, сэр. – Капитан третьего ранга показал на металлическую палубу, все ещё покрытую примерно дюймом воды, которую помпы откачивали за борт. На это потребовалось три часа. – Гребные валы номер два и три полностью разрушены. Подшипники разбиты, концы валов изогнуты и расколоты, редукторы превратились в металлолом – никто не сможет отремонтировать их. С турбинами все в порядке – силу удара приняли на себя редукторы. Гребной вал номер один в порядке. Пострадали кормовые подшипники. С этим я справлюсь. Повреждён гребной винт номер четыре, нам неизвестно, до какой степени, но мы не можем провернуть его без риска повредить подшипники вала. Перо левого руля заклинило, однако в течение часа мне удастся, наверно, справиться с этим и повернуть его вдоль оси корабля. Может быть, придётся заменить его, в зависимости от состояния. Итак, у нас действует один винт. Можем развить десять, может, быть, одиннадцать узлов, а также управлять, но плохо.

– Сколько времени уйдёт на ремонт?

– Несколько месяцев – сейчас могу лишь предположить, что потребуется четыре или пять месяцев, сэр. – И все это время, понимал капитан третьего ранга, ему придётся находиться в доке, следить за тем, как работают ремонтные бригады, по сути дела наполовину – может быть, даже на три четверти – воссоздавая силовую установку авианосца. Он ещё не успел полностью оценить ущерб, нанесённый четвёртой установке. В этот момент командир потерял самообладание. Пора бы уж, пожалуй, подумал старший инженер.

– Если бы я мог поднять в воздух самолёты, я потопил бы этих ублюдков! – Однако лётные операции при скорости, которую может развить авианосец на одном винте, представляли немалую опасность. К тому же это был всего лишь несчастный случай, шкипер просто поддался приступу гнева и не собирался предпринимать столь серьёзные меры.

– В этом я с вами согласен, сэр, – заверил его старший инженер, тоже не воспринимая это заявление всерьёз, потому что тут же добавил: – Может быть, они проявят благородство и примут на себя расходы по ремонту.

Командир согласно кивнул.

– Мы можем отправиться в путь?

– У гребного вала номер один от взрыва нарушена центровка, но действовать он может.

– Тогда готовьтесь отвечать на сигналы машинного телеграфа с мостика. Я веду эту дорогостоящую баржу обратно в Пирл-Харбор.

– Слушаюсь, сэр.

* * *

Адмирал Манкузо, вернувшись к себе в кабинет, просматривал предварительные данные по результатам учений, когда в дверях показался его писарь с текстом донесения.

– Сэр, похоже, что у двух авианосцев неприятности.

– Столкнулись, что ли? – спросил Джоунз.

– Хуже, – сказал писарь.

Командующий подводными силами Тихоокеанского флота прочитал донесение.

– Ну это прямо-таки потрясающе… – выдохнул он. Тут же зазвонил телефон. Это был защищённый от прослушивания «закрытый» канал связи с оперативным управлением флота.

– Адмирал Манкузо слушает.

– Сэр, докладывает лейтенант Коппс из центра связи флота. Мы засекли сигнал от спасательного буя подводной лодки, приблизительные координаты 31 северной и 175 восточной. Сейчас уточняем позицию. Кодовый номер принадлежит подводной лодке «Эшвилл», сэр. Это не передача голосом, всего лишь автоматический сигнал бедствия. Приступаю к операции поиска и спасения лодки. Ближайшие корабли ВМС – два авианосца, которые входят…

– Боже мой. – Американский военно-морской флот не терял подводных лодок с того дня, как погиб «Скорпион», а тогда Манкузо учился ещё в средней школе. Он покачал головой. Нужно браться за дело. – Эти два авианосца, похоже, вышли из строя.

– Неужели? – Как ни странно, лейтенант Коппс ещё не знал об этом.

– Вызывайте самолёты Р-3. Я берусь за работу.

– Слушаюсь, сэр.

Манкузо не требовалось смотреть на карты. В той части Тихого океана глубина достигала трех миль, и ещё ни одна боевая подводная лодка не сумела выдержать погружение даже на треть такой глубины. Если произошла авария и кто-то из подводников уцелел, спасение должно прибыть к ним в течение нескольких часов. В противном случае они погибнут от холода на поверхности моря.

– Рон, только поступило донесение. По-видимому, «Эшвилл» пошёл ко дну.

– Ко дну?! – Никто из подводников не хотел слышать этого слова, даже если его заменяло более мягкое выражение «потонул». – Но ведь на ней сын Френчи…

– И ещё сто двадцать других матросов и офицеров.

– Я могу чем-нибудь помочь, шкипер?

– Отправляйся в центр линии раннего оповещения и начинай знакомиться с информацией.

– Слушаюсь, сэр. – Джоунз поспешил к двери, а командующий подводными силами Тихоокеанского флота поднял трубку и начал нажимать на кнопки телефона. Он уже понимал, что принимаемые меры не дадут никакого результата. На борту всех подводных лодок находятся аварийные буи с автоматическими передатчиками AN/BST-3. Эти буи отделялись от подводных лодок и поднимались на поверхность, если лодки опускались ниже предельной глубины, которую способен выдержать прочный корпус, или если вахтенный боцман забывал завести механизм буя, действующий, как пружина будильника. Последнее, впрочем, было маловероятно – перед тем как срабатывали пироболты, BST начинал издавать ужасный шум, упрекая забывчивого старшину… «Эшвилл» почти несомненно погиб, и всё-таки он, командующий, должен принять все меры, надеясь на чудо. Может быть, нескольким членам команды удалось спастись.

Несмотря на совет Манкузо, сигнал бедствия всё-таки поступил на авианосную группу. Фрегат «Гэри» тут же развил предельную скорость и направился на север, к району обнаружения буя, следуя человеческим и морским законам. Через полтора часа с него можно будет поднять вертолёт и начать поиск. Кроме того, в случае необходимости он сможет стать базой для других вертолётов при продолжении спасательных операций. «Джон Стеннис» медленно повернул навстречу ветру, и с него сумел взлететь один противолодочный самолёт S-3 «викинг», бортовые приборы которого могут оказаться полезными при поисках на морской поверхности. Он прибыл к месту катастрофы меньше чем через час. На экране радиолокатора виднелся только тендер японской береговой охраны, находящийся сейчас в десяти милях от буя и плывущий к нему. С ним была установлена радиосвязь, и с белого тендера подтвердили, что они услышали сигнал бедствия и направляются к бую для поисков уцелевших подводников. «Викинг» описал над буем несколько кругов. На поверхности виднелось пятно мазута, отмечающее место гибели подводной лодки и какие-то плавающие обломки, однако за время полётов на малой высоте четыре пары глаз не сумели заметить ничего, подлежавшего спасению.

Гриф «Синий» перед документом означает, что содержащаяся в донесении информация представляет интерес для всего флота и является конфиденциальной, а иногда и секретной. В данном случае сохранить в тайне столь значительное происшествие было невозможно. Два из четырех авианосцев Тихоокеанского флота на длительное время вышли из строя. Остальные два – «Эйзенхауэр» и «Линкольн» – находились в Индийском океане и там скорее всего и останутся. На кораблях трудно хранить секреты, и ещё перед тем, как адмирал Дюбро получил донесение, по флагманскому авианосцу уже разнеслись слухи. Ни один боцман не умел так отчаянно ругаться, как командующий боевым соединением, у которого и без того было о чём беспокоиться. Такая же реакция последовала от старших офицеров, дежуривших в Пентагоне, когда офицеры связи прибыли к ним с аналогичными донесениями.

* * *

Подобно большинству оперативников, находящихся за границей в момент опасности, Кларк и Чавез не имели представления о происходящем. Если бы это им стало известно, они наверняка вылететели бы из Японии первым же рейсом, куда бы он ни направлялся. Шпионы не популярны ни в одной стране, а Женевский протокол всего лишь подтвердил существующее правило, что во время войны они подлежат немедленной казни сразу после ареста, чаще всего расстрелу.

В мирное время законы более цивилизованны, хотя конечный результат тот же самый. При вербовке своих агентов ЦРУ старалось избегать этой темы. В соответствии с международными традициями шпионажа все страны принимали меры, направленные на то, чтобы как-то обойти это неприятное обстоятельство, и как можно большему числу оперативников давали дипломатическое прикрытие, вместе с которым агенты получали статус неприкосновенности. Таких агентов называли «легалами», их защищали международные законы, словно они на самом деле являлись дипломатами, как это значилось в их паспортах. Кларк и Чавез были «нелегалами» и не обладали никаким иммунитетом – больше того, Джон Кларк никогда не работал под легальным прикрытием. Важность этого обстоятельства стала для них очевидной, как только они вышли из своего дешёвого отеля и направились на встречу с Исами Кимурой.

Был приятный вечер, хотя обстановка оказалось далеко не дружеской – на них смотрели как на гайджин, причём на лицах прохожих больше не было ни любопытства, ни отвращения. Нет, теперь взгляды японцев выражали откровенную враждебность. Атмосфера за последние дни резко посуровела, хотя, как ни поразительно, все сразу менялось, когда они объясняли, что приехали из России. Динг даже задумался над тем, как улучшить их прикрытие, сделав это обстоятельство более очевидным для прохожих. К сожалению, обычная одежда не предоставляла им такой возможности, так что оставалось терпеть неприязненные взгляды и чувствовать себя, как богатые американцы, попавшие в район, кишащий преступниками.

Кимура ждал их в заранее согласованном месте – недорогом баре. Он уже успел выпить несколько стаканов.

– Добрый вечер, – дружелюбно произнёс по-английски Кларк и тут же заметил неладное. – Что-то произошло?

– Не знаю, – ответил Кимура, когда на столе появились заказанные коктейли. Есть много способов произнести эту фразу. То, как произнёс её Кимура, означало, что ему что-то известно. – Сегодня проходит заседание совета министров. Его созвал Гото. Оно продолжается уже несколько часов. Мой приятель в департаменте войск самообороны не выходил из своего кабинета с вечера четверга.

– Ну и что?

– А вы разве не видели этого? Гото говорил в своём выступлении про Америку. – Сотрудник Министерства международной торговли и промышленности осушил стакан и поднял руку, заказывая другой. Как всегда, обслуживание было быстрым.

Они могли сказать, что присутствовали при первом выступлении Гото, но «Клерка» заинтересовала реакция Кимуры, и он спросил, как тот оценивает ситуацию.

– Не знаю, – повторил японец, хотя его лицо и глаза говорили о противоположном. – Видите ли, я никогда не видел ничего подобного. Его речь была – как это сказать – риторической. Мы в министерстве ждали указаний всю неделю. Нам нужно возобновить торговые переговоры с Америкой, урегулировать обстановку, как-то смягчить разногласия, но у нас нет указаний. Наши представители в Вашингтоне не могут ничего предпринять. Гото проводит почти всё время с руководителями сил самообороны и со своими приятелями из дзайбацу – одно совещание следует за другим. Обычно все происходит иначе.

– Мой друг, – с улыбкой произнёс Кларк, поставив после первого глотка стакан на стол, – ты говоришь так, словно назревает что-то серьёзное.

– Вы не понимаете. Ничего не назревает. Если что-то и происходит, то наше министерство не имеет к этому никакого отношения.

– Следовательно?

– Министерство международной торговли и промышленности имеет свои интересы повсюду. Нашего министра пригласили наконец на совещание, но он оставляет нас в неведении. – Кимура замолчал. Неужели эти русские не понимают? – Как вы думаете, кто определяет внешнюю политику Японии? Эти болваны в Министерстве иностранных дел? Они обращаются за советами к нам. А кому интересно мнение Министерства сил самообороны? Мы, только мы определяем политику нашей страны. Мы работаем с дзайбацу, мы координируем их деятельность… мы представляем деловые интересы в наших отношениях с другими странами и их рынками, мы готовим материалы для выступлений премьер-министра, определяющих политику страны. Вот почему я стал работать в этом министерстве.

– А теперь ситуация изменилась? – спросил Кларк.

– Теперь? Гото сам встречается с ними и проводит остальное время, беседуя с людьми, мнение которых не имеет значения, и вот только сегодня он пригласил нашего министра – нет, вчера, – поправился Кимура. – И он всё ещё сидит у Гото на совещании.

Этот парень кажется слишком уж потрясённым из-за такой мелочи, как преуменьшение роли его департамента, какой-то бюрократической склоки, подумал Чавез. Кому-то удалось обойти Министерство международной торговли и промышленности. Ну и что?

– Выходит, вы расстроены из-за того, что капитаны промышленности встречаются непосредственно с вашим премьер-министром? – спросил он.

– Так часто и так долго. Да, расстроен. Обычно они действуют через нас, но Гото всегда был комнатной собачкой у Яматы. – Кимура пожал плечами. – Может быть, теперь они решили определять политику сами, но что они смогут сделать без нашей помощи?

Без моей помощи, ты хочешь сказать, с улыбкой подумал Кларк. Проклятые бюрократы. В ЦРУ их тоже полно.

* * *

Это не было продумано до конца, но такое редко случается. Большинство туристов, приезжающих на Сайпан, – японцы, но не все. Этот остров в Тихом океане представлял собой хорошее место для самых разных видов отдыха. Одним из них была рыбная ловля в открытом море, на большой глубине, и воды вокруг острова не были до такой степени переполнены рыбаками, как воды вокруг Флориды и в Калифорнийском заливе. Пит Барроуз загорел на солнце, устал и был очень доволен одиннадцатичасовым пребыванием в море. Это прямо-таки идеальное времяпрепровождение для человека, желающего избавиться от моральной травмы, связанной с последствиями развода, подумал инженер-компьютерщик, сидя в кресле, прикреплённом к палубе и отхлёбывая из банки холодное пиво. Первые два часа были потрачены на то, чтобы уйти подальше от берега, затем ещё три на попытки привлечь рыбу блесной, и ещё четыре на борьбу с самым большим краснопёрым тунцом, когда-либо попадавшимся ему на крючок. Проблема будет заключаться в том, чтобы убедить своих коллег по работе, что он действительно сумел поймать эту рыбу, что он говорит правду. Чудовище было настолько огромно, что его чучело никак не укрепишь над камином, да и к тому же бывшая жена инженера получила при разводе дом и камин вместе с ним. Ему придётся удовлетвориться фотографией, а все знают рассказы о рыболовецких чудесах. Технология голубого экрана добралась и до рыбаков, чёрт возьми. Заплатив двадцать баксов, вы можете выбрать самую громадную рыбину, которая будет висеть позади вас на своём электронном хвосте, и получить фотографию вместе с ней. Вот если бы он поймал акулу, можно было бы забрать домой челюсти и зубы, но тунец, каким бы огромным он ни был, – это всего лишь рыба. Ну что ж, его бывшая жена тоже не верила рассказам о вечерах, проведённых на работе. Стерва. Впрочем, хорошее приходит вместе с плохим. Ей не нравилась рыбная ловля, зато теперь он мог ловить рыбу, сколько душе угодно. Может быть, даже займётся и ловлей девушки. Инженер открыл новую банку пива. Для уик-энда порт не казался таким уж оживлённым. Впрочем, в коммерческой части стояли три огромных сухогруза, весьма безобразные внешне, подумал он, хотя с ходу не определил их назначение. Компания, где он работал, находилась в Калифорнии, правда, не на берегу океана, Так что инженер ловил рыбу главным образом в пресной воде. Он мечтал о поездке сюда всю жизнь. Может быть, завтра он подумает о чём-то другом. А пока инженер сидел и смотрел на пойманного им тунца. Пожалуй, не меньше семисот фунтов. Далеко не рекордный улов, но всё-таки куда больше, чем самый большой лосось, которого ему удалось поймать в прошлом году на свой любимый спиннинг с катушкой Теда Уилльямза. В воздухе снова послышался рёв, который отвлёк его внимание от созерцания добычи. Тень над головой объявила о появлении ещё одного проклятого «747»-го, взлетающего из аэропорта. Да, скоро и это место будет испорчено для отдыха. Впрочем, нет, уже испорчено. Единственной хорошей новостью было то, что японцы прилетали сюда, чтобы развлечься и провести ночь с девушками-филиппинками, работающими в барах, и не проявляли интереса к рыбной ловле.

Шкипер яхты умело вёл её к гавани. Его звали Ореза, отставной главный старшина, служивший раньше на судах американской береговой охраны. Барроуз встал с кресла, поднялся на мостик и сел рядом с ним. – Устали любоваться своей рыбой?

– Да и пить пиво в одиночку не слишком большое удовольствие.

– Не пью, пока стою у штурвала, – покачал головой Ореза.

– Привычка, сохранившаяся со времени службы?

Шкипер кивнул.

– Пожалуй. Впрочем, с удовольствием выпью вместе с вами в клубном баре. Вы неплохо справились с рыбой. Значит, это ваша первая?

– В открытом море – да, – с гордостью заявил Барроуз.

– Вы умело обращаетесь с удочкой, едва не обманули меня, мистер Барроуз.

– Пит, – поправил его инженер.

– Хорошо, Пит, – согласился шкипер. – Зовите меня Португальцем.

– Ты ведь не местный, верно?

– Вообще-то родился и вырос в Бедфорде, штат Массачусетс. Зимой там слишком холодно. Когда-то служил там, давным-давно. В Пунта-Аренас находилась станция береговой охраны, теперь её закрыли. Нам с женой понравился местный климат, понравились люди, да и конкуренция в Америке для чартерных рыбацких судов слишком уж напряжённая, – объяснил Ореза. – К тому же дети выросли. Вот так мы и оказались здесь.

– Ничего не скажешь, умеешь ты обращаться с яхтой, Португалец.

Ореза кивнул.

– Пора бы уж. Плавал тридцать пять лет, даже больше, если принять во внимание годы, проведённые в море с отцом. – Он сделал левый поворот, огибая остров Манагаха. – Да и рыбная ловля в районе Бедфорда оскудела.

– А что это? – спросил Барроуз, указывая в сторону коммерческого порта.

– Сухогрузы, – перевозящие автомобили. Когда я заходил в гавань сегодня утром, с них сгружали джипы. – Шкипер покачал головой. – Проклятые машины. Знаешь, Пит, когда я впервые приехал сюда, обстановка походила на Кейп-Код зимой – гак здесь всё было тихо. А теперь она похожа на Кейп-Код летом. Остров прямо-таки переполнен. – Португалец пожал плечами. Такое количество туристов, заполнивших остров, портит его природную красоту, зато появляется много желающих заняться рыбной ловлей в море.

– А жить здесь дорого?

– Становится все дороже, – посетовал Ореза. В воздух поднялся ещё один «Боинг-747». – Странно…

– Что тебе кажется странным, Португалец?

– Этот самолёт взлетел не из аэропорта.

– Что ты имеешь в виду?

– Он взлетел из Коблера. Это старый аэродром Стратегического командования ВВС. Там базировались БУТы.

– БУТы?

– Большие уродливые толстяки, – объяснил Португалец. – Бомбардировщики Б-52. В этом районе пять или шесть взлётно-посадочных дорожек, аэродромы рассредоточения, воспоминание о плохих старых днях. Коблер расположен рядом с моей прежней станцией «Лоран» Глобальной навигационной спутниковой системы. Меня удивляет, что её по-прежнему содержат в порядке. Впрочем, я даже и не знал об этом.

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

– Раньше на Гуаме находилась база дальней стратегической авиации. Понимаешь, ядерные бомбы, готовность к ответному удару и все такое. В случае начала войны бомбардировщики должны рассредоточиться с базы ВВС Андерсен, чтобы их нельзя было уничтожить одним ударом. На Сайпане две длинные взлётно-посадочные полосы – в аэропорту и в Коблере, ещё две на Тиниане, они остались после второй мировой войны, и две на Гуаме.

– Ими все ещё можно пользоваться?

– Почему нет? – Ореза повернул голову. – Здесь не бывает заморозков, так что покрытие сохраняется очень долго.

Ещё один «747»-й взлетел из международного аэропорта Сайпана, а с восточной стороны острова заходил на посадку новый авиалайнер.

– Что, здесь всегда столько самолётов?

– Нет, вижу такое впервые. Должно быть, проклятые отели зарезервированы полностью. – Ореза пожал плечами. – Ну что ж, значит, рестораны отелей непременно купят у тебя эту рыбину.

– Как ты думаешь, сколько мне заплатят?

– Достаточно, чтобы расплатиться за аренду яхты, Пит. Сегодня у тебя редкий улов. Чтобы окупить выход в море, надо и завтра оказаться столь же удачливым.

– Ты только найди место, где нас поджидает такой вот большой дядя, и мне наплевать, сколько будет стоить аренда.

– Люблю, когда мне говорят такое. – Ореза сбавил обороты, входя в гавань. Он направил яхту к главному причалу. Им понадобятся тали, чтобы поднять рыбу с палубы и положить на пирс. Этот тунец был третьим по размерам экземпляром, доставленным им в порт, да и как пассажир этот Барроуз совсем неплох.

– Значит, этим ты зарабатываешь на жизнь?

Португалец кивнул.

– Вместе с пенсией нам хватает. Больше тридцати лет я плавал на кораблях дяди Сэма, а теперь плаваю на собственном. К тому же сумел полностью расплатиться за яхту, она принадлежит мне.

Барроуз снова посмотрел на сухогрузы в коммерческой гавани и взял бинокль шкипера.

– Не возражаешь?

– Нет, только накинь ремешок на шею. – Поразительно, но многие считают, что ремешок у бинокля нечто вроде украшения.

– Конечно. – Барроуз накинул ремешок, отрегулировал чёткость изображения и посмотрел на «Оркид Эйс». – Какое безобразное судно…

– Красота для них не главное. Им нужно перевозить автомобили. – Ореза начал заключительный поворот.

– На нём не автомобили, а какие-то машины. Для строительных работ, что ли. Вроде бульдозеров…

– Вот как? – Ореза позвал своего помощника, местного парня, и послал его на палубу, чтобы подать на пирс швартовы. Хороший парень, пятнадцать лет, может, когда-нибудь захочет поступить в училище береговой охраны и научиться профессии моряка по-настоящему. Ореза уже говорил с ним об этом.

– У армии США нет здесь своей базы?

– Нет. На Гуаме остался ещё персонал ВВС и Военно-морского флота, но и там их мало. – Все.

Ореза убрал газ, и «Спрингер» мягко коснулся причала. Как всегда, он испытывал удовольствие от хорошо выполненной работы. Матрос на пирсе принялся крутить ручку подъёмного устройства, заводя тали на корму яхты. Увидев огромную рыбину, он одобрительно поднял вверх большой палец. Ореза убедился, что швартовы закреплены надёжно, опустился в кресло, выключил двигатели и подумал о том, как хорошо сейчас выпить холодного пива.

– Ну-ка, посмотри. – Барроуз передал ему бинокль. Португалец повернулся в кресле, привычно отрегулировал фокусировку, поднёс бинокль к глазам и посмотрел на корабль, стоящий у причала коммерческого порта. Он был хорошо знаком с такими судами, неоднократно проверял на них состояние спасательных средств, когда служил на посту береговой охраны. Ему даже довелось однажды осматривать именно этот корабль, один из первых построенных для перевозки грузовиков, легковых автомобилей и других машин. Над палубами нависли длинные тени…

– Ты знаешь, что это такое?

– Нет. – Это было какое-то гусеничное транспортное средство. Машина находилась в тени, потому что солнце спустилось низко к горизонту, но окрашена она была определённо в тёмный цвет, а в задней её части виднелось что-то вроде большой коробки. И тут он внезапно понял. Какая-то установка для запуска реактивных снарядов. Ореза вспомнил, что видел похожие, когда по телевидению вели репортажи о войне в Персидском заливе, незадолго до его ухода в отставку. Он встал, чтобы рассмотреть получше. На берегу стояли ещё две…

– А-а, я понял, это какие-то учения, – произнёс Барроуз, спускаясь по трапу на палубу. – Видишь, вон там летит самолёт. Мой брат летал на таком, перед тем как перешёл в «Америкэн эйрлайнз». Это F-15 «игл», истребитель ВВС.

Ореза поднял бинокль к небу и увидел летящий самолёт. А вот и второй, они летят рядом, как и полагается истребителям F-15, барражируя над центральной частью острова и демонстрируя готовность военно-воздушных сил встать на защиту родной земли, только… Эмблемы на крыльях представляли собой красный кружок.

* * *

И снова Джоунз предпочёл смотреть на бумажные распечатки вместо электронного дисплея. Последний был удобнее в реальной жизни, но при ускоренном воспроизведении глаза быстро уставали, а для предстоящей ему работы требовались внимание и тщательность. От его заключения могут зависеть жизни людей; напомнил себе Джоунз, зная, что это ложь. Вместе с ним листы просматривали два опытных техника-океанографа. Они начали работу с полуночных записей и продвигались вперёд, не спеша, внимательно изучая зарегистрированные кривые. Район учений для подводных лодок располагался недалеко от атолла Куре и был выбран потому, что в непосредственной близости от него находилась серия гидрофонов, составляющих часть Тихоокеанской системы раннего обнаружения. Ближайшая группа гидрофонов замыкалась на донную усилительную станцию размером с гараж или небольшой дом, установленную совсем недавно. Она представляла собой часть более крупной системы и соединялась подводным кабелем с другой донной станцией, расположенной в пятидесяти морских милях от неё, однако эта вторая станция была установлена уже давно и уступала первой как своими размерами, так и чувствительностью. Далее кабель вёл сначала к Куре, затем к Мидуэю, откуда полученная информация передавалась по спутниковой связи, дублирующей подводный кабель, который соединял станции с Пирл-Харбором. Дно Тихого океана буквально пересекали такие кабели, причём во множестве. На протяжении ряда лет за период холодной войны Военно-морской флот США прокладывал почти столько же подводных кабелей, как и компания «Белл телефон», иногда арендуя у неё морские суда-кабелепрокладчики.

– Вот это идёт «Курушио» под шноркелем, – заметил Джоунз, обводя чёрные точки красным карандашом.

– Каким образом, черт побери, вам удаётся преодолеть глушение «Маскера»? – удивлённо спросил один из техников.

– Говоря по правде, эта система действительно неплохая, но ты когда-нибудь прислушивался к ней?

– Я не был в море уже десять лет, – признался старший техник.

– Когда я плавал на «Далласе», мы недалеко от Багам целую неделю занимались играми с «Мусбраггером».

– У «Муса» превосходная репутация.

– И она вполне заслуженная, поверь мне. Мы не могли найти его, он не мог найти нас, короче говоря, всё шло к чёртовой матери с присвистом, – продолжал Джоунз, говоря теперь не как гражданский подрядчик с научной степенью доктора, а как отличный гидроакустик, гордящийся своей работой, которым он когда-то был и, неожиданно понял он, все ещё оставался. – У них был вертолётчик, всё время загонявший нас в угол. Короче говоря, – он перелистнул страницу, – я сумел наконец найти выход. Звуки «Маскера» напоминают в наушниках шум дождя, падающего на морскую поверхность, что-то вроде весеннего ливня. Шум не такой уж сильный, зато частоты уникальные и легко различимые. И тут я понял, что нам всего лишь нужно выяснить, какая погода на поверхности, вот и все. Если там голубое небо, а ты слышишь звуки падающих дождевых капель на пеленге ноль-два-ноль, это и есть твой контакт. Вчера к северо-западу от Куре была ясная погода. Перед тем как прийти сюда, я проверил в метеослужбе флота.