Текст книги "Сфинкс"

Автор книги: Тобша Лирнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

42

Пока Мустафа ходил покупать все необходимое для долгой дороги в монастырь, я достал астрариум. В нем ничего не изменилось: механизм по-прежнему бешено вращался, а стрелка с головой Сета на конце теперь отстояла от дня моей смерти всего на одну риску.

Я снова тщательно запаковал устройство. Встреча с Именандом растревожила меня. Какова его цель: разведка нефти или нечто другое? Мне следовало как можно скорее выбираться из Александрии, но до того предстояло встретиться кое с кем еще. Я дождался возвращения Мустафы, попросил его постеречь сумку с астрариумом и вышел на улицу, снова скрываясь под рясой коптского монаха.

Охранник опустил в задний карман форменных брюк пятьдесят египетских фунтов и повел меня по узкому, пахнувшему мочой и дезинфекцией коридору.

– Мистер Гермес, наверное, ваш очень близкий друг?

Не обращая внимания на ухмылку надзирателя, я шел за ним, стараясь справиться с головокружением и страхом, – узнавал стены с облупившейся штукатуркой и старые металлические двери, ведь всего неделю назад меня в этом месте допрашивали. Мы проходили камеру за камерой. Некоторые были пусты, и в них не горел свет, в других лежали, свернувшись в углах, люди – забытые всеми сгустки человеческого отчаяния. Кое-кто просил о помощи, другие, раскачиваясь назад-вперед, молились.

В конце коридора находилась камера чуть больше остальных, с деревянной скамьей и отхожим местом в углу. На скамье лежал Гермес Хемидес. Он завернулся в серое одеяло, натянув его, словно от стыда, на самое лицо. Из-под одеяла высовывались стариковские ноги – бледные, с переплетенными венами на тонких лодыжках, ступни в шишках, с наростами у пальцев, в старых, не по размеру больших сандалиях.

– Тридцать минут, – предупредил меня надзиратель, отпирая большим железным ключом решетчатую дверь. – Обычно разрешается пятнадцать, но для вас, – он похлопал ладонью по спрятанным в заднем кармане деньгам, – тридцать.

Он ушел, закрыв за собой дверь.

– Оливер! – Гермес скинул с головы одеяло и сел. Я с облегчением заметил, что на его лице не было синяков. – Слава Богу, вы пришли. Я не могу здесь оставаться. Не выйду отсюда живым!

– Гермес, не паникуйте. Прежде всего скажите, какое вам предъявляют обвинение.

– Меня обвиняют в заговорщической деятельности, направленной на подрыв государства. Несусветная ложь! И на меня нападают.

– Кто? Надзиратели?

– Не смешите меня! Какие там надзиратели! Заключенные! Они подстерегают меня во дворе и… унижают.

– Правда? По вашему лицу не заметно.

– Вы не понимаете. Для человека вроде меня, который не как все…

– Вы говорите о своей сексуальной ориентации?

– Моей сексуальной ориентации? – Гермес горько рассмеялся. – Если бы все было так просто… – Заметив по моему лицу, что я его не понимаю, он задрал тюремную рубашку и обнажил обвисшие, сморщенные груди. Женские груди.

– Вы гермафродит? – Я старался скрыть изумление.

Все странности египтолога сразу получили объяснение: лишенная волос кожа, узкие плечи, широкие бедра и неустойчивый голос, напоминающий речь старухи. Гермес прикрылся.

– В этой жизни я предпочел оставаться мужчиной.

– Не понимаю…

– Я родился больше семидесяти лет назад в маленькой суданской деревушке. У нас не существовало медицинских технологий, позволяющих исправлять ошибки природы. Родители пришли в ужас. Меня отдали дервишу, который меня воспитал и сделал своим учеником. – Гермес внимательно на меня посмотрел. – Вы должны его знать – Ахмос Кафре. Тот самый мистик, к которому я много лет назад отправил Изабеллу.

Я испытал головокружение, впервые осознав, как нашими жизнями – моей и Изабеллы – управляли со стороны: будто дергали за ниточки марионеток. Египтолог, словно прочитав мои мысли, тихо произнес:

– Вот видите, Оливер, круг еще теснее, чем вы могли предполагать.

– Как же вы выжили? – спросил я вместо ответа.

– Стал изучать историю людей, подобных мне. Древние египтяне считали их святыми. Видя в нас совершенное смешение мужского и женского начал, делали верховными жрецами. Я участвую в самых священных церемониях.

Глаза Гермеса безумно сияли, голос стал выше, будто он наконец растворился в своей природной двойственности. Память броском вернула меня в катакомбы, и перед глазами встала неестественно раскрашенная деревянная маска богини, в ушах послышался доносившийся из-под нее голос. Теперь я понял, кто играл роль Исиды, и, испытав дурноту, прислонился к стене. Я все время шел по ложному следу: не Амелия Лингерст стояла во главе поклонников египетских богов. Я посмотрел на Гермеса. Но прежде чем успел что-либо сказать, он схватил меня за запястье.

– Оливер, мы нужны друг другу. Ни один человек в мире, кроме меня, не сумеет вас спасти. Никто, кроме меня, не знает, как остановить астрариум.

– Для чего он вам нужен? Уж явно не для того, чтобы сохранить мне жизнь.

Египтолог цинично улыбнулся, и я снова заметил в его настороженном взгляде безумие.

– Для того чтобы обрести бессмертие. Чего еще может желать человек?

Я в ужасе оттолкнул его руку.

– Вы мне лгали! Вырезали у Изабеллы сердце. Надругались над ее телом! – Я стал стучать по решетке, стараясь привлечь внимание надзирателя.

– Подождите, я все вам скажу! – Гермес потянул меня назад. Я перестал колотить по прутьям.

Египтолог опустился на лавку и, приглашая сесть, похлопал рядом с собой ладонью. Я предпочел остаться на ногах.

– У Джованни Брамбиллы был небольшой салон, куда приходили те, кто интересовался мистицизмом и оккультизмом. Я говорю о времени больше сорока лет назад – о тридцать шестом годе, когда начал рассыпаться мир, который мы знали. Никто из нас не хотел терять власть. Наша компания была разнородной: ученые, бизнесмены, археологи, – но все мы увлекались египтологией. А времена были отчаянные, и мы жили в отчаявшемся городе.

Значит, полицейские были правы, подумал я про себя. Все-таки существовала тайная секта во главе с Джованни. Нечего удивляться, что они заподозрили Изабеллу.

– Сначала воспроизведения древних обрядов были безобидными, наивными попытками добиться некоторой достоверности. Но со временем мне захотелось пойти дальше. Я был убежден: если правильно совершить обряд, можно добиться чего-то большего. Превратить представление в реальность. – Гермес помолчал, затем шепотом продолжил: – Овладеть магией. В один прекрасный день я во время ритуала взвешивания подменил баранье сердце на человеческое.

– Чье? – недоверчиво спросил я, хотя заранее знал ответ. Асхраф слышал крики.

– Преступника. Украл из морга. – Гермес холодно посмотрел на меня.

– И снова лжете! Вы убили человека. Молодую женщину-египтолога, – добавил я, внезапно вспомнив рассказ Деметрио о трупе, лишенном внутренних органов.

– Это были благородные жертвы. Но важно другое: как эта небольшая перемена все изменила. В ту ночь мы вызвали Сета. Поразительно – сразу обрели силу богов. – Голос Гермеса звучал на грани истерики, он напоминал человека, одержимого манией. Я отступил на шаг и прижался к решетке.

– Это невозможно.

– Неужели? Вы же сами видели.

Я поежился, вспомнив длинную тень на стене катакомб. Гермес с беспристрастным любопытством следил за выражением моего лица. Из-под его напускной маски подобострастия проступил совершенно иной человек.

– Потом в нашу компанию затесался несогласный. Но это не были споры в среде ученых археологов. Разногласия шли гораздо дальше.

– Джованни хотел воспользоваться обрядами, чтобы уничтожать своих политических врагов?

Гермес кивнул:

– Какое-то время это получалось благодаря объединенной воле людей одинакового верования или магии. Потом в наш круг ворвалась Амелия и все испортила. Некоторых увела за собой – у них были свои интересы.

– А Изабелла?

– Она исполняла все, что желал ее дед, буквально все. Джованни первым наткнулся в своих исследованиях на астрариум. И сглупил: поделился открытием с Амелией Лингерст.

– А раскопки в Бехбейт-эль-Хагаре?

– Их организовал Джованни. Никто из нас не сомневался, что там мы найдем астрариум. У Джованни уже возникла мысль воспользоваться артефактом в политических целях – отстоять старый Египет, защитить наше имущество и предотвратить неизбежный приход к власти Насера. Тогда я считал, что у него поехала крыша. Сейчас я другого мнения. Мы ничего не нашли, а Амелия откопала Ваз и, предав нас, сбежала с ключом. Джованни убедил внучку посвятить ее научную работу астрариуму. Она обратилась к Ахмосу Кафре, а тот невольно еще и подтолкнул ее, назвав дату ее смерти. Это Изабеллу подхлестнуло, и она, рьяно взявшись за поиски, вплотную подошла к разгадке тайны.

– Так что насчет даты смерти Изабеллы? – спросил я, стиснув зубы.

– Ахмос Кафре считался лучшим астрологом в мире. Его предсказание было настоящим.

– Она была ребенком, Гермес. – Я чувствовал, как в ответ на его небрежное бессердечие во мне закипает ярость. Я злился, что он помогал увлекать в их игры детей и крал детство у Изабеллы.

– Детство – современное понятие.

Больше я не мог сдерживаться, замахнулся, и только испуганное выражение лица египтолога и желание узнать как можно больше предотвратили удар. Он с облегчением вытер потное лицо грязным рукавом.

– Меня обманул Мосри. Он внедрился в нашу группу, и я считал, что мы добиваемся одного и того же. Это я устроил, чтобы его человек оказался на катере в день, когда утонула Изабелла. До момента, когда он убил вашего друга австралийца, я не знал, что он работает на принца Маджеда. Допрос пошел не так, как ожидалось.

– У меня руки так и чешутся тебя убить, – не сдержался я.

– Я готов к смерти. – Гермес обнажил тощую шею, словно ждал, что я начну его душить. Застыв, я держал руки по швам, и он застегнул ворот. – Астрариум вызывал интерес у военной элиты и Саудовской Аравии, и Египта. Там верили в его силу. Ведь известно же, что обладать им хотел сам Александр Македонский. Наполеон послал на его поиски войска. Если астрариум получит принц Маджед, в регионе наступит хаос – племенная анархия. Сначала он все дестабилизирует, а затем внезапным наскоком возьмет власть в свои руки. Мои притязания проще. Я хочу всего лишь бессмертия. – На губах Гермеса появилась циничная улыбка. – Хотя какое это теперь имеет значение. Отсюда меня живым не выпустят. Если только не удастся убедить вас расстаться с астрариумом. – Он посмотрел на меня с надеждой, но я отвел глаза.

– Расскажите про Хью Уоллингтона. Ему-то зачем понадобился астрариум?

Лицо египтолога стало пепельно-серым. Я никогда не видел его настолько напуганным.

– Откуда вы узнали о Хью Уоллингтоне?

– Это он был голосом Гора? – Я не мог сдержаться, сгреб его в охапку и сильно встряхнул. – И с самого начала стоял за всем?

– Уоллингтон – верховный жрец. Он правит всем. – Гермес оцепенел и едва мог говорить.

– Чушь! Он такой же человек, как мы все. Мне нужны только факты! – Я возвышался над египтологом, а он казался мне еще более жалким и чуть не скулил от страха.

– Если он получит в руки астрариум, то выпустит на волю Сета, бога хаоса. – Гермес произнес это шепотом. – И тогда только боги смогут нам помочь.

Он замолчал, и я невольно ощутил холодок страха. Снова повернулся, чтобы позвать надзирателя, но египтолог вцепился в мою руку.

– Вы должны понять: вас заманили специально, чтобы во время обряда вы сыграли роль Осириса. Хотите вы того или нет, Оливер, но вы принадлежите подземному миру. Вы спаситель. И должны выполнить свою миссию до конца.

– Спаситель? Что вы такое несете?

– В Бехбейт-эль-Хагаре мы наткнулись на пророчество Банафрит, в котором говорится, что если астрариум когда-нибудь потеряется, единственным человеком, который сумеет осуществить его истинное предназначение и вернуть мумии Нектанеба, будет поклоняющийся Осирису жрец подземного мира – тот, кто извлекает из-под земли сокровища. Изабелла ведь не случайно выбрала вас в мужья, – почти с удовольствием закончил Гермес и покосился на меня.

Я не поверил своим ушам.

– Вы хотите, чтобы я взял на себя ответственность за астрариум, потому что так сказано в древнем пророчестве?

– Выбора нет. Но без меня у вас ничего не получится. Я вам нужен, Оливер. А вы мне. Пожалуйста, помогите. Во время обряда я пытался принудить вас уступить астрариум. Если бы у меня получилось, власть над ним перешла бы ко мне.

– Вы хотите сказать, что я один обладаю над ним властью?

– Обладали до тех пор, пока не набрали на его циферблатах дату своего рождения и таким образом вверили ему свою судьбу.

Я едва сдержался, чтобы не наброситься на Гермеса. Как он посмел предположить, что Изабелла вышла за меня замуж, потому что ей так велели? Но несмотря на гнев, почувствовал, как в голове пронесся ураган мыслей, подрывающих все, во что я раньше верил. Какой приговор вынес мне астрариум? В ушах застучала кровь, перед глазами завертелся калейдоскоп картин, одна страшнее другой: сердце Изабеллы плывет в воде, ее безжизненные глаза следят за мной, маленькая стрелка неумолимо движется вперед, приближая намеченный через два дня срок моей смерти, и тени из катакомб готовы броситься на меня. Я понимал, что надо остаться и заключить с Гермесом что-то вроде фаустовского договора, но вдруг лишился дара речи. Сделал несколько глотательных движений, стараясь справиться с паникой. Оттолкнул Гермеса. Мне хотелось одного – бежать.

Хриплым голосом я окликнул охранника и услышал в ответ хор стенаний заключенных, пока весь коридор не огласился какофонией человеческих страданий. А когда наконец, спотыкаясь, вышел во двор, мольбы Гермеса все еще звучали у меня в ушах.

43

Металлические ворота тюрьмы закрылись за мной. Я шел по направлению к главной улице – теперь спокойнее, но все еще пошатываясь оттого, что мозг лихорадочно пытался решить, как поступить дальше. Время приближалось к полудню, и на тротуары высыпало множество людей: с рынка возвращались женщины, мужчины неторопливо шли на обед, школьницы прогуливались, взявшись за руки. Изабелла меня любила, твердил я себе. Но сосуд нашего брака был расколот на черепки, и я не мог разобраться в их сложной россыпи. Неужели моя профессия была единственным фактором, который повлиял на решение Изабеллы выйти за меня замуж? Несла ли она для нее какой-то мистический смысл? Все, что раньше мне казалось твердым и незыблемым, вдруг стало превращаться в дым. Изабелла была моим якорем, основой жизни последние пять лет. И теперь меня убивала мысль, что наш брак – все, что мы делили: любовь и веру в нашу совместную жизнь, – был лишь химерой, и она выбрала меня не за то, каким я был, а за то, чем занимался.

Но если мой брак был ненастоящим, следовательно, и многое другое в жизни могло оказаться ложным. Я полагал, что работал на своем месте, но теперь начал сомневаться: много ли решений диктовалось моей свободной волей? Или я шел дорогой, которую мне указывал некий незримый властитель? Меня угнетало сознание, что какая-то часть моей судьбы была заранее предопределена. Это противоречило всей моей личной философии: моему атеизму, вере в свободу выбора и в то, что человек – хозяин своей судьбы. В голове звучали слова Гермеса о магии и жертвенности, и я слышал, как тикает стрелка, отмеряя последние часы моей жизни.

Волнами накатывало предчувствие беды. Я болезненно ощущал бег времени. Казалось, отовсюду отражался свет: от автомобильных зеркал, витрин магазинов, даже от металлических частей в конской упряжи. Надо было возвращаться в монастырь. Но что дальше?

За спиной взревел автомобильный мотор. За мной ехал черный «мерседес». За рулем сидел Мосри, рядом Омар и, что было всего страшнее, Хью Уоллингтон – на заднем сиденье. Дико оглянувшись, я нырнул в переулок. Машина выскочила на тротуар и поехала за мной. Люди разбегались, кричали женщины, по мостовой рассыпались фрукты, а автомобиль меня нагонял. Я закрыл глаза, почти обрадовавшись, что сейчас все кончится, но когда от бампера было всего несколько дюймов, чья-то рука втащила меня в проход.

Фахир.

– Сюда! – Он увлек меня в боковой проулок, затем в темный вход, как мне показалось, мусульманской мясной лавки.

– Вы считали меня воплощением Антихриста? – Амелия Лингерст стояла у стола, громадного сооружения в викторианском стиле, заваленного картами и бумагами. У стены я заметил изящный комод, уставленный фотографиями в рамках. На нескольких была изображена молодая Амелия в военной форме. Мое внимание привлек снимок, где она сидела на танке в обществе двух улыбающихся британских солдат. Внизу была подпись: «Синай, 1944». – Что-то вроде дьяволицы в твиде. – Она улыбнулась и принялась расхаживать по комнате.

Прямоугольное помещение пряталось за мясной лавкой, и вход в него был замаскирован висевшими на крюках тушами козла и овцы. Я удивился, насколько просторным оказалось помещение за стальной дверью. Стены от пола до потолка были увешаны набитыми книгами полками. Одна стена была целиком посвящена Юнгу. Я заметил его работы «Человек и его символы», «Архетипы и коллективное бессознательное», «Психология и алхимия», «Психика: структура и динамика» и другие. На другой полке стояли книги по физике, включая несколько последних работ по квантовой физике.

– Объясните мне все-таки, почему я должен вам доверять? – осторожно начал я.

– Потому что она позволяет вам хранить у себя астрариум, – ответил за Амелию Фахир. – А могла бы поручить забрать его у вас.

– Вы-то как во все это влезли? – Я тщетно пытался соединить в уме концы с концами.

Амелия положила руку на плечо молодому человеку.

– Я хотела быть уверена, что рядом с Изабеллой есть надежный человек, который сумеет ее защитить.

– Но не сумел. – Как я ни старался, в моем голосе прорвалась злость.

– Это столько же моя трагедия, сколько и ваша. – Лицо Фахира посуровело от переживаний.

– Да кто вы такой? – Моему терпению пришел конец, и я ударил кулаком по столу, но Фахир даже не вздрогнул. Стало ясно, что его прежнее простодушие – всего лишь маска.

Мне не давали покоя стоявшие на столе часы – тонкая черная секундная стрелка безостановочно перескакивала от черточки к черточке. Я устал от загадок и людей, которые были не теми, кем казались.

Фахир тяжело вздохнул.

– Скажу так: я прошел подготовку в израильском военном флоте.

– МОССАД? – настаивал я.

Он предпочел не отвечать.

– Никто из нас не мог предвидеть землетрясение, – заметила Амелия. – Мы все считали, что Изабелла успеет добраться до астрариума и изменит срок своей смерти. Мы с Фахиром предусмотрели любую случайность, какую только могли вообразить.

– А как я вписывался в ваши планы и почему унаследовал астрариум?

– Вы лозоходец, воплощение Осириса. Вы и должны воссоединить астрариум с мумией Нектанеба. Это единственный способ избежать Маат – политического и духовного хаоса – и предотвратить наступление эры Сета.

Она указала на черно-белый телевизор в углу. Звук был приглушен, но я понял, что шел репортаж о встрече Садата с Ассадом, о последней остановке египетского президента перед разговором с Бегином – саммите, на котором должна присутствовать Рэйчел.

– А что такое эра Сета? Провал мирных переговоров? – скептически спросил я.

– Не стройте из себя идиота, это вам не идет, – разозлилась Амелия. – Страх заставляет вас держаться за маленький знакомый мир, в котором вам удобнее. Принц Маджед воспользуется астрариумом не только для того, чтобы уничтожить Садата, но начнет в регионе опустошительную войну, которая дестабилизирует все соседние страны. Поверьте, наступит нечто вроде ада…

– Довольно, Амелия, – прервал ее Фахир. – Мы теряем время. Мосри скоро обнаружит, где мы находимся. Оливер, Ваз – ключ к механизму – у вас?

– У меня благодаря старинному другу Амелии профессору Сильвио. Но ведь, Амелия, вы сами его украли?

– Чтобы не могли воспользоваться другие. Я опасалась, что найдутся люди, готовые злоупотребить могуществом машины, и оказалась права. – Она внезапно осеклась, догадавшись, что означает встревоженное выражение моего лица. – Так вы запустили механизм. Очень глупо с вашей стороны. Чертовски самонадеянно.

Раздавленный шквалом последних событий, я рухнул в кресло и признал:

– Грешен высокомерием.

– Не редкость среди ученых. Так когда срок вашей смерти?

– Вы можете мне помочь? Я в курсе, что сначала вы тоже были членом секты.

– Но покинула ее после первого пришествия Сета. И Изабелле следовало так поступить. С того момента ее карьеру направлял Джованни – в какой-то мере даже после своей смерти. Затем она подпала под влияние Гермеса Хемидеса.

– И он отправил ее на Гоа.

– Когда я получила должность преподавателя в Оксфорде и почувствовала, что завоевала доверие Изабеллы, то объяснила ей, какие ужасные поступки совершал ее дед и как манипулировал событиями. Она мне не верила, не могла поверить. Потом вы оба снова вернулись в Египет. Гермес прослышал, что Изабелла близка к находке астрариума, и убедил ее присутствовать на кое-каких обрядах. Она по наивности согласилась.

– Я об этом понятия не имел. Эх, если бы она мне сказала…

– Вы бы ей поверили?

Мне не было надобности отвечать. По лицу Амелии я понял, что ей меня жаль.

– Боюсь, Оливер, вам придется сыграть свою роль, пусть даже она вам противна. Я уже пыталась донести до вас в опере: это история великой любви. Когда Банафрит, старшая жена и сестра Нектанеба, узнала о заговоре с целью убийства фараона, думаю, она была готова пойти на смерть, только бы спасти своего любовника. Кто знает, преуспела в этом жрица или нет. Можно представить такую сцену: Банафрит – член религиозного клана, и поэтому, причастная к их бесчестной политике, рвется предупредить Нектанеба об опасности, но сделать это очень непросто. В заговоре против фараона участвуют очень многие, даже кое-кто из членов его семьи. И будущее целого народа зависит от того, успеет Банафрит вовремя его предупредить или нет. Что мне известно доподлинно: заговор организовали почитатели Сета – его культ стремится возродить Хью Уоллингтон. Пришествие Сета символизирует хаос, он олицетворение аморального зла, фашистской стороны личности.

– Постойте, я наблюдал его пришествие в катакомбах. Как это было устроено?

– Почему вы решили, что все было устроено?

Я не ответил. Мысль, что Сет являлся в самом деле, сильно тревожила.

– Игры Гермеса и его приятелей – опасное занятие. Они вызывают тайные силы зла. Гермес все еще пользуется влиянием и, как в свое время Джованни, сколотил вокруг себя небольшой кружок приверженцев.

Я вспомнил похожую на Изабеллу молодую женщину. Гермес, должно быть, привлек ее из-за ее сходства с моей женой – знал, что я неизбежно пойду за ней следом.

– Надо учитывать, – продолжала Амелия, – когда собираются единомышленники, их желания и воля сливаются. Одно это уже могучая сила – энергия, которой часто пользуются харизматические политические лидеры. Вспомните Гитлера, Сталина, Мао – это были личности, способные зажечь одновременно сотни тысяч людей. Юнг тоже верил в возможность массового гипноза, алхимию веры. Итак, Оливер, я дала психологическое объяснение, которое вам удобнее и проще принять.

– Мне предстоит умереть через… – я посмотрел на настенные часы, – шестнадцать с половиной часов. Поэтому в данный момент трудно ожидать, что что-то может улучшить мне настроение. – Я язвительно рассмеялся, остальные мрачно промолчали. – Что скажете о Хью Уоллингтоне? На кого он работает? Он участвовал в обряде, когда хотели меня запугать?

– Участвовал. Гермес вел опасную двойную игру. Он боится Уоллингтона, но Уоллингтон ему нужен в качестве Гора. Думаю, он рассчитывает обойти Уоллингтона и завладеть астрариумом. Бедняга, у него ничего не получится. Уоллингтон слишком силен. Не сомневаюсь, что он заключил сделку: после того как Маджед воспользуется астрариумом, артефакт должен перейти к нему. Посмотрим правде в глаза: если Маджед получит астрариум, последствия будут ужасными – страна окажется в хаосе и тьме и под диктатурой принца погрязнет в бедности. Даже сам Сет не смог бы нанести Египту большего урона. Уоллингтон мечтает переписать библейскую историю. Как ученый он очень честолюбив. И хочет обрести бессмертие – но не такое, какого добиваются Гермес и Маджед.

Мы вздрогнули, услышав стук в дверь. Амелия кивнула, и Фахир пошел узнать, в чем дело. Слышно было, как он с кем-то говорит по-арабски. Через минуту он вернулся.

– Гермес Хемидес совершил самоубийство. Повесился в камере.

Я закрыл лицо руками.

– Господи Иисусе!

Амелия дотронулась до моей руки, и прикосновение ее прохладной ладони подействовало ободряюще.

– Оливер, сосредоточьтесь, нам надо спешить. Ваше время на исходе.