Текст книги "Сфинкс"

Автор книги: Тобша Лирнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

– Здесь всего два часа пути. – Я старался говорить убедительнее, хотя чувствовал себя совсем не уверенно. – Захочешь послать мне весточку, легко можешь это сделать. Правда, святой отец?

– Конечно.

– Береги себя, – попросила она. – Я должна возвращаться в отель. Мне дали наколку насчет тайного совещания – что-то касающееся всех этих атак. Надо этим заняться. – И, заметив выражение моего лица, добавила: – Не тревожься. Я умею о себе позаботиться. Свяжусь через пару дней. Договорились?

Рэйчел быстро меня обняла, и на мгновение я обрел под ногами твердую почву.

38

Открытый военный грузовик сильно подбрасывало на дороге через пустыню в Вади-эль-Натрун. В кузове мы ехали вдесятером: семья, направлявшаяся в монастырь явно для того, чтобы крестить ребенка, – отец крепко прижимал к себе орущего малютку, пять серьезных монахов пугающе-торжественного вида, поросль на их подбородках едва пробивалась, и я. Мы делили пространство с испуганным козлом, тремя связанными молодыми курочками и петушком, издававшим на каждой выбоине громкий, пронзительный крик. Четыре часа езды от Александрии показались мне изматывающим путешествием – от палящего дневного солнца нас защищал только брезент, у нас не было даже воды, и ехали мы без остановок.

Я ни с кем не разговаривал, чтобы мой акцент и голубые глаза не выдали во мне иностранца. И поскольку был старше, послушники относились ко мне с почтением, принимая мое молчание за религиозные раздумья.

Астрариум я вез в грубом мешке, поставив между ног. И, глядя на проплывающий пейзаж, снова и снова анализировал события, произошедшие с тех пор, как я вернулся в Александрию. Вспомнил появление Мосри на лекции Амелии, Хью Уоллингтона и его связь с Мосри и принцем Маджедом, голос Уоллингтона в парикмахерской, странное новое нефтяное месторождение, смерть Йоханнеса и даже представил вздымающиеся волны Красного моря. Вереница фактов и образов соединялась в сознании в сложную последовательность. Но что из этого было реальным, а что нет? Я надеялся узнать у отца Мины что-то новое. Отец Карлотто выражался туманно, сохраняя тайну исповеди Изабеллы, но я понимал, что он владеет более целостной картиной, чем я. Мне оставалось рассчитывать, что отец Мина добавит к этой картине-загадке новую составляющую. В любом случае неделя в монастыре даст мне время продумать следующий шаг и, если повезет, остановить движение астрариума к моменту моей предполагаемой смерти. В конце концов меня укачало, и я проснулся только через несколько часов, почувствовав, что грузовик затормозил.

Монастырь Святого Бишоя возвышался на фоне ночного неба: угловые башни с ярко выраженными куполообразными кровлями, четырехконечные кресты на вершинах, высокие стены и одна башня выше остальных, изначально построенная, чтобы предупреждать о нападении живших вокруг берберов. Возле башни вились птицы, привлеченные насекомыми, плясавшими в лучах освещавших крепость прожекторов. Казалось, их держит какая-то невидимая сила.

Грузовик остановился у ворот в северной стене. Два монаха открыли створки изнутри, и мы устало вылезли из кузова. За монахами из ворот вышел человек постарше, и я заметил, что его одежда была немного наряднее. С протянутой рукой он направился прямо ко мне, его полное широкое лицо светилось улыбкой. Это был настоятель.

– Добро пожаловать. Пойдемте со мной.

Он отвел меня в монашескую келью со сводчатым потолком, узким высоким окном, расстеленным на полу матрасом, молитвенным ковриком и керосиновой лампой. В углу находился умывальник с кувшином с водой и маленьким шкафчиком внизу. Возле матраса не к месту стояла большая пепельница – уступка гостям, сообразил я. В противоположной стене – альков с деревянным резным распятием: Христос на кресте возводил к потолку полные муки глаза.

Настоятель зажег керосиновую лампу, и от маленького белого огонька по стенам и сводчатому потолку заскользили длинные тени.

– Утренняя молитва в половине пятого, завтрак в семь в трапезной. Еда скромная: хлеб, оливки, сыр, фрукты. Присоединяйтесь, – пригласил он и поставил лампу рядом с матрасом.

– Спасибо. Мне очень бы хотелось поговорить с отцом Миной. Он в монастыре?

Настоятель, проявляя осторожность, лишь загадочно улыбнулся:

– Вы встретитесь с ним утром за завтраком.

Я вздохнул с облегчением. Отец Карлотто, судя по всему, оказался хорошим эмиссаром.

– А если мне понадобится отправить сообщение? – спросил я, вспомнив о Мустафе.

– Мы постоянно принимаем и отправляем посыльных. Кроме того, нам доставляют письма бедуины.

– Мне нужно связаться кое с кем в Абу-Рудейсе на Синае.

– Завтра здесь будет проходить караван. А пока предлагаю вам поспать и набраться сил духовно и физически. Отец Карлотто мне сказал, что вы задержитесь у нас на неделю. Это так?

– Может быть, меньше, если найду способ стать невидимым, – пошутил я.

– Пусть будет неделя, – кивнул настоятель. – Оставить вас на больший срок для нас труднее. Настали тяжелые времена, месье Уарнок. Даже здесь, в пустыне, мы ощущаем рябь от волн тщеславия президента Садата. Да хранит его Господь.

* * *

Как только настоятель ушел, я написал письмо Мустафе и попросил его как можно скорее приехать ко мне в монастырь. Затем осторожно распаковал астрариум. Послышалось легкое гудение его бронзовых шестеренок – механизм по-прежнему работал, и стрелка смерти с постоянством восхода солнца указывала мой рубеж. Если ей верить, как только минует ночь, мне останется жить шесть дней.

Меня одолела злость, и я в отчаянии стал колотить кулаком в жесткий матрас. Стоявшая рядом с лампой жестяная пепельница звякнула, поползла по цементному полу и накрепко прилепилась к корпусу астрариума. Я застыл от изумления и страха. Вынул из рясы английскую булавку и положил неподалеку. Ее тоже притянул к себе артефакт. Затем повел ладонью рядом с астрариумом и почувствовал, словно невидимые пальцы схватили и потянули мое обручальное кольцо. Поспешно отдернул руку, сопротивляясь желанию наделить механизм злонамеренной волей. «Перестань глупить, – твердил я себе. – Это просто усиливается магнитное поле устройства».

Тщательно запаковав астрариум, я поставил его на пол в альков. Не раздеваясь, лег на жесткий матрас и уставился в сводчатый потолок. Мысленно я прикидывал, какие существуют научные методы измерения колебаний магнитных свойств артефакта. Вспоминал виденные части механизма и пытался представить в уме его схему, но ничего разумного не выходило. В голове зазвучали последние слова настоятеля, и я подумал, сумела ли Рэйчел попасть на тайную встречу, о которой ей кто-то намекнул. Что это – очередная мирная инициатива? Древнее общество, в котором я оказался, впитало в себя столетия войн и интриг. И мир представлялся здесь чуть ли не чужеродным понятием. Я устал до ломоты в костях, но глаз не смыкал. Метался и вертелся на матрасе, пока все-таки не забылся тревожным сном.

Проснувшись утром, я понял, что пропустил завтрак. Умылся в тазике и поставил астрариум в шкафчик под умывальник. Спрятавшись за стенами монастыря, я почувствовал себя в большей безопасности и ощутил, как постепенно уходят тревоги вчерашнего вечера. Покинув келью, быстро миновал сводчатые прохладные коридоры и оказался во дворе на ослепительном белом свете. Прямо передо мной стоял собор Святого Бишоя – впечатляющее нагромождение куполов песчаного цвета. Справа от высокого арочного входа располагались четыре арки меньшего размера, с витражами от фундамента до крыши. Я обогнул храм, миновал главный двор, развалины мельницы, голубятню и колодец. Дальше шел сад с рядами гранатовых кустов, оливковыми деревьями и разнообразными овощами. Несколько молодых монахов рыхлили землю и сажали растения. Я спросил у одного из них, где можно раздобыть что-нибудь поесть. Он улыбнулся, сорвал гранат и бросил мне. Затем с сильным деревенским выговором предложил зайти в трапезную – иногда там кормили опоздавших к завтраку старых монахов.

В трапезной я сел за стол, залитый светом из застекленного куполообразного потолка. Молодая крестьянка с широким, на удивление ничего не выражающим лицом поставила передо мной миску с рисом. Напротив, медленно пережевывая пищу, завтракал древний монах. Он на секунду замер, тяжелая оловянная ложка застыла в воздухе, монах пристально посмотрел на меня. Я попытался улыбнуться, гадая, не он ли и есть отец Мина. Послышался звук: что-то между возмущенным возгласом и кашлем, и старик продолжил свою мучительно неспешную трапезу. Рис оказался сильно пересоленным. Я выплюнул почти целую ложку и по-арабски попросил у крестьянки меда. Но она, не обращая на мои слова ни малейшего внимания, продолжала складывать стопками тарелки.

Монах со стуком отодвинул миску и кивнул в сторону женщины.

– У нее нет ушей – глухая. – Он похлопал морщинистыми руками по вискам и продолжил по-английски с сильным акцентом: – Вы англичанин?

– Угадали.

Монах откинулся, внимательно изучая мое лицо, в его упрятанных в расщелинах морщин и складок черных глазах не было никаких чувств. Внезапно он потянулся через стол и провел ладонью по моей щеке. Я от изумления замер.

– Все в порядке. Вы хороший человек.

– Я?

– Вы. – К моему удивлению, он произнес это совершенно убежденно, и я исполнился к старику непонятной благодарности. – Меня зовут отец Мина, – продолжил монах. – А вы, как я понимаю, Оливер Уарнок. Отец Карлотто говорил, что вы искали встречи со мной. Пойдемте. Я библиотекарь. Главный библиотекарь нашего книгохранилища. Оно одно из самых знаменитых в нашем ордене. Там собрано много сокровищ. Вам надо взглянуть. Или я ошибаюсь и вы явились сюда, чтобы дать обет молчания? – Старик усмехнулся, и я понял, что он шутит.

– Нет-нет, никаких обетов. И в любом случае я же могу читать, – ответил я с улыбкой.

– О, читать – это перелетать через стены. Но может, вы здесь прячетесь?

Я предпочел не отвечать, и монах похлопал меня по руке.

– Вы храните секреты, я храню книги. Пошли, друг мой.

Мы пересекли двор. Отец Мина был настолько мал ростом – никак не выше пяти футов – и так толст, что мне вообще показалось чудом, что он может ходить. Он остановился у большого круглого колодца рядом с собором Святого Бишоя.

– Здесь берберы мыли свои клинки после убийства сорока девяти мучеников. Они бросили тела в колодец, а сами закрылись в монастыре Святого Макария. Вот почему этот колодец называется Колодцем Мучеников.

Я заглянул внутрь – колодец оказался глубоким. Далеко внизу серебристо отсвечивала вода.

– Чудо Христово: здесь всегда свежая вода. – Отец Мина потянул меня за руку. – А теперь в библиотеку. Это вообще нечто невообразимое!

– Мне надо переслать письмо, чтобы завтра оно оказалось на Синае, – сказал я ему. – Настоятель говорил, что здесь может проходить караван бедуинов.

Монах кивнул, а затем пронзительно свистнул, и тут же из тени выскочил тощий деревенский мальчишка и, сверкая пятками и белозубой улыбкой, бросился к нам.

– Давайте письмо. – Я подал ему адресованный Мустафе конверт. Отец Мина близоруко покосился на адрес, гаркнул на арабском приказание, отдал письмо мальчишке, и тот испарился. Монах посмотрел на меня и понял мои сомнения. – Не беспокойтесь: к ночи будет у бедуинов, а к завтрашнему вечеру – на Синае. А теперь перейдем к более важным темам.

– Астрариуму? – пробормотал я.

– Терпение, мой друг. Позвольте сначала показать вам библиотеку.

Библиотека располагалась в самом дальнем, юго-восточном углу монастырского комплекса, рядом со старинной мельницей, где монахи некогда мололи муку. Узкое помещение тянулось вдоль внешней осадной стены, построенной в девятом веке и имевшей десять метров в высоту и два в ширину. Библиотека освещалась сверху, сквозь отверстия в вершинах куполов, и была заставлена богато украшенными читательскими пюпитрами и полными манускриптов застекленными шкафами девятнадцатого века.

Отец Мина гордо провел меня по библиотеке, объясняя историческое и религиозное значение собранных в шкафах фолиантов. Мне трудно было сосредоточиться – не терпелось взглянуть на его труд, но я чувствовал, что он меня каким-то образом испытывает, – может быть, говоря о книгах, оценивает мою искренность. Наконец мы подошли к стоявшему в углу небольшому дубовому сундучку. Театральным жестом монах достал из кармана маленький ключ и открыл крышку. Вынул переплетенную вручную кожаную тетрадь и положил на стол. Покрытые пятнами, пожелтевшие страницы были исписаны тонким прыгающим почерком – буквы бежали по странице так, словно за ними гнались. И весь текст был на архаичном французском.

– Это одно из величайших сокровищ библиотеки, – объяснил старик. – Тетрадь Соннини де Манонкура, французского натуралиста и исследователя, участвовавшего в походе Наполеона тысяча семьсот девяносто девятого года.

Мое сердце учащенно забилось, я вспомнил это имя. Моментально перенесся на Гоа, и перед глазами возникло взволнованное лицо Изабеллы, когда она рассказывала мне о письме Манонкура, которое ей показал Ахмос Кафре. Я сам видел его копию в Британском музее, а почерк оригинала из кабинета Уоллингтона соответствовал почерку в этой тетради. Я даже почувствовал, что улыбаюсь. Неужели возможно, что разгадка тайны последнего пути астрариума ждала меня в этом монастыре? А может, и решение, как лишить его способности предсказаний и даже стереть предначертанную дату моей смерти? Мина протянул мне тетрадку, но мои руки слишком дрожали, чтобы ровно ее держать. Монах неодобрительно нахмурился и отобрал у меня рукопись. Его морщинистый палец побежал вниз по странице.

– Видите, здесь заметки и маленькие рисунки. Описание открытого им наоса. – Он указал на колонку небольших набросков, каждый из которых представлял стену святилища, покрытую незнакомыми мне письменами, которые, как я догадался, были гораздо моложе иероглифов. – Здесь говорится о том, как царица Клеопатра получила в подарок звездного пророка – то, что вы называете астрариумом. – Отец Мина присматривался ко мне, стараясь понять мою реакцию.

– Именно, – кивнул я, требуя продолжения.

– Астрариум был свадебным подарком евнуха-священнослужителя Потина Клеопатре, когда та выходила замуж за Птолемея Тринадцатого. Надписи рассказывают историю звездного ящика. – Я кивнул, давая понять, что эти факты мне известны. Монах аккуратно перевернул страницу. – Соннини де Манонкур рассказал об этом механизме в письме Наполеону, утверждая, что астрариум способен приносить и смерть, и удачу, что не может не заинтересовать великого завоевателя. Это письмо тоже хранилось здесь, но в тысяча девятьсот сорок третьем году было украдено одним из посетителей монастыря.

– Ахмосом Кафре, – выдохнул я.

Отец Мина бросил на меня острый взгляд, и в его глазах мелькнуло сначала удивление, затем подозрение.

– Вы знаете Кафре?

– Моя жена была археологом. Она говорила о нем. – Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно и убедительно, но опять испытал приступ удушья от сознания, что астрариум контролирует мою жизнь, подстраивает под себя и направляет в нужное ему русло. Может, и сюда меня заманил именно он?

Старый монах притянул меня к себе и обдал щеку едким дыханием.

– Письмо Наполеону было написано, но не отправлено. В тысяча семьсот семьдесят восьмом году Соннини де Манонкур останавливался в нашем монастыре – об этом имеются письменные свидетельства. В них говорится о большом треволнении в связи с предстоящим великим открытием. Через сто шестьдесят пять лет, незадолго до окончания войны, когда в стране царил полный хаос, сюда в тысяча девятьсот сорок третьем году приехал Ахмос Кафре изучать материалы о визите Соннини. Но после того как у него побывали несколько странных посетителей, он вдруг чего-то сильно испугался. Украл письмо и сбежал. Может, вы знаете, что его так напугало? – Отец Мина немигающим взглядом посмотрел мне прямо в глаза.

Я покачал головой и подумал, уж не подстава ли это: ловушка с целью выведать, где находится астрариум.

– Я обнаружил тетрадку после его отъезда. Она была спрятана в ботаническом атласе растений. После бегства Кафре у меня ушло пять лет на перевод текста. – Отец Мина бережно переворачивал страницы. – Я не сомневался, что найду здесь причину предательства Кафре. Мы были добрыми друзьями, поэтому для меня это двойное предательство. Наос, обнаруженный Манонкуром, должно быть, как-то связан с его письмом Наполеону. Но вот что интереснее всего. – Старик показал фразу на последней странице. – Это слово переводится как «отравленный потир». Потин, тот евнух, что подарил Клеопатре астрариум, пытался ее убить, чтобы завладеть троном и, сделав своей марионеткой брата Клеопатры двенадцатилетнего Птолемея Тринадцатого, править от его имени. Астрариум может даровать удачу и отнимать жизни. Отравленный потир! – заключил он театрально, словно любуясь своим представлением. Я вообразил виденное в музее письмо, и мне показалось, что между иероглифами промелькнула дата моей смерти.

– Здесь не говорится, как можно уничтожить астрариум или хотя бы где находится то место, в котором он может обрести вечный, покой?

Монах поднял на меня глаза и посмотрел одновременно озадаченно и с любопытством.

– Ничего похожего, друг мой. Только то, что небесный ящик – священный предмет и принадлежит богам; если быть точным, Исиде. Но не стоит пугаться. Все это легенда. Миф. Сам я нисколько не верю в подобную силу таких предметов. – Он кротко положил мне руку на плечо, и мне очень захотелось, чтобы его жест означал ободрение. – Я не верю, что пророк Моисей воспользовался астрариумом, чтобы раздвинуть воды Красного моря. Пророк не нуждался в магии. С ним был Бог. – Мина блаженно улыбнулся.

Вечером я рано ушел к себе. А до этого наблюдал, как за древним монастырем заходит солнце, и сравнивал себя с сотнями монахов, которые до меня любовались этим зрелищем, хотя мне не пришлось подниматься на самый верх и оглядывать пустыню – не приближаются ли враги.

Воздух стал прохладным, сухой ветерок пустыни приносил звуки из ближайшей деревни: крики играющих детей, случайный автомобильный гудок, где-то работающее радио. Но здесь, за вытянувшимися в длину стенами, казалось, что время остановилось, воспарило над миром, который стал еще беспощаднее, чем прежде.

Возвратившись в келью, я не стал прикасаться к спрятанному астрариуму. Если циферблаты продолжали неумолимое движение к часу моей смерти, с этим можно было подождать до завтра. Растянувшись на матрасе, я провалился в сон без сновидений.

39

Следующие два дня я провел, старательно пытаясь прочесть текст Манонкура в переводе отца Мины. Искал хотя бы малейшие ключики, которые помогли бы что-то добавить к моему пониманию астрариума. Работа отвлекала от ощущения растущего страха, который становился все сильнее, по мере того как приближался предсказанный час моей смерти. Для себя я решил: если не удастся найти указания, как остановить астрариум, у меня не останется выбора – придется возвращаться в Александрию и встречаться с Гермесом, Амелией, может быть, даже с Хью Уоллингтоном.

В тетрадке не оказалось ничего для меня нового, кроме рассуждений Соннини об устройстве механизма астрариума. Но мое внимание привлекло одно примечание. «Ame» и «ombre», французские слова, означающие «душа» и «тень», были написаны рядом с пятью элементами, которые, по верованиям древних египтян, составляли человеческую душу. На рисунке Соннини заключил эти слова в ящик, который чем-то напоминал тюрьму. Запертые вместе в клетке, душа и тень метались в поисках выхода. Картинка больше походила на причудливые каракули, и мне было забавно представлять, как французский натуралист, склонившись над бумагой с пером в руке, чертит линии, то ли раздумывая, то ли мечтая, но рисунок почему-то тревожил меня: в чернильном изображении ящика было нечто колюче-злое. А в остальном отец Мина не открыл мне новых путей.

Ход моих мыслей внезапно прервал молодой священник, сообщивший, что ко мне в монастырь приехал Мустафа Шакир.

Я вышел встретить его к воротам и помог нести магнитометр, который я попросил его привезти.

Оказавшись в стенах маленькой кельи, Мустафа вытер подолом джеллабы пот со лба и широко улыбнулся.

– Я всегда знал, что ты ненормальный англичанин, но не думал, что настолько. Кстати, ты очень похож на копта. Я бы тебя не узнал.

– А ты очень похож на феллаха.

До этого я видел своего помощника только в европейской одежде или рабочем комбинезоне, и, несмотря на свое происхождение, выпускник Кембриджа чувствовал себя в джеллабе явно неуютно.

– Это по крайней мере моя национальная одежда, а вот ты… – Мустафа запнулся. – Боже, за что мне только не пришлось объясняться перед компанией! Там решили, что ты немного свихнулся от горя. Хорошо еще, что у тебя такая безукоризненная репутация.

– Только не задавай никаких вопросов, – предупредил я. – Мне нужен на день магнитометр. Завтра увезешь его обратно. Ты уверен, что за тобой не следили?

– Следили? Не смеши! Кому понадобится следить за человеком, который едет через пустыню на похороны тети? Я маленькая личность, живу тихо, в большие дела не лезу и в отличие от тебя, мой друг, хочу продолжать так и дальше. Тебе же всегда так и хочется сунуться в самое пекло. Не беспокойся – я уже обещал: не стану задавать никаких вопросов. А повидать тебя хотелось – у меня обнадеживающие новости. – Мустафа закрыл дверь кельи, и теперь слабый солнечный свет проникал лишь в узкое окно. – Поступили данные геофизической разведки.

– Выкладывай.

– Они подтверждают, что запасы нефти огромны. По крайней мере миллиард баррелей, и почти все в одном месте.

Сердце подпрыгнуло к горлу, и я, онемев, смотрел на Мустафу. Все мои мысли были только об астрариуме. Мне казалось, что он затеял со мной нечестную игру: показывает, где можно заработать огромные деньги, но при этом оставляет всего несколько дней жизни. Богатство и смерть. Или таким способом он хочет вернуть меня на нефтяное месторождение, чтобы увлечь куда-то еще? Не получу ли я ответы, если буду просто следовать за астрариумом? В глубине сознания стала формироваться пока еще неясная мысль.

Мустафа, неправильно оценив мою немую реакцию, положил руку мне на плечо.

– Брат мой, я понимаю твои переживания. Сегодня утром газеты опубликовали известие о банкротстве «Геоконсалтанси». Но мы счастливы – нам дважды улыбнулась удача.

Я пристально посмотрел на Мустафу. Неужели он что-то узнал об астрариуме?

– Что ты хочешь сказать? – Как я ни старался, в моем голосе послышались истерические нотки.

Он обиженно отступил на шаг.

– Я же твой партнер. Или это не так?

– Извини. – Я протянул ему руку. – В последнее время мне стало трудно доверять людям. Расскажи подробнее о месторождении. Меня это очень волнует.

– Я переговорил с приятелями в министерстве. Правительство сдаст нам участок в аренду за разумный процент, и мы будем вправе привлекать любую компанию при условии, что сможем предъявить облигации. Далее: я нашел инвестора – частное лицо, не желающее участвовать в деле открыто, но согласившееся финансировать проект.

– Весь проект? – потрясенно переспросил я. Мне еще не приходилось слышать, чтобы один человек платил за всю разведку месторождения. Людей с такими деньгами найдется не много. – И это при том, что за нами не будет материальной базы «Геоконсалтанси»?

– Ему известно о твоей репутации, Оливер, и он очень высоко тебя ценит.

– Откуда он меня знает? Кто он такой? Он связан с нефтяным бизнесом?

– Нет, просто деловой человек, египтянин, но большую часть жизни провел за границей. Это некий господин Именанд, и, судя по всему, у него огромное состояние. Он хорошо известен в определенных деловых кругах арабского мира. Но требует шестьдесят процентов лицензии.

Я подошел к окну. Раздался призыв церковных колоколов на молитву, и через двор спокойным, размеренным шагом потянулись сосредоточенные и в то же время безмятежные монахи. Мы жили в совершенно ином мире… Что за человек готов вложить собственные миллионы в первичную разведку? Неслыханно! У меня было единственное объяснение: он свято верил моей репутации лозоходца.

Я повернулся к Мустафе.

– Мне подозрительны люди, если непонятны их мотивы.

Мой помощник рассмеялся.

– Господин Именанд – эксцентричный человек. Он хочет, чтобы его страна процветала. Но еще он практичный бизнесмен. Думаю, что у него еще появятся к тебе вопросы. Загадочный человек, но о нем сложилось хорошее мнение. Нам повезло, что он решил нас поддержать. Поверь, это потрясающая сделка.

Мустафа развернул и разложил на матрасе несколько разведочных карт.

– Мы провели тесты, о которых ты просил, в указанных тобой местах. Твоя интуиция тебя не подвела, кроме одного…

– Чего именно?

– Ты определил большие залежи, которые мы идентифицировали в этих местах, но обнаружились две аномалии, которые предполагают…

– Что ниже залегают еще пласты, – закончил я за него.

– Именно! Ты, мой друг, в очередной раз доказал, что наделен даром «прикосновения Мидаса».

Я посмотрел новые карты: сейсмические разрезы по данным разведки и снимки с искусственного спутника. Геологические сдвиги были очевидны: антиклиналь, обозначающая нефть и газ, была хорошо заметна в горной породе. Удивительно, почему потенциальное месторождение не открыли до сих пор. Но еще более поразительным оказалось наличие двух резервуаров. Дело выглядело рискованным, однако что-то мне подсказывало, что игра стоит свеч. Теперь я был почти убежден, что существует некая связь между нефтяным месторождением и астрариумом. Может, артефакт проявит себя яснее, если я возьмусь за разработку? Может, даже перестанет тикать, отмеряя последние дни моей жизни? Я решился.

– Мне необходимо встретиться с этим человеком и понять, стоит ему доверять или нет.

– Я могу устроить вашу встречу в Александрии, дай только несколько дней.

– Она должна произойти в следующие три дня в безопасном месте, куда я, переодевшись, прибуду тайно.

Смуглое лицо Мустафы горело от возбуждения.

– Сведем число участников до минимума: господин Валиф из Египетского правительственного нефтяного агентства, мы и господин Именанд. Валиф – сама скромность, а нам потребуется участие агентства. Мы ведь берем землю в аренду.

– Согласен. Только не говори Валифу, где я нахожусь. Напусти туману, а безопасное место для встречи выбери в самый последний момент.

– Понятно, – бросил мой помощник, хотя явно ничего не понял, да, наверное, и не хотел понимать.

– А пока потихоньку разузнай, какое можно достать буровое оборудование, и присмотри приличных буровых мастеров. Если поладим с Именандом, надо иметь все, чтобы немедленно начать детальную разведку. Привлечение рабочей силы оставляю за тобой.

– Без проблем.

– Замечательно. Завтра отправимся на место.

– Завтра?

– Мустафа, у меня кончается время, – мрачно объяснил я.

Я показал ему гостевые помещения и убедился, что он знает, куда идти ужинать. А сам сообщил настоятелю, что уезжаю с гостем на следующее утро. Когда я возвратился в келью, наступили сумерки, и я испытал благодарность за ту передышку, которую дарила мне эта маленькая комнатка. Распаковав астрариум, я поставил его на пол.

Мне показалось, что он смотрит на меня со злобой, и я вновь ощутил порыв уничтожить артефакт ко всем чертям. Но принесет ли это хоть какую-нибудь пользу? Насколько я мог судить, дата моей смерти не изменится, даже если я выведу из строя механизм.

Включив магнитометр, я решил удовлетворить любопытство и узнать, насколько велико магнитное поле астрариума. Но вдруг рука дрогнула на ручке управления. Сидящий во мне ученый жаждал эмпирических объяснений: может быть, устройство действовало на квантовом уровне, и тем самым достигался нелокальный эффект? Но в то же время меня тревожила перспектива убедиться, что астрариум обладает феноменальными физическими качествами, тем более что я до сих пор понятия не имел, из каких материалов он сделан. Но даже если я докажу, что механизм воздействует на окружающую среду, каким образом мне удастся его остановить?

Я навел магнитометр на астрариум – индикатор бешено запикал, а стрелку зашкалило. Мне ни разу не приходилось видеть таких показаний. Каким бы ни был сплав материала, я с таким еще не встречался. Более того: с тех пор как я вернулся из Лондона, магнитное поле, судя по всему, значительно усилилось. И продолжало усиливаться в монастыре. Что могло на него повлиять? Особенности местной породы? Какова бы ни была причина, устройство обретало новую мощь и казалось более живым, чем раньше. Наблюдение нисколько не обнадеживало.

Я достал ключ и ощутил на потной ладони холодок металла. Немного поколебался и принял решение. Попробую еще раз. Вставил ключ в устройство и надавил, рассчитывая изменить на циферблатах даты. Указатель не сдвинулся с места, и я понял: если приложить чуть больше усилий, ключ просто сломается. Оставив попытки, я смотрел на астрариум, чувствуя, как внутри поднимается бессознательный страх. Стрелка свидетельствовала, что жить мне осталось немногим больше трех дней. Ужас душил настолько, что стало нечем дышать. У меня не осталось выбора. Самым большим желанием стало избавиться от этой штуковины и вернуться к осколкам прежней жизни.

Послышался робкий стук в дверь. Я не обратил внимания.

– Мистер Уарнок, к вам еще гость! – крикнул из коридора молодой монах. – Женщина. Мы не можем пропустить ее в спальный корпус. Выйдите к ней сами.

Рэйчел в простом белом платье сидела на краю Колодца Мучеников. Несмотря на встревоженный вид, она была похожа на юную девушку. Я провел ее в маленький закрытый дворик, удивившись в душе, насколько обрадовался ее приезду.

– Мистер Уарнок, мы не позволяем женщинам находиться на территории, – предупредил меня тот же монах. Рэйчел стиснула мне руку.

– Все в порядке. Я остановилась в деревне.

– Прошу всего лишь о получасе разговора с глазу на глаз, – обратился я к монаху, и тот ушел.

– Ибрагим нашел меня в отеле «Сесил». – Рэйчел подала мне письмо. – У него дурные новости. Тебя по-прежнему ищут. Снова ворвались на виллу, несмотря на то что там усилили охрану. Даже перекопали весь сад.

Я быстро пробежал глазами письмо, надеясь найти для себя хоть что-нибудь обнадеживающее. И, не отрываясь от чтения, заметил:

– Он считает, что это были не египтяне. Ему показалось, что бандиты, как он их называет – профессиональные военные. – Я посмотрел на Рэйчел. Выражение ее лица подтвердило мои самые худшие опасения. Я продолжал читать. – Еще меня искал помощник Гермеса Хемидеса. Гермеса арестовали, и он просит, чтобы я посодействовал его освобождению. У египтолога двойное гражданство, и он хочет, чтобы я от его имени обратился к британскому консулу.