Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"
Автор книги: Тим Вернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)
Глава 7. Удар сердца
Лодка прошелестела по дну и толкнулась в него там, где белый песок уже почти поднялся над водой.
Аэ вскочила, оглядела безлюдный берег: она причалила не там, где к острову подходили корабли. Песок в трех шагах от воды уже терялся в высокой, ярко-зеленой траве, упирался в переплетенные между собой кустарники, рассыпался между деревьями. И где-то там, за деревьями, в последний раз звучало нужное ей имя.
С одной стороны, жаль, что некого спросить, куда идти дальше, с другой – никто не будет мешать. Люди, как правило, мешают, даже если хотят помочь. Сама она с людьми никогда не говорила, но так рассказывали старшие: люди глупые и медлительные, и даже если хотят помочь, то лишь путаются под ногами, а пространство вокруг делают вязким и тягучим. И сам начинаешь путаться.
Аэ легко перемахнула на белый песок, огляделась, взмахнула рукой, приказывая ветру подержать лодку.
Сердце стучало слишком громко, и наверное, думала он слишком громко: повторяла про себя “Нивен”, и стоило ступить под сень деревьев, стало казаться, будто весь лес, весь остров дышит вместе с ней этим именем.
Вдох и выдох.
Ни-вен.
Удар сердца.
Нивен.
Еще удар.
Аэ взлетела на ветку. Прыгнула на еще одну. Помчалась по ним вперед.
Увидела тропу – и замерла.
Она знала: он там, впереди.
***
Йен был все дальше.
Убеждать себя, что вот-вот догонит, Нивен прекратил давно – кого обманывать? Он двигался с каждым шагом медленнее. И даже уже не пытался понять, почему: все оставшиеся силы бросил на то, чтобы просто идти, переставлять ноги, не дать им подкоситься. Существо не ранило его, не было ни переломов, ни ушибов, не было больно вообще. И воздуха было полно вокруг – но что-то внутри, и воздух стал для него слишком плотным. Вдыхать нужно было изо всех сил, чтобы внутрь попала хотя бы необходимая малость.
Нивен уперся плечом в ближайшее дерево. Он не слышал ничего: ни шепота леса, ни голосов птиц. Даже шума в ушах не было. Не было ничего, и когда Йен далеко впереди обернулся и позвал, Нивен тоже не услышал: до него долетело лишь слабое, призрачное “…вен”. Он с трудом сосредоточил взгляд на фигуре Йена вдали и понял, что тот призывно машет рукой. Попытался отмахнуться, но собственная рука только слабо шевельнулась.
Йен тут же решительно развернулся и двинулся обратно. А когда вернулся, не услышать его было трудно.
“Его услышишь, даже если помрешь”, – мрачно подумал Нивен.
– Я тебя где-нибудь поселю, честное слово! – заявил Йен. – Пристрою на постоялый двор конюхом! А что? Будешь с конями беседовать, и тебе не скучно, и кони выговорившиеся, довольные… А то сколько можно тебя на себе тягать, а?
– Заткнись… – устало прошептал Нивен.
Йен закинул его руку себе на плечо, скомандовал:
– Шагай! – медленно двинулся вперед и снова принялся возмущаться. – После каждой драки…
– Не-прав-да, – с трудом процедил Нивен, перебивая.
– Ладно, – легко согласился Йен. – Через одну. Через одну драку я тащу тебя, полуживого, обратно. Может, научишься уже не лезть, куда не просят? Сидеть в сторонке, пока взрослые дерутся?
Он был зол, слишком зол. Конечно, он, как обычно, не читал нотации всерьез – просто издевался. Но сейчас Нивену вдруг показалось, что издевается он через силу. Что и говорит с ним через силу. И вернулся в принципе за ним, сделав над собой неимоверное усилие.
И голос все так же недобро звенит. В глаза, жаль, сейчас не получится заглянуть – упасть можно.
Но что-то случилось.
– Переживаешь? – Нивен через силу выдавил ухмылку.
Йен фыркнул.
– Просто не люблю таскать на себе лишнее. Даже такое мелкое. Уши перевешивают, а если вдруг ветер подует в лицо, то они, как паруса, надуются и ка-ак потащат!
– Отстань, – устало прошептал Нивен.
Потом. Он разберется, что случилось с его другом, но потом.
– О-о, – сочувственно протянул Йен. – Остроумное “отстань”! Значит, дело плохо… С другой стороны, твое остроумие не то, чтобы всегда блистает, скорее…
Он говорил что-то еще, но тишина снова побеждала. Удивительно – тишина наконец побеждала Йена. Нивен будто укутался в меховые накидки, весь, с головой – вокруг становилось тихо, тепло и мягко. Всё остальное вместе с бормотанием Йена – слишком далеко. И слишком спокойно здесь, чтобы туда тянуться.
Сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги.
Этого тоже не хочется, но еще меньше хочется сейчас падать. Потому что когда вернется мир, когда вернутся звуки, рыжий обязательно вспомнит ему каждый свой шаг с его бесчувственным телом на себе.
Что мир вернется – Нивен знал. Привык.
Он всегда возвращается.
***
Нивен враз потяжелел, обмяк, начал заваливаться.
– Эй! – обиделся Йен. – Я тут тебе говорю…
Стащил руку с себя, попытался привалить бесчувственное тело к дереву, но ушастый завалился на землю.
– Отлично… – пробормотал Йен. – Опять.
А потом услышал это – напряженный, судорожный вздох далеко впереди. Будто туда метнулся ветер над вершинами деревьев, упал там на тропу и удивился, что упал. Так удивился, что принял облик. И прерывисто вздохнул.
Йен со вздохом закатил глаза вверх – бесполезный жест, ветер-то уже был на тропе. Вытащил Весло, шагнул так, чтобы Нивен остался за спиной на случай, если на них нападет очередная жаба.
– Эй! – крикнул теперь вперед. – Выходи! Покажись! Не надо играть в прятки! Не со мной! Не сейчас!
И сам услышал, как глупо вышло. Как натянуто, до дрожи, зазвенел голос, и тому, кто там, впереди, могло показаться, что это от страха. Тот, кто впереди, не знает: Затхэ не боится – не умеет.
Затхэ не дружит. Затхэ не любит.
Затхэ только ненавидит. Ядовито, смертельно, страшно ненавидит. И убивать – это он умеет отлично. Порой даже лучше, чем шутить.
И теперь он помнит это. Он знает. Он чувствует.
Говорил ушастый, что надо почувствовать? Пожалуйста. Теперь – он чувствует.
Воздух метнулся к ним, прошелестел над деревьями, Йен вскинул голову, перехватил покрепче Весло, шагнул назад. Оно было почти над ним, а дальше отступать было нельзя – на ушастого наступишь.
Но вдруг оно тоже замерло.
Спрыгнуло на тропу в нескольких шагах от него.
И снова замерло.
Иная.
Как и все они – бледная, мелкая, угловатая. Слишком угловатая для этих мягких, кошачьих движений: острые черты, острые скулы, острый взгляд, а глаза – огромные, светлые, распахнутые так, будто удивилась. Что-то не то ожидала увидеть, девочка? Или они, ушастые, всегда так смотрят. Он-то не слишком их успел рассмотреть, когда в последний раз виделись. Он больше дрался. А потом бусы ел.
Девчонка выхватила стрелу, продолжая все то же стремительное плавное движение, набросила ее на тетиву, натянула.
“Давно что-то эльфов не били”, – подумал он с азартной злобой.
Та поглотила его почти полностью. Почти с головой. Чужая и своя одновременно. Стучала кровью в ушах, сбивала дыхание, сладким привкусом растворялась во рту. Еще одно движение к нему – и он ей шею сломает. А выстрелит издали – поймает и сломает стрелу. Потом – шею.
Как же глубоко ему плевать…
Она напряженно всматривалась, переводила взгляд: с него на лежащего за спиной Нивена и обратно.
“Нивен, – вспомнил он. – Нивен будет ругаться, если девке шею сломаю, тем более – если ушастой. Хоть и боится девок – а все равно за них ругается”.
Он прерывисто выдохнул, заставляя злобу отступить. Она наконец заговорила – ровный, нежный, звенящий голос. Как любимый ручей Тэхэ. Как отголосок смеха Ух’эра.
– Нивен, – сказала она.
– Ага, – кивнул Йен и небрежно махнул Веслом. – Вон он валяется. Отдыхает. Я ему передам, что к нему родственники заглядывали.
– Ты его убил? – ничего не изменилось в голосе, вопрос прозвучал все так же мягко. И так же резко контрастировал с пронзительным взглядом.
– Да он не… – Йен растерянно оглянулся на эльфа и не заметил, как девка приблизилась. А она вихрем пронеслась мимо, от нее пахнуло свежим и сухим: и дождем, и деревом, и цветами. Деловито оттолкнула его с дороги, а он так удивился, что даже не проткнул ее Веслом.
Только круто развернулся и вытянул руку с мечом – проткнет, если попытается навредить.
Она не пыталась: присела над Нивеном, но к нему не потянулась, просто присмотрелась и закончила фразу:
– … не дышит.
– С ним бывает, – пожал плечами Йен.
Иная обернулась – взметнулись светлые волосы – глянула в глаза.
– Ты шутишь? – вроде и удивилась, но как будто просто уточнила, все так же нежно и мягко. Продолжая при этом прожигать взглядом.
“Это какая-то общая эльфийская проблема, что ли? – подумал Йен. – Со взглядами? С интонациями? Они как будто не могу правильно попасть…”
– Да нет, – хмыкнул он. – Я серьезно. Он умирает и оживает, умирает и оживает, я поначалу переживал, а потом…
Она качнула головой, не дослушав, отвернулась и медленно, плавно – понимала, что теперь она спиной к Веслу, и каждое ее движение может быть последним – положила ладонь Нивену на грудь. Длинные белые пальцы едва заметно дрожали.
“Да она вся дрожит, – вдруг понял Йен. – Маленькая испуганная девчонка…”
***
Значит, ей не послышалось: лес действительно шептал его имя. Лес дышал им. Каким-то образом лес украл его дыхание, забрал себе. Но дыхание было все тише, и имя смолкало. Растворялось в лесных ветрах.
И теперь она сидела над ним, и не знала, что делать. Да и не над ним вовсе – не над тем, за которым пришла. Того существа, что она помнила, и впрямь уже не было. От него остались контуры, черты – слишком грубые, слишком человеческие, она и не заметила тогда, он будто небрежно вытесан из дерева, – а силы, что жила в нем, не было.
Много силы было и рыжем монстре, но тот – слишком опасен. Аэ даже не нужно всматриваться, вслушиваться, чтобы почуять, насколько: пламенно, испепеляюще, смертельно опасен. Она помнила ужас пожара в Запретном Лесу. И сейчас вдруг поняла: именно он принес тогда пожар.
А кому же еще?
Он – огонь.
К нему лучше не притрагиваться.
Только как быть, если он стоит между ней и Нивеном? С другой стороны – это она сейчас находится между ними.
“Это не тот Нивен, – напомнила она себе, – не тот, за которым ты пришла…”
А тело уже делало свое. Аэ положила ладонь ему на грудь и услышала, как слабо, тихо и сбивчиво, ударилось несколько раз под рукой сердце. Закрыла глаза, вдохнула побольше воздуха – и, склонившись к нему, выдохнула в губы.
“Отдай, – сказала лесу, сказала ветру, – отдай его. Верни его”.
И снова вдохнула воздух – и снова поделилась дыханием с ним.
Он ведь тоже – воздух, он ветер, он Иной. Пусть не в той мере, в которой она. И конечно же, не в той мере, в которой ей нужно. Но он – один из них. Может, потому она так долго, так упорно искала его? Не для того, чтоб он им помог – да и как ему было помочь? – чтоб она спасла его.
Он – один из них, а значит, они – одно целое. Одна жизнь. Одно дыхание.
Выдохнула в третий раз, и сердце ударилось увереннее, сильнее. И ресницы дрогнули.
А она вдруг испугалась, что сейчас он откроет глаза.
– Ну, или так… – хмыкнул рыжий монстр совсем близко, и Аэ вздрогнула. Она и забыла, что он здесь. Вскинулась.
Он, оказывается, присел совсем рядом и заинтересованно всматривался попеременно то в нее, то в него. Желтые глаза горели. Ярко, болезненно, страшно.
“Этот огонь… – вдруг поняла она. – Тот самый огонь горит внутри. Он не удержит его, он силен, а огонь – сильнее. Будет рваться наружу. Скольких же рыжий монстр сожжет прежде, чем сгорит сам?”
Впрочем, это не ее дело.
– Уходи, – сказала ему – вырвалось, неожиданно твердое и резкое.
– Вы точно родственники! – восхитился тот в ответ и кивнул на Нивена. – Он тоже поначалу пытался от меня избавиться, пока не понял, что не выйдет.
– Сейчас ты рад этому? – Аэ наклонила голову набок. Рука все еще лежала на груди Нивена, вторая – опустилась рядом с сапогом: достать нож, если придется.
Рыжий высоко вскинул брови – кажется, удивился вопросу.
Аэ объяснила:
– Рад, что навязался? Что остался рядом с ним, чтобы… зачем? Шутить теперь над ним, умирающим?
– Да говорю же…
– Он умирает, – отчеканила она. – Я поделилась с ним своим дыханием, но ему нужно начать дышать самому.
– И как ему это сделать? – кажется, ей удалось наконец стереть ухмылку с рыжей рожи. Взгляд остался тем же. Пропала только злая насмешка, да и то – куда бы ей пропадать? Просто поглубже спрятал.
Аэ вздохнула.
Она уже давно знала, что сделает глупость. Но даже сказать сейчас трудно… Как же она будет ее делать?
– Я его заберу, – сказала она, заранее упрямо, готовая спорить хоть с ним, хоть с собой. – Ему нужно в Запретный Лес. Здесь я не смогу помочь.
Рыжий задумчиво наклонил голову набок.
– А там? Сможешь? С какой стати вам помогать ему?
– Он – один из нас, – уверенно ответила она, хотя понимала, что убедить в этом Совет будет очень непросто. И повторила. – Я его заберу,
Она пыталась убедить не рыжего – себя.
Что рыжий будет не против, она уже знала.
Он слишком занят собой.
***
“Во злая девка! – удивился Йен. – Если они все там такие, не удивительно, что Нивен их боится – у него это в родовой памяти должно быть заложено…”
Подавил желание навешать ей по большим ушам – сейчас он не был уверен в том, что сможет остановиться, а не оторвать, предположим уши. Или голову. Слишком много всего было внутри – голосов, воспоминаний, боли, злости, сдавленного смеха. И Йен давил его в себе еще больше. Давил всё. Чтобы не разорваться на части.
Зеленый болотный уродец вовремя задохнулся – иначе точно разлетелся бы на мелкие кусочки…
Не задохнуться бы теперь самому.
И Нивен, как назло, опять решил помирать. Не скажет, что теперь делать. Как правильно сделать. Не почувствует. А сам Йен – или правильно теперь называть его другим именем? самым первым именем? – а Затхэ ничего не чувствует, потому что чувствует слишком много. Помнит слишком много.
Помнит себя.
Он вернулся, наконец – полностью.
Он помнил, что Гьярнору пустует. И тот стол – стоит на вершине, заваленный снегом. А Снежные волчата из сна уже наверняка родились – за пургой, за вьюгой, в глубине темной пещеры, укрытой пушистым снежным одеялом…
И в Дааре, возможно, что-то не так с королем. А Рэй слаб. Теперь он помнил, теперь он понял: в Дааре слишком холодно, чтобы зависеть от тепла. Рэю нужно тепло. Людям нужно тепло – так уж устроены. Вот почему они когда-то зря пришли в Даар. Там, у подножья горы богов, можно выжить, лишь став таким, каким был Даарен – холодным, мертвым внутри.
Какими были боги. Каким был Затхэ.
И совсем не таким, каким получился Рэй.
Йен ухмыльнулся.
“Не смог, – подумал он. – Как бы старик ни старался, не смог сделать Рэя таким же куском льда, как был сам.
Ты ведь всегда знал, что надо делать, старик? Потому и не давал его никому воспитывать – всё сам. Знал, но не смог. Где-то дал слабину. Размяк. И каково тебе теперь – умирая, знать, что твое отродье слишком теплолюбивое, чтобы выжить в снегах?”
– Эй! – позвала ушастая.
– Тшшш! – цыкнул на нее Йен и поднял палец.
– Не тшикай на меня! – она пружинисто вскочила, в руке блеснул длинный нож.
Йен отступил на шаг, палец так и не опустил: жди.
Нивен не скажет, как правильно, сам он не почувствует, ладно. Ладно.
Но можно ведь и подумать, правда? Иногда надо и думать, не все ж Веслом размахивать…
Просто собрать все вместе, и увидеть, что из этого выходит.
Может, и хорошо, что Нивен не приходит в себя – он ни за что не сказал бы, не признал бы очевидного: рядом с Затхэ опасно находиться. Он дурак, этот Нивен, и не ушел бы, пока не попал бы под руку. Конечно, с Иными тоже опасно, кто знает, что им придет в их пришибленные ушастые головы? Но что придет в голову Затхэ – и без того понятно.
Уже приходит.
Стоп.
Собрать всё вместе – напомнил себе Йен – и увидеть, что выходит.
“А что может выйти? – фыркнул про себя. – Чего высчитывать? Ты можешь всё. У тебя есть всё. И тебе не нужно за это ни перед кем оправдываться. Он отключился, тот, перед кем ты вечно оправдываешься. О нем даже обещают позаботиться. Всё. Ты свободен”.
“Тихо! – сказал Йен себе. – Не мешай! Заткнись хоть на мгновение! Мне нужно сосредоточиться. Мне нужно…”
И вдруг – понял, что ему нужно.
Все стало ясно. Предельно и кристально ясно.
Картинка сложилась.
План был готов.
“Хороший план, – усмехнулся про себя Йен. – Ам-би-ци-оз-ный. Как всегда”.
Мысленно усмехнулся, опустил наконец руку, сосредоточился наконец на эльфийке, скользнул взглядом по ее руке, к ножу…
Черт, да они не только говорят, они и действуют одинаково! Девка тоже невесть откуда ножики достает.
***
Это произошло очень быстро, но она заметила.
Тень улыбки скользнула по губам рыжего монстра, на мгновение мелькнула во взгляде. Настоящей, теплой улыбки.
А потом туда вернулся тот же болезненный блеск, только еще ярче, еще страшнее, и теперь казалось, что ни слов, ни действий ему не надо, что он взглядом может сжечь все вокруг, и странно было, что не сделал этого до сих пор, и что он не кричит – ведь больно, оно жжется, это же видно по глазам: ему больно.
– Разберись с ним, – кивнул ей рыжий, круто развернулся и зашагал прочь.
Шагал легко, уверенно, и легкая темная накидка летела, струилась следом за ним.
Аэ перевела взгляд на Нивена.
Легко сказать “разберись”. А до лодки его как дотащить теперь?
С другой стороны, она уж лучше сама дотащит, чем еще хоть одно мгновение проведет рядом с рыжим существом. Руки все еще дрожали, да и саму ее начала бить мелкая дрожь: Аэ впустила дрожь в себя, стоило монстру развернуться к ней спиной. Правда, тут она точно не могла сказать: это от того, что долго пробыла с рыжим, или от того, что до сих пор сидит над Нивеном.
Она глубоко вдохнула – теперь уже воздуха не хватало ей самой.
Хорошо, что с этой проблемой легко было справиться: просто дышать.
Вдох и выдох.
Ни-вен.
***
Рэй остановился у ложа отца. Тот не шевелился, дышал чуть слышно и очень, очень быстро. Лекарь Саак почтительно поклонился, отошел на несколько шагов. Двое его помощников что-то смешивали над столиком у стены, но стоило Рэю войти, отложили всё в сторону, склонили головы и замерли в ожидании.
Понятно: спешить нет смысла. Была бы ситуация критической – сюда хоть сами Мертвые ворвались бы, никто не обратил бы на них внимания.
Или может, наоборот – спешить уже нет смысла.
Рэй отмахнулся, мол, делайте, что хотите – и те тут же вернулись к своим снадобьям. А он опустился на колено возле ложа, взял руку отца в свои. Рука была сухой и горячей.
– Как здоровье его величества? – тихо спросил Рэй у лекаря и поднял взгляд. Тот неопределенно качнул головой.
Рэй прождал несколько медленных, тяжелых мгновений. Заговорил опять:
– Мне повторить вопрос?
– Мой принц, – заговорил Саак мягко, ласково, будто с ребенком, – я не могу точно ответить на вопрос, потому что не могу определить причину хвори, – подошел ближе, добавил тихо, доверительно. – Он далеко от нас, Каарэй. Хочется верить, что в каком-нибудь хорошем сне.
– Он вернется?
– Иногда он приходит в себя, – кивнул лекарь, – но ему больно…
– Так сделайте, чтобы не было! – рявкнул Рэй. – Это же ваша работа!
Лекарь кивнул и снова сделал шаг назад.
Да, если Рэй начинает кричать, от него лучше держаться подальше. Потом его отпустит – и можно будет снова подходить.
“Я становлюсь похожим на него, – с легким ужасом подумал Рэй, а потом, с еще большим ужасом. – Да нет… Он кричал только на Йена. И остывал, только когда злился на Йена. Попадись к нему под руку любой другой – уничтожил бы. Он был, как лавина: просто сметал всё на своем пути. Лавина не злится на стоящий на пути дом, не кричит на несчастного, который не успел отбежать с ее пути. Просто молча убирает”.
– Прости, – тихо сказал Рэй, глядя в лицо отца. Все такое же – словно каменное, что у живого, что у почти мертвого. – Прости, Саак.
– Каарэй… – начал тот, но Рэй перебил.
– Ты можешь оставить нас?
– Да, мой принц, – прошелестел Саак в ответ, щелкнул пальцами, подзывая помощников, а через пару мгновений дверь за ними захлопнулась.
Рэй осторожно поднялся, сел на край отцовского ложа. Горячую сухую руку не выпустил.
Не ложах умирающих королей, вроде как, не принято сидеть, но все вышли, а так он лучше видит отца, и так кажется, что до него легче достучаться. Что возможно достучаться.
– Возвращайся, – глухо, через силу заговорил Рэй. – Я не звал тебя раньше, я пытался справляться, но я не могу. Ты не научил меня – и ушел. Так нельзя, отец. Даар остался без присмотра, мы…
Рэю осекся – ему показалось, что на слове “Даар” король едва заметно сжал его руку.
– Даар, – осторожно повторил Рэй, всматриваясь в лицо Даарена, прислушиваясь к ощущениям в руке. Ничего. Ничего не произошло, но он попробовал еще раз, по слогам. – Да-ар.
Только потом раздраженно вздохнул – это, наверное, редкое умение: раздражать себя же – и осторожно вернул отцовскую руку на ложе.
– Глупости, – сказал вслух и покачал головой. – Дэшон тут часами с тобой сидит, наверняка весь словарь перепробовал… И наверняка рассказывает, какой я молодец, и как мне все здесь удается. Но он это не так, отец. Я проваливаюсь, шаг за шагом. Сейчас мы на пороге войны. И я не знаю, что делать. Я не…
Горло сдавило, Рэй осекся и с силой потер виски.
Сейчас его не туда понесет. А отец – не Дэшон, чтобы позволять себе лишнее рядом с ним. Даже сейчас.
– Ты этих гномов избил бы на месте, – вздохнул Рэй. – Они бы уважительно покивали – те, которые еще могли бы кивать – и разошлись. Дэшон с ними договорился бы. Тоже на месте. А что сделал я? Обиделся и хлопнул дверью.
Ему показалось, что, услышав это, отец уж точно откроет глаза. И посмотрит так, что лучше уж война… Но это – Рэю лучше уж война, а Даару война не нужна. Даар слишком многих потерял в последней битве с оборотнями, он собирает, копит силы, но сил пока недостаточно. Многие новички, заменившие погибших, только учатся драться, охотиться, воевать. И если у них все это получается так же, как у него – выполнять обязанности отца, то…
Нет, Даару нельзя сейчас воевать.
И в то же время сомнений уже нет – войне быть.
“Так может, – мрачно подумал Рэй, – оставь отца в покое? Он-то что исправит?”
Конечно, ему казалось, отец сможет. Стоит ему только подняться. Стоит заговорить, как он умеет. Враги разбегутся от одного звука голоса. Ну а на Рэя в очередной раз посмотрит разочарованно. Но что Рэю эти взгляды? Он привык быть разочарованием, особенно – с тех пор, как вернулся из Нижних земель, оставив там Шаайенна.
Во-первых, он вернулся без Шаайенна, а во-вторых, место главного отцовского разочарования оказалось свободным – вот Рэй его и занял.
Конечно, отец мог все исправить.
Но он не мог подняться.
– Мне жаль, – тихо сказал Рэй отцу.
Тот не шевельнулся, ничего не изменилось. Казалось, он уже мертв. А дыхание – это не его, у него, правителя Даара, и не может быть такого дыхания: хриплого, слабого, тихого.
Ничего не изменилось, ничего не произошло такого, чего б не происходило в последние недели, но вдруг изменилось всё.
Рэй понял, что отец не вернется.
