Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

Глава 9. Небо

Небо было черным, и не стало светлее, когда вниз спустилось облако – будто кусок откололся и, плавно качаясь в воздухе, спустился к Ух’эру. Тот тут же достал обмотанную тряпкой палку из-за спины, обмакнул ее в возникшее у ног корыто и принялся старательно замазывать черной же тягучей субстанцией свою очередную ручную тучу.

       – Что теперь? – устало спросил Лаэф, стоящий за его спиной.

       – А? – Ух’эр круто развернулся и хлопнул огромными алмазными глазами. Будто не знал, что Лаэф за спиной. Будто не для него очередной спектакль затеял. Будто не всем еще известно: Ух’эр никогда не сходит с ума, когда один. Только в компании, и чем больше зрителей, тем он безумнее.

       Якобы.

       – Что ты теперь делаешь? – со вздохом объяснил Лаэф. – Новая дурацкая игра?

       – Небо латаю, – заулыбался Ух’эр, – чтоб эльфенок опять не надумал проваливаться. А то никак не определится: то к нам, то от нас…

       – И если ты замажешь дырку… – Лаэф поморщился, неопределенно взмахнул рукой, – чем бы ты ее ни мазал…

       – …смолой, – подсказал Ух’эр.

       – то – что? – Лаэф начал злиться. – Ничего же не изменится, Ух’эр, ты устроил очередной спектакль, чтобы что-то мне сказать? Так скажи!

       – Тшшшш! – Ух’эр с деланным испугом прижал к губам палец, увенчанный длинным черным когтем. Бросил палку с тряпкой обратно в корыто, подался к Лаэфу и, доверительно глядя в глаза, посоветовал. – Не пугай меня.

       – Тебя напугаешь, – скривился тот, и Ух’эр вновь не к месту расхохотался.

       Откинул голову назад, блеснули белые зубы-длинные клыки, разлился серебряным звоном над черными равнинами смех.

       Лаэф приложил немало усилий, чтоб не сосредотачиваться на его шее – тот будто специально подставлял ее, тонкую и белую, бери да ломай, рви, отрывай голову… Только не выйдет ничего, не принесет результата.

       Голова, хохоча, улетит за черный холм, а тело побредет ее подбирать и обязательно куда-то врежется, чем вызовет новый взрыв безумного смеха. Сил уже нет его слушать!

       А ведь прошло-то сколько? Пару лет? Как пару вечностей, здесь, взаперти с ними.

       Уж лучше бы и дальше были в небытии…

       Ух’эр же, отсмеявшись, вновь вернулся к своей работе и сосредоточенно возил тряпкой по туче.

       Лаэф скрестил руки на груди. Помолчал. Наконец раздраженно спросил:

       – Ну?

       – А? – снова удивился Ух’эр. – А, ты еще не ушел…

       – Ну? – повторил Лаэф. – Почему, по-твоему, меня должен интересовать смертный уродец, с которым я уже никак не связан? Это теперь его дело, помирать или нет. И если ему так хочется – ему всегда хочется – так пускай! Тебе-то что?! И мне!

       Лаэф заметил, что перешел на крик слишком поздно. Да, он злился на Нивена, бессильно злился, и от этого кричал куда громче, чем следовало бы.

       Ух’эр вскинул брови.

       Лаэф выдохнул.

       – Видишь, – хмыкнул Ух’эр. – Ты связан с ним. Такая злость не может существовать сама по себе. Ты все еще связан с ним, но, что самое важное – он связан с тобой.

       Лаэф пристально смотрел в его сияющие глаза.

       – Да что там говорить! Я! Я связан с ним! Я только в его сон могу пролезть, понимаешь? Ни в чей больше – только в его! Он все еще! – Ух’эр крутанул палку, ткнул деревянным концом в грудь Лаэфу, растянул тонкие губы в широком, хищном оскале и заговорщицким шепотом закончил. – Все еще наш, брат.

       Светлый взгляд полыхнул, Ух’эр отдернул свою палку, снова крутанул и ткнул ею в смолу, бормоча:

       – Сейчас подлатаю… Не все ж его девки спасать будут… Ты знаешь, у него девка появилась! Можешь себе представить, чтоб это существо…

       – Умолкни, – Лаэф отмахнулся. Он напряженно думал, и бормотание Ух’эра под боком совсем не помогало. Наконец поднял взгляд и тихо сказал. – Ну, хорошо, брат. Предположим, ты можешь заглядывать в его сны, и вообще о нем знаешь слишком много. Но это – ты. Твои силы растут, моих же – нет вообще. Ты можешь забраться в его голову, но не я.

       – Пока не можешь, – подмигнул Ух’эр. – Пока он не позвал тебя.

       Лаэф фыркнул. Передразнил почти по-ух’эровски:

       – Позвал! Да он сдохнет лучше, чем позовет, чем даже подумает позвать. Он сколько раз чуть не сдох, пытаясь от меня избавиться?!

       – Он упрямый, – неожиданно серьезно согласился Ух’эр. – И упрямо пытается быть чем-то, чем не является. Но знаешь, что у него внутри? Пустота. Там нет тебя, но там не бывать больше ничему. Он – кукла, которая почему-то вдруг решила, что сможет что-то изменить…

       Ух’эр вновь ухмыльнулся, но совсем иначе, неожиданно горько, непривычно взросло.

       – Но мы те, кто мы есть, брат. Этому нет смысла сопротивляться, рано или поздно мы возвращаемся. Всегда возвращаемся. К себе… – он замолчал надолго, потом вскинулся и твердо заявил. – Эльфенок – не исключение.

       – Ты много говоришь, – пожал плечами Лаэф. – Но я все не пойму, к чему. Хочешь что-то предложить?

       Что за очередную искорёженную его странным пониманием мысль он хочет донести? Д’хал, неужели так трудно научиться говорить прямо?!

       – Я хочу, чтобы ты был готов, – глухо произнес Ух’эр, задумчиво уставившись в свою смолу. – А я подготовлю его. Я хочу, чтобы навсегда запомнил, кто тебе помог в очередной раз. Хочу чтобы ты собрал остальных, предупредил, начал подготовку – и как только он позовет, вы выберетесь вместе.

       – Забирать остальных? – скривился Лаэф.

       – Так или никак, – Ух’эр снова поднял глаза, улыбка на этот раз была мягкая, почти виноватая. Не знай Лаэф брата, подумал бы, что искренняя.

       – Решил от нас избавиться, – понимающе кивнул Лаэф. – Теперь я вижу, почему ты так веришь в то, что говоришь. Надежда ослепляет, брат. Теперь слеп ты. Я же ясно вижу – нам никогда не выбраться. Смирись.

       – Какие мы мрачные! – фыркнул Ух’эр. – Чуть больше веры, Лаэф! Мы же боги! Нам без веры – никуда!

       Запрыгнул на свою тучу, бормоча себе под нос ругательства, втащил за собой свое корыто, круто взмыл вверх.

       – Ой, – сказал с темного неба.

       Несколько капель смолы сорвались вниз, упали у ног Лаэфа, растеклись тенями.

       Он присел, коснулся одной их них. Нет, она не была липкой, и растворялась между пальцами так, как рука растворялась в ней. Кажется, власть над тенями все-таки понемногу возвращалась к нему. Жаль, что Нивен – не тень.

       Лаэф и сам был бы рад вырваться из замкнутого круга. Подальше от этих пятерых.

       “Может, Ух’эр прав? – подумал он. – Может, получится? Почему это Нивен – не тень? Он как раз тень. Он – моя тень”.

       Надежда ослепляет. И кажется, Лаэф вновь начал слепнуть.

***

       Рэй замер, всматриваясь в снежную пелену.

       Он теперь понимал, почему отец мог полдня простоять на балконе: если смотреть сквозь снегопад достаточно долго, он начинает говорить: рисует миражи, сначала едва заметные, а потом все более четкие очертания, и вот перед тобой уже картины битв, вершины гор, отвесные скалы, стены замков, а потом ты замечаешь, что одна из стен знакома до боли. И что она – разрушена.

       А вверху, в небе, кто-то будто распростер над ней огромное крыло…

       Рэй мотнул головой. Всмотрелся вдаль еще раз – и наконец увидел.

       Виверна неслась к замку, и теперь это точно была она – темное пятно вдали стало больше, развалилось на несколько точек, но потом выросли и точки, обрели контуры. Один всадник – впереди, еще несколько – следом.

       Рэй круто развернулся, распахнул балконную дверь и чуть не столкнулся с Дэшоном, который, кажется, собрался войти. В последний момент придержал того за плечи, осторожно отодвинул в сторону и зашагал прочь.

       – Эй! – крикнул вслед Дэшон.

       Рэй развернулся и несколько шагов шел к двери из отцовских палат спиной вперед. И, кажется, глупо улыбался. Дэшон смотрел странно: то ли угрожающе, то ли испуганно. Кажется, он сам не был уверен. Потом наконец спросил:

       – Что? Что случилось?

       – Риирдал, – ответил Рэй, развернулся на пороге и зашагал вверх по винтовой лестнице.

       Он прекрасно понимал, что Дал ничего не исправит. И скорее всего, сделает еще хуже, потому что, во-первых, он любит все портить, а во-вторых, расстались они не друзьями. Но – черт возьми – у него и так осталось слишком мало людей.

       Он отправил весть Далу несколько дней назад, получил ответ из Феррона и все ждал, ждал. А Риирдала все не было. Когда тот не явился до вчерашнего вечера – когда уже обязан был быть, – Рэй мысленно уже примерил на него алую мантию уходящего. Рэй в последнее время постоянно думал о том, что изменится, если вслед за отцом уйдет еще кто-то. Как ни странно, больше ничего не менялось. Уже ничего не менялось.

       Никто не был существенным. Ни Дэшон, ни Риирдал, ни он сам.

       Даарен был сердцем и душой Даара. Все менял только он, он один. А без него, остальное… Остальное – снежинки в порыве ветра. Упадут и растают вместе с остальными.

       И все равно – хорошо, что Дал жив.

       Рэй взбежал на посадочную площадку за мгновение до того, как на нее бухнулась виверна и через миг – тяжелые сапоги Риирдала. За ним, куда мягче, опустились остальные. Выстроились за спиной. Нестройно поприветствовали Рэя и вразнобой поклонились, весьма сдержано, скорее – кивнули. Это было понятно: даже если Риирдал ничего не говорил о Рэе вслух – вряд ли бы он себе такое позволил – его отношение к принцу Даара не могло не передаться им на каком-то другом, интуитивном уровне.

       И впервые в жизни, глядя на юных Королевских охотников, Рэй ощутил: это не его люди. Больше – не его.

       – Приветствую, – коротко бросил он всем, взмахнул рукой, отпуская. Пускай ребята отдохнут с дороги, остальное – позже.

       И конечно, прежде, чем разойтись, все дружно уставились на Дала. И только после его едва заметного кивка – покинули площадку.

       Риирдал же не спешил. Просверлил холодным, убийственным взглядом, но быстро отвел глаза: он не хотел сейчас начинать никаких споров, он не хотел конфликтов, просто – такой у него взгляд. Таким стал.

       Дал развернулся к виверне, стащил с ее бока сумку, развернулся. Вновь поднял взгляд и теперь, кажется, попытался сделать его помягче. Получилось не слишком хорошо. Тем более голос прозвучал все так же холодно.

       – Есть вести для Даарена, – сказал Дал. – Срочные. Я готовил гонца, но раз уж ты зачем-то вызвал меня… Мне нужно увидеть его величество.

       – Отец плох, – глухо ответил Рэй. – Он не может говорить и вряд ли услышит тебя.

       Мотнул головой, призывая следовать за собой и двинулся к выходу с площадки.

       – Даже так? – тихо бросил Риирдал, едва ли не сквозь зубы, и Рэй круто развернулся. Вот теперь во взгляд бывшего друга вернулся весь холод, все презрение, которое он так старательно пытался скрыть. И взгляда он больше не отводил.

       – Теперь ты отдаешь приказы, принц Каарэй? – спросил Дал. – И пока король не пришел в себя, ты решил призвать меня… Для чего?

       – Мне нужны все, – ответил Рэй. – Здесь. И король… Я не думаю, что он прийдет в себя, Дал.

       Риирдал кивнул, что-то обдумывая. Рэю показалось, что лицо его окаменело. И взгляд – застыл, высеченный в камне, холодный теперь навсегда.

       – Ты хочешь что-то сказать? – мрачно спросил он.

       – Мне жаль, – медленно проговорил тот. – И я всем сердцем желаю Даару выдержать этот удар. А теперь, если позволишь…

       Он попытался было пройти мимо, но Рэй перехватил его, загородил путь.

       – Это точно все, что ты хочешь сказать, Риирдал?

       Тот снова помолчал, будто подбирая слова. Наконец сказал:

       – Это не все, что я думаю, принц Каарэй. Но все, что хочу сказать. А теперь я прошу позволить мне пройти. Я замерз, устал и слышу шаги на лестнице – погонщики идут за вивернами. А подобные беседы стоит вести с глазу на глаз.

       Рэй отступил в сторону.

       Дал ушел, а через несколько долгих морозных мгновений на площадку и впрямь вышли погонщики. Склонились в почтительном поклоне, но Рэй только слабо отмахнулся. Подошел к краю площадки и снова всмотрелся вдаль.

       “Думаешь, я в этом виноват?! – подумал то, что хотелось бы прокричать в спину Далу. – Думаешь, я рад этому?! Думаешь, мне это надо?! Я тоже желаю Даару выдержать удар! Но он не выдержит! Я не выдержу! Я не справлюсь! Я не справляюсь!”

       Впрочем, может, Дал и не винил его – когда чувствуешь вину сам, видишь ее во всех взглядах вокруг. И – Дал был прав – кричать о том, что он не справляется, перед погонщиками и впрямь было бы неуместным. Кричать о чем-либо – неуместно сейчас в его положении. Плевать, как сильно хочется кричать.

       “Отлично, – мрачно подумал Рэй, вновь вглядываясь в снежные миражи, – начинаю учиться справляться с собой. Вовремя, Рэй. Как всегда – вовремя”.

Но Дал разумен. Холоден.

       И не даст ему спуску – не будет, как Дэшон, бессмысленно повторять, что все в порядке, и что Рэй справится. Дал скажет прямо: ты не справляешься. И если повезет, объяснит, как справляться. Если нет – поднимет восстание…

       Рэй поднял голову вверх.

       На мгновение ему захотелось, чтобы Дал поднял восстание. Чтобы всем рассказал, какой Рэй предатель, какой слабак и дурак. И забрал власть себе. Чтобы Рэй больше не был ни за кого ответственным – так он не сможет больше никого подвести.

       Рэй глубоко вздохнул, всматриваясь в снегопад.

       “Раз… – начал считать он. – Два…”

       Крыла на небе больше не было видно.

***

       Тейрин закинул длинный светлый хвост назад. Тот постоянно падал на карту и мешал ее рассмотреть.

       – Точно? – спросил он у Крита. Тот хмыкнул.

       – Смотря, насколько можно верить твоим людям на местах…

       Тейрин поднял глаза, пристально уставился на Крита.

       – Моим людям верить можно, Чистильщик, – отчеканил. И задумался. – А вот насколько можно верить тем слухам, что до них доходят…

       На карте маячили красные стрелки – гном понемногу научился собирать чужеземные донесения в одно целое и рисовать общую схему.

       По всему выходило, что Даар в опасности. Из Феррона писали, что Горные с другой стороны хребта поджимают великанов, и те вот-вот двинутся вниз по горам. Им просто деваться некуда. Ну – и не на Феррон же пойдут, там Хранители, к ним никто не сунется. А в Дааре – как писали оттуда – как раз беда с его величеством, на публике не появляется, все решения за него принимают слабоумной советник да старший (и единственный, как они теперь считают) сын. К тому же пару лет назад их знатно потрепали оборотни, так что защищен Даар сейчас весьма условно. Да и гномы, говорят, оказались весьма недовольны последним визитом – заболевший король их принять не смог, а принц, видать, не смог правильно принять.

       “Идиот ты, Каарэй, – мысленно вздохнул Тейрин. – Ну какой идиот…”

       Прими он правильно гномов – те стали бы щитом, заслоном от великанов, а теперь…

       Тейрин вздохнул уже вслух.

       Теперь чертов Даар – тоже его забота. Как будто ему забот мало.

       – Что думаешь? – спросил Крит. Он стоял по другую сторону стола и тожа разглядывал карту, уперевшись в стол локтями.

       – Мы можем предложить Даару помощь, – задумчиво ответил Тейрин. – Каарэй будет рад помощи, хотя станет упираться. Помнишь его?

       Крит передернул массивными плечами. Тейрин не был уверен, видел ли он этот жест когда-либо раньше. Жест был смешной: он бы, наверное, запомнил.

       Жест был смешной, но Тейрин не улыбнулся.

       – Ему лучше погибнуть в гордом одиночестве, – продолжил он, – чем позволить кому-то помочь себе. К тому же, каким бы он ни был плохим правителем, должен понимать – мы не станем помогать просто так…

       Тейрин снова замолчал, задумавшись.

       Это был шанс. О, какой прекрасный это шанс!

       “Мы вам людей, вы нам – ездовых животных, дающих стратегическое преимущество в бою”, так?

       Ну и с этого момента – поставки, пусть за деньги, пусть, виверн для разведения, для работы, для боя, обучение погонщиков, дрессировщиков… Если у Верхних земель появится такая, воздушная, сила – никто и никогда больше не подумает к ним соваться.

       К ним и так, конечно, никто не суется, но ведь все когда-нибудь бывает впервые.

       И когда оно приходит, лучше, чтобы в кармане была запасная сильная фигура.

       – Прежде, чем начинать переговоры, нужно узнать больше, – Тейрин решительно поднялся и снова отбросил за спину непослушный хвост. – Пиши.

       Гном сел за стол со своей стороны, подвинул к себе пергамент и чернила.

       Сначала – узнать, насколько мощная армия угрожает Даару. И если у Верхних земель будет шанс победить в этой битве – только тогда в нее встревать.

       Глупо ведь проиграть еще до того, как сильная фигура окажется у тебя.

       С другой стороны, у него уже и так полно сильных фигур, которые можно использовать, чтобы получить самую главную. Идя в Даар великаны никак не ожидают, что их встретят там, к примеру, колдуны с химерами. Или Орден Чистильщиков.

       Конечно, надо узнать, какими фигурами играет противник, и выводить свои в правильном порядке, не чрезмерном количестве и…

       В комнате внезапно потемнело – черная туча наползла на небо над дворцом, закрыв собой и без того призрачный свет Ирхана. Крит чертыхнулся и ниже склонился над пергаментом. А Тейрин, начавший было диктовать послание, оборвал себя на полуслове и на полумысли.

       Слишком быстро и слишком темно стало вокруг.

       Нет, он не боялся темноты, он даже не боялся дурных предзнаменований, но с недавних пор безоговорочно доверял своим инстинктам. И когда туча закрыла свет, что-то внутри неуверенно шевельнулось. Тейрин не спросил сам себя, но подумал о том, чтобы спросить: не знак ли это? Точно ли стоит идти в Даар?

       Удар сердца – и он продолжил диктовку.

Глава 10. Ты становишься сильнее

   – Не боишься? – задумчиво спросил Нивен.

       Он сидел на досках. Обхватил колено, уперся спиной в борт и глядел на бесконечные воды, дотянувшиеся аж до того самого места, где небо касается земли.

       – Чего мне бояться? – хмыкнула Аэ.

       Она, тонкая и напряженная, не смотрела на него – всматривалась вдаль. И казалось, готова была в любой момент вскочить с лавки, закрепленной меж бортами. Всё в этой лодке было таким, как она: тонким, острым, почти прозрачным. Одной большой волны хватит, чтобы переломить пополам. И ножик не спасет.

       Время от времени Аэйлар подбрасывала его, не глядя, бездумно, не отрывая взгляд от горизонта. Длинный кинжал, несколько раз обернувшись в воздухе, всегда возвращался ей в руку – ложился точно рукоятью в ладонь. Нивен тоже старательно рассматривал волны, но все равно видел все, чувствовал все: каждое движение, каждый оборот кинжала в воздухе, каждый отблеск Ирхана на лезвии. Он будто помнил это.

       Будто это не ее движения – его. Его привычка коротать время.

       Она украла его движения. А лезть за кинжалом теперь и начинать бросать – как-то глупо. Да и силы… Силы нужно экономить, потому что кажется, что их еще много, очень много, но вот воздуха – мало. И сейчас все силы нужно направить теперь на одно: дышать.

       “Ну так молчи! – в очередной раз посоветовал себе. – Береги дыхание. Чего лезешь?”

       – Шторма, – ответил вслух. – Твоя лодка – это… Лодка. Не корабль.

       Аэ замерла, сжав в руке кинжал. Всмотрелась в Нивена. И снова он не увидел – он все еще не смотрел на нее, – почувствовал: теперь сверкали не отблески на лезвии, сверкали искры в глазах.

       – Я не боюсь штормов, – ответила почти ласково, но все так же холодно, Нивену даже показалось, что он услышал в голосе угрозу, такую же призрачную, воздушную, невесомую, как сама Аэйлар. Но такую же настоящую, твердую, острую. – Я управляю штормами.

       – Да, – понимающе протянул Нивен. – Напугала. Страшная. Довольна?

       Покосился наконец на нее – как раз успел к моменту, когда она изумленно подняла узкие светлые брови. Ухмыльнулся и осторожно лег.

       Ему нужно было лечь: слишком много воздуха уходило на то, чтобы сидеть и говорить.

       “А промолчать не мог, да?” – мрачно спросил у себя.

       – Змею еще, – сказал он и закрыл глаза. – Можно бояться. Тут бывают…

       – Ни одно живое существо не нападет на нас, – твердо ответила Аэ. – Мы Иные. Мы никогда не причиняли зла им, а они – нам.

       – Я не эльф, – Нивен попытался поднять руку, но вышло только слабо взмахнуть. И говорить нужно было медленно, тихо, чтоб успевать вдыхать.

       – Я помню, – презрительно хмыкнула она. И с холодной жалостью добавила. – Ты еще не разобрался, кто ты на самом деле.

       – Так змея… тоже не разберется… – пробормотал Нивен и подумал: “Да заткнись уже! Только девчонку пугаешь… Без смысла, без нужды. Как Шаайенн, честное слово!”

       Но продолжил:

       – Сначала съест. Потом поймет. Или не поймет. Чего понимать? Она змея…

       – Нивен! – оборвала она его.

       – А?

       – Береги дыхание, – холодно бросила. Ну, или попыталась холодно, а вышло, скорее, удивленно.

       Нивен замолчал. Он был опять в темноте, опять на волнах, опять один.

       Кажется, он понял, почему Йен постоянно говорил – он не хотел оставаться один в темноте.

       Аэ что-то зашептала – не ему, ветру. Повторила фразу. Начала другую. Нивену казалось, он вот-вот разберет. Он уже почти разобрал. Он будто знал, что она говорит, просто забыл, но сейчас вспомнит…

***

       – Ой, да хватит уже себе врать! – фыркнул над ухом Ух’эр.

       Нивен не открыл глаз. Он бы еще и повернулся на другой бок – чтобы спиной к Ух’эру, но, во-первых, не был уверен, с какой стороны Ух’эр сейчас, а во-вторых, слишком много сил сосредоточил на том, чтобы дышать. К тому же Ух’эр все равно был не настоящим.

       – Ты глупый, – в грудь толкнулся острый коготь. – Ты ничего не забыл и ничего не вспомнишь. Сказать, почему? Да потому что ты ничего не знаешь! Тебе нечего вспоминать! Это не твой язык, не твой народ и уж точно не твоя женщина. Думаешь, там что-то есть, – Ух’эр надавил когтем сильнее, – в глубине души? У тебя пустота вместо души, ребенок! Ты сам – пустота!

       “Интересно, – подумал Нивен, говорить он не мог, но вполне мог думать. Надо будет – Ух’эр услышит. – Это семейное? Лаэф ходил, не выходил. Теперь ты. Кто следующий? Давай Эйру. Чтобы было, на что смотреть. Или Тэхэ. Посмотрю хоть на рога”.

       – Думаешь, иная девчонка поможет тебе? – хмыкнул Ух’эр. – Нет, на какое-то время она, конечно, поможет… – Нивен не видел, но ясно представил – Ух’эр смерил Аэ оценивающим взглядом. – Напряжение снимет… Развеселит, развеет… Да, дружок, ты не дурак! То есть дурак, конечно, но женщину ничего так выбрал… Гм! Отвлекся, прости. Так вот – когда ты закончишь с ней, дитя, ничего не изменится. Ты все еще будешь пустым. И надежды уже не будет. Сейчас-то ты надеешься, что она увезет тебя в волшебный эльфийский лес, и там тебя вдруг спасут и примут к себе, и вы станете жить долго и счастливо…

       Ух’эр рассмеялся, непривычно мягко и совсем невесело. В смехе на этот раз не было высоких звонких нот, будто не насмехался, как всегда, а наоборот – сочувствовал.

       Только кто ж ему поверит?

       – Ну, в лес-то она тебя увезет, но что тебе тот лес, если ты не изменишься? Ты все равно останешься собой! – Ух’эр постучал когтем теперь по лбу, проговаривая в такт. – Кус-ком тем-ной пус-то-ты.

       Нивен слабо отмахнулся. Коготь был острым, впивался в кожу, пробивал до кости, и было больно, но к боли Нивен привык, а вот к страху – нет. Почему-то стало страшно, что сейчас пойдет кровь, и Аэ увидит.

       Испугается и выбросит за борт.

       “Не знаю, как, – ответил Нивен на не заданный Ух’эром вопрос. – В лодку же как-то втащила…”

       – И может быть, правильно сделает, когда выбросит… – прошептал Ух’эр, уже не над ухом, уже издалека. Шепот вплелся в шорох волн. – Ты ведь опасен, малыш. Для волшебного леса, для нее, для их мира. Мы вместе – опасны. А мы – вместе…

       – Отстань! – пробормотал Нивен, отмахнулся еще раз и наконец сел.

       Аэ, только что тонкой струной тянувшаяся вверх, шептавшая ветру, опустила взгляд.

       Опустилась сама – присела напротив.

       – Сон? – спросила, заглянула в глаза.

       “Смерть, – подумал Нивен. – Пристала, зараза. Как ее отвадить?”

       – Пустяки, – ответил ей и снова закрыл глаза.

       “Не спи! – подумал, чувствуя на себе пронзительно ледяной взгляд. – Не хочешь за борт – не спи! А то уже смотрит. Подозревает. Руки, небось, чешутся. Просто лежи. Не шевелись. Прикинься мертвым. Но не слишком. Ты же не хочешь за борт…”

       Путь обещал быть долгим.

***

       – Что он делает? – спросила Тэхэ из-за плеча.

       Лаэф обернулся к ней.

       Тэхэ с каждым днем умирала. Ссыхалась. И уже с большим трудом носила свои роскошные рога – так и норовила не вовремя склонить голову. Никто другой не был тут там несчастен, как она. Никто другой не был так связан с самой жизнью – с ручьями и травами, деревьями, птицами, зверями, рыбами, никто другой так не водил белой ладонью по мерцающей глади ручья, никто так не питал саму жизнь собой и так не питался от жизни.

       – Ищет выход, – ответил Лаэф.

       Теперь она стала некрасивой.

       Нежная когда-то кожа растрескалась тяжелыми глубокими морщинами, под погасшими глазами легли черные тени. Она стала похожей на высохшее дерево.

       “Рога того и гляди отвалятся, – бормотал Ух’эр, когда она бесшумной тенью проходила мимо, спешно добавлял. – Чур, мои!”

       И звонко хохотал.

       Лаэф усмехался ему в ответ, но Тэхэ было жаль. Она единственная из всех Шестерых была хоть немного живой – не успела умереть внутри до того, как умереть вообще. Спряталась, скрылась от них в лесах, и когда они огнем выжигали сердца друг друга – обнималась-миловалась с ланями да волками.

       “И оленями, – говорил Ух’эр. – Олени не могли не оценить такой ветвистой красоты…”

       Лаэф же вспоминал, как сам иногда приходил к ней.

       И даже иногда хотел остаться.

       Рядом с ней он тоже становился немного живым. Чуть более настоящим.

       А теперь, здесь, она – единственная была хоть немного живой – умирала страшнее остальных.

       – Ему-то выход зачем? – сухо хмыкнула Тэхэ – голос ее тоже умирал. Высох, растрескался, то и дело пропадал.

       Лаэф перевел взгляд с нее на облако. Рассмотреть и облако, и самого Ух’эра, облаченного в темное, на фоне черного неба было почти невозможно. Если б он не насвистывал – может, никто не заметил, что он там: лежит на спине, закинув руки за голову, а ногу – на ногу.

       Свистит, зараза.

       Облако протекало: огромные и тягучие черные капли срывались вниз.

       – Не знаю, – честно ответил Лаэф, помолчав.

       – Такое бывает? – удивленно фыркнула Тэхэ и ненадолго стала собой прежней. Надменной, насмешливой, почти живой. – Чтобы ты – и не знал?

       – Слишком часто, – мрачно ответил Лаэф. Покосился на нее и ухмыльнулся краешком губ.

       Она коснулась его руки.

       Ладонь у нее была – как голос.

       Сухая и в трещинах.

***

       Сорэн поднялась на темный холм. Серая пыль струйками вилась под босыми белыми ступнями, на мгновение ей даже показалось, что это Лаэфовы змеи. Но лишь на мгновение. Тут не было змей. Тут не было ничего, кроме братьев и сестер, презренных убийц и предателей. Кроме Лаэфа с его – снова! – сияющими фиолетовыми звездами глазами.

       Все было черно – сияли только звезды.

       И только о них думала в последнее время. Раньше ей казалось, что она будет злиться, вздумай он каким-нибудь чудом вернуть их себе. Еще бы – ее главный противник станет сильнее. А когда он все-таки стал – просто пожала плечами и ушла.

       Вдруг поняла: это будет сейчас самым страшным ударом для него. Уйти. Убить-то его – все равно не убьет. Здесь не получится.

       Она ушла и долго молчала. Так долго, что испугалась вдруг – не обратится ли снова в камень?

       “Так ты ведь уже – камень”, – прошептал голос в голове, а Сорэн так и не смогла понять: это она так подумала или в голову пробрался таки неугомонный Ух’эр. Слишком уж знакомыми были интонации.

       И она поднялась. Просто пройтись. Просто проверить. Посмотреть.

       И вот – увидела.

       Надо же – какая идиллия! Один на облаке валяется, двое стоят под ним, за ручки держатся!

       Сорэн сжала кулаки.

       – Нравится? – насмешливо спросила Эйра. Сорэн покосилась вниз. Та сидела у ее ног и за неимением яблока грызла ноготь. Доверчиво запрокинув голову и хитро щурясь, глядела в глаза.

       – Ты становишься сильнее, – хмыкнула Сорэн. – Даже здесь. Даже так.

       – Ага! – радостно кивнула младшая и сдула с лица упавшую прядь огненных волос. – Мы все становимся. Да, сестра?

       И невинно захлопала глазами.

       Как будто верила в то, что это так. Как будто не знала: все, кроме Сорэн.

       Лаэф твердо стоял на ногах и – она не видела, но готова была поклясться – его глаза сияли ярче прежнего. Рыжая бестия – та вообще светилась. Тэхэ вцепилась в Лаэфа тоже не просто так – тянула из него живое сияние, вот-вот на рогах цветы расцветут. Об Ух’эре и говорить нечего – он тут у себя дома, он тут главный бог. Заррэт вот только молчит, прячется… Чувствует ли он себя так же, как Сорэн?

       Вряд ли.

       Он тоже найдет, за что ухватиться. И лишь ей тут не от чего питаться. Она – слишком бела. Белая кожа отражает черные цвета – и тоже чернеет.

       Сорэн растворяется в царстве смерти.

       И почему-то очень, очень злится на Тэхэ. Конечно, ей самой не хочется хватать Лаэфа за руку и впитывать в себя его сияние. Но Тэхэ-то какова!

       “Попробуй хоть раз выжить сама, зверюга рогатая! – мысленно цедит Сорэн. – Не цепляясь за последнее живое, что видишь рядом с собой! Попробуй, тварь!”

***

       Заррэт улыбается сквозь сон. Ему хорошо спать, дожидаясь своего часа. А ненависти, что они питают друг к другу, хватит, чтоб насытить его на века вперед.

***

       Лаэф держит Тэхэ за руку.

       Ему кажется, что то не он ей – она дает ему жизнь. Делится последними крупицами, что остались в ней самой.

***

       Ух’эр звонко хлопает в ладоши и садится на своей туче. Садится слишком резко, потому сваливается вниз.

       С громким “чвяк!” падает в тягучую черную жидкость. Выбирается оттуда грязный, но довольный – снова скалится во все свои острые гнилые зубы.

       Тэхэ отдергивает руку.