Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Глава 18. Ритуал

Жидкость была вязкой и горькой. Аэ – снова напряженной и даже напуганной.

       Нивену показалось, что она боится уже не за него – за себя. Проводить Ритуал без Высших, судя по всему, почти преступление. Или даже без “почти”. Наверное, по сравнению с этим тот факт, что она принесла ему оружие, – вообще мелочи.

       Нивен с трудом сдержался, чтоб не отплеваться, и осилил последний глоток.

       Поправил мечи на спиной, протянул Аэ чашу и осторожно лег на ложе. Мечи немного давили.

       Нивен покрепче сжал в руке кошель с бусами, спросил:

       – Долго ждать?

       Она что-то ответила, но издали. Нивен попытался открыть глаза, чтоб увидеть, куда она пошла, но глаза не послушались.

       “Хорошо, – подумал он. – Действует. Умираю. Опять”.

       Мысленно усмехнулся. Ложе под ним вдруг прогнулось, стало водой, потом – воздухом. Он провалился, но не рухнул, как обычно, на дно темного колодца. Даже не упал толком – а будто опять оказался на ложе.

       “Что-то не так? – подумал он почти облегченно. – Не получилось?”

       Осторожно открыл глаза – те наконец послушались. И тут же зажмурился: вокруг кружилась пыль, и ничего, кроме нее, видно не было. Лежать было твердо, и Нивен осторожно поднялся. Прищурившись, огляделся. Всё было серым: земля под ногами, покрытая слоем серой пыли, почти непрозрачное от этой пыли пространство вокруг и над головой. И было тихо. Очень тихо.

       Нивен осторожно вдохнул и громко чихнул.

       Точнее, ему показалось, что звук будет громким, но тот мгновенно утонул в серой мгле.

       – Кхаоли! – крикнул он, но пыльный туман проглотил даже крик.

       Нивен медленно двинулся вперед. Куда именно – не знал. Тут вообще невозможно было определить, куда. Просто показалось, что идти лучше, чем стоять на месте.

       Пыль забивалась в горло, щекотала в носу и норовила влезть в глаза. Нивену показалось, что если слишком долго будет здесь ходить с открытыми глазами, ослепнет. Пыль незаметно застелет взор, и когда он проснется – не увидит уже ничего, кроме пыли.

       Если проснется.

       – Кхаоли! – прокричал еще раз.

       Пусть звуки тут не слышны, она должна его как-то почуять: она богиня, а это – ее нынешнее обиталище. Она должна была его хоть как-то устроить за века обитания здесь. Приспособиться встречать гостей. В общем, она уже знает, что он здесь. Просто не хочет показываться. Что тоже понятно: он же не Высший. Пришел без венка, без подставки под ноги. Еще и с мечами.

       Кстати о них. Нивен перебросил кошель в левую руку, правой – потянул второй меч из ножен.

       Прокрутил в руке, проверяя, как тот проходит сквозь здешнюю мглу. Сделал еще шаг.

       – Я принес бусы! – крикнул он. – И тебе лучше поскорее выйти, потому что меня скоро начнут будить. Понимаешь, я тут без разрешения…

       – Смелый мальчик… – шепнул вдруг кто-то прямо над ухом.

       Нивен круто развернулся, но никого не было, а мгла вокруг рассыпался знакомыми серебристыми смешками. Только если Ух’эр хохотал обычно – ну, насколько Нивен слышал – громко, заливисто, взахлеб, то здесь смешки были дробными, сухими, словно серая пыль попала в смех Ух’эра, и теперь механизм работает со сбоями.

       Все верно, если вспомнить, что как раз ее смех и подарил Праотец Ух’эру. Значит, раньше она смеялась так же, как бог смерти. Теперь же то ли и правда пыль в смех попала, то ли он иссох, истончился, вместе с жизненной силой Запретного леса.

       – Мне больше не нужно ожерелье, – шепнули с другой стороны. – Нравится – оставь себе.

       Нивен развернулся уже неспешно, почти лениво: все равно там никого нет.

       Наверное, это их семейная традиция. Лаэф общался с ним в той же манере. С другой стороны, они не родственники, если подумать… Значит, это у богов такая привычка: говорить то с одной, то с другой стороны, но не появляться. Пусть человек попрыгает, покрутится.

       – Там оставлять нечего, – отмахнулся Нивен. Покрутился вокруг себя, пытаясь рассмотреть хоть что-то в пыли. Но не увидел ничего, потому просто снова заговорил. – Если тебе не нужно ожерелье – что нужно?

       – Ожерелье разрушено, – вкрадчиво заговорила мгла, и Нивену показалось было, что в нескольких шагах от него она начинает обретать форму – как делал Лаэф. Но то была не Кхаоли: навстречу из мглы шагнул Иной. Чуть поодаль – еще один.

       Все, как обычно: высокие, светловолосые, с ровными спинами и острыми ушами. Те ли, которые ушли сюда и не вернулись? Или Кхаоли плетет тут себе игрушки из пыли?

       Что-то не так. Тут вообще все не так. И эти – стоят, как столбы, не шелохнутся. Выражения лиц не разглядеть, в этой пыли кажется, что лиц у них и вовсе нет. Может, и правда сделала себе игрушки, а на лица то ли сил не хватило, то ли забыла, как должны выглядеть…

       – В нем были остатки моей силы, – продолжил голос. – Теперь сила уходит от меня…

       И снова смешок, одинокий, сухой, почти неразличимый.

       – А лес? – спросил Нивен. – А они? – и ткнул пальцем в одного из Иных.

       Сделал мягкий шаг в сторону, так, чтобы держать обоих в поле зрения. Это пока они стоят, потом – кто знает.

       – Я дала жизнь Иным, – голос прозвучал жестко, и Нивен понял: все-таки не игрушки, все-таки угадал. – Теперь их черед. Теперь Иные дадут жизнь мне.

       – То есть, – сказал Нивен, – это ты? Ты высасываешь жизнь у своих детей, у их леса, чтобы самой оставаться… А чем ты, кстати, остаешься? Бесплотным голосом в пыли?

       Наконец, достал!

       С богами всегда работает один и тот же прием: нажми на больную мозоль – бог сразу выскочит. Даже если это Прамать Иных.

       Пыль взвилась высоким вихрем напротив, вихрь соткался в высоченную фигуру, в два его роста, а то и больше.

       “Поздоровее Сорэн будет”, – подумал Нивен.

       Видно было плохо, может, потому ему показалось, что у Кхаоли, как у ее болванчиков-Иных, нет лица.

       – Я была бесплотным голосом, – с новым, жестким смешком ответила фигура. – Я была бесплотным дыханием. Ветром на равнинах небытия. Теперь же – я гораздо больше этого. Я богиня! Я вдохнула жизнь в самый прекрасный народ мира! Пришел мой черед подняться.

       “Вот оно что… – подумал Нивен. – Бусы, значит, уже не нужны. Теперь ей жизнь подавай…”

       – Тоже восстать, что ли, решила? – уточнил он.

       – Тоже? – растерялась Кхаоли.

       – Мертвые пытались, – объяснил Нивен. – Не вышло.

       – Глупцы! – фыркнула она. – Их дыхание было прервано давно! Моё же – живет в моих детях.

       – И дети умрут, если ты его заберешь, – напомнил Нивен. – Лес уже сохнет.

       Кхаоли сделала шаг к нему, и он все-таки различил черты. Точеные, острые. Скулы – два лезвия, брови – вразлёт. Остроконечные уши и сверкающие глаза. Почти, как у Ух’эра сверкают – в них то же безумие, разве что не такое явное. Может, потому что она сама еще не поняла, что безумна.

       “Эка тебя потеря бус подкосила…” – сочувственно подумал Нивен, с трудом сдержавшись, чтоб не отступить.

       А она заговорила.

       – Я поднимусь, – твердо сказала Кхаоли. – Я даровала века своим детям. Я даровала достаточно.

       “Думай, – сказал себе Нивен. – Как убить еще одну богиню? Еще одну мертвую богиню. И без Весла”.

       Чтобы думать, нужно время. Чтобы выиграть время, нужно заставить ее говорить. Ох, как не хватает сейчас Йена…

       – Твои дети чтят тебя, – напомнил он. – Несут дары, поют песни, просят совета. Разве этого не достаточно?

       – Было достаточно, – кивнула она. – Но слишком много жизни я вдохнула в то ожерелье. И теперь, смелый мальчик, когда его нет, я не могу существовать иначе. Теперь мне нужно их дыхание. А они – не справились с моим даром. Ни дарованную им жизнь, ни дарованный им шанс они не смогли использовать. Значит, мой черед.

       – Собери ожерелье обратно, – предложил Нивен, осторожно присел, готовый вскочить в любой момент – но Кхаоли не бросилась на него, так и стояла, рассматривая. Положил кошель в пыль у ног. – Собери и никому больше не отдавай. И прекрати сушить лес.

       – Ты приказываешь мне? – тонкая бровь изогнулась.

       – Я прошу, – сказал Нивен. – Твои дети прекрасны. Хотя, бывают, теми еще гадами… Но – ты права! Ты создала удивительный народ. И теперь хочешь его уничтожить?

       – Дитя, – она вздохнула почти сочувственно. – Я создам еще. Теперь, когда мне не будет мешать ни Д’хал, ни его отродья. Когда наберусь сил и поднимусь. Жаль, ты не увидишь, – и тонко улыбнулась. – Ты останешься со мной. Как все, кто приходит сюда. Пусть в тебе мало силы, пусть в тебе пусто, в тебе есть дыхание леса и моих детей. Я слышу это.

       Она мгновенно оказалась рядом: не рассыпалась там, где стояла, не шагнула и даже не взлетела. Просто в один миг оказалась на расстоянии шага и схватила его за горло. Нивен полоснул кинжалом по сжимающей его руке, но кинжал лишь провалился сквозь серую пыль. Попытка проткнуть ее саму мечом тоже оказалась бессмысленной: меч утопал во мгле, из которой она была соткана.

       Ее же хватка – только усилилась.

***

       Когда Нивен ушел в небытие, Аэйлар выдохнула почти облегченно. Ее дыхание постоянно перехватывало, когда была рядом с ним. И не раз уже успела пожалеть о содеянном, не раз подумала: “Не нужно было делиться дыханием, теперь он хоть и дышит сам, а будто у нас оно навеки одно на двоих”. И стоит его дыханию прерваться – ее обрывалось тоже. И казалось, если умрет насовсем – она тоже прекратит дышать. Но вот он умер. А она все еще дышала. Почти с облегчением.

       Никогда и ни с кем раньше ее дыхание не прерывалось. Никогда и ни с кем сердце не билось так трудно, так громко, так часто. Ни с кем она не была такой приземленной, тяжелой, живой.

       И ни одного из шагов, сделанных к нему, с ним рядом, она не сделала бы иначе, представься ей такая возможность. Задохнется когда-нибудь с ним вместе – ну и пусть. А пока есть надежда его спасти – будет спасать.

       Аэйлар рывком наклонилась к нему, коснулась губами его губ, сухих и тонких, распрямилась и взмахнула рукой, отправляя ветер впереди себя. Выбежала вслед за ним из жилища, помчалась по тропе, но ветер был первее. Долетел раньше. И когда она подбегала к отцовской поляне, тот, разбуженный ветром, уже шагал навстречу. В глазах – холод. Губы – сжаты. Шаги – чеканные. Казалось, он тоже стал тяжелее – будто груз принятого ею решения теперь давил и на его плечи.

       – Ты будешь наказана, – строго сказал отец, как только увидел ее, мчащуюся навстречу.

       Аэ замерла перед ним.

       – Ты нарушила правила, приведя его сюда. Он нарушил правила, пребывая здесь. А теперь вы нарушили правила вместе, – продолжал отец. – Я все верно услышал? – он взмахнул рукой, отгоняя все еще шепчущий на ухо ветер. – Вы провели Ритуал?

       Аэ кивнула.

       – Теперь его надо разбудить.

       – Глупые дети, – отец не злился, как она ожидала. Скорее, был расстроен. Возможно, грустил. Может, Нивен и ему понравился? Вопреки всему. Нивен вообще все делал вопреки…

       Отец покачал головой. Помолчал.

       – Аэйлар, – заговорил иначе, тихо и доверительно, – скорее всего, уже некого будить. Его не провожали песнопениями, он не был очищен перед Ритуалом… Вы так увлеклись нарушением правил, что не соблюли даже правила самого Ритуала.

       – Отец, – она шагнула к нему и взяла его ладонь в свои. Ладонь была ледяной. Как его взгляд. Как голос. – Ты поверил мне, когда не верил никто. Ты позволил отправиться за ним и привести его. Прошу, поверь еще раз! Я знаю, что он справится. Он спустился вниз с ожерельем, рассчитывая на нас. Он ведь нас пытается спасти! Так почему бы нам не попытаться спасти его?

       Отец вздохнул – и вздох разлетелся по лесу, распугал птиц с огоньками. Но далеко огоньки не улетели: отец поднял руку, и те спустились к его ладони, закружились над ней в хороводе. Отец провел рукой по кругу и вверх – словно подбросил. Огоньки метнулись в разные стороны.

       – Вестники разбудят Высших, – тихо сказал он. – Будем готовиться к церемонии пробуждения.

       Она чуть не подпрыгнула от радости, чуть не захлопала в ладоши. Сдержалась, не сдержала только улыбку.

       – И, Аэйлар… – строго сказал отец, завидев эту улыбку. – Нивен тоже будет наказан.

       – Он знал, что ты так скажешь, – она попыталась ответить серьезно, но улыбка невольно стала шире.

***

       Кхаоли сжимала горло все сильнее, и Нивен вдруг почувствовал, что не просто так: она, как тот чертов остров, тоже пытается пить из него. Только острову было нужно исключительно дыхание, этой же – всё. От начала и до конца. Высосать дыхание, силы, жизнь. Весь Нивен.

       Ой зря…

       “Глупая, – мелькнула на грани сознания мысль, – я же не такой воздушный, как наши лесные друзья… Мной – подавишься”.

       Перед глазами темнело, во тьме плыли разноцветные пятна. Нивен почти потерял сознание. Он в общем-то был не против. Тьма была ему знакомой. Тьма – это хорошо. Ему давно не было так хорошо, его давно не было во тьме.

       Он сам – тьма.

       Он – Лаэф.

       Он – Нивен.

       Он несет смерть.

       Десятки, сотни людей и нелюдей. Короткие и долгие смерти. Огонь, крики, кровь. Их кровь – на его руках. Потому что он – Тьма.

       Кхаоли зашипела, словно обожглась. Не отпустила – отшвырнула.

       Нивен упал на серую землю, закашлялся. Пытался отдышаться, но не выходило: взвившаяся столбом пыль забивалась в горло.

       – Что ты такое? – растерянно спросила Кхаоли.

       – О-о… – многообещающе протянул Нивен, но вместо того, чтоб ответить снова закашлялся. Только когда поднялся и выдохнул, смог заговорить. – Я тебе не по зубам, ушастая.

       Она все еще стояла на против. Жаль, он так надеялся, что испугается и убежит.

       – Ты отравлен, – презрительно изогнула губы. – Тебя не имели права пускать ни в Запретный лес, ни ко мне.

       – Говорю же, – Нивен дернул плечом. – Я без разрешения.

       – И скучать по тебе там не будут, – ухмыльнулась она. Вышло по-эльфийски: холодно, презрительно, надменно. Впрочем, неудивительно – это ж она всю их братию породила. В кого еще им быть, как не в мамочку?

       “Интересно, – подумал Нивен, – я так же улыбаюсь? Надо будет перед зеркалом…”

       И тут же себя перебил: какое, к черту, зеркало?! Его сейчас не сожрут – так просто придушат со злости. Переобщался все-таки с Йеном…

       Она бросилась на него резко, он едва успел отскочить – острые когти чиркнули у самой шеи.

       – Ты бесполезен здесь, – Кхаоли мягко шагнула в сторону, словно хотела обойти. Продолжала ухмыляться. Он тоже сделал шаг. – Ты бесполезен везде. Я окажу миру услугу.

       Нивен знал уже, что шагать ей не обязательно, потому второе ее появление рядом не застало его врасплох, как первое: стоило ей сделать волшебное: “пуф!” – как он прыгнул назад.

Ее удар до него не достал. Перемещалась она, конечно, молниеносно, руки были длинными, а когти – острыми, но била, честно говоря, как девчонка. И не как Аэйлар – как девчонка, в жизни не вступавшая в драку. Ну да. С кем ей тут драться? С пылью? С болванчиками-эльфами?

       – Хватит прыгать! – рассердилась Кхаоли. – Я заглянула в тебя. Ты монстр и убийца. Ты же сам хочешь этого! Хочешь смерти!

       Значит, вот что она почувствовала, вот как поняла его, когда пыталась выпить его силу. И правда глупая. Впрочем, боги вообще плохо разбираются в человеческих ощущениях.

       Да, он прекрасно знает, кто он. И знает, чего заслуживает, а чего – нет.

       Но он точно не хочет, чтобы его убила очередная сумасшедшая богиня.

       Он зря задумался, потому что не успел понять, куда она пропала в этот раз, все произошло слишком быстро. И только когда услышал “Вжжжик!”, и когда второй меч выскользнул из ножен, понял: за спину. Он развернулся, вскидывая тот, что был в руке. Она не нападала – задумчиво рассматривала лезвие. Провела по нему серым пальцем и подняла его, демонстрируя.

       – Видишь? – сказала. – Ничего. Ты не ранишь меня, ты не сможешь победить. Признай, смелый мальчик, ты ищешь смерти. Я помогу тебе. Я – Кхаоли, дыхание мира. Я помогу миру, помогу тебе.

       – Начинается… – вздохнул Нивен.

       Она вопросительно выгнула бровь.

       – Вам никак не втолкуешь, – сказал он. – Никому не надо помогать. Мы без вас справляемся. Мир стоит, есть вы или нет.

       Она шагнул к нему, удерживая меч перед собой. Неуверенно, нетвердо, выбить – раз плюнуть. Но дальше что? Он провалится сквозь нее. А если и достанет – не ранит, она уже показала.

       “Давай, – подумал он. – Думай, убийца богов. Как убить эту?”

       Кошель с ожерельем был единственным шансом – вдруг если его доломать, сломаешь и богиню? Но лежал слишком далеко.

       – Вижу, – улыбнулась она, – как справляетесь. Плохо.

       И снова исчезла, но Нивен крутанулся и угадал на этот раз: выбросил руку с мечом как раз, чтобы парировать удар, которым она попыталась проткнуть его сзади. Мечи скрестились лишь на мгновение, и Кхаоли снова пропала – теперь оказалась сбоку. Нивен увидел движение – лезвие, летящее к шее. И прыгнул наконец в сторону, перекатился через плечо, но не вскочил.

       Кошель лежал совсем рядом – и Нивен ударил рукоятью по нему. Внутри захрустело, Кхаоли не вскрикнула, а как-то растерянно вздохнула – и рассыпалась в пыль. Меч глухо упал на землю.

       Нивен медленно поднялся. С силой наступил на кошель сапогом. И еще раз. Подумал и прыгнул двумя ногами.

       Пыль ответила россыпью сухих смешков.

       – Глупый смелый мальчик, – протянула она.

       И вновь соткалась. Совсем рядом – в нескольких шагах. Нивен прыгнул ко второму мечу, вскочил уже с обоими в руках.

       – Ты не ранил меня, – проговорила она. – Расстроил немного – но не ранил. Я уже сильна, ожерелье – давно в прошлом. А твои железки… В них совсем нет силы, как в тебе самом. Нет смысла. В вас ничего нет. Вы пустые. Мне наскучило.

       Она двинулась к нему. Может, хоть немного ожерелье ее ослабило – теперь не выходило пропадать в одном месте и появляться в другом. А может, намеренно решила добраться до него, не спеша. Оба знали: бежать ему некуда. Тут и не было никакого “куда”, не было направлений, тут не было ничего. Казалось, даже если побежит – все равно выбежит к ней.

       Но если ожерелье ее ослабило, если у нее не получается больше пропадать там, а появляться здесь, – не выйдет ли проткнуть сейчас?

       Она сделала еще шаг, и еще, а Нивен попятился.

       Нет, нельзя рисковать. Она больше не настроена говорить, одна ошибка – и смерть. Так что нельзя рисковать.

       “Это я сейчас подумал? – удивился он. – Я решил быть осторожным?”

       Наверное, впервые в жизни.

       Возможно, потому что впервые в жизни его ждали. А может, потому что понимал: этот шанс он не может истратить зря. Иные скорее сами помрут, чем попытаются уничтожить свою создательницу. Значит, у них сейчас есть только он. И одна из них – ждет его в мире живых.

       – Решил убегать? – мягко улыбнулась она. – Так даже интереснее…

       Ну да, подумал Нивен, скучно тут тебе. С этими, столбами стоящими, не поиграешь… Замерли, не шевелятся, скучные, неживые…

       А почему?

       Нивен готов был поклясться: вопрос прозвучал в голове голосом Йена.

       Йен ничегошеньки не понимает и ничего не воспринимает как данность. Ничего не чувствует, потому обо всем спрашивает. Ему всё интересно.

       Йен обязательно спросил бы: почему?

       “Почему ты убиваешь меня, но не их? Тоже невкусные попались? Так нет же, должны быть Высшими, а значит очень чистыми, очень светлыми… Ну, насколько они там себе эту светлость представляют. Почему они еще стоят, если их ты должна была выпить досуха? Они нужны тебе? Зачем?”

       А что если…

       Догадка показалась глупой, но других мыслей все равно не было. Что если она не может достать до Запретного леса отсюда? Что если они ей нужны, потому что через них она вбирает его жизненную силу? Ей нужно, чтоб они дышали, потому что так она дышит лесом. Потому и не уничтожает их.

       Наверное, что-то изменилось в нем, то ли во взгляде, то ли в лице. Неясно, как она рассмотрела сквозь пыль, но рассмотрела. И вместо того, чтобы сделать еще шаг – замерла. И очень строго, подняв указательный палец почти так же, как это делал Йен, сказала:

       – Мальчик!

       Что она собиралась говорить дальше, Нивен не узнал.

       – Надо было брать бусы, – перебил он и швырнул мечи в стороны: каждый – в Иного. И каждый попал в цель. Иные повалились на землю, кучи пыли взлетели над ними. И кучей пыли ссыпалась на землю только что стоявшая напротив богиня. Ссыпалась – и осталась лежать. На этот раз – осталась лежать.

       Нивен ждал бесконечно долго, но пыль не трещала больше смешками, не говорила, не шевелилась, ни под ногами, ни вокруг. Он осторожно подошел, замер над кучей, что недавно была Кхаоли. Пнул ее сапогом – и часть пыли взметнулась в воздух, но тут же осела.

       Нивен позволил себе облегченный вздох. Всё. Кажется, всё.

       Теперь так ей и быть теперь кучей, если никто из Иных не придет искать ответов на вопросы. И не найдет вместо ответов злобное бессмертное существо, которое сейчас в очередной раз обратилось в ничто, но всегда – всегда! – может вернуться. Боги не умирают насовсем.

       Значит, еще не всё. Еще осталось одно дельце: объяснить Иным, что больше нельзя проводить никаких ритуалов. Им не нужна ее помощь, чтобы выбрать члена Высшего Совета. Им не нужны подсказки, чтобы жить дальше – они и сами разберутся. Сотни лет живут, а как маленькие…

       Ну и еще одно дельце: объяснить Совету, что хотел отдать бусы, но случайно убил их Прамать.

       – Убийца богов… – пробормотал Нивен, примеряя на себя кличку. Поднял голову вверх и крикнул. – Эй! Собираетесь меня вытаскивать?! А то еще кого-нибудь найду и случайно убью!

       Сверху не ответили. Наверху не было видно ничего, кроме пыли. Не осталось ничего, кроме пыли. И никого.

       Нивен побрел в какую-то сторону, потом попытался вернуться к пыльной куче, но потерял ее из виду. Замер, оглядываясь, щурясь, пытаясь высмотреть во мгле трупы Иных —в них там остались его мечи. Пошел кругами. Медленные осторожные шаги. Сначала по маленькому кругу, потом – шире, потом – еще шире.

       Потом понял, что уже забыл, где был предыдущий маленький.

       И что давно бы уже пора споткнуться о мертвое тело.

       “А что если они тоже рассыпались? – подумал Нивен. – Но мечи-то не должны рассыпаться. Меч найти сложнее, чем труп, но тоже можно. Нужно просто хорошо прощупывать ногой землю…”

       Дальше шел еще медленнее.

       Но пыль все сильнее застилала глаза. И не было видно совсем ничего. И показалось, что не по кругу ходит – просто бесцельно бредет вперед. Не это ли он делает постоянно в последнее время? И давно пора остановиться, потому что все равно никуда не дойдет. Здесь некуда идти.

       “Отдохни”, – советовала ему Аэйлар.

       Да что Аэйлар! Все советовали.

       Может, пора?

       Нивен сел на землю и закрыл глаза. А потом и вовсе бессильно упал на спину.

       Она была не так уже неправа, развалившаяся богиня. Смерти он не то, чтобы хочет… Он хочет отдохнуть. Богиня просто не понимала, что отдыхать можно только после того, как дело сделано. После того, как все спасены. Аэйлар не понимала того же.

       Женщины!

       А что она его ждет – может, хватит врать себе?

       Аэйлар не знает его. Знала бы – не ждала бы.

       А он все равно не собирался оставаться…

       “А почему?” – снова спросил в голове голос Йена.

       “Точно, – вспомнил Нивен и резко сел. – Еще же придурка спасти надо…”

       В том, что Йена надо будет спасать, Нивен не сомневался ни мгновения.

***

       Они пропели песнь уже дважды, но чужак не шевелился. Чужак не слышал песни, и это было понятно: песнь Совета слышна только Высшим.

       Ар’кеонналэрен сочувственно глянул на дочь. Она так ждала возвращения этого существа, так верила ему, верила в него.

       Аэйлар крепче сжала руку Нивена, подняла на Кеона влажный взгляд, полный щемящей надежды.

       – Еще раз, – попросила она. – Он услышит! Позовите еще раз!

       Кеон покачал головой и кивнул остальным – на выход. Члены Совета молча двинулись прочь.

       Кеон перевел взгляд на нее.

       – Позови Руалэ, – сказал девочке, которая все никак не могла поверить, что все кончено, растерянно хлопала огромными бездонными глазами, так похожими на глаза ее матери. – Пускай жрица подготовит тело для обряда погребения. Он поступил глупо, но… Ты права, он был одним из нас. И пытался, как мог.

       Кеон тоже развернулся, отодвинул мягкие ветки, чтоб уйти.

       – Отец! – крикнула она ему в спину, но он не ответил.

       Остановился, когда уже ступил на поляну, оставив ее жилище за спиной, а она вылетела, словно ураган, обогнала, остановилась напротив и уперлась ладонью ему в грудь.

       – Ты не можешь уйти! Ты не можешь оставить его так! Еще есть шанс! Он не мертв!

       – Аэйлар, – мягко сказал Кеон. – Я видел, как уходили Иные. Тогда мне тоже казалось, что они живы. И что шансы есть. Мы пели над ними до хрипоты, над каждым из них. Дочь, – он положил ладонь ей на плечо. – Пора нам научиться принимать трудные…

       Что-то тяжело упало в ее обиталище. Уже не вихрем – молнией Аэ бросилась обратно.

       Кеон стремительно зашагал следом. Отдернул полог из веток над входом и замер. Аэ стояла на пороге, не шевелясь, даже будто дышать боялась. Он чуть не толкнул ее, когда входил.

       А у ее ложа с пола медленно поднимался чужак.

       Поднялся и тут же тяжело сел на кровать.

       – Я думал, будете петь песни, – сказал им. – Или как там надо. Держать за руку. Но нет. Сам умер, сам проснулся, сам упал…

       – Нивен! – выдохнула она и бросилась наконец к нему. – Ты вернулся!

       Он обнял Аэйлар так крепко, так уверенно, что Кеон, пожалуй, разозлился бы, если б не был так изумлен.

       – Мы пели, – прошептала Аэ в плечо чужаку. – Ты просто не сразу услышал… Но это неважно. Ты вернулся!

       – Я же обещал, – напомнил он ей.

       – Что с тобой было? – спросил Кеон.

       Согласно Ритуалу, не так нужно было задавать вопрос. Но зачем задавать вопрос правильно, если ответят на него опять же не так, как нужно. Чужак не знает правил. Но вернулся из небытия он, а не те, кто эти правила знал.

       – Ну-у… – задумчиво протянул в ответ Нивен, и Аэ наконец отстранилась от него, тоже заглянула в глаза. – Такое дело… Я бы это сразу всем рассказал.

       – Созвать для тебя Совет? – презрительно фыркнул Кеон. – Опять?

       – Есть идея, – сказал Нивен. – Пока я тут, Совет вообще не распускать.

       Аэйлар тихо рассмеялась – скорее от счастья, чем от его глупой шутки. И взяла его за руку.

       Кеон молча развернулся и вышел прочь.

       Ночной ветер донес до него шепот Нивена:

       – Папа сердится?

       И тихий, счастливый смех Аэ.

       То, что дочь влюблена, он понял уже давно. Но теперь все стало гораздо сложнее: теперь он не имеет права выгнать чужака из Запретного леса. Чужак больше не чужак. Он прошел инициацию. Он вернулся из небытия. Он расскажет Совету, что видел там. Так завершится Ритуал.