Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

       Кажется, Аэйлар дрожала. Или ей передалась его дрожь.

       Нивен откинулся назад, увлекая ее за собой. Коротко взмахнул свободной рукой, прогоняя огоньки.

       Под мягкими ветвями стало темно.

***

       Ночной морозный воздух осторожно вползал в комнату через щель в ставнях, стелился по полу. Йен чувствовал его: одну руку он забросил за голову, вторую – свесил с кровати, держал над полом и бездумно перебирал между пальцами носящийся по полу легкий ветерок.

       Здесь, в предгорьях, он еще мелкий, не такой, как в Дааре. Здесь и сам Йен – мелкий, слабый. Наверное, чтобы заново обрести свою сущность, нужно оказаться там. Лучше – где-нибудь у подножья Гъярнорру.

       А еще нужно обязательно поговорить с тем, кто знает об этой сущности больше, чем он сам. Просто чтобы понимать пределы. Если они есть, эти пределы. Пока же Йену казалось, что он и с ветром справится, что с этим, мелким, что с могучим, горным. Просто нужно понять, как…

       В дверь осторожно постучали. Йен ничего не сказал, но дверь все равно открылась, и Мышка заглянула в комнату.

       – Не спишь? – спросила шепотом.

       – Не сплю, – обреченно ответил Йен, сел на кровати и подумал, что правильно он спрятал обувь. Как знал!

       Впрочем, он знал. Просто себе не признавался, что знает. Он потому, кажется, и не спал, хотя стоило бы, хотя собирался.

       Мышка уверенно шагнула в комнату, прикрыла дверь, решительно подошла, так же решительно села рядом, даже ладонями по коленям хлопнула. Заглянула в глаза и очень серьезно спросила:

       – Что с тобой?

       “С чего бы начать…” – подумал Йен.

       – Я видела твои глаза сегодня, – объяснила Мышка, не давая времени начать. – Я видела тебя. Ты… другой.

       – Понравился? – широко заулыбался Йен.

       – Нет, – твердо ответила она.

       – Неожиданно, – хмыкнул Йен. – Зато честно. Раз не понравился – чего пришла?

       Мышка помолчала, будто искала нужные слова. Йен не торопил, не подсказывал. Наверное, впервые в жизни оставил возникшую в разговоре паузу незаполненной.

       Мышка наконец вздохнула и заговорила серьезно, твердо. Наверное, так говорят с малыми детьми, когда пытаются научить их жизни. Кажется, когда-то так говорил Дэшон. Впрочем, это было давно. И Йен, как обычно, не слушал.

       – Мне кажется, с тобой что-то происходит, – сказала она. – Тебе от чего-то больно. Или на кого-то злишься. Или всё сразу. Я не знаю, что с тобой случилось, но вижу: что-то не так.

       Йен хмыкнул и заговорщицки подмигнул:

       – Милая, у меня всегда все не так. Если у меня вдруг все будет так, значит, день выдался неудачный. Ты же не забыла, да? – и страшным шепотом напомнил. – Я – оборотень!

       – Насколько ты опасен? – она оставалась серьезной. – Насколько можешь совладать с собой?

       – А-а, – понимающе протянул он. – Переживаешь, что я тут всех покусаю?

       – А ты можешь?

       – Если будешь и дальше кормить вот этой гадостью… – кивнул на тарелку с засохшими остатками варева, – то все может быть…

       – Я серьезно! – сердито перебила она. – Тут мои люди. И мои животные. Сегодня днем ты напугал их.

       – Животных или людей? – деловито уточнил Йен.

       – Хватит! – потребовала она, а темные глаза гневно блеснули. – Я вижу, что ты злишься. Я вижу, что злишься сильно. И не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Если не возьмешь себя в руки…

       – То что? – теперь перебил он. Ну вот, добилась своего: он и впрямь начал злиться. Прищурился и уточнил, безуспешно пытаясь сдержать сквозящее в голосе презрение. – Чем именно ты пришла мне угрожать, милая?

       – Да я не угрожать пришла! – возмутилась она в ответ. – Поговорить! Чего ты злишься? На кого? Что с тобой случилось? Если рассказать станет легче!

       Йен устало прикрыл глаза.

       “На кого? – мысленно переспросил. – Это самое обидное в истории, милая. Что нет никого. И меня нет. Есть страшный злой Зверь, которого очень, очень опасно раздражать”.

       Нет, нельзя. Не сейчас.

       “Раз, – подумал он. – Два… Три… ”

       Считать до десяти помогает всем или только Рэю? Может, ему помогает, потому что он дурак, и ему нужно сосредоточиться, вспоминая цифры? Потому что Йену сейчас – ну никак не легче.

       “Четыре… Пять…”

       Нет, к черту!

       – Давай потом поговорим, а? – попросил Йен и поднял взгляд на нее. – Сейчас мне нужно отдохнуть.

       Ее глаза влажно блестели, губы – упрямо сжала. Дышала ровно, легко, разве что – чуть громче, чем нужно. Или просто вокруг было слишком тихо, потому Йен слышал ее дыхание.

       – Ты не отдохнешь, – покачала головой Мышка. – В тебе столько злости, что не отдохнешь. Она будет пожирать тебя изнутри…

       – Подавится, – пожал плечами Йен. Прищурился и уточнил. – Или ты хочешь помочь с отдыхом? Потому что есть один способ…

       Рванул ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Она, как ни странно, не противилась, не вырывалась. Наоборот – ответила на поцелуй с готовностью, обхватила свободной рукой за шею, придвинулась так близко, что он почувствовал тепло ее тела. Она была теплой, мягкой, податливой. Нежной.

       Йен оттолкнул ее и сердито спросил:

       – С ума сошла?!

       – Я?! – Мышка снова возмутилась и ударила его кулаком в грудь. – Ты первый начал!

       – А ты так легко согласилась!

       – Да чтоб тебя! – ругнулась она и вскочила. Теперь темные глаза метали молнии. – Ты будешь меня в этом обвинять?!

       Йен сдержал ухмылку.

       “Скажи про обувь! – вспомнил вдруг. – Скажи сейчас про обувь, она и так уже злая, злее не будет…”

       – Я ждала тебя! – выкрикнула тем временем Мышка, сердито выкрикнула, но голос опасно зазвенел – словно вот-вот разрыдается. – Я помнила тебя! Все это время я тебя помнила! А теперь, когда ты пришел, я не понимаю, чего ты хочешь! Ты говорил, со мной нужно провести ночь…

       Она задохнулась, сама себя оборвала на полуслове, но продолжила испепелять взглядом. И только после нескольких вдохов и выдохов договорила:

       – Так вот она. Ночь.

       – Мы-ышка… – мягко, насмешливо протянул Йен.

       – Меня не так зовут! – процедила она.

       – Ты ждала не меня, – продолжил он, не слушая. – Ты ждала другого человека. Сама же только что говорила. Я – не он.

       Она так удивилась, что даже перестала злиться.

       – Ты изменился, – осторожно согласилась. – Да, я вижу. Но ты…

       – Ни черта ты не видишь, – все так же мягко, теперь почти ласково перебил он. – И меня ты не видишь. И хорошо – оно тебе не надо. А теперь – иди спать. Не переживай за своих людей. Я больше не буду их пугать.

       – И как ты справишься?

       – А никак, – пожал он плечами. – Завтра уйду – и всем станет легче. Обувь под кроватью.

       – Обувь… Что? – растерялась она. И только потом поняла, что он сказал. – Уйдешь?

       Йен с трудом сдержал ухмылку. Сказал все-таки про обувь!

       “Кого ты сейчас обманываешь? – подумал он. – Чему ты сейчас радуешься?”

       – Ты можешь остаться… – неуверенно начала Мышка и снова себя перебила, вторя его внутреннему голосу. – Да чего ты улыбаешься?!

       – Я не могу остаться, – скрывать ухмылку уже не было смысла, и он выпустил ее наружу.

       – Шаайенн…

       – Не могу – и ты это знаешь. Иначе не пришла бы проверять, все ли у меня в порядке, не съем ли твоих работников, не покусаю ли зогров… Зогр-то – здоровый, его за раз не съешь, так что…

       – Да я не потому пришла! – снова рассердилась она, стремительно подошла, и ему показалось, что сейчас или ударит, или целоваться полезет, но Мышка просто присела напротив. Так же резко, как делала вообще всё. Присела, хлопнула ладонями теперь по его коленям и заглянула в глаза снизу вверх. – Я к тебе пришла. Какая мне разница, насколько ты изменился, а? Я не знала тебя раньше. Но хочу узнать сейчас. И не надо меня запугивать. Я тебя не боюсь, кем бы ты ни был.

       – Зато я тебя побаиваюсь, – честно признался Йен. – Ты знаешь, какая страшная бываешь…

       Мышка возмущенно фыркнула и опять вскочила. Выдохнула:

       – Знаешь что!

       – Вот-вот, – кивнул Йен. – Я только что чуть не подпрыгнул от страха.

       – Не нравлюсь – так и скажи!

       Йен усмехнулся, снова ласково, мягко. Покачал головой. И честно ответил:

       – Не нравишься. Как и я тебе, сама сказала. Так что все в порядке, милая, это взаимно.

       Мышка круто развернулась и вышла. Теперь дверью хлопнула так, что разбудила, наверное, всех, кто еще не успел проснуться от ее возмущенных криков.

       “Надо будет уйти перед рассветом, – подумал Йен. – А то с них станется – придут утром честь дамы отстаивать. И тогда я все-таки сорвусь…”

       Чего сердиться? Он же правду сказал. Она ему совершенно не нравилась. Что там может нравиться? Нос картошкой, глазки – мелкие темные бусинки, черты лица – слишком крупные, слишком твердые, почти мальчишеские…

       Он медленно улегся на ложе, забросил за голову теперь обе руки и уставился в потолок.

       Естественно, она ему не нравилась. И он точно не хотел проводить с ней ночь. Если бы было можно, он просто остался бы, еще чуть-чуть, совсем ненадолго. Чтоб она переживала, что он простудится. Чтобы спрашивала, почему он слишком зол под вечер. Чтобы просила не ссориться ни с кем, не драться. А он бы все равно ссорился и дрался, и ему могли бы подбить глаз, а то и сломать челюсть. Было бы здорово, если б ему можно было подбить глаз или что-нибудь сломать. Если бы он был настоящим, нормальным человеком.

       Да, тогда бы он остался.

       Йен закрыл глаза.

       Сон не шел.

       Было пусто.

       “Может, потому Нивен боится женщин? – подумал Йен. – Он чувствительный, он эту пустоту раньше чувствовал. Может, даже с каждой своей женщиной чувствовал… Точнее – после ухода каждой женщины...”

       Впрочем, скорее всего, Нивен чувствовал что-то другое. Может, ему было страшно. Может, больно. Может, наоборот, слишком весело, а он же такой злой и мрачный, что веселиться никак нельзя. Откуда Йену, Затхэ, древнему монстру, знать, что может чувствовать Нивен? Он-то сам не умеет чувствовать, как люди. Никогда не умел. Никогда не научится.

       И то, что для него пустота, для них – совершенно иное.

       Именно поэтому ему никогда не жить с ними.

       Слишком разные.

       Дверь с громким хлопком распахнулась и в комнату стремительно вернулась Мышка.

       – Знаешь что! – повторилась она и угрожающе ткнула в него когтистым пальчиком. – Знаешь что, делай, что хочешь, а одну ночь ты мне, как ни крути, должен!

       Йен поднялся на локтях. Хотел что-то ответить, но не успел придумать – она слишком быстро оказалась рядом. Сбросила куртку на пол. Провела рукой по волосам – и те, освобожденные от заколки, рассыпались темным водопадом по плечам.

       – Я пытался, – напомнил Йен, отодвигаясь к спинке ложа, но догадываясь, что это бесполезно. Огляделся по сторонам. – Вот даже обидно: раз в жизни пытался поступить благородно, а никто не заметил…

       Мышка улыбнулась хищно, совсем не по-мышиному.

       – Ты пытался, – согласилась она, – но ничего не вышло.

       И мягко, по-кошачьи, запрыгнула на кровать.

       От ее волос пахло морозным горным ветром.

       “На ветру, значит, разгуливала, пока все с зограми возились…” – мысленно обиделся Йен. Тут же осознал, что от него-то пахнет совсем иначе. Но обдумать это не успел.

       Она склонилась к нему, волосы чиркнули по щекам, губы, едва коснувшись его губ, скользнули к шее, а руки вдруг оказались под мешком, который здесь считают одеждой.

Глава 17. Сети

Ух’эр свалился с облака почти на голову – Эйра едва успела отскочить. Хорошо, что сил еще хватило: как была самой прыгучей из всех, так и осталась.

       И теперь стояла над ним, скрестив руки на груди. Наблюдала, как, хрустя костями, он собирает себя обратно. Хрустел долго – с большой высоты, видать, упал. Так долго, что Эйра принялась грызть ноготь от скуки. Потому ее слова прозвучали невнятно – с ногтем во рту попробуй внятно поговори:

       – Не пойму, брат... Ты пытался убить меня или себя? Или нас обоих, чтобы было, как в какой-нибудь красивой людской легенде в мою честь?

       Ух'эр как раз вправлял челюсть, потому ответить не мог, и Эйра продолжила:

       – Вот как можно быть такими лицемерами? Если уж говорить о людях. Говорят, что умереть вместе – это красиво, но сделать так сами – не-ет, не хотят. Вот начали бы умирать, разбившись на пары, во имя любви, знаешь, сколько крови бы мне досталось... – и мечтательно улыбнулась.

       – Мне, – сказал Ух'эр и сел. Ударил себя ладонью по спине. Хрустнул хребет.

       «Ага, – подумала Эйра, – сделаем вид, что он у тебя есть, милый братец, будто это не ты только и делаешь, что сидишь у ног своего драгоценного Лаэфа и ему поддакиваешь...»

       А вслух переспросила:

       – Что?

       – Умершие, даже в твою честь, мои, – хрустнул плечами он. – Тебе, как обычно, остается довольствоваться слезами, крошка.

       Усмехнулся, но вышло еще более криво, чем всегда: не до конца вправил челюсть. Ударил кулаком с другой стороны – и та с сухим треском стала на место.

       – Сейчас никто из нас ничем не довольствуется, – мрачно напомнила Эйра.

       Ух'эр запрокинул голову и оскалился во всю свою черную пасть. Так резко запрокинул, что Эйре показалось: сейчас голова отвалится совсем и с тем же оскалом покатится прочь. А то и засмеется по пути. Но голова держалась, а брат все показывал зубы.

       – Отчего же? – весело удивился он. – Ты, как я вижу, вполне довольна ногтями! – и доверительно спросил. – Вкусные?

       Эйра сердито сощурилась, но ноготь изо рта вынула. А то Ух'эр еще тоже попробовать захочет. Он, конечно, не всерьез, но все прекрасно знают, как далеко он может зайти со своими шутками. Пол руки откусит, такими-то зубищами...

       – Я чего к тебе пришел... – начал он, сделал паузу, старательно вправляя руку.

       – Пришел? – с нажимом переспросила Эйра.

       Ух'эр вздохнул и признался:

       – Упал. Но не просто так упал, малышка. От радости! От гордости! – подумал и добавил. – Ну и потому что смеялся сильно.

       Схватился обеими руками за голову, дернул ее, возвращая на место.

       – И что смешного? – равнодушно спросила Эйра. На самом деле ей было интересно, но за напускным равнодушием чувствовала себя привычнее, спокойнее. Тут все вокруг такое скучное, что даже истории Ух’эра кажутся интересными, а шутки – смешными.

       Все серое, мрачное, одинаковое.

       И яблок нет.

       – Ты, сестра! Ты смешная! – Ух’эр ткнул в нее пальцем, а потом задумчиво уставился на него. Палец не указывал на Эйру – торчал совсем в другу сторону. Ух'эр вздохнул, схватился за него другой рукой, дернул, выровнял. – Ты там такое учудила!

       И ткнул тем же пальцем вверх – о человеческом мире, значит, речь.

       Он все не поднимался на ноги, потому Эйра присела напротив. Совсем близко. Уставилась в глаза и снова потянула ноготь в рот. С наслаждением хрустнула зубами: почти так же, как брат – костями.

       Потребовала:

       – Расскажи!

       И очень надеялась, что сейчас ее глаза не горят тем воодушевленным нетерпением, которое захлестнуло с головой. Не стоит показывать ему свою слабость. И плевать, что он и так все ее слабости знает.

       Он придвинулся ближе, так, что на руке, палец которой до сих пор держала во рту, Эйра ощутила его ледяное дыхание.

       – Наплела сетей ты, подруга! – доверительно прошептал. – Люди до сих пор в них, как в паутине. Но самое смешное – не только люди. Путаются, спотыкаются, падают…

       – Это разве хорошо? – она убрала руку, двинулась еще ближе, и теперь его дыхание было уже на губах. – Наш общий маленький эльф запутается, увлечется и никогда не позовет нас, а мы ведь его так ждем…

       – Не-ет, – замотал головой Ух’эр и радостно заулыбался. – Чем скорее запутается, тем скорее упадет, тем скорее поймет, что без нас ему не встать. Это ведь твои сети, сестренка! Ты же еще ни разу не плела таких, из которых можно выбраться! Хоть нога, хоть рука, хоть шея – что-то все равно остается в петле.

       – А если он не захочет выбираться? – Эйра не думала, что говорит. Ух’эр был слишком близко, и думать мешало его присутствие, его безумный сверкающий взгляд, такой близкий сейчас, его дыхание. Хоть что-то интересное за все это время... Остальное сейчас было неважно, и хотелось просто что-нибудь говорить. Тем более – это еще один шанс сделать вид, что говоришь по секрету, и придвинуться немного ближе.

       – Ми-илая… – Ух’эр заулыбался еще шире. Уголки губ медленно поползли к ушам, обнажив острые черные зубы – гораздо длиннее и острее, чем положено бы иметь в человеческом облике. Ну и улыбка вышла гораздо шире, чем бывает у людей, теперь казалось, что если не голова отвалится – так ее верхняя половина. Впрочем, это же Ух'эр. Его человеческий облик в принципе всегда относителен. – Твои сети такие липкие, что в них впору задохнуться. Разве можно не хотеть их сбросить?

       Схватился за собственное колено, нажал, хрустнул.

       Легко вскочил на ноги и, хромая, побрел прочь.

       Эйра обиженно надулась. Осталась сидеть на серой сухой земле, глядеть ему вслед. Бездумно поднесла руку ко рту и бездумно закусила не ноготь – палец. Так быстро ушел... Что за привычка такая: приходить, говорить, улыбаться, быть близко, а потом – раз! – и вон уже, ковыляет прочь, растворяясь в тени ближайшей черной глыбы.

       Она не хотела, чтоб Ух’эр покидал ее так быстро. В конце концов, он убил ее, она – его. Может она теперь рассчитывать на чуть более близкие отношения? Чтобы чуть больше одного мгновения, нескольких холодных вдохов и одного сверкающего взгляда.

       Ей показалось, что он остановился. И может быть, обернется сейчас.

       Эйра сделала вид, что сосредоточена на собственном вкусном пальце и даже скосила на руку глаза.

       Нет, не все ее слабости знает Ух'эр.

       И хорошо, что не все.

***

       Лаэф спрыгнул со скалы, взметнулись полы черного плаща, подняли вихрь из теней, но тени тут были тонкие, рвались и просачивались – не то, что тучи Ух’эра. Может, тени тоже намазать смолой?

       Лаэф не провалился сквозь них, удержался, но слишком быстро полетел вниз, слишком тяжело опустился на ноги. Чуть не упал. Пришлось. Иначе – не успел бы. Иначе она снова ушла бы, почуяв его приближение.

       Круто развернулся, оглядываясь. Так и есть: он нашел ее. Наконец-то нашел.

       Сорэн стояла в нескольких шагах, белая, почти так же ослепительно, как была когда-то. Правда, теперь на ее коже был то ли слой пыли, то ли пепла, то ли она просто посерела здесь. И взгляд больше не полыхал – стал тусклым.

       – С-сестра… – мягко заговорил Лаэф, шагнул к ней.

       Сорэн не шевелилась. Словно ждала чего-то.

       Как тогда…

       – Хватит убегать, – попросил Лаэф. – Хватит прятаться. Ты не спрячешься здесь. Ты слишком светла. Тебя видно.

       – Да, – ответила она, и он чуть было не вздрогнул. Когда слишком привыкаешь к тому, что она – молчаливое изваяние, размытое в памяти, звук ее голоса кажется оглушительным. Чужим – будто не она сказала, будто за нее ответила скала, – но в то же время таким знакомым.

       Лаэф ждал, но замолчала и она.

       Может, почудилось? Может, и впрямь это не Сорэн отвечала ему? Может, Ух’эр развел здесь говорящие скалы?

       – “Да”? – переспросил Лаэф. – Это всё, что ты можешь сказать?

       – Я слишком светла, – она пожала плечами, и Лаэф сдержал облегченный вздох. Все-таки это она. Говорит, движется. Живая. Но странно все-таки: она с ним говорит. Не были бы они и без того мертвы – точно бы заподозрил, что хочет убить. – Мне не место здесь.

       – Никому из нас, – кивнул он. – Потому я пришел к тебе. Сейчас нужно объединить силы, сестра. Мы слабеем, но вместе – все еще сильны. Ух’эр пообещал помочь нам выбраться. И выбираться придется вместе. Иначе никак. Так может, отложим наши споры на время?

       Лаэф сделал еще шаг и протянул руку.

       Она шевельнулась, и первым его желанием было отшатнуться, зажмуриться, прикрыть глаза рукой. Но он сдержался. А она не тронула: ни глаза, ни протянутую руку. Просто шагнула навстречу. И тихо сказала:

       – Чем идти с тобой за руку – лучше остаться здесь, умирать во мраке.

       Он понимающе хмыкнул, кивнул, подмигнул на прощание и двинулся прочь. Полы плаща подняли пыль под ногами – нет добротных теней, так хоть пыль пусть его скроет.

       Он в общем-то не ожидал, что она согласится. Не сразу – так точно. Он знал, что с ней придется говорить не раз и не два, что нужно будет уговаривать. Он и руку-то не собирался ей протягивать, но зачем-то протянул, и в тот момент, когда протянул – почти поверил, что она ответит. Почти почувствовал ее касание. Почти увидел. Почти прожил. Почти обжегся о него.

       В общем, хорошо, что она приняла протянутую руку. Еще не хватало дергаться от ее прикосновений.

***

       Когда клуб пыли рассеялся вдали, Сорэн медленно села – сползла по скале, прижимаясь к ней спиной. Вжимаясь в темный камень, будто тот мог защитить от этого страшного пыльного существа. Но не ушла и не отвела взгляда.

       А потом осторожно взяла одной руку другую – и прижала к груди. Она не дотронулась до него, но на мгновение, показалось, почувствовала его касание.

       Обжигающе холодное.

       Почти необходимое.

***

       Эйра пристально глядела на нее со скалы вдали. Эйре было тут скучно, и она научилась смотреть очень, очень далеко. Присела на уступе, ухмыльнулась, прищурилась.

       Перевела взгляд в другую сторону. Там на пригорке, раскинув руки в стороны, похожая на высохшее дерево, лежала Тэхэ. Дышала мало, редко, почти незаметно. В ней совсем не осталось сил. Последние забрал Лаэф. И унес прочь, к Сорэн. А Тэхэ теперь умирала.

       Эйра тяжело вздохнула.

       Тяжелым громом отозвался Заррэт.

       “Да, – подумала она. – Наплела сетей…”

***

       Аэйлар лежала на его груди. Нивен перебирал светлые волосы в пальцах.

       “Ну? – мысленно спросил у себя в третий, наверное, раз. – Отдохнул? Поднимайся. Пора”.

       Хотелось закрыть глаза и остаться здесь, с ней, до рассвета, а может и дольше. Отдать Совету бусы – и пускай что хотят, то с ними и делают. Хоть снова в них залезут, хоть в ритуальном костре сожгут. Плевать на бусы. Плевать на Совет.

       Огоньки вновь осторожно скользнули меж ветвей и взвились к потолку. Слабо, тихо пульсировали.

       Слишком слабо. Слишком тихо. Огоньки все еще умирали. Как он сам совсем недавно: он прекрасно помнил, как это – медленно умирать, понемногу терять дыхание.

       – Аэ... – осторожно позвал Нивен. – Не спишь?

       – Нет, – тихо отозвалась она.

       Она села, заглянула в глаза. Светлые волосы рассыпались по острым обнаженным плечам. Взгляд сиял – теперь казалось, это от него исходит свет, который отражают огоньки, не наоборот. Грудь легко вздымалась, и не было больше в дыхании ни напряжения, ни дрожи. Аэйлар снова чуть заметно улыбалась.

       – Ритуал… – заговорил Нивен, и напряжение тотчас вернулось в ее взгляд, в дыхание. – Его сложно провести?

       И поднялся на локтях. Аэ нахмурилась:

       – Зачем спрашиваешь?

       – Сложно? – повторил он.

       – Уйти в небытие – легко, – она говорила осторожно, медленно, словно подбирала слова. Тень улыбки уже исчезла, в голос вернулся холод. – Есть корень, из него делают отвар, который нужно выпить. Если его выпить – умрешь. Вернуться – вот проблема. Тут нужна сила Совета, древняя песнь, нужен Круг…

       – Этот корень, – перебил Нивен, – можно достать?

       Она отвела взгляд. Кажется, расстроилась.

       Ответ на вопрос “что сделал бы Йен” он нашел еще тогда, когда Аэ тащила его за руку сюда. Жаль, что не подумал тогда: что чувствовал бы Йен? Потому что Йен-то ничего не чувствует, ему проще.

       Ответ на вопрос «что сделал бы Йен» был простым: взять девушку, использовать девушку. Во всех возможных смыслах. Да, это было нехорошо. Но как раз это давало Аэйлар возможность понять: его ждать не обязательно. Его ждать не нужно. Ему стоит дать уйти.

       – Можно, – тихо ответила наконец Аэйлар. – Ты хочешь провести Ритуал? Без согласия Совета?

       – Совет может не согласиться, – напомнил Нивен, – ты сама говорила. Но я возьму бусы – и пойду. Если не пройду – бусы все равно останутся у вас. А если пройду... Высшие не смогут не попытаться вытащить меня. Хотя бы, чтобы наказать за такую наглость. Иные ведь не потерпят подобных выходок у себя в лесу?

       И ухмыльнулся. Старательно пытаясь повторить сейчас ухмылку Йена, холодный взгляд Йена. Того Йена, который все чаще прорывался наружу, которого уже не мог сдерживать в себе младший принц Даара. Или лучше сказать не Йена – Затхэ?

       Аэйлар не ответила. Долго глядела куда-то вдаль, сквозь мягкие ветви-стены шатра. Свет в изумрудных глазах потускнел. Но и напряжение куда-то пропало. Аэйлар наверняка тоже не хочет терпеть подобных выходок – других его выходок, безотносительно к Совету и Ритуалу. И злится на Нивена сейчас, наверное. Убить готова.

       “Ну вот, – подумал он, – убивай, всё теперь в твоих руках”.

       Главное – чтоб ножом не ткнула и не придушила. За корнем-то еще идти, небось, надо. А ей, может, хочется здесь и сейчас. И чтоб наверняка.

       Аэйлар вздохнула.

       – Ты глупый, – сказала наконец.

       – В этом моя сила! – с гордостью согласился он.

       Она все-таки глянула на него. И случилось неожиданное: тень улыбки вновь появилась. Глаза горели не так ярко, но что-то сияло глубоко на втором, третьем дне бездонного взгляда.

       – Нет, Нивен из Нат-Када, – тихо ответила она. – Не в этом.

       Поднялась и легко подхватила тунику, лежавшую на земле. Точеная, теперь совсем не призрачная, наоборот, неожиданно ощутимая, настоящая, в неровном свете мерцающих ночных огоньков.

       – А в чем? – заинтересовался он.

       Аэйлар полуобернулась. И улыбнулась. Улыбка тоже была настоящей.

       – В упрямстве, – ответила она. – В невероятном упрямстве. Ну? Чего ждешь? Одевайся!

       А пока он натягивал штаны, добавила:

       – Обмануть меня не выйдет. Я дышала с тобой. Я знаю тебя. Я буду ждать тебя.

***

       Тверг вышел к стене и замер, вскинув руку. Отряд остановился за его спиной.

       Стена была огромной – такие ставятся в городах, не в лесах. Высокая, длинная, каменная.

       Но, видимо, глупцы ее ставили – деревья-то рядом. Взобраться проще простого. С другой стороны, может стена не для того, чтобы никто не проник внутрь, а чтобы никто не вырвался наружу?

       Что за ней может быть? За огромной стеной посреди леса?

       Что ж, раз глупцы ставили, то может, и ворота открытыми оставляют? А если и закрывают – не беда, людские замки обычно очень простые.

       Тверг взмахнул рукой, командуя отряду следовать за ним. Двинулся вдоль стены.

       Тверг умел ходить тихо, все они умели.

       Так, чтоб ни одна ветка под ногой не хрустнула, чтоб ни одну ночную птицу не вспугнуть. Чтобы раньше времени не разбудить глупых людей.

       Потому что стена, зачем бы ее ни воздвигли, здесь стоит очень удобно. Хорошее место и уже обустроенное. Только зайти внутрь, убрать всех, кто там, и забрать себе. Потому не нужно раньше времени будить тех, за стеной.

       А деревья вокруг можно будет потом вырубить.

***

       Йен шевельнул пальцами над полом. Морозный воздух все так же плыл по комнате. Йен все так же не спал. Мышка заняла большую часть кровати, вытолкала его на самый край, и теперь улыбалась, зараза, во сне.

       “Ну? – спросил Йен у себя. – Почему не спим? Кого еще ждем?”

       И замер. Он и так не то, чтобы слишком двигался, но теперь замерли даже поглаживающие воздух пальцы. Что-то было не так.

       Йен осторожно потянул носом воздух. Сел на кровати. Принюхался еще раз.

       Толкнул Мышку в бок и под недовольное сонное: “Эй!” – прыгнул к окну.

       Осторожной приоткрыл ставни.

       Второе “Эй!” прозвучало угрожающе.

       Йен закрыл глаза. Поднял палец, приказывая ей помолчать. И в третий раз втянул в себя ночной воздух.

       Медленно развернулся к ней и понял, что улыбается. И что улыбка, возможно, больше напоминает оскал.

       – Что? – шепотом спросила Мышка. – Что там?

       – Мы ждем гномов, – ответил Йен, скорее на свой недавний вопрос, чем ей.

       И фыркнул, сдерживая смешок. Потянулся за одеждой, но Мышка перехватила руку. Осторожно спросила:

       – Что смешного?

       Йен поднял брови.

       – У тебя глаза… горят, – объяснила она. – Губы кривятся. Ты будто сдерживаешь смех.

       – Это не смех, милая, – он наклонился к ней, она потянулась было к его губам, но Йен привычно и коротко поцеловал в лоб.

       И снова едва не рассмеялся. Но не смех сейчас рвался наружу.

       Он очень давно и очень много держал в себе. Больше не будет: в темноте вдоль стены крадутся мелкие гады, которые явно не с добрыми намерениями пришли. Расправиться с ними будет верным решением.

       Так ведь? Нивен бы согласился?

       «В любом случае, – сказал себе Йен, – Нивена рядом нет. И не будет. А тебе давно пора начать принимать решения самому. Ты ведь уже принял».

       “В тебе столько злости, что не отдохнешь, – прозвучал в голове голос Мышки. – Она будет пожирать тебя изнутри”.

       Значит, ей нужно дать выход.

       – Мышка, – сказал он.

       – Меня не так зовут, – напряженно ответила она, затягивая пояс.

       – Оставайся здесь, – приказал Йен. – Все оставайтесь здесь.

       Улыбнулся, подмигнул, распахнул окно и прыгнул.