Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"
Автор книги: Тим Вернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
Глава 19. Взлететь
Йен легко зашагал к забору. Пройдя немного, зачем-то оглянулся. Мышки в окне видно не было. А он почему-то думал, что она выглянет ему вслед. Почти чувствовал взгляд темных бусин, упирающийся в спину.
“Эй, детка, – подумал он, – я только что из окна прыгнул. Если не смотришь на меня… Где ты тогда?”
Уже помчалась куда-то? Эта – может. Эта – решительная.
Значит, ему нужно действовать быстро. Пока она чего не нарешала.
Глядя уже не на дом – вперед, понял вдруг, что прыгал-то с большой высоты, но не почувствовал удара о землю. И даже не задумался перед прыжком, да и после – не сразу.
“А если меня со скалы столкнуть? – мелькнуло в голове. – Если не успею обратиться в полете? Или не захочу, например… Разобьюсь? Насколько высокой должна быть скала, чтобы разбился?”
Стало даже интересно.
Хотя нет, не было ему интересно. Дурацкие мысли мелькали быстро, лихорадочно. На самом деле они вообще не хотели лезть в голову, эти мысли: голову так и норовил заполнить красный туман, душила ярость, а руки слегка дрожали от нахлынувшей злости.
Но Йен не давал ей взять верх – сам пытался отвлечься на глупые вопросы, сам хватался за дурацкие мысли.
Он прекрасно знал эту ярость, помнил того, кому она принадлежала. Помнил себя. Но сейчас слишком опасно было становиться собой: Мышка рядом.
“Да что ж такое! – мысленно вздохнул Йен. – Окружили! Не Нивен, так барышня под рукой…”
И вот вопрос: Нивена-то понятно, он знает давно, а к этой, курносой, когда успел привязаться? Почему на всех плевать, а на нее – нет?
Представим: что-то случится с ней. Изменит это как-то дальнейший ход событий? Нет. Повлияет на воплощение плана? Нет.
Только странное что-то – как заноза внутри. Неприятное, ноющее. Что-то, что хочется достать, выковырять, выдрать из-под кожи, чтобы не мешало.
Это – оно? Это называется “чувствовать”? Нивен бы гордился им теперь? Теперь из-за Мышки Йен, выходит, тоже чувствительный?
“А вот это – может помешать, – решил Йен. – Внезапная чувствительность сейчас совершенно не нужна. Не время превращаться в Нивена. Уши не доросли…”
И вдруг понял: это будто не он думает. Интонации, голос – все чужое. И попытка пошутить про уши смотрится натянуто, нелепо, неуместно. Он не хочет больше шутить. И дело не в том, что страшный монстр Затхэ пробрался к нему в голову. Никто никуда не пробирался, он сам и есть страшный монстр. Он вдруг просто стал думать серьезно. Сосредоточенно. Ему просто вдруг чертовски надоело веселиться. Стало тошно от собственной манеры постоянно валять дурака и задавать бессмысленные вопросы.
Хватит.
Он больше не шут. Он больше не слаб. Он стал собой.
Он очень устал на самом деле.
И кажется, вырос.
Йен подошел к стене вплотную, остановился, прислушался.
За стеной было тихо. Но он-то пришел на запах, потому знал: именно там сейчас гномы. На расстоянии вытянутой руки. Двух вытянутых рук. Если одну оторвать и взяться за нее другой… Стоп!
Сказал же: хватит.
Итак, гномы. Штук… Двадцать или около того. Гномы долго шли по лесам, и теперь от них так несет, что точно и не посчитаешь. Одна сплошная гномья вонь. Еще и от зоргов несет с другой стороны. Слишком сильные запахи, чтоб разобрать нюансы.
А от Мышки пахнет морозным горным ветром…
И еще раз: хватит!
Йен отошел на несколько шагов, чтобы взять разгон. Рванул вперед, толкнулся ногами и зацепился за край стены. Подтянулся, запрыгнул, замер наверху. Увидел гномьи спины.
Те, крадучись, шли вперед.
Предводитель отряда что-то зачуял, вскинул кулак. Остальные послушно остановились, принялись оглядываться. Почему-то никто не додумался поднять голову.
Один, два, пять, десять… Да черт с ними, даже считать лень. Прихлопнуть – раз плюнуть.
Это даже как-то несерьезно: это будто злого волка отправляют охотиться на мух. На мух охотиться должны пауки, а волку положено побеждать врагов. Не играться в игры с насекомыми: ни с теми, что по ту сторону стены, ни с теми, что по эту. И уж точно не пытаться стать одним из насекомых. Не пытаться остаться жить в их муравейнике, существовать по их правилам. А ведь он всерьез думал об этом.
Чуть не спросил было у себя: “Что со мной не так?”, и тут же чуть было не рассмеялся вслух в ответ.
Всё. С ним всё не так.
Так уж вышло.
Йен криво ухмыльнулся и тихо свистнул.
Нападать со спины было бы совсем скучно.
Гномы наконец заметили его, бросились врассыпную, но не убегали – заняли позицию, чтобы, как только спрыгнет, взять в кольцо.
“Ладно, – подумал Йен. – Давайте по-вашему”.
Скользнул со стены.
Глубоко вдохнул, дал им время: пусть окружат. Пусть достанут секиры. Может, так будет хоть немного интереснее.
И на выдохе пошел вперед.
И на выдохе все стало просто и ясно, как прозрачный морозный воздух даарских предгорий.
Ему не нужно считать противников, не нужно искать их взглядом, не нужно даже – как любит наставлять Нивен – чувствовать их. Нужно просто прекратить держаться. Отпустить себя. Отпустить Затхэ.
Легко увернулся, пропуская первый удар мимо себя – тяжелая секира рассекла воздух совсем рядом. Перехватил не раскрывшийся до конца замах еще одного. Рванул вверх, ударил древком не ожидавшего такого движения гнома в лицо. И ногой – по секире, которая пронеслась рядом. Разворот на опорной, подсечка – уронить того, что продолжал бессмысленно сжимать оружие вместо того, чтобы зажать разбитый нос и рвануть прочь.
Еще один рывок – выдрать секиру из рук: упал, зараза, а все равно держит.
И – взмах! В последний момент, но успел – отбил два удара по касательной, отпугнул остальных. Да, так интереснее. Даже есть легкое, обманчивое ощущение реальной опасности.
Йен прокрутил секиру в руке, раз, еще раз. Гномы, двинувшие было к нему новым плотным полукругом, замешкались. Продолжая вращать ее, двуручную для этих недоростков, сам шагнул навстречу. И те подались назад.
Ну совсем скучно же! У него-то руки длиннее…
Йен тяжело вздохнул и легко отшвырнул оружие куда-то за спину. Секира упала на землю позади с глухим стуком. Гномы растерянно переглянулись. Один даже, кажется, открыл рот. Йен ухмыльнулся им в ответ и развел руки в стороны: давайте.
Они бросились разом. Все так же удивительно тихо – не гномы, а самые настоящие гномьи призраки, только больно вонючие. Хорошо, что руки сквозь них не проваливаются.
Йен увернулся, ударил, рукой – наотмашь, коленом – в грудь, прямой – в ближайшую голову. И снова секира пронеслась рядом, и снова пришлось перехватить . И – раз, два, три – удара. Раскидал. Бил наотмашь – не лезвием же сразу. Чтоб успеть поиграть. А когда они снова отступили перегруппироваться – прочь и это оружие. Зачем оно ему, когда он сам – оружие?
Смешно было наблюдать за выражениями на лицах: те вытянулись во второй раз за последние несколько мгновений. И хотелось смеяться. И дышалось легко.
Только на мгновение дыхание сбилось.
Когда вдруг вспомнил, что смеяться не время. Он больше не шут. Он больше не слаб. Он стал собой.
И вырос.
“Хватит, – напомнил себе тем самым, не своим голосом. – Пора заканчивать. Даар ждет”.
А потом он снова вдохнул и снова шагнул на выдохе, и вместе с его шагом бросились они. Но Йен больше не уворачивался. Его попытались ударить на этот раз не сверху – дошло наконец, что он слишком высок для таких ударов и легко перехватывает их – ударили разом с двух сторон, косыми, рубящими. Лезвия рассекли бы его – “а это – убило бы?”, успел подумать Йен – но шагнул шире, быстрее, на опережение. Лезвия едва не ударились друг о друга за его спиной, но не успели. Он схватился теперь сразу за два древка, ногой – выбил оружие, выброшенное в его сторону противником впереди. Крутанулся. Одного гнома отбросил вместе с секирой, у второго – вырвал. И больше не размахивал, не крутил демонстративно в руках.
Действовал спокойно, твердо, уверенно. Шаг с разворотом, и пока разворачиваются они, короткий скупой удар: острием – одного, древком – другого. Еще разворот, блок, и теперь – его очередь бить. И на один удар он отвечает тремя. И движение. И удар. Скрежет, хруст. И удар.
Нивен был прав: вращаться действительно удобно. Сейчас, конечно, даже если бы он ходил прямо, даже если бы на одной ноге прыгал – все равно перебил бы этих одного за другим. Слишком они медлительны. Но с разворотами выходит быстрее. А ему – пора заканчивать.
Кровь на секире. Кровь на руках. Хруст, удар, еще один. Слабый стон снизу – кого-то не добил. С силой наступил, не глядя под ноги. Попал: хрустнуло и под ногой, стон оборвался. Жаль, сапог хороших так и не нашел. Сапогом было бы лучше…
– Шаайенн! – крикнули вдруг издалека, и дыхание снова сбилось.
Красная пелена, плывшая перед глазами, рассыпалась, растворилась в ночной тьме.
Мышка стояла в десятке шагов, у стены.
“Как перебралась?” – почему-то удивился он. И только потом вспомнил, что там, кажется, ворота. А потом увидел, что она держит меч наперевес. И что за ее спиной – мужчины и женщины из селения. Кто с вилами, кто с палками…
“Зря”, – коротко определил он. Сейчас ему только народа с палками не хватало. Он очень не любит все эти палки…
Швырнул секиру в сторону. Та свистнула в воздухе – и воткнулась в грудь еще одного противника. Сам кувыркнулся уходят от удара, подхватил на выходе из кувырка одну из окровавленных секир из-под ног, вышел на колено, блокировал, не глядя, следующий удар. Поднялся с разворотом, подсекая нападавшего под ноги. Коротким рубящим ударом – завершил.
Снова развернулся было к Мышке, но вдруг услышал – кто-то хрипит.
Живучие какие гномы попались…
Круто развернулся, двинулся на звук, присел над противником, который уже давно должен был быть мертв, но почему-то дышал. Точно живучий. Впрочем, до Нивена ему далеко… Да и не в живучести, как оказалось, дело. Йен рванул на себя секиру, торчавшую из его груди – крови на ней не было. Хмыкнул и приложил руку к гному – туда, где должна была быть рана.
“Если это бессмертные гномы, – подумал, – будет веселее. Можно будет их попробовать и пополам разрубить, и со скалы. Проверять свои идеи на гномах – куда удобнее, чем на себе…”
И снова сам себя незнакомо, строго оборвал: хватит!
И подумал, что Рэй, наконец, гордился бы им – научился быть таким же строгим. Осталось ботинок какой-нибудь грязной тряпкой перемотать и…
Да хватит же!
Он сразу нащупал на груди у гнома вогнутую, вмятую его ударом металлическую пластину. Хитрый гном. Но жаль – не бессмертный.
Сразу нащупал – но слишком задумался о Рэе и его ботинке. Потому заговорил гном. Ну, как заговорил… Невнятно прохрипел:
– Ты… уснул… что ли... – и даже вяло взмахнул рукой, будто привлекал внимание.
“Совсем в Нивена превращаюсь”, – мрачно определил Йен и перевел взгляд на лежащего противника.
– Я думаю, – доверительно сообщил. – Твоя пластина слишком вдавлена. Может, проще было сразу умереть.
– Кто… ты…
– Позже, – оборвал Йен. – Сначала скажи, кто ты. И что вы делаете здесь? Вам разве не положено в горах сидеть?
Гном молчал.
Йен задумчиво постучал по пластине, прислушался к звуку. Доверительно сообщил:
– Я и нажать могу. Проверим, что получится?
Гном молчал.
– Зачем вы здесь? – с нажимом повторил Йен. И легонько надавил. Гном тихо застонал, а когда Йен отпустил, все-таки заговорил:
– Отрезать… путь… – выдавил из себя. – Даарцам…
– Та-ак, – задумчиво протянул Йен. – Тогда следующий вопрос. А даарцам разве не положено в горах сидеть?
– Они будут… бежать… – густая борода шевельнулась. Кажется, это гном презрительно усмехнулся. По крайней мере, попытался. Глупая трата сил – под бородой все равно ничего не разберешь.
– Даарцы?! От вас?! – искренне удивился Йен.
Гном закрыл глаза. А ухмылка стала явной – даже несмотря на бороду.
– Ты смотри, какой радостный… – пробормотал Йен и заговорил тем самым не своим голосом – очень твердым, не терпящим возражений. – Может, даарцы и будут бежать. Но точно не от гномов. Они будут бежать от меня. Если можешь встать – вставай. Иди и передай своим, кем бы они ни были, пусть тоже бегут. Прячутся в горы, в пещеры. А если у них нет пещер – самое время начать рыть. Даар принадлежит мне. Горы принадлежат мне. Гьярнору принадлежит мне. Кто бы там с вами ни был, что бы вы ни затевали – бросьте все и бегите. Очень, очень быстро, – осекся и задумчиво добавил, вновь становясь собой. – С другой стороны… С вашими ногами это будет… Эй!
Гном так и застыл – с закрытыми глазами и презрительной ухмылкой под бородой.
Йен потряс его за плечо. Гном не отвечал. То ли умер, то ли решил прикинуться мертвым.
В любом случае, гонец из него и правда получится так себе. Как Йен только что вдруг понял – ноги коротковаты.
– Ладно, – вздохнул он. – Отдыхай. Сам все им передам.
И легким, коротким движением свернул противнику шею. Та глухо хрустнула.
Йен поднялся.
Мышка все так же стояла у ворот и смотрела неожиданно своими широко распахнутыми бусинами, теперь больше похожими на чернильные пятна. И люди за ее спиной – с оружием – смотрели так же. Испуганно. Они боялись его. Они всегда боялись его. И всегда приходили к нему с оружием. Рано или поздно – они приходили с оружием.
Дышать снова стало труднее: сил взять себя под контроль почти не было. Йен собрал последние.
– Ты за них, что ли? – пробормотал, обращаясь к Мышке, кивнув на мертвых гномов под ногами. – Чего лезешь посреди боя?
– Это был бой? – с сомнением спросил кто-то за ее спиной, и Йену показалось, что это тот самый, которого он ведром не добил. Кто-то еще забормотал что-то в ответ, кто-то с кем-то зашептался, но Мышка сердито шикнула, взмахнула рукой – и стало тихо.
– Мы хотели помочь, – со странной интонацией ответила она Йену.
– То есть не заметили, что мне помощь не нужна? – он удивленно вскинул брови.
– Уверен? – все так же, очень серьезно, спросила она.
“Хватит, – напомнил себе Йен. – Разговоров – тоже”.
– Вам могу посоветовать то же, что и гномам, – сухо бросил ей. – Убирайтесь подальше. И быстро. В горах будет битва, скорее всего, не одна. Вас может зацепить.
И направился прочь. Отмахиваясь от веток – их было слишком много, и все лезли в лицо, – и стараясь не слишком прыгать, когда наступал на острые камни и какие-то сухие шишки босыми ногами. Он же теперь серьезный, а прыгать – это как-то несерьезно.
Слышал, как они о чем-то взволнованно заговорили за его спиной, все разом. Как что-то тихо скомандовала Мышка. Как ей попытались возразить, но она твердо повторила. Что именно – не разбирал. Кто-то возмущался за его спиной, кто-то спорил, а кто-то растерянно о чем-то спрашивал.
Понемногу голоса за спиной стихли, но уходить нужно было еще дальше, еще скорее – пока новая пелена не упала на глаза.
Найти бы место, чтобы ветки не мешали над головой – и взлететь.
Найти бы…
– Эй! – окликнула Мышка, оказавшись неожиданно близко, и он круто развернулся. Она была одна. Стояла, упираясь рукой в ближайшее дерево. Пыталась отдышаться. Бежала, значит.
“Да, милая, – с фальшивым сочувствием подумал он. – Сегодня, похоже, день такой: всем непросто дышать”.
Все они остались там, у стены. А эта – догнала. Зачем?
– Куда... собрался? – выдохнула она наконец.
Она была без оружия и разъяренной толпы за спиной. Возможно, только поэтому пелена так и не упала. А может, это ее голос. Йену вдруг показалось, что все дело в ее голосе, что он может развеять любое наваждение…
Хватит!
– Туда, – Йен ткнул пальцем в сторону, где, как ему казалось, был Даар. И неуверенно добавил. – Наверное. Ты же слышала мою речь, да?
Она кивнула. Говорить ей было все еще трудно. Быстро, видать, бежала.
– Мне туда? – спросил он.
И тут она, судя по всему, окончательно свихнувшись, оттолкнулась от дерева и двинулась к нему. Подошла совсем близко, взяла за руку. Йен опустил взгляд – ее руки теперь тоже были в крови.
– Что за игру ты ведешь? – тихо спросила, всматриваясь в глаза. Очень серьезно, очень внимательно. Милая внимательная девочка.
Мышка.
Букашка.
– Игру? – переспросил он.
– Тебе же не нужен Даар, – она потянулась будто бы к его лицу, но снова лишь коснулась плеча. По-дружески хлопнула. И оставила руку. – Тебе не нужны горы, не нужна Гьярнору...
– О-о... – понимающе протянул Йен. – А ты, значит, сейчас расскажешь, что мне нужно? Давай! Я же без тебя никак не разберусь, милая!
– Шаайенн! – она снова попыталась заговорить строго. Почти прикрикнула. Злая букашка.
Это было мило: как смотрела снизу вверх, как хмурилась.
Он даже улыбнулся. Подмигнул и ответил:
– Меня не так зовут.
Вывернулся из-под руки и зашагал дальше.
Ветки больше не хлестали по лицу. Будто деревья только что пытались остановить, придержать, а теперь – расступились. Поняли вместе с Мышкой – его не так просто остановить, когда он что-то решил. Он теперь – такой же дурак, как Нивен.
А может, деревья просто стали реже.
И уже скоро он выйдет на поляну, с которой сможет взлететь.
Глава 20. Утро
Ух’эр чуял неладное уже давно. Он просто не сразу понял. Сейчас, когда драгоценные родственники заняли его царство, неладного вокруг было всегда слишком много. И все, что не касалось их, было где-то вдали, на обочине, присутствовал почти неощутимым зудом, комариным писком.
И только когда писк стал таким громким, что не отмахнуться, Ух’эр обратил на него внимание.
Чей-то затянувшийся сон.
Лишний сон, такой долгий и глубокий, что на него уже давно уходят не человеческие, а его, Ух’эра, силы. Кто-то тайком крадет его силу, сам, возможно, того не подозревая.
Как только понял, что происходит, Ух’эр замер. Только что шагал себе по равнине, руками размахивал, разве что под нос не насвистывал – а тут вдруг замер. Медленно, внимательно огляделся, сощурившись и обернув голову вокруг шеи. Постоял. Подумал. Медленно повернулся весь.
Нет, братьев и сестер рядом не было.
И никто, кажется, даже не подсматривал. Хитрый взгляд рыжей мелкой бестии он всегда чувствует, тени Лаэфа всегда замечает – те слишком живые, слишком плотные в его бесплотном царстве. А кроме этих двоих, больше его никто издали и не увидит. Сорэн сразу заметно, Тэхэ где-то помирает, никак не помрет, Заррэт вообще спать пошел…
Значит, он здесь один.
Как хорошо – один.
Он широко улыбнулся, вновь зашагал вперед, теперь – уверенно, твердо, быстро. Перешел на бег. Взвился вихрем над пустошью. Молнией вскарабкался на самую высокую скалу, по-кошачьи присел на вершине и закрыл глаза. Глубоко вдохнул. Ветер, послушавшись, ударил в лицо, растрепал волосы, взметнул полы плаща. Ух’эр не шелохнулся. Не открывая глаз, улыбнулся ему. Понемногу все здесь становилось ему подвластным. Теперь уже и ветер слушался – стоило только вдохнуть поглубже. Скоро, скоро ему не надо будет заползать на скалы, не надо будет принюхиваться и прислушиваться. И даже всматриваться вдаль, как делает это мелкая Эйра. Скоро станет, как раньше. Он будет дышать своим царством, а его царство станет им самим.
Ух’эр мотнул головой и распахнул глаза.
Он чуть было не начал блаженно улыбаться. Он, конечно, безумен. Но не настолько, чтоб улыбаться такой малости. Он просто возвращает себе свое. Чему тут радоваться? К тому же – он услышал наконец, понял, где этот лишний сон. Поймал его. И легко скользнул вниз со скалы. Лететь было долго, и Ух’эр не выдержал: улыбнулся таки и начал разворот, а ветер подхватил, закружил в песке и пыли, в объятиях, в танце.
А что?
Лаэфу же можно кататься на тенях, так почему Ух’эру нельзя схватиться за ветер и пыль? Тем более, это его царство, его ветер. И тени тоже его – Лаэф их в долг берет. А что Лаэф никогда не кружится, не танцует – так он же скучный!
Ноги коснулись земли, и Ух’эр отмахнулся, прогоняя прочь тучи пыли. Улыбнулся им, помчавшимся по пустынной равнине, вслед.
Но снова заставил улыбку погаснуть и демонстративно нахмурился. Он идет наказывать наглеца, влезшего без спросу в его земли, и пусть говорят, что его улыбка больше похожа на оскал, что именно ею и можно запугать кого хочешь, сейчас лучше не улыбаться.
Сейчас опасно улыбаться: он слишком рад своей возрастающей силе, своему вновь обретенному миру… А вдруг радость улетит вместе с улыбкой? Мир никуда не денется – вернется в его руки. А радость – улетит. Придется как-то новую добывать, а у него сейчас никаких радостей – у него тут сплошные родственники, от которых пока не избавиться никак.
Ух’эр все-таки не сдержался и фыркнул себе под нос.
Но дела с родственниками и впрямь обстояли хуже некуда.
Ушастый гаденыш уже из небытия выполз самостоятельно. Уже и жену себе, кажется, присмотрел. Да и не только… гм… присмотрел. Он ее, можно сказать, опробовал. А потом к ней же из небытия и выполз. Чем его запугивать теперь – совершенно неясно.
Мир мертвых уже подчиняется Ух’эру, мир мертвых возвращается в его руки, в его дыхание, в его сердце. Но что теперь делать с незваными гостями? Гостей-то не выдворишь! Эльфенок закрылся так, что ему и во сне теперь толком не явишься. А сейчас, будто ему тут мало братьев и сестер, еще и новые сновидцы откуда-то взялись. Пока один. Но за ним придут следующие. Потянут силу. А сколько той силы – он пока не понял.
Да и что случится, если на сновидцев натолкнутся братья-сестры? Захотят поиграть, гады. Захотят под себя людей – уже его людей – подмять. И кто знает, может, и подомнут. И станут тоже понемногу оживать. Если он и с Мертвыми в царстве мертвых не особо справляется, как он с ними живыми совладает?
Ух’эр снова фыркнул себе под нос, теперь – сердито. Просачивается его царство. Как не замазывай смолой да дегтем дыры – просачивается.
Пока здесь кто-то один. Сильный, гад. Пробрался. Но если дырки будут становиться больше, новые прибудут.
Что делать с ними – он пока не решил. Честно говорят, что делать с гадом, тоже. Пока план был примерным. Скрутить, разорвать, засунуть по кусочкам глубже, в самое небытие. И скалой сверху привалить. А еще лучше – сначала скалой, чтоб его расплющило. Ну, для веселья.
Ух’эр ухмыльнулся себе под нос.
Он уже видел, где тот прячется: невысокий холм впереди, окутанный тяжелой завесой тумана. Он шагал туда быстро, твердо, уверенно. И уже готовясь нырнуть под завесу, вдруг понял: ухмылка никуда не девается, как он ни старается хмуриться.
“Ладно, – решил Ух’эр. – Пойду так. Пускай рассмотрит зубы. Может, это его напугает. Может, я его даже укушу… А потом – скалой”.
Улыбнулся еще шире – так, чтоб уголки рта доползли до самых ушей, чтобы было видно, во сколько рядов на самом деле растут черные зубы во рту.
И – шагнул за завесу.
***
Рэй стоял на смотровой площадке, редкие снежинки водили вокруг него нестройный хоровод, а Ирхан непривычно щедро заливал все вокруг ослепительным светом, безжалостно сжигая утреннюю полупрозрачную дымку. И снежинки казались маленькими мерцающими звездами. Дэшон шагнул было к Рэю, но остановился. Может, не мешать? Может, пускай подумает?
Даарен обычно ругался, если ему мешали…
А Рэй сейчас – был его копией. И Дэшону на мгновение показалось, что это Даарен стоит перед ним. Что не было всех тех десятков лет в Дааре, что ему просто приснился длинный сон. А теперь он проснулся, вышел сюда, и вот он, его добрый друг, юный король Даара. Стоит, как обычно, весь в лучах Ирхана…
Может, дело было как раз в этих лучах. Рэя Ирхан никогда так не любил. Дэшон раньше не обращал на это внимания, а сейчас вдруг понял: что Даарен, что Йен – всегда оказывались в лучах, а вот Рэй – был скрыт во мраке. Он вообще постоянно скрыт во мраке, а особенно – в последние дни. Он занят, очень занят. А поговорить – времени нет. И постоянно отводит тяжелый взгляд. И никак не поймешь, о чем думает. А сам – не озвучит.
И тут вдруг – эта залитая светом площадка.
В общем, сейчас Рэй был похож на отца как никогда. Только еще одно “но”: Даарен смотрел бы на север, в сторону гор, высматривая в снегу, вслушиваясь в ветра, пытаясь понять, как и когда нападет противник. Рэй же – уставился на юг.
Хоть Дэшон молчал, хоть не двигался, Рэй зачуял его все-таки. Мрачно, нетерпеливо спросил:
– Что?
– Давно стоишь? – поинтересовался Дэшон, прошагал вперед – чего мяться в сторонке, если все равно заметили? – и замер рядом. Покосился. Рэй выглядел в ярком свете непривычно: младше, слабее, чересчур бледным. – Инеем еще не начал покрываться?
– Тепло же, – фыркнул Рэй и коротко, презрительно покосился.
Дэшон хмыкнул. Им везде тепло. А потом валяются в постелях с температурой. А некоторые вон вообще помирают… Им уже не помочь, никак, ничем не помочь.
От собственного бессилия Дэшон злился. Про себя, очень подло и очень тихо злился. И хотелось плеваться ядом, жаль только, не в кого.
– Ты же знаешь, что нападать будут оттуда? – Дэшон ткнул большим пальцем себе за спину. – Если решил красиво постоять перед битвой, развернись.
Рэй помолчал. А потом со странной интонацией сообщил:
– Ирхан сегодня светит ярко.
– В глаза, что ли, бьет, если правильно стоять? – не понял Дэшон. – Так пойди на балконе постой.
Рэй полоснул по нему очередным, теперь уже заметно раздраженным взглядом. Дэшон явно чего-то не понимал.
“Ну так объясни! – подумал он. – Твоего отца тоже, бывает, хрен разберешь, но он после таких вот взглядов – объясняет… Объяснял”.
Рэй, естественно, не сказал ничего. Снова уставился вдаль.
– Пойдем, – сказал Дэшон. – Тут холодно.
– А если обратиться к Тейрину? – вдруг спросил Рэй, и снова стал казаться младше. И живее.
– Обратись, – легко согласился Дэшон. – У меня только два вопроса: что ты ему предложишь, и чем он нам поможет?
– У него колдуны, – напомнил Рэй, – химеры…
– Химеры мелкие, – пожал плечами Дэшон. – Колдунов, которые способны удержать крупных, там по пальцам можно пересчитать. Была бы их хотя бы сотня…
– Чистильщики, – упрямо продолжал Рэй.
Да, кажется, он об этом думал, стоя здесь. Кажется, для себя уже перечислил варианты и теперь просто озвучивал их Дэшону.
– И скольких отпустит от себя Тейрин? – хмыкнул Дэшон. – Скольких выпустит за границы Верхних земель?
– Да пусть их хоть десяток будет, – Рэй пожал широкими плечами. Кажется, они стали еще шире, сам Рэй – еще выше. Встань сейчас его отец с ложа, может быть, оказалось бы, что и перегнал уже в росте. – Нам нужна любая помощь.
Дэшон тяжело вздохнул и потер лоб.
Жаль, Рен не встанет.
Рен никогда бы не сказал такого – никогда бы не признал, что ему нужна помощь. Он был бы уверен в победе до самого конца. И стоял бы насмерть. И возможно, даже победил бы. Иногда Дэшону казалось, Рен одной силой духа может все великанье войско свалить. Одним взглядом к земле прижать.
– Что? – снова раздраженно спросил Рэй.
Бросил такой же, прижимающий к земле, тяжелый, убийственный взгляд – и снова уставился вдаль. Да, взгляд у него тоже был отцовский, но вот манера смотреть – своя. Рен бы уставился и сверлил, и сверлил… Этот же в последнее время предпочитал вообще ни на кого не смотреть. Чиркнуть коротко – и вдаль.
– Предположим, небольшую помощь от Тейрина мы получим, – мягко заговорил Дэшон. – Но что он потребует взамен?
– Не думаешь, что сейчас – не лучшее время, чтоб торговаться? – спросил Рэй.
– Никогда не лучшее, – пожал плечами Дэшон. – В другое время Тейрин и вовсе не торгуется. И зная его запросы, чем принимать помощь, проще сразу отдать Даар. Пускай сам воюет.
Конечно, Дэшон уже думал о Тейрине. И примерно понимал, чего мальчик может затребовать за помощь. У него не так много вариантов было на самом деле. Точнее – один. И этот вариант категорически не подходил Даару. Потому что даже если кучка наемников каким-то чудом поможет им выстоять в грядущей войне, те же наемники вскоре вернутся, но уже – врагами. И с новыми силами. Как только научатся управляться с полученным стратегическим преимуществом.
Учатся они быстро, так что восстановиться Даар не успеет.
На этом – все.
– Может, и отдать… – очень тихо, очень глухо, после долгой паузы проговорил Рэй.
Дэшон медленно развернулся к нему. И с нажимом спросил:
– Серьезно?
А Рэй даже не косился больше – скрестил руки на груди и все так же смотрел вдаль. Понять, что у него в голове всегда было непросто. Потому Дэшон просто повторил его жест и пристально смотрел, и ждал объяснений. И пока ждал, заметил вдруг – в свете Ирхана было особенно хорошо видно – в черных, как смоль, волосах блестела едва заметная пока седина.
Когда успела появиться?
– Я не знаю... – глухо ответил наконец Рэй.
Нет, он совершенно не был похож на отца сейчас. Даарен всегда знал, что делать. Всегда видел выход, даже если выхода не было. Другое дело, что выход он всегда видел один: пойти и подраться. И если погибнет в драке – так тому и быть.
Может, дело было в том, что ни разу ему не довелось нарваться на драку, в которой погибнет весь Даар?
– Пойдем, – сказал Дэшон и осторожно положил руку на плечо Рэю. – Я замерз.
Рэй фыркнул и сбросил руку с плеча. Наконец-то покосился все-таки на Дэшона, серьезно сказал:
– Тебе надо было остаться на юге.
– Ну да, – хмыкнул Дэшон. – Там я прямо очень нужен.
– А здесь? – спросил Рэй. И на этот раз не отвел взгляд. Да, научись мальчик пользоваться им правильно, он бы всех врагов им раздавил. А так – пытается раздавить единственного, кто давно к таким взглядам привык.
