Текст книги "Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

Глава 34. Попробуй

       Ух’эр с грохотом рухнул на серую землю. Кажется, даже ближайшие скалы покачнулись. И возможно, пошли трещинами, как земля.

       Раньше падать было не так больно. Конечно, само падение боли не приносит, но одно дело прыгать из сна в сон, а другое – ненадолго, на пару вздохов стать настоящим. Побыть настоящим. А потом – опять к себе.

       Вернуться к форме до того нечеткой, что менять можно по собственному желанию, до того слабой, что рассыпается и разваливается, и части тела крутятся в разные стороны, катятся в разные стороны; к полупрозрачным снам и серым, всегда серым скалам. И единственное, что он может изменить в этом – покрасить очередную тучу в непроходимо черный. Черный кажется настоящим. За черный словно можно схватиться. Впрочем, при желании он провалится не только сквозь любую тучу здесь – сквозь любую скалу. И пропустит сквозь пальцы камень.

       Потому больно – больно вернуться в мир, где все можно пропустить сквозь пальцы.

       Но ничего. Как только сгинут отсюда все его родственники, он накопит достаточно сил, чтобы и этот, послесмертный мир, сделать таким же настоящим, как тот, мир живых. Самому стать живым.

       И чтоб голова не отваливалась.

       Над головой раздался сухой, жесткий смешок.

       – Кто на этот раз? – холодно спросил голос Даарена.

       “А, да, – подумал Ух’эр, – а еще сделать очень, очень больно даарском королю”.

       Он поднялся, смерил того взглядом.

       Даарен сидел на небольшом уступе ближайшей скалы, совсем невысоко над землей. И Ух’эр пожалел, что когда упал, скала не треснула по-настоящему. Чтобы и этот свалился. Тогда, может, было бы не так обидно.

       Впрочем, задеть Даарена можно не только, уронив его с камня. Можно и копнуть поглубже, поглядеть, что он думает насчет того, кого когда-то считал сыном. В любом случае, должно быть больно, так?

       – Младшенький, – ощерился Ух’эр, не сказав, выплюнув слово.

       – Чей? – иногда правитель Даара мог быть очень тупым.

       – Твой, – ответил Ух’эр, – мой, Эйры… Так уж вышло, что мы вместе растили монстра, просто в разные времена.

       И всмотрелся в Рена очень пристально, очень внимательно: достал ли? Зацепил ли?

       Но тот остался таким же непробиваемым. Тот же темный взгляд и мрачная, холодная усмешка. Только голос прозвучал глухо, когда спросил:

       – К нему ты зачем полез?

       – Вы же не умеете играть по правилам, – фыркнул Ух’эр.

       – А он – умеет? – недоверчиво хмыкнул Рен.

       – Как видишь, такой же, – пожал плечами Ух’эр и тут же схватился за руку, которая чуть не отвалилась – он ведь не прицепил все части тела на место после падения, гадкий человек отвлек. – Не скажу, что раньше был очень приятным, но свою даарскую манеру встречать богов вы ему точно навязали. Еще и командует! Сеть ему проверь!

       Ух’эр увлекся, жалуясь, и осекся слишком поздно.

       Человек уже впился цепким взглядом – таким же, как только что таращился на него Ух’эр, пытаясь понять, что у того внутри.

       Спросил:

       – Какую сеть?

       И снова что-то случилось с голосом – стал очень напряженным.

       Ух’эр еще не понял толком, что именно зацепило полумертвого короля – но что-то зацепило. Еще ни разу за все время проведенное здесь, его голос не звучал, как натянутая струна. А струны, если их перетянуть, могут и лопнуть. Значит, надо тянуть. Надо ответить. Может, даже получится сделать больнее, чем от падения со скалы.

       – Да для него же, – заулыбался Ух’эр. – А-а, ты ведь не знаешь… Вы, даарцы, совершенно не учите историю, а потом удивляетесь, что глупы, как кусок дерева. В твоем случае – трухлявого дерева.

       – Какую. Сеть? – с нажимом повторил Рен.

       – Я когда-то сплел, – беспечно отмахнулся Ух’эр, будто это было плевое дело. – Мы вместе, конечно, но я был главный. Чтобы Затхэ в нее поймать и отправить в небытие. Дитя богов, знаешь ли, довольно непросто уничтожить, а если кто и рискнет – то здесь оно мне, поверь, совершенно не нужно. Так что…

       Рен все это время хмурился.

       А потом неожиданно доверительно посоветовал, перебивая:

       – Ну так проверь!

***

       – Ладно, – пробормотал Йен. – Ладно…

       И опять замолчал.

       Нивен ждал.

       Всё было просто. Объяснять почему-то оказалось сложно.

       – Я всё вспомнил, – повторил Йен, оторвал взгляд от пропасти, бросил на Нивена.

       – Да ты что! – деланно изумился тот.

       Он сидел привычно, расслабленно, безвольно уронив руку согнутое на колено, второй – упираясь в землю позади себя. Только теперь не глядел задумчиво вдаль, как делал всегда. Теперь уставился в глаза, пристально и по-лаэфовски. У него все еще был тот убийственный взгляд. Другие взгляды тоже появились, но этот – никуда не делся. И Йен уже слишком отвык от него, так что было слегка не по себе.

       Или – впервые было не по себе. Йен научился чувствовать – научился и бояться. Правда, этот взгляд сейчас – меньшее, чего он боялся. Большее было там, в бездне, под ногами.

       – Скажешь что-нибудь новое? – спросил тем временем Нивен.

       Да, скажет. Скажет.

       Как только найдет слова. Тут и слов-то правильных не подобрать. Он с самого начала знал: Нивен не поймет. Как ни говори. Нивен слишком предвзят.

       – Там, внизу, есть Сеть, – осторожно проговорил Йен. – Мертвые сплели, потому что только так могли справиться с Зат… со мной.

       Нивен молчал. Все так же пристально смотрел в глаза. Йен вдохнул и на выдохе договорил:

       – Я тоже не знаю другого способа справиться.

       Нивен молча выгнул бровь. Еще несколько мгновений пытался, судя по всему, убить взглядом. Потом сообщил по-эльфийски ровно:

       – Знал, что ты сделаешь глупость. Не думал, что настолько. Собрался прыгнуть? – и кивнул в сторону пропасти.

       Йен перевел взгляд вниз. И задумчиво проговорил – только сейчас понял, только сейчас нашлось время подумать об этом.

       – Я поэтому боюсь воды. Я когда-то чуть не упал… Туда.

       И подался вперед, будто пытаясь увидеть, как он падает. Будто он все еще падает…

       – Эй! – Нивен щелкнул пальцами. – Не знаю, как долго ты спишь. Не отвлекайся.

       Йен фыркнул. Пожалуй, глупо было предполагать, что с Нивеном можно доверительно беседовать, изливать душу, или что там у Затхэ.

       Это же Нивен.

       – У тебя внутри сидит монстр, – сказал тот тем временем. – Ты не знаешь, как с ним справиться. Знакомая ситуация, не кажется?

       – Тут другое, – качнул головой Йен. – В тебе сидел Лаэф. От него можно было избавиться. Он был другим существом, чуждым тебе, отдельным. А со мной… – задумался, пожал плечами. – Просто я.

       – Я тоже думал, что… – начал Нивен.

       – Нет, – жестко перебил Йен.

       Сейчас Нивен начнет спорить. Вот заранее ведь знал: Нивен начнет спорить.

       Потому и ушел так быстро.

       Потому и сейчас надо говорить быстро.

       – Я не думаю, – сказал Йен. – Я знаю, кто я такой.

       – Я тоже знаю, – кивнул Нивен. – Ты – Шаайенн из Даара.

       – Нет никакого Шаайенна из Даара! – процедил Йен, круто развернувшись к нему и подумал: “Вот сейчас было бы весело, если бы я упал. Ушастый старался, бога сюда тащил, говорить пришел, а я взял – и упал. И нет меня”.

       Но падать не хотелось. Хотелось говорить, неожиданно сильно и остро – рассказать все. Хоть кому-то. В последний раз. Хочет собеседник того или нет, а излить душу.

       Или что там у Затхэ.

       – Есть воспоминания, – сказал Йен. – Есть старые, есть новые. Новые понемногу стираются, старые – становятся ярче. Новые – пустые, старые – наполнены такой злобой, такой ненавистью и обидой… – он попытался объяснить, какой, но не смог подобрать слов, потому просто отмахнулся. – Старые все ярче. Они заполняют пустоту внутри. И кроме злости, я ничего не чувствую. Ни-че-го. Вот ты, как самый чувствительный, скажи мне: разве так должно быть?

       – А мне плевать, что ты чувствуешь! – Нивен тоже разозлился, разозлился еще больше, теперь – всерьез. – У тебя монстр внутри? Так будь добр, следи за ним! И не надо никуда прыгать!

       – Да я не могу! – Йен сорвался на крик.

       Выдохнул, отвернулся, уставился вниз, на водоворот.

       – Нечему следить, – тихо добавил, помолчав.

       – Глупости, – твердо возразил Нивен. – Есть ты, и сейчас ты пытаешься поступить правильно. Ты просто не знаешь, как.

       – Знаю, – Йен поднял голову, будто пытался найти в небе брата-Ирхана, будто ему вдруг стало не хватать его лучей. Стало зябко без его лучей. – Я долго учился понимать, что правильно, а что нет. У тебя учился.

       – У меня?! – возмутился Нивен. И прежде, чем продолжил возмущаться, Йен снова перебил. Снова круто развернулся к нему, снова отчеканил:

       – Да, Нивен! Монстры, знаешь ли, не разбирают, что хорошо, а что плохо. А ты у нас чув-ству-ешь! Потому каждый раз, когда я не знал, что делать, спрашивал себя, как поступил бы Нивен. Нивен же всегда делает правильно! Всегда знает, что хорошо, а что плохо! Нивен действует вопреки Тьме – и этого достаточно!

       – А ну заткнулся, – тихо сказал Нивен, и Йен заткнулся. Он уже и сам чувствовал, что в очередной раз пытается сорвать злость на Нивене, обвинить невесть в чем, обидеть, достать, только вот теперь злости было слишком много. И кажется, на этот раз она принадлежит не Затхэ – это Йен злится. Наверное, на себя.

       Не нужно все это вываливать на голову эльфу. Еще уши отвалятся…

       – Говоришь, спрашивал себя, как поступил бы я, – повторил Нивен. Неожиданно мягко, проникновенно, Йен даже не знал, что Нивен умеет так. Очень по-человечески. И добавил так же, разве что – чересчур отрывисто.

       – Так. Спроси. Сейчас.

       – Я и спросил, – Йен пожал плечами. – Первым делом, как только вспомнил о том, кто я такой. Сразу и спросил.

       – Я бы не пытался убить себя, – возразил Нивен.

       – Правда, что ли?! – весело изумился Йен. – А что ты все время, что я тебя знаю, делаешь? Только это и делаешь! Лезешь, куда не надо, дерешься со всеми подряд, помираешь на каждом шагу, но тебе все мало!

       – Это другое… – упрямо заявил Нивен.

       – В тебе сидел монстр, которого можно было изгнать, – напомнил Йен. – И все равно ты постоянно пытался покончить с вами обоими. Где тут другое?

       – Ты не так понял, – Нивен устало вздохнул, сел ровнее, удобнее, снова пристально уставился в глаза и твердо сказал. – Дело не в монстре.

       – Ну да! – фыркнул Йен.

       – Дело во мне, – дернул плечом Нивен. – Я убивал людей. Наслаждался этим. Пусть это сто раз был не я, важно другое: я там тоже был. И не остановил его. Теперь единственное, что могу – спасти тех, кого еще можно. И если для этого нужно рискнуть жизнью, я согласен. А ты – ты же вообще ничего не сделал! Тебя постоянно пытались убить, не ты!

       – Теперь ты не понял, – Йен широко улыбнулся, в очередной раз подумав, что умом эльф и впрямь не блещет. – Ты же понимаешь, кто я такой? Подумай, скольких убил я. И убью, если меня не остановить. И это – я, Нивен. Не вселившийся в меня мертвый бог – я.

       – Все равно… – упрямо сказал Нивен и злобно прищурился. Он часто так делал, когда заканчивались аргументы. Еще, бывало, за мечами тянулся, так что хорошо, что он всё растерял.

       – Когда я вспомнил всё, я подумал, что ты нашел бы способ покончить с этим, – сказал Йен. – Но ты дурак…

       – Я дурак?!

       – …потому ты просто покончил бы. А я умный…

       – Ну да!

       – …потому я придумал, как это сделать так, чтобы не зря. Не просто так, понимаешь?

       Нивен снова уставился убийственным взглядом. Глухо спросил:

       – И что тут “не просто так”?

       – Рэй, – ответил Йен.

       – Рэй?! – переспросил Нивен неожиданно громко. – При чем тут Рэй?!

       – Помнишь Северный порт? – спросил Йен.

       – Какой, к черту, порт?! – казалось, еще немного, и Нивен будет не говорить – кричать.

       Йен не стал отвечать на последний вопрос. Эльф наверняка помнил – просто не мог понять, к чему это.

       – Там я услышал о болезни Даарена. И подумал еще тогда, что Рэй не удержится, если что.

       – А ты веришь в брата! – фыркнул Нивен, но сбавил все-таки тон.

       – И я буду в этом виноват.

       – Да каким образом?!

       “А, нет, – подумал Йен. – Не сбавил. Показалось”.

       – Я знаю его. Я знаю даарцев. Чтобы влезть на трон и нацепить корону, нужно доказать, что имеешь на это право. Показательно кого-нибудь победить или истребить, тут как пойдет. Иначе – постоянно будут сомневаться в тебе. Рэй и сам в себе сомневается. И не пойдет никого истреблять. Он слишком мягкий, понимаешь? Он с какого-то перепугу – добрый. Он и меня-то не смог… И теперь может сто раз гордиться тем, что не смог. Но в то же время никогда не простит себя за это же. Потому я дам ему шанс закончить начатое. И так, чтобы все видели.

       – И это ему обязательно понравится! – процедил Нивен. – И за это он себя тут же простит! Обрадуется, наденет корону! Будет жить долго и счастливо!

       – Я победил его врагов, он победит меня, – пожал плечами Йен.

       – Да он знает тебя! Он не сможет! Опять! И что тогда?! Сам прыгнешь?!

       – Тогда ему же хуже… – Йен задумался на миг, потом отмахнулся. – Да всё он сможет! Это тебе терять нечего, ушастый, это ты можешь меня доставать, пока не выяснишь, что происходит. А у него сейчас Даар в руках. У него нет права на ошибку. И если есть хоть малейшая вероятность того, что я наврежу его людям, а я очень внятно объяснил ему, что она есть, Рэй справится.

       Нивен тяжело вздохнул, потер лицо ладонями. Кажется, успокоился. Удалось ли его убедить?

       – И что дальше? – мрачно спросил. – Как ему потом с этим жить? Когда узнает, что это был твой хитрый план.

       – Как узнает? – удивился Йен. – Я ему не смогу этого рассказать. Ты – тоже не скажешь. Не смотри так на меня, не страшно. Говорю же: я знаю тебя, я знаю, как ты будешь поступать. Ты не скажешь.

       Нивен долго таращился ему в глаза. Потом наконец неожиданно тихо проговорил:

       – С тобой и правда что-то не в порядке, если считаешь, что таким образом ты поможешь ему.

       – Я знаю, что помогу! – Йен почувствовал: Нивен сдается, еще немного, и сдастся совсем. Значит, надо давить дальше. – Он переживет. Он сделает то, что давно пора было. Его народ будет носить его на руках.

       – А Дэшон?

       – А Дэшон его не поднимет, Дэшон старый и слабый.

       – Йен!

       – Да что “Йен”-то?! Все ведь правильно! Я уничтожаю его врагов, он – меня. Выходит, он сильнее всех в горах, Даар принадлежит ему, никто больше не плодит монстров, монстры вымирают. И очень быстро, потому что их мало осталось. Их, конечно, жаль, но разве не так все должно быть? Монстры погибают, а люди – остаются?

       Нивен помолчал, глядя куда-то вдаль. Снова стал похожим на себя. Очень тихим, расслабленным, задумчивым.

       Потом глянул в глаза, и Йен понял: это только показалось. Взгляд у него был – острее Весла, пронзительный, отчаянный, и очень, очень живой

       – А мне что делать? – спросил он.

       – Возвращаться к своей женщине, – твердо ответил Йен. – К той, которую нашел. А то вдруг она опять потеряется?

       – Почему не сказал? – что-то будто сломалось в нем. Он говорил ровно, глухо, почти без интонаций. Могло даже показаться, что в него снова влез Лаэф, если бы не взгляд. – Почему не сказал мне о том, что задумал?

       – Зачем? – нахмурился Йен.

       – За-чем? – по слогам, с нажимом переспросил Нивен. – Серьезно, Шаайенн?! Зачем?!

       Йен кивнул. Нивен тяжело вздохнул. Спросил:

       – Ты правда не понимаешь, да?

       Йен кивнул еще раз.

       – Затем, что я твой друг, – ответил Нивен. – И заслуживаю знать, насколько ты свихнулся.

       – А-а, теперь, значит, друг… – Йен ухмыльнулся.

       Нивен молча, неожиданно сильно, запустил в него мелкий острый камень. Нашел же где-то, гад. Тот свистнул в воздухе, чиркнул по плечу.

       – Эй! – возмутился Йен. – Что за манера у всех бросаться камнями?!

       – Может, дело в тебе? – доверительно спросил Нивен. – Может, ты вызываешь желание бросить камень?

       – Вот поэтому и не сказал, – прищурился Йен в ответ. – Потому что знал: будешь спорить, бросаться чем попало и мешаться под ногами. И расщелин тут много, упадешь еще, если за мной потащишься, ты же любишь в них падать…

       – Ты меня тогда толкнул! – возмутился Нивен.

       – И еще раз толкну, если полезешь, – пообещал Йен.

       – Попробуй, – пожал плечами Нивен и легко вскочил на ноги.

       – Ты прости, эльф, но я тебя не дождусь, – улыбнулся Йен. Хотел ухмыльнуться, жестко и злобно, но почувствовал – выходит что-то совсем другое. – На рассвете все решится.

       – На рассвете, – повторил Нивен и странно ухмыльнулся.

       – Опять за свое, – вздохнул Йен. – Опять повторяешь, будто заново разучился… Эй!

       Нивен не дослушал, шагнул к краю и прыгнул.

       Йен зачем-то тоже вскочил. Выдохнул, когда дошло, что Нивен не на самом деле прыгнул – он во сне прыгнул. Ничего ему не будет – проснется.

       Нет, ну хоть попрощаться нормально он мог?

       Вроде как, у них, чувствительных, принято прощаться, если знаешь, что больше не увидишь…

       Или все не так? Или Нивен находится ближе, чем Йен думал? И теперь решил поспешить, успеть добраться сюда до этого самого рассвета?

       Ну да, он забыл: Нивен слишком упрямый, чтобы сдаваться, и когда кажется, что он успокоился, когда больше не спорит, замирает, задумчиво глядя вдаль, когда якобы расслабляется – это он просто готовится к броску.

       Ну, пусть попробует, чего уж. Просто еще одна фигура на доске. Глупая и непредсказуемая, сейчас совершенно лишняя, которая к тому же может бессмысленно пострадать. Впрочем, у него это, можно сказать, хобби. Бессмысленно страдать.

       Йен, конечно, попытается уследить и за ним. В конце концов, он видит всё. Он может всё.

       А если все-таки не уследит… Ну, так же правильно, да?

       Монстры погибают, люди – остаются.

***

       Ух’эр уже давно уковылял. Рен спрыгнул на землю, прошелся, покосился на свою туманную пелену, но возвращаться туда не хотелось.

       Потому он бесцельно бродил кругами, старательно обходил пятна смолы и переступал через широкие трещины в серой сухой земле, а в голове все крутились мысли про эту сеть.

       Мысли, приносящие с собой очень странные, незнакомые и неприятно зудящие ощущения.

       Ему всё казалось, он неправильно понял. Или Ух’эр понял неправильно. Или что-то не то ему сказал. Потому что так всё быть не могло. В этом было что-то неправильное. И в то же время – абсолютно, совершенно логичное, если предположить, что сам Рен ошибался очень долгое время.

       Ему хотелось, чтобы он ошибался.

       И только один вывод можно было сделать из того, о чем Затхэ попросил Ух'эра.

       Тот самый, неправильный вывод.

       Рен вдруг почувствовал, что идти тяжело. Впервые здесь – идти тяжело. Устали ноги, дыхание сбивается. И что-то тянет в груди.

       “Пора? – подумал он. – Уже пора умирать?”

       Медленно, осторожно сел прямо на землю. Он в конце концов, очень устал. Он хотел знать, чем все закончится – потому держался. Но теперь, кажется, узнал.

       Значит, пора?

       Почувствовал, как совсем рядом, в нескольких шагах за спиной, шелохнулся воздух.

       “Сейчас будет Ух’эру радость,” – мрачно подумал он, но подошел не Ух’эр.

       По широкой дуге обошла и застыла напротив рыжая девчушка, невысокая, в коротких тонких одеждах, которые едва прикрывали острые груди и совсем не прикрывали тонкие ноги. Короткие рыжие волосы были по-мальчишески взъерошены, а красивые, мягкие черты лица казались смутно знакомыми.

       Она осторожно шагнула ближе, присела напротив. Одной рукой уперлась в землю рядом с собой, вторую сунула в рот. Хрустнула ногтем в зубах.

       – Не грызи, – бросил ей Рен и хлопнул по руке, чтобы вынула изо рта.

       Она изумленно подняла тонкие брови. Глянула на свою руку, потом – на его. Потом – в глаза. По-человечески нерешительно, словно колебалась, не была уверена, о чем с ним говорить: остановиться на ногтях или перейти к другому, куда более важному.

       – Я – Даарен, – сказал он.

       – А то я не знаю! – фыркнула она. – Брат считает, что такой умный, что ото всех спрятался. Но он забыл – я стала видеть гораздо лучше. А в последнее время – и слышать, – и рыжая подмигнула заговорщицки, мол не говори Ух’эру, пусть это будет нашей тайной.

       Не представилась, зараза.

       “Которая же ты?” – думал Рен. Пытался вспомнить, как выглядят Мертвые богини, но рыжие волосы неуместно напоминали только о Шаайенне.

       У него были точно такие же, правда, не торчали так во все стороны – падали мягкими волнами на плечи. И сам он всегда казался мягким, смешливым, то ли чересчур расслабленным, то ли просто слабым. Рен всегда радовался про себя, что старший – Рэй. Из Рэя что-то могло получиться.

       И только со временем, намного позже, чем надо, он понял: Йен не мягкий. Йен холоден и расчетлив, а за смешливостью прячет злобу.

       И еще позже, когда стало совсем-совсем поздно, когда уже почти умер, вот буквально несколько мгновений назад понял: Йен не слабый.

       – Ты думаешь о нем, – тихо сказала рыжая, решившись таки говорить серьезно. – Он и мой сын тоже.

       Рен, скользя бездумным взглядом по ее чертам, принялся вспоминать имена богинь, хоть одно из имен: вдруг угадает? Потому что если этого не делать, в голову лезли воспоминания и Йене. А ему и без них сейчас было больно.

       Она легко развернулась и уселась теперь не напротив – рядом с ним. Обхватила колени, продолжала заглядывать в глаза.

       Рен чувствовал это, но смотрел уже не на нее – в бесконечную серую даль.

       – Зачем он это? – тихо спросила рыжая. – Зачем он про Сеть? Я не понимаю…

       “Ты и не поймешь, – подумал Рен. – Ты одна из глупых божков. Вы так не делаете. Это очень по-человечески, не по-вашему…”

       Рыжая еще долго всматривалась в глаза, ожидая ответа. Потом поняла, что не дождется, и спросила другое:

       – О чем ты думаешь?

       Рен покосился на нее, коротко, невесело усмехнулся и – вдруг как-то само собой получилось – потрепал по рыжим волосам.

       – Думаю, что не повезло мне с родственниками.

       Она еще мгновение смотрела на него непонимающе, а потом вдруг разразилась визгливым заливистым хохотом.

       Хохот перешел во всхлипы. Рыжая спрятала лицо в ладонях, а Рен, так и не убравший руку от ее головы, осторожно обнял за плечи.

       Она уткнулась в него носом, продолжая всхлипывать, а потом – и вовсе сползла на колени. То смеялась, то плакала, а он задумчиво гладил, словно пытался убаюкать. Успокоить.

       Хотя кто в состоянии успокоить мать, которая вот-вот потеряет своего ребенка? И в который, интересно, раз?

       – Он все сделает правильно, – сказал Рен, будто это могло как-то ее утешить.

       Она всхлипнула еще раз, ему показалось, что сейчас соберется с мыслями – и ответит. Но вместо ответа – с неба полилось.

       Не черная смола, не грязь: вода была чистой, прозрачной, дождевой. Напитывала сухую землю, проливалась в трещины, текла по земле.

       “Ух’эр, должно быть, и впрямь занят своей сетью”, – подумал Рен.

       Он пробыл здесь достаточно долго, чтобы знать: в царстве мертвых так не принято. Тут не бывает дождей. По крайней мере, таких, теплых и прозрачных.

       Он все еще держал рыжую за плечи одной рукой. Вторую – поднял. Подставил ладонь под тугие струи. Запрокинул голову – подставил и лицо.

       А потом громыхнул вдали гром, и рыжая резко села, тоже уставилась в небо – и снова расхохоталась. И во второй раз гром не просто так загремел – ответил ее смеху.

***

       Тэхэ резко вдохнула, распахнула глаза. Села.

       Жизнь возвращалась к ней с каждой каплей дождя.

       И с каждой каплей приходило изумленное понимание: это Эйра. Это ее слезы. Впервые Эйра плачет по-настоящему. И словно все слезы, что выпила, теперь возвращает. А со слезами – возвращает жизнь.

       “Из-за кого же это ты, сестренка? – думала Тэхэ, запрокинув рогатую голову и упираясь руками в землю позади себя, дыхание становилось глубже, дыхание становилось сильнее. – Неужели и впрямь кого-то любишь?”

       А Эйра все рыдала. Безудержно и громко.

       И гремел вдали разбуженный Заррэт.

       Из-под ладоней Тэхэ уже вились-стелились зеленые ковры-дороги, и она ждала, пока трава вырастет чуть повыше, чтобы упасть в нее – мягкую, нежную, живую.

       Лишь бы успеть, пока не вернулся Ух’эр. Что тот ушел – сомневаться не приходилось. Он не позволил бы Эйре заплакать. Да и не заплакала бы она при нем.

***

       Лаэф стоял вдали, пристально глядя на Тэхэ. Он любовался ею, ожившей. Хотел подойти, взять за руку, взглянуть во вновь прекрасное, не покрытое трещинами-морщинами, лицо. Но не шевелился, застыл, потому что чувствовал такой же пристальный взгляд на собственной спине. И знал, точно знал: это Сорэн стоит позади, так близко, что рукой подать. И точно знал: стоит шевельнуться – она уйдет.

       Возможно, он мог обернуться.

       Но не знал, уйдет ли в этом случае.

***

       Ух’эр еще раз дернул Сеть, проверяя, насколько хорошо держится.

       Она держалась, даже смолы не пришлось нести, чтобы чинить. Она все-таки была вечной.

       Поднял голову. Потом взял ее обеими руками, снял с шеи и поднял еще выше. Принюхался. Воды Мирдэна над головой не давали полностью ощутить происходящее, но ясно было одно: что-то происходило.

       В его царстве.

       Ух’эр вернул голову на место и пробормотал:

       – Проклятое насекомое!

       Получилось невнятное бульканье.

       Ух’эр даже не рассмеялся ему, только фыркнул себе под нос, еще раз булькнув. Он слишком злился, чтобы смеяться. И почему-то был уверен – что бы ни происходило сейчас в царстве мертвых – виной тому мелкий живучий человек.

       Оно так всегда.

       Они всегда всему виной.