355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тиффани Райз » Король (ЛП) » Текст книги (страница 18)
Король (ЛП)
  • Текст добавлен: 14 апреля 2020, 05:30

Текст книги "Король (ЛП)"


Автор книги: Тиффани Райз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Истинное испытание любви – это не всегда «Будешь ли ты за нее бороться?» Проверка настоящей любви обычно «Способен ли ты сдаться?».

Кингсли громко сглотнул.

– Я не могу сдаться. Я не такой сильный как ты. Я не могу отказаться от того, что хочу. Я слишком много потерял в жизни. Я больше не хочу проигрывать.

– Жертва стоит того, – напомнил Сорен. – Попробуй хоть раз. Ты поймешь.

– Говоришь как мужчина, который не занимался сексом одиннадцать лет.

– Я вешаю трубку, – сказал Сорен.

– Это весело, – ответил Кингсли. – Мы с тобой по ночам разговариваем по телефону о девушках. Мы должны делать это чаще.

– Кингсли?

– Oui?

Щелк.

Кингсли рассмеялся и повесил трубку. Он смеялся до тех пор, пока не мог больше смеяться. Он смеялся, пока не ощутил, что больше не хочет смеяться.

Он встал и сделал успокаивающий вдох. Прямо сейчас роскошный блондин, который не мог им насытиться, ждал его в постели.

Он будет трахаться в настоящем. Прошлое может пойти нахер.

Глава 34

У Кингсли до сих пор не было своего клуба и не было его королевства. Но у него была Ирина и обещание, которое он ей дал. Несколько месяцев он и Госпожа Фелиция обучали ее искусству садизма и доминирования. Обучение превратило ее из холодной, молчаливой, боящейся находиться в его доме, боящейся сделать неверное движение, в гордую, жестокую богиню боли.

И Блейз посчастливилось стать первой жертвой Ирины. Не считая ее скоро-станет-бывшим мужа.

– Ты будешь хорошей девочкой для меня? – спросил он у Блейз. Они сидели на деревянном троне в его игровой комнате, она у него на коленях. – Мне нужно, чтобы ты делала все, что я скажу.

– Я буду вашей лучшей девочкой, monsieur, – пообещала Блейз, говоря по-французски, которому обучилась в частной школе. Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Она играла роль испуганной маленькой девочки так хорошо, что даже он иногда велся на это. Или, что более важно, верил его член. Она одарила его своим самым невинным обиженным выражением. О да, сегодня она будет для него самой лучшей девочкой.

– Жди здесь, – приказал он Блейз. Она присела в реверансе, и он оставил ее стоять в своей игровой комнате у Андреевского креста. Сегодня она надела свое лучшее платье и выглядела так, словно Рита Хейворт сбежала с серебряного экрана и попала в современный Манхэттен. В последнее время она обижалась, что Кингсли не уделял ей должного внимания. Что ж, сегодня вечером она получит все внимание, какое захочет.

Выйдя в коридор, он увидел поджидавшую его Ирину, вышагивающую по коридору в своих черно-фиолетовых кожаных сапогах.

– Моя малышка растет, – сказал он, беря Ирину за руки. Она закатила глаза.

– Мы можем начать? – спросила она. Ее русский акцент делал ее слова еще более угрожающими. Доминатрикс была той редкой профессией, где эта черта была ей на руку.

– Торопишься?

– Я ждала этой сцены несколько месяцев. Дай мне ее. – Садистский блеск появился в ее глазах.

– Не будь слишком нетерпеливой. Помни, что твои клиенты будут платить за твое время. Это тебя хотят, желают. Ты должна быть равнодушной. Они должны быть благодарны за честь, что ты уделила им свое время и внимание. Они ниже тебя. Они хотят быть под тобой. Да?

– Да, – шумно выдохнула она.

– Хорошо. – Он быстро поцеловал ее в обе щеки. – А теперь можешь взять ее.

Он провел ее в игровую. Блейз по-прежнему стояла у стойки с флоггерами.

– Эта сессия парная, – начал Кингсли, обращаясь к Ирине. – У тебя будет несколько таких. Каково первое правило парных сессий?

– Женщина планирует сессию, – ответила Ирина. – Не мужчина.

– И почему?

– Так мы можем прикрыть свои задницы.

Кингсли рассмеялся на ответ Ирины.

– Технически это правда, – признался он, и Блейз прикрыла рот ладонью, чтобы подавить смех. – Я бы сформулировал это в более возвышенных словах, а не сутяжливых. Мужчины доминанты могут быть опасно агрессивными. Мы не хотим, чтобы женщина участвовала в чем-то, в чем она не хочет участвовать. Поэтому, что мы делаем в таких случаях, Госпожа?

– Выйди в коридор, пожалуйста, – обратилась к нему Ирина. Кингсли поцеловал руку Блейз, поклонился Ирине и вышел. Он мог догадаться, о чем они говорили без его присутствия. Ирина, как хорошая доминатрикс, коей она и была, спросила бы Блейз была ли она здесь по собственной воле и дала ли согласие на эту сессию. Как только Блейз заверит Госпожу, что так и было, Ирина задаст ей еще пару вопросов о предпочтениях в сцене, какая боль ей нравится. Шлепки? Жалящую? Игру, которая оставит рубцы и синяки? Бондаж? Зная Блейз, она бы ответила: «Все вышеперечисленное».

Дверь открылась, и Ирина жестом пригласила его войти.

– Она сказала, что ты не держишь ее в заложниках и не заставляешь заниматься извращениями против ее воли, – ответила Ирина.

– Только не сегодня. Может быть, завтра, – ответил Кингсли, и Блейз подмигнула ему. Она много раз играла роль его добровольной жертвы. Она красиво сопротивлялась, когда они играли в изнасилование. Им пришлось установить два набора стоп-слов, потому что ее игра была настолько убедительной, что однажды он не смог отличить ее притворного ужаса от настоящего. Это был, пожалуй, самый лучший секс.

– Думаю, мы должны подарить вашей девочке сувениры в память об этой ночи, – сказала Ирина. – Как считаете? – Она обошла Блейз вокруг, рассматривая ее с головы до ног. Он не мог сказать, кто сегодня выглядел более обольстительно – Блейз в ее элегантной юбке-карандаш в стиле 40-х и блузке или Госпожа Ирина в кожаном корсете и сапогах. На них обеих было приятно смотреть. Он хотел, чтобы и Сэм была с ним. Ему бы хотелось рассказать ей об этой ночи. Но она ушла и ее не будет. Прошло пять недель, а он все еще сожалел о произошедшем. Сожалел? Нет. Он поступил правильно. Оплакивал. Это слово и было нужно. Скорбел. – Кингсли?

– О, oui, souvenirs, – ответил он, заставляя разум вернуться к настоящему. Ему необходимо оставаться сосредоточенным ради блага Ирины и Блейз. – Блейз любит флоггер и кнут.

– Это она мне сказала, – ответила Ирина, собирая волосы Блейз в свою руку и приподнимая их. Она слегка дернула, и у Блейз перехватило дыхание. – Не так ли?

– Да, Госпожа.

– Хорошая девочка. Кинсли, ты должен раздеть свою девочку для меня. Давай посмотрим, с чем мне придется работать.

Кингсли приступил к раздеванию Блейз. Он расстегнул ее блузу, расстегнул молнию на юбке, раздел ее до чулок, подвязок и туфель на высоких каблуках.

– Во время сеанса с клиентом, – начал Кинсли. – что ты делаешь перед началом игры?

– Заставляю клиента или клиентов раздеться, – ответила Ирина.

– И для чего мы это делаем?

– Это мера безопасности. Чтобы убедиться, что наши клиенты не носят оружия.

– Очень хорошо, – ответил Кингли. – Ты можешь обыскать меня, если хочешь.

– Я бы так и сделала, но тебе бы это слишком понравилось, – поддразнила Ирина.

Когда Блейз осталась обнаженной, если не считать чулок, он взял ее запястья в правую руку и поднял их, представив Ирине как рабыню для осмотра. Он был выше Блейз на полфута, и ей пришлось вытянуться, чтобы устоять в позе.

– Прекрасно. – Ирина положила ладонь на грудь Блейз. Госпожа нежно ласкала ее груди, осторожно, но только поначалу. Затем она ущипнула Блейз за правый сосок, ущипнула сильно, и Блейз ахнула. – Разверни ее.

Кингсли повернул Блейз к себе лицом, чтобы Госпожа Ирина смогла изучить ее спину. По его приказу Блейз ни с кем не играла всю прошлую неделю. Он хотел, чтобы ее тело было чистым холстом для первой сессии Ирины.

– Очень мило, – отметила Ирина. – Красивая кожа. Она будет выглядеть еще лучше, когда я закончу. Надень на нее манжеты.

Ирина протянула ему пару кожаных манжет. Кингсли опустил руки Блейз и надел на ее запястья и лодыжки манжеты.

– Какое правило для пар? – спросил Кингсли Ирину и развернул Блейз к ней лицом.

– Супруги могут трогать друг друга сколько угодно, – ответила Ирина. – Они могут заняться сексом во время сессии.

– А ты?

– Доминатрикс не занимаются сексом клиентами, – сказала с улыбкой Ирина. – Проституция запрещена законом. С и М – нет.

– Bon, – ответил Кингсли. – Но не стесняйся довести Блейз до оргазма, если хочешь. Если она заслужит его.

– Я заслужу его, monsieur, – заметила Блейз, и Кингсли жестко шлепнул ее по попке за то, что та заговорила без разрешения.

Ирина расположила Блейз на Х-образном кресте, лицом к дереву.

– Блейз, какое твое стоп-слово? – спросил Кингсли.

– Касабланка.

Установив стоп-слово, Ирина сняла со стены флоггер из оленьей кожи. Хороший размер. Хороший вес. Хорошая ударность. Он будет болезненным как ад, как Блейз любит.

– Начинай медленно, – прошептал он ей напоминание.

Он наблюдал, как Ирина сделала успокаивающий вдох. Она встала в позицию, схватила флоггер за кончики хвоста и подняла его над головой. Кингсли кивнул ей. И затем Ирина улыбнулась широкой, глубокой, темной сексуальной улыбкой. Она могла казаться равнодушной, но он мог с уверенностью сказать, что девушка наслаждалась этой сценой так же сильно или даже больше, чем Блейз. Настоящий садист – он знал, как его распознать. Ирина опустила флоггер, и тот опустился по центру спины Блейз. Она подняла его и снова опустила, еще один удар по центру. В течение следующих нескольких минут она осыпала Блейз флоггером, ударяя им снова и снова, не слишком жестко, не слишком легко. Кожа Блейз из кремово-белой превратилась в ярко-красную. Она сменила кожу оленя на кожу угря – меньшего размера, более жесткий флоггер. Блейз ахнула и вздрогнула, когда на ее спине появились десятки крошечных рубцов. Маленький флоггер жалил более остро, и вскоре показалось, словно дюжина рук вцепилась в спину Блейз беспощадными когтями.

Пока Ирина перебирала четыре разных вида флоггеров, он наблюдал за ее работой. Она была уверенной в себе и ловкой. Слишком легко было неправильно прицелиться и попасть связанному сабмиссиву по затылку. Но Ирина ни разу не промахнулась, и вскоре Блейз обмякла в своих узах, задыхаясь от боли и возбуждения, которое боль породила. Кингсли приказал остановиться. Он видел, что Блейз была близка к своему пределу.

– Тебе понравилась порка? – прошептал он ей на ухо, скользя рукой по ее пылающей коже.

– Да, – ответила она с улыбкой. Ее лицо сияло от триумфа. Блейз всегда выглядела прекрасно после порки.

– Думаешь, ты заслужила оргазм? – спросил он ее.

– Только если вы думаете так, monsieur.

– Это правильный ответ, – ответил он, и Блейз засияла. Когда она была в настроении подчиняться, ничто не делало ее счастливее, чем служить у ног доминирующего мужчины. В реальном мире, она в одиночку управляла спорной некоммерческой организацией, лоббировала интересы государства и федерального правительства и еженедельно появлялась на важных общественных мероприятиях, чтобы привлечь внимание к ее делам – сексуальной свободе и другим правам женщин. Но властная, компетентная, доминирующая Блейз исчезала в ту же секунду, как только она входила в игровую комнату. И были только «да, сэр», и «нет, сэр» и «как вам будет угодно, сэр». А теперь, что доставит ему удовольствие, так это порадовать ее, пока Ирина наблюдает и помогает.

– Я думаю, – сказал он, – что тебе нужно больше боли. Еще немного. Как считаешь?

– Думаю, вам лучше знать, monsieur.

– Но я также думаю, что ты нуждаешься в некотором удовольствии от своей боли. Что Вы думаете, Госпожа? – спросил он.

– Я с удовольствием доставлю вам боль, – заверила Ирина, – если вы хотите доставить мне удовольствие.

– Блестящая идея. – Он отвязал Блейз от креста и провел ее за запястье к кровати. Он уложил ее на спину, и она поморщилась, когда кожа прикоснулась к шелку. – Я думаю о веревке? Как Вам идея, Госпожа?

– Хороший выбор, – ответила она. – Я вот о чем думаю.

Она протянула Кингсли вибратор. Он уже знал, что будет с ней делать.

– Сегодня она была очень хорошей, – заметил Кингсли. – Верно?

– Если вы говорите, что я была хорошей, значит это правда, – ответила Блейз.

– Ты очень хороша в этом, chouchou, – ответил он и подмигнул.

Он поманил пальцем, приказывая Блейз встать. Она подчинилась и позволила ему отвести себя в центр комнаты. Он расположил ее под большим крепким металлическим крюком, свисавшим с потолка. Ирина принесла табуретку и кусок черной шелковой веревки. Она пропустила веревку через кольца на манжетах и закрепила руки Блейз над ее головой, привязывая ее запястья к крюку.

Теперь Блейз стояла связанная, руки ее были подняты над головой, и не было никакой возможности сбежать, пока он или Ирина не отвяжут ее. И они отвяжут ее. В конце концов.

Ирина встала перед Блейз и ловкими руками обвила еще один отрез веревки вокруг ее спины. В течение следующих десяти минут Ирина петляла и завязывала, петляла и завязывала, пока не сделала корсет из веревки, крепко связав грудь, торс и грудь Блейз.

Кингсли обернул руку вокруг бедер Блейз и легонько зажал клитор между большим и указательными пальцами.

– У тебя есть какие-то предпочтения? – прошептал он ей на ухо. – Попка? Киска? И то}, и другое?

Блейз усмехнулась.

– Все вышеперечисленное.

– И почему я был уверен, что ты так и ответишь?

– Потому что Вы так хорошо меня знаете, monsieur. Внутри и снаружи.

Кингсли тщательно смазал обе ее дырочки, и Блейз застонала от удовольствия, когда его пальцы оказались на ней и внутри нее. Он натянул презерватив и вошел в нее сзади. Поскольку она стояла, прошло несколько минут}, прежде чем он протиснулся сквозь тугое кольцо мышц, которые не впускали его. Но он толкался внутрь, а Блейз ему навстречу, и вскоре он оказался глубоко внутри. Ирина протянула ему вибратор, который он медленно ввел в ее влагалище.

– О, Боже... – ахнула Блейз, последние два связных слова, которые она произнесла. Ирина играла с ее обвязанными грудями, пока Кингсли трахал ее, стоя. Ирина сжимала и щипала, шлепала и дразнила – причиняла боль как резкую, так и утонченную.

Кингсли сосредоточил свое внимание на теле Блейз, тесноте вокруг его члена, аромате ее волос, жасмин, аромате ее кожи, Chanel No. 5, парфюм Мерлин Монро, мягкости ее бедер, которые он сжимал, звуке ее голоса, пока она стонала и рычала, и кончала, причем не один раз, а два подряд. Он увеличил скорость своих толчков и тоже кончил, оргазм был почти болезненным по своей интенсивности.

Поцеловав Блейз в шею, он разъединил их тела. Несколько капель ее влаги упали на пол между ее ног, когда он вытащил вибратор. Он отправился в ванную и очистил себя, пока Ирина развязывала Блейз. Как хорошая и садистская доминантрикс, Ирина заставила Блейз убрать собственную грязь с пола. Вернувшись, он увидел Блейз в постели, раскрасневшуюся и счастливую, а Ирина собирала веревки.

– Хороший рабочий день, – обратился Кингсли к Ирине. – Что скажешь? – Он ущипнул Блейз за пальцы ног.

– Она нанята, – ответила Блейз с широкой улыбкой. Ее глаза блестели, а кожа сияла. Есть ли на свете что-нибудь прекраснее насытившейся женщины? – Это было великолепно.

– Я прошла? – спросила Ирина у Кингсли. – Я готова к настоящей работе?

– Твои руки отличные, идеальное отношение, и ты без сомнения прекрасно отыграла свою часть. Ты забыла одну очень важную вещь.

– Какую? – Ирина сердито посмотрела на него. – Что я сделала не так?

Кингсли сунул руку в карман и вытащил десять стодолларовых купюр. Он протянул их Ирине, которая потянулась за ними. В последнюю секунду он отдернул руку.

– Клиенты платят вперед. – Он положил деньги обратно в карман и вышел, уверенный, что Ирина никогда больше не забудет эту деталь.

Он поднялся наверх в свой кабинет и рухнул в кресло у окна. Хорошая сессия. Отличный БДСМ. Из Ирины получилась бы доминатрикс мирового класса. С ней и Фелицией в качестве его главных домин, каждый мужчина в районе трех штатов, который хоть раз мечтал почувствовать женский ботинок на своей шее, приполз бы к ним, умоляя впустить его в клуб. Прекрасная мечта, которая может никогда не сбыться. Фуллер все еще не двигался с места. Кингсли все еще не сдавался. Эта игра в гляделки продолжалась достаточно долго. Одному из них придется моргнуть.

Прежде чем Кингсли успел закончить свою мысль, в его кабинет ворвалась Блейз в одном халате.

– Кинг, ты нужен мне. Здесь копы.

– Копы? Зачем?

– Ирина. Ее арестовали.

– За что? – Кингсли схватил куртку и натянул ее. Он сбежал вниз по лестнице и увидел Ирину в наручниках, которую вели к ожидающей патрульной машине.

– В чем дело? – спросил он у офицера. – В чем ее обвиняют?

– Она отравила своего мужа, – ответил офицер. – Как я слышал.

– Это обвинение было снято, – сказал Кингсли, становясь между Ириной и полицейской машиной.

– Похоже, они опять выдвинули их. Простите. Я не хочу и вас арестовывать,

– Кинг, все в порядке, – ответила Ирина. – Ты сделал все, что мог.

– Я вытащу тебя, – пообещал он ей. – Ни с кем не разговаривай. Ни слова. Я позвоню адвокату.

Она не сопротивлялась, когда офицер запихнул ее в машину и уехал. Он наблюдал как они исчезают за углом.

– Мистер Эдж? – позади него раздался голос. – Кингсли Эдж.

Кингсли обернулся и увидел курьера на велосипеде, ожидающего его.

– Oui?

– Доставка. – Парень протянул ему два конверта – один большой конверт из манильской бумаги и второй маленький белый. Он уехал прежде, чем Кингсли успел сказать еще хоть слово.

Сначала он открыл большой конверт из манильской бумаги и вытащил пачку бумаг. Он перелистал их по пути в особняк.

– Кинг? Что это?

– Это из департамента здравоохранения, – ответил он, не веря своим глазам. – Они закрывают «Мёбиус» из-за санитарных нарушений.

– Санитарных нарушений? – повторила Блейз. – Из-за... ты знаешь?

Секс-клуба позади. Кто-то донес на него в департамент здравоохранения. И кто работал в «Мёбиусе»? Кто знал, что Ирина находилась в его доме?

Блейз провела руками по волосам.

– Кинг, что происходит? Что случилось?

Кингсли закрыл глаза.

– Сэм случилась.

Глава 35

– Кингсли, ты вообще меня слушаешь?

– Чем ты снова зарабатываешь на жизнь? – спросил он, оглядывая все еще пустой стрип-клуб. Есть ли на свете место более пустынное и унылое, чем пустой стрип-клуб?

Мэгги посмотрела на него поверх стола.

– Я адвокат. Если быть точной, твой адвокат.

– Тогда нет, я тебя не слушаю.

Мэгги вздохнула и провела рукой по волосам. Она была одним из самых высокооплачиваемых и уважаемых адвокатов во всем Манхэттене. Но сейчас она выглядела как прекрасная, хотя и раздраженная, бывшая любовница в темно-красном костюме.

– Ты помнишь, что платишь мне за этот разговор семьсот долларов в час? – уточнила она его, раздраженно, постукивая носком красной туфли на высоких шпильках по полу.

– Теперь я слушаю. Что происходит с моим клубом?

Мэгги закрыла ручку колпачком и постучала кончиком по своему блокноту.

– Ничего, – ответила она. – К сожалению. Нет более медленно работающей организации в городе, чем департамент здравоохранения. И это в хороший день.

– И сегодня не самый удачный день?

– Да, сегодня плохой день, – ответила Мэгги, отрывая листок бумаги и подбрасывая его в воздух. Он всегда обожал ее драматизм. – Все бумаги «в обработке», что на их языке «мы ничего не делаем с этим случаем, так что сиди там и помалкивай». Должно быть, ты кого-то всерьез разозлил.

Кингсли вытянул ноги, закинул их на сиденье стула рядом с Мэгги и скрестил лодыжки.

– Вполне возможно.

– О, я знаю, что это возможно. Я спала с тобой, помнишь? Ты самый невыносимый человек, которого я когда-либо встречала, и, учитывая, что единственные люди, которых я знаю, это другие адвокаты, и я использую термин «люди», это о чем-то да говорит.

Кингсли прищурился, глядя на нее. Он познакомился с Мэгги много лет назад, когда его послали на долгосрочное задание под прикрытием на Манхэттен. Пожилая, богатая, уважаемая и могущественная, Мэгги была также сексуальным сабмиссивом, которая ничего так не любила, как проводить всю ночь на четвереньках ради мужчины. Он получал огромное удовольствие, заставляя ее колени гореть два месяца подряд.

– Ты скучаешь по мне, не так ли? – спросил он ее.

– Нет.

– Как ты думаешь, если бы я не вернулся во Францию, мы бы все еще были вместе? – поинтересовался он.

– Кингсли? – Мэгги потянулась через стол и щелкнула пальцами у него перед носом. – Сосредоточься. Твой клуб уже месяц как закрыт. Мы можем поговорить о том, сколько денег ты теряешь и почему?

– У меня полно денег.

– Неужели тебе безразличны люди, которые работали на тебя и потеряли работу?

– Я все еще плачу им.

– Когда ты успел стать таким альтруистом?

– Я очень щедрый человек. Оргазмы, порка, ожоги от ковра, – напомнил он ей.

– Я ухожу. Когда будешь готов обсудить свою юридическую ситуацию, позвони в офис. – Она собрала свои вещи и встала. Кингсли схватил ее за запястье и потянул обратно на стул. Как он и ожидал, она не сопротивлялась.

– Прости, – сказал он, придвигая свой стул прямо к ней. – Я готов. Это моя собственная вина, и именно поэтому я не хочу говорить об этом. Но должен. Ты нужна мне.

Мэгги тяжело вздохнула. Она взяла руки Кингсли в свои. На ее левой руке теперь красовалось обручальное кольцо. Его прекрасная, покорная, саба Мэгги, которая однажды провела двадцать четыре часа прикованной к его кровати... теперь была замужем. И за библиотекарем к тому же.

– Расскажи мне, что происходит. Правду, – попросила она. – Я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь мне, что происходит.

– Я влюбился, – ответил он.

Она сочувствующе улыбнулась ему.

– Корень всего зла. Кто она? Или он?

– Он это отель под названием «Ренессанс».

– Твой стрип-клуб закрыт. Ты находишься под следствием за нарушение налогового кодекса. А твою подругу Ирину депортируют. И все это из-за недвижимости?

Кингсли кивнул.

– Что же, – ответила она. – Такой твой Манхеттен.

– Я хочу открыть новый клуб, – начал он. – Клуб для нас. Для наших. Самый большой в мире С и М клуб. Я нашел место, которое хотел, но оно принадлежит преподобному Джеймсу Фуллеру.

– Преподобному Фуллеру? Тому самому преподобному Фуллеру? Преподобному Фуллеру, который открывает законодательные собрания молитвами, держит Библию перед мэром, когда тот приносит присягу, и крестил внучку губернатора? Этот преподобный Фуллер?

– Он самый, – подтвердил он.

– Ладно. Расскажи мне все.

Он рассказал ей. Он рассказал ей о Сэм, о «Ренессансе», о том, как пытался выкупить его у Фуллера и получил отказ. Рассказал о церкви, о лагерях и подростках, которых пытают за то, что они геи. Он рассказал ей, что, хотя и может найти другое здание для своего клуба, он так ненавидит Фуллера, что отказывается сдаваться.

– Мэгги, – сказал он, поднимая ее руку и целуя. – Это мой город. Это мой дом. Я не могу позволить Фуллеру привести его империю в мой город. Ты же знаешь, кто я. Я спал с парнем, когда мне было шестнадцать. Фуллер отправил бы меня в один из этих чертовых лагерей конверсионной терапии, если бы у него была такая возможность. Меня и его. И Фуллеру не жаль. Он закрыл лагерь только потому, что двое подростков совершили суицид.

– Они скончались? – в ужасе спросила она.

– Одна умерла. Другая девушка выжила. Жива и работала на меня несколько месяцев.

– Сэм?

– Она рассказала мне, что случилось с ней в том лагере. Я говорил с другими, кто был в его лагерях. Они подтвердили все, что она сказала. В Квинсе живет тридцатидвухлетний мужчина, у которого до сих пор остались шрамы от ожогов электродами на яичках.

Мэгги поморщилась. Как только Кингсли понял, что Сэм предала его, он начал сомневаться во всем, что она сказала ему. Но когда дело дошло до лагерей, она рассказывала правду. Мужчина с ожогами сначала не хотел с ним разговаривать, пока Кингсли не пообещал ему, что сделает все возможное, чтобы не допустить открытия церкви Фуллера в городе. Кингсли нашел его через судебный процесс, который тот подал против Фуллера и церкви, чтобы они возместили ему деньги, потраченные на психотерапевта и многочисленные медицинские счета. Мужчина не занимался сексом уже пять лет, потому что не мог допустить, чтобы кто-нибудь увидел ожоги на его гениталиях.

– Он не Божий человек, – сказал Кинсли. – Я знаю Божьего человека, и этот Божий человек заставляет меня думать, что Бог на нашей стороне. Но Фуллер, он же демагог. И я не хочу, чтобы он хоть на миг задержался в моем городе.

– Я поняла, – ответила Мэгги. – Я тоже не могу сказать, что хочу видеть его или его церковь в моем городе.

– Что насчет Ирины?

– Они «потеряли» ее документы. Служба миграции работает так же плохо, как и департамент здравоохранения. Кто-то свыше вставляет мне палки в колеса всего, что я пытаюсь сделать.

– Ты вытащила ее из тюрьмы. Хороший старт.

– Снова снять обвинения было легко. У них нет никаких доказательств. Уберечь ее от депортации в Россию будет трудной частью. Тем более, что ее дважды арестовывали. Она не самый вызывающий сочувствие случай.

– Ее муж купил ее, насиловал, и она добавила глазные капли в его напиток, чтобы ему не здоровилось насиловать ее хоть одну ночь, и это не вызывает сочувствие?

– Ему никогда не предъявляли обвинений. В отличие от нее. Кинг, ты же знаешь, как устроен мир.

– Знаю. Я не хочу знать, но я знаю. – Он тут же принял решение и произнес его вслух, пока не утратил смелость. – Я не могу допустить депортации Ирины. Я позвоню Фуллеру. Скажу, что отступаю. Он победил. Я проиграл.

– Ты уверен? – спросила Мэгги.

Он не был уверен, но не знал, что еще сделать. Он мог прожить и без «Мёбиуса». Он мог отразить любые обвинения против него за нарушение налогового кодекса. Но он пообещал Ирине заботиться о ней и сдержит его.

– Уверен, – ответил он. Он откинулся на спинку стула и поставил сапог на стул напротив.

Затем он пнул стул так сильно, что тот пролетел десять футов по полу.

– Кингсли.

Он поднял руку, приказывая ей молчать. Мэгги посмотрела на него с состраданием, но промолчала.

– Клуб, Мэгс, он был бы чем-то особенным. Тебе бы там понравилось. «Ренессанс» был идеальным для него. Я никогда не хотел так недвижимость. Этот клуб был моим детищем.

– Ты все еще можешь построить его. Мы найдем для тебя другое место. Я помогу всем, чем смогу.

Кингсли устало улыбнулся. В каком-то смысле это было облегчением – позволить своей мечте умереть. У него были все деньги, в которых он когда-либо нуждался, все любовники, о которых мог мечтать любой мужчина... Все было в порядке. Пора двигаться дальше. Сэм отвернулась от него, и он был слишком обижен, чтобы даже спросить ее, почему. Каковы бы ни были ее причины, он не собирался затевать с ней ссору из-за этого. Больше никаких причинно-следственных связей. Война закончилась.

И все же...

– Мне жаль, Кинг, – сказала Мэгги, сжимая его ладонь. – Я знаю, что сдаваться не в твоем характере.

– Если бы дело было только во мне, я бы сражался до последнего.

– Знаю. И думаю, несколько лет назад, ты бы продолжил сражаться и плевал бы на сопутствующий ущерб. С возрастом ты становишься благородным.

– Мне двадцать восемь. Столько же, сколько и твоему мальчику-игрушке.

– Дэниел не моя игрушка. Я принадлежу ему. – Мэгги одарила его соблазнительной улыбкой, снова собирая свои вещи.

– Я никогда не прощу тебе замужество.

– Я не просила о прощении. – Она встала, наклонилась и украдкой поцеловала его в губы. – Я свяжусь с адвокатом Фуллера за тебя. Держись подальше от этого человека. Больше никакого противостояния с ним.

– Тебе нравится говорить мне, что делать, не так ли?

– Помнишь ту ночь, когда заставил меня два часа подряд сосать твой член?

– Для меня это было такой же работой, как и для тебя.

– Иди домой, – сказала Мэгги. – Я позвоню тебе, когда все будет улажено.

– Я не хочу домой, – ответил Кингсли, откидывая голову назад и в изнеможении проводя пальцами по волосам.

– Последнее предупреждение, – сказала Мэгги у двери. Она указала на табличку «Закрыто». – Тебе не обязательно идти домой, но и оставаться здесь нельзя.

Она подмигнула ему и ушла. Он не шутил. Как бы он ни любил Chez Кингсли[23], он был слишком встревожен и взволнован, чтобы идти домой, и сидеть в ожидании звонка от Мэгги. Он не хотел возвращаться домой. И он не хотел оставаться один. И он не хотел оставаться трезвым ни секунды.

Он сунул руку за стойку бара, схватил бутылку «Джека Дэниэлса» и поставил ее на стойку перед собой. Закрыв глаза, он представил себе, как Сэм стоит за стойкой бара, как она вертит и подбрасывает бутылку в руке. Он не хотел пить «Джека». Он хотел вдохнуть его, каждую каплю, пока его сердце не остановится, а мозг не перестанет думать. И все же где-то в глубине сознания он слышал голос Сорена.

Выпивка для празднования, не для суицида.

Как жаль, что ему нечего было праздновать.

Может, сегодня был католический праздник или что-то в этом роде. Он отодвинул бутылку в сторону, снял трубку телефона за стойкой и набрал номер.

– Какой сегодня день? – спросил Кинсли.

– Воскресенье, – ответил Сорен, а это значит, прошло еще одиннадцать лет.

– Разве сегодня не День святого или праздник?

– Это всегда День святого. Это также День Благодарения духовенства, по словам Дианы. Кажется, это единственное объяснение, почему мой стол завален выпечкой, – ответил Сорен с крайним изумлением.

– День Благодарения Духовенства. Пойдет. Уже в пути.

– В пути?

– Да. Мне нужно напиться. Я подавлен, несчастен и зол. А ты сказал, что я не могу пить, если только не праздную что-нибудь. Мы с тобой может вместе отпраздновать День Благодарения духовенства. И ты должен мне. Я уничтожил Первого Пресвитерианца ради тебя.

– Я должен тебе?

– Oui.

Сорен молчал. Кингсли ждал.

– В доме священника в девять, – сказал Сорен.

– Ты тоже хочешь отметить?

– Я священник, влюбленный в шестнадцатилетнюю девушку. Возьми бутылку побольше. Мы ее вылакаем.

Глава 36

Кингсли лежал на полу с почти пустой бутылкой «Пино нуар» в одной руке и полным бокалом в другой. Сорен сидел за роялем и играл знакомую мелодию. Он был в джинсах и черной футболке, и, если бы Кингсли смог игнорировать кресты на стене и Библии на столе, то мог почти забыть, что Сорен священник. Освещенная лампой комната пульсировала в такт музыке. Отрывок закончился, и Сорен развернулся на скамье.

– Хорошая песня, – сказал Кингсли, салютуя бокалом вина.

– Понятия не имею, что это такое, – ответил Сорен. – Я услышал ее, когда навещал тебя в госпитале. Я провел последнюю неделю, пытаясь придумать мелодию. Она тебе знакома?

– Называется «Purple Rain». – У Сэм был этот диск. У нее была огромная музыкальная коллекция, один день он приходил домой под Принса, а на следующий под Nine Inch Nails. Однажды в дождливый четверг он застал ее и Блейз танцующими под песню «Шалтай-Болтай». – Я куплю тебе копию.

– «Purple Rain»? Кто композитор?

– Мужчина под именем Принс.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю