Текст книги "Семь порочных дней (ЛП)"

Автор книги: Тесса Дэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Понимаю. А это приводит вас в восторг, потому что отпечатки лап – такая редкость?

– Окаменелые отпечатки лап – редкость. А находку такого следа еще никто прежде не описывал. Видите широко расставленные три пальца?

Колин видел. В каждый из таких оттиснутых «пальчиков» его ступня могла поместиться целиком.

– Это похоже на лапу ящерицы, – заметила Минерва.

– След такого размера и глубины? Это, наверняка, чертовски большая ящерица.

– Именно! – даже в темноте глаза его собеседницы блестели от возбуждения. – Неужели вы не видите? Мистер Джеймс Паркинсон (13) издал три тома иллюстраций окаменелостей – от растений до позвоночных. Он описал десятки крупных животных, включая древнего аллигатора и первобытного слона. Но этот отпечаток не соответствует ни одному из описаний Паркинсона, включенных в его труд. Это доказывает, что перед нами совершенно новое существо, до сего дня науке неизвестное. Гигантская доисторическая ящерица!

Колин моргнул:

– Ну, это крайне... замечательно.

Огромная доисторическая ящерица! И это то самое «великое научное открытие», которое должно было гарантированно выиграть премию в пятьсот гиней? Мисс Хайвуд собиралась проделать весь этот путь до Шотландии только для того, чтобы обсудить, жили ли на свете драконы? Ученые мужи, если они в трезвом уме, за такое премию не дадут.

– Этот отпечаток, – восторженно добавила Минерва, – изменит всё. Всё!

Пэйн лишь молча взирал на нее.

– Неужели вы не понимаете? – спросила она.

– Не... очень.

Не в силах выносить дольше тесноту каменных стен, виконт вернулся обратно к устью пещеры и уселся рядом с краем каменного карниза. Черная вода касалась кончиков его пальцев.

Задрав голову, он посмотрел наверх.

– Отсюда есть другой выход?

Усаживаясь напротив, Минерва разочарованно выдохнула:

– Мне следовало знать, что план не сработает. Вы правы: идея с побегом была глупой. Я-то думала, что если вы увидите этот отпечаток, то поймете, какими будут последствия такой находки, и убедитесь, что обязательно увезете домой из Шотландии пятьсот гиней. Но, видимо, вы не способны постичь научную значимость этого открытия.

Пэйн сознательно пропустил оскорбление мимо ушей.

– Видимо, так.

– Я уж не говорю о том, что ожидала от вас иного вклада в наше путешествие, нежели ехидные замечания. Но теперь понимаю, что ошиблась и на этот счет.

– О чем это вы?

– Скажем, я ждала, что вы примените ваши мускулы, если уж не мозги. Обеспечите защиту, поддержку. Но после того случая в туннеле... Я не могу всю дорогу до Шотландии тащить вас, брыкающегося и размахивающего руками.

– Погодите, – прервал Колин собеседницу, прочистил горло и понизил голос на пол-октавы. – Сильных сторон у меня в избытке: я боксирую, фехтую, езжу верхом, стреляю. Я – первый лейтенант небольшого, но отважного отряда ополчения. Уверен, что смог бы поднять эту вашу гигантскую ящерицу и швырнуть с ближайшего балкона. Просто я терпеть не могу подводные тоннели.

– И пещеры, – добавила Минерва.

Ответом было обиженное молчание.

– Не пытайтесь отрицать. Я же вижу, как тяжело вы дышите.

– Это не так...

– Скажите на милость! У меня от вашего дыхания даже очки запотели! Вы что, боитесь тесных пространств?

– Я их не боюсь.

Минерва на это ничего не ответила, но от ее молчания так и веяло скептицизмом.

Пэйн пробормотал:

– Это не страх, а неприязнь. Я недолюбливаю тесные, темные пространства.

– Вам следовало упомянуть об этом до того, как мы вошли в пещеру.

– Да, но вы не дали мне такой возможности.

– Вернемся назад тем же путем?

– Нет! – В этой более широкой части пещера, благодаря свету свечи, не казалась столь ужасной. Но Пэйн не собирался снова плыть сквозь туннель, напоминающий склеп. – Вы сказали, что во время отлива вход в пещеру оказывается над водой? Тогда я подожду отлива.

– Не исключено, что ждать придется немало часов. Люди заинтересуются, что с нами стало.

Колина восхитило, что она сказала «с нами»: ей даже в голову не пришло, что можно уплыть из пещеры одной, оставив его тут. Он уже давно подметил, что мисс Хайвуд не способна допустить даже мысли о предательстве. В голове мелькнуло: «И именно потому, наверное, она так презирает меня».

Минерва сжала пальцами переносицу:

– О, Боже! Теперь нам придется поехать в Шотландию. Если кто-то заметит, что этим утром мы исчезли вместе, если кто-то видел нас вечером целующимися, если ваша любовница решит посплетничать... – она опустила руку. – По отдельности эти факты могли бы остаться незамеченными, но вместе! По всей видимости, моя репутация уже разрушена!

– Это чрезмерно мрачный вывод, – возразил виконт, не придавая значения тому, что любое из этих событий могло уничтожить ее доброе имя. – Давайте решать проблемы по очереди. Сколько свечей у нас есть?

– Эта и еще одна.

Колин быстро посчитал в уме: возможно, хватит для освещения на три-четыре часа. Более чем достаточно. По телу пробежала крупная дрожь.

– Вам холодно?

Неплохо было бы провести эти несколько часов, прижавшись к женщине, чтобы согреться.

Минерва потянулась к каменной нише.

– Я держу здесь одеяло.

Присев на корточки, она развернула одеяло и укрыла им себя и Пэйна, оставив между их телами промежуток в несколько дюймов в качестве буфера.

Тепло начало проникать сквозь мокрую одежду Колина.

– Виски, конечно, вы тут не храните?

– Нет.

– Жаль. И все же: свечи, одеяло. Вы, должно быть, провели кучу времени в этой... – он порылся пару секунд в голове в поисках более дипломатичного слова, чем «адская дыра», – пещере.

Виконт почувствовал, как собеседница пожала плечами:

– Геология – это дело всей моей жизни. У некоторых ученых есть лаборатории, а у меня – пещера.

В голове Колина теснилась целая дюжина язвительных реплик, соперничая за право быть озвученными, но он понял, что если сейчас съехидничает, то сам подставит себя под удар насмешек мисс Хайвуд. Она ученая. У нее есть её пещера. А он – бесцельно живущий аристократ, у которого нет ничего.

– Я все выяснила, – вдруг заявила Минерва. – Между Истборном и Раем (14) ходит дилижанс (15). Он отправляется по вторникам и пятницам около шести. Если бы мы вышли на тракт, то смогли бы подсесть в экипаж, добраться до ближайшего города, а оттуда направиться на север. И уже к завтрашней ночи мы были бы в Лондоне.

Ах! Оказаться в Лондоне уже завтра! Суета, общение, высший свет, великолепные балы и раззолоченные оперные театры! Угольная пыль в воздухе, фонари, сияющие на темных улицах!

– Там, – продолжала Минерва, – мы успеваем на почтовую карету (16)...

– Нет-нет! Я же сказал вам прошлой ночью, что виконты не путешествуют в почтовых каретах. А этот конкретный виконт вообще ни в каких.

– Постойте. – Свеча резко дернулась. – А на чем, вы полагаете, мы доберемся до Эдинбурга, если не почтовой каретой?

Пэйн пожал плечами.

– Мы вовсе не едем в Эдинбург. Но если бы и собирались туда, то нам пришлось бы найти иное транспортное средство.

– Например, какое? Ковер-самолет?

– Например, частный дилижанс с наемными форейторами (17). Вы бы ехали в экипаже, а я скакал на лошади.

– Это стоило бы уйму денег!

Колин еще раз пожал плечами.

– Когда дело касается путешествий, у меня есть свои условия: я не езжу в экипаже и по ночам.

– По ночам тоже? Но ведь на самых скорых маршрутах все кареты ходят и ночью! Иначе путешествие займет у нас вдвое больше времени!

– Тогда хорошо, что мы в него не собираемся.

Минерва подняла свечу и взглянула в лицо виконту.

– Вы просто ищете отговорки! Вы хотите расторгнуть наше соглашение...

– Какое соглашение? Не было никакого соглашения!

– ...поэтому вы выдумываете из воздуха эти нелепые «условия»! – Пальцем она начала ставить незримые галочки на ладони напротив невидимых пунктов. – Никаких закрытых карет. Никаких путешествий по ночам. Да какой взрослый мужчина следует этим правилам?

– Тот, который чудом выжил в крушении кареты ночью! Вот какой! – запальчиво произнес Колин.

Голос и выражение лица Минервы смягчились:

– Ох!

Забарабанив пальцами по камню, Колин сообразил, что мисс Хайвуд не знает этой истории, которая в Лондоне известна всем и каждый сезон кочует по бальным залам и игорным домам, переходя от матроны к дебютантке, от азартного игрока к оперной певичке. И всегда передается скорбным шепотом: «А вы слышали про бедного лорда Пэйна?..»

– Это случилось недавно? – спросила Минерва.

– Нет, давно.

– Что произошло?

Вздохнув, Пэйн прислонил голову к влажной, шершавой каменной стене.

– Я был еще мальчишкой, путешествовал с родителями. Лопнула ось, и карета опрокинулась. Я почти не пострадал, но моим родителям повезло меньше.

– Они были ранены?

– Они погибли. Там, в карете, прямо на моих глазах. Отец почти мгновенно, а мать умирала медленно, в жуткой агонии. – Виконт помолчал и продолжил: – Видите ли, я не мог выбраться наружу, потому что карета упала на бок, дверью вниз. Я не мог позвать на помощь, не мог убежать. Всю ночь я пролежал там, как в ловушке. Один. Пока на следующее утро меня не обнаружил проходивший мимо фермер.

Вот так-то! Это отучит мисс Хайвуд вынуждать его на откровенность.

– Ох! – Она взяла его за руку. – О Господи! Я так сожалею! Теперь понимаю, почему вы так бои... Хм, почему вы так недолюбливаете закрытые пространства. Как ужасно!

– Да, это было крайне ужасно. – Колин потер висок. – Достаточно сказать, что у меня нет желания вновь пережить такое. Поэтому у меня есть несколько простых правил. Я не путешествую по ночам. Я не езжу в закрытых каретах. Ах, да, еще я не сплю один, – он скривил губы. – Это последнее, скорее, не правило, а констатация факта.

– Что вы хотите сказать?

Пэйн немного замялся. Но он уже столько рассказал, что казалось бессмысленным скрывать остальное.

– Я просто не могу заснуть один. Если у меня в кровати нет женщины, я всю ночь лежу без сна. – Он придвинулся ближе к мягкому теплу тела Минервы и плотнее укутал ее и себя в одеяло. – Так что, лапочка, вы, возможно, захотите пересмотреть свои планы. Ведь если мы отправимся в это путешествие, вы понадобитесь мне в постели.

______________________________

Примечания переводчика:

10) Трутница – коробочка, в которую клали трут, использовавшийся для высекания огня.

11) Эхиноиды – ископаемые предки современных морских ежей, жили в морях около 450 миллионов лет назад.

12) Трилобиты – морские членистоногие, полностью вымершие более 200 миллионов лет назад.

13) Джеймс Паркинсон – английский врач (1755-1824), занимался также вопросами геологии и палеонтологии, главным образом, окаменелостями.

14) Истборн и Рай – города на южном побережье Англии.

15) Дилижанс – многоместная карета на конной тяге, перевозившая пассажиров.

16) Почтовая карета – появилась в 1784м году в Англии; это, фактически, тот же дилижанс, который помимо перевозки пассажиров, развозил еще и почту. Прежде почту развозили конные почтальоны.

17) Форейтор – (от нем. vor – впереди и reiter – всадник) – кучер, сидящий не на экипаже, а на одной из лошадей. Иногда форейтор является помощником кучера, если лошади сцеплены цугом и кнут кучера не дотягивается до передних.

Глава 5

Где-то в глубине пещеры падали капли, отсчитывая потрясенное молчание Минервы.

Раз, два, три... десять, одиннадцать, двенадцать.

Она нужна ему в постели? В это даже сложно поверить. Но тут Минерва напомнила себе, что виконту необходима не именно она. Видимо, ему сгодится любая женщина.

– Так вы хотите сказать, что тот трагический случай в детстве и есть причина вашего безнравственного поведения?

– Да. Это мое проклятие. – Колин издал глубокий и громкий вздох, явно рассчитанный на то, чтобы вызывать сострадание.

И это у него получилось. В самом деле получилось!

– О, небеса! – Минерва сглотнула ком в горле. – Вы, вероятно, все время так поступаете: каждую ночь рассказываете женщинам свою печальную историю...

– Не совсем. Моя печальная история идет впереди меня.

– ...и они простирают руки со словами: «Иди сюда, бедный милашка, дай я тебя обниму», задирают юбки и все такое? Не правда ли?

– Иногда, – последовал уклончивый ответ.

Минерве было ясно, что женщины вели себя именно так. Должны были. Ведь то же самое произошло и с ней: едва Пэйн закончил свой рассказ, грудь переполнили сильные чувства – печаль, сострадание. И, зародившись где-то в глубине чрева, по венам побежали сигналы материнской заботы. Вся женская сущность Минервы откликнулась на этот призыв.

А затем сердце начало вкрадчиво нашептывать порочные и лживые утверждения, эхом отдающиеся в каждом ударе пульса: «Пэйн – сломленный человек. Ты нужна ему. Ты можешь его исцелить».

Умом она понимала, что этого делать нельзя. Бесчисленное количество женщин уже пытались приложить руки, не говоря уже о других частях тела, к «исцелению его разбитой души» – и безуспешно.

Но хотя голове было ясно, что глупо поступать так же, тело Минервы стремилось обнять и утешить Колина.

– Не могу поверить, – выдохнула она, обращаясь, скорее, к себе. – Не могу поверить, что вы испытываете на мне свои чары.

– Ничего подобного. Я просто излагаю факты. Они вам не нравятся? Коли уж вы лелеете мысль заставить меня отправиться в эту поездку, вам следует знать мои условия. Я не езжу в экипажах, а значит, весь день буду скакать верхом. Я не смогу этого делать, если хорошенько не высплюсь. А в одиночестве я не в состоянии уснуть. Ergo (18) вам придется разделить со мной постель. Если только вы не предпочитаете, чтобы я на каждом постоялом дворе находил себе какую-нибудь служанку.

На Минерву нахлынула волна отвращения:

– Фу!

– Если честно, я и сам не в восторге от этой мысли. Лет пять назад я бы счел отличным времяпрепровождением путешествие по Большой северной дороге (19) с такими ночевками. Но теперь эта мысль уже не так меня впечатляет. – Он прочистил горло. – Сегодня я, скорее, ищу покоя и даже не сплю с половиной из тех женщин, что оказались в моей постели, если вам ясно, о чем я.

– Но это же бессмыслица какая-то, – удивилась собеседница.

– Вам и не обязательно понимать. Господь свидетель, я и сам этого не понимаю.

Она села рядом с Колином, опершись на стену. Руки их соприкоснулись под одеялом. Даже через такой незначительный контакт ощущалось беспокойное состояние виконта. Тот пытался скрыть волнение, но после многих лет бдительного наблюдения за страдающей астмой сестрой Минерва умела различать малейшие признаки недомогания. Как можно не обратить внимания на хриплое дыхание и беспокойное сокращение мышц Пэйна, выдающие его отчаянное стремление покинуть это место?

Мисс Хайвуд была не из тех, кто отступает перед сложностями, не попытавшись разобраться. В конце концов, она ведь ученый.

– Это из-за пещеры? Или с вами такое каждую ночь?

Колин не ответил.

– Вы говорите, это продолжается с самого детства. Со временем вам стало лучше или хуже?

– Я бы предпочел это не обсуждать.

– О да, конечно.

Как жаль, что он так страдает! Но до чего же печально, что для облегчения мук Пэйн обратился к бесконечной череде женщин! Сама мысль об этом показалась Минерве отвратительной. Хотя и вызвала странную зависть, заставив слегка покраснеть под купальным костюмом.

На языке вертелся не дающий покоя вопрос, и она, не сдержавшись, задала его:

– Кто была та женщина, позапрошлой ночью? Это не имело бы значения, если бы не...

Если бы та особа, кем бы она ни была, не имела власть превратить жизнь Минервы в сплошной кошмар.

Немного помолчав, виконт нехотя ответил:

– Джинни Уотсон.

Минерва охнула. Она знала эту веселую молодую вдову, стиравшую белье постояльцев пансионата. Вероятно, та заодно оказывала услуги прачки – и не только – обитателям замка, но на сплетницу не походила.

– Она для меня ничего не значит.

– Но разве вы не понимаете, что это-то как раз хуже всего?

Влажная ткань ее купального костюма зашуршала о камни, когда Минерва, оттолкнувшись от стены, села прямо и повернула лицо к собеседнику:

– Ведь бессонница – распространенная проблема. Определенно, должно быть какое-то решение. Если вы не можете ночью заснуть, почему бы вам не зажечь пару ламп? Почитайте книгу. Выпейте теплого молока. Сходите к доктору – пусть он пропишет вам снотворный порошок.

– Эти идеи не новы. Я испробовал все и даже больше.

– Ничего не помогло?

Падающие капли снова начали отсчитывать тишину. Раз, два, три...

Колин легко провел пальцами вверх по руке Минервы, а затем медленно склонился к ней и прошептал на ухо:

– Один способ срабатывает.

Его губы нежно коснулись ее щеки.

Минерва напряглась. Все ее нервные окончания встали по стойке «смирно». Она не знала: то ли ужаснуться, то ли возрадоваться тому, что виконт хочет сделать ее еще одним звеном в бесконечной цепочке своих любовниц.

«Ужаснись!» – приказала она себе. Она просто обязана ужаснуться.

– У вас совсем нет стыда, – прошептала Минерва. – Поверить не могу в то, что происходит!

– Я и сам до некоторой степени потрясен. – Его губы скользнули по ее подбородку. – Но вы самая удивительная девушка.

– Вы пытаетесь воспользоваться ситуацией.

– И не отрицаю этого. Почему бы вам не поступить так же? Я хочу вас поцеловать. А вы отчаянно нуждаетесь в поцелуе.

Положив руку на плечо Пэйна, Минерва оттолкнула его. Пещера наполнилась ее обиженным молчанием.

– Зачем вы предложили мне это?

– Потому что прошлой ночью вы хотели поцеловать меня в ответ, но не знали, как это сделать.

Сердце подскочило к самому горлу. До чего же унизительно! Как он только мог такое сказать!

Не говоря ни слова, Колин снял с нее очки, сложил их и убрал в сторону.

– Поверить в это не могу, – прошептала Минерва.

– Вы это уже говорили. – Он, медленно придвинувшись, прижался к ней. – Но знаете, Матильда, что вы не сказали?

– Что?

– Вы не сказали «нет».

Виконт потянулся в темноте к собеседнице, ладонью скользнул по ее щеке, обхватил подбородок, а большим пальцем стал чертить круги – все шире и шире, пока не коснулся им нижней губы Минервы.

– Ваш рот создан для поцелуев, – прошептал он, поднимая ее лицо к своему. – Вы знали это?

Она покачала головой.

– Он такой мягкий и щедрый, – склонившись ниже, Пэйн ладонью поднял ее подбородок еще выше. – Сладкая.

– Ни один мужчина не называл меня «сладкой».

– А вас целовал другой мужчина?

Она снова еле заметно покачала головой.

– Вот в этом-то все и дело. – Пэйн нежно, еле касаясь, провел губами по ее губам, послав по жилам Минервы чувственную волну, и удовлетворенно промурлыкал. – Ваши уста на вкус – словно спелые сливы.

Не сдержавшись, она засмеялась:

– Но это же нелепо!

– Почему?

– Потому что сливы в этом году еще не поспели.

Он коротко и хрипло расхохотался, отчего вздрогнули их тела:

– Ваша логика точно не доведет вас до добра. Но это можно исправить основательными поцелуями.

– Я не хочу ничего исправлять.

– Возможно. Но полагаю, что вы действительно хотите поцелуев. – Пэйн прижался губами к ее щеке, и его голос упал до чувственного шепота. – Не так ли?

Она хотела! Ох, как же она хотела!

Минерва не могла отрицать это, особенно когда Пэйн прикасался к ней вот так. Она жаждала, чтобы он ее поцеловал, и ей хотелось целовать его в ответ, трогать, гладить, крепко обнимать. В ней все еще пульсировали всколыхнувшиеся ранее нежные, материнские чувства, несмотря на попытки их урезонить. Сердце продолжало гнать по жилам сладкую ложь: «Он нуждается в тебе. Ты можешь его исцелить».

Ее переполняло теплое женское сочувствие, а Пэйну так необходимо было утешение. В ответ можно хоть ненадолго почувствовать, каково это – когда ты кому-то нужен, когда тебя целуют, называют «сладкой» и сравнивают твои губы со спелой сливой. Каково быть желанной для желанного мужчины.

– Всего один разочек? – еле слышно произнесла она.

– Всего один.

Ну, раз они оба понимают, что это лишь способ отвлечься, безобидно провести время, никому не будет вреда, если на это отважиться. Здесь, в темноте, тайком, где никто не высмеет.

У Минервы перехватило дыхание, когда Колин целомудренно поцеловал ее в лоб. Затем последовал поцелуй в щеку, потом в подбородок.

А после – в губы.

Пэйн коснулся кончиком языка уязвимого местечка в уголке ее рта, убеждая ее губы разомкнуться. Мисс Хайвуд тихонько ахнула, и виконт, воспользовавшись моментом, втолкнул язык внутрь.

Минерва тут же замерла, упершись Колину в грудь ладонью, а потом отпихнула его от себя:

– Я не понимаю. – Она сжала ладонь в кулак, комкая мокрую рубашку на его груди – Я не понимаю, зачем вы это делаете и что мне нужно делать в ответ.

– Ш-ш! – Колин провел рукой по ее волосам, запустив пальцы в тяжелые влажные пряди, распутывая их. – Поцелуи, как и любое другое умение, требуют немного практики. Думайте об этом, как о танцах. – Он прервался, чтобы поцеловать ее в шею, а затем в мочку уха. – Просто подчинитесь ритму, следуйте моему примеру.

Они повторили попытку. На этот раз Пэйн обхватил ее верхнюю губу своими губами и слегка потеребил, а после уделил такое же внимание нижней губе.

А затем он сунул язык между губами Минервы и потерся им о ее язык. Она осторожно ответила тем же самым, заработав от наставника тихий одобрительный возглас. По коже пробежала дрожь, воздух между их телами начал нагреваться, понемногу растапливая беспокойство ученицы.

Колин наклонил голову, исследуя ее рот под новым углом.

Теперь стало понятно, почему он сравнил поцелуи с танцами. Здесь тоже были свои движения – огромное их количество. Язык нужно было не только всовывать и высовывать, но еще вращать им, поддразнивая и нежно убеждая. Но скоро Минерва почувствовала головокружение, как это всегда случалось с ней в бальной зале: от нее требовалось слишком многое, ей казалось, что это за пределами ее возможностей. Вечно она на шаг позади!

Снова разорвав поцелуй и утратив присутствие духа, она заявила:

– Это не сработает. В танцах я безнадежна, так что это не поможет.

– Не говорите так! – Впору было соревноваться, кто из них дышит чаще и тяжелее. – Я привел неудачный пример. Не думайте о поцелуях как о танцах. Ничего общего между ними нет. Лучше представьте себе, что вы... – Пэйн бросил взгляд на стену пещеры, усеянную окаменелостями, – занимаетесь раскопками.

– Раскопками?

– Да. Хороший поцелуй – это как раскопки. Ведь выкапывая своих троглодитиков, вы не вонзаете лопату в землю, как попало?

– Не-е-т, – осторожно подтвердила Минерва.

– Ну, разумеется! Правильные раскопки требуют сил, времени и очень тщательного внимания к деталям. Необходимо досконально исследовать каждый слой, по мере продвижения вглубь обнаруживая неожиданные находки.

Такие объяснения звучали гораздо понятнее и вновь вселили надежду. Поразмыслив, Минерва спросила:

– А кто кого будет раскапывать?

– В идеале – мы должны раскапывать друг друга. По очереди.

Минерва замолчала, ощущая: что-то изменилось – воздух вокруг них все больше нагревался.

Она с трудом сглотнула:

– А можно я буду первой?

Колин с трудом сдержал победную ухмылку, чтобы не испортить все, чего уже добился, и торжественно произнес:

– Разумеется!

Минерва приподнялась и встала на колени. Лицо ее оказалось напротив его лица. В тусклом свете был виден лишь ее силуэт – соблазнительная тень в форме песочных часов с ореолом вьющихся волос.

Колину хотелось протянуть руки и снова привлечь мисс Хайвуд к себе, чтобы у его сердца появилась более веская причина тяжело колотиться. Он жаждал теплого человеческого общения, чтобы на душе стало легче. Но в такие моменты, как этот, необходимо терпение.

И виконт был вознагражден за него сторицей. Рука Минервы, скользнув в темноту, потянулась к его лицу, чтобы приласкать.

Боже! Мисс Хайвуд снова его удивила.

Своей любознательностью эта девушка отличалась от всех других. Она не сосредоточилась, как можно было бы предположить, на бровях, скулах, губах, линии носа – всех тех чертах, которые входят в понятие «лицо» на рисунке школьницы. Нет! Минерва тщательно исследовала все подряд, каждую деталь. Она провела ладонью по небритому подбородку Колина, разгладила узкую морщинку между его бровями и ласково пробежалась пальцами под его глазами – там, где оставили след бессонные ночи. Пэйн, уткнувшись лицом в ее ладонь, глубоко выдохнул.

Кончиком пальца она нежно коснулась его ресниц, и на него обрушился водопад утонченного удовольствия. Это стало настоящим откровением. Колин подумал, что обязательно должен пополнить этим приемом собственный репертуар.

Когда пальцы Минервы погрузились в его волнистые волосы, он застонал. Женщины всегда любили его шевелюру и уделяли ей внимание. Пэйну это нравилось. И сейчас приятное ощущение разлилось по коже головы, едва Минерва отбросила с его лба влажные пряди, пропустив их сквозь пальцы. Она нащупала шрам и, прикоснувшись, проследила его – бледный рубец начинался на виске и, изгибаясь, заканчивался за ухом. Единственное осязаемое напоминание, оставшееся после несчастного случая с экипажем, незаметное обычному наблюдателю.

Но она легко его отыскала. Наверное, потому, что находить скрытое у нее получается лучше всего. Тщательные раскопки раскрывают любые тайны.

Пэйн начал сомневаться, умно ли поступил, затеяв это упражнение.

– Мы же собирались целоваться, – напомнил он.

– Я уже перехожу к этому, – голос Минервы выдал легкое волнение. Она подвинулась ближе, став коленями между его разведенными в стороны бедрами, наклонилась и легко коснулась губами губ Колина.

Острое удовольствие пронзило его до самых костей. Но так как мисс Хайвуд опять отстранилась, он снова произнес нарочито бесстрастно:

– Вы можете и лучше.

Она приняла вызов и снова поцеловала его, на этот раз решительнее, пустив в ход, хоть и ненадолго, проворный и любопытный язычок:

– Так лучше?

– Лучше.

Даже слишком хорошо.

– М-м-м! Здесь я чувствую вкус алкоголя. – Минерва обвела языком нижнюю губу Колина. – Но здесь, – она наклонила голову и прижалась к его горлу губами, – вы пахнете специями. Гвоздикой.

Проклятье! Он широко распахнул глаза, глядя в темноту, пока мисс Хайвуд, изучая, снова и снова прикасалась к его шее легкими поцелуями, прослеживая ее изгиб. Пройдя путь до середины, Минерва провела губами по адамову яблоку. Дыхание перехватило. Не в силах дольше выносить это, Пэйн напомнил:

– Вы все еще не поцеловали меня как следует. Вы боитесь?

Она вскинула голову:

– Нет.

– А я полагаю, боитесь.

«Думаю, мне и самому чуть-чуть страшно», – подумал Колин.

И у него были для этого основания. Минерва вдруг отыскала его рот своим, прижалась к нему раскрытыми губами и замерла. Женское и мужское дыхание смешалось. Пэйн ощущал тепло мягких, сладких губ, и дикое, почти звериное желание терзало его, рвалось наружу, борясь со сковывающей цепью джентльменской сдержанности. Он понимал, что проиграет эту схватку, если Минерва не продолжит, наконец, действовать.

Это было больше, чем раскопки. Она просто вывернула его наизнанку, пробудив низменные, отчаянные желания, захороненные в самой глубине его души, пока он не почувствовал себя не просто открытым перед ней, но буквально раздетым догола, беззащитным, замерзшим и дрожащим в темноте.

«Поцелуй меня! – молил Пэйн про себя и напрягал колено, упирающееся в ее бедро, чтобы лучше донести свой посыл. – Поцелуй меня сейчас же, или я не ручаюсь за последствия».

Наконец-то! Пальцы Минервы запутались в его волосах, привлекая ближе. Она провела зубами по краю его нижней губы, а затем скользнула языком в рот Колина: сперва неглубоко, лишь поддразнивая, во второй раз немного глубже, затем еще глубже и еще, мучительно медленно увеличивая степень проникновения.

Минерва легонько вздохнула прямо в губы Пэйну. Этот слабый звук отозвался в нем вспышкой, поджигающей, словно запал, каждое нервное окончание.

Ее пальцы выскользнули из его волос, и Колин на мгновение испугался, что это все может закончиться.

«Не останавливайся! Боже, только не останавливайся!» – мысленно твердил он ей.

Но тут она уперлась ладонями в стену пещеры по обе стороны от его плеч, прижав к каменной поверхности и упершись в его грудь своей грудью – такой округлой и мягкой, увенчанной восхитительно твердыми пиками озябших сосков. Притиснув его к стене, Минерва воспользовалась этим, чтобы углубить поцелуй.

И внезапно Пэйн утратил над собой контроль.

Он потянулся к ней, обхватил ее бедра и крепко прижал к себе, пока она терзала его рот с дерзким, невинным самозабвением. От ее поцелуя ожило всё тело. И не только тело, но и где-то в области сердца тоже что-то шевельнулось.

Иисус! Иисус Христос и Мария Магдалина! Далила, Иезавель, Саломея, Юдифь, Ева! И все до одной были источниками неприятностей. Надо бы еще добавить в этот список Минерву Хайвуд.

Такая женщина, как она, может его погубить. Если он не погубит ее первым.

– Как мне вас называть? – горячо выдохнула она ему в ухо. – Когда... Когда мы занимаемся этим, как мне вас называть?

Он обеими руками вцепился в ее платье чуть ниже поясницы:

– Вы должны называть меня по имени. Колин.

Сперва она прошептала неуверенно:

– Колин. – А затем повторила с чувством: – О Колин! – и, целуя, прижалась раскрытыми губами к его виску.

Боже! Повтори она хоть сотню раз, ему не надоест это слушать.

Целуя, он прижимал ее к себе, согревая их обоих. Его руки блуждали по ее спине. Но, несколько раз пройдясь ладонями вверх-вниз, он не удержался и отважился спуститься ниже. Ведь Минерва задолжала ему право исследовать ее.

Так же, как она сейчас изучала его, он должен познать ее, проникнуть в ее мягкое, потайное местечко.

Виконт провел ладонью вдоль ее бедра, обхватил ягодицу, сжал на мгновение, а затем медленно заскользил по изгибу ее бедра выше, к впадине талии, потом по бесконечной цепочке ребер – Пэйн готов был поклясться, что насчитал их тридцать четыре или около того – и наконец коснулся мягкой округлости ее груди.

– Колин! – ахнула Минерва, и он понял, что зашел слишком далеко.

– Мин, я... – он прижался лбом к ее лбу, не зная, как извиниться, ведь он не сожалел о том, что произошло сейчас между ними. Ни на йоту.

Она отстранилась и удивленно уставилась на него:

– Я вас вижу!

Она произнесла это с таким благоговением, что на миг Колину подумалось, что их поцелуй исцелил ее дальнозоркость. Это и вправду было бы чудом, однако он был склонен в него поверить, ведь ему казалось, что этот поцелуй изменил и его самого.

– Здесь появился свет. Теперь мне вас видно. – Минерва отодвинулась и потянулась за очками.

И тут до Пэйна дошло, что она имела в виду. Ее силуэт больше не загораживал обзор, и виконт наконец тоже заметил, что начался отлив. Море отступило настолько, что обнажилась верхняя часть подводного входа, и в это отверстие, словно нить золотого шелка в ушко иглы, проник режущий глаза солнечный луч.

Колин недовольно охнул и загородил глаза ладонью.