Текст книги "Семь порочных дней (ЛП)"

Автор книги: Тесса Дэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Когда мелодичный звон бьющегося фарфора сменился полной тишиной, Минерва глубоко вдохнула, стараясь успокоиться.

– Колин, ты... – Она собрала волю в кулак и спросила: – Ты мог бы полюбить меня?

Он вперил в нее взор.

– Ради всего святого, не спрашивай меня об этом!

– Почему?

– Потому что я не могу тебе ответить. Что бы я ни пообещал, всё идет наперекосяк. Я даже не смог доставить в Шотландию гипсовый отпечаток лапы твоей ящерицы. Разве можно мне доверить столь драгоценную вещь, как твое сердце?

Завернувшись в одеяло, Минерва тоже поднялась и, подойдя к камину, встала напротив Колина.

– Если бы ты смог меня полюбить, остальное для меня было бы неважно. Ты достоин куда большего, чем научная премия в пятьсот гиней.

– Полагаешь? – Пэйн обвел язвительно-насмешливым взглядом великолепно меблированную комнату. – Да, мое состояние куда больше.

– Ты прекрасно понимаешь, что я не это имею в виду.

– Но я помогал тебе не ради денег. Я знаю, что это для тебя значило. Ты так сильно хотела попасть на симпозиум. Ты рискнула всем: своей безопасностью, репутацией, даже жизнью. А я разрушил твои мечты.

Минерва коснулась его запястья, заставив поднять взгляд.

– Ты их не разрушил. Ты помог мне выбраться из своей раковины, а для этого просто необходимо было устроить небольшой тарарам.

Колин нежно погладил ее щеку и прошептал:

– Мин.

Она улыбнулась и вытерла слезы.

– Несмотря ни на что, это было самая восхитительная, волшебная неделя в моей жизни. Вот только жаль, что она так заканчивается.

– Я знаю, знаю. Это как-то неправильно, да? – Колин в волнении взял кочергу и помешал угли в камине. – У меня возникла такая мысль... Скорее, глупая надежда. Что на протяжении всего этого безумного, богатого на приключения путешествия мы писали нашу будущую историю.

Минерва коротко рассмеялась.

– Хочешь сказать, мы и в самом деле станем миссионерами на Цейлоне или прибьемся к бродячему цирку?

– Нет. Я не имею в виду, что мы предсказывали свое будущее. Я надеялся, что мы писали историю, которую после станем снова и снова рассказывать: под бокал вина за ужином или в скучные весенние дни, когда на улице еще слишком грязно, чтобы играть в шары на лужайке. Понимаешь, о чём я? Это была бы наша с тобой история, Мин. Мы вспоминали бы ее со смехом еще долгие годы и, может быть, даже поделились бы некоторыми ее эпизодами с нашими...

Пэйн осекся и вернул кочергу в железную подставку.

– С кем? – Сердце Минервы пропустило удар. – С нашими детьми?

Так Колин всё-таки мечтал о жизни с ней?

– Ты – самый умный человек из всех мне известных. Ты можешь взглянуть на причудливую дырку в земле и увидеть, как кипит жизнь в первобытном мире во всем ее разнообразии. Посмотри же на меня.

Ей всегда было несложно прочесть его мысли в этих полных огня глазах, похожих на бристольские алмазы.

– Скажи мне правду, – взмолился Колин. – Ты считаешь, мы сможем быть счастливы вместе?

Минерва подняла руки и запустила пальцы ему в волосы.

– Честно?

– Честно.

– Когда я смотрю на тебя, думаю что-то вроде: «Один бог знает, какие испытания ждут меня на этом пути». – Улыбнувшись, она обхватила его за шею. – Но смелей, Колин! Некоторые женщины любят сюрпризы.

– Раз так, – с угрозой произнес он, одним быстрым движением схватив Минерву. – Сюрприз!

Глава 30

Колин притиснул Минерву к стене, жадно сжимая в объятиях, покрывая страстными поцелуями лоб, щеки, губы.

Ему нужна эта девушка. И немедленно!

Он начал торопливо расстегивать пуговицы на ее сорочке, просто отрывая те, что не поддавались сразу. Вскоре тонкое льняное одеяние упало к ее ногам.

– Минерва!

Упершись руками в стену, Пэйн с громким вздохом прижался к ее нагому телу, коленом раздвинул ей ноги и, сходя с ума от желания, начал целовать и ласкать ее шею.

Из груди вырвался стон:

– Ты нужна мне, Мин! Так нужна!

– Я здесь, – выдохнула она, обнимая Колина за плечи. – Я твоя.

«Я твоя!» Нахлынувшие чувства отдались сладкой болью в сердце. Но Пэйн не оторвал рук от обоев, не решаясь прикоснуться к Минерве – лишь подался назад, чтобы посмотреть на нее в восхищении.

Минерва потянулась к нему:

– Колин!

– Подожди! – Его голос дрожал от желания. – Позволь мне полюбоваться тобой.

Она прижалась спиной к обоям, открываясь его взгляду. Колин раньше и не представлял, что женщина может быть настолько прекрасной.

На фоне обоев тело Минервы сияло, словно написанное фламандским живописцем. Ее безупречная кожа заставила бы и фарфоровую пастушку расплакаться от зависти. А груди...

Колин не смог придумать подходящее сравнение, но при взгляде на них его член тут же стал твердым, словно паркет. Эти груди возбуждали его так же безумно, как и тогда, когда он узрел их впервые на постоялом дворе в Лондоне.

Колин проложил дорожку из поцелуев по изящной шее Минервы, приласкал ее грудь, а затем встал на колени. Его губы несколько раз нежно прикоснулись к пупку партнерши и скользнули к ее бедру, чтобы нанести ей продолжительный приятный визит между ног.

Он развел ее бедра, внимательно разглядывая темные кудряшки.

– Я ждал этого целую вечность!

Минерва нервно рассмеялась.

– Мы путешествуем всего неделю.

– Мне это кажется вечностью. – Колин раздвинул ее влажные складочки и обвел большим пальцем набухший чувствительный холмик. – Ты себе даже не представляешь... Ты не представляешь, как долго я тебя ждал!

Чтобы не слишком шокировать Минерву, в качестве вступления он лишь коротко, сдержанно поцеловал ее между бедер. Затем, положив себе на плечо ее ногу, он раздвинул складочки еще шире и припал к ним губами.

Минерва полузадушено вскрикнула:

– Колин!

– Ш-ш! – выдохнул он, не поднимая головы. – У тебя была возможность исследовать каждый дюйм моего тела. Теперь настала моя очередь.

И он занялся тщательными изысканиями, нежно, осторожно лаская ее языком. Дыхание Минервы стало прерывистым. Она выгнула бедра и уперлась пяткой в плечо Колина, притягивая его ближе.

«Да. Вот так, – подумал он. – Обними меня крепче. Заяви на меня права. Сделай меня рабом своего наслаждения».

Но еще рано дарить ей полное удовлетворение. Не сейчас. Колин продолжал дразнить Минерву легкими прикосновениями языка, пока она сама не начала помогать ему нетерпеливыми движениями бедер, издавая страстные стоны.

– О Колин! О боже!

Как бы кощунственно это ни было, но ему понравилось, что в своей вселенной она поставила на первое место его, а потом уже Всевышнего, пусть лишь на краткий миг.

– Да, дорогая? – пробормотал он между двумя медленными, томными прикосновениями своего языка между ее ног.

– Мне... Мне кое-что нужно...

– Это? – он погрузил язык глубже.

Она вздрогнула, ахнула:

– Еще! – и вцепилась ему в волосы.

Не в силах больше ждать, Колин встал, торопливо спустил с себя брюки, стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Обеими руками сжав ягодицы Минервы, он притиснул ее к стене, приподнял, пристально вглядываясь в лицо, чтобы прочесть все отражающиеся на нем чувства.

– Ты хочешь меня, Мин?

– Да.

– Я нужен тебе?

– Да.

Она извивалась от страсти, готовая принять его в себя.

– Ты любишь меня? – Его голос настолько охрип от желания, что эти слова застряли в горле. Колин вошел в нее и пробормотал: – Люби меня. – И добавил, сопровождая каждое слово толчком бедер: – Люби. Меня.

– Да. – Она застонала от наслаждения. – Да.

Размеренно двигаясь внутри нее, он твердил:

– Люби меня. Никогда не переставай меня любить, слышишь? Так хорошо тебе не будет больше ни с кем – только со мной. Только со мной.

– Колин! – Минерва впилась в его плечи ногтями и, оттолкнувшись от стены, приблизила свое лицо к его лицу. Ее язык торопливо, жадно коснулся его языка.

– Я люблю тебя. Прекрати болтать!

Она права.

Пэйн снова прижал ее спиной к стене. Хватит разговоров! Сейчас нужно только сливаться в объятиях и целоваться – глубоко, страстно, горячо, сгорая от этого отчаянного, подсознательного стремления сблизиться всеми возможными способами.

Внезапно тело Минервы напряглось и выгнулось. На пике наслаждения она вцепилась в Колина, закричав у самого его уха.

На этот раз Пэйн не вышел из нее. Даже захоти он сейчас это сделать, всё равно был бы не в силах. Несколькими яростными толчками он тоже взлетел на вершину удовольствия.

Излив семя, Колин ощутил острую, всепоглощающую радость, которую еще никогда не испытывал. Он словно вышел из собственного тела и, подхваченный смерчем, на мгновение оказался в странном темном месте, исполненный блаженства. Но вскоре легкая, успокаивающая ласка Минервы вернула его обратно.

Эта девушка всегда возвращает его из темноты. Да и как иначе? Ведь она владеет его сердцем.

– Минерва! – Дрожащий, выдохшийся, Колин уткнулся лицом в ее шею. – Мне нужно кое о чем тебя спросить.

– Правда?

– Да. Это очень важный вопрос. Я не задавал его ни одной женщине. Хочу, чтобы ты как следует подумала, прежде чем ответишь.

Она кивнула.

– Когда закончится всё это безумие и я благополучно верну тебя домой... Как ты считаешь, ты могла бы счесть возможным... – он тяжело сглотнул и поднял на нее глаза, – позволить мне ухаживать за тобой?

Минерва приоткрыла рот от удивления.

– Ты... ты хочешь ухаживать за мной?

– Да. Очень. Больше всего на свете.

– Ты хоть осознаешь, что в данный момент находишься внутри меня?

– О да, еще как осознаю!

Ее пальцы зарылись в волосы на его висках.

– То есть, если можно так выразиться, лошадь уже прошла в ворота Тебе не кажется, что в такой ситуации официальные ухаживания будут лишними хлопотами?

Губы Минервы озадаченно искривились. Поцеловав их, Колин возразил:

– Вовсе не хлопотами. И я полагаю, надо обязательно так поступить. Ты заслуживаешь ухаживаний, Мин: цветов, пикников, прогулок в парке и всего остального. И я подозреваю, что из меня выйдет отменный ухажер.

– Я в этом не сомневаюсь, но...

– Сезон скоро будет в самом разгаре. – Колин осторожно отстранился и поставил Минерву на ноги. – Я сумею убедить твою матушку отправить тебя в Лондон, чтобы я мог щедро дарить тебе свое внимание перед всем высшим светом.

– Как же мы сможем это устроить после того, как вернемся необвенчанными из нашего скандального путешествия? Даже если твой кузен за нас заступится, всё равно поползут дурные слухи.

Колин цокнул языком.

– Если пойдут сплетни и нам откажут в благословении замшелые старухи-патронессы из Олмака (55), что из того? Во многих других местах нас будут принимать с удовольствием: на балах в опере, в театрах. Наш роман будет на устах у всего Лондона.

– Да уж, могу себе представить. Все будут гадать: что подсыпала тебе в вино эта неуклюжая ученая педантка, чтобы тебя одурманить.

– Нет! Не говори так! – Он коснулся подбородка Минервы. – Терпеть не могу, когда ты говоришь о себе плохо! Я бы покарал любого, кто посмел бы тебя оскорбить, но не знаю, как защитить тебя от себя самой. Так что прошу, окажи мне услугу: не говори так, ладно?

– Ладно.

Ее нижняя губа задрожала. Колин нежно провел по ней пальцем.

– Мне доставит такое удовольствие баловать тебя! Ты почувствуешь себя королевой. Я сделаю всё, чтобы тебя завоевать.

– Но разве ты не понимаешь... – Любовь засияла в ее карих глазах. – В этом нет нужды. Я ведь сказала: я твоя.

Он подхватил Минерву на руки, отнес обратно к камину и усадил на ковер. Ее сорочка была смята и изорвана, поэтому Колин взял свою рубашку, помог Минерве ее надеть и расправил темные локоны вокруг ее лица. В рубашке она выглядела очень соблазнительно: глаза блестели, на щеках играл прелестный румянец, вырез пикантно приоткрывал ничем не стесненные груди.

Боже, как ему нравилось смотреть на нее вот такую, растрепанную! Сердце и чресла убеждали Колина немедленно жениться на этой девушке, чтобы наслаждаться созерцанием ее каждый день и каждую ночь. Но в кои-то веки он собирался позволить принять решение своему рассудку. Каждый раз, когда он действовал под влиянием порыва, даже его самые благие намерения оборачивались для других неприятностями. Поспешная свадьба, хоть и казалась такой соблазнительной, была неподходящим выходом из положения.

Колин надел брюки и сел перед камином рядом с Минервой, скрестив ноги.

– Ты такая юная... – начал он.

– Всего на пять лет младше тебя. Когда моя мать вышла замуж, ей было семнадцать, а отцу сорок три.

– Ты еще совсем юная, – настойчиво повторил Пэйн. – А эта неделя была, мягко говоря, бурной. Я хочу дать тебе время, чтобы ты убедилась в своих чувствах, вернувшись к привычной жизни.

– Я уверена в своих чувствах.

– Ты заслуживаешь, чтобы за тобой ухаживали и другие мужчины, чтобы у тебя был выбор, прежде чем ты свяжешь свою судьбу с кем-то одним, тем более с таким ничтожеством, как я. Тебе стоит внимательнее присмотреться к сэру Алисдэру – в конце концов, у него, возможно, и не так уж много бородавок.

Минерва прикоснулась к лицу Колина.

– Я люблю тебя. И ничто не сможет это изменить.

– Моя милая, дорогая девочка!

Он крепко сжал ее в объятиях.

«Я люблю тебя. И ничто не сможет это изменить». До чего же хотелось поверить этому отважному и твердому заявлению, вырезать его на камне, вытатуировать на своем теле, выложить мозаикой на полу в этой комнате. Евангелие от Минервы. В нем можно не сомневаться. Но Колин слишком многое узнал из своего опыта и от этой девушки – она еще так мало видела в жизни. Его измученная душа жаждала уверенности. Ради этого стоило потерпеть несколько месяцев. Уж кому как не Минерве знать, насколько важны испытания для подтверждения научной теории.

– Если то, что ты говоришь, правда... – он отстранился, чтобы заглянуть в ее прекрасные темные глаза, – тогда нам не повредит немного подождать, правда? – Пэйн погладил Минерву по щеке, силясь улыбнуться. – Я нередко принимаю внезапные решения. Обычно всё заканчивается не лучшим образом. Когда я поведу тебя к алтарю, хочу, чтобы все – в том числе и мы с тобой – знали, что это – не прихоть, необдуманная и поспешная. А еще я хочу справить свадьбу не раньше моего дня рождения, чтобы никто не подумал, что я женился на тебе лишь ради права распоряжаться своим состоянием.

– Не раньше твоего дня рождения? Ты предлагаешь нам жить врозь долгие месяцы?

Колин кивнул.

– Да, именно так.

– А как же насчет ночей? Как ты собираешься их проводить? – Она тяжело сглотнула. – Не думаю, что смогу вынести, если ты...

Он запечатал ей уста поцелуем.

– Мы должны подождать со свадебными клятвами, но торжественно обещаю тебе здесь и сейчас, – Пэйн взял руку Минервы и прижал к своей груди, – что до конца своих дней не проведу ни одной ночи в объятиях другой женщины. Не стану притворяться, что ожидание нашего воссоединения дастся мне легко, но я как-нибудь справлюсь. Мне будет намного легче противостоять тьме, если впереди меня будешь ждать ты, словно прекрасная путеводная звезда.

На ее лице отразилось разочарование, и Колин возненавидел себя за то, что стал тому причиной. Но сейчас как никогда он должен был сделать всё правильно. Если для этого понадобится не торопить события и продвигаться вперед со скоростью морской улитки – так тому и быть.

– Не переживай. Ты сама убедишься, что это – идеальный вариант. У нас будет всё не так, как у всех, а наоборот. Посуди сама: сначала мы сбежали, потом занялись любовью, затем перейдем к ухаживаниям. А когда состаримся и поседеем, возможно, доберемся наконец и до флирта – будем смотреть друг на друга влюбленными глазами поверх плошек с жидкой овсянкой. Нам станут завидовать даже пары вдвое моложе нас.

Минерва улыбнулась.

– Ох, Колин! Видели бы меня сейчас все женщины Англии! Как бы они мне позавидовали!

– И еще пяток-другой девиц из Шотландии. Не забывай, что я вырос рядом с шотландской границей.

Он отпустил эту шутку беспечно, не задумываясь, но внезапно его охватило сильное волнение.

Шотландия совсем рядом!

Выражение лица Колина мгновенно переменилось: теперь на нем отражалась холодная решимость вместо любви.

Пытаясь вновь прочесть в его глазах нежность, Минерва игриво, чувственно провела рукой по груди Пэйна, но это не помогло.

Он вскочил на ноги и протянул руку.

– Идем, скорее!

– Куда? Зачем?

– Объясню по пути. У нас мало времени.

Колин помог изумленной Минерве встать и начал собирать их одежду, разбросанную по гостиной.

– Комнаты для тебя, должно быть, уже готовы. Твои чемоданы подобрали на дороге и принесли. Я провожу тебя в твои покои, а затем пошлю горничную, чтобы помогла тебе принять ванну и одеться.

– Посреди ночи?

Колин бросил взгляд на открытое окно.

– Скоро рассветет.

Обняв Минерву за талию, он привлек ее к себе и вывел из гостиной. Торопливо поднимаясь на второй этаж по ступеням широкой, плавно закругляющейся лестницы, Минерва старалась не думать о том, что крадется босиком, на цыпочках, одетая лишь рубашку Колина, по одному из самых больших и старинных особняков Англии, являя свои видом воплощенный скандал.

Но ведь однажды она станет хозяйкой этого дома. Возможно. Если ухаживания Колина пройдут гладко.

Боже, она совсем сбита с толку!

– А чем ты займешься, пока я принимаю ванну и одеваюсь?

– Тем же самым. А потом позабочусь о том, чтобы запрягли лошадей.

– Лошадей?

– Да. Нам надо ехать как можно скорее. – Пэйн остановился. – Которая же дверь? А! Эта! Вот твои комнаты.

Он ввел спутницу в изящную гостиную, декорированную в кремовых и серо-зеленых тонах.

– Колин, мы ведь только приехали и уже много дней толком не спали. Разве нельзя хоть немного отдохнуть перед тем, как снова куда-то спешить сломя голову? Это самая красивая комната из всех, что я видела.

Минерва окинула ее взглядом, восхитившись резными карнизами, и довольно вздохнула, когда усталые ступни утонули в ворсе роскошного ковра.

– И ты прекрасно в ней смотришься. – Оставив Минерву стоять посреди гостиной, он отдернул шторы – серебристое сияние зари уже начало пробиваться сквозь огромные, от пола до потолка, окна. – Вот твоя туалетная комната, – Пэйн указал на открытую дверь. – За ней – спальня. Надеюсь, когда мы приедем сюда в следующий раз, ты сможешь изучить ее получше. – Он миновал пару закрытых дверей. – Ванная. Гардеробная.

Минерва закрыла глаза и снова их открыла.

– Колин, куда ты собираешься меня отвезти?

– В Шотландию, на симпозиум.

– Но... уже поздно, ведь он состоится сегодня.

– Знаю. Вот почему нам надо поторапливаться. Мы и так не успеем к началу – тут уж ничего не поделаешь.

– А на чем мы поедем? Хватит с нас путешествия в каретах.

Она помнила, какие страдания испытывал вчера Пэйн в перевернувшемся экипаже, и ни за что не согласилась бы еще раз подвергнуть своего спутника таким испытаниям.

– У меня есть план, – заявил он. – Вот увидишь.

– Но Франсина...

– Всё еще существует. Неважно, что случилось с гипсовым слепком, ведь отпечаток в камне по-прежнему на месте. Она оставила свой след в этом мире. – Колин подошел и взял Минерву за руки. – И ты оставишь, Мин! Может, приз тебе и не вручат, раз ты не сможешь предъявить слепок с лапы Франсины на симпозиуме, но ты попадешь туда и произведешь на всех впечатление!

Она и не знала, что на это сказать.

В дверях ванной комнаты появилась горничная и, негромко кашлянув, присела в реверансе.

– Миледи, ванна готова.

Колин кивком отпустил служанку и сжал ладони Минервы.

– Мы уже проделали такой долгий путь и не должны сейчас сдаваться. Эту историю мы впоследствии будем рассказывать своим детям, внукам, друзьям, гостям за ужином, и она должна закончиться не поражением, а твоим триумфом.

Он поднес ее ладони к губам и по очереди их поцеловал.

Это растрогало Минерву.

– Просто доверься мне, позволь доставить тебя на симпозиум, а затем сделай так, чтобы я тобой гордился.

Час спустя Минерва, одетая в свое лучшее дорожное платье из темно-зеленой саржи, стояла на парадном крыльце Риверчейза. Ей хотелось надеяться, что на ее лице читается уверенность, хотя она вовсе ее не испытывала.

– Мы отправимся в Эдинбург на этом?!

Она вгляделась в стоящий на подъездной аллее в рассветной дымке фаэтон. Никогда раньше не встречались ей коляски с такими высокими рессорами, такой роскошной обивкой и такой яркой расцветки. Узкое сиденье, рассчитанное всего на двоих – кучера и пассажира – располагалось не менее чем в шести футах от земли. Этот небольшой спортивный экипаж был запряжен парой самых красивых, горячих вороных коней, каких только могла вообразить себе Минерва. Они скорее походили на племенных рысаков, чем на тягловых лошадей.

– Это небезопасно!

– Да уж, сей фаэтон явно не для семейных поездок.

Первый луч солнца отразился от его корпуса, покрытого бледно-желтым лаком, и Минерва поморщилась.

– Он будет светиться в темноте.

– Экипаж слишком яркий и вульгарный. – Колин натянул ремень кожаной сбруи, чтобы проверить его крепость. – Но это самое быстрое транспортное средство во всей Англии. Я выиграл его в карты несколько лет назад.

– Выиграл? Ты хоть умеешь им управлять?

Пэйн пожал плечами и улыбнулся.

– Разберемся.

Минерва с опаской подошла к фаэтону, но заставила себя преодолеть страх – ведь Колин поверил в нее всем сердцем. Надо быть достойной такого доверия.

С помощью грума она кое-как вскарабкалась на сиденье. Лошади затанцевали на месте от нетерпения, и коляска закачалась на рессорах, отчего сразу закружилась голова.

«Только не смотри вниз!» – мысленно приказала себе Минерва и, разумеется, тут же поступила наоборот. Разве она когда-нибудь следовала таким запретам?

Взобравшись в экипаж, Колин сел рядом с ней, опустил поля шляпы и взял в руки поводья.

– До Эдинбурга семьдесят три мили. Если погода не подведет, на этом фаэтоне мы легко сможем делать по двенадцать миль в час. А коли поднажать – то и все пятнадцать. Если повезет, прибудем к полудню. Мин, мы и в самом деле сможем это сделать. У нас получится!

Минерва кивнула, взяла его под руку и, сглотнув ком в горле, спросила:

– Колин... Так ты умеешь управлять этой штукой?

Он улыбнулся.

– Ты уже спрашивала.

– Но ты не ответил.

Пэйн перевел взгляд на дорогу и тронул поводья, пустив коней шагом.

– Не люблю ездить в закрытых каретах. Иное дело – самому управлять лошадьми!

Едва они вывернули от крыльца на подъездную аллею, Колин подхлестнул коней, чтобы перевести их на легкий галоп. Те не побежали – полетели, словно птицы.

– Ой! – Ветер подхватил изумленный смешок Минервы и понес его по пролетающим мимо окрестностям Риверчейза.

«Теперь ясно, что чувствует выпущенная из ружья пуля», – подумала она.

Влекомый парой величавых, изящных животных, фаэтон промчался по прямой подъездной аллее, словно ангельская колесница. Благодаря отличным рессорам выбоины на дороге почти не ощущались.

В конце аллеи Колин чуть притормозил лошадей, а затем легко и умело заставил их повернуть на проезжий тракт. Казалось, этот человек родился с поводьями в руках.

Минерва придвинулась ближе, чтобы перекричать шум ветра и стук копыт.

– Насмешник! Так ты, оказывается, умешь управлять фаэтоном!

– Я – член клуба Четырех коней (56), ужасно модного нынче в столице, – крикнул виконт в ответ.

Придерживая рукой шляпку, Минерва рассмеялась, слишком опьяненная скоростью и бьющим в лицо ветром, чтобы рассердиться. Ну разумеется, этот повеса состоит в каждом клубе, готовом принять его в свои члены: клуб джентльменов, клуб боксеров, клуб азартных игроков, клуб искателей приключений. Так почему бы ему не записаться еще и в клуб возниц?

Такова его жизнь в Лондоне: все эти клубы, приятели, дорогие развлечения. И женщины...

Водоворот мыслей в голове вращался быстрее, чем колеса их фаэтона, направляющегося на север. Просьба Колина разрешить ему ухаживания, определенно, потрясла Минерву. Значит, она станет появляться на балах и в опере под руку с красивым щеголем лордом Пэйном? Стоило это представить, и сердце сразу начинало биться чаще. И она верила, что виконт к ней неравнодушен – он не стал бы об этом лгать.

Ради нее Колин сейчас сломя голову мчит в Шотландию – ну конечно, он ее любит!

Хотя с другой стороны, недавно Пэйн потратил полдня, весело и с огоньком помогая крыть коттедж соломой, но он ведь не собирается заниматься этой черной работой всю оставшуюся жизнь. Так может, его внезапно вспыхнувшее влечение к Минерве всего лишь вызвано необычными обстоятельствами, в которые они попали?

И если она не уверена в том, что Колин испытывает к ней нежные чувства, то, может, и он сомневается в ее любви к нему?

А вдруг Пэйн просто считает, что Минерва не сможет достойно исполнять обязанности виконтессы? И разве можно его за это винить? Господи, достаточно вспомнить его великолепный дом и огромное имение! Кто поверит, что она сможет когда-нибудь стать их хозяйкой? Минерва уже оставила после себя беспорядок в гостиной, а дождевая вода, натекшая с ее платья, залила весь ковер в вестибюле! Слуги наверняка ее возненавидят.

Мозг терзали сомнения. Колин, должно быть, тоже обеспокоен. Он ведь сам признался в своих колебаниях. Именно поэтому виконт хочет подождать. С его стороны это мудрое и предусмотрительное решение, но почему оно пугает Минерву?..

Трижды путешественники останавливались, чтобы сменить лошадей и перекусить, торопясь скорее продолжить путь. Проносящиеся мимо пейзажи полнились буйством зелени и сливались в плавные изгибы, напоминая, распростертую богиню Весны, просыпающуюся после зимнего сна. И, словно в противоположность ей, пронизывающий ледяной ветер терзал путешественников с жестокостью злой ведьмы.

Минерва ежилась и куталась в плед, пытаясь согреться, но когти холода проникали даже под теплую ткань. Когда дорога стала менее извилистой и Колин смог немного ослабить поводья, он привлек спутницу к себе, обняв за плечи. Прижавшись к его боку, успокоенная уже ставшими привычными теплом и запахом этого мужчины, она смотрела, как затянутые в перчатки руки уверенно правят упряжкой.

Затем Минерва крепко обняла Пэйна за талию и подумала: «Неважно, что случилось сегодня или что ждет нас впереди. Это мгновение стоит любых испытаний»...

Они добрались до Эдинбурга как раз к полудню, когда солнце уже достигло зенита.

– Мы почти на месте, – сказал Колин, снова взбираясь на козлы после того, как спросил дорогу у встречного торговца. – Ты готова к своему триумфу?

– Я...

Минерва замялась. На языке вертелся ответ: «Не знаю, не уверена. Ведь они не подозревают, что я – женщина. Я потеряла все свои научные заметки. Без гипсового слепка моему рассказу о Франсине никто не поверит. Мне пришлось за полдня проехать семьдесят миль, и мои волосы, должно быть, в ужасном беспорядке. Надо мной будут смеяться. О боже! Я в этом не сомневаюсь!»

От ужаса всё внутри сжалось. Но Минерва не решилась озвучить свои страхи, вспомнив, что обещала Колину больше не говорить о себе плохо. Поэтому она сказала:

– Думаю, да. Когда ты со мной, я готова к чему угодно.

Пэйн остановил лошадей прямо посреди улицы.

– Уже приехали? – спросила Минерва, оглядываясь по сторонам.

– Не совсем. – Колин, коснувшись пальцем ее подбородка, повернул к себе ее лицо. – Просто я подумал, что не стоит делать это на крыльце Королевского геологического общества.

Он наклонился и поцеловал Минерву прямо на виду у всех прохожих. Этот поцелуй, исполненный нежности и страсти, развеял все тревоги, вытеснил их из ее сердца, переполненного любовью.

– Теперь тебе лучше? – спросил Пэйн, подбирая поводья.

Она кивнула, ощущая вернувшуюся уверенность.

– Да, спасибо. Именно это мне и было необходимо.

Проехав еще несколько минут по людным улицам, мощеным булыжником, Колин остановил фаэтон перед величественным кирпичным зданием, сунул поводья вместе с мелкой монетой мальчишке-прислужнику и помог Минерве высадиться.

– А теперь поспешим. Ты прибыла как раз вовремя, чтобы чуть опоздать, как принято в свете.

Рука об руку они взбежали по ступеням. Минерва была так озабочена тем, чтобы не споткнуться, наступив на собственный подол, что даже не обратила внимание на стоящего в дверях мужчину.

Однако низкий голос заставил ее и Колина остановиться:

– Прошу меня извинить, но куда это вы направляетесь?

______________________________

Примечания переводчика:

54) Олмак (Almack's Assembly Rooms) – один из первых лондонских клубов для высшего света, куда допускались как мужчины, так и жещины. Существовал с 1765 по 1871, затем был переименован в «Willis's Rooms». Здесь принимались лишь самые сливки общества – каждую среду в течение Сезона давались балы, именно тут знатные джентльмены подыскивали себе невест. Олмак управлялся комитетом, состоящим из самых влиятельных дам столицы, именуемых «патронессы Олмака». В 1814 году (в котором происходит действие в романе) было семь таких патронесс. В течение Сезона они встречались каждый понедельник и решали, кого принять в клуб, а кого лишить членства. «Одобренные» кандидатуры приобретали годовой «ваучер» на посещение Олмака стоимостью десять гиней. «Диктат» патронесс продолжался примерно до 1824 года, а затем правила приема в Олмак стали менее строгими.

55) Клуб Четырех коней – в те времена юнцы иногда подкупали возниц дилижансов, чтобы заполучить вожжи в свои руки, а затем с азартом гнали экипажи по ухабистым дорогам к ужасу пассажиров. В апреле 1808 года в Лондоне был организован клуб Четырех коней, в котором состояли молодые джентльмены, любившие быструю езду и желавшие доказать свое искусство в управлении фаэтоном, запряженным четверкой лошадей. Благодаря ограниченному членству (не более 30-40 человек), быть членом клуба стало привилегией – принимались только самые искусные и достойные. Строгие правила диктовали определенную одежду участников клуба, а также цвет фаэтона (желтый). К 1815 году популярность клуба стала спадать, в 1820 году он был распущен, ненадолго возродился в 1822, а в 1824 перестал существовать.

Глава 31

Минерва вздрогнула. Как же она не подумала о том, что ей будет нелегко попасть на заседание!

– Мы прибыли на геологический симпозиум, – заявил Колин. – Немного опоздали из-за несчастного случая, приключившегося в дороге. Если вы будете так добры и позволите нам пройти...

Седобородый джентльмен, не сдвинувшись с места, шлепнул ладонью по висящему на двери листу бумаги.

– Извините, сэр, но вход только для членов Королевского геологического общества.

Минерва шагнула вперед.

– Я – одна из них. Меня зовут М.Р.Хайвуд. Это имя должно быть в вашем списке.

– Вы?! – Бородач утратил невозмутимость, кровь прилила к его лицу. – Утверждаете, что М.Р.Хайвуд – это вы?

– Не просто утверждаю – я и есть мисс Минерва Роуз Хайвуд. Думаю, вы обо мне наслышаны. За прошедшие семнадцать месяцев в Журнале Королевского геологического общества опубликовано не менее пяти моих статей.

– Правда? – Колин погладил ее поясницу. – Целых пять статей? Это замечательно, дорогая! Я так тобой горжусь!