Текст книги "Семь порочных дней (ЛП)"

Автор книги: Тесса Дэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Минерва стояла перед Пэйном обнаженная, если не считать чулок с подвязками. Он провел рукой по ее ягодице, вниз, к бедру. Но вместо того, чтобы распустить ленту подвязки, как ожидала Минерва, Колин погладил тонкий шелк чулка и, притянув ее к себе, закинул ее ногу на свое бедро. Они снова слились в поцелуе. Пытаясь облегчить тупую боль в сосках, Минерва потерлась ими о голую грудь Пэйна.

Он застонал у ее губ и начал нежно ласкать ее между ног. Минерва почувствовала, как там сразу повлажнело, по внутренней поверхности бедер пробежал трепет.

Колин запустил до упора два пальца в теплую глубину, прижав ладонь к чувствительному холмику внизу живота Минервы. Ее тело тут же отозвалось на это со всей страстью. Она, постанывая, пыталась подстроиться под его движения, пока Пэйн нежно двигал рукой вверх-вниз.

Еще немного. Пик наслаждения уже так близко...

Но Колин вынул пальцы, отчего Минерва застонала от внезапного разочарования, взял ее на руки, уложил на кровать и произнес дрожащим от желания голосом:

– Проклятье! Знаю, что не должен вести себя, как эгоист. Мне следует сперва доставить удовольствие вам. Но я хочу быть внутри вас в тот момент, когда вы достигнете высшего блаженства.

Она не смогла ничего на это возразить и лишь смотрела, как Пэйн, усевшись на чемодан, снимает сапоги и бриджи. Едва возбужденный член соблазнительно выглянул из расстегнутого клапана на брюках, Минерва потянулась к нему. Колин, широко расставив ноги, позволил ей рассмотреть и погладить свою восставшую плоть, а затем схватил за запястье, и с хриплым смехом сказал:

– Дольше мне этого не выдержать.

– Тогда иди ко мне.

Произнеся эти слова, Минерва почувствовала себя дерзкой и соблазнительной. Она призывно изогнулась на кровати – словно приглашение, написанное бледно-розовым почерком.

Не теряя времени, Колин принял это предложение. Он лег между ног Минервы, раздвинул ее бедра и начал, дразня, тереться о низ ее живота своим напряженным органом, сводя партнершу с ума от удовольствия. А когда наконец приготовился войти внутрь, Минерва уже изнывала от желания принять его в себя.

– Ты такая влажная и тугая, – простонал он, медленно продвигаясь вперед.

Почувствовав боль, она не смогла сдержать вскрик. Глаза Минервы расширились, дыхание участилось.

Вот, наконец, это и случилось. Колин вошел в нее. Они занимаются любовью.

Это казалось восхитительным и пугающим одновременно. Минерву обуревали эмоции. Ее груди сплющились, придавленные твердой грудью Пэйна, сердце, казалось, вот-вот разорвется от переполняющей его пронзительной нежности. Но главное – между ног было чертовски больно.

«Колин знает, что делает, – мысленно успокоила она себя. – Наверняка я вот-вот почувствую себя замечательно».

Он подался немного назад, затем толкнулся глубже, растягивая тугую девичью плоть. Из своих исследований Минерва знала, что эта штука у Колина толще всего у основания. Чем дальше он продвигался, тем становилось больнее. Еще немного – и она не выдержит, попросит его прекратить.

Тяжело дыша, Минерва промолвила:

– Не могли бы вы остановиться? Всего на минутку.

Выругавшись, Пэйн прижался лбом к ее плечу.

– Я ненавижу себя за то, что причиняю вам боль, за то, что сотворил с вами такое. – Он поднял голову. – Боже, Мин, мне так жаль. Я отплачу вам за это, клянусь. Не знаю, чем, но... Я всё исправлю.

– Просто сделайте свое дело хорошо, – храбро улыбнулась она. – Надеюсь, это вам по плечу?

На лице Колина заиграла кривая самонадеянная улыбка.

– Уж с этим-то я, полагаю, справлюсь.

Остановив свое продвижение вперед и предоставив Минерве перерыв, о котором та просила, Пэйн, опираясь на локоть, обхватил пальцами одну из ее грудей и начал не спеша посасывать ее вершинку. С каждым движением его проворного языка, ласкающего чувствительный сосок, по телу Минервы пробегали волны блаженства.

Когда Колин переключил свое внимание на другую ее грудь, Минерва ощутила, что боль в том месте, где их тела соединялись, начала затихать. Ее внутренние мускулы расслабились вокруг мужского члена, вторгшегося в ее тело, а чувствительный, набухший бутон внизу живота требовал внимания и к себе. Повинуясь инстинкту, она приподняла бедра, подвигала ими, пытаясь потереться о тело Колина. У нее это получилось, но от этого движения тела их еще больше сблизились, его возбужденный орган проник еще глубже в ее лоно.

Минерва ахнула от внезапного удовольствия. Пэйн, ласкающий ее грудь, тоже застонал.

Вся боль ушла, забылась. Пытаясь повторить понравившееся ощущение, Минерва снова начала извиваться под Колином, а тот постепенно всё больше погружался в нее, причиняя сладкие муки, вознося партнершу к новым высотам наслаждения.

Продолжая прокладывать себе путь вперед, Колин обхватил рукой ягодицы Минервы и сильно прижал ее к себе.

– Вот так, милая. Уже лучше, не правда ли?

– Да, – прошептала она.

Он толкнулся в нее сильнее.

– Да! – Минерва вцепилась в его плечи. – О, как хорошо!

Уткнувшись лицом ей в шею, Колин пробормотал что-то вроде: «Слава богу!» – и перешел на размеренный ритм, с каждым выпадом продвигаясь еще немного вперед. Минерва ощущала, что он проникает так глубоко, как она и представить себе не могла, и всё же ее тело жаждет большего. Когда наконец Пэйн вошел в нее до предела, он на мгновение замер, сжимая ее в объятиях, и с горящими глазами выдохнул:

– Ты даже не представляешь себе, как долго я ждал этого, Мин!

Она коснулась его щеки.

– Я тоже.

Колин нежно поцеловал ее и возобновил свои толчки внутри нее. Минерва изгибалась ему навстречу, стремясь усилить ощущения. Она обхватила Колина ногами, тот скользнул еще глубже и теперь, казалось, достиг самого чувствительного, тайного, важного места в ее теле. С каждым дразнящим выпадом Пэйна из горла Минервы вырывался счастливый всхлип. Она вцепилась зубами в плечо виконта, а ногтями – в его спину.

Минерва взбиралась все выше и выше к пику наслаждения, пока наконец не рухнула вниз во всё ускоряющемся блаженном падении, а Колин, крепко сжимая ее в объятиях, всё продолжал двигаться внутри нее.

Его толчки усилились, стали чаще. Минерве нравилось ощущать, как напрягаются мышцы Пэйна, нравилось видеть, как сильно он ее хочет – это было написано на его лице, искривленном гримасой желания. Ей нравилось чувствовать, что он входит в нее – так глубоко, сильно, быстро, как ему угодно. Казалось, еще немного – и они сольются в одно существо.

Впрочем, если они не примут меры, одно существо вполне может появиться на свет.

Минерва выдохнула:

– Колин, мы должны быть осторожны.

– Знаю, знаю... – простонал он, снова делая глубокий и сильный выпад. – Просто с тобой это так сладко. Так правильно. Так хорошо. Так очень... очень... очень...

С гортанным рыком Пэйн вышел из партнерши и рухнул на нее, содрогаясь в ее объятиях. Его семя выплеснулось на ее живот, словно своего рода исповедь, раскрывающая жизненно важную сердечную тайну.

Минерва гладила Колина по спине, чувствуя, как постепенно выравнивается его тяжелое дыхание. В этот момент, молча и расслабленно лежа на ее груди, он казался таким спокойным – каким никогда не был прежде. «А правильно ли я... всё делала? – закралось в душу сомнение. – Может, я была не слишком подвижна? Или чересчур активна? Может, Колину хотелось бы, чтобы я стонала погромче, или держалась раскованнее, или вообще вела себя иначе?»

Минерва совсем уж было собралась извиниться и начать умолять дать ей второй шанс, но Пэйн вдруг перекатился на бок и произнес:

– О Мин! Это было невероятно! Я и помыслить не мог, что это будет так хорошо с... – Он нежно отвел волосы с ее лица. – С вами.

На ее глаза навернулись слезы облегчения и счастья.

Перевернувшись на спину и подложив руку под голову, Колин заявил:

– Знаете, может, не стоит об этом говорить, но попроси вы меня сейчас о чем угодно – обязательно получите.

– Правда? – хихикнула Минерва. – Всё, что угодно? Золото, серебро, жемчуг, рубины?

– Берите всё.

– А луну?

– Она ваша. Сейчас переведу дух и поймаю ее для вас. Заодно, если хотите, захвачу с неба несколько звезд.

Минерва прижалась к груди Пэйна.

– Не трудитесь. Ничто не сможет сделать этот момент еще лучше.

Но она солгала. Ей так хотелось набраться смелости и попросить его об одном: «Люби меня и позволь мне любить тебя».

Эти слова вертелись у нее на языке, но она не смела произнести их вслух. Безнадежная трусиха! Она смогла постучаться к Пэйну среди ночи и потребовать к себе уважения, смогла отправиться в путешествие через всю страну в надежде, что ее научное достижение будет отмечено. Но у нее не хватает смелости озвучить Колину свое самое заветное желание: так хочется, чтобы он полюбил ее – просто такую, какая она есть.

______________________________

Примечания переводчика:

51) Соверены и фунты – с 1816 года в Великобритании началась чеканка золотых соверенов, приравненных к фунту стерлингов (равному 20 шиллингам). Тут в романе имеет место историческая неточность, ибо его действие происходит в апреле 1814 года, когда такие монеты еще отсутствовали в обращении. Вместо них ходили золотые гинеи, за которые давали фунт и два шиллинга.

52) Пистолеты Финча – пистолеты, якобы сконструированные для британской армии персонажем из предыдущего романа этой серии – сэром Льюисом Финчем, отцом Сюзанны Финч, ставшей женой Брэма, кузена Колина.

Глава 23

Где-то в ночи завыла собака. Колин резко проснулся и сел в постели, дрожа и обливаясь потом. Затем он вскочил и распахнул дверь хижины, жадно вдыхая прохладный ночной воздух. Бешено колотящееся сердце начало понемногу успокаиваться. Пэйн оперся рукой о косяк двери, уперся в запястье лбом и зло выругался.

Женская ладонь осторожно прикоснулась к его спине и провела по ней в нежной ласке – не требующей ответов и не задающей вопросов, лишь дающей понять, что он не одинок.

– Могу я чем-то помочь? – помолчав, произнесла Минерва.

Колин покачал головой.

– Ничего не случилось – я просто немного застигнут врасплох. За последние несколько ночей я ни разу не просыпался и уж начал было думать, что...

– Что я стала для вас лекарством? – В ее голосе послышалась усмешка. – Я тоже на это надеялась, но, полагаю, глупо было так считать.

– Вовсе не глупо, – прошептал Пэйн, проведя рукой по волосам и собираясь с мыслями. – Наверное, всему виной эта хижина.

– Она слишком тесная и темная. Можно взять одеяла и устроиться под звездным небом или, раз уж мы все равно проснулись, опять пуститься в путь.

– Нет-нет. До рассвета еще далеко. Я смогу снова заснуть, но... – Колин потеребил в руках свой шейный платок, стер пот со лба, а затем добавил: – Кажется, мне хочется поговорить.

Эти слова удивили их обоих. Было ясно, что разговор пойдет вовсе не о погоде и не путешествии. Минерва сразу поняла, о чем речь.

– Конечно. – Она села в постели. – Мне зажечь лампу?

– Нет, не надо. – Через открытую дверь проникало немного лунного света. Он серебрил профиль Минервы и освещал ее темные глаза, сияющие участием. Этого было достаточно.

Колин усадил ее рядом с собой и зарылся лицом в густые, пахнущие жасмином волосы, не зная, с чего начать. Он никогда ни с кем не обсуждал ту ночь, тем более в подробностях, но годы молчания, кажется, не помогли. Наверное, пришло время попробовать выговориться. Надо это сделать, чтобы оставить прошлое позади, обрести власть над своими днями и ночами, сплести их воедино в некое подобие нормального, заурядного существования.

Именно такой жизни ему хотелось. А еще – чтобы ее частью обязательно была Минерва.

– Это будет неприятная история, – предупредил Колин. – Вы уверены, что хотите ее узнать?

Она теснее прижалась к его груди.

– Раз вы смогли ее пережить, я сумею найти в себе силы ее выслушать.

– Может, нам подождать наступления дня?

– Пожалуйста, если вы того желаете. Но если вы готовы говорить сейчас, я готова слушать.

Глубоко вдохнув, Пэйн перешел сразу к сути:

– Я понятия не имею, что стало причиной несчастного случая. Мы возвращались домой после визита к соседям. Ехать было недалеко. Лакеев с собой мы не взяли – только кучера. Я сидел спиной к нему, родители – напротив меня. Помню, сквозь охватившую меня дремоту я слышал, как они разговаривали о чем-то и смеялись. Кажется, мать поддразнивала отца за его чрезмерную мягкость характера. Под их беседу я уснул, а чуть позже проснулся от громких звуков.

Минерва обняла его за талию.

– Вы, наверное, сильно испугались в тот момент.

– Да. Я не знал, что происходит. Вокруг было темно, а наш экипаж куда-то падал. Меня сбросило с сиденья. Я понял, что карета перевернулась, а я внутри нее приземлился на дверь, поранив голову о задвижку.

– Вот тут, – Минерва коснулась пальцами шрама на его виске.

Колин кивнул.

– Кроме этого, кажется, других повреждений не было, но меня охватил ужас, потому что в карете было очень темно – словно кто-то завязал мне глаза, а еще пахло кровью... – В животе всё сжалось, и Пэйн замолчал, стараясь вернуть самообладание. – Запах был очень сильный, удушающий. Я позвал маму. Она ответила странным слабым голосом, что всё будет хорошо и главное, чтобы я ничего не боялся – скоро кто-нибудь придет и поможет нам. Она повторяла это снова и снова. Мне хотелось ей верить, но я знал, что она не может пошевелиться.

– А что кучер?

– Он был серьезно ранен – его отбросило с козел в сторону, но мы с мамой тогда не знали об этом. Мы лишь слышали, как хрипят и бьются в агонии лошади – это их ржание разбудило меня.

– А ваш отец?

– Погиб.

– Вы уже знали об этом?

– Нет, но мама знала. То, как они приземлились после опрокидывания кареты... – Он судорожно вздохнул. – Это не слишком приятная история, лапочка...

– Продолжайте, – она погладила его по плечу. – Я вас слушаю.

– Там был какой-то штырь. По сей день не знаю, то ли он служил деталью кареты, то ли торчал в канаве, куда рухнул наш экипаж: может, ветка, может, часть ограды... Но этот штырь насквозь прошел через грудь отца и вонзился в бок моей матери.

Минерва вздрогнула в его объятиях.

– Ох! О, Колин!

– Дальше было еще хуже. Пока мать утешала меня, я знал, что она жива. И даже когда она замолчала, не в силах больше говорить, я слышал ее громкое, хриплое дыхание. Но едва настала полная тишина, я чуть не сошел с ума. Я запаниковал. В поисках выхода я кричал и колотил по стенкам экипажа, пока не потерял сознание. А потом... – Пэйна захлестнули эмоции, но он усилием вернул себе присутствие духа. Раз уж они дошли до этого места в его рассказе, нужно выложить всё до конца. – А потом нас нашли бродячие собаки. Их привлек шум и запах крови. Они-то и прикончили раненых лошадей. Первую половину ночи я провел, крича и пытаясь выбраться наружу, а вторые полночи – молясь, чтобы дикие псы не забрались внутрь кареты.

– О боже! – Пэйн почувствовал, как на его кожу капнули горячие слезы Минервы.

– Простите, простите меня, – взмолился он, крепко обнимая ее.

Колин всегда понимал, что его история вызовет ужасные картины в воображении слушателя, и именно потому ни с кем ею не делился. Зачем он поведал обо всем Минерве!

– Мне жаль, что я рассказал вам об этом. Я не должен был этого делать.

– Конечно, должны! – Шмыгнув носом, она подняла голову. – Вы поступили абсолютно правильно. Подумать только: вы держали такое в себе столько лет! Это мне жаль. – Минерва обвила руками шею Колина и прижалась к нему. – Мне так жаль! Это выспренные слова, но даже их недостаточно, чтобы выразить мои чувства. Мне очень, очень вас жаль. Всем сердцем я желала бы, чтобы вам не пришлось пройти через такие страдания. Но я рада, что вы мне всё рассказали.

Пэйн зарылся лицом в ее волосы и на мгновение испугался, что сейчас заплачет, а потом понял, что даже если он разревется – в голос, хлюпая носом, сотрясаясь от рыданий, – Минерва не отшатнется от него. Может быть, она даже ожидает, что он уронит несколько слезинок, и готова утешать его, сколько потребуется, в своих нежных, дивно пахнущих объятиях.

Поэтому Колин решил не сдерживать слез. Но – вот странно! – плакать не хотелось.

По ком ему рыдать? По родителям? Да, он горевал из-за этой потери и очень по ним скучал. Но траур по родным уже закончился. В памяти остались лишь ужасы той ночи, страх и стыд – невысказанный, похороненный в глубине души.

– Долгие годы, – признался Колин, – я полагал, что сам во всем виноват. Если бы я не заснул, ничего бы не случилось.

Минерва ахнула.

– Но это не так!

– Я знаю.

– Разумеется, в этом нет вашей вины.

– Знаю.

– Вы были ребенком. Что вы тогда могли поделать?

– И сейчас, став взрослым, умом я это понимаю, но...

Но он никогда и не пытался избавиться от этого убеждения, словно обязательно нужен был кто-то со стороны, чтобы подтвердить его невиновность. Кто-то умный и рассудительный, кому можно доверять, потому что он всегда будет предельно честен. Такой человек, как Минерва.

– Это была не моя вина, – произнес Колин.

– Ну конечно, – подтвердила она.

Милая, дорогая Мин! С самого начала именно прямолинейность он любил в ней больше всего.

Она поцеловала его в подбородок. Пэйн глубоко вдохнул. Поразительно: до чего же легче стало на сердце! Так легко, что, кажется, разомкни сейчас мисс Хайвуд свои объятия – и он улетит в небо.

– Знаете, что? – сонно спросил он. – Я всегда думал, что смерть моих родителей достойна баллады. Они так сильно любили друг друга. Я понимал это, даже будучи мальчишкой. И кажется не случайным, что их жизни оборвались так поэтично: всегда вместе, до самой смерти. Признайте, в сей трагедии немало романтики.

Минерва промолчала в ответ, но Колин знал, что она не спит: ее пальцы перебирали его волосы. Он уже почти задремал, когда услышал:

– Я спою эту балладу, если вы напишете для нее слова.

В ту ночь она больше не сомкнула глаз. Ее ум и сердце переполняли эмоции. А еще Минерва была уверена, что Пэйн будет спать еще крепче, если она станет охранять его сон.

С первыми лучами зари, проникшими в хижину, Минерва вытянула над головой затекшую левую руку, чтобы разогнать кровь, а затем по привычке потянулась за своими очками.

Что-то пробормотав, Колин повернулся на другой бок, закинул на Минерву расслабленную руку и нащупал пальцами ее грудь.

О небо! Сердце пропустило удар, а затем сильно застучало, ощутив боль, схожую с той, когда погружаешь в теплую воду онемевшие от холода пальцы. Внезапно Минерве стало трудно дышать.

Подумать только! Она каждое утро первым делом протягивает руку за очками, потому что не может без них обойтись. А Пэйн сначала потянулся к ней!

Она не может его исцелить – и ни одной женщине это не под силу. Нельзя изменить события далекого прошлого. А вдруг Колину нужно не лекарство, а кто-то, кто может принять его со всеми недостатками и помочь, словно лупа, видеть окружающий мир отчетливо – как помогают в этом Минерве ее очки?

Еще час назад она сочла бы такую мысль абсурдной. Но в первых лучах утреннего солнца казались возможными любые нелепицы. А потому на мгновение захотелось помечтать, вообразить себе, каково это было бы: просыпаться рядом с Колином каждое утро, чувствуя себя необходимой ему.

К тому времени, когда Пэйн снова пошевелился и, проснувшись, начал покрывать щеки Минервы поцелуями, ей уже так сильно хотелось быть той, кого он обнимал бы, засыпая, и первой, к кому тянулся бы по пробуждении, ища близости и душевного равновесия, что в глубине души она почувствовала горечь разочарования.

Не желая объяснять, почему успела так разволноваться еще до завтрака, она отвернулась от Колина. Он тут же с нежностью обнял ее сзади, подчеркнув тем самым различия в их анатомии: его твердая грудь прижималась к спине Минервы, а жесткие волоски на его ногах щекотали ее гладкие бедра.

Скользнув под простыни, рука Пэйна собственнически пропутешествовала по всем изгибам его спутницы, обвилась вокруг талии и придвинула Минерву еще ближе. Теперь его пульсирующий, возбужденный член упирался в ее поясницу.

– Мин, – прошептал Колин, уткнувшись ей в шею носом. – Ты мне снова нужна. Ты примешь меня в себя?

Она молча кивнула и собралась было повернуться к нему, но виконт приподнял ее ногу и втиснул свое мужское достоинство между ее бедер.

Минерва озадаченно напряглась.

– Всё в порядке. – Пэйн поцеловал ее в шею, его пальцы скользнули к животу партнерши, а затем – ниже. – Разреши мне показать тебе, как это делается.

Он начал искусно и терпеливо ласкать Минерву между ног, пока она не почувствовала, что не только готова к соитию, но и отчаянно этого хочет.

– Люби меня! – взмолилась она, зная, что в такой момент ничем не рискует, произнося эти слова.

Колин поудобнее передвинул бедра Минервы и вошел в нее. Она еще ощущала легкую болезненность внутри после предыдущего раза, но Пэйн был нежен: держа партнершу в объятиях, он двигался медленно, размеренно. Чувствуя, как их сладкий пыл усиливается, она расслабилась, подстроившись под его ритм.

Положив ладонь на ее грудь, Колин сжал сосок, затем его рука перекочевала ниже. «Да! Коснись меня там!» – мысленно взывала к нему Минерва.

Пэйн понял, чего она жаждет, и начал ласкать ее самое чувствительное местечко. Вскоре Минерва вздрогнула от сладкой судороги, а из горла вырвался крик наслаждения. Дождавшись, когда пик ее блаженства спадет, Колин вышел из нее, и несколькими сильными толчками между ее бедер тоже достиг разрядки, издав глухой рык.

– Доброе утро, – улыбнулся он ее затылку.

– А оно точно доброе?

Тон его голоса изменился:

– Вы так не думаете? Вы жалеете о том, что мы...

Набравшись храбрости, Минерва повернулась к Пэйну лицом.

– Нет. Я ни о чем не жалею. Но на всякий случай хочу вас уверить, что у меня нет никаких ожиданий на ваш счет.

«Лишь надежды – нелепые, смутные», – добавила она про себя.

Виконт удивленно воззрился на нее.

– У вас нет никаких ожиданий?

Кажется, придется ему растолковать.

– То, что произошло между нами, замечательно. Но не хочется, чтобы вы думали, что я рассчитываю на что-то еще.

– Надо же, – холодно сказал Пэйн, – до чего щедро с вашей стороны!

– Разве вы не рады это слышать?

Минерва не могла взять в толк, почему в его голосе звучит раздражение.

Перекатившись на спину, Колин потер переносицу.

– Даже не знаю, кого из нас вы больше оскорбили. После того, что случилось прошлой ночью, вы просто обязаны рассчитывать...

– На что? – она сглотнула ком в горле.

– На меня.

– Я полагала, вы – один из тех, кто предпочитает вовсе не иметь ожиданий. Разве не это ваше жизненное кредо? Вы сказали, что ожидания ведут к разочарованиям, и если ничего не ждешь от жизни, то она всегда преподносит тебе сюрпризы.

Пэйн рассмеялся.

– В таком случае... – Он повернулся к Минерве, и его глаза сверкнули огнем. – В таком случае вас ждет сюрприз. – Он поцеловал кончик ее носа. – Я женюсь на вас.

Глава 24

«Что ж, – подумал Колин, – у меня, определенно, получилось удивить мисс Хайвуд». Правда, он не мог сказать точно, относился его сюрприз к разряду приятных или неприятных. Скорее, ко второму.

На лице Минервы не дрогнул ни один мускул, но ее черные ресницы захлопали за стеклами очков, словно два веера.

– Женитесь? На мне?

Пытаясь не обидеться на ее слова, Пэйн пояснил:

– Должен признаться, ваш ответ не похож на восхищенное, радостное согласие, которое мужчина желает услышать в ответ на предложение руки и сердца.

– Но как вы можете этого ожидать, когда ваше предложение вряд ли назовешь пылким и прочувствованным? Я даже не уверена, считать ли это предложением вообще.

– Вполне откровенно, – признал Колин и добавил более легкомысленным тоном: – Даю вам время подумать. А сейчас пора вылезать из постели. Нам надо поторапливаться, если нынче вечером мы хотим попасть в Йорк.

Он сел в кровати.

– Подождите! – Минерва схватила Пэйна за руку. – Я совсем запуталась. Это что, вроде тех глупых дуэлей, которые джентльмены устраивают напоказ? Вы с утра пораньше выпаливаете неожиданное, непонятное мне предложение руки и сердца, чтобы таким образом ваша честь осталась незапятнанной?

– Нет, всё вовсе не так. Я всерьез хочу на вас жениться.

– Но я думала, вы дали зарок избегать брачных уз.

Колин пожал плечами.

– Мне помнится, вы тоже не собирались замуж.

– Вот именно! Я оценила ваш красивый жест. – Она закусила губу. – Думаю, да. Но я не выйду за вас лишь из-за того, что в вас внезапно проснулась совесть. Мы ведь оба с самого начала знали, что моя честь после этого путешествия будет загублена.

– Предполагалось, что это будет лишь так выглядеть. Но теперь вы и в самом деле обесчещены.

– Вообще-то, я не чувствую себя таковой. – Минерва сконфуженно улыбнулась. – Вот только кое-где немного побаливает. Вы считаете, что вчера ночью совершили серьезную ошибку?

Пэйн дотронулся до ее щеки.

– Боже, нет! Ни в коем случае!

Обшаривая взглядом красивое, милое лицо Минервы, он подумал, что после ночи любви с этой девушкой в его душе что-то словно наконец исправилось.

– Ну так в чем же дело? О чем же вам тогда размышлять?

Она села в постели. При этом одеяло сползло ей на бедра.

У Колина захватило дух. Проклятье! Минерва выглядела точно так, как в их первую ночь. Ее очки соскользнули на кончик носа, распущенные волосы разметались по плечам, обнаженная грудь искушала своим совершенством, манила дотронуться.

Он глухо застонал.

– Я думаю о том, – заявил Колин, – что случившееся прошлой ночью было неизбежно. И мне следовало понять это еще в тот день, когда мы покинули Спиндл-Коув. Я думаю, что как джентльмен я должен немедленно прекратить это путешествие и начать срочные приготовления к свадьбе. – Минерва попыталась что-то возразить, но он прижал палец к ее губам. – Я думаю о том, что мне хочется опрокинуть вас на постель, запереть дверь и провести следующую неделю, изучая ваше тело с головы до ног. Но больше всего, Мин... – Пэйн поправил ее очки, что она могла отчетливо видеть его лицо. – Но больше всего я думаю о том, что дал вам два обещания: доставить вас на симпозиум и не соблазнять вас. Одно из них я уже нарушил. Но второе, черт побери, твердо намерен исполнить. – Он встал с кровати и протянул руку собеседнице. – Так что, полагаю, этот разговор мы должны отложить – нам нельзя терять время зря.

Озадаченно покачав головой, Минерва взяла его за руку.

– Ладно.

В кожаном ведре, найденном среди пастушьего скарба, Колин принес воды из протекающего неподалеку ручья. Пока Минерва мылась в хижине, Пэйн прямо в рубашке вошел в холодный ручей. Всё равно рубашку пора уже постирать, а ледяная вода поможет собраться с мыслями и заодно утихомирит похотливые чресла. Прошлой ночью он лишил мисс Хайвуд девственности, а затем еще раз овладел ею утром. Он нарушил все свои правила, отверг те немногие принципы, которые еще у него оставались. И неважно, какие возражения привела Минерва и о каких его же собственных глупых словах напомнила. Совесть Колина настаивала на том, что есть лишь один выход: он должен жениться на этой девушке.

«Но сперва я доставлю ее на симпозиум, – думал Пэйн. – Она не желает выходить замуж только потому, что я ее обесчестил. Но и я не хочу жениться на мисс Хайвуд лишь по этой причине. Нет, она должна захотеть стать моей женой потому, что я помогу ей добиться триумфа в ученом мире, докажу и Минерве, и себе, что могу быть ей полезен».

Он окунулся с головой в воду, а в его мозгу между тем возникли предательские, неясные сомнения. Воистину, дорога до Эдинбурга вымощена благими намерениями (53). Но отбросив колебания, Колин вынырнул и отер воду с лица. На этот раз всё будет по-другому. Сегодня вообще всё было не так, как обычно. О небо, он ведь ненавидит провинцию, но вот сейчас шагает по какому-то пастбищу к жалкой лачуге и, как последний идиот, мечтает снимать ее каждое лето.

Когда Пэйн вернулся в хижину, насквозь мокрый и дрожащий, Минерва неодобрительно глянула на него сквозь очки.

– Вы простудитесь.

Он пожал плечами, выжимая подол рубашки.

– Солнце быстро всё высушит. Первое, что мы сделаем, когда доберемся до Йорка, это раздобудем новую одежду.

– Вы уверены, что мы не опоздаем на симпозиум? – Минерва подсчитала на пальцах. – Осталось всего три дня.

– Уверен. Нынче вечером мы будем в Йорке и оттуда возобновим наше путешествие с пополнившимися средствами. Нескольких часов нам хватит, чтобы поесть, приобрести всё необходимое и нанять почтовую карету. Затем мы отправимся дальше.

– Но ведь путешествие в тесном экипаже причинит вам страдания, не говоря уж о том, что это недешево. Мы не сможем позволить себе нанять для вас лошадь от Йорка до Эдинбурга.

– Почтовая карета – самый быстрый транспорт. Если мы будем ехать без остановки, то успеем попасть на симпозиум вовремя.

– Без остановки? Даже на ночлег? – Взгляд Минервы наполнился тревогой.

Пэйн покачал головой.

– Нам некогда останавливаться на ночь.

– Но...

– И у нас нет времени на споры. – Он поднял один край чемодана с Франсиной. – В путь!

***

Деньги заметно облегчили положение – они обеспечили плотный завтрак и помогли добраться до ближайшего городка. Там Минерва села в наемный экипаж, а Колин поскакал рядом, в последний раз в этом путешествии позволив себе нанять лошадь.

В Йорк добрались уже ближе к вечеру. Отыскав самый лучший и большой постоялый двор, Пэйн обратился к его владельцу.

– Чем могу быть вам полезен, сэр? – спросил тот.

– Нам нужна комната на несколько часов, чтобы отдохнуть и переодеться, а еще – хороший ужин. Затем я хотел бы нанять почтовую карету – мы направляемся на север.

– Как далеко на север? – поинтересовался владелец постоялого двора.

– В Эдинбург. Мы собираемся путешествовать без остановок.

– Неужели? – Слезящиеся старческие глаза с подозрением осмотрели заляпанную грязью одежду путешественников.

– Я заплачу за все вперед, – предложил Колин.

– Разумеется. Уж это само собой.

Хозяин постоялого двора поднял бровь, потер макушку и назвал цену.

Пэйн отсчитал деньги, наклонился к собеседнику и негромко добавил:

– Послушайте, кажется, вы можете помочь мне еще кое-чем. Багаж моей дамы едет отдельно и где-то задержался. Мне нужно найти для нее красивое платье.

Старик посмотрел на Минерву.

– Ручаюсь, моя женушка ей что-нибудь подберет.

– Пусть подыщет самый лучший наряд, – Колин добавил к уже уплаченным соверенам еще несколько.

Минерва ахнула.

– Не надо! Мы не можем себе такого позволить!

– Это не обсуждается. Вам нужно красивое платье.

– Но...

Владелец постоялого двора рассмеялся.

– Будет вам, мисс. Уж вашему жениху нет нужды вам это растолковывать. Даже если вы сбежали, чтобы тайком пожениться, любому мужчине хочется видеть свою невесту у алтаря в подходящем наряде.

Шаркающей походкой он направился к выходу. Прежде чем старик скрылся за дверью, Минерва успела крикнуть ему в спину: