Текст книги "Семь порочных дней (ЛП)"
Автор книги: Тесса Дэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Его палец замер у ее рта, не дотрагиваясь до губ, дразня тем, что могло бы произойти. Минерве так мучительно захотелось его прикосновения, что она почувствовала себя несчастной. Какое... нежеланное желание.
– Это не заняло бы много времени. Вскоре все вокруг заметили бы мой интерес, – продолжил виконт. – Они бы поверили в то, что меня к вам влечет.
– Вот уже много месяцев вы безжалостно надо мной насмехаетесь. Никто этого не забудет.
– Это неотъемлемая часть безрассудной страсти. Разве вы не знали? Мужчина может флиртовать равнодушно, даже пренебрежительно. Но он никогда не поддразнивает женщину, если ее не любит.
– Я вам не верю.
– А следовало бы. Другие с удовольствием поверят. – Он положил руки Минерве на плечи и окинул взглядом с ног до головы. – Я мог бы убедить всех, что охвачен глубокой, яростной страстью к этой обворожительной женщине с волосами цвета воронова крыла и чувственными губами. Что я восхищаюсь ее пылкой преданностью сестрам, ее храбростью и находчивостью. Что теряю самообладание, когда временами она решается выглянуть из своей раковины и ее скрытые искренние чувства ненадолго вырываются наружу.
Пэйн обхватил лицо Минервы сильными ладонями, пристально глядя ей в глаза своими кварцевыми глазами.
– Что я вижу в ней редкую, безыскусную красоту, которую почему-то не разглядели другие мужчины. И я отчаянно хочу, чтобы эта женщина целиком принадлежала мне. О, я мог бы заставить их поверить во всё это!
Сплошной поток красноречия словно заворожил Минерву. Она застыла, не в состоянии шевельнуться или что-то сказать.
«Это не по-настоящему, – напомнила она себе. – Все эти слова ничего не значат».
Однако ласковое прикосновение было реальным, теплым и нежным. Оно предвещало столь многое – стоит ей лишь позволить. Но осторожность призывала отпрянуть.
Вместо этого Минерва с трепетом легонько коснулась плеча Пэйна. Глупая рука! Глупые пальцы!
– Если бы я пожелал, – прошептал он, прижимая собеседницу ближе и поднимая к себе ее лицо, – то убедил бы всех, что истинная причина моего пребывания в Спиндл-Коув не имеет никакого отношения ни к моему кузену, ни к моим финансам. – В голосе его появилась хрипотца. – А все дело лишь в тебе, Минерва. – Он так ласково погладил ее щеку, что у девушки защемило сердце. – Только в тебе.
Взгляд его был искренним и открытым. В голосе – ни намека на иронию. Казалось, он и сам почти верил в то, что говорил.
Сердце неистово забилось в груди Минервы. Она слышала лишь этот сумасшедший тяжелый стук, пока внезапно не раздался еще один звук.
Женский смех сверху. Он словно обдал гостью потоком ледяной воды.
О боже!
– Черт побери! – Виконт поднял глаза наверх.
Минерва проследила его взгляд. Из-за ниспадающих складками портьер, закрывающих ложе Пэйна, снова засмеялась невидимая женщина. Над ней.
О боже, боже!
Как она могла быть такой дурой? Разумеется, Пэйн не один. Он разве что не сказал ей об этом вслух. Ведь у него заняло целую вечность открыть дверь, хотя он не спал. Ему надо было...
Надеть штаны!
О боже, боже, боже!
Все это время незнакомка находилась здесь и слушала их разговор!
Минерва оцепенело нащупала плащ и дернула его на себя трясущимися пальцами. Дым от огня в камине внезапно показался густым и удушливым. Надо срочно уйти отсюда! Сейчас ее затошнит.
– Постойте! – окликнул Пэйн, последовав за ней к двери. – Это вовсе не то, чем кажется! – Минерва окинула его ледяным взглядом. – Ну, хорошо. По большей части это именно то. Но, клянусь, я совсем забыл, что она здесь!
Она ненадолго прекратила сражаться с дверным засовом.
– Полагаете, это заставит меня думать о вас лучше?
– Нет, – вздохнул он. – Это должно помочь вам лучше думать о себе. Вот все, чего я хотел. Чтобы вам стало легче.
Удивительно, как Пэйн умудрился одним замечанием сделать в сто раз хуже и без того унизительную ситуацию.
– Понимаю. Обычно вы приберегаете неискренние комплименты для своих любовниц, а тут решили проявить милосердие.
Он открыл рот, чтобы ответить, но Минерва, кинув взгляд наверх, спросила:
– Кто она?
– Разве это имеет значение?
– Имеет ли это значение? – Она рывком открыла дверь. – Боже милосердный! Неужели все женщины для вас на одно лицо? И вы просто теряете им счет, словно монетам, завалившимся за диванные подушки? Поверить не могу! Я...
Горячая слеза скатилась по щеке Минервы. Она почувствовала себя ужасно. Ей не хотелось, чтобы Пэйн видел, как она плачет. Такой человек недостоин слез. Просто... В тот момент, у камина, после многих лет невнимания со стороны мужчин она наконец почувствовала, что ее заметили и оценили по достоинству.
Захотели.
А это все оказалось ложью. Нелепой шуткой.
Виконт надел шинель:
– Позвольте хотя бы проводить вас домой.
– Не подходите. И держитесь подальше от меня и моей сестры. – Минерва оттолкнула Пэйна и вышла за дверь. – Вы – самый лживый, отвратительный и бесстыжий человек, которого я имела неудовольствие знать. И как вы спите по ночам?
Его ответ прозвучал вместе с грохотом захлопнувшейся двери:
– А я не сплю.
______________________________
Примечания переводчика:
1) Обнажение пород – выход горных пород или пластов на поверхность.
2) Милиция – вооруженное формирование из призванных или записавшихся добровольно; создавалась в периоды чрезвычайных ситуаций.
3) Жеода – минеральный агрегат, образовавшийся в результате заполнения пустот в горных породах.
4) Песчаник – кремниевая осадочная порода, состоящая преимущественно из спрессовавшегося песка.
5) Симпозиум – совещание, научная конференция по какому-либо научному вопросу.
Глава 2
В ту ночь он так и не уснул.
После того, как Минерва Хайвуд выскочила под дождь, даже такой беспутный, бессердечный повеса, как Колин Пэйн, не мог продолжать то, на чем остановился. Он вытащил из своей кровати лежавшую там вдовушку, одел и проводил в деревню. Затем, убедившись, что Минерва благополучно добралась – он заметил ее грязные ботинки перед задней дверью пансионата – виконт вернулся в замок, откупорил новую бутылку вина и не сомкнул глаз до утра.
Ему никогда не удавалось уснуть в одиночестве.
Боже, как он ненавидит Спиндл-Коув! Весь солнечный свет и морской воздух Суссекса отравляют ему здешние тихие и темные ночи. В последнее время за крепкий ночной сон Колин был готов отдать левый сосок – свои мужские причиндалы он никогда не сделал бы предметом торга. С тех пор как Фиона Ландж покинула деревню, повесе в лучшем случае удавалось кое-как поспать перед рассветом. Большую же часть зимы Пэйн в одиночестве напивался до бесчувствия. Однако его тело, истощенное отсутствием отдыха, уже начало сдавать из-за количества вина, требуемого для пьяного забытья. Если он не будет осторожен, то превратится в настоящего алкоголика, хотя, черт побери, слишком молод для этого!
Так что Колин наконец принял предложение миссис Джинни Уотсон, давно уже ясно выражавшееся улыбками и дразнящим покачиванием бедер. До этого виконт многие месяцы сопротивлялся, не желая связываться с местной женщиной. Но через несколько дней он уедет – так почему бы не провести сносно оставшиеся ночи? Кому это может повредить?
И в самом деле, кому?
Перед его мысленным взором возникло лицо Минервы Хайвуд и стекающая по нему одинокая слеза.
Он дал маху. Опростоволосился.
Надо было сразу отослать Минерву. Ведь он не собирается жениться на Диане Хайвуд. И не собирался. Но незваная гостья вымокла и продрогла, ей нужно было обсушиться у камина. И он затеял извращенную забаву, вытягивая из нее цепочку умозаключений вплоть до нелепого, нелогичного вывода.
Умудриться из всех возможных сумасшедших планов предложить фальшивый побег, чтобы выиграть приз по геологии? В мисс Хайвуд, конечно, нет ни капли изящества, но надо признать, что такие девушки не каждую ночь стучатся в дверь.
Хуже всего, что не всё из того обольстительного вздора, которым он потчевал Минерву, было ложью. Эта девица не лишена своеобразной привлекательности. Если она распускала темные волосы, те падали тяжелой волной до самой талии, уже сами по себе представляя соблазн. А ее уста на самом деле его пленили. У этой злоязычной ученой особы самые полные и страстные губы из всех, что ему доводилось видеть – словно у Афродиты с полотна художника эпохи Ренессанса. Темно-красные по краям и светлее в центре – они напоминали две половинки спелой сливы. Иногда она покусывала нижнюю губу, словно пробовала на вкус ее скрытую сладость.
Стоило ли удивляться, что на несколько минут он на самом деле позабыл про Джинни Уотсон там, наверху?
А Минерве пришлось заплатить за свое безрассудство.
Вот почему надо вернуться в Лондон – там, в привычных кутежах, не возникало подобных проблем. Пэйн и его друзья бродили из клуба в клуб, словно стая ночных зверей. А когда Колин уставал, то с легкостью находил опытных женщин, желающих разделить с ним постель. Он дарил им изысканные плотские удовольствия и получал взамен немного желанного облегчения – обе стороны расставались довольными.
Но сегодня Пэйн оставил двух женщин глубоко раздосадованными. И снова провел ночь без сна, мучаясь привычным противным чувством раскаяния.
Хорошо, что ему недолго осталось тут торчать! Брэм должен прибыть в замок завтра – якобы для того, чтобы после нескольких месяцев отсутствия провести смотр своих ополченцев. Однако из доставленного от него курьером письма было понятно, что у кузена на уме другое: после стольких месяцев Колин получит помилование.
Прощайте, холодные каменные стены! Прощайте, гнетущие сельские ночи! Еще несколько дней – и его здесь не будет!..
– Что значит: я остаюсь тут? – Пэйн уставился на двоюродного брата, ощущая себя так, словно только что получил кулаком в живот. – Не понял.
Брэм успокаивающе выставил вперед ладонь.
– Я объясню. Видишь ли, так обычно бывает с днем рождения: как ни странно, он случается каждый год в один и тот же день. Твой – только через два месяца, а до того момента я буду управлять твоей собственностью. Я контролирую каждый твой полупенсовик, и потому ты останешься здесь.
– Это бессмысленно, – покачал головой Колин. – Бонапарт ведь сдался. Ты сам только что объявил об этом всей деревне. Война окончена.
Они стояли перед единственной в Спиндл-Коув таверной «Бык и цветок». После полудня Брэм, проведя строевые учения милиции, пригласил всех ополченцев пропустить по кружечке. Там он и рассказал свежие новости из Франции, которые завтрашним утром наверняка будут опубликованы в каждой газете. Наполеон отрекся от престола – осталось только оформить соответствующий официальный акт.
Победа была одержана.
Ликование потрясло таверну до основания. Дети тут же побежали к церкви Святой Урсулы звонить в колокола. На смену первой выпитой хмельной пинте быстро пришла вторая, затем третья. Когда подкрались сумерки, в таверну просочились жены и возлюбленные, притащив с собой блюда с едой. Кто-то достал скрипку, и вскоре начались танцы. У всей деревни, да и у всей Англии, имелся повод для праздника.
Колин по праву должен был тоже ликовать. А вместо этого ощущал в душе лишь привычное безразличие.
– Брэм, я нужен был здесь, чтобы в твое отсутствие руководить ополчением, и исполнил этот долг. Потеряв при этом немалую часть рассудка. – Последнюю фразу Пэйн произнес про себя и продолжил вслух: – Я даже заботился о твоем проклятом ручном баране! Но раз война окончена, во всем этом больше нет необходимости.
– Есть она или нет, милиция останется в боевой готовности, пока Корона не прикажет обратное. Я не могу просто взять и распустить людей по собственной прихоти.
– В таком случае ими может руководить Торн.
– Кстати, а где он? – Брэм внимательно огляделся вокруг в поисках своего капрала.
Колин неопределенно взмахнул рукой.
– Где-то бродит и кто его знает, чем занимается. Может, бреется ржавой косой, а, может, разделывает морских угрей голыми руками. Ему в Спиндл-Коув даже нравится.
– А! – отозвался Брэм. – Но и тебе необходимо еще побыть здесь.
Пэйн потер лицо ладонями. Да, его родственником движут благие намерения. Он на самом деле полагает, что даст Колину наилучшую возможность избавиться от беспутства, заставив присматривать за местным ополчением и оставив в суссекской глуши без единого пенни. Но кузен не понимает, что они – совершенно разные люди. Может быть, армейская дисциплина вкупе с деревенской жизнью и в силах укротить демонов Брэма, но эти обстоятельства лишь сильнее разжигают страсти, терзающие Колина.
Невозможно подобрать слова, чтобы доходчиво это объяснить. Да и что можно сказать? «Спасибо, что заботишься обо мне, но я бы предпочел, чтобы ты этого не делал?» Кузен – единственный родной ему человек. За прошедший год между ними возникли невидимые узы братской привязанности, и не хотелось их разрушать.
– Колин, если ты желаешь покинуть Спиндл-Коув, у тебя есть такая возможность. Ты же знаешь, что я утрачу право управления твоим имуществом в случае твоей женитьбы. Тебе мог бы пойти на пользу брак с хорошей девушкой.
Пэйн тихо застонал. В который раз он наблюдает этот феномен среди своих друзей. Те сперва женятся и чувствуют себя счастливыми в этом пресыщенном состоянии мужчины, не часто вкушающего плотских радостей да еще из одного и того же источника. А потом они начинают нахваливать брак так рьяно, будто сами его изобрели и словно получают барыш за каждого холостяка, которого удалось переубедить.
– Брэм, я рад, что Сюзанна и ребенок, которого вы ожидаете, сделали тебя счастливым. Но это вовсе не значит, что брак подходит и мне. В сущности, думаю, что женщине, на которой мне случится жениться, придется несладко. – Колин стукнул кулаком по стене. – Послушай, мне надо съездить в столицу. Я кое-что пообещал Финну.
– Что именно? – Брэм через окно таверны поискал взглядом среди ополченцев этого пятнадцатилетнего полкового барабанщика.
– Видишь ли, я проиграл ему пари. Мы спорили на сапоги. Я бы отдал ему свою пару от Хоббса (6), но они велики Финну на несколько размеров. Поэтому я сказал, что возьму его в Лондон и закажу для него новую пару. А после я собирался показать ему несколько школ, чтобы он смог до начала осеннего семестра выбрать, где будет учиться.
Брэм покачал головой.
– Я уже нашел для Финна Брайта школу здесь, в Суссексе – Флинтриджская школа для мальчиков.
– Флинтридж? А как насчет Итона? Мы ведь обещали его матери, что у него будет всё наилучшее.
– Лучшее для Финна. Во Флинтридже прекрасное обучение, и он недалеко от дома. Кроме того, семья Брайтов – бакалейщики, а ты хочешь отправить паренька в Итон? Ты ведь понимаешь, что там он будет чувствовать себя не в своей тарелке.
Пэйн знал всё о том, каково чувствовать себя изгоем и что такое Итон. Он появился там восьмилетним сиротой, пережившим трагедию, потрясенным недавней потерей родителей. В то время Колин был слишком невысоким и щуплым для своих лет. Даже не будь у него страшных снов, он все равно стал бы излюбленной мишенью для издевок. А его ночные кошмары лишь прибавили насмешек в арсенале обидчиков новичка. До сих пор в голове Пэйна звучали издевательские, пищащие фальцетом голоса, разносившиеся по коридорам:
– Мамочка! Мамочка, очнись!
Первый год в Итоне был настоящей пыткой. Но в конце концов Колин блестяще закончил это заведение.
– Знаю, что Финну сперва придется нелегко, – согласился он, – но я могу научить мальчишку, как за себя постоять. Ему необходимо повидать мир, расстаться с простодушной провинциальной привычкой всему изумляться. Надо бы нанять репетитора для помощи ему в учебе. А если я свожу Финна в боксерский клуб и подарю ему сапоги от Хоббса, то парень сможет поразить впечатлительных однокашников и как следует вздуть нахальных.
Колин заглянул через окно в таверну «Бык и цветок». Внутри, прислонясь к стене и касаясь друг друга локтями, стояли братья-близнецы Финн и Руфус Брайты. Начиная с копны белокурых волос и заканчивая длинными руками и проказливыми улыбками, они как две капли воды походили друг на друга. Точнее, так было до прошлого лета, когда из-за взрыва пушки Финну оторвало левую ступню.
– Это был несчастный случай, – произнес Брэм, словно прочтя мысли кузена.
– Я мог бы его предотвратить.
– Я тоже.
Колин постучал пальцем по стеклу.
– Взгляни на Финна. Он выздоровел, но в его душе нет покоя. С каждым днем становится все теплее, и этот парень видит, как его сверстники несутся играть в крикет, бегают за девчонками, трудятся в поле. До него только сейчас доходит, каковы последствия случившегося несчастья – они останутся с ним на всю жизнь. Знаю, что уж ты-то должен его понимать.
Брэм был ранен в колено больше года назад. Он уберег ногу от ампутации, но все еще хромал при ходьбе. Рана положила конец его карьере боевого офицера. Казалось, этот довод Колина должен был уменьшить сопротивление кузена.
Но ничего подобного. Черты лица Брэма смягчились не больше, чем если бы были высечены из гранита.
– Колин! Ты не должен давать парнишке таких обещаний! Всегда ты так. Не сомневаюсь, что ты желаешь добра, но твои благие намерения – словно падающие на землю пушечные ядра. Вновь и вновь твои слова ранят вокруг тебя невинных людей.
Пэйн поморщился, вспомнив о ночном разговоре с Минервой Хайвуд и об одинокой слезе на ее лице.
А Брэм продолжал:
– Именно поэтому я не могу доверить тебе самостоятельно распоряжаться твоим состоянием. Ты сплетешь красивую сказочку про то, как дни напролет воспитываешь Финна, а ночью, я знаю, снова отправишься прямиком в клубы и игорные дома.
– Проклятье! Это мое дело, как я провожу ночи. Я не могу торчать здесь! Ты и понятия не имеешь...
– Еще как имею! – Брэм шагнул ближе и тихо сказал: – Я командовал полками на поле боя. Думаешь, я не знаю, что творится с людьми, насмотревшимися на кровь и смерть? Ночные кошмары, беспокойное состояние, пьянство. Этот мрачный период растягивается на годы и даже десятилетия. Я знавал много солдат с душами, искалеченными войной.
Едва смысл этих слов дошел до Колина, сердце застучало сильнее. Так и есть: Брэму известно про тот несчастный случай, о котором знали почти все из их окружения. Но благодаря хорошему воспитанию остальные понимали, что Колин об этом не говорит. Никогда.
Пэйн огрызнулся:
– Я тебе не один из твоих солдат, потрясенных ужасами войны.
– Нет. Но ты – моя семья. Неужели не понимаешь? Я хочу увидеть, как ты с этим справишься.
– Справлюсь? – Колин горько рассмеялся. – И как я раньше до этого не додумался? – Он хлопнул себя по лбу. – Я просто справлюсь с этим – до чего же блестящая идея! А вот такая же для тебя: возьмись-ка за ум и перестань хромать. А что касается Финна... Пусть он попробует отрастить себе новую ступню.
Брэм вздохнул:
– Я и не говорю, что точно знаю, что тебе нужно, но уверен: ты не отыщешь этого в опере или в игорных домах. Оставшиеся до твоего дня рождения месяцы – мой последний шанс изменить тебя к лучшему. А после банковские счета, дома, Риверчейз – все это станет твоим. Хочешь – сберегай, хочешь – проматывай.
Колин разом посерьезнел.
– Я бы ни за что не поставил под удар Риверчейз. Никогда.
– Ты не был там уже много лет.
– Не имею желания посещать это место – чересчур тихое и удаленноe от столицы. – Пэйн пожал плечами и мысленно добавил: «Слишком много воспоминаний».
– Тебе придется исполнять обязанности его хозяина, – напомнил Брэм.
Но Колин возразил:
– Многие годы дела Риверчейза неплохо вели управляющие. Мое присутствие там не требуется. И я счастлив жить в Лондоне.
– Ты называешь «счастливой» ту разгульную, бесцельную жизнь, что ведешь в столице? – Брэм нахмурился. – Господи! Да ты, приятель, даже себя обманываешь!
Колин сжал кулак, подавив желание пустить его в ход, и понизил голос, потому что из таверны вышел Финн.
– Парень уже собрал вещи, Брэм. Ты не можешь его разочаровать.
– И не разочарую. Это сделаешь ты.
Вот значит, как.
Финн подошел к ним, опираясь на костыль.
– Милорды?
Пэйн заметил, что юноша изо всех сил старается не выглядеть чересчур исполненным надежды. Таков Финн. Проиграл ли в игре или потерял ступню – он всегда старался скрыть, что расстроен или подавлен. Парень сильнее, чем хочет казаться, люди и не подозревают, сколько в нем честолюбия – однажды он точно себя проявит. И он заслуживает большего, чем чертова Флинтриджская школа для мальчиков!
– Флинн, планы изменились, – сказал виконт. – Мы не поедем в Лондон на этой неделе.
– Н-не поедем?
– Нет. Вместо этого ты отправишься в столицу с лордом Райклиффом.
Брэм в изумлении повернулся к Пэйну.
– Что?
– Мы решили, что так будет лучше. – Колин многозначительно посмотрел на кузена.
В ответ тот послал взгляд, способный стереть в порошок орехи прямо в скорлупе.
– Но я думал, что буду жить с вами, лорд Пэйн. – Финн растерянно взглянул на Колина. – Мы собирались по-холостяцки обустроиться в Ковент-гарден (7).
– Да, однако мы с кузеном сошлись во мнении, что в Лондоне тебе полезнее жить в семейной обстановке. Хотя бы первое время. Не так ли, Брэм?
«Ну, давай, приятель! Ты не можешь отказать! Не глупи!» – мысленно воззвал к нему Колин.
В конце концов тот сдался:
– Мы только что переехали в новый городской дом, Финн. Сюзанна будет рада, если ты станешь в нем первым гостем.
Колин отвел паренька в сторону.
– Не переживай, я приеду летом – самое время для лодочных прогулок по Темзе. – Наклонившись, он добавил шепотом: – И для бокса. Не бойся. Ты обязательно получишь билеты на призовой матч, если твои наставники будут хорошо о тебе отзываться.
Юноша улыбнулся:
– Тогда ладно.
Брэм обратился к нему:
– Сходи за вещами. Встретимся у конюшни и проследим, чтобы их погрузили в карету. Мы выезжаем на рассвете.
И оба удалились, строя планы, в которых не нашлось места Колину.
Виконт попытался убедить себя, что все вышло как нельзя лучше. Возьми он сам Флинна в Лондон – наверняка бы что-то напортачил. Брэм прав: каждый раз, когда Колин пытается сделать что-то хорошее, оно имеет обыкновение оборачиваться худом.
Неторопливо шагая прочь от таверны в сторону деревенского луга, Колин вынул из нагрудного кармана фляжку, открыл и торопливо отхлебнул. Спиртное стекло по горлу – такое же жгучее, как и осознание, что это наверняка лишь первый глоток из многих, предстоящих сегодня. Ночь уже давно опустила над бухтой фиолетовый занавес, усеянный блестками звезд. Как прожить следующие несколько месяцев, не накачивая себя алкоголем, Пэйн не знал.
Впереди, на тропе, ведущей из «Рубина королевы» через луг в таверну, показалось несколько дам. Неудивительно, что обитательниц пансионата привлекли звуки танцевальной музыки. Колин отступил в тень каштана, чувствуя, что сейчас не в состоянии вести вежливую беседу.
Когда женщины приблизились, Пэйн их узнал.
Хайвуды. Вдовая матрона шествовала впереди, за ней три ее дочери. Первой шла Шарлотта, затем Диана, а в хвосте шагала Минерва, разумеется, как всегда, уткнувшись лицом в книгу. Ночной ветерок играл с юбками и шалями дам.
«Что ж, – подумал Пэйн, – если мне так хочется покинуть Спиндл-Коув, варианты есть. А вот и два из них».
Он мог бы жениться на Диане.
Или сбежать в Шотландию с Минервой.
Да уж, замечательный выбор! Что он предпочтет: разрушить репутацию одной сестры или будущее счастье другой? Конечно, Колин хотел уехать отсюда, но предпочитал сохранить при этом остатки порядочности.
Он сделал еще один большой глоток из фляжки.
Диана Хайвуд может стать кому-то отличной невестой: красивой, изящной, доброй. Она, несомненно, умеет достойно вести себя в светском обществе и была бы терпимее, чем многие другие на ее месте, к возлияниям и похождениям Колина. А значит, ее острая на язык очкастая сестра совершенно права – Диана заслуживает лучшего.
Что же касается близорукой сестрицы... Пэйн смотрел на дам, пересекающих луг, и с трудом верил, что Минерва – его вчерашняя полуночная гостья. Ее не узнать. Храбрая, остроумная девушка, которая распустила волосы у его очага и разговаривала с таким очаровательным апломбом – где она была все эти месяцы?
А еще точнее, где она сейчас? Надетое на ней муслиновое платье с узором из веточек ни украшало ее, ни уродовало. Лучше всего такому наряду подошел бы эпитет «заурядный». При ходьбе эта особа сутулилась, словно стараясь закрыться от окружающего мира. И, принимая во внимание загораживающую ее лицо книгу, можно было сказать: девушка приложила все усилия, чтобы стать незаметной.
Миссис Хайвуд рявкнула:
– Минерва! Держи осанку!
Колин покачал головой. Учитывая, что собственная мать постоянно так грубо обращалась с ней, не удивительно, что дочери хотелось спрятаться.
Прошлой ночью Минерва ненадолго выглянула из своего панциря: под дождем проделала изнурительный путь до замка, барабанила в дверь, пока ее не впустили, а затем предложила разрушить собственную судьбу, чтобы защитить сестру. И какова была награда за все усилия? Унижение, осмеяние и еще один нагоняй от матери.
Пэйн и не предполагал, что когда-нибудь будет так думать об этом «синем чулке», ведь последние несколько месяцев мисс Хавйвуд только и делала, что жалила его колючими взглядами и резкими замечаниями. Но все же Минерва на самом деле заслуживала лучшего.
Колин закрыл фляжку и сунул ее в карман.
Возможно, придется подождать несколько месяцев, пока появится возможность возместить причиненный Финну вред, хотя, конечно, ступню ему уже не вернешь.
Но уладить дело с семейством Хайвуд Пэйн решил немедленно.
Сегодня же вечером.
______________________________
Примечания переводчика:
6) Хоббс -модный в то время лондонский сапожник с Сент-Джеймс-стрит.
7) Ковент-Гарден – район в Лондоне, в восточной части Вест-Энда, где жили повесы, юмористы, писатели, и где было много таверн, театров, кофеен и борделей. К XVIII веку это место стало известным кварталом красных фонарей, там же располагался Королевский Дом Оперы, часто называемый просто «Ковент-Гарден».
Глава 3
Отец Минервы, ныне покойный, как-то пошутил, что если она погружается в чтение, то вытащить ее оттуда может лишь дюжина рыбаков с сетями.
Впрочем, то же самое под силу ветке, чересчур низко нависшей над тропой.
Бац!
– Ай! – резко остановившись, Минерва потерла гудящий от боли висок. Заложив страницу в книге пальцем, другой рукой она поправила очки.
Шарлотта сочувственно склонила голову.
– Ох, Мин!
– Ты ранена? – встревожено спросила Диана.
Идущая впереди мать семейства резко обернулась и обреченно вздохнула.
– Минерва Роуз Хайвуд, при всей твоей ненормальной тяге к образованию временами ты бываешь такой глупой! – Подойдя, она схватила дочь за локоть и потащила за собой по лугу. – Не пойму, как ты такая уродилась!
«Да, мама, боюсь, тебе этого никогда не понять», – устало шагая по тропе, подумала Минерва.
Ее не понимало большинство людей. Она смирилась с этим задолго до унижения, испытанного прошлой ночью. В последнее время казалось, что единственный, кто лучше всего понимает Минерву, – вовсе не человек, а... Спиндл-Коув. Морской курорт для юных леди благородного происхождения и, хм, как бы это сказать, обладающих интересными качествами. Болезненные ли, чересчур ученые или оскандалившиеся – все эти молодые женщины так или иначе не вписывались в рамки, установленные светским обществом. Зато местным жителям было все равно, что Минерва копается в земле или бродит по проселочным тропам с развевающимися на ветру волосами и открытой перед лицом книгой.
Минерва чувствовала себя здесь так спокойно и непринужденно! До сегодняшнего вечера. Чем ближе они подходили к таверне и царящему внутри веселью, тем больше в душе рос ужас.
– Мама, нельзя ли вернуться домой? Погода такая скверная, – попросила Минерва.
– Славная погода. По сравнению с дождем на прошлой неделе.
– Подумайте о здоровье Дианы. Она лишь недавно оправилась от простуды.
– Чушь! Уже прошло несколько недель.
– Но, мама... – Минерва в отчаянии подыскивала другую отговорку. – А как же приличия?
– Приличия? – матрона подняла не облаченную в перчатку руку дочери, демонстрируя въевшуюся под ногти грязь. – Это ты будешь говорить мне о приличиях?
– Да, но одно дело бывать в «Быке и цветке» после полудня, когда он служит чайной комнатой для дам, и совсем другое – после наступления сумерек, когда это место становится таверной.
Про то, где Минерва сама побывала прошлой ночью, она предпочла промолчать.
– Да будь это хоть притон для курильщиков опиума! – воскликнула миссис Хайвуд. – На десять миль в округе больше негде потанцевать. Сегодня Пэйн обязательно будет там, и мы получим от него брачное предложение, чует мое сердце!
Может быть, ее сердце что-то там и чуяло, но организм Минервы отреагировал еще более бурно: от этих слов у нее сердце и вовсе поменялось местами с желудком, затеяв внутри толкотню.
Минерва часто искала спасение в чтении романов, исторических или научных трудов. И сегодня, едва дамы подошли к дверям «Быка и цветка», она закрыла лицо книгой, буквально заслонившись ею как щитом от всего мира. Не рискнув отпустить Диану одну, Минерва все же не представляла, как сможет снова предстать перед лордом Пэйном. Не говоря уже о прятавшейся в башне его любовнице, высмеявшей глупые надежды гостьи. «Подругой» виконта могла оказаться любая женщина в этом набитом людьми помещении. И кем бы она ни была, не исключено, что уже успела всем разболтать о ночном происшествии.
Семейство Хайвуд вошло в заведение и начало прокладывать путь через толпу. Минерве казалось, что она слышит, как кто-то над ней смеется.
Это было худшее из последствий злополучного ночного визита. Не один месяц Спиндл-Коув был безопасным раем. Но никогда больше она не почувствует себя здесь спокойно. Эхо того жестокого смеха будет преследовать ее на всех проселочных тропах и мощеных булыжником улицах. Из-за Пэйна это место утратило свое очарование.
Теперь он угрожал разрушить судьбы ее и ее близких.
«Уже к воскресенью вы бы называли меня братом».
Нет! Она не может этого допустить! И не допустит! Как-нибудь остановит этого мужчину, даже если ей придется запустить ему в голову книгой.
– О, а его тут нет.
Грустное замечание Шарлотты вновь подарило надежду. Минерва опустила книгу чуть ниже и оглядела толпу. Заведение было забито добровольцами милиции. Их мундиры пестрели ярко-красными и золотыми пятнами на фоне побеленных стен. Кинув поверх очков взгляд в дальний конец комнаты, где у стойки толпились мужчины и женщины, Минерва убедилась, что лорда Пэйна нет и там.
Она вздохнула свободнее, поправила очки и почувствовала, что уголки ее рта расслабленно сложились в некое подобие улыбки. Может, виконта замучила совесть? Хотя, скорее, он остался в башне, чтобы развлекать свою смешливую подругу. Впрочем, не имеет значения, где он, если здесь его нет.
