Текст книги "Формирование философии марксизма"

Автор книги: Теодор Ойзерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

Маркс, таким образом, вскрывает методологические посылки буржуазной политической экономии, согласно которой движущими силами капиталистического производства являются ближайшие побудительные мотивы деятельности капиталистов, т.е. эгоизм, корыстолюбие: «…последней причиной для нее является интерес капиталистов; иными словами, она предполагает как данное то, что она должна вывести в результате анализа» (2; 559). В противовес идеалистическому эмпиризму буржуазных экономистов Маркс формулирует задачу своего исследования как материалист: «Итак, нам предстоит теперь осмыслить существенную взаимосвязь между частной собственностью, корыстолюбием, отделением друг от друга труда, капитала и земельной собственности, между обменом и конкуренцией, между стоимостью человека и его обесценением, между монополией и конкуренцией и т.д., между всем этим отчуждением и денежной системой» (там же, 560)[129]129
  Принципиальное значение этой материалистической постановки вопроса о движущих силах капиталистического производства правильно подчеркивает Д.М. Гвишиани, указывая, что в четвертом томе «Капитала» Маркс воспроизводит и развивает точку зрения, впервые высказанную в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». Современные теоретики капиталистического бизнеса, отмечает Д.М. Гвишиани, повторяют аргументы, несостоятельность которых Маркс вскрыл свыше века назад. «Примечательно, что во всех своих рассуждениях о целях и движущих мотивах развития капиталистического производства идеологи менеджмента тщательно избегают серьезного научного анализа капиталистической действительности… Главным мотивом деятельности объявляются субъективные намерения, этические нормы и т.п. Эта откровенно идеалистическая концепция выдается за опровержение материалистического понимания истории» (8; 222).


[Закрыть].

Исследование частной собственности – это прежде всего исследование той формы труда, которая ее создает. С точки зрения буржуазного экономиста, всякий труд, труд вообще создает товары, капитал, частную собственность. Отвергая это антидиалектическое воззрение, увековечивающее экономические устои буржуазного общества, Маркс разъясняет, что частную собственность и все то, что вытекает из нее, создает не труд вообще, а исторически определенная форма человеческой деятельности – отчужденный труд.

Понятие отчужденного труда, несомненно, центральное в «Экономическо-философских рукописях». Это понятие не только принципиально отличает Марксову постановку проблемы отчуждения от гегелевской, а также фейербаховской, но и составляет одну из важнейших предпосылок материалистического исследования генезиса частной собственности и, стало быть, доказательства ее исторически преходящего характера.

Труд, материальное производство – это, говорит Маркс, родовая жизнь человека. Человек «не только природное существо, он есть человеческое природное существо, т.е. существующее для самого себя существо и потому родовое существо» (2; 632). Это специфическое отличие человека от животного не дано от природы, оно возникает и развивается в процессе производства на протяжении всей человеческой истории. «Животное, правда, тоже производит. Оно строит себе гнездо или жилище, как это делают пчела, бобр, муравей и т.д. Но животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит универсально; оно производит лишь под властью непосредственной физической потребности, между тем как человек производит даже будучи свободен от физической потребности, и в истинном смысле слова только тогда и производит, когда он свободен от нее…» (там же, 566)[130]130
  Далее Маркс говорит: «Животное формирует материю только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету соответствующую мерку; в силу этого человек формирует материю также и по законам красоты» (2; 566). Это положение является одним из отправных пунктов марксистской эстетики, как это показано в монографии А.Г. Егорова «Искусство и общественная жизнь» (М., 1959).


[Закрыть].

Производство невозможно как деятельность изолированно взятого индивида, в своей сущности это общественный процесс. Этим определяется общественная природа человека. Такая постановка вопроса существенно отлична от антропологического понимания человека как социального существа. Столь же отлична от фейербаховской Марксова концепция единства человека и природы. Фейербах постоянно подчеркивает, что человек естественное, природное существо, часть природы. Маркс же раскрывает социальную сущность этого единства – общественное производство, законы которого отличны от законов природы. Благодаря производству «природа оказывается его (человека) произведением и его действительностью. Предмет труда есть поэтому опредмечивание родовой жизни человека: человек удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, деятельно, и созерцает самого себя в созданном им мире» (2; 566). Разумеется, эти слова Маркса не следует истолковывать в духе младогегельянства. Лишь о преобразованной человеком природе, лишь о мире созданных человеком вещей Маркс говорит как о произведении человека.

Итак, труд есть сущность человека, то, благодаря чему он есть человек, общественное существо, способное к многообразной деятельности, к беспредельному прогрессу. Гегель, считает Маркс, высказал, правда в ложной, спекулятивной форме, это важнейшее положение. «Величие гегелевской „Феноменологии“ и ее конечного результата – диалектики отрицательности как движущего и порождающего принципа – заключается, следовательно, в том, что Гегель рассматривает самопорождение человека как процесс, рассматривает опредмечивание как распредмечивание, как самоотчуждение и снятие этого самоотчуждения, в том, что он, стало быть, ухватывает сущность труда и понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его собственного труда» (2; 627)[131]131
  Маркс говорит, что Гегель понял труд как единство опредмечивания (человеческой деятельности) и распредмечивания (природы), самоотчуждения и снятия самоотчуждения. Эти характеристики производительной деятельности, взятые в ее наиболее общей форме, не имеют прямого отношения к тому понятию отчужденного труда, которое было сформулировано Марксом. Это подчеркивает и сам Маркс несколькими строками ниже: «Гегель стоит на точке зрения современной политической экономии. Он рассматривает труд как сущность, как подтверждающую себя сущность человека; он видит только положительную сторону труда, но не отрицательную» (2; 627). Понятие отчужденного труда, отсутствующее у Гегеля, – это и есть отражение той отрицательной (обусловленной антагонистическими общественными отношениями) стороны труда, которой, как отмечает Маркс, не увидел Гегель. Ж. Ипполит, упрекающий Маркса в том, что он считает необходимым и возможным уничтожение отчужденного труда и связанных с ним форм отчужденного сознания (см. 86; 102), явно не уловил того, что речь у Маркса идет не о ликвидации противоречий общественного развития, а об уничтожении антагонистических общественных отношений.


[Закрыть].

Если бы труд был лишь деятельностью, создающей товары, понятие отчужденного труда не имело бы существенного значения. Но коль скоро выяснено, что именно труд играет решающую роль в историческом развитии «человеческих сущностных сил», понятие отчужденного труда приобретает глубочайший смысл: оно раскрывает отчуждение человеческой сущности, человеческой жизни, выявляет, следовательно, противоречия, охватывающие все человеческое бытие. Эта важнейшая сторона дела совершенно ускользает из поля зрения буржуазной политической экономии, которая считает труд одним из возможных человеческих занятий, досадной необходимостью, во всяком случае для тех, кто не может иным путем обеспечить свою жизнь.

Итак, труд – это, с одной стороны, специфически человеческая, творческая, формирующая человека и человечество сила, с другой же стороны, это – отчужденный труд, деформирующий, уродующий человека и человечество. Сущность отчужденного труда заключается в том, что «предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечивание труда. Осуществление труда есть его опредмечивание. При тех порядках, которые предполагаются политической экономией, это осуществление труда, это его претворение в действительность выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета – как отчуждение, как самоотчуждение» (2; 560 – 561).

Рабочий производит предметы, богатство для других. Он отдает труду свои силы, свою жизнь, и эта жизнь уже не принадлежит ему; она принадлежит предмету его труда. Это вытекает не из сущности труда вообще, а из сущности отчужденного труда.

Отчуждение труда не сводится к присвоению его продукта частным собственником. Оно совершается прежде всего в самом процессе производства и лишь затем в распределении. «Ведь продукт есть лишь итог деятельности, производства. Следовательно, если продукт труда есть самоотчуждение, то и само производство должно быть деятельным самоотчуждением, самоотчуждением деятельности, деятельностью самоотчуждения. В отчуждении предмета труда только подытоживается отчуждение, самоотчуждение в деятельности самого труда» (2; 563).

Маркс, таким образом, рассматривает отчуждение в двух основных аспектах: во-первых, это определенное объективное отношение между рабочим и продуктом его труда; во-вторых, это отношение пролетария к своему труду. Неизбежное следствие того и другого – отчуждение природы, с одной стороны, и отчуждение жизнедеятельности – с другой. Последнее заключается в том, что труд выступает в жизни рабочего как нечто не принадлежащее к его сущности, внешнее, тягостное, принудительное. «Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя» (2; 563). Труд оказывается не средством удовлетворения потребности в труде, а средством удовлетворения других потребностей, которые вследствие отчуждения труда становятся специфическими формами отчуждения. «Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер» (там же, 564).

В чем заключается отчуждение природы? Отвечая на этот вопрос, Маркс разъясняет свое понимание единства человека и природы. Человек – часть природы и лишь в ней и через нее осуществляет свои возможности, потребности, жизнедеятельность вообще. «Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть» (2; 565). Чем многообразнее деятельность человека по сравнению с жизнью животного, тем многообразнее его отношение к природе. «Практически универсальность человека проявляется именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело, поскольку она служит, во-первых, непосредственным жизненным средством для человека, а во-вторых, материей, предметом и орудием его жизнедеятельности» (там же, 565). Отчуждение природы заключается в том, что она становится лишь средством, необходимым для физического существования человека. Все остальные многообразные отношения человека в природе подавляются. А поскольку труд, жизнедеятельность вообще оказываются лишь средством для поддержания жизни, постольку отчуждению подвергается и родовая жизнь индивида. Отчужденный труд, говорит Маркс, отчуждает от человека как природу вне его, так и его собственную природу, его тело и его духовную жизнь.

Если продукт труда противостоит человеку как чуждая, но отнюдь не сверхчеловеческая сила, то спрашивается, чья же это сила? Для ответа на этот вопрос необходимо было перейти от фейербаховской абстракции человека к реальному человеку, который обладает не только половыми, возрастными, но и социальными отличиями. «Если продукт труда не принадлежит рабочему, если он противостоит ему как чуждая сила, то это возможно лишь в результате того, что продукт принадлежит другому человеку, не рабочему. Если деятельность рабочего для него самого является мýкой, то кому-то другому она должна доставлять наслаждение и жизнерадостность. Не боги и не природа, а только сам человек может быть этой чуждой силой, властвующей над человеком» (2; 568).

Все, что говорится об отношении человека к своему труду, к продукту своего труда, к самому себе, можно сказать и об отношении человека к другому человеку, к его труду, к продукту его труда. Отчуждение человека, как и всякое его отношение к самому себе, выявляется, реализуется лишь в его отношениях к другим людям. Это значит, что отчуждение и самоотчуждение (и продукта труда, и самой трудовой деятельности) представляют собой общественные отношения, а поскольку речь идет о процессе производства – производственные отношения[132]132
  Д.И. Розенберг справедливо указывает: «В отрывке „Отчужденный труд“ уже вполне отчетливо выражена идея, что люди производят не только продукты, но и отношения, которые Маркс немного позже назовет производственными отношениями» (44; 124).


[Закрыть]. Маркс еще не вычленяет отношения человека к средствам производства, но по существу он уже вплотную подходит к понятию антагонистических производственных отношений.

Итак, начав с рассмотрения частной собственности, Маркс приходит к понятию отчужденного труда. В каком отношении находятся то и другое? Маркс вскрывает, с одной стороны, отношение отчужденного труда к рабочему, с другой – отношение собственности не-рабочего к рабочему и его труду. «Частная собственность, как материальное, резюмированное выражение отчужденного труда, охватывает оба эти отношения: отношение рабочего к труду, к продукту своего труда и к не-рабочему и отношение не-рабочего к рабочему и к продукту его труда» (2; 571). Можно ли отсюда заключить, что именно частная собственность порождает отчужденный труд? Такой вывод делают, правда с оговорками, некоторые исследователи, поскольку в капиталистическом обществе частная собственность образует основу расширенного воспроизводства отчужденного труда. Но все дело в том, что сама частная собственность вопреки представлениям буржуазных экономистов есть не просто продукт труда, а продукт отчужденного труда. Полагать, что частная собственность исторически предшествовала отчужденному труду, – значит игнорировать антагонистический характер этого экономического отношения и закрывать путь к исследованию его происхождения. Между тем задача Маркса сводилась к выяснению вопроса о происхождении частной собственности, вопроса, который игнорировался буржуазными экономистами. Конечно, в рамках фрагмента об отчужденном труде Маркс не мог дать исчерпывающего ответа на этот вопрос. Однако главный вывод о возникновении частной собственности из отчужденного труда сделан Марксом со всей определенностью.

Маркс отмечает, что содержание сформулированного им понятия отчуждения труда раскрывается «как результат движения частной собственности. Но анализ этого понятия показывает, что, хотя частная собственность и выступает как основа и причина самоотчужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием, подобно тому как боги первоначально являются не причиной, а следствием заблуждения человеческого рассудка. Позднее это отношение превращается в отношение взаимодействия» (2; 569). Следовательно, не надо смешивать процесс образования понятия «отчужденный труд» с историческим генезисом последнего. В своем исследовании Маркс идет от следствия к причине, принимая во внимание, что отношение между тем и другим уже не носит одностороннего характера, а представляет собой взаимодействие, которое, однако, не стирает исторического различия между первичным и вторичным: «…частная собственность есть продукт, результат, необходимое следствие отчужденного труда, внешнего отношения рабочего к природе и к самому себе» (там же). И далее Маркс снова подчеркивает, что «отчужденный труд есть непосредственная причина частной собственности» (там же, 570).

Следует, таким образом, проводить различие между первоначальной формой отчужденного труда, породившей частную собственность, и его последующей исторической формой, которая существует и развивается вместе с частной собственностью, на базе последней. Без этого разграничения нельзя понять, почему уничтожение частной собственности на определенной ступени общественного развития означает вместе с тем и уничтожение отчужденного труда.

Понять частную собственность как следствие, как определенный исторический продукт – значит постигнуть ее преходящий характер. Маркс, однако, не ограничивается этим, он доказывает, что важнейшее условие уничтожения частной собственности – социальная революция пролетариата: «Из отношения отчужденного труда к частной собственности вытекает далее, что эмансипация общества от частной собственности и т.д., от кабалы, выливается в политическую форму эмансипации рабочих, причем дело здесь не только в их эмансипации, ибо их эмансипация заключает в себе общечеловеческую эмансипацию; и это потому, что вся кабала человечества заключается в отношении рабочего к производству и все кабальные отношения суть лишь видоизменения и следствия этого отношения» (2; 570).

Социальное освобождение пролетариата экономически означает прежде всего замену частной собственности общественной собственностью, которую Маркс называет истинно человеческой и социальной. Но из чего вытекает объективная необходимость уничтожения частной собственности? Что породило предшествующее ей самоотчуждение труда? Без выяснения этих вопросов не может быть доказана закономерность уничтожения капитализма. Ведь из того, что капитализм есть извращенная реальность, не вытекает объективная необходимость пролетарской революции. «Спрашивается теперь, – пишет Маркс, – как дошел человек до отчуждения своего труда? Как обосновано это отчуждение в сущности человеческого развития? Для разрешения этой задачи многое нами уже получено, поскольку вопрос о происхождении частной собственности сведен нами к вопросу об отношении отчужденного труда к ходу развития человечества. Ведь когда говорят о частной собственности, то думают, что имеют дело с некоей вещью вне человека. А когда говорят о труде, то имеют дело непосредственно с самим человеком. Эта новая постановка вопроса уже включает в себя его разрешение» (2; 571).

К сожалению, мы не находим в рукописи Маркса развернутого ответа на этот вопрос, в частности, потому, что она осталась незаконченной. Однако из самой постановки вопроса следует, во всяком случае в общей, принципиальной форме, ответ, который в известной мере намечен в других разделах рукописей, где говорится о развитии сущностных сил человека, что непосредственно приводит к понятию «производительные силы», поскольку «история промышленности и возникшее предметное бытие промышленности являются раскрытой книгой человеческих сущностных сил» (2; 594).

Учитывая последующее развитие марксизма, в ходе которого его основоположники специально исследовали исторический процесс возникновения частной собственности, можно сказать, что отчуждение труда в своей первоначальной форме есть следствие неразвитости человеческих сущностных сил. Господство стихийных сил природы над людьми есть специфическая форма порабощения первобытного человека, который, как подчеркивает В.И. Ленин, «был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой» (5, 5; 103). Неразвитые формы труда доклассового общества не могли еще стать свободной самодеятельностью, потребностью человека. «Труд, – говорит Маркс, имея в виду именно эти первоначальные, неразвитые его формы, – есть для-себя-становление человека в рамках самоотчуждения, или в качестве самоотчужденного человека» (2; 627). Частная собственность, следовательно, порождается низким уровнем развития производительных сил, хотя затем она становится специфической формой ускорения их развития. Присвоение продуктов чужого труда, осуществляемое посредством частной собственности, первоначально совершается главным образом путем внеэкономического принуждения.

Всемирная история, говорит Маркс, есть «порождение человека человеческим трудом» (2; 598). Благодаря трудовой деятельности, производству человек выявляет и развивает присущие ему родовые силы. Это «деятельное отношение человека к себе как к родовому существу, или проявление им себя на деле как действительного родового существа… возможно сперва только в форме отчуждения» (там же, 627). Лишь в результате длительного прогрессивного развития производительных сил, овладения стихийными силами природы формируется объективная необходимость уничтожения отчужденного труда, неизбежными историческими формами которого являются частная собственность, капитал и т.д. Существует, таким образом, говоря словами Маркса, «историческая необходимость частной собственности», развитие которой в свою очередь делает необходимым «положительное упразднение» частной собственности (там же, 589), т.е. такое ее упразднение, которое представляет собой качественно новую форму социального прогресса. Разумеется, в рассматриваемых рукописях нет решения всех этих проблем, однако их постановка раскрывает коренное отличие учения Маркса от всех предшествующих философских и социологических теорий.

В.И. Ленин отмечал, что утопические социалисты считали достаточным для обоснования своих воззрений нарисовать картину угнетения масс в условиях частной собственности, заклеймить эксплуатацию человека человеком и показать превосходство такого строя, при котором каждый получал бы то, что он сам производит, соответствие этого идеального строя понятию разумно-нравственной жизни и т.д. Маркс доказал ненаучность такого понимания социализма, доказал, что необходимость социалистического преобразования носит не субъективный, а объективный характер и, следовательно, вытекает не из нравственных побуждений, а из экономического развития общества. Поэтому Маркс стремился прежде всего путем объективного анализа выяснить как историческую закономерность частной собственности, эксплуатации, так и объективную необходимость их уничтожения. Маркс, говорит Ленин, не считал возможным «удовлетвориться утверждением, что социалистический строй один соответствует человеческой природе… Тем же объективным анализом капиталистического строя доказывал он необходимость его превращения в социалистический» (5, 1; 157)[133]133
  Это отрицание субъективистской, морализаторской критики капитализма Л. Альтюссер неправильно интерпретирует как отрицание теоретического гуманизма, т.е. возможности его научного обоснования. «С точки зрения теории, в строгом смысле слова, можно и должно прямо говорить о теоретическом антигуманизме Маркса…» – пишет Альтюссер (61; 236). Далее, правда, он подчеркивает, что марксизм, как социалистическая идеология, является реальным, практическим гуманизмом. Получается, следовательно, что практический гуманизм есть отрицание теоретического гуманизма, одной из основных черт которого Маркс считал атеистическое миропонимание. Это противопоставление теории и практики, как и отрицание возможности строго научной и вместе с тем гуманистической теории, противоречит всему содержанию марксизма как научно-коммунистического мировоззрения. Такая позиция, каковы бы ни были побуждения ее автора-марксиста, приближается к буржуазной интерпретации учения Маркса.


[Закрыть].

«Экономическо-философские рукописи 1844 года» являются одной из важнейших вех на пути формирования этой подлинно научной методологии.

7. Антагонизм труда и капитала. Критика уравнительного коммунизма. Многообразие форм социальной деятельности людей

Мы показали, что уничтожение отчужденного труда, переход от частной собственности к «истинно человеческой», или общественной, собственности Маркс рассматривает как необходимый результат развития сущностных, родовых сил человека. Но это лишь одна, философско-историческая сторона его исследования. Другая, не менее важная, экономическая его сторона – анализ развития противоречия между трудом и капиталом.

Капитал и труд составляют единство противоположностей, в котором одна сторона постоянно воспроизводит другую. В этом отношении противоположностей «рабочий имеет несчастье быть живым и потому терпящим нужду капиталом, который в тот момент, когда он не работает, теряет свои проценты, а тем самым и свое существование. В качестве капитала стоимость рабочего возрастает в зависимости от спроса и предложения, да и физически его существование, его жизнь рассматривались и рассматриваются как предложение товара, как это происходит с любым другим товаром. Рабочий производит капитал, капитал производит рабочего, следовательно, рабочий производит самого себя и продуктом всего этого движения является человек как рабочий, как товар» (2; 573). Понятийная форма цитируемого положения еще неудовлетворительна с точки зрения политической экономии марксизма, которая находится лишь в процессе становления. Здесь не проводится различия между рабочим, трудом, рабочей силой. Рабочий характеризуется то как капитал sui generis, то как товар. При этом говорится о стоимости рабочего, в то время как речь должна идти лишь о стоимости рабочей силы, являющейся специфическим товаром, но отнюдь не капиталом[134]134
  Явно заблуждается Л. Альтюссер, утверждающий, что в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» уже имеются «все или почти все категории, с которыми мы вновь встретимся в „Капитале“ и которые на этом основании мы могли бы принять как предвосхищение „Капитала“, больше того, как его проект и даже как „Капитал“, очерченный пунктиром, набросанный, но в виде эскиза, лишенного полноты, однако уже обладающего духом впоследствии созданного труда» (61; 158). Л. Альтюссер, по-видимому, не учитывает того, что бóльшая часть категорий «Капитала» имеется уже у классиков буржуазной политической экономии. Маркс же создал принципиально новое экономическое учение. Прав А.И. Малыш, указывающий по поводу цитируемого утверждения Альтюссера: «Это, конечно, явное преувеличение. Достаточно сказать, что в „Экономическо-философских рукописях“ не только не подвергнуты анализу, но и просто отсутствуют, не упоминаются такие кардинальные категории марксистской политической экономии, как наемный труд и прибавочная стоимость» (28; 91).


[Закрыть]. И тем не менее, несмотря на нерешенность ряда коренных проблем политической экономии марксизма, основная идея цитируемого положения абсолютно верна: капиталист и рабочий, изображаемые буржуазными экономистами как два равноправных товаровладельца, свободно обменивающиеся своими товарами, в действительности отнюдь не равноправны: капиталист господствует над рабочим, который в силу экономического принуждения подвергается эксплуатации, воспроизводя порабощающие его отношения. Непрерывное воспроизводство отношения труд – капитал, усиливая антагонизм между ними, подготавливает революционный взрыв. «Эта противоположность труда и капитала, будучи доведена до крайности, неизбежно становится высшим пунктом, высшей ступенью и гибелью всего отношения частной собственности» (2; 575).

Противоположность труда и капитала, с точки зрения Маркса, есть высшая ступень развития противоречия, внутренне присущего частной собственности. На это противоречие косвенно указывают и буржуазные экономисты, когда они характеризуют труд как сущность частной собственности, игнорируя тот очевиднейший факт, что эта сущность и то, сущностью чего она является, образуют противоположные полюсы экономической жизни капиталистического общества. Тот, кто трудится, лишен частной собственности, т.е. того, что он производит. Он и трудится лишь потому, что лишен частной собственности, в то время как частный собственник не трудится именно потому, что и не трудясь он присваивает продукты труда. Классовая ограниченность буржуазной политической экономии ярко сказывается в том, что, объявив труд сущностью частной собственности, признав тем самым последнюю атрибутом человека, она считает естественным существование неимущих пролетариев.

Буржуазная политическая экономия отмечает противоположность между собственностью и отсутствием собственности, игнорируя взаимообусловленность того и другого, развитие этого противоречия, которое закономерно превращается в антагонизм между трудом и капиталом. Этот антагонизм уже не «безразличная противоположность» между наличием и отсутствием собственности, а «деятельное соотношение», борьба, в которой частная собственность выступает «как развитая до степени противоречия форма указанной противоположности, а потому как энергичная, напряженная форма, побуждающая к разрешению этого противоречия» (2; 585).

Показав иллюзорную форму, в которой противоречие между трудом и капиталом осознается буржуазной политической экономией, Маркс выясняет далее, как объективная необходимость разрешения этого противоречия отражается в учении утопических социалистов и коммунистов. Внимание Маркса в особенности привлекает так называемый уравнительный коммунизм, поскольку он гораздо решительнее, чем другие утопические учения, отрицает частную собственность. И все же это отрицание вследствие крайне ограниченного понимания задачи коммунистического преобразования не доводится до конца. Главной целью человека считается обладание вещами. Поэтому принцип уравнительного коммунизма – «всеобщая частная собственность» (2; 586), или равное право всех на существующую частную собственность. Отсюда сведение человеческих потребностей к минимуму, аскетизм, игнорирование индивидуальных различий, способностей, талантов. «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием» (там же).

Маркс критикует уравнительный коммунизм также за отрицание культуры, цивилизации, за проповедь «возврата к неестественной простоте бедного и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее» (2; 587)[135]135
  Идеологи антикоммунизма приписывают марксизму отрицание личности, индивидуальности человека, сведение человеческой жизни к уравнительному удовлетворению главным образом материальных потребностей, проповедь самоотречения во имя интересов общества и т.п. Между тем, как видно из рассматриваемого фрагмента, формирование научного коммунизма неразрывно связано с критикой всего того, что современные ниспровергатели марксизма приписывают его основоположникам.


[Закрыть]. Последнее замечание Маркса позволяет понять, что уравнительный коммунизм не имеет еще представления о материальных предпосылках социализма, которые складываются в ходе развития капитализма.

Так как этот коммунизм «еще не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг еще человеческой природы потребности, то он тоже еще находится в плену у частной собственности и заражен ею» (2; 588).

Уравнительному коммунизму Маркс противопоставляет «положительное упразднение частной собственности», которое предполагает всестороннее развитие сущностных сил человека, а следовательно, и материального производства.

При капитализме «вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек». Поэтому «расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловечных, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений» (2; 599). Частная собственность не умеет превращать грубую потребность в человеческую потребность; если она, например, изощряет потребности, то превращает их в прихоти, причуды и т.п. Только при социализме богатство потребностей человека приобретает действительно человеческое значение, ибо социализм превращает новые виды и предметы производства в «новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа» (там же).

Общественное производство есть не только создание вещей, удовлетворяющих определенные потребности. Существует и духовное производство, которое благодаря уничтожению частной собственности перестает быть производством духовного отчуждения и становится производством духовного общения, единства, коллективизма. «Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т.д., – пишет Маркс, – суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону. Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию» (2; 589).

Частная собственность, обладание вообще – лишь одна из форм присвоения человеком предметов природы и человеческой деятельности. Доминирующее значение, которое приобрело чувство обладания, стремление к обладанию, свидетельствует об отчуждении других человеческих чувств[136]136
  В этой связи Маркс ссылается на статью М. Гесса, опубликованную в 1843 г. в сборнике «Einundzwanzig Bogen aus der Schweiz», не приводя, однако, ее названия. Вероятно, имеется в виду статья «Социализм и коммунизм».


[Закрыть]. «Частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем…» (2; 592). Между тем, «чувственное присвоение человеком и для человека человеческой сущности и человеческой жизни, предметного человека и человеческих произведений, надо понимать не только в смысле непосредственного, одностороннего пользования вещью, не только в смысле владения, обладания» (там же, 591). Благодаря переходу к общественной собственности и развитию этой качественно новой основы жизни людей всесторонне развертывается многообразие возможных форм присвоения человеком природы и человеческой деятельности. «Человек присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним образом, т.е. как целостный человек» (там же). В этих положениях Маркса – философское осмысление сущности коммунистического переустройства общества.

Человек есть существо общественное, разъясняет Маркс. Этот тезис настойчиво пропагандировал и Фейербах, для которого общественная, родовая сущность индивида состоит в его антропологическом единстве со всеми другими индивидами. Маркс в отличие от Фейербаха считает специфической, родовой, определяющей формой деятельности людей материальное производство. Оно образует основу всех других форм деятельности индивида, которые поэтому также носят общественный характер. Даже и тогда, пишет Маркс, «когда я занимаюсь научной и т.п. деятельностью, – деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, – даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне не только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности – даже и сам язык, на котором работает мыслитель, – но и мое собственное бытие есть общественная деятельность; а потому и то, что я делаю из моей особы, я делаю из себя для общества, сознавая себя как общественное существо» (2; 590)[137]137
  Опираясь на Фейербаха, развивая и углубляя высказанные им идеи, Маркс говорит, что органы чувств человека, как проявления специфически человеческого отношения к предметам, также выражают его общественную природу: «Каждое из его человеческих отношений к миру – зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление, созерцание, ощущение, хотение, деятельность, любовь; – словом, все органы его индивидуальности, равно как и те органы, которые непосредственно, по своей форме, существуют как общественные органы, – являются в своем предметном отношении, или в своем отношении к предмету, присвоением последнего, присвоением человеческой действительности» (2; 591). Следовательно, присвоение человеком человеческой деятельности не сводится к присвоению одних лишь предметов труда; оно представляет собой исторически развивающееся богатство социальных связей, отношений, которое получает всестороннее развитие благодаря переходу от капитализма к коммунизму.


[Закрыть]. Не следует поэтому противопоставлять «общество» как абстракцию индивиду, который сам есть общественное существо. Индивидуальное отличается от общественного как особенное проявление родовой жизни, а последняя есть всеобщая индивидуальная жизнь.

Человек всегда был общественным существом. Значит ли это, что при переходе от капитализма к социализму общественная природа человека не подвергается изменению? Нет, благодаря «положительному упразднению частной собственности» и ликвидации отчуждения человек становится подлинно общественным существом, т.е. его сущность проявляется адекватным образом, так как она уже не отчуждается в форме денег, товара, частной собственности.