Текст книги "Формирование философии марксизма"
Автор книги: Теодор Ойзерман
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)
Критика буржуазной политической экономии и философско-исторической концепции Т. Карлейля
Статьи Энгельса, опубликованные в «Ежегоднике», написаны в конце 1843 – январе 1844 г. Одну из них – «Наброски к критике политической экономии» – Маркс впоследствии охарактеризовал как «гениальные наброски к критике экономических категорий» (1, 13; 8). В этой работе Энгельс в отличие от мелкобуржуазных критиков капитализма не противопоставляет капиталистической собственности собственность мелкого производителя. Он отвергает мелкобуржуазную иллюзию относительно устойчивости и жизнеспособности собственности мелких производителей, указывая, что «крупный капитал и крупная земельная собственность поглощают по праву сильного мелкий капитал и мелкую земельную собственность, т.е. происходит централизация собственности» (1, 1; 569). Этот процесс характеризуется как «закон, столь же имманентный частной собственности, как и все другие законы» (там же). Мы видим, следовательно, что исходный пункт анализа образует признание объективных экономических законов капиталистического производства. Заслуги А. Смита и его продолжателей Энгельс усматривает в исследовании «законов частной собственности» (см. там же, 547), отмечая, что это направление в отличие от меркантилистов, упорно державшихся убеждения, будто все богатство общества заключается в золоте и серебре, революционизировало политическую экономию. Однако школа Смита недостаточно, односторонне исследовала закономерности частной собственности, поскольку она рассматривала эту свою предпосылку как нечто естественное, само собой разумеющееся, не подлежащее критическому анализу. Такого рода науку «следовало бы называть частнохозяйственной экономией, ибо для нее общественные отношения существуют лишь ради частной собственности» (там же, 548).
Таким образом, Энгельс, не отрицая научного характера классической политической экономии, вскрывает ее органическую связь с интересами класса капиталистов. Он определяет политическую экономию как науку обогащения, а торговлю – как узаконенный обман: «Вечное колебание цен, создаваемое условиями конкуренции, окончательно лишает торговлю последних следов нравственности. О стоимости нет больше и речи… Где же в этом вихре остается возможность для обмена, основанного на нравственных началах?» (1, 1; 561 – 562)[126]126
Правильно отмечает Д.И. Розенберг: «Печать утопического социализма, особенно английского его варианта, лежит еще на „Очерках“: Энгельс там часто критикует капитализм под углом зрения вечных законов морали и справедливости; глубокий теоретический анализ тех или иных экономических явлений он обычно заканчивает моральным осуждением их: исходя из абстрактных моральных принципов, он выносит свой приговор и торговле, и конкуренции, и земельной собственности и т.д.» (44; 59).
[Закрыть].
Такая оценка буржуазной политической экономии, по-видимому, отражает влияние Ш. Фурье, о чем уже шла речь выше. Она объясняется и тем, что Энгельс не проводит еще четкого различия между Смитом и Рикардо, с одной стороны, и вульгарными экономистами – с другой. Он, правда, указывает на разложение буржуазной экономической науки: «Чем ближе экономисты к нашему времени, тем дальше они от честности» (1, 1; 547). Но поскольку Энгельс лишь начинает вычленять научное содержание английской классической политической экономии, ее прогрессивное историческое значение выявляется еще недостаточно[127]127
Следует иметь в виду, что понятие «классическая буржуазная политическая экономия» было введено Марксом в 50-х годах в результате критического подытоживания всей истории буржуазной экономической мысли. И лишь с этого времени стала возможна последовательно научная оценка вульгарной политической экономии (см. об этом 20).
[Закрыть].
Социалистическая критика буржуазной политической экономии и ее фактической основы – частной собственности составляет важнейшее содержание работы Энгельса.
Исследуя тенденции развития политической экономии, Энгельс обнаруживает в ней истоки учения Мальтуса, которое представляет собой «самую грубую, самую варварскую систему из всех когда-либо существовавших…» (1, 1; 546). Это учение антинаучно, поскольку оно объясняет бедность и голод нехваткой естественных ресурсов; в таком случае следовало бы признать, что земля была перенаселена и тысячу лет назад, когда уже существовали нищета и голод. Между тем «избыточное население или избыточная рабочая сила всегда связана с избыточным богатством, избыточным капиталом и избыточной земельной собственностью» (там же, 565 – 566). Энгельс подчеркивает закономерность безработицы в условиях капиталистического производства, которое периодически проходит стадии подъема и кризиса, перепроизводства и застоя. Дело, значит, не в недостатке естественных ресурсов. «Производительная сила, находящаяся в распоряжении человечества, беспредельна» (там же, 563). Что же мешает непрерывному росту производства и удовлетворению потребностей массы трудящихся? Частная собственность, отвечает Энгельс; она превратила рабочего в товар, производство которого обусловлено спросом. Все это «побуждает нас покончить с этим унижением человечества путем уничтожения частной собственности, конкуренции и противоположности интересов» (1, 1; 567).
Борьба против капитализма опирается, утверждает Энгельс, на объективные тенденции развития капиталистического хозяйства. Конкуренция независима от воли и сознания людей. Это – «чисто естественный закон, а не закон духа. Это – закон, порождающий революцию». Периодические кризисы перепроизводства также представляют собой «естественный закон, покоящийся на том, что участники здесь действуют бессознательно. Если бы производители как таковые знали, сколько нужно потребителям, если бы они организовали производство, распределили его между собой, то колебания конкуренции и ее тяготение к кризису были бы невозможны. Начните производить сознательно, как люди, а не как рассеянные атомы, не имеющие сознания своей родовой общности, и вы избавитесь от всех этих искусственных и несостоятельных противоположностей» (1, 1; 561). Этот призыв не следует понимать так, будто бы для уничтожения капитализма достаточно лишь понять необходимость планового производства. С точки зрения Энгельса, плановое производство и распределение возможны лишь на базе общественной собственности.
Центральным понятием классической политической экономии является понятие стоимости. Энгельс отвергает то определение этой категории, которое дано Смитом и Рикардо. Отмечая расхождение между ценой и стоимостью, он приходит к выводу, что Смит и Рикардо рассуждают об абстрактной стоимости, между тем как реальная стоимость предполагает учет не только затраченного труда, но и полезности вещи. «Стоимость вещи включает в себя оба фактора, насильственно и, как мы видели, безуспешно разъединяемые спорящими сторонами (Энгельс имеет в виду, с одной стороны, классиков буржуазной политической экономии, а с другой – их мелкобуржуазных противников. – Т.О.). Стоимость есть отношение издержек производства к полезности» (1, 1; 552). Энгельс не согласен со Смитом и Рикардо, ибо их понимание стоимости освящает товарный обмен и отношение между трудом и капиталом как эквивалентное и поэтому справедливое отношение. В этом смысле отрицание принципа стоимости в известной мере было неизбежно до тех пор, пока не было установлено, что эквивалентный товарный обмен не исключает эксплуатации пролетариев.
Рикардо сознавал, что его теория трудовой стоимости приводит к противоречиям: предполагая эквивалентный обмен стоимостей, она считает его результатом образование прибыли. Как буржуазный экономист, он не исследовал этого противоречия; классовый инстинкт уводил его в сторону от этой опасной темы. Иную, близкую к воззрениям левых рикардианцев позицию занимает Энгельс. Отсюда и отрицание теории трудовой стоимости, в котором имплицитно заложена постановка проблем, от которых отвернулась буржуазная политическая экономия.
Итак, выдающееся значение «Набросков к критике политической экономии» заключается в том, что в них Энгельс, как указывает В.И. Ленин, «с точки зрения социализма рассмотрел основные явления современного экономического порядка, как необходимые последствия господства частной собственности» (5, 2; 10).
Заканчивая рассмотрение этой статьи, следует подчеркнуть, что в ней нет еще научного понимания философского материализма. Материализм характеризуется как натуралистическая концепция, для которой человек есть лишь природное существо, управляемое законами природы. XVIII век, пишет Энгельс, противопоставил абстрактному спиритуализму абстрактный материализм, который не устраняет противоположности между человеком и природой, не вскрывает их единства. Этот материализм «не затронул христианского презрения к человеку и его унижения и только вместо христианского бога противопоставил человеку природу как абсолют» (1, 1; 545). Несмотря на по существу материалистический анализ капитализма, Энгельс не называет свои воззрения материалистическими. Очевидно, поэтому Энгельс в 1871 г. высказался против переиздания этой работы. «Она совершенно устарела и полна неточностей, которые лишь сбили бы с толку читателя. К тому же она написана еще целиком в гегелевской манере, которая тоже теперь абсолютно не подходит. Статья имеет значение разве только как исторический документ» (1, 33; 174). Разумеется, эта (на наш взгляд, слишком суровая) оценка Энгельса нисколько не умаляет выдающегося значения рассматриваемой статьи в процессе формирования марксизма.
Вторая статья Энгельса в «Ежегоднике» – «Положение Англии» – посвящена книге Т. Карлейля «Прошлое и настоящее», вышедшей в 1843 г. Интерес Энгельса к Карлейлю не случаен. Переходя на позиции научного коммунизма, он, естественно, осознавал необходимость размежеваться с теми мыслителями, которые критиковали капитализм справа. Среди них самой яркой фигурой был Карлейль[128]128
В 1850 г. Маркс писал в рецензии на карлейлевские «Современные памфлеты»: «Томасу Карлейлю принадлежит та заслуга, что он выступил в литературе против буржуазии в то время, когда ее представления, вкусы и идеи полностью подчинили себе всю официальную английскую литературу; причем выступления его носили иногда даже революционный характер. Это относится к его истории французской революции, к его апологии Кромвеля, к брошюре о чартизме, к „Прошлому и настоящему“. Но во всех этих произведениях критика современности тесно связана с на редкость антиисторическим апофеозом средневековья, встречающимся, впрочем, часто и у английских революционеров, например, у Коббета, и у некоторой части чартистов» (1, 7; 268).
[Закрыть].
По-видимому, Карлейль оказал некоторое влияние на Энгельса в первые годы его пребывания в Англии. Во всяком случае в рассматриваемой статье подчеркивается, что «книга Карлейля является единственной, которая затрагивает человеческие струны, изображает человеческие отношения и носит на себе отпечаток человеческого образа мыслей» (1, 1; 572). Карлейль страстно обвиняет буржуазию в том, что она принесла английскому народу небывалое обнищание, одичание и нравственное зло. Капитализм уничтожил религиозность и патриархальные отношения средних веков, но что получил народ вместо этого? Евангелие маммоны, бессердечный чистоган. Разоблачая буржуазную демократию, Карлейль говорит: «Представление, будто свобода человека состоит в том, чтобы подать свой голос на выборах и сказать: вот теперь мне тоже принадлежит одна двадцатитысячная доля оратора в нашей национальной говорильне, не станут ли теперь ко мне благосклонны все боги? – это представление – одно из самых смешных на свете» (1, 1; 583 – 584). Приводя это и другие положения Карлейля, Энгельс заключает: «Таково положение Англии по Карлейлю. Тунеядствующая землевладельческая аристократия, „не научившаяся даже сидеть смирно и по крайней мере не творить зла“; деловая аристократия, погрязшая в служении маммоне и представляющая собой лишь банду промышленных разбойников и пиратов… повсеместный хаос, беспорядок, анархия, распад старых связей общества, всюду духовная пустота, безидейность и упадок сил, – таково положение Англии. Если отвлечься от некоторых выражений, связанных с особой точкой зрения Карлейля, мы должны будем с ним вполне согласиться» (там же, 584 – 585).
Энгельс видит ценность карлейлевской критики капитализма также в том, что она вынужденное признание представителя господствующего класса. Но классовая позиция Карлейля делает невозможным революционную и научную постановку вопроса о путях устранения капиталистического гнета. С его точки зрения, социальное зло, порожденное развитием капитализма, имеет своим источником, собственно, не капитализм, а атеизм и якобы связанное с ним корыстолюбие. Карлейль идеалистически объясняет вызванные капитализмом изменения в общественном сознании: крушение старых религиозных представлений, явившееся отражением развития капитализма и разложения феодального строя, выдается за причину буржуазного образа жизни. Понимая, что нельзя возродить прошлое, Карлейль мечтает о создании новой религии, основой которой был бы пантеизм и культ труда.
Предлагаемая Карлейлем панацея, указывает Энгельс, представляет собой реакционную утопию, так как религия лишь усугубляет социальное зло, порожденное капитализмом. Карлейлю, сетующему на то, что капитализм опустошает человека, превращает его во враждебное другим людям существо, Энгельс отвечает: никакая, в том числе и пантеистическая, религия не может заполнить порожденной капитализмом пустоты; религия также опустошает, деморализует человека. «Религия по существу своему, – говорит Энгельс, ссылаясь на Фейербаха и Б. Бауэра, – есть выхолащивание из человека и природы всего их содержания, перенесение этого содержания на фантом потустороннего бога, который затем из милости возвращает людям и природе частицу щедрот своих» (1, 1; 590). Необходимо отказаться от религии и найти реальное удовлетворение тем потребностям, которые лишь по видимости удовлетворяются религией.
Религия выдает человеческое за сверхчеловеческое, божественное. Пантеистическая религия хотя и образует, по мнению Энгельса, преддверие свободного, человеческого воззрения на мир, неизбежно принижает человека, противопоставляя ему нечто якобы более высокое. Но нет ничего выше человека и истории человечества. Мы хотим, говорит Энгельс, устранить все, что объявляет себя сверхъестественным и сверхчеловеческим, ибо «претензия человеческого и естественного быть сверхчеловеческим, сверхъестественным есть корень всей неправды и лжи» (1, 1; 592).
Конечно, эти мысли об источнике «всей неправды и лжи» не являются материалистическими. Подобные высказывания имеются и у младогегельянцев. Но в контексте статьи, выдвигающей (как мы увидим дальше) тезис о решающей роли пролетариата в деле уничтожения капитализма, это не более чем пережитки старых воззрений.
Вопрос о коммунистическом переустройстве общества ставится Энгельсом, с одной стороны, в отвлеченно-философской форме, а с другой – конкретно-исторически, в связи с анализом классовой структуры буржуазного общества. «До сих пор, – говорит Энгельс, – вопрос всегда гласил: чтó есть бог? – и немецкая философия разрешила его так: бог – это человек. Человек должен лишь познать себя самого, сделать себя самого мерилом всех жизненных отношений, дать им оценку сообразно своей сущности, устроить мир истинно по-человечески, согласно требованиям своей природы, – и тогда загадка нашего времени будет им разрешена» (1, 1; 593). Если бы Энгельс ограничился такой общей гуманистической постановкой вопроса, он по существу не вышел бы за пределы фейербаховской теории. Но в том-то и заключается выдающееся значение рассматриваемой статьи, что в ней задача «устроить мир истинно по-человечески» определяется как задача освободительного движения рабочего класса.
Энгельс бичует своекорыстие, раболепие перед предрассудками, присущее господствующим классам Англии, которые, как он говорит, глухи ко всякому прогрессу. Лишь рабочие «действительно достойны уважения, несмотря на всю их грубость и на всю их деморализацию. От них-то и придет спасение Англии; они представляют собой еще пригодный для творчества материал; у них нет образования, но нет и предрассудков, у них есть еще силы для великого национального дела, у них есть еще будущее» (1, 1; 574).
По Карлейлю, спасителем общества от социального зла, порожденного капиталистической цивилизацией, должна быть «истинная аристократия», которую он отличает от тунеядствующей аристократии и буржуазии. «…Карлейль, – иронически замечает Энгельс, – требует установления „истинной аристократии“, „культа героев“; в качестве второй великой задачи он выдвигает требование отыскать этих „αριςτοι“, наилучших, под руководством которых можно было бы „соединить неизбежную демократию с необходимым суверенитетом“» (1, 1; 589). Энгельс решительно выступает против реакционной концепции «героев» и «толпы», которую Кардейль пытался подкрепить тезисом о несостоятельности демократии. В противовес идеологу феодального псевдосоциализма Энгельс критикует буржуазную демократию слева, доказывая, что человечество, покончив с формальной демократией, не повернет вспять, а придет к новой, истинной демократии. Карлейль же ставит над народом «героев», отрицая способность трудящихся самим разрешить встающие перед ними социальные задачи. Если бы Карлейль, говорит Энгельс, «постиг человека как человека, во всей его бесконечности, то не пришел бы к мысли снова делить человечество на два скопища – овец и козлищ, правящих и управляемых, аристократов и чернь, господ и простаков; тогда он нашел бы истинное социальное призвание таланта не в том, чтобы насильственно управлять, а в том, чтобы побуждать других и идти впереди них» (там же, 595).
Рабочий класс, указывает Энгельс, в лице своих общественных деятелей, социалистов, выдвигает задачу уничтожения капитализма. Правда, социалисты не обладают еще глубоким теоретическим пониманием общественной жизни, склоняются к узкому эмпиризму и практицизму. Но они «представляют собой единственную партию в Англии, имеющую будущее, как бы относительно слабы они ни были. Демократия, чартизм должны вскоре одержать верх, и тогда массе английских рабочих останется один только выбор – между голодной смертью и социализмом» (1, 1; 596).
Энгельс заканчивает статью обещанием заняться в ближайшее время более обстоятельным изучением положения Англии. «Положение Англии имеет огромное значение для истории и для всех других стран, потому что в социальном отношении Англия, несомненно, далеко опередила все прочие страны» (1, 1; 597). Вспомним, что в конце 1842 г. Энгельс называл Англию отсталой страной, погрязшей в средневековье. В то время он еще не связывал уровень общественного развития с экономическим развитием; достижения капиталистического производства в Англии, наличие в ней многочисленного пролетариата, так же как и борьба между рабочими и капиталистами, не осознавались им тогда как показатели социального прогресса. Новая, правильная оценка положения Англии не просто выявляет изменение взглядов Энгельса по некоторым частным (хотя и весьма важным) вопросам; это свидетельство того, что он уже перешел от идеализма и революционного демократизма к материализму и коммунизму.
Уже работа в «Рейнской газете» привлекла внимание Маркса к экономическим отношениям. Переезд в Париж, знакомство с рабочим движением во Франции, изучение социалистической литературы еще более усилили его интерес к политической экономии. Статьи Маркса в «Ежегоднике» свидетельствуют о том, что условием и в значительной мере также содержанием человеческой эмансипации он считает уничтожение частной собственности и отчуждения, связь которого с частной собственностью уже очевидна Марксу, хотя еще остается невыясненным их генетическое отношение друг к другу. Работа Энгельса «Наброски к критике политической экономии» произвела на Маркса большое впечатление. «Общение с Энгельсом, – писал В.И. Ленин, – бесспорно содействовало тому, что Маркс решил заняться политической экономией, той наукой, в которой его труды произвели целый переворот» (5, 2; 10).
В 1932 г. Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС опубликовал относящиеся к 1844 г. выписки Маркса из работ английских и французских экономистов (А. Смита, Д. Рикардо, Дж. Милля, Дж. Мак-Куллоха, П. Буагильбера, Ж.-Б. Сея и др.). Эти выписки, а также критические замечания Маркса к ним, изданные под названием «Ökonomische Studien (Exzerpte)», открываются конспектом вышеупомянутой работы Энгельса. Маркс присоединяется к основным положениям Энгельса. Он также отмечает, что политическая экономия исходит из признания частной собственности, которая образует реальную предпосылку этой науки, не исследуя этой предпосылки, принимая ее без обоснования, догматически. «Вся политическая экономия основывается, следовательно, на факте, необходимость которого отнюдь не безусловна» (60; 449).
В теории стоимости Рикардо, согласно которой товары обмениваются соответственно количеству заключающегося в них труда, Маркс, как и Энгельс, видит идеализацию капиталистического строя; существование частной собственности делает невозможным эквивалентный обмен товарами вообще, а тем более эквивалентный обмен между капиталом и трудом. «Прудон справедливо отсюда заключает, – пишет Маркс, – что там, где существует частная собственность, вещь стоит больше своей стоимости. Это и есть дань частному собственнику» (60; 494). Частная собственность порождает конкуренцию, колебание спроса и предложения, вследствие чего совпадение цен со стоимостью – момент случайный; закономерностью является расхождение цен с тем, что Рикардо называет естественной стоимостью. Эта отрицательная оценка теории стоимости Рикардо вместе с тем фиксирует противоречия, с которыми теории стоимости предстоит еще справиться. Следовательно, Маркс в известной мере уже предвосхищает свои собственные исследовательские задачи.
Буржуазные экономисты не видят антагонистического характера капиталистических отношений. Рикардо считает средства существования рабочего естественной ценой его труда. То, что пролетарий трудится лишь ради обеспечения своего существования, представляется ему нормальным положением вещей. Заработную плату Рикардо рассматривает как часть издержек производства, в то время как прибыль и рента провозглашаются его целью. Рабочий с этой точки зрения есть лишь средство для извлечения прибыли. Этот «цинизм» Маркс считает заслугой Рикардо, поскольку он без всяких прикрас рисует отношения между трудом и капиталом.
Для буржуазного экономиста общество – торговая компания, каждый член которой является товаровладельцем. Отношения человека к человеку сводятся к взаимоотношениям частных собственников. Иначе говоря, «эту отчужденную (entfremdet) форму социального общения политическая экономия фиксирует в качестве существенной и изначальной и в качестве соответствующей человеческому предназначению» (4; 119). Понятием отчужденной формы социального общения Маркс обозначает частную собственность, капитал, товарный обмен, деньги, которые разъединяют людей, противопоставляют их друг другу. Но человек есть существо общественное, социальное общение – реальная сущность человека. «От человека не зависит, быть или не быть этой общественной связи; но до тех пор, пока человек не признает себя в качестве человека и поэтому не организовал мир по-человечески, эта общественная связь выступает в форме отчуждения» (там же).
Стоимость представляет собой отчуждение частной собственности, деньги – чувственное, предметное бытие этого отчуждения. Отчужденный продукт труда господствует над производителем, человеческая личность становится предметом торговли, богатство порождает нищету, а нищета – богатство. Труд, следовательно, оказывается отчуждением жизни, поскольку «моя индивидуальность отчуждена (ist entäußert) от меня до такой степени, что эта деятельность мне ненавистна, что она для меня – мука и, скорее, лишь видимость деятельности. Поэтому труд является здесь всего лишь вынужденной деятельностью и возлагается на меня под давлением всего лишь внешней случайной нужды, а не в силу внутренней необходимой потребности» (4; 127). Такова та извращенная реальность, которая представляется буржуазному экономисту разумным порядком вещей. В действительности же разумный общественный строй может быть создан лишь на основе общественной собственности, благодаря которой труд станет свободным самоутверждением человеческой индивидуальности.
Таким образом, в замечаниях к выпискам из экономистов Маркс ставит вопрос о происхождении частной собственности и отчуждения, вводит понятие отчужденной формы социального общения (антагонистических общественных отношений), противопоставляя миру частной собственности коммунистический идеал, универсальное преобразование всей общественной и личной жизни. Все эти вопросы находят обстоятельное развитие в «Экономическо-философских рукописях 1844 года».
Под этим названием в 1932 г. на языке подлинника были опубликованы Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС три рукописи Маркса. Некоторые разделы рукописей («Заработная плата», «Прибыль на капитал», «Земельная рента» и т.д.) даны Марксом, другие разделы, оставленные им без названий, озаглавлены редакцией.
Работа Маркса – прежде всего экономическое исследование. Однако в ней дана также основательная критика гегелевской «Феноменологии духа». Анализ буржуазной политической экономии приводит Маркса к философскому рассмотрению роли труда, материального производства в развитии личности и общества в целом. Критика методологии буржуазной политической экономии, исследование отчужденного труда, далеко выводящее за рамки собственно экономической проблематики, оценка уравнительного утопического коммунизма и постановка вопросов научного коммунизма – все это вполне объясняет, почему рукописи Маркса получили название «экономическо-философских». Это, следовательно, и выдающийся философский труд.
В предисловии Маркс заявляет, что рукописи представляют собой дальнейшее развитие идей, высказанных им в «Deutsch-Französische Jahrbücher». Он указывает, что опирается в своем исследовании на труды не только французских и английских, но и немецких социалистов, в первую очередь Вейтлинга, Гесса и Энгельса. Философским обоснованием научной критики буржуазной политической экономии Маркс считает труды Фейербаха, его «Основные положения философии будущего» и «Предварительные тезисы к реформе философии». Маркс пишет: «Только от Фейербаха ведет свое начало положительная гуманистическая и натуралистическая критика. Чем меньше шума он поднимает, тем вернее, глубже, шире и прочнее влияние его сочинений; после „Феноменологии“ и „Логики“ Гегеля это – единственные сочинения, которые содержат подлинную теоретическую революцию» (2; 520).
Идею положительной гуманистической и натуралистической критики (в общем совпадающую с антропологическим принципом, поскольку речь идет о Фейербахе) Маркс противопоставляет младогегельянской «критической критике». Это, по сути дела, противопоставление материализма идеализму, хотя Маркс и не применяет этих философских понятий. «Теологическая критика, – пишет Маркс, имея в виду младогегельянство, – которая в начале движения была действительно прогрессивным моментом, при ближайшем рассмотрении оказывается в конечном счете не чем иным, как выродившимся в теологическую карикатуру завершением и следствием старой философской и в особенности гегелевской трансцендентности» (2; 521 – 522). Это значит, что младогегельянство, несмотря на свою критику теологии и гегелевской системы, остается идеалистической философией, согласно которой религиозное сознание составляет основу всех социальных противоречий и зол. Ясно, что с этих позиций невозможна научная критика буржуазной политической экономии, категории которой не имеют непосредственного отношения к религиозному сознанию.
Маркс, опираясь на Фейербаха, противопоставляет свое понимание человека, человеческой жизни, человеческих потребностей буржуазной концепции общества как торговой компании, человека как товаровладельца, человеческих отношений как отношений купли-продажи. То, что Маркс понимает под человеком, человеческой жизнью и человеческими отношениями, существенно отличается от соответствующих понятий Фейербаха, хотя и не исключает их полностью. Не оспаривая существенного значения антропологической характеристики человека, Маркс подчиняет ее создаваемому им материалистическому учению об определяющей роли производства. Принимая фейербаховский тезис о единстве человека и природы, Маркс доказывает, что его специфически человеческой формой является общественное производство. Благодаря такой постановке вопроса намечается принципиально новое решение философских проблем, между тем как с точки зрения фейербаховского антропологизма общественное производство находится по ту сторону философского анализа.
Отправной пункт в Марксовом анализе политической экономии – антагонизм между пролетарием и капиталистом. Этот антагонизм наличествует уже в непосредственном взаимоотношении между заработной платой рабочего и прибылью капиталиста. «Заработная плата, – пишет Маркс, – определяется враждебной борьбой между капиталистом и рабочим» (2; 523). Правда, и Рикардо указывал на имеющееся здесь враждебное отношение: чем выше заработная плата, тем ниже прибыль капиталиста, и наоборот. Но он не пошёл дальше констатации факта. Маркс же, анализируя экономические отношения, закладывает основы теории классовой борьбы.
Противоречие между прибылью и заработной платой обусловливает тенденцию к снижению последней до прожиточного минимума. Буржуазная политическая экономия, провозглашающая идею гармонии труда и капитала, в действительности «видит в рабочем лишь рабочее животное, лишь скотину, потребности которой сведены к самым необходимым физическим потребностям» (2; 530). Рабочий стал товаром, и счастье для него, если ему удается найти покупателя. Спрос на людей регулирует производство людей, как и любого другого товара. Если предложение значительно превышает спрос, то часть рабочих обрекается на нищенское существование или даже на голодную смерть. Труд рабочего, т.е. его жизнедеятельность со всем ей присущим природным, духовным, социальным многообразием, все в большей степени противостоит ему как чужая собственность. И поскольку рабочий принижен до положения машины, машина выступает против него в роли конкурента.
Маркс считает неудовлетворительным данное А. Смитом определение капитала как накопленного труда, поскольку оно игнорирует частную собственность, без которой нет капитала. «Итак, капитал есть командная власть над трудом и его продуктами. Капиталист обладает этой властью не благодаря своим личным или человеческим свойствам, а лишь как собственник капитала» (2; 534). Господство капитала над трудом есть высшая ступень развития частной собственности, которой соответствует поляризация общества на класс собственников и лишенных собственности рабочих.
В центре внимания Маркса – проблема частной собственности: в нее упираются все другие вопросы. Для Маркса это не только экономическая, но и важнейшая социальная проблема. Маркс говорит: «Политическая экономия исходит из факта частной собственности. Объяснения ее она нам не дает. Материальный процесс, проделываемый в действительности частной собственностью, она укладывает в общие, абстрактные формулы, которые и приобретают для нее затем значение законов. Эти законы она не осмысливает, т.е. не показывает, как они вытекают из самого существа частной собственности» (2; 559). Политическая экономия не объясняет причин отделения труда от капитала и капитала от земли. Характеризуя отношение заработная плата – прибыль на капитал, экономисты говорят лишь о стремлении каждой из сторон (рабочих и капиталистов) получить как можно больше за свой товар. При этом они ссылаются на конкуренцию, но эта ссылка ничего не объясняет, так как она не затрагивает объективной основы конкуренции.
