355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Ярославская » Вести приходят издалека » Текст книги (страница 16)
Вести приходят издалека
  • Текст добавлен: 9 декабря 2019, 10:30

Текст книги "Вести приходят издалека"


Автор книги: Татьяна Ярославская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

59

Еще утром Кузя пылал решимостью поговорить с Дьячевской. К обеду его пыл поубавился, а когда он, состряпав на скорую руку ужин и поручив доведение его до ума Тимуру, приехал в студию, от решимости не осталось и следа. Кузя нервничал, работал плохо, фотограф манерно морщился и шипел, что сегодня они даром тратят пленку.

Съемка закончилась, а Софья так и не пришла. Уже спустившись в холл, Кузя снова осмелел и стал убеждать себя, что, если б она была, он непременно бы все сказал. А на нет и суда нет.

В дверях он чуть не столкнулся, а вернее, чуть не оказался сметенным мрачным вихрем: в холл влетел Ильдар Каримов. Он был так озабочен и погружен в себя, что или не заметил, или не узнал Кузю Ярочкина. И только в тот момент, когда двери лифта уже закрывались, глаза Каримова, как показалось Кузе, злобно сверкнули, и он коротко кивнул парню.

Неустойчивая весенняя погода расколола небо над проспектом Ленина надвое: с Волги ползли лиловые, жуткие в лучах испуганного солнца тучи. Они на глазах пожирали лазоревое небо, неся, наверное, первую в этом году настоящую грозу.

Девочка, стоявшая на остановке неподалеку от Кузи, была очень миленькой, но главное, она явно им заинтересовалась: перевесила сумочку на другое плечо, поправила шарфик и все взглядывала в его сторону, будто бы проверяя, не идет ли ее автобус. Кузя не остался в долгу: встряхивал кудрями, постукивал носком безукоризненно начищенного ботинка по бордюру, рассматривал объявления на остановке и потихоньку перемещался поближе к девочке. В общем, вел он себя так, как ведет себя любой мальчишка в присутствии понравившейся ему особы противоположного пола, начиная еще со времен Тома Сойера и Бекки Тетчер, ну, может быть, с небольшими вариациями.

Машина затормозила у остановки, когда Кузя уже было решился подойти к девочке и познакомиться.

Все произошло мгновенно. Девочке показалось, что к тому симпатичному пареньку, в светлых волосах которого путалось клонившееся к закату весеннее солнце, подошел приятель. Наклонился что-то спросить, парень, кажется, усмехнулся. Или вскрикнул? Потом шагнул к машине, как-то неловко шагнул, споткнулся. Приятель поддержал. Или подтолкнул? Они оказались на заднем сиденьи, и машина сорвалась с места. Даже не обернулся… Может, не смог?

Девочка полезла в сумочку и вытащила недавний подарок родителей на пятнадцатилетие, мобильный телефончик, хороший, «навороченный». Она долго нажимала серебристые кнопочки и чуть не пропустила свой автобус. В память телефона она записала номер и марку машины, в которой уехал симпатичный парень. Так, на всякий случай.

60

Хорошая погода, простоявшая весь день, к вечеру сменилась неожиданным похолоданием, в довершение бед полил сильный дождь.

Домой Маша вернулась поздно: не удержалась, поехала на работу, а оттуда разве вырвешься. Из кухни чем-то вкусно пахло.

– Что у нас на ужин? – крикнула она, скидывая промокшие ботинки.

– Шпумсики!

– Кто?! – она заглянула в кухню и уставилась на Тимку. Сын как раз снимал крышку со стеклянной кастрюли. Облачко ароматного пара вырвалось на свободу, и у Маши от голода закружилась голова – от съеденной с Ильдаром в обед курицы давно не осталось и воспоминаний.

– Не кто, а ржаные шпумсики, – пояснил Тимур.

– Что это за название, никогда не слышала?

– А тут, понимаешь ли, право автора, как захотел, так и назвал.

Он с достоинством подцеплял шумовкой нечто, больше всего похожее на очень крупные, размером с ладонь, пельмени и шлепал их в тарелку, щедро поливая соусом.

Маша сполоснула руки прямо в кухонной раковине и уселась за стол. Через секунду перед ней стояла тарелка с дымящимися шпумсиками.

– Ешь, – сказал сын, втыкая вилку в беззащитное брюшко пельменя-переростка.

Маша жадно набросилась на еду.

– Ну, ну рассказывай, как вы это делали? Небось, опять Кузя рецепт нарыл?

– Да он не нарыл, – махнул вилкой Тимур. – Вообще-то, это несостоявшиеся пельмени. Им с самого начала не повезло: оказалось, что нормальная мука кончилась, осталась только ржаная. Но фарш-то Кузя еще вчера накрутил, вот и решил, что и с такой мукой неплохо получится. Замесил тесто. А тут ему какая-то девица позвонила, проболтал чуть не час, пора уж в студию ехать. Он хотел это пельменеизготовление на меня повесить, но, сама понимаешь, я этого не люблю. Тогда он быстренько налепил этих гигантов, побросал их в соус, засунул в духовку и поставил мне будильник. Как зазвенело, так я кастрюлю вытащил. И – опа! Кормлю тебя шпумсиками. Вкусно?

– Обалдеть! Но почему все-таки шпумсики?

– Просто, когда они в соус падали, по его мнению, они издавали приятный звук: «шпумс! шпумс!»

Трижды Маша и Тимур грели Кузе ужин. Молча и не глядя друг на друга, ходили они от окна к окну и всматривались в ночной дождь. Напряженно затаив дыхание, провожали глазами автобусы, которые подъезжали к остановке прямо под их окнами и отъезжали, но так и не привезли Кузю.

Давно погасло в Машиной душе чувство недовольства и досады на загулявшего мальчишку. С каждой секундой, которую как-то непривычно звонко отсчитывали часы на стене, росло мучительное беспокойство, росло и заполняло сознание. И вот уже пролилось слезами.

Господи, ну, пожалуйста, пусть он просто гуляет, пусть целуется где-нибудь с девчонкой! Пусть сейчас повернется ключ в замке! Ни за что не буду его ругать! Лишь бы был жив и здоров, цел и невредим! Завтра же, честное слово, куплю ему сотовый, чтоб всегда можно было позвонить…

– Мам, ты можешь позвонить Дьячевской?

– Могу.

– Так позвони, спроси, когда он ушел из студии.

Маша схватилась за телефон, удивляясь, почему ей самой не пришло это в голову. Неужели Тимур и вправду уже умнее и рассудительнее ее?

Соня Дьячевская в студии сегодня не была и Кузю не видела, но пообещала немедленно связаться с теми, кто его там должен был видеть. Через несколько минут она перезвонила и сообщила, что из студии Кузя ушел, как обычно, около шести часов вечера.

– Машка, ты мне звони. Я спать не буду. Если придет, сразу мне сообщи, обещаешь? – гудела Соня.

Маша пообещала.

– Неужели он на меня так обиделся, а, Тим?

– За что? – удивился Тимур.

– За вчерашнее. Я на него налетела с этими деньгами, а он…

– Мама, прекрати! Что он, дурак что Ли, на такую ерунду обижаться? Ты думаешь, он из-за этого сбежал?

– Я уже не знаю, что и думать, – сквозь слезы ответила Маша.

– Думай что-нибудь другое.

Тимур вышел из комнаты, и Маша услышала, что он одевается.

– Ты куда?

– Дойду до остановки.

– Зачем?

– Вдруг на него напали… Или… Мало ли что.

– Но он же не выходил из автобуса, – в ужасе прошептала Маша.

– Мы могли пропустить.

– Не могли, – Маша вцепилась в Тимкин рукав. – Стой, я с тобой пойду!

– Мам, не валяй дурака! Давай твой сотовый, я позвоню, если что.

– Ну нет! – возмутилась Маша и быстро натянула куртку.

Они дошли до остановки, не обращая внимания на дождь. Подошел еще один автобус. Кузю он не привез. Не привезли его и две подошедших следом маршрутки.

– Тима, а может, мы с ним разминулись? Может, пока мы дом обходили, он с другой стороны к подъезду подошел?

Тимур покачал головой.

– Пошли домой, надо звонить, – сказал он.

– Кому?

– Мама, надо звонить в милицию. И, там, в больницы, что ли…

Маша широко раскрыла глаза, поднесла ладонь к губам и снова расплакалась.

В больницах Кузи не было. И в бюро несчастных случаев о нем тоже ничего не знали. В милиции спросили возраст и велели ждать трое суток, может, объявится.

– Трое суток!? – возмутился Тимур. – А если ему помощь нужна!

– Тима, он ведь не мог убежать, правда? – Маша уже почти взяла себя в руки.

– Конечно, нет!

– Значит, с ним действительно что-то случилось. Или его похитили…

– Или убили, – мрачно сказал Тимур.

– Тьфу! Сплюнь! Пошли в дежурную часть!

– Что туда идти? Ты же слышала, что они по телефону сказали: трое суток.

Но Маша уже была настроена твердо и решительно.

– Сказали? Пусть они мне это на заявлении напишут! Я посмотрю, какие там трое суток!

61

Из-за пыльного стекла с надписью «Дежурная часть» на ночных посетителей не то сонно, не то нетрезво смотрел оплывший милиционер.

– Я вам говорю, мамаша, погуляет и вернется. Вспомните себя в семнадцать лет.

– При чем тут я? – возмутилась Маша.

– А при том, что ваши родители тоже, небось, по моргам-милициям звонили, когда вы с мальчиками гуляли…

– Так! – раздраженно стукнула кулаком по стеклу Маша. – Я опекун этого мальчика, назначенный, между прочим, государством. К побегам ребенок не склонен, и мне точно известно, что ехать он собирался домой! Вы будете оформлять заявление?

– Да успокойтесь, гражданка. Принял я ваше заявление. Устного заявления вполне достаточно. Как, говорите, его зовут?

– Ярочкин Кузьма Альбертович, год рождения…

– Не надо год рождения. Все, идите домой и ждите.

Тимур отодвинул растерявшуюся мать от окошечка.

– Товарищ лейтенант, вы, конечно, можете принять у нас устное заявление, только вы должны оформить его на бланке, чтоб мы там подпись поставили. Потом вы его зарегистрируете, поставите штампик, дату, номер, подпись свою. И нам выдадите бумажку о том, что его именно вы приняли. Правильно? Если не помните, так загляните в свой поминальник!

Маша с ужасом смотрела, как лицо милиционера наливается краской.

– Ты кто такой меня учить-то! – рявкнул он на Тимку.

– В данное время я свидетель. Свидетель того, что вы отказываете в приеме заявления, да еще и пытаетесь ввести заявителя в заблуждение. Пошли, мам.

Он потянул мать за руку к выходу. Ошарашенная, она послушно пошла за ним.

На улице, у входа в здание, Тимур, озираясь, отодрал от стенда «Внимание! Розыск!» два листка с какими-то черными портретами.

– Надо было, конечно, дома заявление написать, ну, ничего, здесь напишем.

Скрючившись на ступеньках под козырьком подъезда отделения милиции, Тимур долго писал, а потом сунул листки и ручку матери.

– Подпиши.

Маша стала читать заявление.

– Тима! Какие двенадцать тысяч у него с собой были? Откуда?!

– Ниоткуда, – отмахнулся Тимур. – Видишь ли, если человек просто пропал, откроют розыскное дело и делать по нему ничего не станут. А если он с машиной или с деньгами пропал, то – ага! Может быть покушение на убийство, грабеж… Тогда уголовное дело должны возбуждать. Там уже и спрос другой. Это нам препод на курсах рассказывал. Думаю, двенадцать тысяч – нормально, хватит. Я написал, что он сотовый телефон хотел покупать.

– Господи, верни мне Кузьку! Самый дорогой телефон ему куплю! – воскликнула Маша. – Тим, но ведь выяснится, что мы врем, когда его найдут.

– Да пусть выяснится, лишь бы нашли!

– Это точно!

Вскоре они снова стояли перед мутным стеклом.

– Вы что, думаете, я на таких огрызках у вас заявление возьму!? – бушевал лейтенант.

– А вы попробуйте, не возьмите, – спокойно парировал Тимур. – Мы все ваши слова сейчас на диктофон записываем, а завтра пойдем сами знаете куда.

Лейтенант молча встал, отшвырнул стул и стал рыться в поисках какого-то журнала. Еще через несколько минут Маша и Тимур держали в руках экземпляр своего заявления, на котором чин-чином стояли штамп, дата и даже время регистрации. И стояла подпись – лейтенант милиции Скотников.

Несмотря на усталость и беспокойство, они переглянулись и улыбнулись.

– Тима, смотри, свет горит! – закричала Маша и бегом кинулась к подъезду. Тимур вздохнул и пошел следом: он хорошо помнил, что это он не выключил свет в кухне, не захотел возвращаться, плохая примета. На звонок никто не открыл. Дрожащими руками Маша отперла дверь и кинулась к разрывающемуся от трезвона телефону.

– Кузя! – закричала она одновременно в трубку и в квартиру. – А, Соня… Нет, Сонь, не вернулся…

62

Светало. Они все еще сидели за кухонным столом и ждали. Автобусы уже давно не ходили, скоро пойдут первые утренние. Вдруг да приедет Кузька.

Когда зазвонил телефон, Тимка первый сорвал трубку.

– Да! Дома, а кто ее спрашивает?.. Тебя, – он передал матери трубку.

– Я слушаю, говорите. Алло?..

– Молчите и слушайте – произнес молодой мужской голос. – Ваш сын у нас, э-э… в гостях. Хотите увидеть его целым и невредимым – не ходите в милицию, а быстро и четко выполните наши требования.

– Сколько вы хотите? – воскликнула Маша.

– Нисколько, – усмехнулся собеседник. – Нисколько и одновременно много. Нам нужны документы Цацаниди.

– У меня их нет!

– Есть! А если вы по-прежнему считаете, что у вас их нет, то поищите. У вас есть неделя на поиски. Семь дней, а потом вы будете получать вашего сына частями.

– К-какими частями?..

– Разными, там увидите. Откроете посылочку и увидите. Мария Владимировна, вы умная, интеллигентная женщина, должны понимать, что ведете нечестную игру. Если через семь дней документы не окажутся в Москве у известного вам руководителя, мы с вами будем играть уже совсем по другим правилам. И уверяю вас, последний ход будет за нами.

Маша долго сжимала трубку в онемевшей руке и слушала короткие гудки. Тимка, который во время разговора прильнул щекой к тыльной стороне трубки, с трудом разжал пальцы матери.

Они не стали ничего обсуждать. Тимур ушел в свою комнату и прилег, не раздеваясь, поверх одеяла. Через час надо будет собираться в школу.

Маша села за компьютер. Звонить Остапу и Марине Бобровой было еще рано, а вот написать Елабугову нужно было срочно. Надо, черт его возьми, заставить его рассказать все, что он знает. Это единственная ниточка, которую Маша видела, единственная надежда на то, что она сможет найти эти чертовы документы!

63

– Знаешь, Ильдар, мне стыдно в этом признаться, но я благодарю Бога за то, что это случилось не с Тимкой…

– Что ж тут стыдного? Ты мать. Конечно, слава Богу, что хоть Тимур не пострадал, – Ильдар подошел сзади к стулу, на котором сидела Маша, и положил ладони ей на плечи.

– Да нет же! – она раздраженно дернула плечами, освобождаясь от его тяжелых рук. – В том-то и дело, что я не могу избавиться от мысли, что, раз уж это должно было случиться, то уж лучше с Кузей, чем с Тимуром. Понимаешь?

Ильдар медленно обошел стол заседаний и сел напротив Маши.

– Понимаю, – осторожно начал он. – Я понимаю, тебе стыдно за то, что ты любишь родного сына больше, чем приемного…

– Вот именно, – виновато кивнула Маша, подняла на него грустные глаза и еще больше съежилась. – Я всегда думала, что люблю их одинаково. И это было так легко! Легко одинаково любить своего и чужого ребенка, когда покупаешь им игрушки и сладости, когда беспокоишься, если они задерживаются с тренировки, когда проверяешь дневник, помогаешь с уроками, зашиваешь порванные штаны и дуешь на разодранные коленки… И даже, когда целуешь их на ночь перед сном, легко и понятно любить их одинаково.

Но вот сейчас какая-то сволочь устроила проверку этой моей любви. И я понимаю, что я не сошла с ума, я не умерла от горя. Конечно, я ужасно переживаю, ночь не спала, у меня глаза от слез опухли, но ведь я не ношусь по городу и не вцепляюсь в каждого встречного с воплями и подозрениями, что это именно он отнял у меня сына.

– А если б это был Тимка, ты бы вцеплялась?

– Конечно! И первым делом я вцепилась бы в тебя и потребовала, чтобы ты нашел его, потому что это и твой сын тоже, потому что ты обязан мне помочь. А сейчас я думала, стоит ли обращаться к тебе. Ведь, если ты мне поможешь, а я почти уверена, что поможешь, то мне придется быть благодарной тебе за эту помощь. Вот я и думала, готова ли я быть снова тебе благодарна…

– Но ты все-таки пришла ко мне, – улыбнулся Ильдар.

– А к кому? К кому мне идти? По большому счету, у меня на этом свете есть только родители, Тимка, Кузька и ты. И среди всех этих людей только ты можешь мне помочь! На кого мне еще рассчитывать? Это так мало…

– Ты ошибаешься, Машенька, это очень и очень много. Посмотри на меня: у меня вообще никого нет, даже тебя и Тимура. И самое страшное, я сам себя лишил всего, – Ильдар поднялся и отвернулся от стола.

За пластиковым окном его кабинета нереально и беззвучно бурлила главная улица города.

– Хорошо, что ты это хотя бы понял, – прошептала Маша.

Ильдар развернулся, и выражение щемящей тоски, которое он прятал от Маши, глядя на бушующий город, сменилось на его лице привычной сосредоточенностью делового человека.

– Я помогу тебе, можешь на меня рассчитывать. И пусть тебе в голову не приходит мысль о том, что Тимку ты бы стала спасать из любви, а Кузьку – только из чувства долга, что для Тимки ты бы сделала больше…

– Главное, Ильдар, чтобы эта мысль не пришла в голову похитителям!

Маша вышла из кабинета Ильдара, и тут же у нее зазвонил мобильный телефон.

– Мама, тебе тут по электронной почте пришло письмо от какого-то Елабугова, помечено: срочно, – сообщил Тимур.

– Читай!

– Тут много, может, ты дома прочитаешь?

– Много? Ну, перекинь мне в папину приемную, я тебе сейчас скажу адрес электронной почты.

Выяснив у Кати, секретарши Ильдара, адрес и продиктовав его Тимуру, Маша уселась ждать. Через десять минут она уже держала в руках распечатанное Катей письмо Елабугова.

«Уважаемая Мария Владимировна!

Примите мои глубочайшие соболезнования в отношении того, что с вашими близкими произошло, и заверения в том, что это лишь начало ваших злоключений. Я мог бы обвинить вас в глупости и недальновидности, если бы вы сами ввязались в эту историю, но я верю, что никто не спросил на то вашего желания, как не спрашивал и нас, тех, кто участвовал в экспериментах. Мы соглашались служить науке, а оказалось – согласились продать свою душу и свой разум. И первый дурак, попавшийся на удочку злого гения, был сам Цацаниди. Он и не подозревал, что его, крупного ученого, светлую голову, обвел вокруг пальца коммерсант от науки, провинциальный бизнесмен.

Много лет, работая в паре с Константином Цацаниди, моим давним и близким другом, я был уверен, что работаю именно в паре, что нас двое. Цацаниди выполнял львиную долю работы: оперировал, руководил хирургами, программистами и электрониками, проводил эксперименты. Я занимался, так сказать, человеческим фактором: выбирал подходящих нам пациентов, расшифровывал и анализировал полученные данные. Я создал особую методику работы с подопытными, которую держал в тайне даже от моего друга, потому что не имел доступа ни к чему, что касалось прибора, и признаюсь, был несколько в обиде на него за это. Теперь я понимаю, Константин не посвящал меня в то, чего не знал сам. Нас было трое, три автора великого произведения, которому не суждено быть опубликованным. Цацаниди мертв, я дал клятву молчать обо всем, что я делал. Этот третий, хотя можно по праву назвать его и первым среди нас, не сможет в одиночку воссоздать то, что делали мы.

Все, что я знаю о нем, я знаю только понаслышке, со слов Цацаниди. Лишь незадолго до смерти он признался мне во всем, признался и предостерег… Что я знаю об этом человеке? Немного, скажу только, что жил он в Ярославле, первый и крупнейший источник его доходов – фирма, занимающаяся каким-то медицинским оборудованием. Именно он, а вовсе не Цацаниди, генерировал идею создания прибора, контролирующего канал перехода информационной сущности, которую принято называть душой. И сам прибор изготавливался не в Институте нейрохирургии мозга, а в Ярославле, в его фирме. Теперь я знаю это совершенно точно, вы уж мне поверьте! А когда поверите, то поймете, что все ваши и Стольникова поиски бесплодны изначально. В личных документах Цацаниди нет и не может быть описания прибора. И никаких инструкций по его изготовлению там тоже нет. Цацаниди пользовался чужим изобретением, хоть и выдавал его за свое. Скорее всего, он не передал Стольникову бумаги именно потому, что и сам их не имел.

Попробуйте убедить в этом похитителей вашего сына.

А Стольникову надо искать не документы Цацаниди. Надо искать этого человека. Это он убивает по одному пациентов и свидетелей. Это он держит открытым канал с помощью кого-то из бывших пациентов, кого-то, кто сейчас ему наиболее доступен.

Я понимаю, что вы едва ли, так же, как и я, сможете обратиться в правоохранительные органы. Вряд ли вам там поверят. Ваш единственный шанс – убедить похитителей в том, что они ошибаются. Попытайтесь сделать это.

С наилучшими пожеланиями, Антон Ильич Елабугов.

PS: Кое-что еще. Его инициалы я видел как-то раз в бумагах Цацаниди: И.К. Удачи».

Секретарша Катя, воспользовавшись тем, что Маша сидит в приемной, куда-то выскочила. Все еще находясь под впечатлением от прочитанного, Рокотова встала и направилась к выходу. У двери в кабинет Ильдара она невольно остановилась, он с кем-то громко разговаривал по телефону.

– Да, я ее видел только что. Нет, она все же работает, не так хорошо, как хотелось бы, но все же… Пусть пока поработает, а потом мы ее уберем… Нет, я не хочу больше с ними связываться. А ничего, погрузишь ее на свою машину и выкинешь где-нибудь на дальней помойке. Нет, не жалко… Да, Сань, и пошли кого-нибудь в Зеленоград, пусть разберутся, наконец!

О чем это он? Маша пожала плечами и вышла в коридор.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю