Текст книги "Волки. Роман мая с декабрем (СИ)"
Автор книги: Татьяна Бессонная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Про сегодняшний разговор решили никому не говорить. Фотоальбом досмотрели до конца, мама много всего рассказывала про тётю Лену и свою молодость. Но потом всё-таки убрала его обратно в сумку.
– Только мужьям ни слова. – Подмигнула. – Не поймут.
Я рассмеялась.
– Мужьям! Звучит! А как насчёт братьев?
Мама тут же стала серьёзной
– Ты всё-таки хочешь встретиться с Александром?
– Да. Очень.
– Эх, и на что ты меня подбиваешь... – Покачав головой, снова улыбнулась. Кивнула. – Ладно. Но не сейчас, разумеется.
– А когда?
– Позже. Я тебя предупрежу. Чёрт, ты видела время? Бери своего зайца и пошли.
– Не спится?
Сидя на кухне, Белозерский курил. В одиночестве, молча, не включая свет.
– Голова болит. – Девушка уселась напротив. – А вам?
– Юль, на "ты". Я ж просил. Вроде, песок ещё не сыпется. – Стряхнув пепел, он взялся за стоявшую на столе бутылку. – Скоро пойду. Будешь?
– Нет, спасибо. Что-то случилось?
Белозерский молчал почти минуту. Пил.
– Лёшке хуже, – наконец бросил он, глядя в окно.
Юля тяжело вздохнула. Игорь ни за что не покажет, но девушка знала – он переживает и очень сильно.
– Это вам... тебе Кольцов сказал?
– Он тоже. – Всё тот же невидящий взгляд и безжизненный голос. – Я сам к нему приезжал.
– И... что?
– Илья прав.
Девушка хмыкнула.
– Я знаю, ты считаешь, что у меня паранойя, но всё-таки...
Но Белозерский не дал продолжить.
– Юль, я тебя умоляю. Давай без этого. – Покривившись, выпил ещё. – Да, насчёт Кольцова у тебя паранойя. Поэтому и голова болит. Слишком много думаешь. Расслабься. Возьми Машку с Аней, сходите куда-нибудь.
"Баран упёртый..."
– Не могу, – покачала головой Юля. – Во-первых, твоя жена и твоя племянница терпеть друг друга не могут. Да и Аня здесь почти не бывает.
Откинувшись на спинку стула, Игорь закрыл глаза.
– Значит, бери их с собой по отдельности.
Девушка вскинула бровь.
– То есть, тебя это не смущает?
– Конкретней.
– Аня здесь не живёт.
– Знаю. Если ты про Одинцова, то за ней присматривают. Миша и Кали тоже в безопасности.
Юля чуть не рассмеялась.
"Мужчины!"
– Игорь, я не про безопасность.
– А про что?
– Она считает тебя бабником, зарящимся на каждую юбку.
Белозерский устало усмехнулся.
– Ну, девочка не далеко от истины.
– Игорь...
– Да-да, козёл я. Знаю. Кали в своё время мне это популярно объяснила. – Вздохнув, он потёр переносицу. – Ну не до этого мне, Юль. Не до девичьих переживаний. Дел по горло. Аня в безопасности, и сейчас это главное. Ей нужен медовый месяц? Будет. Потом, когда разгребусь.
Подавшись вперёд, Юля коснулась сжатых в кулак пальцев.
– Игорь, ты горишь, – сказала она серьёзно. – И скоро уже ничего не останется. Совсем. Эти твои дела...
– Предлагаешь всё бросить и махнуть с женой на Канары?
– Предлагаю сделать небольшой перерыв и хотя бы сходить с ней куда-нибудь. Вам обоим это пойдёт только на пользу. Или ты хочешь, чтобы собственная жена продолжала прятаться от тебя по углам?
Новый глоток, новая усмешка.
– Ну а что? В углу проще зажать.
Юля чуть не застонала.
– Ты вообще можешь говорить серьёзно? Я, между прочим, о тебе забочусь.
– Что бы я без тебя делал. – Продолжа усмехаться, Белозерский поцеловал её руку. Встал. – Хорошо, посмотрим. Может, что-нибудь придумаю. Завтра. Хотя нет, завтра вообще никак. На днях.
– Только не затягивай. Чем быстрее, тем лучше.
– Попробую. Ладно, я спать. Ты со мной? И не надо на меня так смотреть. Ты понимаешь, о чём я.
Девушка покачала головой.
– Нет, посижу ещё немного.
– Спокойной ночи тогда?
– Спокойной.
Оставшись одна, Юля потянулась за бутылкой.
ГЛАВА 11
После того разговора с мамой я целую неделю ходила в прострации. Будто бы пыльным мешком стукнули. Всю жизнь думать, что у тебя есть только мать и отец, а потом выяснить, что на деле есть ещё две деревни родственников! И живут они не где-то там, а здесь же, в Питере!
Впрочем, насчёт "двух деревень" я погорячилась, конечно. Мы с мамой ещё говорили про Одинцовых – это небольшая семья даже по человеческим меркам. Всего трое: старший брат Александр, младшая сестра Виктория и их бабушка Маргарита Георгиевна. Родителей нет: мать сгубила болезнь, отца – автокатастрофа. Конец. Это всё, что мне известно. Большего мама рассказать не могла: если до смерти сестры она ещё поддерживала какие-то связи с Одинцовыми, то после наступила тишина. Правда, неясно, по чьей вине: мама говорила расплывчато, да и было видно, что ей тяжело всё это вспоминать. Поэтому чёрт с ними, с подробностями – в конце концов, их можно будет выяснить у Александра при личной встрече.
Если я до неё доживу...
– ...Да, ты прикинь! Восемнадцать, а ни разу не перекидывалась! Вообще! Овца овцой. Да хрен её знает. Боится наверно. Ну или просто тупая. Ой, ты б её видела! Корчит из себя всю такую недотрогу. Смотреть противно. Угу. Принцесса, блин. А что Игорь? Он на работе. Да и слава богу! Надеюсь, вся фигня скоро кончится, и он перестанет возиться с этой ущербной...
Мария Алексеевна как с цепи сорвалась. Вот уже целый месяц она несколько раз в неделю приходит к моим дверям и начинает болтать по телефону с подружками. О том, какая я нехорошая, как её драгоценному дядюшке не повезло, и что надо бы свести его с кем-нибудь подостойнее. Интересно, она действительно собралась заниматься подобными глупостями? Ох, я бы даже посмотрела. На то, как Игорь Викторович всыпет барышне по первое число – чтоб не повадно было лезть в его личную жизнь. Хотя, вспоминая слова Юли... Ха, не удивлюсь, если Маше даже что-то удастся. Ведь у кое-кого такое большое сердце. Огромное просто, я сама убедилась. Женщиной больше, женщиной меньше – его на всех хватит.
И дальше слушать "трели" Марии Алексеевны я не стала. Обычно было достаточно надеть наушники или пойти на кухню – помогать Юле с готовкой (двое взрослых мужчин столько едят – это просто кошмар!). Но сейчас её не было дома, а от музыки уже звенело в ушах. Поэтому я снова пошла на улицу.
Конец февраля был истинно питерским – серым, мерзким, слякотным. Совсем как моё настроение. Да и вообще всё внутри. И мысли, мысли, мысли. О лете, о Максе. Тогда мы с ним точно также шатались по городу. Вроде бы, даже по этим же улицам. А осенью он уже меня целовал... Или не меня? Всего несколько месяцев прошло, а кажется, что несколько жизней. И уже будто бы не я была с Максом, а какая-то другая девушка.
Другая...
Нет, я всё та же. Всё тот же перечеловек (и то совсем чуть-чуть) и недооборотень. Нечто между, посередине. Ни туда, ни туда. Раньше я часто об этом думала. Потом случился Белозерский, и для старых мыслей в голове просто не осталось места.
И вот, опять.
Наверно, за их возвращение стоит благодарить Марию Алексеевну, нашу матёрую оборотниху со стажем... Но нельзя не признать, что она кругом права. Что бы там ни говорили родители, мол, у всех всё по-разному, я – ущербная. Их понять можно: если бы у меня родился неполноценный ребёнок, я бы тоже ни за что не стала говорить, что он ненормальный. Особенный – да. Нестандартный. Вот только суть от этого не меняется.
Так что совершенно не удивительно, что Игорь Викторович пропадает на работе и флиртует со всеми женщинами вокруг. А как по-иному? Что остаётся? Ему, нормальному оборотню. Взрослому мужчине. Какое я имею право требовать или даже просто хотеть, чтобы он подстраивал свою жизнь под калеку?
– А я уж хотел тебя искать. Не поздновато ли для прогулок?
На Крестовский я вернулась только под вечер. И, открыв дверь квартиры, сразу же наткнулась на "благоверного", уже (или ещё?) одетого и с телефоном в руке.
– Хотела побыть одна, – не глядя на Белозерского, ответила я, снимая куртку.
Тот хмыкнул.
– Опять Машка? Что теперь отколола?
– Ничего.
– Врёшь.
– Отнюдь.
Просто не хочу разговаривать.
– Ты что, на филолога учишься?
Не сдержавшись, я всё-таки подняла взгляд.
– На историка. К чему вы это?
Белозерский усмехнулся, подошёл ближе. Ростом задавить хочет?
– Слова такие умные. Научишь?
Козёл.
– Да вас, вроде, и без того идиотом не назовёшь.
– Вроде? Ну спасибо и на том.
– Не за что, Игорь Викторович. Обращайтесь.
Я надеялась, что мне наконец-то дадут уйти, но не тут-то было.
– Обращаюсь. Давай-ка уже на "ты". Идёт?
– Не стоит.
– Почему?
– Вы меня старше. Сильно.
Пожал плечами.
– И что? Мише ты тоже "выкаешь"?
А ведь я честно пыталась сбежать от этого чертовски осмысленного разговора; честно пыталась сдержать раздражение...
– Так вы, значит, мой отец? М-м-м. Надо же. Ещё какие-нибудь интересные подробности о моей семье? Давайте, не стесняйтесь. Внимательно слушаю.
Белозерский закатил глаза.
– Женщины! С вами как в суде, ей богу. Любое твоё слово будет использовано против тебя. – Он вдруг усмехнулся, взгляд стал каким-то... лукавым? – С Кали у нас всё так же начиналось.
Что Аня сделала? Выдала достойный ответ, заставивший шутника проглотить язык? Не-ет, Анечка на это не способна. Анечка может только краснеть, как какая-нибудь восьмиклассница. Идиотка ты, Анечка.
– Смотрите, чтобы также не кончилось, – пробубнила я.
Снова попыталась уйти, но Белозерский и на этот раз не позволил, взяв за локоть.
– Ладно, ладно. Не злись. – Приобнял за талию, привлёк к себе. – Давай лучше куда-нибудь сходим.
Интересно, а волосы могут краснеть? Мои – да...
– К-куда?
– Не знаю. Куда там молодёжь сейчас ходит? Кино? Сто лет не был. Сводишь?
Я не сдержала улыбку. Уже открыла рот, чтобы ответить, но...
– Лучше отвези её к Илье, в больницу. Может, хоть он вылечит, раз собственный отец не справился.
Стоя в дверях кухни, Маша смотрела на меня. В упор. Люто. До желтизны в глазах.
– Марья! – прогремел Игорь Викторович. Я аж вздрогнула. – К себе! Живо!
На удивление, барышня усмехнулась. Точь-в-точь как дядя.
– А что такое? Я помешала? Ты хотел нагнуть её прямо здесь?
Это... да она... у меня просто слов нет! Потрясающая беспардонность! Фантастическая!
– Марья Алексеевна. – Белозерский клокотал, в карих глазах тоже начала появляться желтизна. – Ляпнешь ещё хоть слово – на задницу не сядешь до свадьбы. Поняла?
А барышня всё мило улыбалась.
– Ты снова женишься? – Посмотрела на меня. – Слышала? Вон отсюда. И не возвращайся.
– Да без проблем!
Сходить куда-нибудь, Игорь Викторович? Да в этом доме можно только сойти с ума!
Не дожидаясь ответа Белозерского, я оттолкнула его и выскочила из квартиры.
Был грандиозный скандал. Крики Белозерских слышали не только Юля с братом, но ещё и добрая половина соседей. Выйдя от племянницы, Игорь было хотел пойти за женой, но Сережа его остановил.
– Лучше я, – сказал парень, глядя в полыхающие ярко-жёлтым глаза. – Тебе сейчас надо успокоиться.
Не став спорить, Игорь ушёл на кухню, хлопнув дверью.
Несколько минут в квартире было тихо, но вскоре из комнаты Маши послышались рыдания. Громкие, с надрывом, то и дело переходящим едва ли не в вой.
Юля всё это время сидела в гостиной. С одной стороны, девушке безумно хотелось пойти к Маше и попытаться её утешить. И плевать на воспитание. В конце концов, она и без того настрадалась. С другой – Юля прекрасно понимала, что Игорь во многом прав, и девчонка сама виновата. Маша вела себя из рук вон плохо с того самого момента, когда узнала про свадьбу, а последний месяц так и вовсе распоясалась окончательно.
Юля терпела долго. Рыдания не смолкали, наоборот становясь ещё громче. Уже и Аня с Серёжей вернулись, а они всё продолжались.
Не выдержав, девушка было подошла к Белозерскому, но тот по-прежнему был слишком зол.
– Тебе не кажется, это как-то... чересчур?
– Не кажется. Я говорил с ней раз сто. Ты свидетель. Предупреждал. По-хорошему не поняла. Значит, будет по-моему.
– Игорь...
– Нет, Юля. Пускай ревёт хоть всю ночь. Ты у нас, конечно, сердобольная, но должна понимать. Она сама напросилась.
Девушка понимала, отлично понимала. Но...
– Можно?
На кровати валялась порванная одежда, а поверх...
Чёрная волчица.
Задрав морду, она выла, выла, не прекращая, протяжно, хрипло, яростно, отчаянно.
Юля тяжело вздохнула. Закрыв за собой дверь, подошла ближе.
– Маш. Маша. Ну хватит. Не надо так.
Волчица продолжала, будто не замечая.
– Тише, тише. – Девушка легла рядом. – Давай-ка обратно. Пожалуйста.
Ещё несколько минут та продолжала. Юля терпеливо ждала. Но потом вой, наконец, затих. Чёрная шерсть начала втягиваться, исчезать, уступая место коже, послышался хруст меняющихся костей. Девушка отвернулась: видеть трансформацию ей доводилось и раньше, но слишком уж неприятным было это зрелище, чтобы к нему можно было привыкнуть.
– Иди ко мне.
Дождавшись, когда зверь окончательно уступит место человеку, девушка обняла Машу. Та вновь разрыдалась, уткнувшись в Юлино плечо.
– Ненавижу!.. Ненавижу-у-у!..
– Кого?
Она старалась, чтобы голос звучал как можно мягче.
– Эту суку!.. Уродка!.. Больная!.. Эта... эта...
Тут черноволосая перешла на мат. Юля не останавливала.
– За что, Маш? – спросила она, когда поток ругани иссяк. – Что она тебе сделала?
– Д-да что эта... Тварь!.. Строит из с-себя!.. Н-недотрога!.. А Игорь... б-бегает за ней... себя н-не... уважает... а эта... она... у-ущербная... б-больная... не достойна... а... а я... а на м-меня... ему теперь... п-плевать... хочет... отдать...
И снова рыдания.
Тяжело вздохнув, девушка обняла Машу крепче.
– Ерунда. Игорь тебя очень любит. Сильнее всех. И в другую семью ни за что не отдаст.
– О-он... с-ск-казал...
– Он просто разозлился. Очень сильно. Маш, ты тоже пойми. Сейчас всем сложно. Думаешь, Ане очень весело? Да она как привидение с самой свадьбы.
– И-идиот-тка!.. Н-не понимает...
– Да, не понимает. Это мы с тобой Игоря знаем. А она-то нет.
– П-плевала я на неё!.. Д-дура!.. В-всё из-за н-неё!.. В-все за н-ней... б-бегают!.. Д-даже Серёжа...
"Господи, только этого не хватало..."
– Так в этом всё дело? В нём?
Черноволосая не ответила. Юля тоже молчала. Что тут скажешь? И так всё ясно. Вот из-за чего Маша так себя вела. Ревность. Дикая. Лютая. Прежде всего, к дяде (что, впрочем, Юля и так подозревала). Он ведь бог, он кумир, идол. Он всё. Непогрешимый пример для подражания. Единственный родной человек. Маша привыкла, что дядя принадлежит ей и только ей, и что в его жизни самая главная женщина – племянница. Исключительно. А тут – на тебе. Какая-то Аня. И это не просто мимолётное ночное приключение, которых у Белозерского было несколько десятков, если не сотен. Нет. Жена. И сам Игорь дал понять, что относится к этому очень серьёзно. Но Аня не осознаёт, какое сокровище ей досталось, не понимает, не ценит. Не относится к Белозерскому с тем же восторгом. Да ещё и ни разу не перевоплощалась, то есть не считается полноценным оборотнем.
Но это ещё полбеды. Другая половина куда хуже. Юля даже не подозревала, что всё настолько плохо.
– Аня ему не нравится, – в конце концов сказала она, ибо молчание затягивалось. – Уж мне можешь поверить.
– С-с ч-чего ты-ы... в-взяла?..
Рыдания сменились сухими всхлипами – слёз уже просто-напросто не осталось.
Юля хмыкнула.
– Маш, это же мой брат. Родной. Уж кто-кто, а я его знаю как облупленного.
Та снова промолчала. Всхлипы медленно стихали.
Об этой "беде" знали и Юля, и Белозерский, и сам Серёжа. Маша в него влюблена. Разумеется, безответно. И дело даже не в разнице в возрасте, а...
– У-у меня... с-совсем нет ш-шансов, д-да?.. – негромко спросила Маша, подняв голову.
Желтизна в глазах отступила ещё не до конца – на Юлю будто бы смотрели одновременно и человек, и волк.
– Я... – Девушка судорожно пыталась подобрать нужные слова. – Я... не знаю. Всё очень сложно. Серёга сложный. Ты для него не посторонняя, но он...
– ... б-боится мне навредить. – Маша отвернулась. – Помню. И что м-мне делать? Сдаваться?..
– А ты хочешь?
– Нет!.. Но он... он не должен... ему нужно себя отпустить... х-хоть немного...
– Может быть. – Юля глубоко вздохнула. – Помоги ему.
Правильно ли она поступает? Брат точно спасибо не скажет. Но в чём-то Маша права – он перебарщивает. Это даже Белозерский говорил. Серёже нужно учиться жить по-новому, но он себя слишком боится. Да и Маша... Уж если кто-то и может её утихомирить, так это Серёжа. Рядом с ним она становится совершенно другой. Тише, спокойней. Без агрессии, без колкостей. Пытается быть девушкой, а не волчицей. Вот только дома Серёжа бывает уж слишком редко.
– Как? – Маша снова подняла голову. Взгляд уже был не столь тоскливым. – Д-думаешь... я смогу?
Юля кивнула. Улыбнулась.
"Уж лучше так, чем никак..."
– Его нужно расшевелить. А то дом-работа, дом-работа. Твой дядя его совсем загонял. Света белого не видит. Завтра к нему подойдём и поговорим... ты чего?
– Он не позволит... – Снова помрачнев, Маша тяжело вздохнула. – Он... я слишком его разозлила...
– Господи, ты Игоря не знаешь, что ли? Он же отходчивый. Ну и я помогу.
– Спасибо!..
Маша обняла девушку.
– Пока не за что. – Та погладила её по голове. – Я тебе помогу, но с условием.
– Каким?
– Насчёт Ани.
– У-у-у...
– Не ной. Я не призываю с ней дружить. Не хочешь – не общайся. Но и без травли. Договорились?
Несколько мгновений Маша молчала.
– Ладно, хрен с ней. – Фыркнула. – Хотите носиться с этой недо... Короче, хотите её опекать – вперёд. Я в этом участвовать не собираюсь.
– Благо, вас никто не просит, Ваше Величество.
– И слава богу! Как думаешь, насколько Игорь его отпустит?..
– Думаю, ты всё же перегнул палку, – покачал головой Серёжа, когда за сестрой закрылась дверь кухни. – Машку, конечно, проучить надо, но... Ты что, и впрямь собрался отдавать её попечителям?
Белозерский хмыкнул.
– Ну ладно девчонка – могла купиться. – Закурил. – Но ты-то. Уж с собственной племянницей я справлюсь сам. Без их помощи.
– Лучше бы ты это уточнил. – Сквозь закрытую дверь донёсся полный отчаяния вой. – А то она, кажется, поверила.
– Потом уточню. Зато, может, угомонится хоть. И я, кстати, не выл, когда у Вавиловых оказался. А Мишин отец про сантименты знал ещё меньше меня.
– Это другое, сам понимаешь. У твоих родителей же действительно выбора не было.
– Вот и у меня нет. По-хорошему эта засранка не понимает. Она, вон, и так из Ани всю душу вытрясла. Её б лучше пожалел.
Парень хмыкнул.
– Я жалею. Но в твоей безумной затее принимать участие не намерен, если ты об этом.
Белозерский улыбнулся.
– Да ладно тебе. Ничего такого. Зато хоть дело с мёртвой точки сдвинется.
– Какое дело? – Теперь в голосе Серёжи звучало раздражение. – Моё? Так я уже всё сказал, Игорь. Всё так, как есть. Ничему "учиться" я не собираюсь. А если ты про Машу, так это вообще подлость. И в первую очередь, по отношению к ней самой. Хочешь, чтобы она снова выла? Только на этот раз из-за разбитого сердца.
Мужчина закатил глаза.
– Экая драма. – Усмехнулся. – Тебе бы пьесы писать. Шекспир со своими Ромой и Юлей за углом бы отдыхал.
– Не смешно!
– Кому как. – Белозерский снова помрачнел. – А что ты предлагаешь? Оставить всё как есть? Так Аня скоро на меня бросаться начнёт.
– Тебе не привыкать, – буркнул парень, скрещивая руки на груди.
Игорь покривился.
– Нет уж, спасибо. Чтобы на меня так бросались... Одной Кали было достаточно. Вторую я не вынесу.
– Ага. Ещё скажи, что стареешь.
– Ну а что? Сколько мне там уже?
– Тридцать д...
– Цыц. Столько не живут. Кстати, это был риторический вопрос.
– Как знаешь.
– Послушай. – Белозерский снова стал серьёзен. – Я же не предлагаю тебе жениться на Машке. Погуляете с ней. Ну в кино ты её сводишь. Развеешься, заодно от меня отдохнёшь.
– А дальше? Дальше что?
– Ладно. Можешь поцеловать. Разрешаю.
– Игорь, мать твою! – Парень аж вскочил. – Кончай уже свои шуточки!
Мужчина и бровью не повёл.
– Тихо, тихо. Сядь.
Несколько мгновений парень зло смотрел в карие глаза. Но потом всё же подчинился.
– Так вот, – продолжил Белозерский, как ни в чём ни бывало, – я не собираюсь делать из неё монашку. Бесполезно, да и зачем? А зная любовь Машкиной задницы к приключениям, то лучше ты, чем кто-нибудь левый.
Серёжа не верил своим ушам.
– Ты с ума сошёл! Она несовершеннолетняя, она же ещё...
– Я тебя умоляю! Совершеннолетие – это всего лишь цифра. Уровень развития она не показывает. Никак. Вообще. По себе знаю.
– То есть, ты предлагаешь, чтобы я... чтобы мы...
– Я предлагаю помочь мне с "безумной затеей". А дальше уже как пойдёт.
Откинувшись на стуле, парень запустил руки в волосы. Белозерский молча курил.
На несколько минут в кухне воцарилось молчание.
– А ты не хочешь, для начала, попробовать менее радикальные методы? – наконец произнёс Серёжа. – Например, не флиртовать с каждой встречной? Глядишь, Аня и изменит своё мнение.
– Ещё один святоша! – фыркнул Белозерский с притворным недовольством. – Ещё скажи, на сиськи не пялиться!
Серёжа закрыл глаза.
– Игорь...
Мужчина довольно усмехнулся.
– Вот уж кто-кто, а ты должен знать, как я к этому отношусь.
– Ну так поговори с Аней.
– Теперь ты шутником заделался?
– Ничуть. Объясни ей свою позицию...
– ...и пошлёт она меня за шестьдесят девять земель. И будет права, кстати. Я тоже на слово не верю.
– А, то есть, лучше поступить согласно твоему плану? Это она поймёт и оценит?
Выдохнув последнюю струю дыма, Белозерский бросил окурок в пепельницу.
– Серёг, мне надоели эти препирательства. Честно. Нужна твоя помощь. Прошу как друга. Остальное уже моя забота. Согласен?
Серёжа снова молчал. Долго.
"Чёртов сумасшедший..."
– Ладно, – наконец сказал он с усталым вздохом. – Делай что хочешь. Но чтобы не дольше недели. Иначе я тут свихнусь.
– Идёт, – кивнул Белозерский. Улыбнулся. – Значит так. С Юлей я уже говорил, вещи она соберёт...
Как и положено питерской погоде, начало марта продолжало добрые традиции конца февраля. Всё та же пасмурная серость без намёка на солнце, холод, ветер, сырость. Всё то же паршивое настроение, упадок сил, отсутствие желаний.
Отличная семейная жизнь. Замечательная. Именно о такой я и мечтала, наблюдая за родителями. Быть слишком молодой для мужа и терпеть постоянные выходки его племянницы, невзлюбившей "тётю" с первого же взгляда. Правда, тем вечером казалось, что терпение лопнуло и ноги моей больше не будет на Крестовском, но... Всё-таки, Серёжа – отличный парень. Хороший, спокойный. Выслушал всё, что я думаю о Белозерских. Согласился. Мы с ним походили, спустились к воде, полюбовались огнями ночного города, ещё немного поговорили. И как-то отпустило. Ну что с Машки возьмёшь? Мы же дядю любим до одури. Дядя же был только наш. А тут – на тебе, подвалило такое счастье.
Интересно, как бы мама повела себя на моём месте? Если бы пришлось выйти замуж за Игоря Викторовича? Хех, не как я – уж точно. Уж кто-кто, а она бы не позволила Белозерскому... да ничего бы не позволила. Делал бы только то, что жена разрешила. Тапочки бы в зубах носил. Про Марию Алексеевну вообще молчу – эта бы вообще ангелом стала. Впрочем, на Анастасию Павловну она, небось, и реагировала бы по-другому. Эффектная страстная женщина, лицо, фигура, характер – всё при ней. Да ещё и полноценный оборотень. Ну просто мечта.
Как говорится, на детях гениев...
– Ань, ну пошли! Хватит уже киснуть! На Максе свет клином не сошёлся, найдём тебе другого!
Выйдя из института, мы с Рудаковой пошли в сторону метро. Узнав о нашем разрыве с Давыдовым и наблюдая моё состояние все эти месяцы, Оксана решила, что второе вытекает из первого. А что ещё она должна была подумать? Про свадьбу же я никому не говорила. Вот Рудакова и сложила, по её мнению, два и два.
– Не нужен мне другой, – устало отмахнулась я. – Вообще никто не нужен. Дай помереть спокойно.
– А вот и не дам, – заявила Оксана, подхватывая меня под руку. – Так долго сохнуть по какому-то придурку – ты что, совсем себя не уважаешь?
Я вскинула бровь.
– Придурку? Мы точно об одном и том же человеке говорим?
– Пф, разумеется!
– И когда же Давыдов стал придурком? Не так давно кое-кто по нему с ума сходил.
Но Оксана только пожала плечами.
– Так Ирка до сих пор не отсохла, кажись, – не поняла намёк она. Ну или выпендривается просто. – Ты её видела? Вся из себя теперь. Игры свои дурацкие бросила, похудела, краситься начала. А Макс на неё даже не смотрит. Кстати, я с ним другую девицу видела. Ирке до неё как до звезды, она...
– Без подробностей, ладно? – покривилась я.
Как издевается, чесслово.
– Ой, извини-извини, – виновато спохватилась Рудакова. – Всё. Больше ни слова про этих куриц. А Давыдов – козёл и бабник. Не оценил своё счастье. Вот и потерял.
Макс – бабник. Угу-угу. Не видела ты, Оксана, настоящих бабников. Да и козлов тоже.
– Да, да, да, – устало фыркнула я. – Что ни делается, всё к лучшему.
– Именно! – с важным видом кивнула она. – Так что его тоже больше не вспоминаем. Всё, Максима Давыдова больше нет. Лесом пошёл. Улетел в космос. Зато есть Вадик.
– Оксана-а-а-а...
– Что? Ради тебя же стараюсь! Между прочим, он меня и пригласил. И про тебя спрашивал.
Вот только этого не хватало!
– И что ты?
– Я сказала правду.
Та-а-ак...
– Какую ещё правду?
Рудакова улыбнулась.
– Что вы с ним расстались, и тебя нужно утешить.
Резко остановившись, я чуть было её не стукнула. Тоже мне, сводница сердобольная! Кто просил?! Ну вот кто?! Меряет всех по себе! Она-то без внимания парней и дня не протянет! И думает, что все девушки такие!
От моих побоев эту заразу спас здоровенный джип, затормозивший как раз напротив нас.
За рулём сидел Игорь Викторович. Мрачный, хмурый, смотрит как-то странно.
– Садись, – опустив стекло, сказал он без намёка на усмешку.
– Зачем? – спросила я, невольно вцепляясь в ремень сумки.
– Поедем.
Оксаны будто бы не существовало.
– Куда? – Не нравится мне это. Уж если Белозерский так серьёзен... – Что-то случилось?
– Зависит от тебя, – раздражённо отрезал он. – Давай быстрее, Аня. Садишься? Или еду один.
Меня прошиб холодный пот.
– Потом поговорим, ладно? – бросила я, торопливо обходя машину.
– Но... – начала ошалевшая Рудакова, но мне уже было не до неё.
– Потом, Оксан. Привет Вадику. Я позвоню.
Открыв дверцу, я села рядом с Белозерским, и джип сорвался с места.
Всю дорогу Игорь Викторович молчал, глядя только вперёд. От всех вопросов откровенно отмахивался. "Скоро узнаешь". Меня же от этих его слов просто трясло. Что, что, чёрт побери, происходит?! Что-то случилось с мамой? С папой? Господи...
– Нет, – коротко ответил Белозерский, когда я уже почти взмолилась. – Они тут ни причём.
– Тогда...
– Ань. Я всё сказал. Скоро узнаешь.
Пришлось терпеть.
Впрочем, недолго: дорожные знаки Игорь Викторович игнорировал, и минут через пятнадцать мы приехали...
– Вокзал?! Куда...
– Пошли.
Заглушив мотор, Белозерский вышел из машины. Я следом.
– Мы куда-то поедем?
Он шёл быстро – чтобы идти вровень, приходилось почти бежать.
– Да.
– Куда? Мне нужно предупредить своих!
– Успеешь.
Как оказалось, билеты уже были куплены, и вскоре мы уже шли по перрону. Какой поезд, куда он едет – этого я увидеть не успела: взяв меня за руку, Белозерский нырнул в толпу провожающих-отъезжающих. Теперь главным было ни с кем не столкнуться. Дойдя до середины поезда (Игорь Викторович не шибко церемонился, иногда прокладывая дорогу плечом), мы зашли в вагон.
Раздался длинный гудок, и поезд поехал.
Без вещей, почти без денег, зарядки на телефоне только половина. Нет, вряд ли Игорь Викторович решил завезти меня куда-то и там бросить, но...
Как-то не по себе.
Как-то страшновато.
Белозерский всё продолжал идти вперёд. Один вагон, другой, третий. И всё молча. Ни словечка.
Я уже думала снова начать задавать вопросы, но перед четвёртым вагоном Игорь Викторович остановился. Коротко переговорил с будто бы ждущей его проводницей. Та открыла дверь, и мы зашли.
Тут Белозерский шёл уже медленней. Вагон больше напоминал несколько комнат. Хороших таких, красиво обставленных. Кажется, где-то даже был телевизор. А вот людей – никого. Пусто. Только мы.
Зайдя в одну из "комнат", Игорь Викторович сел в кресло и...
...улыбнулся?!
– Не пугайся. – Взгляд, выражение лица – всё изменилось! От былой мрачности не осталось и следа! – Ничего не случилось. Всё хорошо. Мне просто нужно было заманить тебя в поезд.
Ушам своим не верю!
– Заманить? Вы могли просто сказать!
Этот козёл покачал головой.
– И как далеко бы ты меня послала? – Откинулся в кресле. Усмехнулся. – Я, знаешь ли, предпочитаю действовать наверняка.
– Наверняка?! Да это похищение!
– Перебор, Ань.
– Да уж! Перебор! Не то слово! Какое вы имеете право?! Я вам что, вещь?! Болонка?! Взяли и понесли, куда захотели! А спрашивать, выяснять, хочу ли я, могу ли – не царское это дело, да?!
– Аня...
– Я восемнадцать лет Аня! А вы...
– Сволочь. – Он был совершенно спокоен и продолжал усмехаться. – Козёл. Ублюдок. Знаю, ещё твоя мама... А, хрен с ним. Ань, послушай. Не злись. Мы с тобой едем отдыхать. К моим родителям. Они не смогли приехать на свадьбу, вот я и решил...
– Да плевала я!!! – Меня понесло. – Какого чёрта вы на мне женились?! Чтобы издеваться?! Ни во что не ставить?!
Усмешку сдуло.
– Чтобы защитить. Аня, послушай...
– В гробу я видала такую защиту! Я хочу домой! Немедленно!
И опять!
– Поезд уже едет. Вагон закрыт. Ключ у проводницы и у меня. Выберешься – буду звать тебя "Гудини".
Едва сдержавшись, чтобы не наброситься на этого козла, я метнулась обратно к двери и схватилась за ручку. Закрыто. Подёргала – бесполезно. Начала кричать. Сначала звала проводницу, потом уже откровенно орала "Помогите!".
Ничего. Вообще. Ноль.
Я немного постояла. Подышала. Вернула кое-какое самообладание. Вернулась обратно.
– Выпустите меня. Немедленно. Сейчас же.
Белозерский уже достал планшет и что-то на нём смотрел.
– Куда? – Даже головы не поднял, гад! – Говорю же, поезд едет. На ходу выпрыгнешь?
– Не ваше дело. Да хоть бы и так.
Хмыкнул.
– Тогда тем более не выпущу. Расслабься. Вон, телевизор посмотри. Ехать долго, я эти места специально для тебя брал...
От этого снисходительно-увещевательного тона внутри всё снова вскипело. Метнувшись к Белозерскому, я выхватила из его рук планшет и с размаху швырнула его об пол. Вдребезги.
– Ну, – этот козёл и бровью не повёл, – я всё равно хотел покупать новый. Ну-ка.
Вдруг поднялся, прижал меня к себе.
– Пустите!
Разумеется, я попыталась вырваться, но куда там!
– Поцелую. – Опустив голову, смотрел мне в глаза. – Если сейчас же не угомонишься.
– Только посмейте! Вы...
– ...имею законное право. Ну?
"Гну!!!", – хотела выпалить я.
И не могла.
Взгляд карих глаз не давил, он был спокойным и немного лукавым. Ничего такого. Даже желтизны не было.
Но я всё равно словно онемела. Все слова застряли в горле. Просто смотрела.
Козёл же! Козёл! Сволочь! Гад!..
Аня, ну скажи уже что-нибудь!..
Ничего. Даже вырываться перестала.
– То-то же.
Улыбнулся. Уже мягче. Склонился, явно собираясь поцеловать. Я аж зажмурилась. И поцеловал. Аж два раза. Сначала в нос, потом в щёку, ближе к уголку губ. Отпустил.
