Текст книги "Волки. Роман мая с декабрем (СИ)"
Автор книги: Татьяна Бессонная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 20
Это было странно. Очень. Я никогда такого не испытывала. Как будто впервые села на лошадь, а она вдруг сорвалась с места и понеслась бешеным галопом, сметая на своём пути всё и всех. А я могу только сидеть, вцепившись в поводья, и молиться, чтобы не упасть и тоже не попасть под копыта.
Только вместо лошади – волчица.
– Привет.
Я открыла глаза – одетый в одни брюки, Игорь стоял возле приоткрытого окна. Наверно курил, он часто так делает.
– П-привет.
Ещё одно странное чувство. Будто бы я неделю молчала, а теперь вдруг решила заговорить. Хотя, пожалуй, так оно и было – всё это время говорила волчица, а не я.
Или нет?
Закрыв окно, Игорь подошёл к кровати. Сел у меня в ногах.
– Плохо? – очень серьёзно спросил он, глядя мне в глаза.
А мне вдруг стало так...
Весело.
Я попыталась сдержаться, но улыбка всё-таки вылезла, сама собой переросла в смех, а потом и просто в хохот. Игорь смотрел, как на полоумную, его изумление я чувствовала почти физически. И это веселило ещё сильнее.
– Ань...
Такой растерянный. Не знает, что сказать, как реагировать. Прелесть.
– Извини.
Отсмеявшись, я села на постели. По телу прошлась волна неприятной боли, но это казалось сущей мелочь. Игорь по-прежнему смотрел с тревогой. Поддавшись внезапно появившемуся импульсу, я пододвинулась ближе и обняла его.
– Тебе...
– Нет, мне не плохо.
Я повела плечами, демонстративно поёрзала. Поняв намёк, Игорь тоже меня обнял. Молча. Всё ещё растерянный.
Говорила ли я правду? Чистейшую! Мне не плохо. Мне хорошо, даже очень. Свободно. Я наконец-то могу позволить себе делать то, что очень хочется, но чего раньше ни за что бы не сделала из-за смущения или страха быть неправильно понятой.
Например, сейчас я, полностью голая, прижимаюсь к полуголому мужчине. К своему мужу. Прошлой ночью он сделал меня женщиной. Хорошо, так хорошо! Легко. Тепло. Он такой близкий, родной. Я чувствую его. Хочу быть рядом. Чтобы он был рядом. Всегда-всегда. И чтобы смотрел, и касался, и хотел, жаждал. И эти мысли больше не заставляют стыдиться. Нет, нет, нет. Больше никакого стыда. Хватит. Буду делать то, что хочу, что нравится.
Например, конкретно сейчас я хочу поцеловать своего мужа.
– Что, не можешь поверить своему счастью? – оторвавшись от его губ, спросила я с лукавой улыбкой.
Игорь усмехнулся.
– Пожалуй. – Коснулся щеки, выше, погладил по волосам. Но всё ещё настороженно, будто бы ожидая внезапного удара. – Ань, я не...
– Только не говори, что ты не хотел, – фыркнула я.
Ого, какая смелость! Раньше бы меня на такое ни за что не хватило.
Муж тоже удивился.
– Не буду.
– Вот и хорошо. Потому что это неправда. Ты хотел. Ты и твой волк. Сделать именно то, что сделал.
Помрачнев, Игорь отвернулся. Я будто бы дала ему пощёчину. Чувство вины. Господи, сколько много! И какое сильное!
– Нет-нет, ты что! – Я повернула его лицо к себе. – Всё хорошо, правда! Это... это всё было очень... странно, да. Но я не жалею! Правда! Верь мне! Пожалуйста!
Чувства хлестали через край. До слёз. Его страдания – так остро! Не надо, умоляю!
Игорь снова посмотрел на меня. Кажется, мои слова подействовали. Нет, вина не исчезло полностью. Но жгла и отравляла уже не так сильно.
– Не надо!.. – вырвалось у меня. Слёзы текли по щекам. Как же остро! – Не вини себя. Хватит!.. Я не хочу, чтобы ты страдал!.. Ты... ты чувствуешь это?..
Игорь молча смотрел на меня. Я перестала дышать.
Секунда, другая, третья...
Медленно кивнул.
– Ты веришь мне? Чувствуешь, что я не виню тебя?..
– Чувствую.
Теперь я рыдала у него на плече. Не от боли или горя – от остроты, от переполненности. Он тоже меня чувствует! Наша связь взаимная!
Кажется, я его...
Мысль оборвал новый поцелуй.
Чувство свободы опьяняло, хотелось выпорхнуть из отеля и взлететь в весеннее небо. Чертовски хорошее настроение!
– А... а ты правда водил сюда женщин?
Но лежать у мужа на груди, чувствуя его руку в волосах и на спине, тоже неплохо.
– Ты уверена, что хочешь это обсуждать? – усмехнулся Игорь, вскидывая бровь.
Но взгляд снова стал тревожным.
Нет-нет, милый. Успокойся. Больше никаких обид и истерик.
– Ага. – Я поцеловала его в нос. – Мне интересно.
– Да ну? – Муж продолжал прятаться за усмешкой. – То есть, не будет такого, что я отвечу, а ты захочешь меня придушить? Козла эдакого.
Рассмеявшись, я прижалась к нему поближе.
– Нет, так уж и быть. Я сегодня добрая.
Игорь возвёл глаза к потолку.
– Господи, я в тебя верю! Аллилуйя! Где там мой календарь? Будем отмечать новый праздник.
Он было хотел встать, но я не позволила, навалившись всем весом.
– Мастер уходить от разговора, да? – Легонько стукнула его по носу. – Не выйдет. Говори.
Игорь посмотрел на меня. Погладив по щеке, покачал головой.
– Ань, ну зачем? Ничего хорошего из этого не выйдет, сама знаешь.
Помотав головой, я обняла его.
– Хочу знать о тебе всё.
Улыбнулся.
– Что, вот прям совсем-совсем?
– Угу.
– Ой, нет, я стесняюсь.
Я рассмеялась в голос. Нет, не так. Заржала.
– Отличная шутка! Уморил! Да ты и слова-то такого знать не должен! Смущение, ха!
Игорь демонстративно фыркнул.
– Кто бы говорил. Это не я вчера на других мужиков вешался.
Как бальзам на душу! Лукавая улыбка возникла сама собой.
– Ревнуешь, да?
Объятие мужа превратилось в захват.
– Да. – Посмотрел в глаза. – Ещё раз такое увижу – мало не покажется.
Ух, боюсь-боюсь.
– И что же ты сделаешь? – промурлыкала я, выводя пальцем Игорю по груди.
– Выдеру.
Хихикнула.
– В каком смысле?..
– Во всех.
Продолжая сладко улыбаться, я поцеловала его в щёку.
– Провокатор.
– Ах ты ж...
Муж хотел прижать меня к постели, но я уже вставала. Показав ему язык, огляделась в поисках одежды – но нашла лишь изорванную бордовую тряпочку. Она валялась на полу, неподалёку от другой тряпочки, тоже изорванной, только белой. Ещё дальше валялся пиджак.
Н-да, кажется, смущаться Анечка ещё не разучилась...
Это ж надо было умудриться! Такое платье! Так себя вести! И самое поразительное, ни смущения, ни злости не было – только изумление. Интересно, что бы мама сказала, если...
Мама...
Господи!
– Ты чего? – приподнявшись на локте, спросил Игорь настороженно.
Я металась по комнате, переворачивая всё вверх дном.
– Телефон! Быстро! Да где же он?! У тебя есть?!
– Ань, что происходит? Кому ты собралась...
– Маме!
Игорь поднялся.
– Вам лучше встретиться. Я уже попросил Юлю, она скоро приедет...
– Да зачем мне Юля?!
– Ну хотя бы затем, – сама невозмутимость! – что тебе надо что-то накинуть. Не в простыне ж до машины идти. Успокойся.
Но меня трясло.
– Нет! Пусти, я хочу сейчас...
– Ань, это не телефонный разговор. Лишний час ничего не решит. Юля приедет, и я отвезу тебя к матери. Идёт?
Я даже ответить нормально не могла, только кивнула.
Мамочка... боже мой... что я тебе наговорила... это глупости! Это неправда! Я знаю, что вы с Игорем давно расстались, и теперь...
Нет, нет, ну нет, кого я обманываю?!
Мне страшно. Я ревную. Особенно волчица! Она... нет, мы хотим, чтобы этот мужчина принадлежал нам и только нам. И его человеческая половина, и звериная. Но ведь так и есть, правда же? Принадлежит. Игорь – мой муж. Да и он сам столько раз говорил, что рад тому, что у них с мамой не сложилось.
И тем не менее...
Я всё прекрасно понимала. Разумом. Но кроме него было что-то ещё. Червь сомнения. Который грыз, грыз, грыз, не давая до конца поверить ни собственной логике, ни словам Игоря.
Мама такая красивая, такая эффектная – разве может хоть какой-нибудь мужчина не желать её заполучить?
Это же чушь, да? У всех же разные вкусы, правильно? Разумеется! Более того, с возрастом они ещё и меняются! Вплоть до противоположных! Анечка, да когда ж ты уже это поймёшь и перестанешь нести бред сивой кобылы?!
Ну ладно, хорошо, не бред – впечатления, оставшиеся с детства. Очень сильные впечатления. Яркие. Настолько, что я не вижу в них изъяна. Чувствую, что он есть – я ведь не ребёнок и теперь смотрю на мир по-другому. Но ухватить не могу. Не получается. Мама – эдакое солнце, горячее и слепяще-яркое. Всегда такой была. Всю мою жизнь. А вот Анечка себя считала от силы каким-нибудь Нептуном, который не в каждый телескоп увидишь. Ну или, самое большее, луной – она вроде бы и видна, но может только отражать свет звезды. Не больше.
Выходит, это... неправда? Наверно. Хотелось бы, но... Уж очень сложно поверить. Тут даже обращение ничего не изменило. Или всё-таки?.. Это чувство свободы, лёгкости... Как будто, всё встало на свои места. Да и поведение Игоря вчера... хотя...
Нет, нет, нет, обязательно встретиться с мамой! Срочно!
Юля приехала буквально через полчаса, но всё это время я металась по комнате, считая секунды. Муж пытался меня остановить, разговорить, даже снова уложить в постель – бесполезно. Сейчас я не могла думать ни о чём другом. Игорю нужно было только накинуть рубашку, мне – одеться полностью, с нуля. Когда он закончил застёгивать пуговицы, я уже стояла у двери на низком старте.
Из отеля уехали все вместе. Наверно, в любом другом случае, мне было бы очень неловко, особенно перед Юлей и барышней-администратором. Но только не теперь. Какое мне дело до мнения посторонних людей, если родная мать... Господи, что она теперь обо мне думает?!
– Ну что, сама справишься? – спросил Игорь, останавливая машину возле нашего подъезда. – Или вместе пойдём?
Я помотала головой.
– Сама.
– Подождать?
– Езжай. Не знаю, насколько всё это затянется...
Выйдя из машины, я было направилась к парадной, но Игорь сквозь открытое окно схватил меня за руку.
– Иди-ка сюда. – Заставив нагнуться, поцеловал в губы. Улыбнулся. – Всё будет хорошо.
Я тоже заставила себя улыбнуться, кивнула. И пошла домой.
Сегодня выходной, мама должна быть дома. Замок закрыт только на один оборот – точно кто-то есть.
Открыла, вынула ключ. И уставилась на дверь, не решая потянуть за ручку. Что будет? Что мама теперь обо мне думает? Что скажет? А что буду говорить я? А вдруг мама сердится, вдруг не захочет со мной говорить?..
Цепляясь одна за другую, мысли крутились, крутились, скатываясь в снежный ком, с каждой секундой становящийся всё больше и больше. Секунда, другая, третья. Десяток. Вот уже минута, ещё одна. А я всё стою, пялясь на ручку двери. Потянуть на себя, войти и будь что будет? Так просто. И так сложно. А если она не станет...
Дверь открылась.
Мама.
Очень бледная, аж до желтизны, до болезненности. Под глазами тёмные круги, сами глаза красные. Отчётливый запах усталости, отчаяния и... сигарет?
– Ты куришь? – удивилась я.
Вот и начали разговор...
Мама вымученно улыбнулась.
– Только папе не говори, опять ругаться начнёт.
Она отошла, пропуская меня в прихожую. Закрыла дверь. Я разделась. И что теперь? Столько всего хочется сказать!
– Наверно, ты на меня очень злишься... – собравшись с духом, начала я, не глядя на маму.
Но она вдруг обняла меня, прижала к себе. Крепко-крепко.
– Анечка... – Всхлипнув, поцеловала в щёку. – Зайчик мой... Я не злюсь. Это ты должна на меня злиться... Прости меня! Надо, надо было всё тебе рассказать!.. Но мне казалось... я думала, так будет лучше... ты и так была очень расстроена, я не хотела делать ещё хуже... Девочка моя, прости меня...
Она снова всхлипнула. Разрыдалась. Я тоже. Горло свело спазмом, протиснулось лишь одно слово:
– Мамочка...
Не надо, не плачь! Моя милая, моя хорошая, моя любимая! Моя мама. Самый важный и дорогой человек на всём белом свете. Никто тебя не заменит. Я верю тебе, конечно верю. Ты тоже очень меня любишь, я знаю. И хочешь мне только добра.
Мамочка...
Так сильно, так остро! До боли. Я чувствовала, как вся моя натура, вся суть, превратилась в одну огромную волну. Поднявшись из самых глубин души, с границ подсознания, она устремилась вперёд и вверх, к звезде, к моему личному солнцу, которое согревало меня всю жизнь, и которому я этой жизнью обязана.
Мамочка...
Рыдали долго. Я обнимала её, она – меня. Сильно-сильно. Крепко-крепко. Молчали. Просто не могли говорить. Потом маму снова будто прорвало, снова начала просить прощения. Я мотала головой, перебивала, говорила, что она ни в чём не виновата, что всё дело во мне.
Потом немного успокоились, пошли на кухню. Мама поставила чайник и, улыбаясь, сделала "бутерброд" – такой же, как те, что я ела каждое утро перед школой: печенье, масло, сухое какао. Нахлынула ещё одна волна, уже не такая сильная, но тоже затрагивающая самые потаённые уголки души – воспоминания о детстве. А помнишь, как ты в пять лет просилась в школу? Конечно помню. А ты помнишь, как Димка Никифоров из параллельного класса принял тебя за мою сестру? Это ж насколько слепым надо быть?
Это воспоминание вдруг укололо. Да, слепец. Конченый. Как можно нас сравнивать? Горечь. Вроде бы, привычная, но после сильнейших чувств, пережитых буквально полчаса назад и, будто половодье, разрушивших внутри все защитные барьеры...
– Ань, что такое?
Мама сидела на диванчике рядом. Увидев выражение моего лица, отставила чашку, обняла за плечи.
Раньше я бы просто покачала головой и отогнала эти глупые чувства. Вернее, как выяснилось, загнала глубоко внутрь. Но, видимо теперь, когда Игорь значит для меня так много, когда я столько нового о себе узнала, пришло время перестать отмахиваться и поговорить, признаться. И маме, и самой себе.
И я начала. Рассказала всё. Сумбурно, прерывисто, но предельно честно и откровенно. Я завидую маме. Она была, есть и будет для меня эталоном женщины. Идеалом. Которым я не стану никогда, сколько бы ни пыталась. Уж слишком сильны различия. Хотя внешне похожи – будто в насмешку. Из-за этого мне обидно и горько. Очень. Да-да, это неправильно, глупо, по-идиотски. Но рядом с мамой я вижу себя бледной молью рядом с богиней. И не понимаю, что Игорь может во мне найти, когда он был рядом с такой женщиной?
Мама не перебивала. Только иногда кивала, показывая, что слушает. Когда я выдохлась и замолчала, тоже не произнесла ни слова. Мы просто сидели.
– Знаешь, был у меня один мальчик, – наконец начала она. Я вздрогнула. Внутри всё напряглось, как у заключённого, которому зачитывают приговор. – Ещё до твоего папы, конечно. В институте. Андрей... Савелов, кажется. Или Савин? Ладно, не суть. Так вот, этот Андрюша был просто бог. Красавец писаный. Высокий, темноглазый, волосы чёрные с синевой. Идеальное тело. Остроумный, наглый, настойчивый, весь такой пылкий. Чертовски обаятельный. В общем, всё как я тогда любила. Ради одной его улыбки все девчонки института были готовы... да на что угодно. Помнится, даже несколько драк было, еле разняли.
Я усмехнулась.
– Но в итоге, он пал жертвой твоей красоты?
– Да, было дело. Я за ним, не бегала, конечно. Вот ещё. Но глазки строила, улыбалась при случае. В общем, покрутила хвостом. Андрюша внимание обратил, куда денется. Звал гулять. Я пару раз отказалась, потом сходила, потом пообещала, но не пришла. Андрюша загорелся – видать, устал, что девки стелятся. Начал ухаживать по полной программе. Ну а я его в тонусе держала.
– Эм? В смысле?
– Да в прямом. Чтобы не расслаблялся. Он у меня и ревновал, и по физиономии получал, и... хм.... от страсти сгорал, скажем так. Короче, потерял голову. А я тогда как раз очень замуж хотела, думала, вот сейчас, ещё чуть-чуть и позовёт. Ага, держи карман шире. Бросил через полгода. Мол, не подхожу я ему. Чуть не убила гада!
Моему изумлению не было предела.
– Не подходишь? Ты? Вот это запросы!
– И не говори. – Мама снова усмехнулась. – А веселье знаешь когда началось?
– Не томи.
– Когда я увидела его новую пассию. Инночка Журавлёва. Господи, это просто страх на ножках. Ни кожи, ни рожи, как говорится. Маленькая, тощенькая, бледненькая, с тоненькой косичкой. Ну мышь. Натуральная серая мышь.
Я пожала плечами.
– Ну, не знаю, может, парню экзотики захотелось. Надоели красавицы.
Мама фыркнула.
– Угу, я тоже так думала. Да все думали. Пока он на ней ни женился.
– Ого!
– Да уж. Я тогда места себе не находила. Почему, ну почему?! Такой красавец и это серое пятно с косичкой-хвостиком. Абсурд же! Такое только в кино бывает. Ан, нет. Я потом не выдержала и всё-таки спросила. Мол, чисто из любопытства, обещаю больше сцен не устраивать. Что в этой твоей Инночке такого? Чем она лучше меня? Знаешь, что ответил?
– Ой-люблю-не-могу-сам-не-знаю-как-так-вышло?
– Почти. – Мама вдруг стала очень серьёзной. – Ты, Настя, девушка-праздник, а от постоянных праздников устаёшь. Так и сказал. А с этой Инночкой ему уютно. – Посмотрела на меня. – Мне тогда жуть как обидно было. А ещё хуже, что Андрюша был не первый и не последний. У меня всю жизнь так с парнями. Знакомимся, встречаемся, он добивается, теряет от меня голову. А потом бросает ради какой-нибудь Инночки, женится на ней, смотрит влюблёнными глазами. И понимаешь, что не врёт, гад такой. Что у них всё взаправду, по-настоящему. А ты, такая красивая-распрекрасная, сидишь на этой свадьбе свидетельницей. И зеленеешь от зависти.
Я слушала с замиранием сердца. Боялась пропустить хоть слово. Надо же. Никогда не думала об этом такой стороны. Мамин характер, конечно, не сахарный, но у них с папой такая идиллия, он иногда так на неё смотрит – даже у меня сердце щемит.
Выходит, дело не в маминой идеальности, а в папином терпении? И никто другой маму бы просто-напросто не вынес?
– А... а с Игорем что?
Этот вопрос меня смущал, но я понимала, что без ответа не будет и покоя.
– А Игорь – чудовище. – Мама снова усмехнулась, на этот раз мрачно. – Во всяком случае, был им в молодости.
Я опешила.
– Т-то есть?..
– Помнишь, я говорила, что Андрюша был горячим, наглым и обаятельным, что за ним бегал весь институт? Так вот, рядом с Белозерским он просто мальчик. Андрюша улыбался, и девичьи сердца таяли. Игорю иногда хватало одного взгляда, чтобы у женщин подкашивались колени.
Маму передёрнуло, но она продолжала, глядя в одну точку.
– У него бешеная энергетика – думаю, ты это уже почувствовала. Очень сильная. Эдакий генератор мужского электричества. Только посмотри, только прикоснись, и сразу почувствуешь, как и по тебе тоже течёт его ток, его энергия. Причём, это касалось, что оборотней, что обычных женщин. И тех, и тех тянуло к нему, как мотыльков к фонарю. Уж извини, за банальщину, но именно так и было. Это не преувеличение. Его хватало на всех, но ему всегда мало. Он расходовал свою энергию и одновременно будто бы подзаряжался. А уж в "батарейках" недостатка не было – женщин Игорь очень любил, всяких разных, без разбору. Иногда казалось, что вообще всех. И как будто... чувствовал их, что ли. Или просто научился очень хорошо разбираться, уж не знаю. Но он всегда точно знал, за какой нужно сначала приударить, поухаживать, а какую можно зажать сразу. Отказать ему... нет, какие-то пытались, но если Белозерский загорелся – всё. Он своё получит хоть ты тресни. Высосет полностью.
– Так... так что было между вами?
Вздохнув, мама помрачнела ещё сильнее.
– Апокалипсис. – Ого! Если уж так говорит моя мама... – Мы были друг для друга косами и камнями одновременно – типаж-то одинаковый. Я хотела, чтобы он сходил с ума, он – чтобы я. Сначала это было что-то типа войны – кто кого. Противостояние. Проиграли оба, одновременно. Кровать ремонту не подлежала. Потом... ну, если в общем – мы друг друга выжгли. Я его своим огнём, он меня электричеством. Ссоры, сцены – в общем, полный театр. Никогда, ни с одним мужчиной я такого не чувствовала. Это как схватиться за голый провод и не отпускать. И не пару секунд, ни минуту, не час. День за днём. Это кошмар, Ань. Ну и, ко всем прелестям добавлялось то, что я по-прежнему хотела замуж. А Белозерский от загса шугался как чёрт от ладана – ясное дело, бабник же. Но я всё-таки умудрилась посадить его на цепь. Почти дотащила, даже с родителями познакомил. И всё равно потом сбежал.
Она вдруг встрепенулась, подняла на меня взгляд. Улыбнулась.
– И слава богу, как видишь. Иначе у нас с твоим папой ничего бы не вышло.
– Ты любила его? – сорвалось у меня против воли.
– Игоря-то? Нет. Я замуж хотела. Все подруги уже повыскакивали, одна я такая распрекрасная осталась. А Белозерский был эдаким концентратом всех тех качеств, которые мне тогда нравились в мужчинах. Я твоего папу тогда уже знала, но на фоне Игоря он... м-м-м... терялся, скажем так. Казался бледным и скучным.
– И что потом поменялось?
Мама улыбнулась.
– Я поняла, что ошибалась. Твой папа иногда конченый романтик, но чувства свои привык скрывать и сдерживать – поэтому вначале и показался мне скучным. Ну и эта его наука – вечно в ней, глаз от микроскопа не поднимал. Но после Игоря я была истощена и опустошена, а Миша был рядом, поддержал, утешил. Потом жить вместе стали. Он выдерживал все мои заскоки. Обычно же как было – я слово, мне в ответ два. У меня сразу же мысли, мол, ах так, ну я тебе сейчас! И пошло-поехало. Взаимное доведение до белого каления. А тут в ответ молчание. Спокойствие. Побесишься, побесишься и выдохнешься. Ещё и прощения просить придёшь. Влюбилась до одури, короче. Ну и поняла кое-что. Самое главное.
– Что?
– Андрюша был прав.
Мы говорили ещё долго. Я, наконец, узнала, зачем Игорь привёл маму на ту вечеринку к Одинцову – хотел, чтобы она повлияла на своего племянника и убедила отпустить Серёжу. Увы, Александр в самой вежливой форме порекомендовал тётушке не лезть в это дело. Жаль.
Пару раз приходили сообщения от мужа – спрашивал, как дела, и не нужно ли меня забрать. Но уезжать я пока не хотела. Этот разговор с мамой принёс огромное облегчение, дал много пищи для размышлений и поводов для пересмотра не только самооценки, а даже самоощущения. Анечка, наконец, полностью осознала, что мужские потребности хоть и не такие запутанные и противоречивые, как женские, но даже с ними не всё так просто и примитивно, что внешность всё-таки не главное. Волчица была довольна.
Но был ещё один вопрос, по-прежнему остававшийся без ответа. Он мучил и смущал одновременно, я не решалась его задавать, боясь, что этот самый ответ перечеркнёт всё, весь сегодняшний разговор.
– Спрашивай.
Но от пристального взгляда Анастасии Павловны ничто не утаится.
– О чём? – мило улыбнулась я.
"Дурочка" включилась сама собой, на автомате.
– Тебе виднее. – Мама усмехнулась. – Давай уж расставим все точки над i, ладно? Что ты хочешь сказать?
Я вздохнула.
Ладно, была не была.
– Помнишь, ты говорила, что Игорь любит всех женщин? – Она кивнула. – И что мне теперь делать? Ему почти сорок, а всё туда же. Значит, уже ничего не изменится? Мне вырезать в шапке дырки для рогов?
Как я и боялась, мама перестала улыбаться и надолго замолчала. Ответа я ждала как приговора.
– Эх, ладно, – вдруг махнула рукой она. Усмехнувшись, посмотрела на меня. – Раз начали рушить мою репутацию в твоих глазах, так чего мелочиться, да?
Я опешила.
– А ты-то здесь причём?
– При том, заяц, что мы с твоим мужем... хм... в общем, похожи.
Маме... неловко?
– В чём?
– В жажде внимания противоположного пола, скажем так. – Усмешка исчезла. – Но твоего папу я люблю, ни разу ему не изменяла и не собираюсь. Понимаешь?
Я помотала головой.
– Нет. К чему ты клонишь? Причём тут вы?
Мама вздохнула, ей было очень неловко.
– Ладно, хорошо, давай по порядку. Ты боишься, что, раз Игорь бабник, то будет тебе изменять. Так? – Я мрачно кивнула. – Раз мы с ним похожи, то давай сначала меня и разберём...
– Погоди. Ты же сама говорила, что хотела замуж?
– Хотела. Да только не сразу. А до этого... Короче, меняла парней как перчатки и ни о какой свадьбе думать не хотела. – Она вдруг запнулась, взгляд стал виноватым. – Ань, ты только не думай, я правда твоего папу очень люблю и больше мне никто не нужен. Ты мне веришь?
Так вот в чём дело!
– Конечно. – Улыбнувшись, я обняла её и чмокнула в щёку. – Для меня вы всегда были идеальной парой.
Мама тоже улыбнулась.
– Вот и хорошо. – Но какая-то нервная неловкость всё же осталась. – В общем, молодость бурная. Какая там к чёрту свадьба? Я через месяц от парня уставала, а уж если он показывал, что имеет серьёзные намерения – только меня и видели.
Я невесело усмехнулась.
– В этом вы с Игорем и похожи, да? Но тебе-то уже кроме папы никто не нужен, а Игорь готов строить глазки всем подряд.
– Так я тоже. – Неловкости стало ещё больше, но взгляд мама не отводила. – У меня это уже на автомате, я даже не замечаю. Помнишь тётю Люду?
– Твою одноклассницу?
– Ага. Она замуж рано выскочила, сразу после школы. Мне тогда свадьбы в кошмарах снились. Ну и как-то раз встретила её со своим Антоном под ручку. Парень симпатичный, но всё-таки занятой, а мне чужого не надо. Принципиально. Да и она тряслась над ним, как над ребёнком, ей-богу. Пылинки сдувала с единственного-ненаглядного. Короче, встретились, поболтали, разошлись. А потом я звоню Людке – или никакого ответа, или муж говорит, что она занята. На улице встретились – нос воротит, мол не знает меня и знать не хочет. В общем, потом оказалось, что я с её Антошенькой видите ли заигрывала, стерва такая.
– А ты не заигрывала?
Мама хохотнула.
– Самое смешное, что заигрывала. Ну, так со стороны казалась. Но я даже не замечала, честно. Мне этот её Антон и даром не нужен был. Уж не знаю, почему так выходило, рефлекс на симпатичных парней, наверно. Ещё с юности остался. Улыбнуться, построить глазки – в общем, добиться заинтересованности. Добилась – фух, можно выдохнуть и идти дальше, я всё ещё на что-то способна.
– А парень?
– Тоже может идти дальше.
– А если ты ему понравилась?
Пожав плечами, мама отхлебнула чаю. Усмехнулась.
– Жизнь – боль. Мало ли кому я нравлюсь.
Мда, мда. И ведь не поспоришь. Хотя жестоко, конечно. Я вот, даже после обращения, так бы не смогла. Наверно.
– А что папа на это говорил?
– Папа твой умный, всё понимал как надо. Верил мне, ничего не требовал. Но я видела, что ему неприятно, поэтому начала следить за собой. Но мы отвлеклись. Теперь ты понимаешь, что я имела в виду?
Я соображала.
– Ты считаешь, что Игорь... привык флиртовать?
Мама легонько стукнула меня по носу.
– Умница. Ну и плюс воспитание. В общем, не спеши себя хоронить. У вас всё будет хорошо. Иначе кое-что лишнее я ему оторву к чертям собачьим. Своими руками.
Я улыбнулась, но мысль зацепилась за другую фразу.
– А причём тут воспитание? Виктор Васильевич, кажется, электрик, а не священник.
– Заяц, я не о том. Ты же видела его родителей, так? Вот у них идиллия полная. Классическая, так сказать. Муж – кремень, но жену любит до одури, уважает. А жена вроде вся такая мягкая и добрая, эдакий божий одуванчик. Но только она и может убедить мужа изменить какое-нибудь решение. Кстати, мне кажется, тут ещё восточные корни свою роль сыграли. Игорь тебе говорил, что у него прадед по отцу – грузин?
– Угу. Вот только сам-то на отца не похож.
– Да ну? Хочешь сказать, что он – не упёртый баран, который, если уж втемяшил себе что-то, то всё, с концами? Да они, как две капли! В любом случае, Игорь рос в семье, где отец на других женщин даже не смотрит, я уж молчу про измену. Жена для него всё. Сама понимаешь, это огромный отпечаток.
– Мам, ну ты же сама говорила, что у Игоря была куча женщин!
– Любовниц, Ань. Не жён. Это другое. Мужики, конечно, твердят, что штамп в паспорте для них ничего не значит, да только враньё это. Значит, ещё как значит. Иначе не бегали бы от него, как от чумы.
Я снова поникла.
– Во-от! Игорь-то не хотел жениться...
Но мама только отмахнулась.
– Ой, заяц, не смеши! Это вначале они над своей свободой трясутся. Лет до тридцати. Ну хорошо, до тридцати пяти. А потом плачутся, мол, деньги есть, карьера есть, а для чего всё это? Для кого, если приходишь в пустую квартиру, где тебя никто не ждёт? Не веришь, папу спроси – у него дружок один был, Вадик Беляев, в институте вместе учились. Когда узнал, что Миша женится, сразу начал подкалывать, мол, всё, захомутали тебя, прощай вольная жизнь. Вот я никогда, да ни за что, ну и так далее. Да, действительно, так и не женился. И что? Я ещё лет пять назад слышала, как он Мише жаловался, мол, так тяжело, так хочется вернуться домой, положить голову жене на колени и просто посидеть. И детей хочется, и пелёнки-распашонки уже не пугают. А всё, поезд ушёл.
Я вдруг вспомнила, как Игорь вёл себя на празднике у Буровых. Он играл с детьми. Никто из взрослых этого не делал, даже родители за столом сидели. А он и с маленькими возился. А как вёл себя, когда моя волчица его домогалась? Ведь мог бы и воспользоваться, но нет, говорил, что лучше потерпеть. Она сидела у Игоря на коленях, ночью, когда он пришёл с работы. Пыталась соблазнить. А может, он хотел, чтобы просто обняла? Ох, вот бы это действительно было так!
Ну и связь между нами. Я верю, что она есть, что мне не кажется. В конце концов, волки выбирают себе спутника один раз и на всю жизнь. А зверь в Игоре ой как силён. И моя волчица ему... приглянулась, если можно так говорить о животных. Это ведь должно сказываться, правда?
– Ну что, убедила я тебя? – с улыбкой спросила мама.
Кивнув, я обняла её, поцеловала в щёку. Мамочка. Нет, что бы ни случилось, я не смогу долго на тебя злиться. И своей волчице не позволю. Ты всегда хотела и хочешь как лучше, ты меня любишь. А насчёт Игоря – тут Надежда Дмитриевна была права. Глупо переживать из-за того, что было почти двадцать лет назад. Что он, что Анастасия Павловна уже другие люди с другими ценностями. Я наконец-то это осознала.
Мы снова болтали, я расспрашивала маму об Игоре, о том, каким он был в молодости. Очень энергичным, упрямым, целеустремлённым, ненасытным во всех смыслах этого слова. Не только по отношению к женщинам – ко всей жизни вообще. Несколько раз они с братом пытались открыть своё дело – Игорь мечтал выкупить виноградники в Абхазии, когда-то очень давно принадлежавшие его семье. Несколько раз прогорали, но упрямо начинали заново. Снова, и снова, и снова. Правда, потом брат попал в лаборатории – в общем, случилась вся та чудовищная история, которую Игорь рассказал мне в Волконке. Это стало страшным ударом и очень сильно его подкосило, но даже тогда Игорь не сдался, начал бороться с Одинцовым.
Слушая маму, я испытывала смешанные чувства. С одной стороны получается, что Игоря долгое время вела злоба и ненависть, жажда расплаты. Страшно представить, что он мог совершать, чтобы добиться своего! Но с другой стороны – добился же. Парень из деревни, рождённый в обычной человеческой семье, сумел не только сколотить весьма и весьма прибыльный бизнес, но и вырвать себе пропуск на самую вершину мира оборотней! Чёрт возьми, это достойно хотя бы уважения. А то и восхищения.
Как-то сразу захотелось прилететь на Крестовский, вцепиться в Игоря и не отпускать, пока он не расскажет о себе всё. В подробностях.
