Текст книги "Волки. Роман мая с декабрем (СИ)"

Автор книги: Татьяна Бессонная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 14

Сказать, что встреча была напряжённой – значит вежливо промолчать. Она была наэлектризованной.

Наверно, со стороны всё казалось чинно-благородно. Игорь подошёл к отцу, поздоровался, познакомил со мной. Прикурив от его сигареты, поинтересовался, как тот доехал, как там Кузьмины – и так далее, и тому подобное. Виктор Васильевич отвечал хоть и не подробно, но спокойно. Оба говорили негромко, расслабленно – как бы, между прочим.

Внешне.

А у меня было такое ощущение, словно я нахожусь между двумя бомбами замедленного действия: на первый взгляд, ничего такого, но таймер тикает. И что будет после нуля... Чудится, взрыв. Да такой, что мамин "апокалипсис" по сравнению с ним, просто жалкая хлопушка.

Когда сигареты были докурены, мы пошли в дом. Надежда Дмитриевна хлопотала на кухне – накрывала на стол. Я тут же бросилась помогать, мужчины сели друг напротив друга. Как они, оказывается, похожи! Теперь, когда мы не на тёмном крыльце, а в ярко освещённой комнате, это особенно бросалось в глаза. Рост, сложение, лицо, жгуче-чёрные волосы – ну просто копировать-вставить. Разве что морщин у Виктора Васильевича было всё-таки больше, да кое-какие пряди уже белели сединой. А так, Игорь будто бы смотрел не на своего отца, а на самого себя из будущего. Поразительно.

За ужином беседа продолжилась, только теперь Виктор Васильевич говорил больше со мной. Расспрашивал про учёбу, семью, увлечения – в общем, почти те же самые вопросы, которые задавала и Надежда Дмитриевна. Правда, госпожа Белозерская была приветлива и очень мила, а вот её супруг... В стоматологическом кресле и то комфортней, чем под его взглядом.

Нет, всё-таки они с сыном разные. Очень. И дело даже не столько во внешности, хотя и в ней, если приглядеться, кое-какие отличия имелись. У Виктора Васильевича, например, глаза не просто карие – они чёрные. Кожа более загорелая. Нос с едва заметной горбинкой. Очень густые брови. Короче, на лицо южные корни, которые у Игоря всё-таки не столь заметны.

Но сильнее всего отличалась мимика. Да, сейчас оба Белозерских сидели с угрюмыми физиономиями. Но если младший мог изредка вскинуть бровь или хотя бы дёрнуть уголком губ, то старший будто бы носил каменную маску. Неподвижную. Непроницаемую. Эх, надеюсь, это у Виктора Васильевича только сейчас так. Иначе Надежду Дмитриевну можно искренне пожалеть. Может, у него хотя бы зверь не столь суров?

Покончив с вопросами, старший Белозерский замолчал, сосредоточившись на содержимом тарелки. Мы продолжали пить чай – после застолья у Буровых более плотно ужинать не хотелось. Надежда Дмитриевна поглядывала то на мужа, то на сына. С беспокойством, даже с тревогой. Но молча. Игорь тоже на отца не смотрел – скрестив руки на груди, мрачно разглядывал узор на скатерти, явно пребывая где-то в своих мыслях. Что же между ними произошло? Такое напряжение между отцом и сыном – почему?

– Что с Лёшей? – наконец спросил Виктор Васильевич, тоже наливая себе чая.

Лёша? Какой такой Лёша?

Игорь напрягся ещё сильнее.

– То же самое, – бросил он, по-прежнему не глядя на отца.

Виктор Васильевич, наоборот, смотрел на сына в упор.

– Ты говорил, что ему легче.

– Легче. Было.

– Опять хуже?

– Да.

– Почему?

На пару секунд Игорь замолчал. Рука, лежавшая на спинке моего стула, сжалась в кулак.

– Не знаю.

Виктор Васильевич аж встал. Каменная маска, будто бы закаменела ещё сильнее, но по глазам было видно – он в бешенстве.

– Давай-ка выйдем.

– Нет, – вмешалась Надежда Дмитриевна. Смотрела она по-прежнему с тревогой, но голос был спокоен. – Витя, очень тебя прошу. Сядь.

– Я сам разберусь, Надя, – процедил старший Белозерский, даже не взглянув на жену. – Не вмешивайся.

Теперь окаменел Игорь.

– Бать, ты коней-то придержи. Не с подружкой разговариваешь.

Судя по вспышкам в чёрных глазах, Виктор Васильевич уже был готов "обласкать" сына последними словами, но супруга не позволила.

– Успокойтесь оба. – На этот раз она чуть повысила голос. – Игорь, ты тоже не забывай, с кем говоришь. Витя, сядь. Пожалуйста. У меня уже начинает болеть голова.

– Принести капли? – Может, тебе лечь? – почти одновременно спросили мужчины.

Надежда Дмитриевна покачала головой.

– Нет. Просто не кричите и не ругайтесь. Витя, пожалуйста.

Чуть помедлив, её супруг снова уселся за стол.

– Ты говорил с доктором? – продолжила женщина, глядя на сына. – Почему Лёше опять плохо?

– Потому что лекарство не подействовало, – ответил Игорь, с каждым словом мрачнея всё сильнее.

– Но ведь были же улучшения.

– Были. Но Лёхин препарат – экспериментальный. Кольцов предупреждал, что улучшение может быть временным...

Виктор Васильевич перебил.

– Ты позволил брату ввязаться во всё это дерьмо! – прорычал он, сжимая кулаки. – Стать бесовской тварью! А теперь ещё и позволяешь ставить на нём опыты!

– Витя! – Надежда Дмитриевна схватилась за сердце. – Не говори так!

– Другого выхода нет, – отрезал Игорь. Его напряжение я чувствовала уже почти физически. – Все остальные лекарства Илья уже перепробовал. Он – гений медицины. Я ему доверяю.

– Поэтому позволяешь колоть Лёшке всякую дрянь?! – Старший Белозерский снова вскочил. – Я что тебе говорил? О чём просил? Следи за Лёшкой! Он тебе в рот смотрит! Глупостей наделает! А ты по бабам скакал! "Бизнес" свой делал!

Кажется, отсчёт приближается к нулю...

Надежда Дмитриевна снова хотела вмешаться, но сын не позволил.

– Да хоть на луну летал! – Он тоже поднялся. – Теперь-то что с этого? Прошлого не изменишь. Так что кончай мне мозг выносить. Что могу, то делаю.

– Со своими девками так говорить будешь! Щенок!..

Господи, да они сейчас подерутся!

– Кстати, о щенках, – не придумав ничего лучше, брякнула я. Поднявшись, взяла Игоря под руку. – Всегда мечтала. Давай заведём, хорошо?

Оба посмотрели на меня.

– Это тебя родители учили лезть в чужие разговоры? – проскрежетал Виктор Васильевич.

– Витя, капли! – воскликнула (не без лёгкой театральности) Надежда Дмитриевна, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза.

Напоследок смерив сына мрачно-яростным взглядом, старший Белозерский пошёл к холодильнику и достал лекарство. Младшего я потянула прочь из кухни.

– Пошли на улицу, а? Мне душно.

Слава всем богам и демонам, он поддался.

Мы вышли на крыльцо. Поставив локти на перила, Игорь полез в карман за сигаретами. Закурил. Давая ему немного остыть, минут десять я просто стояла рядом и молча смотрела в ночное небо. Но потом всё же решилась:

– Речь шла об отце Маши, да? – Кивнул. – А... а что с ним случилось? Если не хочешь говорить, я всё понимаю. И ни капельки не обижаюсь. Правда.

Вялая усмешка. Струя дыма. Тяжёлый вздох.

– Лёшка хотел стать оборотнем.

Так. А вот с этого момента поподробнее.

– В смысле – стать? А он разве не...

– Нет.

– А родители...

– Тоже. В нашей семье оборотень только один.

Ого!

– А такое вообще возможно? – задала глупый вопрос я. – Ну, в смысле, это же очень необычно, да? Появление оборотня в человеческой семье. Выходит, ты – уникум?

Игорь покачал головой.

– Не. – Докурив очередную сигарету, тут же взялся за следующую. – Не скажу, что очень часто, но такое встречается. Почему? Пёс его знает. До причин даже твой отец не докопался. Ему подсовывали какие-то теории. Перевоз генов, что ли. Ну или как там по-научному. Но он только плевался. Короче, ничего не ясно. Поэтому, таких, как я, просто стараются пристроить в более подходящие семьи.

И тут до меня дошло.

– Папа говорил, что вы росли вместе...

– Да-да. О том и речь. Мне тогда тринадцать стукнуло.

Ушам своим не верю! Хорошенькая система!

– То есть тебя забрали? Вот просто приехали и забрали от родителей? В другую семью?

– Ну да. – Игорь же был совершенно спокоен. Будто бы мы о погоде разговариваем, ей-богу! – Хотя старик Вавилов, помнится, не за этим приезжал. Но я умудрился попасться ему на глаза. Поговорил с родителям, убедил их. И мы уехали в Питер. А что?

Я в шоке!

– Да ничего такого! Всего лишь детей увозят из семей только потому, что они родились другими! Подумаешь! Мелочи!

Дражайший супруг был всё также невозмутим.

– Не горячись. – Выбросил сигарету, приобнял. – Это вполне разумно...

– Это бесчеловечно!

Как-то странно посмотрел. Снова усмехнулся.

– Бесчеловечно – это когда ты в звериной форме, а рядом девочка. Маленькая такая. Трёхлетняя. Которая очень любит играть с животными. Особенно показывать, где у "собачки" ушки, глазки и хвостик.

Ой...

– Это... это была я, да? – Щёки мои щёки... – Так прогнал бы!

– Прогонишь, как же! Там ещё Кали стояла. И говорила, что, если её сокровище заплачет, мне замотают пасть изолентой и пустят на варежки.

Как же стыдно! Хотя...

Он же мне зубы заговаривает! Опять!

– Мы отвлеклись от темы, – фыркнула я, проглотив смущение. – Нельзя забирать детей у их родителей.

Игорь покачал головой.

– Слушаю твои варианты. Например, я человек. Моя жена тоже. У нас рождается ребёнок. Тринадцать лет он живёт нормально, а потом – раз, и перекидывается. Становится зверем. Обычно это происходит во сне, так что уж от кого-кого, а от родителей не скроешь. Они в ужасе, в шоке. Парень тоже. Что делать?

Я задумалась.

– Можно поговорить с родителями. Разъяснить им всё.

– Хорошо, допустим. Ты успела добраться до меня раньше, чем я отдал ребёнка в какую-нибудь клинику или приют. Ну или потащил в церковь – бывают и такие родители. Допустим, я даже поверил в твои сказки про оборотней. Дальше-то что? Как я, обычный человек, буду учить своего сына ладить со зверем? Как смогу остановить его, если что-то пойдёт не так?

– Ну... ну...

– Ну?

Я думала. Думала. И снова думала. И опять.

– Не может быть, чтобы не было других вариантов! Выход есть всегда. Нужно просто его найти.

Улыбнувшись, Игорь потрепал меня по волосам.

– Эй!

– Ты же у нас умная. Вот и ищи. А я пока прогуляюсь. Идёт?

Козёл.

Фыркнув, я скрестила руки на груди.

– И куда же? Не поздновато ли?

– В самый раз.

С этими словами Игорь... вернулся в дом. А буквально через пару минут на крыльцо вышел волк. Большой, чёрный, с ярко-янтарными глазами. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга – он явно рисовался, давал собой полюбоваться. Потом подошёл ближе, обнюхал, вильнул хвостом.

– Что, снова хочешь поиграть в ту игру? – ухмыльнулась я, опускаясь на корточки. Страха не было вообще. Абсолютно. – Так, ну и где у собачки глазки?..

Зарычав, волк подобру-поздорову убрался в темноту.

Ещё секунду назад ночную тишину нарушал лишь стрёкот цикад да журчание небольшой речушки неподалёку. Но вот затрещали ветки, и на поляне рядом с дольменом появился медведь. Огромный, бурый, с уже начавшей седеть мордой – глава своей семьи.

Оглядевшись, глубже втянул прохладный ночной воздух – никого. На всякий случай даже обошёл вокруг дольмена – нет, сегодня к месту встречи, куда они бегали ещё мальчишками, пришёл только он.

Зря потраченное время? Вернуться, пока жена не проснулась? А то ж, если узнает – не уймётся. Или нужно просто подождать? Как обычно, до полуночи.

Помедлив, медведь всё же улёгся возле покрытых мхом валунов. Ещё его бабка говорила – не просто камни это. И не на простом месте стоят. Мол, залезешь внутрь и, если повезёт, можно своего зверя услышать. Даже поговорить с ним. Или свихнуться – если не выдержишь. Чего не выдержишь? Что такого в этих глыбах? Ну стоят себе в лесу и стоят. Бабка пыталась объяснить, мол, через эти камни энергия земли течёт, но внук только отмахивался. Брехня всё это. Сказки детские. Правда, Даша и впрямь однажды чего-то там почувствовала, даже просто стоя рядом. Но она тогда уже беременна была – а им всё что угодно пригрезиться может.

"Явился, не запылился!"

На поляну вышел волк. Чёрный, с ярко горящими жёлтыми глазами. Увидев медведя, подошёл ближе и лёг по другую сторону дольмена. Оба зверя затихли, сосредоточились, одновременно расслабляясь. Минута, другая – и с земли встают уже двое мужчин. Высокие, широкоплечие. Только один большой и мощный, как медведь, другой – по-волчьи поджарый.

– Я уж думал, не придёшь, – усмехнулся Ярослав, отряхивая запылившуюся бороду.

– То же самое, – вернул усмешку Белозерский. – Часа два тут ошиваюсь. И жду. Поймёшь-не поймёшь. Вспомнишь-не вспомнишь. Дашка отпустила? Или в самоволку?

Буров покачал головой.

– Мои все спят, так что хорош трепаться. По-быстрому. Чего надо?

Игорь снова усмехнулся. Он прекрасно понимал, что всё раздражение – не более чем маска. Кого-нибудь другого такие фокусы, может, и могли бы одурачить. Но только не Белозерского – уж кто-кто, а он друга знал очень хорошо.

– Твои связи с новой "Сигмой". Это всё, что мне нужно. И Димкина смерть будет не напрасной.

Ярослав хмыкнул.

– Нет у меня никаких связей. Нас тогда расформировали, а кто пришёл вместо – пёс их знает.

– Давай не будем делать из меня идиота, лады? – Усмешка осталась, но взгляд карих глаз похолодел. – Я знаю, что ты пытался отомстить. Их руками. Найти лаборатории и перерезать местных докторов к чертям собачьим.

– Ага! – процедил Буров, мгновенно вскипая. – И твой Вавилов – первый на очереди! Он всю эту кашу заварил!

Игорь покривился.

– Я же тебе говорил... – начал было он, но друг не позволил.

– Один Вавилов создал эти лаборатории, другой в них работал. – Зелёные глаза потемнели. – Там сгинул мой товарищ. Мой подчинённый. И его не просто убили. Из него сделали...

– Я знаю. – Теперь перебил Белозерский. Усмешка исчезла без следа, голос вспарывал ночную тишину. – Слишком хорошо. Поэтому и приехал сюда. Чтобы эти ублюдки больше никого не покалечили. Ты тоже хочешь этого? Так помоги мне.

Ярослав чуть не зарычал.

– Ты породнился с ними! С "этими ублюдками"! Женился на школьнице, чтобы...

– ...чтобы приблизиться к цели. Ещё на шаг. – Взгляды пересеклись. – Думаешь, я поверю, что ты забыл? Смирился? Потому-то Дашка и бесится – знает, что это не так. Мы все прекрасно знаем.

Несколько минут Ярослав сжимал кулаки, тяжело глядя на друга. Игорь молчал. Но взгляд не отводил.

– И что ты собираешься делать? – спросил Буров. Смотрел он всё также мрачно, но говорил уже спокойнее. – Отправить новичков в лаборатории? Пацанов?

– Это они-то пацаны? – Хмыкнув, Белозерский покачал головой. – Видал я, как они действуют, "пацаны" твои. Вам, старичкам, фору дадут только так. Это во-первых. А во-вторых, ты воевал со следствием. Я собираюсь разобраться с причиной.

– Убрать Одинцовых? Губа не дура. Потянешь? Они связи годами копили. А ты – выскочка без роду и племени. Вавиловы не в счёт – эти сами ушли. Или думаешь, подружишься с "Сигмой" – и всё? Думаешь, их будет достаточно?

Игорь снова усмехнулся.

– Спасибо за поддержку, дружище. Ты всегда в меня верил. А если серьёзно – я всё это время тоже не балду пинал. Не "Сигма", так "Альфа". Не "Альфа", так других букв полно.

– Дурья башка, – покачал головой Буров. – В петлю же лезешь. И нечего скалиться – сам всё знаешь ведь.

Игорь продолжал усмехаться.

– Мне обратной дороги нет. – Взгляд оставался неподвижен. – Или я Одинцовых, или они меня.

Ярослав снова замолчал. Смотрел на друга, надеясь отыскать в карих глазах хоть тень сомнения. Тщетно.

"Эх, Волк. Погубишь ведь себя..."

– Хрен с тобой. – Махнул рукой. – С дураками всё равно не спорят. А ты – дурак. Конченый.

– Знаю, Ржавый. Ну так?

– Ладно. Будет тебе "Сигма". Но учти, не сумеешь договориться – вмешиваться не стану. Хоть расстреляют тебя.

– Замётано.

– Хорошо. Командир у них – тварь та ещё...

Всё-таки, юг – это здорово. Всё совсем другое, непривычное, необычное. Природа, дома, люди. И температура. Здесь-то март, как и положено, был весенним месяцем, а не продолжением зимы. А в этом году, по словам Игоря, так вообще летним.

Дражайший супруг мои вещи действительно взял. Всё то, что было в комнате на Крестовском, то есть, все зимние вещи – другие по-прежнему лежали дома. Футболка (с расчётом носить под кофту) была всего одна – та, в которой я приехала. И, собственно, ходила всё это время. В конце концов, мне уже было противно и стыдно её надевать – запах. Пришлось обращаться к Игорю – просить какую-нибудь его футболку-рубашку.

– Только если больше ничего не будет, – ухмыльнулся этот гад, окидывая меня оценивающим взглядом.

И – величайшее достижение всех времён и народов! – Анечка не покраснела! Ну так, слегка разве что. И смутилась совсем немного. Она наконец-то начала привыкать к пошлости! Ура-ура-ура! Фанфары!

– Тогда ты наденешь платье, – фыркнула я, жутко гордая собой.

Игорь продолжал ухмыляться.

– Не ношу.

– Что поделаешь. Придётся покупать. – Я тоже усмехнулась. Вредно-вредно. – Думаю, тебе пойдёт кремовое. Пышное такое. С кружевами. И стразами. – Вернула ему оценивающий взгляд. – Да, это однозначно твой стиль.

Супруг покачал головой.

– Ну ладно-ладно, язвочка. Пошли-ка.

– Куда?

– Покупать.

Вначале я по наивности думала, что он пошутил. Угу, как же! В Волконке магазин одежды всего один, но футболки там были. А мне, собственно, больше ничего и не надо. Но не-ет, кое-кому не успокоиться! Кое-кто повёз меня обратно в Лазаревское! Купили и футболок, и юбок, и всяких кофточек – на несколько человек хватит. Я говорила, что мне столько не надо, что дома летних вещей полно, и вообще, зачем выкидывать деньги на ветер. Игорь только отмахивался, приказывал выбирать и грозился, что иначе выберет сам. Прикинув, что именно он может выбрать, и сколько машин возле меня остановится, если в таком виде выйти ночью на трассу, я подчинилась.

Но и этого Игорю было мало. Он искал то платье! Я пыталась отговорить – без толку. Это существо гнусно ухмылялось и заявляло, что не вернётся домой, пока не найдёт. И нашло же! Мы обошли, наверно, всё Лазаревское, и в магазине вечерних платьев – о чудо! Вернее – чудовищно. Господи, кто, ну кто может надеть... такое?! Не кремовое, но нежно-розовое, пышное. С кружевами, со стразами – в общем, всё как я описывала. Правда, длиной ладони на полторы выше колена. И без рукавов, даже без лямок. Но зато с корсетом. И декольте. Ну точно на трассу можно.

От примерки я отбрыкивалась, как могла. Существо, по какой-то непонятной причине имеющее не козлиный, а человеческий облик, настаивало.

– Иначе я помогу, – приобняв за талию, негромко усмехнулся Игорь, глядя мне в глаза. – Пойдём в примерочную вместе. Хочешь?

Анечка начала привыкать к пошлости? Кто сказал такую глупость?

– Не смей! – прошипела я, надеясь, что продавщица не услышит всё это безобразие. – Здесь люди!

Игорь наклонился ниже, к самому уху.

– В кабинке будем только мы.

У-у-у!!!

– Ладно! – позорно завизжала я. – Хорошо! Померяю! Извращенец!

Схватив это чёртово платье, зашла в примерочную. Потом зашла продавщица – помочь застегнуть корсет, благо он был на молнии. Потом я стояла перед зеркалом и смотрела на себя. Девочка-нимфеточка. Ещё чулки в сеточку, каблук повыше, накладные ресницы-опахала и чупа-чупс – Гумберт бы слюной изошёл. Как и, наверно любой мужчина.

Хм. А если... Нет, я так не смогу. Может, мама смогла бы. Но не я. Впрочем... а что такого? Смущаться уже поднадоело. Муж ведь? Муж. Хотел, чтобы я это надела? Так пусть получает! Осталось набраться храбрости...

– Однозначно твой стиль, – с довольной ухмылкой протянул Игорь, когда я вышла из примерочной.

Тут же захотелось прыгнуть обратно и задёрнуть шторку. Но я сдержалась. Нет уж, милый. Нет. Хватит. Главное, чтобы больше покупателей не было. И не замечать продавщицу. Мы вдвоём. Больше никого.

– Да? – Я заставила себя улыбнуться. – Тебе нравится?

Снова оценивающий взгляд.

Давай-давай. Смотри.

– Хороша.

Глаза-то загорелись. Или я просто раньше не замечала?

Внутри боролись два истовых желания. С одной стороны, хотелось спрятаться, быстренько переодеться и забыть об этом дурацком платье, как о страшном сне. А с другой... Словно какой-то внутренний голос шептал: "Что, нравится? А, волк? Хотел – получи! Ты у меня с ума сойдёшь! Выть будешь! Руки лизать! На другую даже не посмотришь!"

Плюнув на всё, я поддалась. Да, потом всё равно буду вспоминать и краснеть. Ну и ладно. Плевать! Отпустить поводок. Хоть раз в жизни!

Кроме одежды, в магазине продавалась ещё и обувь – в основном, туфли. Я подошла к полкам. Хочу чёрные. Лаковые. На шпильке. Такие нашлись в самом низу, в полуметре от пола. Ещё лучше. В ином случае, даже будучи в джинсах или брюках, я бы непременно присела. Но сейчас...

Обернулась. Игорь наблюдал.

"Смотри-смотри, муженёк"

Не спеша нагнулась. Секунд десять разглядывала туфли. Взяла, также неспешно выпрямилась. Надела, прошлась туда-сюда.

Взгляд чувствовался всем телом.

– Так лучше, правда же? – вкрадчиво поинтересовалась я, подходя к Игорю.

– Не то слово.

Вроде, его обычная усмешка. Но взгляд...

"Так тебе и надо волк. Нравится, да? Нравится?"

Руки было легли на талию, но чёрта с два.

– Фу, – разыграла каприз я, отходя на пару шагов. – Дурацкие туфли. Хочу другие.

– Тебе помочь?

Встав рядом, Игорь опустился на корточки, ладонь тут же легла мне на колено. Я снова отошла.

– Сама справлюсь. Жди.

Посмотрела на него, очень насмешливо. Глаза сверкают. Что такое, милый? Начинаешь злиться? То ли ещё будет!

Чувствовала я себя просто восхитительно. Окрылённая этим мстительно-шальным восторгом, я померила ещё несколько платьев. Тоже коротких, без рукавов и с глубоким декольте. И с молнией сзади. Только на этот раз помогала мне уже не продавщица.

– Ты здесь не за этим, – усмехнулась я, чувствуя руки на талии и губы на плече.

– А зачем?

Ладонь скользнула по голой спине.

Так. Вот это уже хуже...

– Молнию застегнуть.

– Успеется.

Губы на шее. Я шагнула вперёд – Игорь следом. Больше отходить было некуда – кабинка кончилась. В итоге, он прижимал меня к зеркалу. Плотно. Очень.

– Эй! Ты что творишь? Мы в магазине!

Усмешка на ухо.

– Теперь ты об этом вспомнила?

Ладони на спине, боках. Горячие. Или это мне вдруг стало жарко?..

– Ты... ты сам виноват!

– Ты тоже. – Губы снова на шее. Ох... – Нечего меня дразнить.

Я хотела ответить – и не могла. Просто стояла и... позволяла. Игорь пользовался. Гладил. Целовал. Шею, плечи, спину.

Во мне будто бы что-то было. Снова она. Волчица. Спит. А теперь будто бы шевельнулась во сне. Будто бы почувствовала присутствие. Другого. Его. Это будоражило. Будило. Пьянило.

Повернулась к нему. Обняла. Дурацкая тряпка, прочь её. Губы. Целовать, целовать, целовать! Просить. Сейчас! Сделай! До конца. Пожалуйста...

– Аня.

Оторвался. Голос тихий, хриплый. Нет, нет, ещё... Ты же хочешь. Я чувствую. И он. Твой волк. Её. Она спит. Разбуди... умоляю...

– Ань. Ты меня слышишь? Не надо. Не сейчас. Это должно произойти само. Не так резко. Аня.

Отстранившись, Игорь поднял платье. Колени задрожали, я чуть не упала. Он обнял, начал гладить по голове. Успокаивал. Я тоже обняла, уткнулась лицом в плечо. Расплакалась. Не от обиды, не от злости, не от боли. Нет. Просто... На эти несколько минут я будто бы раскрыла... Душу? Не знаю. Не совсем. Что-то очень... личное, что ли. Сокровенное. Что до этого видела и чувствовала только я одна и больше никто. Даже мама с папой. Даже Макс. А Игорь... Он не только увидел. Он... почувствовал? Коснулся? Проник? В то самое, только моё. Не полностью, слава богу. Не целиком. Ох, если бы целиком, это бы меня морально убило!

Волчица всё ещё спит. И слава богу. Игорь её как бы погладил, но не разбудил. Она поворочалась и снова затихла. На время. Сон становится всё менее и менее глубоким – я чувствую. Ох-ох-ох, что же будет...

Потом мы поехали домой. Виктор Васильевич, правда, тоже там был, но мы сразу ушли в нашу комнату, поэтому обошлось без скандала. Я тут же легла. Игорь тоже, обнял.

– Если опять её почувствуешь – говори. Обязательно.

– Нет, она спит... – Я прижалась крепче. Такая... уязвимость. Беззащитность. – Не уходи...

Одиночества я бы сейчас не вынесла.

Мы просто лежали. Молча. Игорь гладил меня по волосам, а я... я будто бы... чувствовала его. То, что он сейчас испытывает. О чём-то думает. Какая-то тревога, беспокойство. Озабоченность. Какая-то тяжесть. Привычная. Постоянная. Мрачная. Он будто бы живёт с ней очень-очень давно. Печаль. Тоска. Боль.

– Прости... – Снова слёзы. – Я... если бы я знала... я бы так не поступила... я не хотела...

– Успокойся. – Голос спокойный, твёрдый. Но это же маска... – Всё нормально. Главное, что мы вовремя остановились.

– Ты... но тебе же плохо... я чувствую... прости, прости...

Я разрыдалась.

– Аня. – Игорь поднял моё лицо за подбородок. – Со мной всё хорошо, слышишь? Как ты себя чувствуешь?

– Нет!.. – Хотелось выть. – Пожалуйста, не обманывай меня!.. Что с тобой? Тебя что-то гложет, да? Что-то мучает. Это из-за меня?

Во взгляде появилось удивление.

– С чего ты взяла?

– Не знаю. – Я обняла крепче. – Просто... почувствовала, что ли. Это не так? Ошибка?

Игорь покачал головой.

– Давай не будем. Тебе нужно успокоиться и отдохнуть.

– Нет. – Я заглянула в глаза. – Прошу тебя. Расскажи. Я не смогу успокоиться. Пожалуйста.

Он молчал. Достал из кармана сигареты. Хмыкнул. Убрал.

– Лёху вспомнил. – Стеклянный взгляд в потолок. – Уж не знаю, почему.

– Из-за Виктора Васильевича?

– Да пёс его знает. Может. У него все разговоры про это.

– Про Лёшу?

Хмыкнул.

– Про то, какой из меня хреновый старший брат. Не уберёг, позволил стать монстром. А теперь ещё и не могу вылечить. Ублюдок, короче.

Боль, сколько же боли... Он тоже так считает. Верит в это.

Я приподнялась на локтях.

– Разве ты виноват? – Желание утешить, успокоить эту боль. Чтобы не страдал, не мучился. Сильнейшее. Просто захлестнуло. – Разве это был не его выбор?

Взгляд по-прежнему стеклянный.

– Сложно сказать. Лёха постоянно на меня ровнялся. Мелкими были – всегда вместе. И батя вечно твердил одно и то же. Он сам был старшим, вот и мне мозг полоскал. Следи, оберегай, защищай.

– Так что произошло? Почему?

Вздохнул. Молча. Нет, больше настаивать не стану – слишком уж много боли. Как ядовитая игла в сердце, в душе. А тут ещё глупая Аня со своими порывами...

– Я говорил, всегда вместе были. – Поднялся, снова достал сигареты. Подошёл к окну, открыл. Закурил. – Потом я перекидываться начал. Родители голову ломали, как быть, а Лёха говорил, что тоже так хочет. – Вымученная усмешка. – Потом меня в Питер забрали. Дед твой. Часто домой возвращаться не получалось. Батя тоже не мог Лёху возить – дорого и долго. Виделись редко. Скучали. Как приеду – радости полные штаны. Каждый раз просил перекинуться. И его научить. А я б и хотел, да как тут научишь? Короче, жили так. Лет десять наверно. Плюс-минус.

Докурив, взял другую сигарету.

– Я вкалывал, деньги появились. Хотел своих в Питер перетащить – батя с мамой отказались. А Лёха-то впереди поезда бежал. Ему эта деревня хуже горькой редьки была уже. Приехал. Обжился. И всё грезил, как бы оборотнем стать. С обычными девицами не встречался – ему волчицу подавай. Подцепил одну. Вся из себя чистокровная в десятом колене. Дрянь та ещё. А Лёха с неё пылинки сдувал, идиот. Влюбился типа. По пьяни сделали Машку. Эта сука хотела аборт делать, он уговорил рожать. Жениться хотел. А она родила и свалила. Мол, полукровки ей не нужны, а он вообще вошь поганая. Убивался, придурок. Долго. Я пытался его отвлечь, да где там. А потом на ребят Одинцова наткнулся. Ну или они на него, хрен знает. Там как раз одна программа была. Якобы помощи. Её Мишка основал – хотел изучать оборотней, чтобы людям помогать. Болезни лечить и всё такое. Все подопытные – сугубо добровольцы. Это ж Миша. Он часть своих зелий вообще на себе испытывал. У Одинцова свои планы были. Тогда ещё Леонид был, отец нынешнего. Он твоему батюшке поддакивал, спонсировал. Да, мол, давай. Изменим мир к лучшему. Мишка летал как на крыльях. Верил. Искренне.

Третью.

– Доизучался до того, что нашёл возможность какой-то там манипуляции с какими-то генами. Или клетками, не помню уже. Мол, для оборотней они очень важные, но их можно менять. Вплоть до того, что вообще зверя заблокировать. Или усилить. А если людям пересадить или там перелить, можно любую болезнь вылечить. Хоть рак, хоть паралич. Панацея, короче. Ну, так поначалу думали. А потом побочные эффекты полезли. Несколько человек умерло, но это ещё полбеды. Двое сумели перекинуться. Один почти полностью, второй – наполовину. На изнанку его вывернуло. Первому тоже не поздоровилось. Перекинуться-то перекинулся, но сразу диким стал. Это оборотни, которых перемкнуло. Крышу снесло. И обратно уже никак. Был скандал. Еле замяли. Мишка убивался, сказал, что больше этим заниматься не может. Одинцов его пытался уговорить – не вышло. Программку закрыли. Ну, мы все так думали. А этот ублюдок не унялся. Нанял каких-то своих учёных, они продолжили Мишкины разработки. И плевать уже, сколько народу пострадает. Что людей, что оборотней. Только им добровольцы нужны были. Вот Лёха и вызвался. Хотя знал же. Всё знал, я всё ему рассказывал. Так хрен! Одержим был. Оборотнем стать. И стал, мать его.

Четвёртую.

– Мне наврал, что к родителям поехал. Я, как дурак, поверил. Хорошо мать через три дня позвонила, мол, как вы там. Она и сказала, что Лёха не приезжал. Мы с твоим отцом весь Питер облазили. Искали, искали. Я всех его знакомых обзвонил, даже этой сучке его. Нету. Потом сам нас нашёл. Не знаю, как вырвался. Ночью. Возвращался домой – слышу, воет кто-то в подворотне. И сразу чувство такое... родное. И жуть. Подошёл. Псина какая-то. Взъерошенная, облезлая, в крови. Скулит. Подполз, руки лижет. А глаза Лёхины.

Замолчал.

Всё это время я слушала, затаив дыхание и не смея перебивать. Каждое слово, каждое его слово было пропитано тоской и едкой болью. Чудовищная помесь из чего-то светлого и тёплого, сильнейшего чувства вины, сдавленной ярости и чёрной подсердечной злобы.

Встав, я подошла к Игорю. Обняла, прижалась. Так хотелось его пожалеть, утешить, освободить от этого груза. Ну или хотя бы сделать его не таким тяжёлым и мучительным. Снова слёзы.

– Всё будет хорошо, – дрожащим голосом выдавила я, не в силах придумать ничего лучше.

Несколько секунд Игорь молчал, продолжая смотреть в окно стеклянным взглядом. Потом будто встряхнулся, посмотрел на меня.

– Конечно будет. – Улыбнулся, провёл ладонью по щеке, вытирая слёзы. – Как же иначе. Слушай, может, вернёмся за тем платьем?

Я хотела фыркнуть и закатить глаза, но вместо этого тоже получилась улыбка.

Всё обязательно будет хорошо.

Ночь. Лес. Небо. Луна.

Снова этот зов.

Ближе. Близко. Так близко, что хочется...

И всё. Вдруг снова тишина.

Нет! Не смей!

Беспокойство осталось. Томит.

Бежать, бежать, бежать!

Догнать! Найти!

Но тьма слишком густая.

Пустота.

Только лес и луна.

Беспомощность.

И далёкий зов на самой границе сознания и слуха.