Текст книги "Сирень (СИ)"
Автор книги: Татьяна Наганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
– Помнишь те артефакты, которые с нас Гефест требовал? – подал голос Илья, нырнув под соседнюю кровать до пояса, – в общем, не артефакты это были, а нечто вроде куриных яиц. Из них эта орава вылупилась, а теперь сидеть смирно в горшках не хочет!
– Дурдом... – я потёр лоб ладонью, спустил ноги на холодный пол, – чего в Зоне только не бывает…
Артёмка подсел ко мне ближе, обнял за талию, и потёрся носом о плечо, как ласковый котёнок.
– Я так рад, что ты очнулся! Я думал!.. Я думал ты!.. – мальчишка замолчал. Уголки его губ опустились вниз, а на покрасневших глазах снова начала скапливаться влага.
– Ну чего ты, малыш? – я успокаивающе потрепал его по непривычно белым волосам, – я жив, и теперь всё хорошо! Поправлюсь, и отведу тебя на Большую Землю домой...
– Не надо, – непринужденно ответил мой клиент, взглянув мне в глаза, – я хочу остаться здесь, с вами. На Большой Земле мне делать нечего. И Гопу я не смогу с собой забрать.
– Артём, посмотри на себя, – я немного отодвинул мальчишку от себя, – ты весь седой! Зона тебе основательно потрепала, и на этом в покое не оставит. Она тебя сжуёт до конца, а я буду винить себя за это по гроб жизни. Ты еще мал, у тебя вся жизнь впереди! Ты сможешь найти себе место за Периметром! А о Гопе, обещаю, я позабочусь...
– Я знаю, что это опасно и страшно. Уже понял, – спокойствие в голосе паренька поражала, – только я уже всё для себя решил. Мне с вами точно будет лучше, чем с кем-либо на Большой Земле. Тем более, кроме меня, за вами обоими присмотреть некому. А с Большой Земли я этого не сделаю.
– То есть, это ты будешь за нами присматривать, а не мы за тобой?! – расхохотался где-то в подкроватном царстве Илья, и ойкнул, ударившись головой о железные крепления, судя по глухому стуку.
– Тёмка... – я помялся, думая, как правильно подбирать слова, – на счёт... твоего отца...
– А что насчёт него? – он непонимающе похлопал ресницам, – мама не врала, Гефест и правда убил его. А сейчас мёртв и Гефест. Думаю, мой отец может покоиться с миром.
Вот так значит, Артём решил для себя? Что его настоящий отец умер три года назад, а теперь погиб его убийца. С одной стороны нелегко это слышать от хилого пацанёнка, что принял для себя такую тяжёлую сторону, но с другой же, так проще. Поделить одного человека на двух. Я не знал, как говорить о Гефесте с Артёмом, чтобы не ранить мальчишку еще больше. Но Артём оказался куда твёрже, чем я думал. Зона его сначала поломала, а потом насильно всадила внутрь железный штырь. Лишь бы и его не согнула. Возможно, я сильно недооцениваю Артёма. Ошибался же я в людях, и не один раз. Возможно... из него выйдет неплохой наёмник. Надо только направить его в нужное русло.
Мальчишка вдруг вздрогнул, ахнул и зарылся по карманам.
– Блин! Я в рюкзаке твой гонорар оставил! Отдам, когда поправишься тогда, ладно?Правда… со всеми издержками, я теперь не знаю, хватит ли?
– Какие деньги, о чём ты?! – я коротко хохотнул, – я буду совсем мерзкой свиньёй, если возьму с тебя хоть копейку, после всего пережитого! И тем более... тебе надо будет купить хорошую броню и оружие, если планируешь остаться в Зоне.
Мои слова заставили мальчишку радостно, почти так же наивно, как и всегда, просиять. Всё-таки передо мной сидел тот же привычный Артёмка: обманчиво слабый на вид, эмоциональный и живой.
– И я смогу отправиться с тобой в твою группировку, да?!
– Если захочешь, – я хотел аккуратно схватить надоевший уже скакать по моей постели куст, но тот вдруг подпрыгнул, громко чирикнув как воробей, чем довел нашего кота до сердечного приступа. Гопа заметался по кровати вдоль стены, смял всё одеяло, проскакал по Бергамоту, и пулей улетел к двери, чуть не снеся её с петель.
– Гопа! – Артёмка вскочил с кровати, взял в ладошки прыгающий по моему оголённому пузу, благодаря тупому коту, мурчащий кустик, и побежал следом за своим питомцем, уговаривая его, что этих малышей не надо бояться. Братья и сёстры унесённого ростка, если у них, конечно, есть разделение по полу, мурлыкая в унисон, протопали мимо копошащегося на полу Ильи в коридор. Скатертью дорога, нелепости ходячие!
– Шустрые травинки! – анархист, наконец, выбрался из-под кровати и бухнулся рядом со мной, вытерев руки о штанину. – Вот представь! Подрастут они, и Топи наполнятся новым видом живности! Прекрасным и необычным!
– По Болотам будут бегать орущие кусты. О да, это очень прекрасно, – я хмыкнул, закатив глаза. И так мутантов в Зоне полно, но нет, появляются всякие новые, неизвестные и опасные твари! Хотя, «Сирень», вроде, не такая уж опасная, если её не трогать...
– Илья… – я неуверенно кашлянул в кулак, – а ты?.. пойдёшь вместе с нами в Мёртвый Город? В Синдикат, стать наёмником? Я пойму, если ты откажешь, но ты… обещал быть рядом со мной… Всё же, если ты…
Воздух застрял глубоко в глотке, когда прохладная рука анархиста аккуратно взяла меня за подбородок и не настойчиво повернула голову, вынуждая взглянуть в изумрудные ясные глаза, полные доброты.
– Куда же я без тебя? – с весёлой усмешкой сказал Илья, прежде чем наклонится ко мне и поцеловать в губы. Вполне себе исчерпывающий ответ!
====== Эпилог ======
– Ну что ж, Шаман, – оторвавшись от изучения бумаг в новых личных делах, Север неотрывно смотрел на меня, вытянувшегося по стойке смирно перед его столом. Прекрасно видел, как я стараюсь сжимать рукав куртки незаметно для него, как дрожат мои поджатые губы, а в глазах блестит искренний страх, – мальчишка, конечно, слабоват, но это ничего. Пара месяцев тренировок, и он нагонит нормативы. В целом, он показал себя хорошо, к нему вопросов нет. Ты мне о другом расскажи. Ты уверен в своих рекомендациях насчёт Бергамота? Как ты понимаешь, ребята провели некоторые изыскания, и ты сам до недавнего времени отзывался об этом человеке, мягко говоря, негативно.
– Человеку свойственно меняться, – негромко ответил я, – Бергамот это мне доказал. Он хороший боец, хитрый, ловкий, умный. Чего не могу сказать о Грызуне... Но его я буду гонять, и драть за оплошности как Сидорову козу. Воспитаю из него и Артёма нормальных наёмников. Уверен, Бергамот мне поможет в этом.
После моих слов в просторном кабинете воцарилась звенящая тишина. Глава бросил в мою сторону ещё один долгий испытующий взгляд, от которого у любого засосёт под ложечкой. Чужой вздох и три громких щелчка печати отдались болезненными ощущениями в районе недавно зажившей раны. Приняты. Сознание отказывалось усваивать одно простое слово. Приняты! Так просто и бесхитростно. Я еле сдерживал себя, чтобы не улыбнуться, но спустя мгновения моё расположение духа поумерил сам Север.
– С завтрашнего дня вы вчетвером формируете единую группу. Командир – ты. Что касается Бергамота... Даю ему испытательный срок в три месяца. – Тяжело поднявшись, он прошествовал через весь кабинет к облупившемуся советскому напольному сейфу и убрал документы к остальным. – Твоя задача, проследить, чтобы он доказал нам всем то, что смог доказать тебе. Но если будут хоть малейшие подозрения, ты сам понимаешь последствия. Если нет вопросов, то свободен.
– Спасибо, – скрыв довольную улыбку, я кивнул Северу и спешно направился к двери его кабинет, – до свидания!
Только я вышел в коридор, плотнее закрыв за собой дверь, сорвался с места по лестнице вниз. Спешил скорее добраться до своих и рассказать им вполне оптимистичные новости. Обучение для пацанов будет сложным, как-никак они в Синдикат наёмников вступили, а не в какую-то развесёлую безбашенную «Свободу»! Что до нашего бывшего свободовца, на счёт него я спокоен. Еще одна короткая проверка его способностей и, он может ходить со мной на боевые задания, доказывать свою верность Северу.
Толкнув плечом дверь подъезда, я вошел в тонкие сумерки, с запахом дыма, с примесью аромата жаренного мяса. Моя, теперь, официальная группа сидела во дворе у костра, в компании еще семерых моих соклановцев. От них донёсся дружный безудержный хохот, чем вызвал у самого меня улыбку. Ребята вливаются в нашу большую боевую семью.
Сунув руки в карманы куртки, я расслабленно направился к ним.
– Погодите, погодите, дальше лучше! – сквозь смех я отчётливо слышал голос Бергамота. Он снова был в своей среде: снова душа компании, снова актёр всех ролей, снова главный заводила и баечник у костра. Он подкинул в огонь пару сломанных веток и, оглядев своих слушателей, продолжил, – в общем, этот долговец мне такой: ты чего, мол тут делаешь? Ты кто вообще? А я чую – от того Баром за километр несёт и отвечаю так, неловко, насколько смелости хватило… Белочка я, мол! Осмотреться осмотрелась, а теперь обживаться собралась!
Небольшая компания в синих комбинезонах взорвалась смехом, и только Грызун, недоверчиво причмокнув, поморщил нос и мотнул головой:
– Брешешь ты всё, – вякнул он, наперекор смеху, – не бывает так.
Только Бергамот его претензий и не слушал. Его делом было историю рассказать, а правда рассказ или вымысел – Зона и слушатели сами рассудят. Внимание бывшего свободовца полностью переключилось на меня, подошедшего к костру и теперь наблюдавшего за ситуацией с расстояния остальных участников. В глазах товарища читался немой вопрос и робкая надежда на хорошие новости. Оно и не удивительно.
– А ты припозднился, Шаман, – Илья подвинулся и приглашающе похлопал ладонью по обтёсанному бревну, приспособленному на манер скамейки, – так всё самое интересное пропустишь.
– Я эту историю сто раз слышал, – скучающе протянул я, пройдя между деревянными ящиками, занятыми двумя молодыми соклановцами, которых я совсем не знал, – но ты продолжай, мешать не буду.
Я уселся рядом с Ильёй, оставив его по левую руку, и повернувшись к Артёмке справа. Малыш сидел в обнимку с дремлющим у него на коленях Гопой, и смотрел на меня полными беспокойного ожидания глазами. Поймал на себе и озабоченный взгляд Химы, что сидела на раскладном стульчике, предоставленной ей Грызуном. Мы упорно игнорировали друг друга с самого моего возвращения в сознание. В доме Доктора старались не оставаться наедине в одной комнате, а вернувшись в Город, держались на расстоянии. Она злилась на меня после той сцены у дерева, я же не простил ей предательства, и, думаю, никогда не прощу, хоть небеса разверзнутся.
– Ну что, новобранец? – тихо с улыбкой спросил я Артёмку, – готов завтра грызть гранит... э-э-э... наёмничества?
Паренёк с улыбкой закивал, покрепче обняв своего драгоценного кота. Боюсь предполагать, осознавал ли он, что его ждёт, но встречать завтрашний день он был готов со всей своей уверенностью и почти детским оптимизмом. О, Зона, позволь ты ему сохранить за собой эту беззаботность!
– А как остальные? Их тоже приняли? Даже Грызуна? – шепнул он мне в ответ, бросив недоверчивый взгляд на заносчивого новичка.
– Грызуна, к сожалению, тоже взяли, – ответил я чуть громче, когда Илья по требованию слушателей продолжил свой рассказ, – ему я буду предъявлять более жёсткие требования. Ибо не хер про себя невесть что трепать. Боец с химерами, мать его...
Я слегка согнул спину, потёр ладони, протянул их ближе к костру. Боковым зрением заметил, как Хима лениво поднялась со стульчика и, плавно вихляя задом, направилась в нашу сторону, огибая костёр. Хотела послушать наш разговор с Артёмкой, зараза любопытная. Наша группа её уже не касается, а она продолжает липнуть к моим пацанам. Если не перестанет, я буду вынужден пригрозить ей рассказать о её «подвиге» Северу. Он-то не посмотрит, что она девка...
– Что до Бергамота, – я кивнул на болтающего Илью, – начальник не проникся к нему уважением. Дал испытательный срок три месяца. И если рыжий за это время ничего не накосячит, войдёт в наши ряды уже официально.
– Расскажешь ему? – Тёмка просиял. Если бы я не загораживал собой обзор, он бы непременно потянулся к анархисту – донести радостную весть самостоятельно.
– Эй, Шаман, – меня окликнули со спины, и прежде, чем я успел обернуться на певучий женский голос, мне на колени с тихим звоном струн была водружена гитара. Наёмница обняла меня сзади за плечи и на ухо прошептала фразу, – спой, наконец, а? Неужели кусты, по-твоему, более благодарные зрители?
Скрипнув от раздражения зубами, я снял с себя руки наёмницы и, еле вытянув на лице кислую улыбку, спросил у девушки:
– Ну и что тебе конкретно спеть, милая моя?
Если бы не упоминание Химы о кусте, перед которым мы с Бергамотом устроили песни и пляски, я бы от души послал наглую девку ко всем её древним предкам. А так, Хима может напакостить мне, и выложить видеозапись в сталкерскую сеть.
Илья сбился на своём рассказе, дойдя до момента, когда он скакал по крыше от разъяренного пьяного долговца, успевая при этом швырять в того обломки кирпичей. Уверен, бывшего свободовца не столько заинтересовала просьба наёмницы, сколько покоробило моё обращение к ней.
– Что-нибудь. На твой вкус! – лукаво улыбнувшись, девушка кокетливо опустилась на своё место. Не сводила она своего кошачьего взгляда, пока я настраивал побитый жизнью в Зоне инструмент и вспоминал какие-то простецкие аккорды. Не зря, ох, не зря её кто-то проницательный Химерой обозвал. Опасная, хитрая, дура к тому же...
– Ну, сама попросила, – буркнул я в ответ, нехотя прижимая к грифу режущие пальцы металлические струны. Давно не испытывал этого ощущения. Давно не пел. Так, чтобы просто, от души шло. Но пока мои потуги вспомнить хоть что-то вызывали лишь злорадное хихиканье наёмницы, да терпеливое ожидание других товарищей по оружию. Я сбивался, зажимал не те лады и путался в собственных пальцах, а гитара под моим напором окончательно сползла на колени, положением теперь напоминая гусли. Гопа проснулся от моих музыкальных потуг и, проворчав что-то неразборчивое, поспешил уйти от костра куда-нибудь, где будет потише. Или музыкант попрофессиональней. И только Тёмка, оставшись без тёплого комка шерсти, не сводя полных предвкушения глаз, ожидал. И вот как подвести такого, как он? От одного взгляда на него озарение пришло как-то само собой. Бодро вскинув гитару поудобней, я чисто и непринуждённо огласил округу не самым академическим, но точно вдохновлённым пением.
– А не спеть ли мне песню о-о-о любви?! А не выдумать ли новый жанр? Попопсовей мотив и-и-и стихи! И всю жизнь получать гонорар...
Есть такие песни, которые заседают в памяти настолько глубоко, что даже в старости, на смертном одре ты без труда сможешь припомнить аккорды и забацать одинокой костлявой леди что-то ностальгичное и тёплое. Что-то из хулиганской простой жизни, когда ещё собирались дворами и, под тенью обшарпанных подъездных козырьков пятиэтажек, орали во всё горло песни до приезда наряда полиции, вызванного кем-то из разбуженных жильцов. Что-то с давно покинутой нами Большой Земли – отдельного, недоступного нам, сталкерам, мира. Песня здесь, в Зоне, как бы ни была исполнена, для каждого значила что-то своё. И этим своим не делились. Какое-то всеобщее строгое неписаное правило. Стоило мне подать признаки умений и серьёзного настроя, наёмники у костра поутихли. Молча, глядя кто куда они внимали строкам. И в глазах каждого светилось что-то своё.
– Мою песню услышат тысячи глаз. Мое фото раскупят сотни рук. Мое солнце мне скажет – это про нас. Посмеется над текстом лучший друг…
Недолгий проигрыш дал мне шанс оторваться от зрителей напротив и боковым зрением осторожно осмотреть тех, кто мне был намного важнее, чьи эмоции меня волновали куда больше. Насторожившийся до того Бергамот, теперь и вовсе спрятал от меня свой взгляд. Сгорбил спину и отвернулся. Как бы я ни изворачивался, с гитарой наперевес, не смог бы разглядеть его лица. И сидел он совершенно недвижимый, как в статую обратился от одного моего голоса. Зато Хима, еле освещаемая тусклыми отблесками костра, почти сияла. Сидя на своём стульчике, она вся вытянулась в направлении костра. С улыбкой на хорошеньком девичьем личике и жгучим блеском в глазах. Ей поют. Да ещё и о любви! Несмотря ни на что, она всё ещё имеет власть, ещё имеет рычаги давления. А значит, может быть, всё образуется? Может, со временем забудется вся дрянь и будет всё как прежде? Неподдельная заинтересованность заставила меня тихо усмехнуться, и открыто подмигнуть наёмнице.
– А не спеть ли мне песню о любви? Только что-то струна порвалась. Да сломалось перо – ты прости. Может, в следующий раз, а сейчас пора спать.
Ещё не сошло со слушателей это мечтательное, близкое к трансу состояние. Последний аккорд угасающим эхом ещё звучал, отдаваясь в корпусе гитары, когда девушка поднялась со своего укромного места и уверенным шагом направилась ко мне. Ну уж нет, милочка, не для тебя мой голос звучал сегодня! Для другого…
Спустив гитару на землю, я обернулся к Бергамоту. А тот сидел хмурый, потухший, молчаливый. Даже взгляд в сторону отвёл и губы поджал. Эх, горе свободовское!.. Его напряжённый нервный вид заставил меня расплыться в хитрой улыбке. Свободной от гитары рукой схватить его за ворот формы, по-свойски притянуть его к себе. Нахально, бессовестно и тепло поцеловать. И пусть товарищи заходятся хохотом, пусть свирепеет начальство, пусть Артёмка краснеет, сколько ему влезет, пусть хоть вся Зона перевернётся!
– Теперь мы с тобой квиты, – облизнув губы, я с улыбкой на лице протянул гитару замершему в потрясении анархисту, – а ты порадуешь нас сегодня песней, Илюша?
